- Слово или жест, и ты умрешь!
      Карета остановилась перед дворцом. Из нее вышла Ивонна. потом карлик. Ньяфо был бледен, как мел. Он покачивался и дрожал словно хищник, попавший в западню.
      Слуге, вышедшему к ним, Ивонна сказала:
      - Можете идти. Мы приехали с визитом к госпоже де Мэнтен и знаем, как пройти в ее апартаменты.
      Когда слуга ушел, дама прошептала карлику:
      - Пройдем, не дрожи так! Похоже, ты боишься показаться перед своей августейшей мамочкой.
      Карлик уже не пытался сопротивляться, Ивонна взяла его под руку и он почувствовал в ее руке кинжал, которым она мгновенно могла лишить его жизни.
      Мрачно сверкнул его единственный глаз под густыми бровями при мысли о том, что в этом дворце, полном королевских гвардейцев, солдат и дворян, всех приближенных маркизы де Мэнтен, он никого не мог позвать на помощь, чтобы отделаться от своего врага.
      Они достигли, наконец, покоев госпожи де Мэнтен. Слуга, хорошо знавший карлика, поспешил доложить о них знатной даме.
      В эти дни госпожа маркиза вела очень уединенный образ жизни. Под предлогом молитв и других религиозных обрядов она закрылась в своих апартаментах, чтобы прочитать доклады и донесения своих сторонников, помогавших ей в интригах и в ее возвеличивании. Но в действительности чувствовала она себя довольно беспокойно. Неожиданно умерли несколько членов королевской семьи и при дворе ходили слухи, что они были отравлены. Если это будет продолжаться, то не наступит ли и ее черед. С другой стороны, король был болен и его болезнь могла быть смертельной. Если Людовик XIV умрет, то что будет с ней? Вот это больше всего ее беспокоило, потому что своего супруга эта женщина никогда не любила. Да и как она могла его любить, если в ее сердце не было места даже для собственного сына.
      Услышав о появлении Ньяфо, она приказала его немедленно пропустить.
      Увидев карлика, направлявшегося к ней, она холодно спросила:
      - ТЫ желаешь поговорить со мной?
      Но Ивонна опередила его:
      - Нет, мадам. Это я насильно привела сюда вашего сына.
      - Моего сына! - испуганно воскликнула госпожа де Мэнтен.
      - Мадам, в данном случае ложь бесполезна.
      - Кто вы?
      - Жена монсеньера Людовика.
      Несмотря на свое огромное самообладание, госпожа де Мэнтен не сдержала испуганного возгласа. Лицо ее сильно побледнело.
      - Это признание, - продолжала храбрая Ивонна, - доказывает, мадам, что если я нахожусь здесь, то я предусмотрела все, чтобы не испугаться вашего могущества.
      Она шагнула к маркизе, но Ньяфо, следивший за каждым ее движением, бросился на нее и попытался обезоружить. Но он ошибся. Ивонна была начеку и действовала быстрее. Прежде чем карлик успел увернуться, она ранила его в руку.
      На глазах у изумленной Мэнтен Ньяфо упал на пол и задергался в страшных конвульсиях. Его единственный глаз вылез из орбиты и через минуту он умер у ног ненавистной женщины. Кулаки у него так и не разжались, словно он и с того света угрожал Ивонне.
      Жена короля, ошеломленная и едва не рехнувшаяся от страха, в изнеможении откинулась в кресле.
      Не теряя времени, Ивонна подошла к ней, желая воспользоваться ее потрясением и слабостью. С кинжалом в руке она тихо предупредила супругу короля:
      - Я клянусь, что сделаю с вами то же самое, если вы не спасете монсеньера Людовика.
      - Простите, простите! - взмолилась маркиза, чувствуя свой конец.
      - Поздно, мадам. Вы это говорите от испуга, а ые от раскаяния за совершенные преступления...
      - Ох, простите меня! Скажите, что нужно сделать! - простонала Мэнтен.
      Она сильно испугалась. Ее сын Ньяфо, чье родство с ней являлось тайной, лежал мертвый в ее апартаментах. Когда она отделается от Ивонны, нужно будет подумать, как избавиться от трупа, компрометирующего ее. В то же время она не могла ни кричать, ни просить защиты, так как Ивонна владела ее тайной и, самое главное, она угрожала ей отравленным кинжалом, в эффективности которого маркиза убедилась.
      - Я в ваших руках, - повторила она. - Скажите, что я должна сделать, чтобы спасти себя.
      - Спасти монсеньера Людовика.
      - Но как?
      Не убирая кинжала, Ивонна вытащила спрятанный на груди пергамент и протянула его жене короля:
      - Подпишите это, - твердо проговорила она.
      Госпожа де Мэнтен приняла пергамент, положила его на стол, взяла перо и подписала его, не читая.
      - Теперь запечатайте его, - приказала Ивонна.
      Напуганная до смерти маркиза молча повиновалась.
      - Позовите теперь дежурного офицера, пусть он отвезет пакет по указанному адресу, - продолжала супруга монсеньера Людовика.
      Без тени колебания госпожа де Мэнтен вызвала дежурного офицера и вручила ему пакет.
      Тогда Ивонна, добившаяся победы, обратилась к маркизе:
      - Мадам, я знаю, что в королевской семье произошло несколько отравлений. Здесь труп Ньяфо, о котором могли бы узнать, если бы я этого пожелала, что он ваш сын. Немало нашлось бы тех, кто приписал бы вам его смерть от яда, а также смерть остальных членов семьи вашего августейшего супруга. Но поскольку вы подписали драгоценный для меня документ, я до самой могилы сохраню вашу тайну. А пока вы займитесь этим трупом, чтобы у меня было время выйти отсюда без всяких хлопот. Вы согласны? - спросила Ивонна, показывая маркизе ужасный кинжал.
      Маркиза только кивнула головой, говорить она уже не могла.
      Ивонна поклонилась жене короля и с гордым видом покинула комнату.
      Очутившись на улице, она быстро поднялась в карету и, сгорая от нетерпения обнять сына, приказала кучеру мчаться в замок Бреванов.
      Глава XXVII
      ФАРИБОЛЬ И МИСГУФЛЕТ В БАСТИЛИИ
      Когда через несколько часов Фариболь, Мистуфлет и Онэсим вернулись в аптеку Эгзиля, ужасная картина открылась перед ними. Все лежало в руинах. Подполье было открыто, но ни души не было среди обломков и никто ничего не мог сказать об обитателях дома.
      Некоторые из присутствовавших при катастрофе сообщили, что пожар был ужасен и что не видно было, чтобы кто-нибудь выскочил из огня.
      Все считали, что в аптеке никого не было, поэтому никто не занимался спасением.
      Все было потеряно! Что делать? Только чудо могло спасти Ивонну, ее сына и Дорфи. Но поскольку трое верных друзей были христианами, то они надеялись на чудо. Поэтому Онэсим предложил отправиться в Ереван. Именно там должна была находиться Ивонна, если бы ей удалось спастись. Фариболь и Мистуфлет осматривали руины, надеясь найти останки тех, кого они так сильно любили.
      Они как раз занимались этим грустным делом, когда неожиданно увидели скачущего к ним офицера. Их первой мыслью было встретить его головешками, но офицер, похоже, ехал с добрыми намерениями. Удивленный открывшимся зрелищем, он закричал:
      - Эй!.. Кто из вас будет маэзе Фариболь?
      - Это я, - удивленно и недоверчиво ответил бывший учитель фехтования.
      - Черт побери! - воскликнул офицер. - Ей богу, я никогда не видел такого унылого места!.. Пакет отправлен по этому адресу и на ваше имя, но похоже, черт побери, здесь произошел какой-то катаклизм.
      - Ладно, - поторопил его Фариболь, - что вы хотите от меня?
      - Возьмите, - сказал офицер и протянул ему пергамент. - Я привез вам это письмо.
      - Письмо?... Тысяча чертей! Кто вас послал?
      - Я служу при дворе.
      - Так вы из Версаля?.. От... от... короля?
      - От госпожи маркизы де Мэнтен.
      - Но я ее не знаю и никогда в жизни не видел!
      - А разве это имеет значение? - улыбаясь, спросил мушкетер. - Это ваше дело. Я свое дело сделал и уезжаю. Тороплюсь...
      И офицер галопом поскакал обратно.
      Обеспокоенный Фариболь поспешил вскрыть письмо. Но едва он прочитал его, как разразился длинным рядом радостных восклицаний.
      - Ах, тысяча миллионов чертей! - завопил он. - Сто тысяч чертей, молний и громов! Ну и дела!
      Мистуфлет, тоже прочитавший письмо, воскликнул в свою очередь:
      - О, Иисус, боже мой! Ради всех святых на небесах! Какая необычайная новость!... Ave Maria* непорочная! Вот она, божья справедливость!
      Спустя некоторое время друзья приближались к Бастилии. Оба они шли с достоинством, высоко подняв головы и положив руки на рукоятки шпаг.
      Когда они вошли на подъемный мост, часовой угрожающе вскинул мушкет и крикнул:
      - Уходите отсюда!
      - Черт побери, друг, - с достоинством ответил Фариболь, - опусти свое оружие и сообщи офицеру, что два человека дворянского происхождения хотят поговорить с ним.
      Часовой, напуганный манерами и внешним видом Фариболя, изображавшего знатного дворянина, крикнул:
      - Караульный отряд!
      На его возглас появился офицер и с ним несколько солдат.
      - Сударь, - обратился к нему Фариболь, протягивая пергамент, ознакомьтесь, пожалуйста, с этим.
      Прочитав документ, офицер снял шляпу и, низко поклонившись, сказал:
      - Я к вашим услугам, - он повернулся к солдатам и приказал: - На караул!
      - Тише, тише, сударь, - успокоил его Фариболь. - Скромность украшает знатных людей... Четверо солдат пусть нас сопровождают, остальные свободны.
      Они направились к домику губернатора. На крыльце Фариболь предупредил офицера:
      - Солдаты пусть подождут здесь, а вы пойдете с нами. У господина де Сен-Мара плохой характер и он не сразу поймет, что в необходимых случаях ему выгодно выполнять приказы короля.
      - Отлично, месье, - заявил офицер и вынул шпагу из ножен.
      Губернатор спокойно спал в кресле. Услышав звук открываемой двери, он недовольно пробормотал:
      - Кто осмелился войти без разрешения?
      - Я, месье, - ответил Фариболь и шагнул к нему, не снимая шляпы.
      Прыжком Сен-Мар вскочил с кресла. На лице его появилось неописуемое изумление, вызванное появлением страшного противника, чья
      удаль была ему хорошо известна. Он произнес:
      - Вы! Вы здесь?
      - Да, тысяча молний! И со мной господин де Мистуфлет. Несомненно, он вам хорошо известен: монах в Пиньероле и рыбак на Святой Маргарите... А теперь скажите мне, господин де Сен-Мар: как вы поживаете с момента нашей последней встречи?
      Насмешливо ухмыльнувшись, губернатор ответил:
      - Черт побери, мое здоровье прекрасно, маэзе Фариболь, и это является доказательством того, что пребывание в этой крепости не причиняет никакого вреда здоровью.
      - Я никогда не сомневался в этом.
      - Конечно, кое-какая разница существует между жизнью губернатора и заключенных. Через некоторое время вы сами все испытаете...
      - Черт побери, я хочу испытать это сейчас же.
      - Ей богу, я вам услужу, - повернувшись к офицеру, губернатор добавил: - Проводите этих людей в одну из самых грязных наших камер.
      Но офицер даже не шелохнулся.
      - Извините, господин де Сен-Мар, - вежливо заговорил Фариболь, - но вы ошибаетесь... - он приказал офицеру: - Проводите этого человека в одну из самых грязных наших камер.
      Офицер подошел к Сен-Мару и сказал:
      - Вручите вашу шпагу, сударь.
      Губернатор отшатнулся назад ц в изумлении заорал:
      - Вы спятили?
      - Дорогой господин де Сен-Мар, - вмешался Фариболь, - вы не выполняете приказ короля и вам следует знать это.
      - Приказ короля?
      - Вот он.
      Дрожащей рукой губернатор взял пергамент и развернул его. Волосы у него зашевелились на голове, а глаза не могли оторваться от ясной и лаконичной и в то же время страшной фразы: "Приказ короля".
      Пергамент гласил:
      "В присутствии Людовика XIV, короля Франции, и по поручению его жены, маркизы де Мэнтен, предлагается всем его верным подданным оказывать помощь, содействие и поддержку в исполнении следующего приказа:
      Господин Фариболь, используя по своему усмотрению силу, немедленно направляется в наш замок Бастилию и принимает там управление и командование. Чтобы его полномочия не подвергались сомнению, его функции заверяются этим письмом, подтверждающим его назначение.
      Господину Фариболю, так же как и его предшественнику господину де Сен-Мару, разрешается применять средства и меры, направленные для доброй службы и спокойствия нашего королевства.
      В дальнейшем господин Фариболь обязан посетить камеру заключенного, о котором ему сообщили конфиденциально, и незамедлительно выпустить его на свободу.
      Подписано:
      Людовик, король Франции".
      Ниже стояла подпись госпожи де Мэнтен. Обе подписи были скреплены королевской печатью, подлинность которой не вызывала сомнений.
      - Нет, нет! - закричал Сен-Мар. - Его Величество нс может отдавать такие приказы!.. Я никогда не отпущу монсеньера Людовика! Мне приказано в случае необходимости убитЬ его, но не позволить ему выйти отсюда живым!
      - Тысяча молний! - взорвался Фариболь. - Я достаточно терпел!
      - он распахнул окно в сторону крыльца и крикнул солдатам: - Пройдите!
      Четверо солдат вошли в комнату и новый губернатор приказал, указывая на Сен-Мара:
      - Взять этого человека и обезоружить его. Если будет сопротивляться
      - пусть пеняет на себя. Царапинами в этом случае не отделаться.
      Понимая бесполезность сопротивления, Сен-Мар швырнул к их ногам свою шпагу.
      - Поскольку вы сильнее, - проговорил он, - я вынужден подчиниться.
      - Браво, черт побери! Что-то вы слишком послушны, чтобы вам поверить!.. Ладно, пойдемте.
      Увидев у порога двух тюремных надзирателей, Фариболь сказал начальнику караула, который почтительно приветствовал его:
      - Эти господа проводят нас.
      - Патрон, позвольте дать вам совет, - к нему подошел Мистуфлет.
      - Какой?
      - Я думаю, господину де Сен-Мару следовало бы прочистить мозги.
      - Друг Мистуфлет, он ведет себя послушно и я хочу пощадить его от наказания.
      - Патрон, глаза господина де Сен-Мара говорят совсем о другом и я его отлично понимаю.
      - И что ты понимаешь?
      - Что у него плохие намерения. Патрон, прикажите обыскать карманы Сен-Мара.
      Едва Мистуфлет произнес эти слова, как Сен-Мар бросился на Фариболя, сжимая в руке кинжал:
      - Ах, бандит! - завопил он. - Я не могу убить монсеньера Людовика, но я убью тебя!
      Но Мистуфлет, не терявший Сен-Мара из виду, с такой силой ударил его по руке, что кинжал отлетел в сторону, а сам бывший губернатор рухнул на пол.
      - Черт побери! - воскликнул Фариболь.- Если бы не ты, Мистуфлет, мне была бы крышка... Нужно должным образом ответить на любезность и благородство этого бесстыдника.
      По приказу Мистуфлета к Сен-Мару подошли надзиратели с намерением крепко связать его, но тот, испугавшись неизбежной расплаты, торопливо проговорил:
      - Не пытайте меня. Я буду говорить. Спрашивайте, и я отвечу.
      Однако Фариболь, не доверявший ему, обратился к старшему надзиретелю:
      - В какой камере находится Железная Маска?
      Вместо надзирателя ответил Сен-Мар:
      - Монсеньер Людовик находится в камере номер три. Я не обманываю, потому что это может стоить мне жизни.
      - Ваша правдивость пропорциональна вашему страху, - усмехнувшись, ответил Фариболь. Он повернулся к надзирателю и приказал: - Проводите меня в камеру три.
      Фариболь вышел. Мистуфлет еще раз взглянул на Сен-Мара и вышел вслед за своим патроном. Сен-Мара остался сторожить второй надзиратель. В душе Мистуфлет считал, что его патрон слишком мягко обошелся с бывшим губернатром. Пока тот был жив, его следовало опасаться.
      Едва стало светать, как монсеньер Людовик уже встал с постели. Он зажег несколько факелов и разжег огонь в очаге.
      В последнее время железную маску, так долго скрывавшую его королевское лицо, заменили на маску из черного бархата. Монсеньер Людовик, находившийся под постоянным наблюдением, даже получил разрешение на ночь снимать маску. Утром он обязан был надевать ее.
      Но сегодня утром он не надел маску. Опершись локтями на стол, он как всегда думал об Ивонне и о своем сыне. Он так крепко задумался, что даже не услышал ни шума открываемой двери, ни шагов двух человек, вошедших в камеру и низко поклонившихся ему. Он вздрогнул, услышав позади себя чей-то голос:
      - Сир.
      Он резко вскочил, обернулся и даже закрыл лицо тыльной стороной ладони, словно пытался избавиться от галлюцинации.
      - Фариболь! Мистуфлет! - чуть слышно произнес он.
      Двое мужчин опустились перед ним на колени и бывший учитель фехтования взволнованно проговорил:
      - Сир, благодаря богу, распахнулись двери тюрьмы, вам возвращены свобода и счастье, а также огромное королевство ваших знаменитых предков.
      - Свобода, счастье! - прошептал монсеньер Людовик, едва не падая в обморок от такой неожиданности.
      - Сир, - вмешался осторожный Мистуфлет, - время дорого. Прежде всего нужно бежать.
      - Бежать? Почему бежать?
      - Черт побери, я не могу всего объяснить! - как обычно искренне ответил Фариболь. - Мы даже не понимаем, что произошло. Вот, почитайте это.
      И он передал заключенному пергамент с королевским приказом.
      - Кажется, я понимаю. Это еще раз рисковала своей жизнью ради моего спасения... моя жена! Ивонна!
      - ТЫсяча молний! - воскликнул Фариболь, хлопнув по плечу своего ученика. - Ну и осел же я! Не мог догадаться!
      - Вы правы, патрон.
      - Поэтому, - продолжал монсеньер Людовик, - нужно немедленно уходить отсюда, потому что только богу известно, какой ценой моей жене достался этот приказ...
      - Сир, умирает Людовик XIV, - проговорил Мистуфлет.
      Монсеньер Людовик удивленно остановился.
      - Да, монсеньер, - добавил Фариболь, - и если вы хотите удостовериться, то здесь имеется еще один приказ, согласно которому перед вами откроются двери Версальского дворца.
      - А вы? - спросил монсеньер Людовик.
      - Я прощу вашего разрешения нам с Мистуфлетом остаться. Я хотел бы некоторое время исполнять должность губернатора, это меня необыкновенно развлекает. Мы хотим поговорить немного о политике с моим любезным предшественником. Несомненно, он сейчас с нетерпением ожидает меня.
      - Как хотите, но обещайте не совершать необдуманных поступков.
      - Необдуманные поступки, сир! Тысяча молний! Этим я подал бы плохой пример своим подчиненным!
      Они вышли, наконец, из камеры. Надзиратели, послушные приказу, стояли кд некотором удалении от камеры.
      - Ожидайте нас в караульном помещении башни, - приказал им Фариболъ.
      Следуя за монсеньером Людовиком, они спустились на первый этаж, готовые к любым неожиданностям. Никого не встретив, они подошли к дому губернатора, где стояло несколько оседланных коней из конюшни господина де Сен-Мара.
      Не говоря ни слова, монсеньер Людовик вскочил на коня и протянул руку Фариболю и Мистуфлету. Они почтительно поцеловали ее. Не оглядываясь назад, он тронул коня в сторону последнего поста охраны, за которым находился подъемный мост крепости, то есть свобода.
      Фариболь и Мистуфлет молча и беспокойно наблюдали за этим последним этапом авантюры и увидели, как пленник удалился.
      - Уф! - воскликнул Фариболь, потирая руки. - Все идет отлично!
      - Боже мой! - облегченно вздохнул Мистуфлет. - Если бы до самого конца все шло так же!...
      - До какого конца?
      - Я хотел сказать: до того момента, как мы присоединимся к тому, кто только что уехал отсюда.
      Действительно, монсеньер Людовик, предъявив пропуск, подписанный Фариболем, беспрепятственно миновал караул и галопом поскакал прочь. Новый губернатор со своим помощником наблюдали, как он скрылся из глаз.
      - Черт побери! - воскликнул Фариболь, выслушав пожелание Мистуфлета. Твои слова не лишены логики и я чувствую какой-то зуд в ногах.
      - Нужно уходить, патрон.
      - Высокая должность, которой меня почтили, не позволяет мне бежать, высокомерно ответил Фариболь. - Пусть дьявол меня заберет, если я разбираюсь в причинах, по которым мне пожаловали эту должность. Мне кажется, я скоро подам в отставку, но до этого я хочу оставить следы своего пребывания в Бастилии в качестве ее верховного командира.
      - Это верно, патрон, но вы забыли, что господин де Сен-Мар...
      - Мой уважаемый предшественник подождет, но было бы неучтиво заставлягь его слишком долго ожидать...
      Он взял под руку своего ученика и они направились в зал, где оставили бывшего губернатора. Однако их радостное настроение улетучилось, как только они увидели то, о чем подозревал Мистуфлет.
      Сен-Мар, подкупив надзирателя, бежал вместе с ним. Они захвгтили двух коней и воспользовавшись неразберихой, царившей в крепости после прибытия нового губернатора, бежали из Бастилии через потайной выход. Часовой, стоявший там, к несчастью еще не знал, что Сен-Мар смещен со своего поста.
      - Черт побери! - выругался Фариболь, возбужденно размахивая руками. - И подумать только, что по вине этого бандита я вынужден оставить должность, на которой я хотел славно потрудиться!.. Уносим ноги, Мистуфлет. Развлекаться здесь становится довольно опасно.
      Второй раз Мистуфлету это не надо было повторять и спустя минуту к великому удивлению знакомого офицера, встречавшего нового губернатора и его майора, они проскакали на конях по мосту и понеслись прочь с такой поспешностью, словно за ними гнались все тюремные надзиратели Бастилии.
      Глава XXVIII
      СОЛНЦЕ ПОСЛЕ БУРИ
      Уже рассвело, но солнечные лучи слабо проникали сквозь густой зимний туман, покрывавший землю холодным и влажным саваном.
      Бледный свет едва проникал сквозь плотно закрытые шторы в комнату, где умирал Людовик XIV.
      Умиравший находился один в комнате.
      Король, чья мощь вызывала дрожь у других монархов, чей двор изумлял Европу своим богатством, блеском и пышными увеселениями, теперь лежал в предсмертных хрипах и страданиях, покинутый приближенными, подобно тому, как в свой смертный час была также покинута королева-мать Анна Австрийская.
      Если бы, несмотря на агонию, он был бы в состоянии вспоминать, то какое горькое разочарование охватило бы его как короля и послужило бы уроком для развращенного сына, огорчившего свою мать в последние минуты ее жизни.
      Дыхание его был частым и прерывистым. Жизнь его подходила к концу. Широко открытые глаза смотрели в пространство, словно он увидел что-то незнакомое ему.
      Неожиданно он вздрогнул, сделал усилие, чтобы приподняться, но бессильно упал на свое мрачное ложе. Лицо его покрылось каплями холодного пота.
      Страшная галлюцинация стала мучить его в последние минуты агонии.
      Около него появился призрак. В полумраке комнаты он приблизился к изголовью и взглянул на умирающего пронзительным взглядом.
      Это был его собственный образ. Он узнал свое лицо, свою фигуру, свою позу, однако этот призрак излучал спокойствие, которого так не хватало ему.
      Вдруг у самого уха раздался глухой голос, словно проникавший через маску:
      - Людовик, король Франции, помнишь ли ты прошлое? А если помнишь, то раскаиваешься ли? Для тебя наступил час предстать перед великим судьей, к которому взывает, несомненно, душа твоей матери.
      Она страшится божьего суда, а бог спросит у тебя прежде всего: "Каин, что сделал ты со своим братом?" *22).
      Людовик XIV судорожно вздохнул и рукой сделал торопливый жест, словно хотел отогнать видение.
      - Людовик, король Франции, - продолжал голос, - чтобы успокоить тебя в последние минуты жизни и спасти твою душу, знай, что твой брат тебя прощает. Он простил тебя еще тогда, когда ты не заслуживал никакой жалости. В то время как твой лоб украшала корона, его лицо скрывала страшная маска. Ты наслаждался роскошью и приятной жизнью, радостями и удачами, а он чахнул от бессилия и тоски в четырех стенах тюремной камеры.
      Предатель, ты нарушил слово, данное умиравшей матери. Ты палач своего брата, доверившегося тебе. Ты был бы проклят им, если бы небу не было угодно, чтобы брат твой предстал у твоего смертного ложа, услышал твой последний вздох и наказал тебя своим прощением.
      Людовик, умирай в мире. Я, сын Людовика XIII и Анны Австрийской, был лишен короны моих предков, но теперь она является короной самопожертвования и отречения и я не хочу марать ее никакими притязаниями.
      Спи в мире, король Франции. Тебе будет наследовать твой внук и он познает, подобно законному сыну Анны Австрийской, как чужими страданиями, низостью и подлостью завоевывается трон, но он еще не чувствует этого страстного желания и не проливает еще кровь.
      Отрекись от трона для него и для его потомков и пусть свидетелем этой клятвы будет бог, который все слышит и сейчас находится рядом с тобой.
      Пророчество, предсказанное при нашем рождении, гласило: "Рожденные в один день, они и умрут одновременно".
      Пророчество сегодня исполняется. Разодетый в пурпур ты сойдешь в могилу, а твой брат затеряется в огромном мире.
      Для тебя отдыхом будет небо, а для него - забвение, потому что бог справедлив.
      В тот самый час, когда вырвется на свободу твоя душа, бог так же освободит из Бастилии заключенного. Железную Маску.
      Отдыхай в мире. Твой брат прощает тебя.
      Словно гальванизированный электрическим током, с глазами, вылезшими из орбит, Людовик XIV приподнялся и издал душераздирающий крик.
      Услышав его, в комнату тотчас же вошло множество людей. Здесь были и слуги с факелами, и придворные, и знатные вельможи. Все встали на колени, выражая покорность и уважение умирающему великому королю. Тем временем кардинал де Роа, явившийся в комнату одним из первых, благословил умиравшего монарха. Обессиленный король откинулся на подушку, но все еще пытался повернуть голову и осмотреться вокруг.
      Но видение исчезло.
      И тогда мало-помалу на губах Людовика XIV появилась улыбка и лицо его осветилось божественной радостью. Искреннее раскаяние облегчило душу, готовую предстать перед всевышним. Губы королясолнца задвигались. Он молился за брата, чей голос от имени бога простил его.
      Потом он бросил прощальный взгляд на тех, кто, преклонив колени, молились за него, и грустно прошептал:
      - Настал момент!.. Я чувствую, жизнь покидает меня... Я думал - умирать труднее...
      Послышался продолжительный вздох...
      Людовик XIV умер.
      Видение, посетившее Людовика XIV перед смертью, не имело ничего общего со сверхъестественными силами. В действительности это был его брат, сын Людовика XIII и Анны Австрийской, то есть Железная Маска. Покинув Бастилию, он направился в Версаль и проник в комнату, где умирал король. Он хотел своим великодушным прощением облегчить его последние минуты.
      Как только монарх вручил богу свою душу, маркиза де Мэнтен покинула дворец. Желая заслужить прощение своим преступлениям, она удалилась в монастырь Сен-Сир *23) где скончалась в возрасте восьмидесяти четырех лет.
      Железная Маска, оставаясь благородным до конца, возможно присутствовал с женой и верными друзьями на церемонии похорон человека, который, являясь его палачом, все же тоже был сыном Анны Австрийской. Но радость народа, открыто проявлявшаяся на улице Сен-Дени, песни и крики по поводу кончины короля, заставили его отказаться от своего первоначального намерения.
      - Обрати внимание, дорогая Ивонна, - заметил он жене, - чего стоит этот трон, эта корона и эта власть, причинившие нам столько неприятностей. Пойдем, дорогая, пойдем и скроем нашу любовь. Души, где мы выросли и куда не достигает гнев народа.
      Они сели в карету и сопровождаемые Фариболем и Мистуфлетом бежали из этого проклятого места, где вокруг колыбели уже разгорались новые страсти.
      Очень довольные Фариболь и Мистуфлет, направившие лошадей в сторону замка Ереван, уже не занимались проблемами Франции.
      На следующий день еще до восхода солнца, в тот момент, когда они проезжали лес Фонтенбло около деревни, Буа-ле-Руа, лошадь, на которой ехал Фариболь, так резко шарахнулась в сторону, что он едва не вылетел из седла. Он выругался, а потом удивленно вскрикнул.
      На дне оврага лежал наполовину растерзанный труп лошади, а рядом - труп всадника, у которого недоставало одной руки и ноги.
      Мистуфлет спешился, подошел к трупу и воскликнул:
      - Боже мой! Это господин де Сен-Мар! Его погрызли волки!
      - Ну и дела! - откликнулся на это Фариболь. - Никогда бы не поверил, что волки пожирают волков!
      Это действительно было тело бывшего губернатора Бастилии. После бегства он укрылся в Версале, но в это время умер Людовик XIV. Тогда он решил, что трон своего умершего брата займет монсеньер Людовик.
      Испугавшись возмездия, он решил бежать на юг Франции, где у него были обширные владения. Проезжая ночью через лес Фонтенбло, конь его оступился и свалился в овраг. Поскольку была зима, то конь и всадник стали добычей голодных хищников.
      У плохих людей и конец плохой. Росарж тоже получил то, к чему стремился. Однажды ночью, во время очередной страшной попойки, у него начался приступ delirium tremens. С безумным видом он выпрыгнул через окно во двор постоялого двора и разбился насмерть.
      Через два дня наши путешественники добрались до замка Ереван, где встретили Дорфи и Онэсима, нянчившихся с сыном монсеньера Людовика. Невозможно описать встречу людей, любовь и верность которых преодолели все невзгоды.
      Обнимая жену, монсеньер Людовик громогласно заявил:
      - Я хочу, чтобы мой сын никогда не знал о своем высоком происхожЦбЩ Пусть он будет дворянином, и я хотел бы, чтобы он был счастлив.
      We, кто жертвовал жизнью за монсеньера Людовика, были щедро вознаграждены им, хотя никто из них не хотел ничего получать. Они были счастливы уже тем, что создали для Ивонны и ее супруга счастливый и надежный очаг.
      Фариболь, однако, попросил о милости и получил разрешение на брак с красавицей-служанкой Ивонны. В качестве свадебного подарка он получил в собственность ферму мадам Жанны, куда позднее очень любил заходить по вечерам сын монсеньера Людовика. Ему нравилось слушать истории своего "закадычного друга", неизменно начинавшиеся словами:
      "Когда я был губернатором Бастилии... Тысяча чертей!".
      Монсеньер Людовик и Ивонна по-прежнему очень любили друг друга.
      Дома ли или во время длительных верховых прогулок по окрестным лесам и по берегам реки Армансо всегда на устах у них были два слова: