Тристан уже успел развязать галстук и не только расстегнул все пуговицы на сюртуке, но и пуговицу воротничка и две верхние пуговицы рубашки. Небрежно опираясь на какой-то ящик, он улыбался той самой улыбкой, от которой у нее слабеет тело…
      На секунду Симоне захотелось броситься ему на шею. Или нет, лучше медленно подойти к нему, глядя ему в глаза с безмолвным вызовом: пусть только попробует не обнять ее!
      К счастью, гордость уберегла ее от обоих порывов, но гордость не подсказала, что можно сделать вместо этого.
      – Я нашла рапиры, – словно оправдываясь, проговорила Симона, поднимая оружие перед собой.
      – Да, вижу.
      Будь проклята эта его улыбка и то, как искрятся его глаза, когда он смеется… На самом деле она должна бы его ненавидеть или хотя бы испытывать законное негодование.
      – Хочешь, устроим поединок?
      – Нет.
      Какая мягкость, какая нежность и искренность! Если она не отыщет способ разжечь в себе гнев, то выставит себя идиоткой.
      – Боишься проиграть?
      Тристан покачал головой.
      – Когда я выиграю, ты будешь злиться на меня за это.
      Какая уверенность в себе.
      – Так же я могу разозлиться на твое заявление о превосходстве, ты не находишь?
      Тристан секунду смотрел на нее, потом снисходительно улыбнулся и выпрямился.
      – С предохраняющими наконечниками или без них?
      Слава Богу, он кажется, решил уступить ей! Если они начнут биться на рапирах, у нее не будет возможности сделать или сказать что-то невероятно глупое.
      – С наконечниками, – ответила Симона и, достав из ящика вторую рапиру, перебросила ее Тристану.
      Ловко поймав рапиру, Тристан положил ее на ящик. Симона ждала, глядя, как он снимает сюртук и закатывает рукава рубашки. Либо он намеревается обеспечить себе свободу движений во время их поединка, либо отвлечь ее демонстрацией бугрящихся мышц и сильных сухожилий… Проклятие, он и правда очень хорош!
      Симона уставилась в пол и сосредоточилась на том, чтобы надежнее взяться за рукоять рапиры, стараясь не обращать внимания на то, как сильно бьется ее сердце.
      – Готова?
      Симона отступила на положенное расстояние и встала в позицию, после чего приветствовала Тристана взмахом рапиры и стала ждать.
      Тристан небрежно поднял клинок перед собой, что можно было счесть за оскорбление, однако Симона постаралась не отвлекаться на мелочи.
      Его клинок запел в воздухе – и в эту секунду Симона поняла, что Тристан Таунсенд действительно был хорошим бойцом.
      Она инстинктивно парировала выпад. Ее тело и клинок двигались в полном согласии, выполняя конец движения на два счета. В ту долю секунды, когда его атака закончилась, она начала свою атаку, сверху.
      – Совсем неплохо, – признал Тристан, ловко парируя ее выпад.
      – Я знаю.
      – Теперь скажи, насколько хорош я, – заметил Тристан, легко отводя ее клинок. – И насколько мы равны друг другу.
      Шаг вперед. Выпад. Перенос атаки вниз.
      – Ты и так уже доволен собой, а комплимент сделал бы тебя совсем невыносимым. Что до мастерства, тут мы, похоже, на равных.
      Тристан развернул корпус и шагнул в сторону, уходя с линии атаки.
      – Возможно, – спокойно согласился он, одновременно опуская клинок стремительной разящей дугой.
      Острие ее рапиры ударилось о пол и скользнуло вперед, движимое инерцией ее выпада. Сила, которую Тристан вложил в свой удар, резкими волнами распространилась по руке Симоны и ворвалась в и без того возмущенный ум.
      – Нечестный прием! – воскликнула она, когда он шагнул к ней; еще усиливая напор, не давая ей поднять клинок и продолжить поединок. – Ты не можешь…
      – Нет, могу. – Тристан обхватил ее талию и с силой притянул к себе. – Я уже это сделал.
      Это было неправильно и нарушало все каноны, но сила и жар его тела переливались в нее, а выражение его глаз… Теперь они были темными, жадными и пытливыми.
      У Симоны перехватило дыхание, сердце ее билось неровно, но она ничего не могла с этим поделать.
      – Отпусти меня…
      – Нет, – тихо проговорил он, лаская ее взглядом. – Скажи, чего ты хочешь?
      «Тебя».
      Уголок его губ приподнялся в медленной, понимающей улыбке. При виде ее Симона закрыла глаза и стала ждать, надеясь всей своей душой на прикосновение его губ к ее губам. Оно было легким, как пух, и она вздохнула, ощущая, как дрожь предвкушения медленно и сладко растекается по ее телу. Если сейчас он остановится, если отпустит ее и шагнет назад, она упадет… и заплачет.
      Губы Тристана снова прикоснулись к ее губам, на этот раз решительнее и сильнее.
      – О, Тристан! – прошептала она, прижимаясь к нему всем телом и приподнимаясь на носки, чтобы он не смог отстраниться.
      Тристан тихо застонал в ответ, сильнее прижал ее к себе и впился в ее губы. Самым краем сознания, на один короткий миг, Симона уловила звон металла, а потом остался только вкус его губ и ощущение его тела. А еще пьянящая, головокружительная волна жара и безумного желания.
      Его язык проник в ее губы, и она открыла их для него радостно и жадно. Он разжигал ее желание, проникал в ее рот глубоко и решительно, исследовал ее тело властными прикосновениями рук.
      У нее ослабели колени, и Симона стиснула пальцами его рубашку, отчаянно пытаясь не упасть. Тогда Тристан обхватил ладонями ягодицы и приподнял ее над полом. Это движение было быстрым и намеренно бесцеремонным, а результат оказался настолько неожиданным, что Симона вздрогнула и оборвала их поцелуй. Задыхаясь, она открыла глаза и встретила его взгляд, в котором отражались страсть и решительность. Если она будет сидеть на ящике, а он встанет между ее колен… О да! Так может получиться.
      – Боже, Тристан! – прошептала Симона, проводя ладонями по его груди и останавливаясь у пояса брюк. – Это какое-то безумие.
      – Да, – отозвался он охрипшим голосом и сжал ее руки. – Нам надо прекратить.
      Прекратить? Прекратить, когда удовлетворение так близко?
      – У тебя есть кондом?
      Тристан содрогнулся и стиснул зубы.
      – Не здесь, – прохрипел он.
      Ей на секунду захотелось умолять о том, чтобы он не останавливался.
      – Это к лучшему, – сказал Тристан прерывающимся голосом и, сжав ее пальцы, сделал шаг назад. – Безумно опасно, Симона.
      – Знаю, – признала она. Желание ее начало остывать, надежда медленно угасала.
      И тут нахлынувшее разочарование разожгло в ней гнев.
      – И вообще мне все равно!
      – А должно быть не все равно. Это может очень плохо закончиться.
      Что-то он слишком спокоен, благоразумен! Или лучше сказать, благороден и владеет собой.
      – Да, может. – Симона высвободила руки и спрыгнула с ящика, затем остановилась, подняла голову и посмотрела Тристану в лицо. – Вероятно, так оно и будет, но я не хочу учитывать, принимать в расчет и предвосхищать только то плохое, что может произойти. Мне нравится быть с тобой, и если у меня есть выбор, то я предпочла бы проводить свободное время, обдумывая и планируя нашу следующую встречу. Мне хочется предвкушать наслаждение от нашей любви, и я не хочу отказываться от всего этого только по той причине, что в твоей жизни есть тень.
      Тристан вздохнул:
      – Сказано красноречиво и…
      – И искренне! Если ты не захочешь быть моим любовником потому, что я недостаточно хороша или найдешь кого-то еще… Просто скажи – и я стану жить дальше без тебя. Но если ты отталкиваешь меня из-за того, что опасаешься, как бы на меня не напала Люсинда… Разумеется, я ценю твою заботливость, но не настолько, насколько ценю то несравненное наслаждение, которое получаю с тобой.
      Глаза Тристана заискрились.
      – Правда, несравненное?
      Теперь Симона не сомневалась, что убедила его. Ей осталось только…
      – Симона! Симона, ты где?
      Будь прокляты Эмми и ее ухажер!
      Симона повернулась к двери склада и крикнула:
      – Оставайся на месте и не молчи, чтобы я смогла найти дорогу к тебе!
      Эмми послушно принялась что-то выкрикивать, и Симона, поморщившись, повернулась к Тристану:
      – Наверное, будет правильно, если твоя сестра и твой клерк не узнают о том, что ты здесь и что мы были вместе.
      Тристан покачал головой.
      – А ты не думаешь, что они могли слышать, как мы фехтовали?
      – Нет, не думаю. Но так или иначе, я скоро снова с тобой увижусь.
      Симона легко разглядела тревогу в его улыбке и в глубине его глаз. Приподнявшись, она поцеловала его в губы, и Тристан едва слышно застонал, сжимая руками ее талию.
      Шагнув назад, Симона прошептала:
      – Доверься мне!
      Потом она ушла, оставив Тристана стоять с таким видом, словно его только что протащили, словно куль с мукой, по булыжной мостовой.
      Выйдя из лабиринта ящиков, Симона с интересом отметила, что мистер Грегори выглядит не лучше.
      – А, вот ты где! – обрадованно воскликнула Эмми, стоя рядом с ним. – Сказать по правде, мы испугались, что ты потерялась.
      – Потеряла голову от восторга, – ответила Симона. – В одном из ящиков я обнаружила рапиру, оружие превосходного качества. Как вы думаете, мистер Грегори, скоро Лорд Локвуд ее продаст?
      Уэйд вздохнул, потом смущенно сунул руку в карман со словами:
      – Мне надо сперва спросить об этом, мадам.
      Симона с трудом спрятала улыбку, когда Уэйд недоуменно уставился на мешанину из стекла и проволоки, которая оказалась у него в руке.
      – Что случилось с вашими очками? – спросила она с напускной невинностью. – У них такой вид, будто их смяли.
      – Да, похоже на то… – Он начал крутить одну из проволочных дужек. – Наверное, это произошло в тот момент, когда я опустил руку в ящик, проверяя его содержимое.
      Симона кивнула, сделав вид, будто поверила молодому человеку и не замечает, что он крайне смущен, как, впрочем, и Эмми, кончики ушей которой тут же виновато покраснели.
 
      Скоро. Что именно Симона понимает под словом «скоро»? Тристан долго думал об этом, глядя в потолок своей спальни и, в конце концов, с тяжелым вздохом признал, что, по всей видимости, ее понимание отличается от его представлений об этом. Если бы он мог выбрать время для их следующего свидания, то все произошло уже бы спустя считанные минуты.
      Проклятие! Если бы Эмми не подала голос именно в тот момент, он бы признался в том, что у него в кармане сюртука спрятан кондом, потом позволил бы Симоне расстегнуть его брюки, а сам в это время задрал бы ей юбки, и они смогли бы удовлетворить свое желание прямо на месте.
      Теперь же, если Симона намерена заставить его ждать еще несколько дней, придется принять меры, чтобы как-то пережить напряжение.
      Раздавшийся звук был резким, коротким и неуместным. Он повторился почти сразу же.
      Тристан скатился с кровати и прислушался, кто-то бросал камешки в окно его спальни.
      Он подошел к окну, раздвинул занавески, поднял створку и выглянул на улицу.
      – Ого! Неужели я тебя разбудила?
      Его сердце стремительно забилось. Боже, неужели она может быть настолько безрассудной!
      – Это ты?
      – Ну да, я. Хочешь, чтобы я влезла по шпалере? – деловито осведомилась Симона. – Или ты все же спустишься вниз и откроешь мне дверь?
      – Ты сумасшедшая!
      – Шпалера или дверь?
      – Черный ход!
      Симона засмеялась, помахала ему и скрылась за углом особняка.
      Тристан схватил рубашку и, сунув руки в рукава, выбежал из комнаты. Он бегом спустился по лестнице, изо всех сил надеясь на то, что слуги уже ушли на ночь в другую часть дома. Но возможно, кто-то из них решил вернуться в буфетную за стаканом молока и печеньем на сон грядущий, поэтому, чем быстрее он уведет Симону к себе в комнату, тем…
      Он снова ухмыльнулся. Тем раньше он сможет войти в нее.
      Отодвинув засов, Тристан распахнул дверь. Симона уже стояла на крыльце, дожидаясь его; ее волосы свободно рассыпались по плечам, а губы довольно улыбались.
      – Ты удивлен? – спросила она, быстро переступая порог и проходя мимо него в дом.
      – Скорее обрадован, – признался Тристан, закрывая дверь. – Ты совершенно не знаешь страха, да?
      – Я считаю, что жизнью надо наслаждаться с бесшабашной страстью. – Симона шагнула к нему и обвила руками его шею. – А как считаешь ты?
      – Со страстью – да, но безрассудство не должно быть беспредельным. – Тристан бережно обхватил ее лицо ладонями и крепко поцеловал в губы.
      – Если бы у меня в кармане был кондом, милая, то я с радостью бы насладился тобой прямо на этом месте.
      – Ты хотел сказать, если бы у тебя были карманы, – уточнила она и потерлась о его обнаженные ноги. – А где ты держишь кондомы в такое время ночи?
      Да благословит ее Бог за нежелание тратить время зря!
      – Позволь, я тебе покажу, – охотно предложил он, после чего нагнулся, схватил под колени и вскинул себе на плечо.
      Симона со смехом позволила ему отнести себя в буфетную. При этом она не преминула провести ладонями по его прикрытым полотном ягодицам:
      – У этой позы есть свои явные плюсы.
      – Да, есть, и в эту игру могут играть двое. – Удерживая ее одной рукой, Тристан просунул другую руку под подол юбки и провел ладонью вверх по ее ноге. Кончики его пальцев прикоснулись к смертоносному кинжалу, закрепленному на икре Симоны, и он улыбнулся, радуясь тому, что у нее было средство, чтобы защитить себя, когда она шла по ночным улицам к нему домой. Тристан также напомнил себе положить кинжал на столик у кровати, пока кто-нибудь из них случайно себя не поранил. Симона вздохнула:
      – Это слишком приятно!
      – Слишком приятного не бывает, дорогая.
      – Ну, в таком случае…
      Она чуть передвинулась у него на плече, открывая ему доступ, и он незамедлительно воспользовался ее приглашением. Она же приподняла тонкую ткань его рубашки и смело провела ладонями по открывшейся коже.
      – Потерпи еще чуть-чуть! – Поспешно открыв ногой дверь спальни, Тристан направился прямо к кровати.
      – А теперь пора?
      Он наклонился и сбросил ее с плеча на середину кровати, где Симона вольготно раскинулась, лежа на спине.
      – Спасибо, что надела платье, – сказал Тристан, повернулся, чтобы выдвинуть ящик прикроватного столика.
      – Хочешь, чтобы я его сняла?
      – Позже. – Тристан извлек кондом из конвертика.
      – Может, мне хотя бы поднять подол?
      Тристан засмеялся:
      – Ты можешь делать все, что тебе вздумается.
      – Правда? – Симона вскочила с кровати и выпрямилась.
      – Куда это ты собралась?
      – В последнее время я была так занята, – она прижала ладони к его груди и медленно оттеснила его назад, – ходила на похороны, играла роль дуэньи твоей сестры и все такое прочее. В результате у меня не было возможности ездить верхом, а ведь мне этого страшно не хватало!
      Поняв, наконец, в чем дело, Тристан опустился в кресло и положил руки ей на бедра.
      – И что теперь?
      – Сделаю все, что смогу. – Тристан просунул руки ей под юбки и провел ладонями по внешней стороне ее ног! – Только мне понадобится несколько попыток.
      – Повторение – мать учения, – проговорила Симона чувственным шепотом, становясь над ним. – Если ты готов, то я тоже.
      – Готов…
      Боже правый! Ничто и никогда не давало ему такого острого наслаждения. Судорожно вздохнув, он заставил себя поднять голову и открыть глаза. Разумеется, ему нельзя подчиняться, и все же…
      Он тихо кашлянул.
      – Вы прекрасно держитесь в седле, мадам Наездница.
      – Мне это нравится. – Симона медленно качнула бедрами. – И седло прекрасное…
      Тристан вытащил руки из-под ее юбок и взялся за пуговицы на лифе платья.
      – Одежда – совершенно лишняя часть нашей верховой езды.
      – О?
      – Но мы сейчас это поправим. – Он стал ловко расстегивать пуговицы. – Конечно, если предположить, что тебе хочется в полной мере насладиться твоей скачкой.
      – Еще как хочется!
      Тристан ощутил, как по телу Симоны пробежала легкая дрожь. Заставив себя отвлечься от своих ощущений, он раздвинул лиф и легонько провел ладонями по темным набухшим вершинкам ее грудей.
      – Ты невероятно прекрасна!
      Ее веки опустились, и он снова погладил груди, но уже сильнее.
      – Тристан!
      – Да? – шепотом отозвался он.
      – Поводья слабеют.
      – Знаю. Я чувствую, как ты дрожишь. – Он поймал напряженный бутон двумя пальцами и бережно покатал его. – Тебя вот-вот понесет.
      Симона погрузила пальцы в его волосы, и он, повинуясь ее безмолвной просьбе, полностью взял сосок в рот. Она застонала, содрогнулась всем телом и увлекла его в глубины невероятного наслаждения, охватившего не только ее тело, но и саму душу.
      Тристан открыл глаза и улыбнулся. Как, черт подери, им удалось оказаться на кровати? Он решил, что на самом деле теперь это не имеет значения, и повернулся на бок.
      – Так хорошо я еще ни разу не ездила, – мечтательно проговорила Симона, поднимая руку и нежно проводя тыльной стороной ладони по его щеке. – Я продам всех моих коней, переведу тебя в конюшню и стану кататься по пять раз в день.
      – А тебе не кажется, что это вызовет зависть других наездниц?
      – Об этом я не подумала. Впрочем, меня это не слишком волнует.
      «Найдется ли на свете лучшая любовница?» Тристан приподнялся на локте, чтобы посмотреть на нее. Прекрасная и темпераментная. Если даже он проживет до ста лет, все равно ему не найти другой женщины, которая бы сравнялась с ней.
      – Ты смотришь на меня так, словно я могу в любую секунду испариться.
      – Я запечатлеваю тебя в памяти, – признался он, не успев сообразить, насколько близок к тому, чтобы сделать признание, которое будет совершенно искренним в этот момент, но о котором он может пожалеть уже на рассвете. – Хочу потом написать твой портрет.
      – Надеюсь, ты покажешь его мне, когда закончишь?
      – Если захочешь. – Она провела кончиком пальца по его груди. – Скажи, ты пишешь портреты всех своих возлюбленных?
      – Только тех, которых не хочу забывать.
      – Не будет ли слишком большим любопытством спросить, сколько уже их в твоей коллекции?
      – У меня нет коллекции, но, если хочешь, я куплю специальную папку, чтобы хранить там твой портрет. Или лучше я вставлю его в позолоченную раму и повешу на стену.
      Глаза Симоны сверкнули.
      – Пожалуйста, не вешай мой портрет там, где его могут увидеть другие.
      – Не беспокойся, этот портрет лично для меня.
      – Спасибо, – тихо сказала Симона, напряжение ушло из ее тела, и она улыбнулась.
      – Полагаю, ты уже достаточно хорошо все запомнил?
      – А что?
      Она провела пальцем по его подбородку.
      – Я подумала, что пора снабдить тебя дополнительной порцией вдохновения, прежде чем я отправлюсь домой. Или даже двумя.
      – Художник без вдохновения – просто жалок, – согласился Тристан, наливаясь желанием под ее пальцами. – Поэтому позволь помочь тебе избавиться от этого ненужного платья…
 
      Если бы Симона смогла придумать предлог, чтобы остаться, она бы это сделала, поскольку в уходе ей чудилось нечто ужасающе окончательное. На самом деле это было не так. Тристану не хотелось выпускать ее из своих объятий, и, прежде чем позволить ей уйти, он заставил ее пообещать, что она снова вернется. И все же…
      Симона покачала головой и взяла кинжал со столика, на который его швырнул Тристан.
      Она закрепляла нож у себя на ноге, когда он приподнялся на другой стороне кровати и начал натягивать на себя рубашку.
      – Зачем ты одеваешься?
      – Чтобы проводить тебя домой, – ответил Тристан, подбирая брюки с пола. – Я предпочитаю не бродить по городу нагим.
      Симона выпрямилась.
      – Я сумела благополучно прийти сюда без сопровождения, верно?
      – Верно – и невероятно благодарен тому, что по дороге с тобой ничего не случилось.
      Она принялась нервно надевать платье.
      – Послушай, Тристан, – начала она, просовывая руки в рукава, – я ценю твою заботу, но вполне способна позаботиться о себе сама. Пусть сейчас я дочь герцога, но еще не забыла, как надо драться и убегать.
      Тристан сунул ногу в сапог.
      – Ты вообще не должна вставать перед таким выбором.
      – Ладно, лорд Любезность, давай говорить прямо, – парировала Симона, застегивая лиф. – Если я пойду одна и наткнусь у ворот на Хейвуда, то смогу придумать какую-нибудь подходящую историю, а если ты будешь со мной, наша песенка спета. Второго прощения не будет.
      Тристан натянул второй сапог:
      – Меня тревожат не Хейвуд и не твой зять, а Люсинда.
      Симона фыркнула.
      – Она слишком занята мисс Эгей, чтобы думать обо мне.
      – Мисс Эгей?
      – Сара Шератон, – пояснила Симона, обувая туфельки.
      – О! – Тристан подошел ближе к ней. – Мне показалось или твои черные глаза позеленели от ревности?
      Сердце Симоны заколотилось нелепо быстро. Все же она сумела беззаботно заметить:
      – Не пора ли поменять тему.
      – Давай не будем ее менять. – Тристан нежно приподнял ее подбородок. – Во-первых, я не питаю к Саре абсолютно никаких чувств и у тебя нет причин ревновать меня к ней. Во-вторых, Ноуланд увез Сару из Лондона и спрятал подальше от опасности – где в точности, я не знаю и не хочу знать.
      Симона решила не показывать ему, что ее это хоть как-то интересует, но ей необходимо было знать наверняка:
      – А что насчет ребенка?
      Тристан пожал плечами.
      – Похоже, он действительно имеется, причем, по ее словам, от женатого мужчины. Жених разорвал помолвку с Сарой, когда узнал о любовной связи, а семья отреклась от нее, узнав о ее беременности.
      – И тебе ее не жалко?
      – Она сама принимала решения, и исправлять катастрофические последствия не моя обязанность. А вот уберечь ее от Люсинды обязан.
      При мысли о том, что когда-нибудь он может вот так же говорить о ней какой-то другой женщине, у Симоны больно сжалось сердце, и она, отворачиваясь, проговорила:
      – Обещаю, что никогда не стану для тебя обузой.
      – Тебя это не касается.
      – Нет, касается. Именно поэтому я пойду домой без сопровождения. – Симона повернулась и направилась к двери.
      – Доброй ночи, Тристан, хороших тебе снов.
      Ей не удалось открыть дверь даже на ширину пальца: рука Тристана резко легла на край створки и заставила ее захлопнуться. Вот и весь ее блеф.
      Она с укором посмотрела на Тристана:
      – Мне надо идти, иначе меня поймают.
      – Нет. Либо ты соглашаешься в моем обществе проделать весь путь до дома твоего зятя, либо ты отсюда не уйдешь.
      – Ты просто тиран.
      Тристан пожал плечами и кивнул:
      – Попробуй на какое-то время стать беспомощной и зависимой, просто чтобы сделать мне приятное, – он наклонился ближе к ней, – и чтобы твой портрет оставался спрятанным.
      – Это низко, Тристан!
      – Лучше пойти на низость, чем потерять тебя навсегда.
      – Если я увижу эту картину где-то, кроме твоей спальни, ты труп!
      Засмеявшись, Тристан открыл дверь, однако задержался ради еще одного долгого поцелуя. После этого они вышли из дома и еще на один день вернулись в обыденную жизнь.

      Симона закрыла дверцу кареты и заглянула в окошко снаружи:
      – Удачи, Фиона, и спасибо, что подвезла.
      – Если начнется дождь, я заеду и заберу тебя домой. – Глаза Фионы весело заблестели. – Тогда, может быть, ты познакомишь меня с лордом Локвудом.
      Симона засмеялась.
      – Не думаю, чтобы он сегодня здесь появился.
      – Кто знает? Он этим утром может оказаться таким же бодрым, как и ты.
      Симона покачала головой, изумляясь настойчивости сестры. Помахав ей рукой на прощание, она повернулась к дому, легко взбежала по ступенькам и постучала в дверь. Прошлой ночью она проспала в лучшем случае всего несколько часов, однако чувствовала себя просто великолепно. Оказалось, что ей для этого нужно было всего лишь получить приглашение от Эмми с просьбой ее навестить.