Симона стояла, ощущая, как отчаянно колотится ее сердце, и смотрела, как Тристан устраивается в седле. Боже, если уж ей суждено попасться на нехорошем поступке, то нет на земле другого мужчины, с которым ей хотелось бы быть пойманной. Надо, чтобы ей отдали должное за то, что она выбрала столь красивого и столь сильного любовника, который одним прикосновением способен превратить разум в пепел… Тристан посмотрел на нее с высоты и медленно улыбнулся, затем подвинулся назад на гладкой коже седла.
      Симона на мгновение задумалась.
      – Садись, а я тебе помогу.
      – Если бы я знала, как это делается, – наконец призналась она. – Мои учителя хороших манер в один голос утверждали, что леди никогда не должны…
      – А они говорили почему?
      – Нет. Но все они приходили в ужас, когда я об этом спрашивала.
      Наконец Тристан сжалился над ней:
      – Ладно, прыгай на приступку, поворачивайся ко мне спиной, и я покажу тебе, почему эти люди были столь непреклонны.
      Симона быстро сообразила, в чем тут опасность, но перспектива испытать это в реальности. Она вскочила на камень и послушно повернулась лицом к ограде. Как только она это сделала, рука Тристана обвилась вокруг ее талии, и он, подняв, посадил ее к себе на колени.
      Теперь Симоне стало совершенно ясно, почему леди не должны садиться на коня с мужчиной.
      – Удобно?
      Услышав этот вопрос, она обернулась к нему и ухмыльнулась:
      – Удобно бывает тогда, когда ты сидишь на мягком кресле в утренней гостиной, пьешь кофе и болтаешь с сестрой. Моей сестры тут нет, а ты совсем не мягкий. Если честно, – тут она намеренно поерзала в седле, потеревшись о его напряженную плоть, – ты явно не похож на подушку.
      – Уверен, что ты смогла бы разгладить меня без всякого труда.
      – Прямо здесь?
      – О Боже! – простонал Тристан, поворачивая коня. Когда они выехали из темноты и оказались на влажных от росы булыжниках мостовой, он крепко сжал поводья. Симона хотела подвинуться вперед и уменьшить его страдания, но в этот момент Тристан положил руку ей на ногу и начал чертить ладонью жаркие круги, которые медленно, но неуклонно перемещались вверх и внутрь.
      – Куда мы едем? – спросила Симона прерывающимся голосом.
      – Это сюрприз.
      Никто еще не прикасался к ней так. Жар его руки и трение ткани брюк заставляли ее кожу пылать.
      Симона закрыла глаза и попыталась унять пульсацию, возникшую внизу живота.
      – Вообще говоря, я никогда особо не любила сюрпризы.
      – Этот тебе понравится, обещаю. – Тристан наклонил голову и нежно прикоснулся губами к ее виску, спросив:
      – Тебе тоже не терпится, Симона?
      Его ладони легли на самую нижнюю пуговицу ее брюк и замерли там.
      – Надеюсь, ты не сочтешь это слишком большим бесстыдством. – Симона заерзала, пытаясь заставить его руку двигаться. – Не то, чтобы меня особо огорчило, если бы ты это сделал.
      – Наедине, – прошептал Тристан, – не существует ничего «слишком».
      – Тогда не могли бы мы ехать быстрее?
      – Сейчас темно, – проговорил Тристан, медленно прижимая ладонь к ее телу, – улицы пусты…
      – Ох! – простонала Симона, когда дивный жар и пульсация вернулись. – Это просто…
      Она судорожно вздохнула, ощутив неожиданный острый пик наслаждения и едва успела радостно улыбнуться, как за ним последовал другой – более глубокий и жаркий, а потом еще, еще. И еще. Симона приподнялась, отчаянно пытаясь отстраниться, надеясь не потерять рассудок в потоке слишком острых ощущений.
      – Боже правый! – прошептала она.
      Тристан рассмеялся, и его смех распространился по ее телу, усиливая чувство удовлетворения. Она улыбнулась и подумала еще раз, что если когда-то где-то и существовал мужчина, достойный скандала, то это Тристан Таунсенд. Симона прижалась щекой к его жаркой груди. Слушая сильное и ровное биение сердца, она закрыла глаза и отдалась во власть этой захватывающей колыбельной.
      Симона стояла в тени, как и велел ей Тристан, и смотрела, как он ведет коня к тускло освещенному закутку в дальней части склада. Часть ее сознания лениво переваривала тот факт, что она безмятежно подчиняется ему. Другая часть была искренне восхищена его попыткой позаботиться как о ее репутации, так и о коне. А еще какая-то часть послушно регистрировала картины, звуки и запахи окружающего мира, которого ей не приходилось видеть с того дня, когда ее причислили к аристократии.
      Они явно подъехали к реке, и Симона уже чувствовала ее запах, слышала ее шум.
      Она повернулась и, отойдя глубже в тень остановилась, чувствуя, как ее сердце переполняется восторгом, Темза. Сегодня прилив был высоким, а вода была теплой.
      – Симона!
      Ах, как мило! Ее не оказалось там, где он ее оставил.
      – Я здесь! – тихо отозвалась она. Подойдя, Тристан обхватил ее за талию.
      Дом. Она дома! Прижавшись к нему, Симона положила руки ему на грудь и мечтательно вздохнула:
      – Туман поднимается и расходится вдоль Темзы. Я уже целую вечность этого не видела. Странно, но иногда людям так не хватает мелочей…
      – Тебе небезопасно быть здесь одной, Симона.
      – Я не одна, – напомнила она ему шепотом. – Я с тобой.
      Тристан несколько секунд стоял молча, а потом спросил:
      – Когда ты в последний раз спускалась к реке?
      Симона вздрогнула. Ей сразу вспомнилось утро того дня, когда ее мир внезапно перевернулся. Прилив был низким, но она не нашла в вонючей грязи ничего, что можно было бы продать, и она вернулась в бордель, думая о том, что ей снова придется весь день голодать. Эсси, содержательница борделя, была в ярости из-за того, что не получала денег от ее речного промысла и…
      Симона решительно прервала воспоминания.
      – Это было много лет назад, – тихо ответила она.
      – И тогда произошло что-то неприятное, да?
      Да. Хорошие воспоминания словно из другой жизни, а вот плохие… Они такие же четкие, как будто все случилось только вчера, но я изо всех сил стараюсь делать вид, что это не так.
      – На самом деле я родилась здесь, у Темзы, – проговорила Симона, ощутив необъяснимую потребность поделиться своей историей. – Где именно – не знаю и думаю, никто не знает, точнее, не интересуется.
      – Почему?
      – Моя мать была проституткой.
      – А отец?
      – Герцог Райленд. – Симона пожала плечами. – По крайней мере так говорят. Я никогда этому особо не верила, но мое мнение никакой роли не играет. Королева объявила, что это непреложный факт, помахала скипетром – и с тех пор я веду жизнь в богатстве, комфорте и почете.
      – А твоя мать? Где она сейчас?
      – Ее убили, когда мне было десять: кто-то перерезал ей горло в темном переулке.
      Тристан крепко прижал Симону к себе.
      – И что потом?
      – Кое-кто согласился дать мне ведро и швабру в обмен на уголок у очага и обменивал то, что я отыскала на берегу, на кусочки еды. Это продолжалось четыре года.
      – К счастью, королева в конце концов помахала своим скипетром.
      – Если говорить об ошибках, то тут мне повезло, – признала Симона. – Каролин и Дрейтон проявили немалое понимание того, что я чувствована в первое время.
      – А теперь расскажи мне о своей прежней жизни и о своей семье.
      – Тут и рассказывать нечего: семья как семья. Отец – пьяница, женившийся три раза. Брат от первой жены, Джайлс, брат – от второй, моей матери, Джеймс, а Эммалина – от Люсинды.
      Симона нахмурилась.
      – Так все-таки маркиз был твоим отцом?
      – По имени, закону и правам наследования – да, но семя было не его.
      Значит, они оба незаконные дети.
      – А он знал, что ты не его сын?
      – Ну разумеется. Мне это никогда не забывали и не простили. В тот день, когда мне исполнилось восемнадцать, я уплыл в Америку – и мы больше никогда не виделись. То, что именно я унаследовал титул – нелепая случайность, и теперь отец, наверное, крутится в гробу без остановки.
      – А ты знаешь своего настоящего отца?
      Тристан покачал головой:
      – Мать отказалась его назвать.
      Симона вздохнула.
      – Надеюсь, это не герцог Райленд. – Она содрогнулась.
      Тристан тихо засмеялся.
      – Давай не будем об этом. Здесь сыро, лучше нам войти в помещение, – сказал он и повел Симону к двери склада.
      Пока они шли, мозг Симоны покорно фиксировал происходящее. Она еще никогда в жизни не позволяла мужчине вести ее в темный склад… Ей следовало бы испытывать гораздо большую нервозность, но, с другой стороны, основные принципы совокупления не являлись для нее тайной: она росла в борделе и была весьма неплохо просвещена в этом вопросе. Не существовало таких секретов успешных любовных ласк, о которых ей не пришлось услышать, и все представлялось достаточно понятным и относительно несложным. Возможно, она находила бы все более интересным, если бы во всем этом участвовал мужчина, похожий на Тристана…
      Глядя на него, она уже ощущала тепло во всем теле, а его прикосновение… Даже сейчас, когда его пальцы переплетались с ее пальцами, у нее уже ускорился пульс. Хорошо ли это, ей было совершенно не важно: даже если все продлится считанные часы, этой ночью она принадлежит ему и она желанна.
      Тристан остановился сразу за порогом склада.
      – Осторожнее, – предупредил он Симону, отпуская ее руку, – тут повсюду ящики. Сейчас я зажгу лампу.
      Симона ждала в полном молчании, но потом ей это надоело, и она, стянув с себя куртку, положила ее на один из ящиков.
      Найдя спичку, Тристан зажег ее, и Симона ахнула.
      Оставив ее предаваться фантазиям среди вороха ярких шелков, Тристан стал пробираться по заранее проложенному пути.
      – Дальше будет еще лучше, – пообещал он, когда зажженная им лампа осветила стопки сверкающей бронзы и полированного дерева.
      – Да здесь просто волшебное царство! – воскликнула Симона, когда Тристан зажег еще одну лампу и вернулся обратно, чтобы посмотреть, что именно из его сокровищ овладело ее вниманием.
      Тристан остановился на краю пятна света, и его сердце дрогнуло. Он положил клинок там, где Симона обязательно должна была его увидеть, и надеялся, что она заинтересуется им в достаточной мере, чтобы взять его в руки.
      Если не считать последней части его плана, все прошло безупречно. Тристан смотрел на нее, и его разум отказывался думать о чем-то, кроме того, насколько дивным созданием оказалась леди Симона Тернбридж.
      – Просто поразительно! – Симона сделала шаг вперед и наставила острие на воображаемого противника, потом отскочила назад и прочертила клинком стремительную дугу, словно парируя удар. Потом она танцующей походкой продвинулась вперед на два шага, и с каждым движением улыбка на ее лице разгоралась все ярче. – Я еще никогда не видела клинок такой прекрасной работы!
      А он никогда не встречал женщину, которая так свободно и естественно владеет своим телом. Тристан судорожно сглотнул.
      – Когда я впервые держал тебя за руки, мне стало любопытно, откуда у леди могут появиться мозоли на обеих ладонях. Ну, на левой – от поводьев, а на правой? Теперь я вижу – это от рукояти оружия. Тебя, похоже, обучали по всем правилам.
      Симона остановилась и подняла клинок, любуясь светом, отражавшимся от него.
      – Это все Хейвуд и Дрейтон. – Она с трудом оторвала взгляд от клинка. – А ты фехтуешь?
      Тристан медленно кивнул, потом откашлялся и встал с ящика.
      – Нам надо будет как-нибудь устроить поединок.
      Ее взгляд медленно скользнул вдоль его тела.
      – Только не сейчас, – тихо проговорила Симона и благоговейно возвратила оружие в резной ящичек, после чего закрыла крышку и повернулась к Тристану:
      – Полагаю, у нас есть возможность лучше провести время…
      – Именно это я имел в виду. – Тристан протянул руку, и Симона, шагнув к краю освещенного круга, не колеблясь, приняла ее.
      – Какая красота! – прошептала она, проходя вперед к кровати с пологом, которую Тристан соорудил из атласных подушек и отрезов сари с золотой вышивкой. – Настоящая… – Она покачала головой и присела на ящик, на котором он пристроил лампу.
      – Роскошь?
      – О да! – согласилась она, стаскивая с себя сапожок. – И при этом греховная. – Симона наклонилась и сняла второй сапожок.
      – Да, тут ты права. – Тристан подошел к ней сзади и положил руки ей на бедра. – Здорово, правда?
      – Правда.
      Тристан не позволил ей отстраниться и, наклонив голову, прикусил мочку ее уха:
      – Ты привлекла меня с той минуты, как я увидел тебя на другой стороне бального зала.
      – И тебе сразу захотелось это сделать?
      – Да. – Он отпустил ее бедра и, обхватив ладонями груди, прижал подушечками больших пальцев напрягшиеся соски.
      По телу Симоны пробежала глубокая дрожь, а потом она удовлетворенно вздохнула, чувственно повела плечами и высвободилась из его объятий. И тут, отойдя, она повернулась к нему лицом и начала расстегивать пуговицы на рубашке со словами:
      – Я не заставила тебя слишком долго ждать, не так ли? Прошло всего двое суток, и вот мы здесь.
      – Твой энтузиазм делает тебя самой чудесной женщиной из всех, которых мне довелось встречать.
      – И ты не думаешь, что я самая распущенная?
      – Ты самая честная, Симона. – Тристан снял себя сапог и отбросил его в сторону. – Я просто потрясен твоей честностью.
      Симона расстегнула последнюю пуговицу рубашки, и ее пальцы переместились на брюки, после чего штаны скользнули вниз, и через секунду рубашка приземлилась на брюки. У Тристана перехватило дыхание.
      Никакого корсета, никаких панталонов, никаких чулок – только сливочная атласная кожа и завораживающе женственные формы.
      – Иисусе Сладчайший! – простонал он и, сдернув второй сапог, встал обеими ногами на деревянный пол, судорожно переводя дыхание.
      Пока он пытался взять себя в руки, Симона направилась к нему с чувственной улыбкой на губах.
      – Ты совсем забыл про мою честность, да?
      Честность – хорошо, даже замечательно, но в это мгновение Тристана гораздо больше волновала ее высокая грудь идеальной формы.
      – Ты…
      – Да? – Симона медленно переспросила, протянув руки и начала расстегивать пуговицы его рубашки.
      – Исполнение мечты любого мужчины.
      – Неужели? А мне всегда казалось, что мечты мужчины требуют от женщины чего-то большего, чем просто стоять рядом. Если бы я знала, что на их удовлетворение уйдет так мало усилий, то с радостью осуществила бы все твои мечты вчера утром в оранжерее.
      Обнаженная Симона в оранжерее?
      – Ничего, у нас всегда остается завтрашнее утро, – отозвался Тристан с улыбкой, когда Симона провела ладонями по его груди.
      – Верно. Но сперва это должно понравиться мне настолько, чтобы захотелось все повторить.
      Ее пальцы спустились вниз, к первой пуговице на его брюках.
      – «Если», моя нахальная красавица, относится к тому, в состоянии ли ты будешь снова захотеть настолько скоро.
      Ее глаза заискрились, а улыбка стала шире и веселее. Она встретилась с ним взглядом:
      – О, ты считаешь, что ты настолько хорош, да?
      – Непременно захочешь. Но возможно, я должен это доказать?
      – Да уж, будь добр. – Симона повернулась и пошла к постели: – Я жду.
      Тристан смотрел ей вслед, восхищаясь ее изяществом и уверенностью в себе, а она осторожно шагнула на ложе из подушек и, медленно опустившись на колени, села на пятки.
      Боже Всемогущий! Он самый большой счастливец в Лондоне и во всей Англии. Дьявол, во всей Британской империи! Вернее, будет им, когда наконец доберется до ее прелестей.
      Окончательно избавившись от одежды, Тристан чуть прикрутил фитиль лампы и направился к кровати.
      Увидев, что Тристан идет к ней, Симона заставила себя дышать ровнее. Она уже довольно давно не видела обнаженных мужчин, но в ранние годы жизни ей довелось наблюдать за ними бесчисленное количество раз. Далеко не все они выглядели столь впечатляюще, как ее сегодняшний кавалер, и уж точно не внушали такого желания.
      Тристан… Боже правый! Стройные сильные ноги, узкая талия, аккуратные бедра, широкие плечи. Мышцы и сухожилия, которые так красиво изменялись, когда он двигался… Никогда за всю свою отнюдь не уединенную жизнь Симона не видела мужчины, который был бы сложен столь великолепно.
      Тристан шагнул на подушки и опустился на колени перед ней. Проведя кончиками пальцев по ее плечам, он ласково спросил:
      – Тебе не страшно, малышка?
      Симона тряхнула головой и закрыла глаза, наслаждаясь блаженством, расходившимся от мест, которых касались его пальцы. Тепло разливалось по ее телу, сладко согревая и расслабляя. Всегда чувствовать себя настолько дивно – вот чего ей больше всего хотелось.
      Тристан подался вперед, так что его грудь чуть соприкоснулась с сосками Симоны, и нежно поцеловал ее в ухо. Тепло мгновенно превратилось в жар, от которого у нее закружилась голова.
      – Тристан! – прошептала Симона, и ее руки сами легли ему на пояс.
      Поняв это невысказанное желание, Тристан провел губами по губам Симоны и прижал ее к себе.
      – Скажи мне, чего ты хочешь, – прошептал он, пролагая дорожку нежных поцелуев по ее шее.
      – Тебя.
      – Как.
      – Медленно и нежно, – ответила она, целуя его в плечо. – А потом быстро и жестко.
      Тристан рассмеялся и опустил руки ниже, подводя ладони под ее ягодицы.
      – Ты не можешь получить одновременно и то, и другое, – проговорил он, ловя ее восторженный вздох. – Я хорош, но не настолько, так что сделай выбор.
      Симона снова поцеловала жаркий атлас его плеча. Ее мысли кружились в вихре пьянящих ощущений, пульс мощно отдавался во всем теле, живот наполнился жидкой лавой.
      – Я совсем не умею терпеть и ждать, – призналась она, поворачивая голову и нежно прикусывая его шею. – А ты?
      Тристан чуть отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза:
      – А могу попробовать.
      – Пожалуйста, не надо.
      Он маняще улыбнулся:
      – Под подушкой слева от тебя лежит кондом. Будь добра…
      – Да, – прошептала Симона и, высвободившись из его объятий, просунула руку под подушку.
      В этот момент его руки легли ей на талию, а язык медленно прошелся по изгибу ягодицы.
      – Тебе это нравится? – спросил Тристан, повторяя ласку.
      – Да!
      Тело Симоны дрожало от наслаждения, когда Тристан, передвинувшись у нее за спиной, поставил колени между ее ногами. Ее сердце замерло от восторга, когда он плотно прижался к ней. Жар и тугая плоть, жар и влага – вот чистое блаженство!
      – Кажется, у тебя что-то для меня есть?
      А, да… кондом. Она успела про него забыть. Если бы она могла дышать, то извинилась бы. Если бы могла шевелиться, то передала бы ему необходимый предмет.
      – Позволь мне, – прошептал Тристан у самого ее уха, наклоняясь над ней и просовывая руку под подушку.
      Потом он выпрямился с кондомом в руке и скользнул губами по ее коже, заставив Симону застонать от предвкушения.
      Управившись с кондомом, Тристан крепко взял ее за бедра и глубоко вздохнул, заставляя себя двигаться медленно, давая ей время принять его вторжение и привыкнуть к нему. Она ахнула, а когда он двинулся вперед, приподняла голову и опустилась на локти.
      Тристан вошел чуть глубже, сражаясь со стремительно нарастающим желанием, и Симона не вскрикнула, не попыталась его остановить. Симона даже не стала пассивно принимать его робкое продвижение, а подалась навстречу ему с жаждой, которая была не менее сильной, чем его. Наслаждение быстро увлекло Тристана за грань благородных намерений в область древних инстинктов. Симона последовала туда вместе с ним, издав тихий стон радостного согласия.
      Придерживая ее бедра, он задал ритм их танца; ничто никогда не казалось ему таким правильным и предначертанным, как это. Он крепче сжал руки и чуть отстранился, стараясь удержаться у самого пика экстаза.
      – Тристан! – вскрикнула Симона, – не останавливайся! Пожалуйста!
      Бог да поможет ему: он не мог ей отказать и подсунул руку ей под живот. Его пальцы вошли во влажное гнездо завитков и отыскали набухший бугорок в самом их центре.
      Симона застонала и подалась вверх, глубоко втягивая его в себя и унося за грань ослепительного экстаза.
      Наконец Симона вздохнула и позволила Тристану бережно уложить ее на постель из подушек.
      – Как ты? – спросил он, обнимая ее и переворачиваясь так, чтобы они оба оказались на боку.
      Симона промурлыкала что-то в ответ, но что – ей трудно было определить точно. Ее разум плавал в поразительно чудесном море покоя. Возможно, она никогда не вернется обратно, но если Тристан будет вместе с ней, то ее это вполне устроит.
 
      Пробуждение было медленным. Сначала Симона пришла в себя настолько, что почувствовала гладкость и тепло шелка, скользящего по ее груди в такт дыханию. Она улыбнулась и пошевелилась, потягиваясь, вздыхая с ощущением оставшегося при ней удовольствия, а потом открыла глаза.
      Тристан лежал рядом с ней на боку, подперев голову рукой и небрежно набросив на пояс кусок шелка.