ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, содержащая несколько слов в частичное оправдание господина Бероиме, а также некоторые другие, не лишенные интереса сведения

Исключая Синдирака Цфардейа и Буко Суса, все остальные участники налета были искренне убеждены, что именно Попф и Анейро пролили кровь Манхема Бероиме.

Это, впрочем, отнюдь не значит, что налет не состоялся бы, если бы этот очаровательный юноша оставался цел и невредим. Еще накануне, во время послеобеденного кейфа в курительной комнате Фригия Бероиме, был предрешен разгром лаборатории доктора Попфа. Господин Цфардейа был достаточно опытен и предусмотрителен, чтобы не присутствовать при разработке плана нападения и даже при решении этого вопроса в принципе. За обеденным столом, где разговор, между прочим, зашел об «эликсире Береники», Цфардейа как бы между делом, но весьма красочно и убедительно развернул перед участниками обеда удручающие перспективы, которые ожидают мясную, молочную и многие другие отрасли торговли, если эликсир пойдет в ход. Убедившись по смятенным лицам своих слушателей, что зерно упало на тучно удобренную почву, он поспешил откланяться, сославшись на неотложный визит. На прощанье он бросил господину Фригию несколько фраз, полных глубокого значения. Это была почти инструкция, но словам была придана такая обтекаемая форма, что она не удержалась бы в цепких пальцах самого дотошного следователя.

Бероиме проводил своего столичного гостя до самой калитки и попросил у него разрешения заглянуть к нему вечерком в гостиницу. Ему хотелось бы кой о чем посоветоваться. Вечером за стаканом вина Фригий Бероиме изложил ему план, родившийся в его курительной комнате.

Предполагалось развернуть самую энергичную агитацию против доктора Попфа и его сатанинского изобретения. Плакаты, изобличающие богопротивную сущность эликсира, должны быть расклеены во всем городе, в том числе обязательно и на доме самого Попфа. Плакаты будут содержать надлежащие цитаты из священного писания. Если доктор Попф попытается (а не может быть, чтобы он не попытался) сорвать эти плакаты со стен и дверей своего дома, то никто не сможет удержать истинных сынов церкви от очень далеко идущего негодования. Возможно, что Попф в состоянии запальчивости позволит себе выкрики, оскорбляющие чувства верующих…

Словом, господин Бероиме не сомневался, что доктор Попф обязательно поддастся на провокацию.

Синдирак Цфардейа не сказал господину Бероиме ни «да» ни «нет», но дал понять, что считает задуманное достаточно богоугодным делом.

Почтенный мясоторговец задержался в гостинице не долго. Он собирался еще раз заглянуть к отцу Франциску и редактору газеты — своему старинному другу и однокашнику. Цфардейа не стал его задерживать и, конечно, ни словом не обмолвился насчет того, что он, со своей стороны, еще утром успел у них побывать. Пускай господин Бероиме останется при убеждении, что именно он — главный и единственный организатор и вдохновитель кампании, которая с завтрашнего дня должна была обрушиться на голову Попфа.

Но Цфардейа понимал, что разгром лаборатории Попфа — это только полдела, даже если ему удастся добыть записи Попфа. Этот неукротимый доктор сможет, в крайнем случае, переехать в другой город, даже в другую страну, и начнет там все сначала. Надо было придумать средство, чтобы совершенно обезопасить акционерное общество «Тормоз» от такой печальной перспективы. Убийство исключалось, хотя история знает немало подобных трагических судеб значительных ученых. Взять хотя бы судьбу знаменитого Дизеля. Однако в данном случае было не только опасно, но и явно нецелесообразно идти по такому пути. Обязательно поднимется газетная шумиха, каждому встречному и поперечному станет известна суть изобретения Попфа. Попробуй после этого запатентуй добытый с таким трудом секрет эликсира!

Так и не придя ни к каким положительным выводам, господин Цфардейа отправился на одну из окраинных улиц Бакбука, чтобы повидаться с неизвестным ему господином Сусом. Эта фамилия и адрес были шифрованной телеграммой сообщены сегодня господином Шамбери в ответ на просьбу прислать человека, способного помочь «во всем». В секретариате «Тормоза» имелся особый работник, ведавший подбором таких помощников. Этот работник и выяснил, что нет необходимости посылать человека в Бакбук, потому что там проживает Буко Сус. Синдирак Цфардейа может распоряжаться полностью этим господином, так как Сусу отлично известно, что «Тормоз» располагает таким количеством изобличающих его документов, что их вполне хватит, чтобы трижды отправить его на каторжные работы.

Буко Сус встретил представителя всесильной компании без бурных проявлений радости, но зато с полным пониманием обязательности и неоспоримости его приказаний.

Предложив Сусу для начала разведать, что говорят в городе о Попфе, господин Цфардейа удалился. На столе в нищенской гостиной он оставил бумажку в пятьдесят кентавров. Буко Сус был счастлив.

Вечером следующего дня он сообщил о том, что произошло в сквере между Попфом и младшим представителем семейства Бероиме. И сразу все стало на место.

— Так вот, господин Сус, — промолвил Цфардейа, несколько замявшись, — придется вам…

То, что Буко Сус услышал вслед за этими словами, повергло его в величайшее смятение, граничащее с отчаянием.

— Помилуйте, сударь! — взмолился он, убежденный, что его мольбы будут все же совершенно напрасны. — Ради бога, сударь! Ведь я же семейный человек!

Господин Цфардейа вместо ответа извлек свой бумажник и отсчитал двадцать хрустящих банковских билетов.

— Если можно, хоть три сотни мелочью, — сказал тогда господин Сус. — Мне не хотелось бы вызывать у лавочника излишнее удивление.

Он получил триста кентавров более мелкими купюрами, расписался в получении денег на листочке из блокнота Цфардейа и пошел готовиться к выполнению в высшей степени щекотливого задания.

Вот почему Буко Сус смог позвать людей на помощь Манхему Бероиме через какие-нибудь две минуты после его ранения. Он мог бы позвать на помощь и на две минуты раньше.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, кратко, но исчерпывающе показывающая широту кругозора господина Примо Падреле

Синдирак Цфардейа возвратился в Город Больших Жаб без особых приключений. Господин Шамбери немедленно вызвал его к себе, внимательно выслушал подробный доклад, принял от него пакет с папками доктора Попфа и флаконы с эликсиром, лично, никому не доверяя, зашил в коленкор, снова перевязал, опечатал восемью сургучными печатями и передал в сейф: Примо Падреле выразил желание первым ознакомиться с документами, сулившими «Тормозу» поистине небывалые прибыли.

Следует отметить, что упоминание о Санхо Анейро не вызвало в господине Шамбери никаких эмоций. Не заинтересовало оно и господина Прокруста, который встретил Синдирака Цфардейа в высшей степени благожелательно и обещал при первой возможности доложить о его примерной работе самому Примо Падреле.

К удивлению господина Прокруста, глава фирмы, не дожидаясь его доклада, прислал за пакетом Огастеса Карба.

Все записи, касавшиеся Аврелия, равно как и его фотографические снимки, глава фирмы, как нам уже тоже известно, сжег в камине. Только убедившись, что от них осталась кучка пепла, он позволил себе отправиться переодеваться к наступавшему семейному торжеству.

Утром следующего дня, как раз в то время, когда поезд, которым следовал Аврелий Падреле, подходил к перрону бакбукского вокзала, Примо Падреле в присутствии господина Прокруста слушал в своем кабинете доклад Синдирака Цфардейа. Он сдержанно одобрил проделанную последним работу и распорядился о выдаче господину Цфардейа в виде поощрения значительной суммы. Затем господин Падреле-старший поднялся из кресла, показывая, что аудиенция закончена и не давая господину Цфардейа времени на изъявление благодарности.

Однако когда Цфардейа был уже у самых дверей, Примо Падреле остановил его:

— Вы уверены, что этот, как его… Санхо Анейро — действительно коммунист?

— Абсолютно, сударь. Я наводил о нем самые подробные справки.

— Благодарю вас, — сказал Примо Падреле. — Вы свободны.

В этот миг была решена судьба Санхо Анейро и Стифена Попфа. Для Примо Падреле было уже ясно, как должен пойти судебный процесс над участниками покушения на молодого бакбукского шалопая Манхема Бероиме.

Коммунистический активист — вдохновитель и участник покушения на убийство! Да ведь это просто находка! Весной предстояли выборы в провинциальные органы самоуправления. Падреле-старший был достаточно заинтересован в исходе этих выборов. И он решил начать предвыборную кампанию сокрушительным ударом по коммунистической партии, одной из основных партий демократического народного фронта Аржантейи.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, в которой приводятся протоколы первого допроса Попфа, Анейро и некоторых других

"…Сентября, 3-го дня. Я, нижеподписавшийся, дежурный инспектор полицейского управления города Бакбука, учинил настоящий допрос доктору Стифену Попфу, задержанному по обвинению в покушении на убийство Манхема Бероиме — сына местного мясоторговца и владельца скотобойни Фригия Бероиме.

Покушение, по определению врача доктора Лойза, совершено сего числа около девяти часов сорока минут вечера на улице Всех Святых. Пострадавшему нанесены три ножевые раны в правое предплечье и спину.

Доктор Попф показал следующее:

"Фамилия моя Попф, имя Стифен, число исполнившихся лет — тридцать два, вероисповедание — католическое, женат. Занимаюсь врачебной практикой и в свободное время научной работой. Родился в городе Бегум. Отец — редактор газеты — умер четыре года тому назад.

До сего дня с пострадавшим Манхемом Бероиме знаком не был и о его существовании не подозревал. Его фамилия и имя стали мне известны вместе с фактом нападения на него только здесь, в полиции, в момент предъявления мне обвинения, которое я категорически отвожу. Сталкивался с Манхемом Бероиме лишь однажды, а именно сегодня, около трех часов пополудни, в Центральном сквере. Заметив, что пострадавший самовольно в нежелательном для меня духе делает различные исправления в вывешенном мною для всеобщего сведения извещении о начале массовых инъекций изобретенного мною эликсира, я обратился к нему с вопросом, на каком основании он разрешает себе эти действия. Я получил от Манхема Бероиме ответ, не удовлетворивший меня ни по тону, ни по содержанию. Выведенный из себя непочтительным и вызывающим характером ответа пострадавшего, я действительно под влиянием минутного аффекта схватил его за горло со словами: «Я тебя задушу, гаденыш!» Однако в исполнение я свою угрозу не привел вследствие вмешательства господина Анейро, с которым я случайно, тут же, в сквере, познакомился минут за десять до этого. Упомянутый Санхо Анейро действительно сказал мне: «Бросьте этого щенка. То, что он заслужил, от него не уйдет». Когда я отпустил Манхема Бероиме, господин Санхо Анейро пояснил свою мысль, заявив: «Этому шалопаю вполне хватит того, что ему достанется от папаши. Отец его достаточно крутого нрава. Я это знаю по себе». Почему господин Санхо Анейро знает по себе о нраве господина Бероиме, мне не известно. Расспрашивать же его об этом не счел ни нужным, ни удобным. Расстались мы с ним у подъезда моего дома и договорились встретиться завтра во второй половине дня. Больше я его не видел. Точно так же я больше не видел и пострадавшего, встречи с ним не искал и убийства его не замышлял. После возвращения сегодня днем из сквера я своего дома не покидал вплоть до того момента, когда я подвергся нападению со стороны группы лиц, на головах которых в целях маскировки были надеты мешки с прорезями для глаз. Этими неизвестными лицами была взломана входная дверь. Один из них нанес мне удар в челюсть, от которого я потерял сознание. Каким образом в моем доме начался пожар, мне не известно…"

Санхо Анейро показал:

"Фамилия моя Анейро, имя Санхо, число исполнившихся лет — тридцать пять. Вероисповедание — неверующий. Женат. Имею троих детей. Родился в городе Бакбук. Отец — столяр. Профессия — слесарь-механик. Предпоследняя работа — механик гаража, последняя — слесарь на скотобойне, принадлежащей господину Фригию Бероиме. К судебной ответственности привлекался три раза:

1) В городе Жужар — за организацию забастовки шоферов, признанной незаконной. Был присужден к шестимесячному тюремному заключению, которое отбыл в Жужарской тюрьме.

2) В Городе Больших Жаб — за подстрекательство к избиению штрейкбрехеров. Был осужден к году каторжных работ, которые отбыл в сто восемнадцатом каторжном лагере.

3) В городе Бакбук — за организацию забастовки на скотобойне «Великая Аржантейя», принадлежащей господину Фригию Бероиме. Был присужден к девятимесячному тюремному заключению.

Последнее наказание я отбыл в местной тюрьме и освобожден из нее по истечении срока, второго сентября сего года.

С пострадавшим Манхемом Бероиме лично знаком не был, но видел его неоднократно. Никаких чувств, как симпатии, так и антипатии, а тем более ненависти к нему не испытывал и не испытываю. Искренне сожалею, что он пал жертвой этого бессмысленного нападения. Я не только не подстрекал доктора Попфа к самоуправству над пострадавшим, а, наоборот, успокоил его и дал возможность пострадавшему спокойно удалиться. Я действительно сказал при этом доктору Попфу: «Бросьте этого щенка. То, что он заслужил, от него не уйдет». Однако в этих моих словах нет оснований находить какой-либо другой смысл, кроме того, который я в них вкладывал сам. Надеюсь, доктор Попф подтвердит, что в пояснение приведенных выше слов я вскоре добавил фразу, смысл которой состоял, примерно, в том, что молодому Бероиме вполне хватит той трепки, которую ему задаст его отец, узнав о его постыдном поведении в сквере. Категорически отметаю всякие попытки приписать мне какую бы то ни было причастность к покушению на Манхема Бероиме.

С доктором Попфом лично познакомился только сегодня, минут за пятнадцать — двадцать до его столкновения с Манхемом Бероиме, и убежден, что он не имеет ни малейшего отношения к покушению на упомянутого Бероиме. По тому, что уже давно слышал о Попфе от самых различных собеседников, а также и на основании моего личного с ним знакомства, я имею полное основание считать доктора Попфа глубоко порядочным, высокообразованным и бескорыстным врачом и значительным ученым.

Вскоре после инцидента в сквере я возвратился домой, пообедал в кругу семьи. С шести часов вечера до половины девятого я был в гостях у своего соседа Игнация Матедро, что может подтвердить как сам Матедро, так и члены его семьи. В половине девятого я вернулся домой и около десяти часов лег спать.

О состоявшемся покушении на жизнь Манхема Бероиме мне стало известно лишь в полиции…"

Отец пострадавшего, господин Фригий Бероиме показал:

"Фамилия моя Бероиме, имя Фригий. Число исполнившихся лет — пятьдесят восемь. Вероисповедание — католическое. Имею четверых детей. Владелец бойни «Великая Аржантейя» и шести мясных магазинов, советник городского самоуправления и вице-председатель приходского совета.

По существу дела о покушении на моего сына Манхема я имею сообщить следующее:

Сего числа, около девяти часов вечера, мне сообщили, что мой сын Манхем в бессознательном состоянии и с тремя ножевыми ранами обнаружен на улице Всех Святых и перенесен к доктору Лойзу. Прибыв в дом указанного доктора в сопровождении членов моей семьи и некоторых моих знакомых, я действительно застал сына в бессознательном состоянии вследствие произведенного на него покушения. О том, кто мог поднять злодейскую руку на моего сына, ни у кого, знавшего о происшедшем сегодня в сквере, никаких сомнений не было. Пророческие слова отца Франциска о докторе Попфе сказались раньше, нежели кто-либо мог ожидать. Слуга сатаны, каковым, по моему мнению, бесспорно является упомянутый доктор Попф, не довольствуясь своим богопротивным изобретением, решил обратить свою руку на юношей нашего города, и первый его выбор пал на моего младшего сына.

Я не вижу ничего удивительного, что его ближайшим соучастником оказался Санхо Анейро, неоднократно побуждавший рабочих моей скотобойни на гибельный путь забастовок и ненавидящий меня за то, что он в наказание за организацию забастовки просидел девять месяцев в тюрьме. Он вышел из нее только вчера, бесспорно, полный самых мрачных мыслей о мести мне и моей семье.

Опасаясь, что означенный доктор Попф, воспользовавшись ночным временем, попытается скрыться из города, мы в количестве четырнадцати человек сели на машины и отправились к дому Попфа, дабы не дать ему ускользнуть из рук правосудия. На неоднократный стук в дверь и просьбу впустить к себе доктор Попф ответил решительным отказом. Языки пламени, показавшиеся в темных до того окнах его дома, объяснили нам смысл его упорного нежелания впустить нас к себе. Захваченный врасплох и не имея, очевидно, времени скрыть в надежное место уличающие его материалы, орудия его преступлений и сатанинской деятельности, доктор Попф решил сжечь их вместе с домом, лично ему не принадлежавшим, а арендуемым у вдовы доктора Прадо. Чтобы не дать ему возможности привести в исполнение этот преступный план, мы вынуждены были взломать дверь. Только связав отчаянно сопротивлявшегося Попфа, мы смогли приступить к тушению пожара, но было уже поздно. Очаги пожара были разбросаны по всему дому, и дом сгорел до того, как успела прибыть пожарная команда".

Свидетель господин Буко Сус:

"Моя фамилия Сус, имя Буко. Число исполнившихся лет — пятьдесят два. Вероисповедание — католическое. Женат. Имею дочь двадцати девяти лет, проживающую при мне. Уроженец города Тубероза. В Бакбуке проживаю три с половиной года. По профессии маклер и частный ходатай по судебным делам. Под судом был дважды. Оба раза оправдан по недостатку улик.

По существу дела о покушении на Манхема Бероиме имею сообщить следующее: с пострадавшим лично не знаком, но неоднократно слыхал отзывы о нем, как о в высшей степени приличном, воспитанном и жизнерадостном молодом человеке. Ни с доктором Попфом, ни с господином Санхо Анейро не знаком. С членами семьи пострадавшего познакомился сегодня в доме доктора Лойза.

Сегодня же днем я впервые увидел пострадавшего в Центральном сквере и был свидетелем того, как доктор Попф пытался его задушить. Слышал я также и слова Санхо Анейро: «То, что он заслужил, от него не уйдет». Сего числа, около сорока минут десятого, возвращаясь по улице Всех Святых из ресторана «Золотое руно», который я изредка посещаю, я в темноте наткнулся на валявшегося в бессознательном состоянии Манхема Бероиме. Метрах в ста слышались чьи-то быстро удалявшиеся шаги. Однако я не решился броситься за неизвестным или неизвестными в погоню, так как боялся, что пострадавший может истечь кровью. При помощи выбежавших на мой крик жителей ближайших домов, мне удалось немедленно доставить раненого к доктору Лойзу, который и оказал ему срочную медицинскую помощь…

Больше к своим показаниям ничего добавить не могу".

Пришедший поздно ночью в сознание Манхем Бероиме сообщил бессменно дежурившему у его изголовья следователю, что за несколько мгновений до того, как ему были нанесены ранения, он услышал за своей спиной чьи-то осторожные шаги, и неизвестный голос громким шепотом произнес:

— Не медлите, доктор. Кто-то идет!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, из которой читатель может узнать о дальнейшей судьбе Аврелия Падреле

Пятого сентября под вечер Падреле-младший вернулся из Города Больших Жаб в Бакбук.

Уже на вокзале на него обрушилось известие об аресте Попфа. От аптекаря Бамболи, к которому он обратился, как к ближайшему соседу доктора, он узнал некоторые подробности того, что произошло в богатое событиями воскресенье третьего сентября. Приходится отметить, что оба они, и аптекарь, и Падреле, сохранивший в тайне свою фамилию и знакомство с доктором Попфом, произвели друг на друга самое неважное впечатление. Особенно не по душе показалось скромнейшему Моргу Бамболи высокомерие приезжего незнакомца и сквозившее в каждой фразе презрение не только к своему предупредительному собеседнику, но и к самому Попфу. К тому же, Аврелий Падреле не считал нужным скрывать, что он отнюдь не убежден в невиновности доктора.

— Это чертовски самоуверенный и неуравновешенный человек, — сказал он. — Такой человек в припадке гнева способен на все.

— Даже сжечь свой дом с лабораторией и всеми своими научными записями?! — негодующе воскликнул Бамболи.

При этих словах Аврелию Падреле вдруг стало дурно. Он рухнул на пол и очнулся только тогда, когда перепугавшийся аптекарь ткнул ему под нос объемистую бутыль с нашатырным спиртом.

Господин Бамболи помог Аврелию подняться на ноги и усадил на стул.

— Со всеми записями? — переспросил Падреле. — Вы уверены, что все его записи тоже сгорели? Может быть, их успела забрать полиция?

— Она прибыла после пожарной команды, а уже пожарной команде, собственно, нечего было делать.

— Так-так-так! — лихорадочно бормотал Падреле, глядя сквозь Бамболи, словно тот был стеклянной деталью аптекарского оборудования. Он зажал свои большие гладкие ладони между стиснутых колен и, монотонно раскачиваясь, повторял: — Так-так-так! Так-так-так!

Бамболи с недоумением смотрел на своего странного, неприятного гостя. Кто он такой? Почему он так спокойно относится к трагической судьбе несчастного доктора и так близко принял к сердцу известие о гибели его записей? Выпустят доктора из заключения, и он отлично восстановит свои записи. Главное, чтобы его оправдали от этих чудовищных обвинений и выпустили на волю. Аптекарь молчал.

Но вот незнакомец перестал раскачиваться. Он спросил:

— А вы не знаете, где мне найти госпожу Попф?

— Возможно, у госпожи Гарго, — поспешно ответил Бамболи. — Если только она уже не уехала… Она собиралась сегодня же уехать к родителям…

На этот раз правдивый аптекарь говорил неправду. Он знал, где находится Береника. Она вернулась в Бакбук за несколько часов до Падреле и сидела в обществе аптекаря и его супруги в их темноватой и тесной столовой, когда, взглянув в окно, заметила Аврелия, выходившего из машины. Сейчас, когда она так остро переживала судьбу своего мужа и томилась мучительным чувством раскаяния, Аврелий Падреле был ей более отвратителен, чем когда бы то ни было. Она не сомневалась, что он прибыл в Бакбук специально за нею.

— Ради бога! — обратилась она к аптекарю. — Если этот человек будет спрашивать про меня, скажите, что вы не знаете, где я… что ушла к госпоже Гарго… Или, еще лучше, что я уехала к своим родителям…

И у вдовы Гарго, принявшей господина Падреле весьма холодно и настороженно, он не узнал ничего утешительного. Судя по всему, документы и фотографии, которые должны были помочь ему вернуть себе имя, состояние и брата, действительно погибли в огне. Обращаться за справкой к сидевшему в тюрьме доктору Попфу было делом не только хлопотливым, но и явно бесполезным. Какое значение мог иметь в таком серьезном деле, как возвращение половины богатств фирмы «Братья Падреле и Кш», ничем не подтвержденный документ за подписью человека, сидящего в тюрьме по обвинению в тяжелом уголовном преступлении?

Однако для самоутешения Аврелию Падреле хотелось увезти с собой в Город Больших Жаб хоть какую-нибудь бумажку, которую можно было бы предъявить господину Примо.

— Вы понимаете, дорогая госпожа Гарго, — обратился он к вдове. — В силу ряда обстоятельств мне необходима справка о том, что я шесть недель провел в доме доктора, пока не достиг нормального роста. Мог бы я вас просить подписать мне такую справку? Зная ваше затруднительное материальное положение, я с удовольствием оплатил бы вам эту услугу…

— Но ведь я ничего не знаю, — холодно ответила вдова. — Я только помогала госпоже Беренике по хозяйству… Я невежественная и недалекая женщина, и вам это прекрасно известно.

Она позволила себе невинное удовольствие мотивировать свой отказ его же нелестным отзывом о ней, который он неоднократно высказывал Беренике. Но при любых условиях госпожа Гарго не решилась бы выдавать какие бы то ни было справки, тем более письменные. Недаром она поклялась Попфу, что будет хранить тайну пребывания господина Падреле в его доме. Она принадлежала к тем людям, которых никакая сила не может заставить нарушить клятву.

Так получилось, что Аврелий Падреле ночным поездом пустился с пустыми руками из Бакбука в обратный путь.

Шестого сентября он из гостиницы позвонил брату.

— Примо? — сказал он, когда глава фирмы подошел к телефону. — Здравствуй, Примо. Это я, Аврелий. Я только что вернулся из…

Господин Падреле-старший, не говоря ни слова, повесил трубку.

Аврелий позвонил вторично. Никто не ответил. Он подождал несколько минут и снова позвонил. К телефону подошел камердинер и сказал, что господина Примо нет дома.

Не оказалось дома господина Примо и позже, часа через два, и назавтра утром. Тогда Аврелий Падреле сел писать брату и описал все неудачи, постигшие его в Бакбуке, но потом понял, что не в силах будет ждать, пока письмо дойдет до адресата и пока придет ответ. Незаконченное письмо он сунул в карман пиджака и вышел из гостиницы с твердым намерением во что бы то ни стало добиться сегодня же встречи с Примо.

Однако Аврелия не пустили в дом, в котором он родился и прожил всю свою жизнь.

Накрапывал дождик. Было холодно, но Аврелий не мог уйти, не повидав брата. Он прождал не менее семи часов, промок, окоченел от пронизывающего, не по сезону холодного ветра и все-таки добился своего. С тихим шелестом к подъезду подкатила знакомая Аврелию машина, и из дома вышел господин Падреле-старший, как всегда, в сопровождении двух телохранителей.

— Примо! — бросился к нему Аврелий. — Эти идиоты не пускают меня к тебе! Мне нужно…