Тристан прошел обратно тем же путем, каким его вели внутрь, и, выйдя на заднее крыльцо, обнаружил, что конь терпеливо дожидается его, а Сирил Хейвуд расхаживает по дорожке у крыльца.
      – Хейвуд, – произнес Тристан, когда тот остановился прямо перед ним. – Почему меня не удивило то, что вы меня здесь дожидаетесь?
      – Временами вы бываете чрезмерно спокойным и рассудительным.
      «Судя по всему, сам Хейвуд этим недостатком не страдает», – додумал Тристан.
      – Вы мне не нравитесь, Локвуд. Ну что ж, сказано честно и прямо.
      – Вряд ли, мистер Хейвуд, вы со мной не знакомы. Скорее вам не нравится мой интерес к Симоне.
      – Она еще очень юная.
      – В некоторых отношениях, – согласился Тристан. – А в других она мудрее, чем нам обоим удастся стать когда-нибудь в будущем.
      Хейвуд долго смотрел на Тристана, прищурив глаза, а потом резко заявил:
      – Она не шлюха.
      Так, по его мнению, Тристан считает ее шлюхой? Гнев вспыхнул в нем и пожаром пробежал по жилам.
      – Я до крови изобью любого, – медленно произнес Тристан, – кто позволит себе предположить подобное.
      – Только попробуй ее обидеть – и сам будешь избит до крови.
      Это ему обещает мужчина с одной здоровой рукой? Напомнив себе, что, хотя вступить в драку по этому поводу весьма приятно, все же это было бы нечестно, Тристан пожал плечами.
      – Я все понял, мистер Хейвуд.
      Хейвуд, не двигаясь, смотрел, как Тристан садится в седло, и вдруг, протянув руку, схватил коня под уздцы.
      – Симона мне как дочь! – гневно проговорил он. – Она мне дороже собственной жизни. Вы можете сказать о ней то же самое?
      Тристан судорожно вздохнул и стиснул зубы:
      – Вы имеете в виду собой заслонить ее от любой опасности? Да, могу.
      Хейвуд сузил глаза и, когда конь Тристана подался вперед, отпустил поводья. Потом, не говоря ни слова, он круто повернулся, поднялся по ступеням и ушел в дом.
      Тристан протяжно выдохнул и рассеянно покачал головой, вспоминая о том, какой чудесной была эта ночь до тех пор, пока они с Симоной не уехали со склада. Если бы только они остались там, решив отбросить к дьяволу все попытки придерживаться условностей! Если бы, если бы… Если бы не Люсинда, ему не пришлось бы стать благороднейшим из подонков.
      Зарычав с досады, он тряхнул головой, развернул коня и пустил его в галоп. Когда садовая ограда осталась у него за спиной, он быстро поехал к дому, надеясь там достичь забвения с помощью бренди.
      Небо уже начало розоветь, когда Тристан вышел из конюшни и стремительно взбежал по ступеням, ведущим в его городской особняк.
      Едва он сунул руку в карман за ключом, как дверь открылась, и он перешагнул порог, недоуменно вспоминая, велел ли дворецкому, чтобы его дожидались.
      Сбросив плащ и вручая его лакею, Тристан недовольно спросил:
      – Поттер, есть какая-то причина, которая заставила тебя бодрствовать в такую рань?
      – Лорд Ноуланд ждет вас в кабинете, ваша светлость. Ноуланд?
      Тристан извлек из кармашка часы. Без четверти шесть. Странно.
      Убирая часы, он спросил:
      – Что здесь делает Ноуланд? Не считая того, что ждет меня, я имею в виду.
      – Он не сказал, сэр.
      Ну конечно, не сказал: аристократы не дают объяснений слугам, а слуги не задают вопросов.
      Тристан быстро прошел по коридору к своему кабинету и обнаружил там гостя, который уютно устроился в мягком кресле у весело пылающего камина.
      – Ноуланд, – окликнул он его, отметив пустую рюмку, стоящую на столике рядом с креслом. – Что заставило тебя выйти из дома так рано?
      – Сейчас не рано, а поздно, – уточнил Ноуланд, прикрывая рот тыльной стороной руки. – Я еще не ложился в постель.
      Похоже, он собирается что-то рассказывать…
      – А бренди еще осталось?
      – Немного.
      Проходя к буфету, Тристан спросил:
      – Ты собираешься поведать мне, почему оказался здесь в такой час, или хочешь, чтобы мы поиграли в игру «задай правильный вопрос»?
      – Сегодня вечером я допоздна работал над докладом, который хотел представить моему начальнику утром, – принялся объяснять Ноуланд, пока Тристан наливал себе бренди. – После полуночи я ушел из кабинета и направился домой, по дороге углядев, что ты и леди Симона Тернбридж улизнули, чтобы, как я полагаю, устроить тайную встречу на складе.
      Тристан неодобрительно покачал головой.
      – Так ты следил за нами?
      – Говоря точнее, я следил за леди Таунсенд, которая следила за вами.
      Люсинда? Тристан замер.
      – Этого только не хватало! – пробормотал он.
      – Я так и понял, что ты не заметил ее присутствия. Ну конечно, не заметил. Ему и в голову не приходило, что такое возможно. Глупость и слепота. Непростительная небрежность.
      Тристан поднес рюмку к губам и сделал глоток.
      – Как долго она там оставалась?
      – Не слишком долго, – заверил его Ноуланд. – Как только ты поручил своего коня сторожу, ее карета поехала дальше.
      – Но… Ты уверен, что это была она?
      Ноуланд кивнул.
      – Розалинда остановилась возле дома герцога Райленда под уличным фонарем, и когда она отодвинула занавеску, чтобы наблюдать за вами, я очень хорошо разглядел ее лицо.
      Проклятие! Тристан снова отпил бренди и рухнул в кресло, стоявшее напротив.
      – А где был ты?
      Ноуланд виновато улыбнулся:
      – Я отчаянно пытался скрыться из вида, пока ты меня не заметил и не решил, что я слежу за тобой. Впрочем, ты все равно не замечал никого, кроме леди Симоны. Я последовал за вами на случай, если тебе понадобится помощь.
      Хорошо, что этой ночью хотя бы Ноуланд не потерял головы. Про себя Тристан такого сказать не мог.
      – Спасибо.
      – Четыре часа – это чертовски долгий срок для того, кому приходится торчать на пристани.
      – Это зависит от того, чем человек занимается, – усмехнулся Тристан.
      Ноуланд засмеялся:
      – Я играл в карты с ночным сторожем. Кстати, он прекрасный партнер.
      – Да? А я и не знал.
      – В интересах нашей дружбы и чтобы ничего не утаивать, – продолжил Ноуланд, – хочу упомянуть о том, что я проследовал за вами до городского особняка герцога на тот случай, если леди Таунсенд вдруг решит устроить безобразия на этом этапе вашей вылазки. Как только вы оказались в обществе мистера Хейвуда и остальных ее родственников, я прекратил наблюдение, пришел сюда и с тех пор дожидаюсь тебя.
      Значит, Ноуланду известно, что их с Симоной разоблачили. А он так уверенно сказал герцогу, что их отношения являются тайной! Кажется, столь дивная ночь могла обернуться куда как плохо… Тристан снова пригубил бренди, прикидывая, насколько быстро он способен напиться и как долго может себе позволить оставаться в таком состоянии.
      – Я у тебя в большом долгу, Ноуланд, – проговорил он, надеясь ускорить события и заставить приятеля убраться восвояси, однако Ноуланд намека не понял: он переплел пальцы, пристроил их на животе и, улыбаясь, спросил:
      – Должен я принести тебе поздравления по поводу помолвки?
      Тристан поднял рюмку.
      – Нет. Герцог удовлетворился моим обещанием оставить эту эскападу в тайне и разорвать отношения с Симоной.
      Ноуланд хмыкнул:
      – Это определенно нельзя назвать ожидаемым ходом событий, – задумчиво заметил он. Тристан пожал плечами:
      – Дрейтон – очень необычный пэр.
      – Если учесть то, что ты тоже необычный, разговор, полагаю, получился интересным.
      «Интересный» был не совсем тот эпитет, который использовал бы сам Тристан, но спорить ему все равно не хотелось.
      – Герцог был удивительно вежлив, если принять во внимание все обстоятельства, – признал он и вдруг сморщился, как от боли.
      Ноуланд удивленно взглянул на него.
      – И в чем причина твоего очередного волнения?
      – Люсинда знает про Симону!
      – Пожалуй, – согласился Ноуланд. – Однако свидание не обязательно ведет к женитьбе. Леди Таунсенд не имеет понятия о том, что тебя и леди Симону застали вместе. Почему она вдруг должна решить, что ты планируешь вступить в брак? Пока у нее нет основания торопиться и считать, что ей необходимо принять меры против тебя.
      – Это так ты решил.
      Ноуланд ничуть не смутился.
      – Во время второй части твоего приключения я нигде не заметил ее кареты. Несомненно, она отправилась домой сразу после того, как увидела, куда направились вы с леди Симоной.
      Стремительно перебирая возможные варианты, Тристан кивнул, делая вид, будто соглашается с Ноуландом. И все же, почему Люсинда следовала за ним и Симоной до склада? Разве ей мало было просто знать об их встрече? А если на самом деле она выслеживала их с таким же упорством, какое проявил Ноуланд, и увидела, что у ворот их ждет Хейвуд?
      Неожиданно Тристан почувствовал, что слишком устал и не способен прийти хоть к какому-то разумному решению. Лишь одна мысль казалась ему неоспоримой: с этой минуты он должен держаться от Симоны как можно дальше. А еще ему необходимо предостеречь ее. Люсинда знает про них, и, значит, существует вероятность того, что его мачеха начнет осуществлять свой план. Может, отправить Симоне записку? Или лучше найти какой-то более удачный и разумный путь, которого он просто не видит сейчас из-за усталости?
      Впрочем, в настоящий момент самым разумным было подняться наверх, упасть на кровать и немного поспать.
      Тристан посмотрел на Ноуланда:
      – Я очень ценю то, что ты этой ночью сделал ради меня.
      – Всегда рад помочь. – Ноуланд поднялся. – Но если в следующий раз ты решишь устроить любовное свидание при свете дня, я буду тебе очень благодарен.
      – Свиданий больше не будет, по крайней мере с леди Симоной.
      – Ах да, твое обещание герцогу…
      Это было отнюдь не главной причиной, но годилось в качестве наиболее простого объяснения, и Тристан кивнул.
      – Если уж речь зашла об обещаниях. Надеюсь, ты не станешь ни с кем делиться своими наблюдениями.
      Ноуланд ухмыльнулся:
      – Если только ты мне не скажешь, что на самом деле хочешь на ней жениться и нуждаешься в способе обойти возражения герцога. Тогда я буду рад рассказать о вас всем, с кем только знаком.
      – Тебе просто цены нет.
      – Настоящий друг и все такое прочее. – Продолжая ухмыляться, Ноуланд направился к двери, а Тристан уставился в свою почти пустую рюмку, прислушиваясь к звукам, сопровождавшим уход друга.
      Если бы этой ночью Люсинда решила действовать… Он откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза, испытывая глубокое отвращение к себе. Они с Симоной остались целы и невредимы только по милости Божьей и по тем соображениям, которые имела в голове его мачеха. Им повезло, и теперь его обязанность – позаботиться о том, чтобы Симоне продолжала улыбаться удача.
      Увы, уроки живописи закончились. Конечно, ему придется придумать для Эммалины подходящую отговорку, однако Симоне он расскажет об истинной причине, по которой больше не сможет ее видеть, – она, безусловно, этого заслуживает. Вот только как ей об этом сказать… Может, напрямую? «Я обещал твоему зятю, что больше не буду с тобой видеться, в обмен на разрешение не жениться на тебе. Это я сделал для того, чтобы защитить тебя от Люсинды. Потом оказалось, что это было довольно бесполезной жертвой, поскольку ей все равно известно о нашей ночной встрече. Мне очень жаль. Я не знаю, насколько серьезно ее помешательство, и не думаю, чтобы она сочла тебя опасной, но тем не менее тебе стоит держать ухо востро и помнить о ней. А за сим – прощай».
      Тристан вздохнул, открыл глаза и допил остатки бренди. Раз он уже выказал себя полным ослом, вполне можно добавить под конец что-то вроде: «Спасибо за чудесную ночь и море наслаждений. Я продолжал бы эту связь, если бы только мог надеяться найти способ, как сделать это безнаказанно».
      К несчастью, он и так уже достаточно сильно уронил себя в ее глазах. Не то чтобы мнение Симоны о нем останется высоким после того, как герцог объявит ей о том, что ее возлюбленному понадобилось не больше минуты на решение ее бросить. Боже, как он все испортил! Если бы только он прислушался к голосу рассудка и не нарушил своих принципов тогда, в саду!
      Конечно, можно просто уплыть из Лондона и разделаться со всем сразу. Ему совершенно нет нужды в наследственном поместье – если уж на то пошло, оно только высасывает деньги из его личного состояния, так что без него он окажется значительно богаче. И ему нисколько не хочется занять свое место в палате лордов. Англия давно перестала быть его домом, да никогда и не была им… Тристан никогда не питал по отношению к этой стране чувства долга, которое заставило бы его пустить корни в английской почве.
      Да, уплыть – это разумно и осмотрительно. Если Люсинда не сможет его разыскать, то она не сможет убить его ради страховой премии, и, что еще важнее, у нее не будет никаких причин причинять зло Симоне.
      Однако… Тристан тихо вздохнул и снова откинул голову на спинку кресла. Он может найти сотню разных доводов, но, если честно, отъезд был бы равнозначен трусливому бегству. Люсинда не только не будет наказана за убийство его родственников, но никто не сможет помешать ей в том случае, если она вдруг решит застраховать Эммалину. А то, какого мнения о нем будет Симона… Боже, ему даже думать не хотелось о том, насколько глубоко будет ее отвращение к нему!
      Из всего этого сумбура следовало только одно: ему необходимо найти способ принудить Люсинду к действиям, не подвергая опасности никого, кроме самого себя. Плохо то, что это гораздо легче сказать, чем сделать… Может быть, если он закроет глаза всего на несколько минут и как следует подумает, ему… удастся… найти…
      – Сэр?
      Проклятие, ну что еще!
      – Сэр!
      Тристан протестующе заворчал, пытаясь отодвинуться от руки, которая трясла его, затем открыл глаза.
      – Грегори?
      – Да, сэр. Извините, но я подумал, что вы захотите это знать: «Констанс» уже причаливает.
      Осмысление каждого слова оказалось процессом медленным и сложным, поскольку голова Тристана никак не хотела приходить в норму. Ага, он у себя в кабинете. И похоже, заснул прямо в кресле. Огонь в камине еще горит, но из-под бренди куда-то исчезла рюмка. Кто-то – наверное, дворецкий – поставил на столике рядом с креслом кофе…
      Проведя рукой по лицу, Тристан выпрямился в кресле.
      – Который час?
      – Десять, сэр.
      Боже, он проспал четыре часа! А ведь когда-то ему вполне хватало и двух.
      Тристан рассеянно провел рукой по волосам.
      – До чего гадко стареть!
      – Была тяжелая ночь? – сочувственно спросил Грегори.
      – Да, пожалуй.
      Протянув руку, Грегори снял что-то с плеча Тристана, а затем повернулся к окну и поднес руку к свету.
      – Долгая ночь с брюнеткой?
      Симона!
      Мозг Тристана судорожно начал работать.
      – Сделай мне одолжение, Грегори.
      – А разве я не этим занимаюсь все время?
      Тристан, прищурившись, посмотрел на своего служащего:
      – Ты вчера так и не нашел, с кем пообедать?
      Грегори неопределенно пожал плечами:
      – Так что за одолжение я должен сделать, сэр?
      Тристан поднялся.
      – Я должен был появиться у сестры и помочь ей писать портрет подруги.
      – Ваша доброта просто бесконечна…
      Тристан, не выдержав, хмыкнул. На самом деле, если не считать проблемы с Люсиндой, он считал себя настоящим счастливцем. Если бы еще Люсинда не портила все остальное…
      – Ты заедешь к моей сестре и передашь ей, что этим утром у меня есть другие обязательства. Вырази мои сожаления и все такое. Пока ты этим занимаешься, я приведу себя в порядок, и затем мы увидимся на причале.
      – А где живет ваша сестра?
      – Кучер отвезет тебя сначала к Эм, а потом к причалу.
      Грегори неохотно кивнул и высоко поднял длинный, волос Симоны.
      – Это вам нужно?
      – Пока не знаю. – Тристан взял волос и вернул его себе на плечо просто для того, чтобы увидеть, что предпримет его помощник.
      Грегори, воздел очи к небу.
      – А имя вашей сестры? Просто чтобы мне не выглядеть глупым невеждой, стоя у ее дверей.
      – Эммалина, – сообщил Тристан. – Леди Эммалина Таунсенд.
      – И вы не будете против, если я приглашу ее пообедать?
      Тристан рассмеялся и начал подниматься по лестнице:
      – Нисколько. Действуй.
      Эм и Грегори – вот забавно! С такой парочкой уж точно не будет сцены, какая случилась у него с герцогом. Кстати, союз этих двоих был бы отнюдь не плох. Эммалина и Грегори люди спокойные, чуть замкнутые, и, главное, более чем готовы не нарушать рамки того, что дозволено обществом.
      В отличие от… Он перевел взгляд на свое плечо и, сняв длинный волос с ткани сюртука, медленно начал накручивать шелковистую нить на палец. При этом он пытался понять, что в Симоне так притягивает его. Он мог умело командовать кораблями и людьми, на всем Востоке его знали, как искушенного купца. Благодаря усердному труду и полной сосредоточенности Тристан сколотил состояние, о котором большинство аристократов могли только мечтать. К тому же он не мог вспомнить, когда в последний раз женщина всерьез отвергала предложенные им плотские утехи. В целом он мог считать себя человеком с острым умом и способностью направить его на достижение хорошо продуманной цели.
      Так что такое было в Симоне, что заставило его отбросить осторожность и рассудительность? Вряд ли он назвал бы ее самой красивой женщиной из всех, с кем ему приходилось встречаться, и она определенно не была первой, уступившей обольщению. Однако Симона оказалась первой, чья цена стала для него чересчур высокой.
      Что в ней было особенного? Возможно, все объяснялось просто: он уже много месяцев не имел возлюбленной, а Симона оказалась готова к любви? Но, если бы ему нужно было только жаркое тело и удовлетворение желания, тогда он мог бы выбрать любую из доброй дюжины замужних женщин, которые маняще смотрели на него на каждом балу. Тем не менее никому из них не удалось пробудить в нем хоть искру интереса. А вот в Симоне оказалось нечто такое, что проникло в глубину его существа и властно сотрясло его до самого основания.
      Постаравшись избавиться от наваждения, Тристан сурово приказал себе прекратить самоистязания. Это была случайная слабость, секундное помрачение рассудка. Он отправит ей предостережение относительно Люсинды – и на этом все, – они больше не увидят ее.
      Аккуратно положив волос на умывальник, Тристан скинул сюртук и заставил себя сосредоточиться на списке грузов, которые прибывают в порт.
 
      Стоя в гостиной особняка Таунсендов, Симона огляделась. Хлипкие белые с позолотой стулья исчезли, но на их месте пока ничего не возникло, поэтому комната казалась несколько менее заставленной, чем накануне. Почему-то она вдруг стала обращать внимание на такие вещи. Прошлая ночь была долгой, хоть и чудесной, но этим утром Симона испытывала такую усталость, что едва справлялась со сном и совершенно не способна была логически мыслить.
      Симона тряхнула головой. Поскольку у коновязи коня Тристана не оказалось, то он скорее всего еще в пути. Если бы она проспала хоть на пару часов дольше, то сейчас у нее хватило бы энергии, чтобы задрожать от возбуждения, но поскольку энергии было мало, предвкушение встречи текло в ней, словно теплый мед. Найти удобный момент, шагнуть в объятия Тристана и, положив голову ему на грудь, закрыть глаза и ощутить под щекой биение его сердца… Разве это не настоящий рай?
      – Ты выглядишь просто ужасно.
      Симона повернулась к двери и заставила себя улыбнуться:
      – Да ладно тебе, Эмми. Зато ты прямо светишься. Если бы ты не была моей подругой, мне бы пришлось тебя возненавидеть.
      – Может, тебе нездоровится?
      – Я немного устала, – призналась Симона, – потому что этой ночью почти не спала. Кэрри произвела на свет мальчика, которого назвали Калленом.
      – Как это чудесно! Так ты теперь тетя…
      – Уже в третий раз, но это мой первый племянник.
      Эмми улыбнулась:
      – Надеюсь, у твоей сестры все в порядке?
      Симона кивнула, и тут в гостиную вошел лакей.
      – Прошу прощения, мисс, – обратился он к Эммалине, – но вас ждут. Этот человек говорит, что его прислал ваш брат.
      На лице Эммалины отразилось удивление, но она достаточно быстро пришла в себя, чтобы вспомнить о требованиях вежливости.
      – Пожалуйста, проведи его сюда.
      Когда лакей удалился, Эмми повернулась к Симоне:
      – От брата? Должно быть, что-то случилось! Тристан обещал прийти сюда утром и помочь мне писать твой портрет.
      Симона пожала плечами; она подумала, что скорее всего Тристан испытывает такую же усталость, как и она, и просто счел за благо остаться дома и выспаться. Хорошее решение – и сама она намерена поступить так же, как только сможет уйти.
      – Мистер Уэйд Грегори!
      Объявив имя гостя, лакей пропустил в дверь довольно высокого мужчину, и Симона отметила, что он определенно не сошел со страниц модного журнала, а это уже говорит в его пользу.
      Взгляд вошедшего скользнул по ней, после чего переместился на Эммалину.
      – Доброе утро, дамы, – проговорил он, вертя в руках котелок.
      О, да он, кажется, покраснел?
      Симона опустила глаза, а Эммалина приветливо улыбнулась:
      – Вы американец! – бесцеремонно воскликнула она.
      Румянец мистера Уэйда стал еще заметнее, когда Эмми принялась рассматривать его, словно дольку лучшего швейцарского шоколада.
      Наконец он откашлялся и поднял голову.
      – Мэм, я клерк вашего брата. Тристан попросил меня зайти к вам и передать его извинения, так как он не сможет присоединиться к вам и вашей подруге для сеанса живописи. Один из его кораблей пришел в порт, и ему необходимо быть на причале.
      – О Боже, я еще ни разу не была на корабле!
      Симона чуть не застонала, прекрасно понимая, что задумала Эммалина. И это когда ей так хочется пойти домой и лечь, а не играть роль дуэньи!
      – Я уверен, что ваш брат будет более чем счастлив видеть вас у себя на судне… ближе к концу недели.
      – Ну, это очень долго. – Эммалина надула губки.
      – А тебе разве не хотелось бы увидеть корабль, Симона? – Нe дав ей возможности ответить, она улыбнулась: – Подождите, пока я надену шляпку и накидку, мистер Грегори, и тогда вы сможете нас сопровождать.
      Грегори чуть не смял котелок: он явно не знал, что ему делать.
      – Это ей свойственно. – Симона пожала плечами. – Вечно мчится куда-то, предоставляя остальным следовать за ней, хотят они того или нет.
      Грегори обреченно кивнул:
      – Ее брат тоже так делает.
      Еще бы! Кстати, порт – место довольно людное, и это даже хорошо.
      – Кстати, я леди Симона Тернбридж.
      Гость вежливо поклонился и тут же отвел взгляд; его щеки снова стали ярко-розовыми.
      Решив, что Грегори может чувствовать робость и неловкость из-за затянувшегося молчания, Симона порылась в памяти, призывая на помощь то, чему ее когда-то учили в части поддержания светской беседы.
      – Давно вы служите у лорда Локвуда?
      – По-моему, целую вечность, – ответил Грегори. – Если точно, семь лет – с того дня, как Таунсенд основал свою компанию.
      В это мгновение в комнату вошла Эмми и спасла их обоих.
      – Симона, я готова! Мистер Грегори, вы надеюсь, тоже?
      Она тут же двинулась в направлении парадной двери, и Грегори, покачав головой, последовал за ней.
      Симона тоже пошла следом за Эмми, надеясь, что ей все же не придется играть роль вечно бдительной компаньонки и в карете она сможет немного подремать.

      Тристан вышел из трюма и прищурился. Солнце нещадно палило, на берегу массивные двери складских помещений были распахнуты, и грузчики уже стояли наготове с тачками и тележками. На палубе матросы налаживали сложный кран с веревкой и блоком, и вскоре он уже извлек первый деревянный ящик из недр судна.
      Неожиданно его взгляд замер. Не может быть!
      Он двинулся вперед по палубе, пытаясь угадать, которая из двух дам убедила Грегори захватить их с собой. Не то чтобы Тристан верил в старую примету относительно того, что женщины на палубе приносят неудачу, но неопытные экскурсантки могли непреднамеренно вызвать катастрофу.
      Добравшись до Грегори и Эммалины, остановившихся в центре палубы, Тристан понял, что долго они не задержатся, так что проблема решится сама собой.
      – Эм, ты, кажется, немного позеленела.
      – У меня и внутри все позеленело, – призналась Эммалина, прижимая ладони к животу.
      Грегори прекрасно играл роль сопровождающего: он бережно взял Эмм под руку и, повернувшись к трапу, предложил:
      – Наверное, вам стоит сойти на берег, леди Эммалина.
      Эмм молча затрясла головой, и они быстро пошли обратно; Грегори едва успел оглянуться через плечо и попрощаться:
      – Сэр, лед. Симона…
      Вздохнув, Тристан направился к другой даме, стоявшей, на носу корабля спиной к нему.
      Ему мучительно хотелось поскорее заключить Симону в объятия, утонуть в ее страсти. Будь проклята Люсинда, а с ней и вся аристократия за то, что они оба к ней принадлежат. И почему, черт подери, он не встретился с Симоной в Америке?
      Внезапно Симона наклонилась и стала смотреть вниз, на воду, предоставив Тристану возможность любоваться весьма вдохновляющей картиной. Его кровь тут же закипела, чресла налились желанием.
      Стиснув зубы, он напомнил себе все причины, по которым ему нельзя больше к ней прикасаться. Тем временем Симона выпрямилась, шагнула в сторону и встала в опасной близости от свернутого каната.
      Вздохнув, Тристан решил, что в качестве предлога этот вполне сгодится и ускорил шаги. Оказавшись рядом с Симоной, он решительно обхватил ее за талию, и она, вскрикнув от неожиданности, обернулась к нему. Смех сорвался с ее губ, когда он горящим взглядом посмотрел ей в глаза.
      – Никогда не вставайте на палубе корабля рядом с канатами. – Тристан неохотно выпустил ее из объятий и восстановил между ними подобающую дистанцию. – Если, конечно, вы не слишком торопитесь на тот свет.