Да, ему следовало проявить больше настойчивости, признал Йен, подходя к дверям особняка Райлендов и готовясь показать себя с самой лучшей стороны. Факты оставались фактами; Фиона подвергла себя опасности, и хотя ее намерения были самыми благородными, он совсем не хотел остаток жизни, работая в критических ситуациях, постоянно тревожиться, не окажется ли среди доставляемых ему покалеченных его прекрасная жена.
      Дверь открылась, и его впустили внутрь, без единого слова приняв у него пальто и перчатки.
      Оставшись ждать в гостиной, Йен собрался с мыслями, прикидывая, что нужно сказать. Прежде вес го ему следует заботливо осведомиться о самочувствии Фионы, потом извиниться зато, что не смог уделить ей больше внимания и был с ней резок. Следует также дать краткое и ясное объяснение, почему ее действия вызвали у него такую естественную реакцию. В этом месте он остановится и позволит Фионе выразить сожаление по поводу того, что она оказалась такой недальновидной и неблагоразумной.
      Далее он обстоятельно изложит, какого поведения ждет от нее, если снова случится что-либо подобное. Когда это останется позади, он примет ее приглашение отобедать с ними, а после обеда они пойдут прогуляться по саду, и весь ужас сегодняшнего дня останется лишь в их воспоминаниях…
      – Добрый вечер, леди Райлснд, – произнес Йен с учтивым поклоном, когда хозяйка дома вошла и остановилась у двери. Он заглянул за ее спину, ожидая увидеть позади нее свою провинившуюся невесту, но…
      – Фионы здесь нет.
      Йен нахмурился: это вовсе не входило в его тщательно продуманный план.
      – Надеюсь, с ней все хорошо?
      Кэролайн пожала плечами:
      – Физически она не пострадала, но очень сердита и очень обижена.
      Обижена, вот как? Подавив гнев, Йен решил прибегнуть к помощи дипломатии:
      – Боюсь, я повел себя днем не совсем правильно. Мне следовало проявить больше такта и…
      – У меня сложилось такое же впечатление, – мягко сказала Кэролайн и опустила руку в карман платья, а затем протянула по направлению к нему со словами: – Я искренне надеюсь, что у вас хватит такта и силы воли, чтобы справиться с этим.
      Йен смотрел на блестящий предмет, лежащий на ладони у сестры Фионы, и не верил своим глазам.
      – Возможно ли? Неужели Фиона разрывает помолвку?
      – Насколько я знаю, возврат кольца традиционно означает именно это. – Голос Кэролайн чуть дрогнул.
      Йен не верил своим глазам. Почему, почему, твердил он про себя. Неужели потому, что он накричал на нее? Или потому, что был зол, испугавшись за нее? Так или иначе, он не собирается брать кольцо обратно.
      – Где Фиона?
      – Она не хочет, чтобы вам это было известно, и мы уважаем ее желание.
      – Но…
      – Всего доброго, ваша светлость. – Кэролайн сделала шаг к нему и опустила кольцо в карман его пиджака. – Благодарю вас за то, что зашли и справились о самочувствии моей сестры. Я передам ей об этом в следующий раз, когда мы с ней увидимся. – Кэролайн вышла, а Йен так и продолжал стоять посреди комнаты с весьма глупым видом.
      Вдруг гнев его улегся так же быстро, как вспыхнул, и он пошел к выходу.
 
      Мужчина имеет право рассердиться, приговаривал Йен, наливая себе второй бокал виски. Когда женщина делает что-то безрассудное, то он обязан указать ей на ошибку и настоять, чтобы впредь она не была столь легкомысленной. Что до нее, то с ее стороны просто смешно негодовать на разумное поведение, продиктованное заботой. А уж разорвать помолвку из-за небольшого недоразумения…
      На самом деле ему еще повезло, что он обнаружил такой непростительный изъян в характере Фионы до, а не после того, как они дали обеты быть вместе до поры, пока смерть не разлучит их.
      Йен осушил бокал и снова потянулся к графину. Может быть, когда станет видно дно, у него исчезнет необъяснимое чувство, что он обманывает себя. Но неужели он сам во всем виноват? Господи, что она с ним сделала! Может быть, когда он придет в себя, то подумает, не представить ли ему в парламент законопроект, запрещающий женщинам ставить мужчин в положение, когда они чувствуют себя виноватыми, будучи на самом деле разумными, рациональными, последовательными и требовательными существами. Да, чертовски привлекательная идея. Он назовет свое детище законом Фионы в память о том, как безжалостно и каверзно она изувечила его сердце.
 
      Кто-то вторгся в его сон, и Йен открыл глаза. Хотя и с трудом, ему все же удалось разглядеть кузенa.
      – Ну и ну! – Гарри наполнил свой бокал. – Какое вытянувшееся лицо! У вас что, умерла любимая лошадь?
      Лгать не было смысла. Возможно, в вечерней газете уже появилось объяснение, знаменующее крах всех его надежд.
      – Хуже. Фиона разорвала помолвку!
      – Ах вот оно что! Ну что ж, в море много других рыбок.
      – Гарри, вы идиот. Фиона не рыбка, и других похожих на нее не существует.
      – Увы, Йен, я реалист. – Кузен уселся на подлокотник кресла. – Вы не принц, от брачного союза которого зависит судьба королевства, и ваши карманы набиты деньгами. Если вам нужна жена, одна женщина подойдет точно также, как другая. В леди Фионе Тернбридж нет ничего особенного.
      Гарри не сказал бы так, если бы знал ее, подумал Йен, если бы когда-нибудь видел ее невинную улыбку, в уголках которой таилось что-то греховное.
      – Уходите, Гарри.
      – Готов, вместе с вами. Пошли-ка по клубам, – бодро сказал кузен, – это отвлечет вас от маленькой неудачи. Мы найдем хорошеньких девиц и…
      – Нет, я не пойду.
      – К тому времени, когда взойдет солнце, вы будете говорить: «Фиона? Кто это?»
      Вот тут кузен ошибся: Йен на краю могилы готов был шептать это имя.
      – Гарри, я совсем не расположен шутить, и я не такой легковесный человек, как вы.
      – Точно такой же, – возразил кузен. – Вы только хотите казаться другим. Это все воспитание, служба короне и прочие завитушки, а соскреби их – и вы обычный человек, с теми же потребностями и желаниями, что и у остальных.
      – Я – герцог.
      – А это означает следующее: вы можете получить все, что вам угодно, не прилагая усилий. Предлагаю следующее: вы посылаете леди Фионе всякие миленькие штучки вместе с парочкой записок, в которых выражаете раскаяние за все, что вы сделали не так, и просите ее изменить решение и выйти за вас замуж.
      – Фиона не прельстится миленькими штучками. Только что она вернула мне кольцо.
      – Фиона – женщина, и этим все сказано.
      Голова Йена упала на мягкую спинку кресла.
      – Неудивительно, что вы не женаты, Гарри.
      – Ладно, положим, она не прельстится, зато это произведет впечатление на ее окружение, и ей могут напомнить, что сделаться герцогиней – не самая худшая участь для любой дамы. Если у нее осталось хотя бы малейшее сожаление по поводу того, что она так опрометчиво бросила вас, этого может оказаться достаточно, чтобы она снова стала благоразумной.
      Йен встрепенулся. Пожалуй, это имело смысл, но нужно будет очень постараться.
      – Итак, – продолжал бубнить Гарри, – попытайтесь придумать что-нибудь особенное, молите о прощении и все такое.
      О чем это он? Ах да, о прощении.
      – Мне нужно переговорить с ней лично.
      – Тогда сделайте это.
      – Как? Она не хочет меня видеть и ненавидит меня, я не знаю почему.
      – Ну, тогда поток дорогих подарков и искусно сочиненные записки. Это ваш единственный шанс, за исключением того, чтобы найти ей замену.
      – Не хочу я никакой замены!
      Гарри со стоном постучал кулаком по своему лбу:
      – Господи, куда подевался ваш разум! Даже у меня уже заболела голова…
      Йен поморщился:
      – Вы – самая худшая головная боль.
      – А вы? Выпивка никогда не шла вам на пользу, знаете ли.
      – И что?
      – То, что на самом деле дела обстоят вовсе не так плохо, как вам кажется. – Гарри ухмыльнулся. – Ваша оценка происшедшего и ваши решения продиктованы количеством выпитого виски.
      – Что ж, может быть. – Йен поднял бровь, однако это не помогло ему сосредоточиться.
      – Немного подождем и пойдем куда-нибудь. Нет ничего более жалкого, чем мужчина, который сидит, напивается и рыдает о том, что его бросили.
      – Я не рыдаю!
      – Но вид у вас все равно жалкий. Бога ради, где ваша гордость, Йен? Неужели вы хотите, чтобы все думали, будто вас обвели вокруг пальца?
      – Вовсе нет.
      – Вот и прекрасно.
      Гарри отодвинул стакан с виски и поднялся. Поставив бокалы на край стола, он протянул руку Йену:
      – Позвольте, я помогу вам подняться.
      – Если я не могу сам встать на ноги, – запротестовал Йен, – мне не стоит выходить из дома.
      Однако после нескольких попыток он все же поднялся, решив, что, если Фиона уже вернулась, ему все же следует пойти к Райлендам.
      – Вперед! – Гарри протянул ему пиджак. – Нет никаких причин запираться в доме и ждать, когда к сумасбродной Фионе вернется разум.
      Йен пожал плечами. Было что-то такое, чего он не заметил, не учел, и теперь ему надо понять это.
      – Я должен использовать шанс, так?
      – Да, я уверен в этом.
      – Но все равно что-то не складывается…
      – Если мы немного поспешим, – заметил Гарри, – у нас хватит времени побывать у ювелиров и заскочить в один-другой цветочный магазинчик. Вы начнете осыпать ее дождем блестящих и благоухающих штучек, а тем временем… Я настоятельно рекомендую вам держаться в стороне, приятно проводить время и не думать обо всем этом – пусть все идет как идет.
      – А если это не сработает?
      – Тогда вы будете только радоваться, что не сидели и не чахли дома. Женщины любят прижимать к груди раненых воителей, а не хилых мизантропов.
      – Фиона, – прошептал Йен.
      – Довольно стонов! – Гарри решительно поднял бокал. – Выпейте это и утопите в вине ложное чувство благородства, чтобы мы могли хорошенько поразвлечься.
      Утопить? Утопиться? Да, говорят, это прекрасный способ уйти с миром…

      Садясь в карету Райлендов, Фиона размышляла над тем, что приступ утренней тошноты у Симоны случился как раз вовремя. Только что она прекрасно себя чувствовала и рассуждала о том, как еще можно поквитаться с коварным герцогом, но уже в следующий момент ей стало нехорошо, и она выбежала из комнаты.
      Это произошло как раз в тот момент, когда слуга принес записку от Кэролайн.
      «Возвращайся домой немедленно», – гласила записка.
      Вот оно! Теперь больше не надо прятаться, не надо плакать и жалеть себя: Йен приползет к ее ногам и станет умолять о прощении. Он пообещает, что станет лучше, и будет просить вернуться к нему на любых условиях.
      Фиона теребила отделку на своем платье, вспоминая, как когда-то, кажется, очень давно, она намеревалась испробовать на Йене свое женское очарование, а затем оставить его горевать о том, что он потерял. Наверное, так ей и надо, что в конце концов она сама осталась одна, сожалея о том, чего уже не может быть.
      С рассеянной улыбкой Фиона привела в порядок платье и задумалась. Существует ли такая вещь, как мужское обаяние? Должно быть, существует. Что же еще заставляет женщин с готовностью прощать мужчин так часто и за столь многое? Не говоря уже о том, что женщины с радостью принимают на себя обязанность обеспечивать бесперебойное функционирование мира мужчин. Фиона приручила воспитанницу Йена, она изменила его дом, полола его клумбы и…
      Фиона вздохнула. И она же каталась с ним в его постели с большим удовольствием и с большими надеждами на будущее. Конечно, Йен увидит, что она способна на большее, чем образцовое ведение домашнего хозяйства, и тогда…
      Карета замедлила ход, потом остановилась, и Фиона, открыв дверцу, вышла. Перед ней был тот же дом, который она покинула три дня назад. Какой прекрасной представлялась ей жизнь в то утро! Теперь же она не сомневалась, что дальше все пойдет еще лучше.
      Тряхнув головой, она подошла к входу и вошла внутрь. По крайней мере, она сумела понять свой провал до того, как был устроен бал по случаю помолвки, до того, как она подписала бумаги. Для Кэрри и Дрейтона это большое облегчение.
      – Вот и я, – произнесла она, входя в гостиную. – Как и планировалось.
      – Слава Богу, – сказал Дрейтон, не отрываясь от газеты. – Гостиная скоро взорвется.
      Фиона подошла к буфету и взяла тарелку.
      – А что случилось с гостиной?
      Кэрри поднялась из-за стола, взяла у нее тарелку и поставила ее на прежнее место.
      – Иди за мной, – решительно сказала она, направляясь к выходу из столовой.
      Фиона пошла следом, отметив, что на сестре не обычное для утра домашнее платье, а платье для выхода: Кэрри явно намеревалась куда-то ехать с визитами.
      Боясь, что сестра попросит сопровождать ее, Фиона нахмурилась: ей хотелось поскорее добраться до кровати, где, прижав к себе Бипса, рассказать ему свою печальную историю. Бипс, конечно же, будет разочарован, узнав, что им не придется переехать жить к доктору Кэботту, но его сердце принадлежит ей, и он любит ее, несмотря ни на что. Кстати, Йен мог бы многому научиться у Бипса.
      Помедлив у дверей в гостиную, Кэролайн одновременно распахнула обе створки и, шагнув в сторону, сделала приглашающий жест рукой:
      – Это все от твоего жениха.
      Фиона изумленно разглядывала комнату, пока ей не пришло в голову, что все это похоже на Рождество или на явное безумие по части траты денег.
      Перед ней расположились вазы без цветов и вазы с цветами, шкатулки всех форм и размеров, неизменно завернутые в зеленую бумагу и перевязанные пышными бантами, а также маленькие зеленые бархатные коробочки без бантиков. На полу не оставалось пустого места: он весь был уставлен всякой всячиной, и громоздившиеся друг на друга коробки грозили вот-вот обвалиться.
      Неужели все это от Йена? И на что он рассчитывает? Что она будет ослеплена и обрадована этой мишурой и забудет, как он обошелся с ней, что согласится сама стать вещью в обмен на его подарки?
      – Отошлите это все обратно, – сказала она устало и отвернулась.
      Кэрри схватила ее за руку.
      – Фиона, я отказываюсь это делать, – сказала она твердо. – Ты разорвала отношения, значит, это твоя обязанность – убрать мусор.
      – Но я не просила Дансфорда присылать мне эти нелепые подарки.
      – Поздно говорить об этом: он уже их прислал. Теперь ты не только будешь бережно обращаться со всем этим, но лично попросишь герцога, чтобы поток извинений прекратился.
      Извинения? Кто говорит об извинениях? Это не извинения, это взятка.
      – Я не хочу его видеть.
      Кэрри выразительно пожала плечами:
      – Тогда напиши ему письмо и прими меры, чтобы все до единого подарки были возвращены сегодня до ленча. Я еду к леди Барнз, чтобы полюбоваться на ее новорожденного. Надеюсь, что к моему возвращению эта комната приобретет прежний вид.
      Кэрри, несомненно, ждала полного и смиренного подчинения, однако Фиона не собиралась сдаваться: сложив руки на груди, она тихо спросила:
      – Почему ты сердишься на меня?
      – Я не сержусь, я разочарована.
      – Разочарована? Чем?
      Кэролайн какое-то время не отрывала глаз от пола, затем вдруг улыбнулась:
      – Не бывает, чтобы отношения всегда складывались ровно. Есть взлеты, падения и все такое…
      – Но бывают начала и бывают концы, – возразила Фиона.
      – Правильно. Именно поэтому мерой нашей зрелости, силы личности является то, как мы справляемся с неизбежными неблагоприятными обстоятельствами. Последние три дня ты пряталась у Симоны, а Йена оставила наедине с его переживаниями. Теперь ты ожидаешь, что кто-нибудь из твоих близких избавит тебя от неприятностей, потому что тебе не хочется этим заниматься. По-моему, тебе пора повзрослеть, дорогая.
      Йен переживает? Вот уж вряд ли. К тому же Фиона не ожидала, что ей придется иметь дело с обломками кораблекрушения, потому что никакого кораблекрушения не предполагалось. Единственное, о чем она попросила, – это чтобы Кэрри вернула Йену кольцо, если он вдруг явится, и чтобы ее животные были накормлены и напоены.
      – Я сделала все, что смогла, – продолжила Кэрри. – Надеюсь, к обеду ты исполнишь мое пожелание. Тогда я смогу заранее предупредить приглашенных на завтрашний бал гостей и сообщу им, что помолвки не будет.
      – Так ты еще не сделала этого? – Фиона была шокирована.
      – Я ждала. Вдруг бы ты переменила свое решение… Хуже разрыва помолвки в последний момент бывает только объявление в еще более поздний момент о том, что она все же состоится.
      Фиона указала на гору подарков:
      – Ты думаешь, это все меняет?
      – Я полагала, ты образумишься и поймешь, что любишь Йена.
      – Ха!
      Кэрри отвернулась.
      – Ну, как знаешь. Я ухожу, а ты поразмышляй как следует, прежде чем принять окончательное решение.
      – Люблю Йена, как бы не так!
      Фиона вошла в заставленную подарками гостиную и стала смотреть, нет ли где записки. Первую она обнаружила в стоящей на серванте вазе с красными розами.
      – Сейчас посмотрим, написал ли он хоть раз слово «любовь».
      Она развернула записку и обнаружила красиво и явно женским почерком написанный текст, извещающий под отчетливые звуки ликующих фанфар в отдалении – о том, что цветы прислал его светлость доктор Йен Кэботт, герцог Дансфорд.
      – Продавщицу это наверняка очень впечатлило! – Фиона скомкала и отшвырнула в сторону бумажку. Хорошенько поискав, она нашла еще одну записку, лежавшую рядом с небольшой коробкой, украшенной непропорционально большим белым бантом.
      «Я был бы рад видеть вас в этом… Й.».
      Фиона удивленно выгнула бровь и прочитала записку снова. Его перо дрожало, он пропускал слова. А подпись «Й.»? Неужели у Йена не хватило сил написать свое имя полностью? Фиона крепко сжала записку. Наверное, герцог был вдребезги пьян, когда взялся за перо.
      Она бросила записку на пол и принялась рассматривать коробку, прикидывая, что в ней могло быть. Если учесть небольшие размеры, в коробке скорее всего перчатки и шарф. А может, шаль? Впрочем, и так у нее много такого добра.
      Вздохнув, Фиона подумала о непостижимой мужской глупости и, повернувшись, продолжила поиски.
      Часы начали бить половину первого, когда Фиона опустилась на диван и бросила на стол кучу записок. Семь были из цветочных магазинов, четыре – от парфюмеров, а ювелиры прилагали к своим изделиям изящные, с большим вкусом выполненные карточки. От Йена была только одна записка, которую он предположительно писал, будучи вдребезги пьяным, – едва ли это и есть свидетельство нежных чувств, которое она надеялась найти.
      Правда заключается в том, призналась себе Фиона, сдерживая слезы, что ей хотелось найти хотя бы одно-два слова, дающих надежду. Теперь надежда исчезла. Подумать только, всего несколько недель назад она хотела, чтобы Йен взял обратно свое предложение и оставил ее наслаждаться прежней хорошо налаженной жизнью. Как странно, что теперь такая жизнь не представляется ей желанной и кажется незаполненной, замершей в ожидании. Это как если бы она терпеливо совершала привычные действия, втайне ожидая, когда произойдет что-то чрезвычайно важное: например, когда Йен поймет, что брак – это союз равных, или когда она решит, что он действительно дорог ей. В этом случае она готова была рискнуть собой, извинить его недостатки и выйти за него замуж в надежде, что со временем Йен изменится.
      А в самом деле, почему бы и нет! Йен – человек незаурядный, умный, красивый. Он добр, щедр, отзывчив к несчастьям других. У него передовые взгляды – по крайней мере, на медицину и здоровье общества. И хотя ей не с кем было сравнить его как любовника, она просто не могла вообразить, что может существовать кто-то более привлекательный, кто-то, с кем ей было также легко, с кем она чувствовала бы себя такой же счастливой и кто мог бы так же полно удовлетворить ее.
      Если бы он понимал, что она…
      – Леди Фиона!
      Подняв глаза, она увидела в дверях лакея.
      – Да? – Фиона устало поднялась и стала собирать записки. – Кстати, у вас найдутся спички?
      Слуга удивленно поднял бровь, а затем произнес с особенной интонацией:
      – Ее светлость герцогиня Дансфорд.
      Йен прислал свою мать просить за него? Господи, это еще зачем? Кажется, он впал в полное отчаяние.
      Впрочем, это может быть последняя попытка, после которой он мог сказать себе, что сделал все возможное.
      В комнату вошла немолодая женщина. Если бы Фионе предложили оценить ее возраст, она дала бы ей лет шестьдесят или около того. Хотя ее плечи чуть сутулились, она выглядела почти величественной.
      Женщина остановилась в центре комнаты, выжидая.
      – Здравствуйте, ваша светлость, – просто сказала Фиона.
      Герцогиня фыркнула:
      – Представляясь мне, положено делать реверанс.
      Дочь герцога, невестка герцога, жена герцога, мать герцога – все это было словно написано на ней. А еще привычка командовать…
      Фиона прислонилась к серванту и сложила руки на груди.
      – Что привело вас сюда, ваша светлость? Полагаю, на то есть особая причина…
      Герцогиня осмотрелась, останавливая взгляд на вещицах, заполнявших комнату.
      – По-видимому, у вас очень много пылких поклонников.
      – Это все от вашего сына.
      – Ну разумеется, он всегда был чрезмерно щедр. – Герцогиня натянуто улыбнулась. – У меня сегодня много дел, поэтому я не буду ходить вокруг да около. У Йена одна цель в жизни – как можно сильнее досадить мне, разочаровать меня. Я ожидала, что, выбирая себе герцогиню, он поступит так же и по тем же причинам. Однако должна сказать, что, выбрав вас, он опустился еще ниже.
      Ну, если Йен и послал свою мать просить за него, она явно выбросила предложенный сценарий по дороге.
      – Насколько я понимаю, вы хотите сказать, ваша светлость, что не одобряете меня?
      Губы герцогини стали тонкими и бескровными, когда она открывала сумочку.
      – Две тысячи фунтов! – Гостья достала пачку денег в банковской упаковке и бросила их на сиденье ближайшего кресла.
      – За что? – осторожно спросила Фиона.
      – За то, чтобы вы разорвали слишком далеко зашедшие отношения с моим сыном.
      Она не знает. Йен не посылал ее. Фиона покачала головой:
      – Деньги меня не интересуют.
      Герцогиня вынула из сумочки еще одну пачку денег и бросила ее поверх первой:
      – Три тысячи.
      – Я не продаюсь, ваша светлость.
      – Вздор! Сколько вы хотите?
      Неудивительно, что у Йена сложилось ограниченное представление об отношениях между мужчиной и женщиной: в его окружении всякая вещь имела свою цену, и ни одна не ценилась выше того, что было за нее заплачено.
      – Просто из любопытства… Скольких претенденток на роль герцогини вы купили за все это время?
      – Я потеряла им счет.
      Герцогиня ответила слишком быстро, не раздумывая, из чего нетрудно было заключить, что она лгала.
      – И сколько из них отказались от вашего предложения?
      – Никто не посмел, поверьте.
      – Это неправильный ответ, ваша светлость, – твердо уточнила Фиона. – Одна все же посмела.
      Судя по тому, как напряглась ее собеседница, Фиона поняла, что попала в точку.
      – Или вы берете деньги, или вам придется иметь дело с последствиями вашего отказа. – Тон герцогини был все таким же надменным, но речь ее стала совсем другой: она говорила быстрее, не отделяя слово от слова, как прежде.
      – И каковы будут эти последствия? – Фиона искренне желала узнать, что представлялось самым худшим в мире Йена.
      – Я позабочусь, чтобы ваше имя исчезло из всех списков с приглашениями на светские рауты.
      – Бесплатно? – вырвалось у Фионы прежде, чем она могла подумать.
      – Простите?
      – Я ненавижу балы и приемы, – объяснила Фиона. – И готова заплатить вам, если вы устроите так, чтобы мне не пришлось больше посещать их.
      – Ни одна дорогая портниха не возьмется шить вам.
      «Она расценивает это как ужасную угрозу?»
      – Фасоны платьев для меня изобретает моя сестра: она всегда это делала и будет делать впредь.
      – Вам никогда не позволят впредь носить фамильные драгоценности Дансфордов.
      Фиона в притворном ужасе приложила руки к щекам.
      – Я буду рыдать над этим всю ночь! – Она чувствовала, что ей не удается скрыть веселое изумление в голосе.
      – Сарказм вам совершенно не к лицу.
      – Не больше, чем вам, подкуп и запугивание, – безмятежно парировала Фиона.
      – Вы дерзите.
      «Лучше быть дерзкой, чем беспомощной», – невольно подумала Фиона. Прозрение пришло совершенно неожиданно: теперь ей все было ясно.
      Фиона внимательно смотрела на герцогиню. Интересно, чего добьется каждая из них, если будет честной? В конце концов, она решила, что молчание – вовсе не лучший выход. Она все равно не станет частью этой семьи, зато мать Йена увидит привычный для нее мир в другом свете и, возможно, поймет, что могла бы прожить куда более счастливую жизнь.
      – Я знаю, вы спешите по делам, ваша светлость, так что я тоже буду краткой, – начала она. – Я отказала вашему сыну три дня назад, а все это появилось здесь уже после. Йен пытается извиниться и добиться, чтобы я переменила решение.
      – Что и последует, когда стоимость подарков станет достаточно большой.
      – Нет, ваша светлость, свое решение я менять не намерена, – мягко сказала Фиона. – Все это будет возвращено дарителю уже к полудню.
      – Во всем королевстве нет другого мужчины, который дал бы вам больше.
      – Иногда вещи ничего не значат, ваша светлость. Деньги и положение в обществе, хорошенькие безделушки ничто без уважения. Я не хочу провести остаток своих дней в качестве необходимого, но не очень ценимого украшения в доме богатого мужчины. Мне такая жизнь представляется очень печальной, пустой и одинокой.
      – Как и жизнь старой девы, – надменно возразила герцогиня.
      Фиона пожала плечами:
      – Старой деве не приходится по крайней мере проводить время рядом с кем-то, кто растоптал ее надежды и мечты, кому неинтересны ее мысли и мнения. Она может позволить себе быть кем-то больше, чем просто женой, больше, чем существом, заменяемым так же легко и быстро, как вакантное место в штате прислуги.
      Герцогиня медленно выгнула белесую бровь.
      – Молодые женщины в настоящее время слишком многого ждут от брака.
      – Вероятно, они понимают, что сами по себе представляют ценность и что быть счастливыми не менее важно, чем быть замужними.
      Герцогиня издала какой-то непонятный звук.
      – А что будет с миром, если женщины станут предпочитать счастье замужеству?
      Фиона улыбнулась:
      – Мужчинам или придется намного больше платить домоправительницам, или они задумаются, как сделаться приемлемыми мужьями, после чего решат, хотят ли они приложить усилия, чтобы стать ими, или предпочтут жить в одиночестве.
      Уголок рта герцогини чуть искривился.
      – Забавная точка зрения.
      – Если быть до конца честной, ваша светлость, – продолжила развивать свою мысль Фиона, – меня совершенно не занимает преобразование всего мира. Большинство людей вполне довольны тем, что принимают вещи такими, какие они есть. Просто для себя я хочу больше, чем роль послушной супруги, тогда как ваш сын воспитан традиционно. Его жизнь будет протекать гораздо спокойнее, если он женится на женщине, придерживающейся такого же образа мыслей, как и у него.
      Герцогиня внимательно слушала, кивая, затем ровным голосом произнесла:
      – Да, тут, пожалуй, вы правы.
      Ах, если бы эта женщина не согласилась, сказала, что ее сын был бы счастлив, женившись на ней! Фиона незаметно вздохнула.
      – Есть еще что-нибудь, что нам следовало бы обсудить, ваша светлость? – Подойдя к креслу, Фиона взяла лежащие на нем пачки денег.
      – Думаю, это все.
      Фиона подала деньги герцогине и наклонила голову в знак окончания разговора.
      – Тогда прощайте, ваша светлость. Рада, что мы повидались.
      – Прощайте. – Герцогиня повернулась и выплыла из комнаты так же величественно, как и вошла.
      Фиона долго смотрела ей вслед, и на сердце у нее становилось все тяжелее. Эта женщина вовсе не была чудовищем, каким все ее считали. Да, она замкнута, холодна, чопорна, но если учесть тот мир, в котором она жила, сначала молодой женщиной, потом женой и матерью… Лед – это не всегда плохо, но как печально, что для матери Йена весна так и не наступила. Может быть, если бы им довелось какое-то время пройти по жизни вместе…
      Фиона сделала глубокий вдох и выпрямилась. Нет смысла желать и надеяться, если надеждам не суждено осуществиться. К тому же предрассудки общества глубоко пронизывают жизнь, и со временем, несмотря на все ее усилия, она оказалась бы в плену у этих предрассудков и не смогла бы им противостоять. Выйдя замуж за Йена, она стала бы такой же одинокой, пустой и злобно-бессильной, как его мать, а Йен, погруженный в свои занятия, даже не заметил бы, что в ее крошечном мирке всегда царит зима. Смахнув слезы, Фиона вышла из гостиной, решив, что настала пора упаковывать присланные Йеном вещи и отсылать их обратно.
 
      Голова Йена раскалывалась на части, и он поморщился. Определенно ему была нужна еще выпивка, но вот откуда ее взять?
      – Гм…
      Черт, он, кажется, не один. Кто-то явно считал, что он в состоянии открыть глаза и что-то сказать. Как гнусно с его стороны! Но возможно, это Гарри, а у Гарри может найтись бутылка виски.