– Будьте уверены, не тороплюсь. – Симона улыбнулась. – Так что спасибо. – Ее взгляд быстро скользнул по палубе, и улыбка тут же погасла. – Что, Эмми уже уходит?
      – Не думаю. Просто она плохо переносит качку.
      – А мне даже нравится, – бодро объявила Симона. – Вы, наверное, не поверите, но я никогда раньше не была на корабле.
      – Ну почему же. – Тристан с трудом сдерживал желание схватить ее в объятия и целовать до тех пор, пока она не начнет задыхаться. – Я бы предложил вам экскурсию по судну, но не могу этого сделать, пока идет разгрузка.
      – Ясно. А два других ваших корабля такие же, как этот?
      Тристан хмыкнул. Никакая другая женщина никогда не спрашивала его про корабли.
      – «Берни» на двенадцать футов длиннее и на шесть футов шире, – ответил он. – «Мэгги» заметно меньше, но из всех трех она самая быстрая и готова плыть в любой шторм. Поскольку осадка у нее меньше, она может заходить в такие места, куда другие суда даже носа не сунут.
      – И сколько вы сможете выносить жизнь джентльмена, привязанного к суше?
      Еще один вопрос, которого ему еще никто не задавал. Неудивительно, что Симона его так завораживает!
      – По правде говоря, я об этом еще не думал.
      – А по-моему, такая жизнь вам очень быстро надоест, – предположила Симона. – Хотя, конечно, тут есть и другая сторона – долгая разлука с семьей и отсутствие настоящего дома.
      – Но у меня нет семьи, а дом – то место, где я в данный момент нахожусь.
      Симона кивнула.
      – Прежде я тоже жила именно так, – тихо проговорила она, – не на корабле, конечно, но все же и у меня не было корней.
      – А сейчас вы вернулись бы к такой жизни?
      – Нет. – Симона подняла взгляд. – Правда, иногда я думаю о том, как приятно приходить и уходить, когда вздумается, ни перед кем не отчитываясь, но, с другой стороны, если случится что-то ужасное, сейчас, меня по крайней мере кто-то будет искать. Наверное, я так долго жила без дома и семьи, что теперь эта часть жизни для меня гораздо важнее, чем для большинства других людей.
      – Команда тоже похожа на семью, – быстро проговорил Тристан, надеясь, что это прозвучало не слишком беспомощно.
      Обведя взглядом судно, Симона кивнула.
      – А какой из трех кораблей – ваш настоящий дом и ваша настоящая семья? «Мэгги»?
      Тристан никогда не считал, что у него есть дом – будь то на суше или на море, но, не желая признаваться в этом, он лишь улыбнулся и пожал плечами.
      – Возможно.
      – А когда «Мэгги» окажется в порту?
      – Она не плавает в открытом море, так как слишком мала. «Мэгги» ходит по прибрежным маршрутам, а потом встречается с двумя другими кораблями, чтобы передать все, что собрала по дороге.
      – Значит, «Мэгги» мне никогда не увидеть? – Казалось, Симона была не на шутку разочарована.
      – Нет, если только вы не отправитесь ей навстречу.
      Симона вздохнула:
      – Это было бы замечательно, но я не могу себе представить, что Дрейтон согласится дать мне настолько много свободы.
      И тут Тристан решил, что момент настал…
      – Наши отношения закончены, Симона.
      Ее улыбка сразу померкла, но она тут же набрала в грудь побольше воздуха и вернула лицу прежнее выражение.
      – Весьма неожиданное заявление.
      – И скорее всего бестактное, – признал Тристан. – Мне очень жаль. Надо было выразиться удачнее, не так резко.
      – А как же план по разоблачению Люсинды?
      Боже! У Тристана было такое чувство, будто кто-то вонзил ему в грудь нож и повернул его в ране.
      – Люсинда опасна; и если она причинит вам хоть малейший ущерб, я себе этого никогда не прощу.
      – Так вы хотите справиться с ней в одиночку? – тихо спросила Симона.
      – Да.
      – Понимаю. Именно так вы и предпочитаете жить.
      – По-вашему, это скучно. Но…
      – Я помню. Есть немало плюсов в том, чтобы жить одному; в некоторых отношениях это даже безопаснее.
      Но уж очень холодно и пусто. Однако делиться этим наблюдением с Симоной Тристан не стал, он твердо решил вести себя благородно и разорвать их отношения, так что отступать было бы просто позором.
      – Ноуланд говорит, что прошлой ночью за нами следила Люсинда.
      – Ну и что, – Симона перевела взгляд на причал, – поскольку объявления о помолвке не последовало, я сомневаюсь, что она начнет активные действия. Еще одна краткая и ничего не значащая связь вряд ли может ее встревожить.
      У Тристана перехватило дыхание:
      – Если бы я не заботился о вашей безопасности, эта связь не была бы краткой!
      Улыбка, которую адресовала ему Симона, была исключительно любезной.
      – Сказано, как подобает настоящему джентльмену. – Она одобрительно кивнула.
      – Симона…
      – По-моему, у вас чудесный корабль, Тристан. Спасибо, что разрешили мне подняться на борт.
      Симона медленно пошла к трапу, и Тристану стоило немалых усилий заставить свои ноги не сдвинуться с места. Господи, как ему было больно! Даже если бы она накричала на него или разрыдалась, ему было бы намного легче, но стоическая улыбка, которую она сумела, ему продемонстрировать, не могла оставить его равнодушным.
      Тристан даже отвернулся, чтобы не смотреть, как Симона спускается по трапу; среди всех женщин, которых он бросал в своей жизни, она единственное исключение, и воспоминания о ней никогда его не покинут.
      «Не оглядывайся. Делай вид, будто ничего не случилось. Иди. Продолжай улыбаться. Если ты его проткнешь кинжалом – тебя посадят в тюрьму».
 
      – Третий склад!
      Симона оторвала взгляд от земли, стараясь разогнать туман ярости и унижения.
      Эмми и мистер Грегори стояли рядом на причале: у него в руке был бинокль, у нее – пачка бумаг. Когда Симона подошла ближе, Грегори навел бинокль на ящик, который в этот момент поднимали из трюма, и назвал его номер, а Эмми сверилась с бумагами и отчетливо произнесла:
      – Первый склад!
      – Нравится? – спросила Симона, заметив, как блестят глаза Эмми.
      – Очень! Приятно делать что-то такое, что приносит пользу другим!
      Не выдержав, Симона вздохнула.
      – Только не говори мне, что ты уже хочешь уехать!
      – Ладно. Я согласна ждать столько, на сколько у тебя хватит сил оставаться полезной. – Осмотревшись, Симона кивнула на бочонки, стоящие чуть в стороне. – Я просто сяду там и буду смотреть.
      – С вами все в порядке, миледи?
      – Все прекрасно, – солгала Симона и, улыбнувшись Грегори, быстро отошла в сторону.
      Жизнь действительно прекрасна, заверила она себя, устраиваясь на деревянной бочке, и станет еще прекраснее после того, как она справится с потрясением, вызванным тем, что ею воспользовались и выбросили, словно вчерашнюю газету. На самом деле у них дома даже газеты жили два дня, потому что на второй день Фиона стелила их в птичьи клетки. Только наутро третьего дня газеты отправляли в мусорное ведро, чтобы потом сжечь.
      А тут одна ночь, и Тристан счел ее не заслуживающей дальнейших хлопот. Да, он был достаточно добр, заканчивая их отношения – хотя называть то, что было между ними, отношениями предполагало гораздо большую их значимость.
      Симона не раз слышала подобные истории, так что потеряла счет числу брошенных любовниц, которые в конце концов оказывались на улицах или в борделях. Зато мужчины вроде Тристана Таунсенда очень хорошо умели избавляться от надоевших возлюбленных, и при этом сами выглядели весьма благородными, искренне сожалея о случившемся.
      Ну что ж: она получила хороший урок того, что значит самой выбирать себе любовника. Красивые, интересные, опытные и богатые мужчины в будущем будут вычеркнуты из ее списка.
      Симона нахмурилась, сообразив, что таким образом ей остается выбирать из числа непривлекательных, скучных, воздержанных и бедных. Не то чтобы таких было мало. Но что же ей, в конце концов, делать? Тогда лучше уж вообще не тратить ни мгновения своей жизни на то, чтобы принимать знаки внимания от какого бы то ни было мужчины независимо от его качеств.
      Она вздохнула, борясь с подступающей волной печали. Разумеется, им с Тристаном не суждено было оставаться вместе вечно, и она сказала ему об этом с самого начала. Но все же она рассчитывала, что их связь продлится дольше одной ночи, и отношения закончатся на ее условиях, а не на условиях Тристана: он будет умолять, чтобы она передумала и дала ему еще несколько недель райского блаженства, которые он мог бы вспоминать весь остаток своей горестной одинокой жизни, а она…
      Впрочем, фантазии остались в прошлом, и чувство одиночества приходится испытывать ей самой. Не то что ей сильно не хватает Тристана: за три коротких дня он не мог стать неотъемлемой частью ее жизни, но Симона не могла отрицать того, что она получила огромное удовольствие от времени, проведенного в его постели. Правда, у нее нет длинного списка возлюбленных, с которыми она могла бы его сравнить, и откуда ей знать – может, на самом деле он совершенно никудышный любовник!
      Так или иначе она позволила себя соблазнить, а после этого Тристан спокойно пообещал Дрейтону, что их связь закончится после одной-единственной ночи… Боже, как бы ей хотелось найти какую-нибудь норку, в которую можно было бы заползти и больше никому никогда не показываться!
      – Эгей! Грегори!
      «Эгей»? – Симона подняла голову. Грегори отчаянно вглядывался, куда-то, и она проследила направление его взгляда.
      Если на свете и существовала женщина, которая, нисколько не смущаясь, способна кричать «эгей!» на причале, то пышногрудая дама с большим турнюром, которая надвигалась на Грегори, словно собака на кость, лучше всего подходила для этой роли.
      – Мисс Шератон?
      Женщина захихикала:
      – Конечно, это я, дорогой! Какой же вы глупыш… – Она осмотрелась и кокетливо улыбнулась. – А где Тристан; я хочу удивить и его тоже!
      Тристан? Ну конечно, она ищет Тристана! Ах он хорек! Наверняка он встретился с ней, когда возвращался домой этим утром. Черт бы побрал эту американку!
      – Он на борту, мэм, – пролепетал Грегори, при этом вид у него был такой, словно он только что чем-то подавился. – Если мне позволено будет спросить… где ваш муж?
      – Так уж случилось, – прощебетала женщина, – что мужа у меня пока нет.
      Грегори качнулся назад, побледнел и Судорожно вцепился в бинокль.
      – Неужели свадьбу отложили?
      – Точно! – Мисс Шератон прошествовала мимо него, царственно шелестя юбками.
      Наблюдая за тем, как американка поднимается по трапу, Симона от души надеялась, что она споткнется и свалится в Темзу.
      Эмми тихо кашлянула:
      – Какая-то проблема? – Она в упор посмотрела на Грегори.
      – Не из тех, которые я могу решить, – мрачно отозвался он. После чего тяжело вздохнул, покачал головой и поднес бинокль к глазам. – Ящик двести пятьдесят шесть. Кадкой склад?
      – Первый!
      Симона не двигалась с места, хотя ей очень хотелось удалиться, вместо того чтобы наблюдать за тем, как Тристан обхаживает свою новую любовницу. Вот только, если она убежит, непременно создастся впечатление, будто ее волнует, насколько быстро и легко ей нашли замену. Лучше напрячь силы, продолжить изображать равнодушие и сохранить хоть какие-то остатки собственного достоинства. Пока она будет это делать и ждать Эмми, ей, возможно, удастся придумать, как сквитаться с Тристаном Таунсендом.
      Приняв решение, Симона повернулась спиной к кораблю и стала перебирать самые приятные варианты мести.
 
      Тристан поднял голову и прислушался. Стук женских каблучков по стальной палубе зазвучал для него приятной музыкой. Он понятия не имеет, что будет ей говорить, но начнет, конечно, с извинений, а там будет видно.
      Он повернулся со словами:
      – Должен сказать, что я…
      И чуть не свалился за борт.
      – Привет, Трис. Не ожидал увидеть меня здесь?
      Боже правый, этого ему только не хватало!
      – Сара! – со вздохом отчаяния проговорил он. – Что ты здесь делаешь?
      – Бросаюсь в твои объятия! – Она и в самом деле надвигалась на него, как гора.
      Тристан судорожно втянул в себя воздух, потом решительно взял гостью за плечи и, отодвинув ее на пристойное расстояние, прошипел:
      – Успокойся, кругом люди…
      – А разве кому-то есть до нас дело? – со смехом поинтересовалась Сара.
      – Разумеется, да.
      – Ты имеешь в виду Грегори и его новую помощницу?
      Тристан в недоумении посмотрел в сторону причала и убедился, что Грегори и Эм по-прежнему занимаются сортировкой грузов.
      – Новая помощница – моя сестра, леди Эммалина.
      – Ах, Трис! – проворковала Сара, кладя ладонь ему на грудь, – это совсем не лучшее начало, верно? Приношу мои извинения. Однако я уверена, что твоя сестра – милейшее существо и со временем мы с ней прекрасно поладим.
      Тристан поежился.
      – Ты что, собираешься здесь остаться?
      – Конечно, собираюсь, глупыш!
      «Глупыш»? Он всегда ненавидел это слово! Впрочем, эмоции тут вряд ли помогут, и ему лучше успокоиться и собраться с мыслями.
      – А что твой почтенный Джордж думает о жизни в Лондоне?
      – Откуда мне знать? Сейчас он в Сиэтле.
      – Очевидно, ты передумала выходить за него замуж. – Тристан старался как можно быстрее обдумать причины и следствия. – Что-то случилось?
      Сара захлопала ресницами.
      – Случилось? Ну конечно! Я окончательно поняла, Джордж мне не пара, и мы с тобой подходим друг другу гораздо лучше.
      Боже, только не это!
      – И когда именно ты об этом догадалась? Надеюсь, это произошло не в тот момент, когда вы стояли перед алтарем?
      Сара рассмеялась и небрежно махнула рукой.
      – Нет, это было бы слишком жестоко. Все случилось на десять дней раньше.
      – На десять дней, вот как? Но до того, как по городу разошлись слухи о том, что я унаследовал титул, или после?
      Сара выпрямилась, пытаясь изобразить обиду:
      – Неужели ты считаешь, что я бросила Джорджа ради твоего титула?
      – Да.
      – А я говорю «нет»! Титул не имеет значения, Трис. Дело в тебе.
      – Я не помешал тебе заключить помолвку с бедным Джорджем.
      Сара долго смотрела на него, а потом заявила:
      – Ты все время называешь Джорджа «бедным Джорджем». На самом деле он очень богатый.
      – Я называю его бедным, имея в виду его страдания.
      Сара поморщилась.
      – Став британским лордом, ты сильно переменился, – недовольно буркнула она.
      – И не к лучшему. Тебе гораздо лучше вернуться в Сиэтл и…
      – Чепуха! – Похоже, Сара вновь обретала уверенность в себе. – То, что было у нас в Сан-Франциско, мы можем говорить снова, но теперь все будет даже лучше, потому что тебе не придется уплывать на долгие месяцы. Мы можем вечно быть вместе, рядом, – разве это не чудесно?
      Чудесно что? Что ему придется вскрыть себе вены?
      – Сара, я понимаю, ты проделала долгий путь в надежде…
      Гнев на мгновение зажегся в глубине ее синих глаз.
      – Ах вот оно что – у тебя кто-то есть! Неужели ты должен жениться на какой-нибудь бледной английской девице из-за того, что ты стал пэром?
      – Да.
      Несколько секунд Сара смотрела на него, часто моргая глазами, а потом величественно подняла голову:
      – Я слышала, что британцев гораздо легче шокировать скандалом, чем нас, американцев. Это правда?
      Почему он не удивляется ее готовности пойти на такую низость?
      – Не знаю.
      – Ах, Тристан, – промурлыкала Сара. – Я обещаю щедро вознаградить тебя. Прямо сейчас, если хочешь. Не желаешь подхватить меня в охапку и унести к себе в каюту? – Она протянула руку, чтобы разгладить отвороты его сюртука, и улыбнулась мило и многообещающе. – Как только мы там окажемся, я сразу начну тебя ласкать…
      – Нет! – Тристан поспешно отодвинулся от нее.
      – Ну, если ты хочешь сам ласкать меня, то я вполне…
      – Нет! – повторил он грубо, не видя иного способа заставить ее осознать собственную глупость. – Никто из нас никого ласкать не будет ни сегодня, ни завтра, никогда. Я не женюсь на тебе, Сара. Мне очень жаль, что тебе пришлось ехать так далеко только для того, чтобы испытать разочарование, но дело в том…
      – Ах так! – Сара резко повернулась и зашагала прочь, громко объявив: – Значит, будет скандал.
      – Сара!
      Сара остановилась и, обернувшись, ехидно улыбнулась:
      – Когда будешь готов сдаться, вспомни, что я остановилась в гостинице на Сент-Джеймс-стрит.
      Тристан покачал головой, но это не произвело на Сару никакого впечатления: она подняла руку шаловливо пошевелила пальцами, а затем с улыбкой направилась прочь.
      Тристан повернулся и посмотрел в сторону причала, где сидела Симона. К счастью, она, похоже, и не подозревала о том кошмаре, который он только что вынес.
      – Благодарю тебя, Иисусе! – прошептал Тристан, проводя рукой по волосам и направляясь в капитанскую каюту, где в шкафчике всегда стоял бренди.
 
      – Эгей!
      Боже, неужели она вернулась? Игнорируя призывы рассудка, Симона повернулась на бочке и стала смотреть, как блондинка идет по причалу к Грегори и Эмми.
      – Привет, Эммалина, мое имя – Сара Шератон, мисс Сара Шератон. Мы с вашим братом очень близкие друзья.
      Грегори сразу покраснел как рак, а Эммалина хладнокровно обвела мисс Шератон изучающим взглядом.
      – Я подумала, – продолжила Сара, – мы могли бы как-нибудь встретиться за ленчем на этой неделе и познакомиться.
      Симона с восхищением наблюдала за тем, как Эмми независимо распрямила плечи и подняла голову:
      – Мне надо будет справиться у моего секретаря и узнать, когда я свободна.
      «Превосходная работа, Эмми! Просто превосходная! Мои учителя хороших манер тобой гордились бы!»
      – Конечно, – согласилась мисс Шератон, открывая ридикюль и запуская в него руку. – Вот моя карточка, – добавила она секунду спустя, вручая карточку Эмми. – Пожалуйста, сообщите мне, когда вы сможете со мной встретиться.
      Эмми даже не потрудилась взглянуть на маленький прямоугольник плотной бумаги – она сразу засунула его под пачку листов, которые держала в руках, и, повернувшись к Грегори, спросила:
      – На каком номере ящика мы остановились? Надеюсь, мы ничего не пропустили?
      Симона ухмыльнулась и мысленно поздравила подругу с тем, как та сумела выстоять перед нахальством блондинки.
      – А вы кто? – неожиданно раздалось рядом с ней. Симона подняла взгляд.
      – Леди Симона Тернбридж, – ответила она коротко, чувствуя, как гнев закипает в ней с новой силой. – И я вовсе не жажду познакомиться с вами.
      – Я так и подумала. – Сара не спеша отправилась восвояси, бросив через плечо: – До свидания, Грегори!
      Симона надеялась на быстро несущуюся карету и не слишком трагический несчастный случай. Что до Грегори, то он откашлялся и, проведя пальцем под накрахмаленным воротничком, сумел сказать только:
      – Э-э…
      – Никаких объяснений не нужно. – Сара поднялась. – Совершенно никаких. С тобой мы увидимся завтра утром. – Она шагнула к дороге и кликнула извозчика.
      – Симона, подожди! – Эммалина бросилась за ней.
      Симона замерла, держась за ручку дверцы подъехавшего экипажа:
      – Тебе совершенно не обязательно бросать работу ради меня.
      – А я думаю, Грегори прекрасно справится и без моей помощи. Лучше скажи, кто такая эта Сара?
      – Если чутье меня не обманывает, это любовница Тристана.
      – Тогда скорее всего бывшая американская любовница, – решила Эмми.
      Симона сухо улыбнулась.
      – Подозреваю, что теперь уже не бывшая.
      Эмми страдальчески подняла глаза к небу.
      – Да полно тебе! Может, я и не искушенная любовница, но зато прекрасно знаю, что, если бы у брата были намерения в отношении ее, он привез бы ее с собой, когда возвращался в Англию. То, что эта Сара впервые появилась здесь неизвестно откуда… О, я знаю, она за ним охотится!
      Решив, что эти подробности ее мало волнуют, Симона покачала головой и открыла дверцу.
      – Мне все равно.
      – А вот и нет! Ты увлечена Тристаном, а значит, тебе не может быть все равно.
      Симона замерла.
      – Прошу прощения?
      – Да, и он тоже увлечен тобой. – Эммалина довольно улыбнулась. – На случай, если тебя это интересует…
      Но Симону это не интересовало. Она прекрасно знала, что ее бросили, и поэтому закрыла дверцу кареты, а потом села так, чтобы видеть подругу через открытое окно.
      – Эмми, я ценю твою любовь к сказкам и все такое, но между мной и твоим братом абсолютно ничего нет.
      Больше ничего нет.
      – Ха!
      – Правда, Эмми. Я не стала бы тебя обманывать.
      – Ха! – Эммалина круто развернулась и решительно направилась обратно к Уэйду Грегори.
      Симона постучала по стенке кареты, и экипаж тронулся, да так резко, что она чуть не свалилась с сиденья.
      Выпрямившись, Симона поклялась, что когда в следующий раз увидит Тристана Таунсенда, то сделает вид, что его просто нет на свете. Он ею увлечен? Нет, это она увлечена, и увлекли ее очень далеко; но теперь этому ее заблуждению, как и следовало, пришел бесславный конец.
 
      Наконец состоялись похороны тех, кто погиб в огне. Не присутствовать на них было нельзя, так что Симона сидела рядом с Фионой в конце ряда скорбящих, послушно, хоть и не слишком внимательно, слушая печальные слова прощающихся. Большой храм, гроб с латунными накладками, украшенные резьбой скамьи, плотно заполненные собравшимися, священники, ведущие службу в лучших своих одеяниях…
      Люди вставали, чтобы произнести хвалебные речи, превознося жизнь, сердце и душу того, кто лежал в гробу. Это были прекрасные похороны – такое прощание, о каком только может мечтать любой аристократ. Даже погода пошла навстречу устроителям: солнечный свет струился сквозь витражные окна, падая на присутствующих и окружая гроб ореолом, похожим, на нимб.
      Когда хоронили мать Симоны, дождь лил как из ведра. Симона тем утром еще не закончила свою обычную работу, когда Харриет – одна из постаревших девиц Эсси – сказала, что им следует пойти на службу. Симону изумило то, что служба вообще будет – она жалела о том, что Харриет вообще об этом заговорила.
      У них не было денег на извозчика, поэтому они шли пешком, и когда наконец добрались до маленького храма, за которым располагалось кладбище, промокли до нитки, дрожа от холода. Посреди почерневших от сажи, покрытых лишайником и покосившихся надгробий стоял викарий, хмурясь и сутуля плечи под зонтом. Харриет объяснила ему, кто они такие и почему пришли.
      Испустив тяжелый вздох, викарий повернулся и провел пришедших в дальний угол кладбища и горке земли. При их приближении двое мужчин перестали копать и отошли назад, а затем, сняв шапки, склонили головы.
      Викарий встал чуть в стороне и пробормотал «Отче наш», а Симона все смотрела вниз, на простой сосновый гроб, и думала о том, как ее матери, должно быть, неудобно в таком коротком и тесном пространстве.
      Потом викарий ушел, оставив их стоять у могилы. Мужчины с лопатами надели шапки и собрали свои инструменты. Тогда Харриет засунула руку в карман, вытащила оттуда смятую маргаритку, вручила ее Симоне и знаком велела бросить в яму.
      Цветок упал в середину ближе к верхней части – там, где, как представлялось Симоне, руки матери должны лежать скрещенными поверх сердца.
      Потом они вернулись к Эмми, две недели спустя Симона бросила маргаритку в еще одну яму и попрощалась с Харриет.
      В тот день тоже шел дождь. Маргаритка не была мятой, и Симона обращалась с ней очень осторожно, но в конце концов это ничего не изменило. Матери все так же не было. И Харриет не было. Прощальная маргаритка нисколько не уменьшала боли и не заставила солнце выглянуть из-за туч.
      Другое дело, если, конечно, вы принадлежите к аристократии, уточнила про себя Симона, когда присутствующие в церкви встали и открыли сборники духовных гимнов. Она молча стояла рядом с сестрой; на сердце у нее было слишком тяжело, чтобы петь.
      Если вы аристократ, то солнце светит, а хор поет. Мир скорбит о вашем безвременном уходе и покрывает ваш дорогостоящий гроб лилиями и розами. А когда вас похоронят, то над вашей могилой поставят красивое надгробие, чтобы на все времена отметить, что вашу жизнь сочли достойной.
      На могиле ее матери надгробного камня не было, и на могиле Харриет тоже. Не было даже простых деревянных крестов, потому что они были бедными и к тому же проститутками, а те, кто их помнил и о них скорбел, не имели денег даже на то, чтобы взять извозчика.
      Симона вздрогнула от внезапного озарения. Теперь она может купить надгробие своей матери и Харриет – Дрейтон даст ей столько денег, сколько она пожелает. Она может распорядиться, чтобы их имена были высечены золотыми буквами, а еще велеть резчику добавить какие-нибудь возвышенные слова о добрых сердцах и заботливых душах, о любви и дружбе. Может, он еще изобразит херувимов или ангелов, и, разумеется, теперь на могиле всегда будут цветы.
      Боже, почему это не пришло ей в голову раньше? Надо только сказать Дрейтону, что она хочет сделать заказ резчику и попросить, чтобы камни были доставлены в… в…
      Она сморгнула пелену жарких слез: жестокая правда пронзила ей сердце. Симона не помнила, где похоронена ее мать…
      Тристан увидел, как Симона выскользнула из своего ряда и быстро прошла по проходу между церковными скамьями: по щекам ее струились слезы, в глазах пылал огонь.
      Он взглянул в сторону скамьи, где она сидела, проверяя, идет ли за ней кто-нибудь из близких, затем быстро кивнул Ноуланду и пошел следом за Симоной.
      Тристан обнаружил ее на тротуаре у дверей храма: Симона оглядывала улицу, словно не была уверена, в какую сторону ей следует идти.
      – Дорогая, – окликнул он ее, спускаясь по ступеням храма, – с вами все в порядке?
      Симона расправила плечи, подняла голову, провела ладонями по щекам, потом повернулась к нему.
      – Да, у меня все прекрасно.
      Тристан поспешно сцепил руки за спиной, чтобы не поддаться соблазну и не обнять ее.
      – Вы хорошо знали лорда Сандифера?
      – Кого?
      – Лорда Сандифера, – повторил он, кивая в сторону храма. – Человека, с которым мы сегодня прощаемся.
      – О! – Симона шмыгнула носом и отвела взгляд. – Я с ним не знакома.
      – Если не считать его родственников и горстки посторонних, то, наверное, все присутствующие в храме могли бы сказать то же самое.
      – Но раз вы не знали Сандифера, значит, плачете из-за собственных воспоминаний. Если вы хотите уменьшить их бремя, поделитесь ими со мной, и я…
      Глаза Симоны вспыхнули.
      – Прошу вас, уйдите, – отчетливо проговорила она и отвернулась.
      Если бы у него осталось хоть немного мозгов, Тристан именно так и сделал бы, но он остался стоять, и ощущение ножа в груди снова вернулось. Он искал подходящие слова, чтобы снова заговорить. О чем именно – это было не важно, ему просто хотелось, чтобы Симона с ним разговаривала и успокоилась в своих сомнениях насчет их злополучной связи. Да, это было мелко, эгоистично, и он был человеком мелким и эгоистичным, но все же…
      – Симона, – тихо начал он, осторожно подходя и становясь рядом с ней.
      – Эгей! Трис!
      Тристан замер.
      – Ах ты, мой сладенький! – продолжала верещать Сара, выйдя из наемной кареты.
      Сидя рядом с ним, Симона тихо кашлянула.
      – Прошу прощения. Пожалуйста, дайте мне возможность объясниться насчет нее…
      – Объяснитесь! – сухо отозвалась Симона. – Я не пропущу этого ни за что на свете.
      Однако она вовсе не собиралась ему помогать. И поделом – он это заслужил.
      Тристан повернулся к приближающейся мегере с твердым намерением избавиться от нее как можно быстрее.
      – Что ты здесь делаешь, Сара?
      – Ах! – Губы Сары растянулись в счастливой улыбке. – Я случайно проезжала мимо, возвращаясь в гостиницу, и увидела тебя. Конечно, я не могла не остановиться и не сказать тебе, что совсем недавно пила просто чудесный чай и целый час дивно болтала с твоей матушкой.
      Только что ему казалось, что все идет отвратительно, однако это было еще слабо сказано!
      – Моя мать умерла, Сара, и давно.
      Улыбка Сары поблекла:
      – Ну, она же назвалась твоей матушкой!
      – Если ты говоришь про Люсинду, то она моя мачеха.
      Тут же улыбка Сары стала широкой и радостной, как прежде.
      – Какая разница, сладкий мой.
      Тристан с трудом заставил себя разжать зубы:
      – Скажи на милость, что ты нашла такого, о чем можно было бы говорить с Люсиндой?
      – Тебя.
      – И после этого ты рассчитываешь выйти за меня замуж? – Тристан почувствовал, как боль начинает все сильнее пульсировать у него в висках.
      – Не могла же я не сказать ей о том, что жду от тебя ребенка.
      – Надеюсь, ты шутишь! – прорычал Тристан.
      – Матушка жениха не должна быть последней, кто услышит такие вещи, милый.
      – Боже всемогущий, да ты просто дура!
      – Милый, прошу тебя! – Сара даже не поморщилась. – Тебе нет нужды расстраиваться. Похоже, твоя Люсинда была очень рада этому известию.
      Не зная, что сказать, Тристан судорожно ловил ртом воздух. Боже, каким же отчаянным дурнем он был, сделав Сару своей любовницей!
      – Не могу не признать, что у вас по-настоящему интересная жизнь…
      Тристан перевел взгляд на Симону. Теперь он не сомневался, что ему придется ползти по битому стеклу, валяться у нее в ногах, чтобы снова наладить их отношения, но он это сделает. Хотя, может, все-таки не стоит ползти в буквальном смысле слова: если он и готов признать собственную глупость, это еще не значит, что нужно вообще отказаться от гордости и самоуважения…
      . – А вы кто такая? – услышал он язвительный голос Сары.
      Симона медленно перевела взгляд на его бывшую любовницу.
      – Покопайтесь в памяти. Мы встретились на причале два дня назад.
      «О да! Идеальный ответ! Блестяще, Симона!»
      – Ой, ну надо же! – воскликнула Сара и возмущенно взглянула на Тристана. – А ты, парнишка, времени не терял!
      «Парнишка?» – Тристан поморщился.
      – Сара, я пытался быть добрым и сострадательным, но мы миновали ту точку, после которой мое терпение кончается. Слушай меня внимательно. Я на тебе не женюсь, так что устраивай свою задницу в карете, уезжай в гостиницу, пакуй вещи, садись на первый же корабль и плыви на запад.