Герцог Райленд сидел за рабочим столом, а постоянно сопровождающий его Хейвуд опирался на каминную доску и был явно не рад видеть Тристана. Оба были не вооружены, что являлось определенным плюсом в данной ситуации, однако на столе лежало немало предметов, которые, будучи совершенно безобидными, могли в одно мгновение превратиться в смертоносное оружие. Тем не менее Тристан прошел в кабинет, твердо намереваясь исполнить свою миссию.
      – Судя по вашему виду, – проговорил герцог, облокачиваясь на спинку своего кресла, – я заключаю, что вы пришли сюда не для того, чтобы пригласить нас поиграть в карты в вашем клубе.
      – Вы правы, ваша светлость, – признал Тристан и без обиняков сразу перешел к делу. – Я здесь для того, чтобы сообщить вам не слишком приятное известие: леди Симону похитили.
      – Что? – вскричал Хейвуд, делая шаг вперед, однако герцог продолжал сидеть молча, пристально глядя на Тристана:
      – Да, похитили вместе с моей сестрой. Их силой забрали из оранжереи в доме моей мачехи чуть больше часа тому назад. Когда мы обнаружили место преступления, со мной находился инспектор Скотленд-Ярда, и сейчас он мобилизует усилия властей на поиски Эм и Симоны.
      – Ясно. – Герцог энергично подался вперед, его глаза потемнели. – С изложением фактов мы закончили. Теперь скажите, у кого она и почему?
      – «Кто» – это скорее всего моя мачеха. «Почему»… – Тристан покачал головой. – Я мог бы сделать пару предположений, но это всего лишь догадки.
      Хейвуд тихо выругался:
      – Вы в состоянии по крайней мере сказать, где Люсинда может держать Симону и вашу сестру?
      – Если бы мог, я бы уже был там.
      Хейвуд сжал кулаки, но герцог взглядом приказал ему остановиться.
      – Какое предположение вы считаете наиболее вероятным? – спокойно спросил он.
      – Полагаю, согласно планам Люсинды, Симона должна послужить приманкой, – ответил Тристан, выделяя самое важное. – Люсинде нужно, чтобы я умер, и она воспользовалась Эм и Симоной, чтобы заманить меня туда, где ей удобнее осуществить задуманное.
      Хейвуд обжег его гневным взглядом:
      – Дрейтон пересказал мне последнюю главу из «саги о Безумных Локвудах». В ваших обвинениях слишком много домыслов. У вас нет ни твердых доказательств, ни реальных улик против леди Локвуд…
      – Поэтому ее до сих пор не арестовали, не обвинили, и она, оставаясь на свободе, продолжает совершать свои преступления.
      – И вы говорите нам, – медленно произнес Хейвуд, – что вступили в отношения с Симоной, зная, что она может стать следующей жертвой вашей мачехи?
      Тристан напомнил себе, что он ожидал такого вопроса, – и уже отвечал на него. Однако он до сих пор не придумал хорошего ответа на этот вопрос, и ему осталось только одно – сказать правду.
      – После встречи с Симоной, – начал он, – я открыл в себе ряд отнюдь не похвальных качеств. Самое неприятное из них то, что, когда я оказываюсь рядом с ней, мои умственные способности словно куда-то испаряются. При этом я все равно не могу держаться от нее на расстоянии.
      Если учесть обстоятельства, при которых ему пришлось сделать это признание, Тристан совершенно не ожидал, что герцог отреагирует на это ухмылкой; ворчание же Хейвуда, напротив, не было для него неожиданностью.
      И тут Хейвуд бросил на стол перед герцогом золотую монету… Было совершенно очевидно, что они заключили пари и что Хейвуд проиграл.
      Пока Тристан соображал, что говорить дальше, герцог рассмеялся:
      – Такое случается даже с лучшими из нас, Локвуд. Добро пожаловать в наш клуб. Сделать с этим ничего нельзя – надо просто действовать дальше, как умеешь.
      Тристан понятия не имел, о чем говорит герцог, но ему не понравилось то, что его рассматривают как неуклюжего дурачка. Когда все это безобразие закончится и когда он благополучно вернет Симону и Эм домой… Впрочем, до этого действительно надо еще дожить.
      – Несмотря на последнюю неудачу, – заявил он, – я успешно веду дела, составил личное состояние и…
      – И влюблены в Симону, – закончил герцог. Проклятие! Как он об этом догадался?
      – Пока вы не научитесь вести остальную свою жизнь с учетом этого факта, у вас останется ощущение, будто весь ваш мир пошел вразнос… – Герцог покачал головой. – Куда-то испарившиеся способности – какое чудесное описание! Я хорошо помню это состояние, хотя оно и не вызывает у меня особого удовольствия.
      – Самое плохое, что ты сделал, – заметил Хейвуд, – ты снес стену. Но ты не похищал Каролин.
      – На самом деле я безжалостно оборвал нашу связь и бросил ее на растерзание орды идиотов и прихлебателей, что было не слишком благородно с моей стороны.
      Тристан прищурился:
      – Не сомневаюсь, ваша светлость, что я не единственный в мире олух, но в настоящий момент это меня мало утешает. Сейчас мне гораздо важнее благополучно вернуть домой сестру и Симону.
      – И что вы собираетесь для этого сделать?
      – Удовлетворить требования Люсинды.
      – То есть на ее глазах пронзить себе грудь мечом?
      – Если потребуется, я сделаю и это.
      Герцог неодобрительно покачал головой:
      – А вам не приходило в голову, что Симона – довольно опасная заложница?
      – Пожалуй.
      – Откровенно говоря, Локвуд, – герцог поднялся, – меня больше тревожит, что мне придется нанимать адвоката и защищать ее от обвинения в убийстве, а не то, как ее спасти. – Он открыл ящик стола, достал оттуда револьвер и, засунув его за пояс брюк, застегнул сюртук. – Поскольку леди Локвуд скорее всего пришлет свои требования к вам домой, я предлагаю отправиться туда и ждать. А тебя, Хейвуд, я попрошу остаться здесь на тот случай, если что-то пойдет не так.
      – Конечно. – Хейвуд кивнул, после чего Райленд указал на дверь своего кабинета. – Ну что, идем?
      Тристану ничего не оставалось, как только последовать за хозяином дома к двери.
      Миновав вестибюль, они вышли из парадной и спустились по ступеням.
      – Имейте в виду, Локвуд, – сказал герцог, когда они сели в карету, – по мнению Сирила Хейвуда, ни один мужчина в мире никогда не будет достоин Симоны.
      Тристан замер.
      – Он ее любит?
      – Скорее как старший, обожающий и совершенно слепой ко всем недостаткам брат. Надеюсь, со временем он смягчится, когда увидит, что Симона счастлива с вами.
      – Вы так уверены, что она согласится выйти за меня замуж?
      Герцог пожал плечами, потом кивнул:
      – Если, конечно, вы ее об этом попросите.
      «И если Симона выйдет из этой переделки живой». – Тристан невольно поежился, но тут же снова взял себя в руки.
      – А вы не будете возражать против нашего брака?
      Герцог рассмеялся:
      – Разве мое мнение хоть что-то изменит для вас обоих?
      – Скорее всего нет, – признался Тристан. – По крайней мере в ближайшем будущем.
      – Тогда я не вижу особого смысла становиться у вас на дороге. А поскольку первая брачная ночь уже состоялась, то на данный момент я счел бы свадьбу простой формальностью.
      Тристан задумался. Его первый раз с Симоной был совершенно не похож на то, какой он представлял себе первую ночь с невестой. В его видениях всегда присутствовала масса неловкости, уговоров и никакого удовлетворения, если не считать сделанного дела, после которого брак считается действительным. По правде говоря, он даже не рассчитывал на то, что последующие годы будут приносить больше удовлетворения, чем эта первая ночь. Титул, жена, необходимое количество детей, процветающее поместье – все это его долг перед обществом, который он обязан исполнить, и не более того.
      – О чем вы думаете, Тристан?
      – О том, что до моей встречи с Симоной я ожидал от жизни прискорбно мало.
      Герцог усмехнулся:
      – Я бы посоветовал вам продолжать в том же духе. Кстати, Симона отвратительно готовит и все, что найдется в доме, готова назвать трапезой.
      Что ж, подумал Тристан, устремляя взгляд в окно кареты, поиски подножного корма – это не единственное, что сохранилось из ее инстинктов выживания, и в его силах получше развить все остальное.
 
      Проклятие, как же у нее болит голова! Симона попробовала открыть глаза, и ей показалось, что они сейчас вывалятся. «Тогда ты станешь слепой», – пригрозила она себе.
      Мозги ее, похоже, тоже совершенно размякли, а ведь есть более важные вещи, о которых ей надо срочно подумать, чем о том, что у нее болит все тело и особенно руки. Наверное, руки связаны у нее за спиной, а правая болит сильнее левой из-за того, что она лежит на боку и рука оказалась под ней.
      Ноги… Она сосредоточила свое внимание на щиколотках. Ну, одна хорошая сторона тут имелась: ноги у нее совсем не связаны. Еще большая удача: ее не обыскивали, и нож по-прежнему остался в ножнах, а его рукоять вжимается ей в икру.
      Ощутив прилив надежды, Симона снова принялась анализировать мир, находящийся за пределами ее закрытых глаз. У нее связаны только руки, и она лежит на боку на…
      На полу? Да. При этом пол жесткий, холодный и, судя по тому, как у нее щекочет в носу, пыльный. Но он не такой цепеняще холодный, каким бывает камень, так что скорее всего это деревянный пол в доме с плохой домоправительницей.
      С плохой домоправительницей? Можно подумать, эта деталь имеет значение. Гораздо важнее знать, где находится дом. С другой стороны, это может оказаться вовсе не дом, а склад или конюшня.
      Нет, это не конюшня – Симона не ощущала ни намека на запах сена или кожи. Склад? Если это и склад, то он расположен далеко от причалов, потому что она не чувствует запахов реки.
      Что же ей делать? Эти сведения слишком скудны. Иного выбора у нее нет: ей придется рискнуть и попробовать увидеть, что творится вокруг.
      Симона на мгновение открыла глаза, но этого хватило, чтобы сердце у нее начало колотиться сильнее. Она поспешно сглотнула и тут же ощутила живую рану по всему пути воздуха до легких.
      Симона с трудом заставила себя не застонать, не желая доставлять женщине по другую сторону кровати хоть малую толику удовольствия.
      Она сделала медленный вдох, заставляя свои нервы успокоиться, а разум работать над разгадкой той ситуации, в которой оказалась. Руки у нее связаны, и она лежит на полу в комнате, которая, похоже, является спальней. Поскольку ковров на полу не видно, то скорее всего это спальня небогатого человека или номер постоялого двора.
      Если принять во внимание яркость солнечного света, которую Симона успела оценить, вечер еще достаточно далеко. Но все же, возможно, кто-то уже успел заметить их с… Эмми! Симона снова открыла глаза и осмотрелась. Нет – подол платья, который она видела по другую сторону кровати, принадлежал не Эмми.
      Почувствовав некоторое облегчение, Симона снова продолжила притворяться, будто остается без сознания. Скорее всего Эмми лежит на кровати, а Люсинда сидит в кресле в дальнем конце комнаты. С того момента, как их с Эмми увезли из оранжереи, прошел час, а может, два. И что же теперь ей со всем этим делать? Ждать спасения? Когда Тристан за ними приедет, он, несомненно, высадит дверь, но сколько времени ему потребуется на то, чтобы сюда добраться? И откуда он узнает, где они находятся, и какую именно дверь ему надо вышибать? Если только Люсинда не отправит ему записку с указанием адреса…
      А ведь скорее всего именно так она и собирается сделать. «Вас будут рады видеть в… А если вы не явитесь, то ваша сестра и возлюбленная умрут».
      Надо признать, такой план определенно имеет неплохую драматургию. Однако зачем Люсинде все эти хлопоты? Пуля, выпущенная из кареты, которая быстро ехала бы мимо складской конторы, была бы гораздо более действенным решением. Тристан мертв – и концы в воду.
      Почувствовав, как обрывается ее сердце, Симона поспешно заверила себя, что Тристан жив. Это определенно так – иначе Люсинде не было бы никакого смысла похищать ее и Эмми, тем более оставлять обеих в живых.
      – Ну что, пришла в себя?
      Симона вздрогнула и насторожилась.
      – Зачем вы это делаете?
      Облегчение из-за того, что Люсинда обращалась не к ней, в следующее мгновение сменилось глубочайшим потрясением. Сара Шератон?
      Неужели Люсинда захватила в плен и ее? Но зачем?
      Симона напрягла слух, стараясь не упустить ничего из-за громкого стука своего сердца.
      – Все очень просто, – насмешливо ответила Люсинда. – Такую идеальную возможность просто нельзя было упускать.
      Боже! Если на кровати не Эмми… то, что Люсинда сделала с дочерью?
      – Возможность для чего?
      «Хороший вопрос, Сара. Но ты непременно должна взять себя в руки».
      – Для того чтобы поймать Тристана в любовном треугольнике. Просто невероятно убедительно – у властей не появится ни малейшего сомнения в том, что произошло, когда это место будет обнаружено. Конечно, все будет выглядеть страшно некрасиво: настолько некрасиво, что им и в голову не придет посмотреть глубже и задать какие-то дополнительные вопросы.
      – Треугольник?
      – Ну да. Ты, Тристан и леди Симона Тернбридж.
      «О? И это все, что ты можешь сказать?»
      – Я дам тебе возможность выбрать лучшую роль в этой драме, – продолжила Люсинда. – Что ты предпочтешь: оказаться трупом, который обнаружат в постели в объятиях несчастного мертвого Тристана или который найдут в ногах кровати? Отвергнутая женщина убила любовника и его возлюбленную, а потом трагически обратила оружие против себя самой – правда, здорово?
      Н-да, хороший план и по-своему безумно интересный. Но он не отвечает на вопрос о том, почему они с Сарой до сих пор живы. Можно смело держать пари, что Люсинда не убьет никого до тех пор, пока сюда не прибудет Тристан. Кроме того, выстрелы из огнестрельного оружия обычно привлекают внимание. Интересно, как Люсинда рассчитывает заставить всех занять нужное положение и сделать три быстрых выстрела, которые бы дали именно тот результат, какой ей нужен? А потом еще остается этап «уйти с места происшествия, не будучи замеченной». Это тоже не просто, особенно когда на звуки выстрелов сбежится вся округа.
      И какое место в этом амбициозном плане отведено Эмми? Собиралась ли Люсинда ее похищать? Может, ее оставили где-нибудь по дороге? Симоне очень хотелось думать, что это именно так. Тогда Эмми сейчас находится с Тристаном, рассказывает ему о том, что случилось, и… И что еще? Да, по сути, больше ничего, кроме как сохранять спокойствие и ждать.
      – Я бы предпочла, – голос Сары внезапно окреп, – получить рану и остаться в состоянии рассказать властям, что случилось, когда обезумевшая леди Симона ворвалась в спальню.
      «О, как это низко! Сговариваться с этой сукой, чтобы снасти свою шкуру!»
      – Неплохая идея, – признала Люсинда, – и я могла бы всерьез ее обдумать. Но поскольку я не люблю делиться, а выжившей свидетельницы мне совершенно не нужно, мне придется отказаться от твоего любезного предложения. Но все же мне нравится то, как работает твоя голова. Мыс тобой очень похожи.
      «И это еще одна причина, по которой ты должна умереть».
      – И это – еще одно важное соображение, милая моя мисс Шератон, по которой я не могу позволить тебе жить дальше.
      – А где Тристан и Симона? Вы их тоже похитили?
      – Леди Симона лежит на полу по ту сторону кровати, аккуратно связанная и усыпленная хлороформом, а Тристан скоро должен появиться, чтобы сыграть роль благородного рыцаря и попытаться спасти даму своего сердца, которая оказалась в беде. Кстати, Тристана будет гораздо легче уложить в постель, если на ней будет лежать леди Симона, а не ты, так что мне придется заручиться силой мышц, которая нужна для того, чтобы поменять вас местами. Жди меня здесь и никуда не уходи, а я сейчас вернусь.
      – Куда вы идете?
      «Спасибо, что задала этот вопрос, Сара».
      Ручка двери с визгом повернулась, дверные петли застонали. Потом дверь тихо закрылась, и в тот же миг Сара шумно зарыдала.
      – Прекрати распускать нюни! – рявкнула Симона, перекатываясь на спину и садясь. – У нас две секунды на то, чтобы отсюда выбраться.
      – Так ты все слышала?
      Неуклюже поднявшись на ноги, Симона огрызнулась:
      – Представь, я не глухая.
      – Нуда, конечно.
      – И спасибо за то, что предложила продать меня, чтобы спасти собственную проклятую шкуру.
      – У меня не было выхода. Ты и сама так же сделала бы.
      – Ну, это вряд ли. А теперь говори тише, – приказала Симона, обходя вокруг кровати. – Нас никто не должен слышать. Сядь.
      Сара послушно выполнила приказ, и это позволило Симоне заметить два интересных факта. Первый заключался в том, что локоны на макушке этой особы представляли собой шиньон, который должен был вот-вот отвалиться, а второй показывал, что те, кто осуществлял ее похищение, были не особенно опытны в таких вещах.
      – Боже, не могу поверить: тебе связали руки спереди! – Симона остановилась и покачала головой. – Скорее! Скатись с кровати и запусти руки мне под подол. На икре моей правой ноги закреплен нож – достань его и помоги мне освободиться.
      Надо отдать Саре должное: она не заставила просить себя дважды. Правда, когда шиньон упал на пол, она чуть не подавилась рыданием, но в целом…
      Повернувшись к Саре спиной, Симона подставила запястья.
      – А куда мы пойдем? – спросила Сара, перерезая веревку. – Здесь только одна дверь, и скорее всего она охраняется.
      – Не думаю, – возразила Симона, освобождая руки и забирая у Сары кинжал. – По-моему, за дверью должно находиться сразу несколько выходов. – Быстрым взмахом она рассекла путы Сары. – Готова спорить с тобой на десять фунтов, что один из них всего в паре шагов отсюда и ведет прямо на улицу.
      – А ты не ошибаешься?
      – Это мы сейчас узнаем. – Симона решительно направилась к двери. – Кстати, ты не видела Эмми?
      – Кого?
      – Леди Эммалину, сестру Тристана. Нас вместе с ней захватили в оранжерее.
      – Нет. Я спала с тех пор, как карета перевернулась.
      Перевернулась? Карета? Впрочем, сейчас не до объяснений.
      Прижав палец к губам, Симона прислушалась, затем повернула ручку, приоткрыла дверь и выглянула в коридор, вдоль которого тянулась вереница дверей, похожих одна на другую, словно близнецы.
      Постоялый двор, и, судя по облупившейся и грязной краске, не слишком хороший. Можно подумать, Тристан повел бы какую-то женщину в такое жалкое место!
      Открыв дверь чуть шире, Симона убедилась, что три двери явно не вели в номера; из них одна, в дальнем конце коридора, выходила на улицу.
      – Я выиграла десять фунтов! – прошептала Симона, быстро переступая через порог. – Идем.
      Повторения Саре не понадобились, и зато короткое время, которое понадобилось для того чтобы дойти до второй двери, она успела трижды наступить Симоне на пятки.
      Едва Симона распахнула дверь, как Сара выскочила наружу и пронеслась мимо нее, сжимая в одной руке шиньон, а второй высоко поднимая подол, однако Симона задержалась еще на несколько секунд, чтобы тихо закрыть дверь и потом поудобнее перехватить рукоять кинжала. Затем она поспешила следом за Сарой.
      Постоялый двор скрылся из виду и остался далеко позади, когда Сара наконец остановилась, привалилась к стене какого-то дома с осыпающейся штукатуркой и стала жадно ловить ртом воздух. Подойдя к ней, Симона внимательно посмотрела на нее:
      – Ты ведь не занимаешься фехтованием, верно? Ну ладно, об этом потом. Ты сказала, что карета перевернулась. Что за карета? Где это было? Когда?
      – На дороге к югу от Лондона, – быстро ответила Сара, прижимая руки к груди. – Сегодня рано утром. Со мной был лорд Ноуланд.
      – Надеюсь, он цел?
      – Он был жив, когда меня выволокли из-под обломков и положили на лицо какую-то тряпку. Что было потом, я не помню.
      Симона понадеялась на то, что лорд Ноуланд не только вполне живой, но уже вернулся в Лондон и нашел Тристана. Если он этого не сделал…
      Она посмотрела на небо, пытаясь определить время и угадать, что случилось за часы, прошедшие с тех пор, как их с Эммалиной похитили из оранжереи. Слуги услышали шум борьбы и обратились к властям? Или, может, Эмми смогла вернуться домой и рассказать о том, что с ними произошло?
      Знает ли Тристан о том, что Люсинда уже начала осуществлять свой план? Если нет, то где он может находиться в это время дня? Куда ей следует пойти, чтобы отыскать его и предупредить? На склад? К нему домой? В клуб?
      Боже, как мало она о нем знает! Ей понадобится вечность, чтобы узнать больше! За кофе и тостами, за утренней газетой в постели. Поздно вечером в саду, наблюдая, как встает луна, пока Тристан стоит у нее за спиной и обнимает, крепко прижимая к себе. В карете по дороге в театр или после спектакля, по дороге в загородное поместье, на балу…
      Подавляя страх, Симона заставила себя медленно вздохнуть. Боль в горле заставила ее вернуться к настоящему, напомнив о необходимости мыслить ясно и здраво.
      Если Тристану не известно о том, что Люсинда начала осуществлять свой план, – это одно, а если он об этом знает – совсем другое. Сейчас он может оказаться где угодно – на складе, в городском особняке, в доме у Люсинды.
      Люсинда.
      О Господи! Что, если Люсинда уже отправила свое приглашение? Тогда Тристан уже едет на этот постоялый двор, где непременно попадет в западню. И что предпримет Люсинда, когда обнаружит, что приманка сорвалась с крючка? Убежит? Но это возможно только в мире, где нет таких вещей, как жадность, злопамятность и месть.
      Чувствуя, как у нее сжимается сердце и тошнота подступает к горлу, Симона повернулась и зашагала обратно.

      Тристан беспокойно расхаживал по кабинету, возмущенный уже тем, что в данной ситуации абсолютно ничего не может сделать. Ожидание – удел маленьких детей и стариков, а не удачливых торговцев и пэров.
      Он посмотрел в сторону кресла и по меньшей мере в сотый раз изумился тому, как герцог способен даже в такой момент хладнокровно читать книгу.
      – Я хорошо знаю Симону, – сказал Райленд, не отрывая взгляда от страницы. – Если будет хоть малейшая возможность изменить ситуацию в свою пользу, она это сделает.
      – А если этой возможности не будет?
      – Тогда она создаст ее из ничего. Эта малышка поразительно изобретательна. – Тристан потер руками лицо, и герцог, услышав его досадливый вздох, добавил: – Если это не так, то вы сможете поразить ее своей изобретательностью, когда леди Локвуд вызовет вас к себе.
      – Мне совершенно не хочется никого поражать, ваша светлость. Сейчас главное, чтобы Симона была в безопасности.
      – А по-моему, главное – терпение.
      – Терпение – это признак святости, – проворчал Тристан, снова принимаясь расхаживать по комнате. Сам он никогда не был святым, а если учесть, что он намеревался при первой же возможности прикончить собственную мачеху, то у него практически не оставалось шансов на то, чтобы достичь святости.
 
      Симона осторожно отстранилась от стены с облупившейся штукатуркой; не обращая внимания на крысиные писк и возню, она снова сосредоточила внимание на фасаде постоялого двора. По тротуарам сновала обычная для этого времени дня публика, по улице ехал обычный транспорт, но ее сейчас занимали семейная карета Таунсендов и еще два экипажа – наемная карета, на задней стороне которой была надпись «ДА У МАРКО», и видавший виды товарный фургон. Кучера Таунсендов нигде не было видно. Эмми тоже не показывалась. Только извозчик наемной кареты был на месте и дремал на козлах.