Когда он увидел ее, у него полегчало на сердце.
      Чиизаи отдыхала в тени огромного блестящего гранитного валуна гдето в тысяче метров от лагеря.
      Как только он ее увидел, тотчас же спешился и, ведя лум в поводу, подкрался к ней. Животные вели себя очень тихо и будут продолжать так себя вести – они понимали, что враг поблизости.
      Чиизаи обернулась, с коротким клинком наготове, но он вышел на освещенный звездами участок, и она его узнала. Они радостно обнялись.
      – Хвала богам, ты пришел наконец, – прошептала она. На ее красивое лицо вернулось спокойствие. – Мой конь вчера пал, и с тех пор я шла пешком.
      Он быстро пересказал ей все, что с тех пор произошло.
      – Я так рала, что Мартина не пострадала. Я тревожилась о ней с тех пор, как мы расстались. Но что касается Офейи, то мне кажется, что мы уже опоздали.
      – Что ты имеешь в виду? – прошипел он. – Хелльстурм уже убил ее? Тогда почему ты ему не помешала?
      – Успокойся, – ответила она. – Я понимаю твою тревогу. Но дело в том, что ее нет в этом караване.
      – Нет? Но как это может быть?
      – Я не уверена, Мойши. Но мне кажется, что Сардоникс уже забрала се.
      – Да. Она в Мистрале вместе с Сардоникс.
      – В Мистрале?
      – Это такой странный замок. Цуки рассказывала мне. Он стоит на северозападном берегу еще более странного озера, известного под названием Море Смерти.
      – Понимаю, – задумчиво нахмурилась Чиизаи. – Похоже, тут заговор в заговоре.
      – Что ты хочешь сказать? Мартина рассказала мне…
      – Да. Страна опаловой луны. Я едва поверила своим ушам. – Она прислонилась спиной к камню, бросив взгляд на лагерь каравана, и продолжала: – Я слышала одну легенду, правда, похоже, не буджуйскую. Возможно, корнями своими она уходит в те времена, когда Аманомори был частью континента человека.
      – То есть во времена колдовских войн.
      – Да. В легенде говорится, что в то время возникло некое место, в котором время перестает существовать, где все времена сливаются в одно и в ткани вселенной образуется разрыв. Возможно, он возник сам собой, как побочный результат постоянных недобрых заклятий, или в результате совершенно неизвестных нашему миру действий. В любом случае это Око Времени, если его найти, открывает невероятные возможности. Если ктонибудь сумеет проскользнуть в разрыв, ему сразу же откроются все тайны грядущего, и он станет первым чародеем этого мира. Но это не так просто, поскольку Око Времени враждебно человеку, и даже колдовские заклятия не помогут спастись в его смертельном водовороте. Вот почему место это было покинуто, и, где оно находится, все позабыли. И так оно стало легендой.
      – И ты хочешь сказать, что Сардоникс узнала о местоположении этого Ока Времени?
      Чиизаи кивнула.
      – Но какая ей от этого выгода? Будущее колдовства – вот оно. Она ничего там не найдет.
      – Ты не понимаешь. Мойши. Если Сардоникс найдет вход, то она отправится во времена Кайфена или еще дальше, в те времена, когда колдовство имело силу. И сможет…
      – Довольно! – Он поднял руку. – Я понял. Но… ты хочешь сказать, что Око Времени расположено гдето здесь, в Кинтае?
      Чиизаи кивнула:
      – Легенда говорит, что Око находится в стране, где луна всегда полная, и, когда ты смотришь на нее, она кажется круглой, как мяч, а не плоской, как в других краях. И цвет ее не серебряный, как на севере, не золотой, как на востоке, не голубой, как на западе, и не оранжевый, как на юге. Нет, она сразу всех этих цветов, и даже больше. Опаловая луна.
      Почти невольно он посмотрел на небо.
      – Но посмотри туда, Чиизаи. Месяц рогатый и красный, как роза.
      – Да, – прошептала она. – Да, так. Но легенда утверждает, что вступить в Страну опаловой луны можно только по равнине, озаряемой ниндзёвару – Оком Демона.
      – Значит, мы здесь…
      – Да.
      – Стало быть, если замок Сардоникс находится поблизости, то она уже давно об этом знала. Это не то, что знали Каскарас и Офейя.
      – Нет. К несчастью, есть еще коечто. – Она вздохнула. – В конце колдовских войн возникли слухи о некоем магическом предмете. Они появились в совершенно различных местах, что придает им правдивость. Поговаривали, что это ключ к разгадке тайны Ока Времени. Некоторые говорили, что даже видели его, но каждый указывал другое место, однако, похоже, все ошибались, и в его существование мало кто верил. Но те, кто верил, мечтали о нем, и надеялись, и хранили в памяти его имя. Это имя – Огненная Маска.
 
      Чтото зашелестело за узким выступом сланца.
      Мойши не шевелился, вглядываясь в крохотные рубиновые глазки чешуйчатой ящерки. Ее рогатый гребень делал ее похожей на видение из давно минувших времен. Она выстрелила своим раздвоенным язычком, ощупывая камень и словно бы без интереса разглядывая человека. Обвисшая кожа на шее и под челюстью медленно пульсировала. Затем она прошмыгнула у него за спиной и нырнула в расщелину скалы.
      Он прищурился и поднял взгляд. Полоски слегка светящихся облаков плыли над головой, но ни одно из них не заслоняло кровавого полумесяца.
      Он не стал обращать внимания на боль в груди и навострил уши, ловя тончайшие звуки. Вокруг была сланцевая крошка, и он знал, что подойти к нему бесшумно было невозможно. Но, подумал он, дело может обернуться куда хуже. Хелльстурм может оказаться джиндо, и тогда все будет в его руках, ибо ночь – мир джиндо. Но Хелльстурм всего лишь опытный боец коппо.Он внутренне рассмеялся, хотя радости в сердце его было мало. В копне концов, он не ДайСан, а ведь Хелльстурм убил Коссори…
      Пока он ждал один в ночи, укрывшись за узким выступом, у него было время подумать. Все началось неплохо. Они с Чиизаи решили, что нельзя допустить, чтобы караван дошел до своей цели, раз они знали, что он направляется в Мистраль. Хелльстурм и, возможно, Сардоникс уже знати часть очень важной тайны – другую часть знала Офейя. Они же знали, насколько эта тайна опасна. Из того, что рассказала им о Каскарасе Мартина, из того, что Офейя рассказала Мойши о Хелльстурме, можно было сделать только один вывод: Каскарас и Офейя узнали, где находится сказочная Огненная Маска.
      Что бы сейчас ни вез в Мистраль Хелльстурм, ему нужно помешать. Выбора нет.
      Бивак каравана расположился в неглубокой лощине, огражденной слева густым дубняком, а справа и с тыла – скалами.
      Там было четверо тудесков. Над Хелльстурмом стоял приземистый широкоплечий человек, сильный как бык. Он не был тудеском. Мойши признал в нем тулька, представителя непонятного северного племени. Они жили в широких заснеженных степях и одевались в шкуры хищников, таких, как волк или медведь. Их вожди носили на голове шкуры с голов этих зверей, наполовину закрывающие их лица. Мойши столкнулся с тульком на борту второго корабля, на который нанялся. Мойши так и не понял, что этот человек делает так далеко от дома, но и тот не спрашивал Мойши, чего ему нужно вдалеке от родных краев, и не высказывал желания обсуждать причины, заставившие его уехать. Но он узнал от него многое другое. Тульки были воинственным и почти диким народом. И что за дела были у одного из них с Хелльстурмом, понять было невозможно. Всего их было шестеро.
      – Ну что, козыри равны? – ухмыляясь, шепнула Чиизаи. Но Мойши не разделял ее оптимизма.
      Тудески мгновенно проснулись и сразу же были готовы к сражению, хотя они с Чиизаи приблизились так неслышно, как смогли. У них, однако, было и другое преимущество, поскольку тудески явно презирали женщинувоина. И прежде чем они успели изменить свое мнение, она разделалась с одним из них одним ударом дайкатаны. Чиизаи поднырнула под руку тудеска и развалила его пополам прямо под грудиной.
      Выругавшись, Хелльстурм отправил против нее сразу двух воинов.
      Чиизаи была спокойна, как вода в озере, и так же спокойно встретила двойную атаку. Она стояла неподвижно, сложив руки на длинной рукояти меча и держа его вертикально, так, что острие касалось земли.
      Тудески разделились, чтобы напасть на нее с двух сторон. Тот, что был справа, напал первым, нанеся косой удар. Оба воина были так массивны, что впечатление было таким, будто бы на нее набросились великаны.
      Удар пошел слева направо, и Читан двумя руками подняла дайкатану. чтобы отбить удар, как если бы она держала деревянную палку, у которой нет ни лезвия, ни острия. Единым движением она перевела замах в горизонтальную плоскость и затем вниз так, что острие прошло под клинком тудеска и метнулось вперед с такой скоростью, что клинок, казалось, расплылся в воздухе, рассекши тудеска от правою бока до позвоночника. Меч вылетел из его руки, и он рухнул наземь.
      Теперь она поднырнула под удар первого из воинов и, подавшись вперед, попыталась нанести обратный удар. Он отразил его и с такой силой атаковал, что чуть не снес ее. Чиизаи успела встать в позицию как раз вовремя, чтобы отбить удар, направленный ей в шею, но он был настолько силен, что она получила тяжелый улар мечом плашмя в плечо. Она поморщилась и повернула меч так, что острие вошло как раз нал адамовым яблоком и проникло в мозг врага.
      Мойши сцепился с последним тудеском. Тог атаковал трижды и последним ударом умудрился выбить у Мойши меч из рук. Мойши молча выругал себя за то, что был не слишком прилежным учеником. Но он никогда особенно и не интересовался искусством мечного боя. Жаль, что он не знал прежде, что ему придется ввязаться в такую драку.
      Лицо тудеска прорезала мрачная ухмылка, и он шагнул вперед, чтобы добить противника. Но эта улыбка так и застыла навсегда на его лице. Он даже не успел заметить движения левой руки Мойши. Как бы глупо это ни выглядело, но с этой ухмылкой он посмотрел на медную рукоять торчавшего в его груди кинжала. Он закашлялся и рухнул навзничь.
      Теперь оставался только Хелльстурм. И тульк. Последний пошел к Чиизаи, а Мойши обернулся к Хелльстурму.
      Хелльстурм отбросил капюшон, и Мойши впервые увидел его лицо. Хелльстурм был потрясающе красив. И дело было не в чертах лица – нос был длинноват, рот широковат, губы пухлы и чувственны, – а в сочетании этих черт, которое делало его лицо необычным. Вокруг него распространялась аура опасности, как от хищного зверя, этакая привлекательность самца, которая так покорила Цуки и Офейю.
      Его глубоко посаженные глаза были черны – казалось, он только этот цвет и носил. Его кожаный шлем был черным, как и кольчуга, узкие штаны и высокие сапоги. Другой цвет был только на лбу его шлема и пряжке широкого пояса. Там был нарисован кровавокрасный крест, окруженный кругом того же цвета.
      Мойши вынул из груди трупа кинжал, вытер клинок о плащ убитого, поднял меч, не сводя глаз с фигуры в черном. Он отложил кинжал и взял меч, чуть приподняв острие.
      Хелльстурм усмехнулся и шагнул вперед. Белые зубы сверкнули в лунном свете, острые, влажные, розоватые. Он даже не прикоснулся к мечу, который чуть покачивался в ножнах у его бедра.
      – Ты знаешь, кто я такой. – Мойши в первый раз услышал голос Хелльстурма. Он прозвучат как шелест летнего ветерка, и несоответствие между голосом и внешним видом было настолько ужасающим, что Мойши был ошарашен. Хелльстурм мог бы так разговаривать с любовницей. Мойши внутренне поморщился – он подумал о Цуки и Офейе.
      У него был шанс, если бы ему удалось заставить Хелльстурма взяться за меч. Если нет… Он сделал ложный выпад, но тудеск мягко увернулся и покачал головой, прищелкнув языком, словно старуха.
      – О нет, – проговорил он. – Нетнет.
      И взметнул руки, словно клинки.
      Мойши сунул в ножны бесполезный меч, повернулся боком, чтобы представлять как можно меньшую цель, но Хелльстурм был слишком быстр, и все, что мог сделать Мойши, так это отразить три, четыре, пять ударов, следовавших один за другим.
      Он отступил, но Хелльстурм следовал за ним. Он заблокировал молниеносный удар, но лишь отчасти отразил другой. Боль раскаленным копьем пронзила его грудь, и он сделал то единственное, что могло спасти его от смерти. Он побежал.
      У него морда хорька, думала Чиизаи. Морда хорька и голова слишком большая даже для такого массивного тела. Уродец. Крошечные глазки и почти нет носа, зато огромные ноздри придавали ему сходство с животным. Уши тоже были маленькими, но мочки были вытянутыми, возможно, камнями, вставленными в них. Он был одет в волчью шкуру, и от него воняло.
      Она позволила ему нанести первый удар.
      Тульк ударил с такой силой, что ее тряхнуло, и будь ее меч выкован не в Аманомори, он наверняка разлетелся бы.
      Он не давал ей ни мгновения передохнуть, а бил и бил, хаотично, без всякого ритма, так что ей все труднее становилось защищаться. Каждый раз, как ей казалось, что она угадывает ритм его атаки, он менял его, она теряла равновесие и чувствовала себя беззащитной.
      У нее начали болеть руки, боль быстро стала такой жестокой, что теперь она с великим трудом могла поднимать меч над головой.
      Тульк наступал, злобно ухмыляясь. Она и прежде видела такой взгляд и понимала, что этот человек сделает с ней, прежде чем убить.
      Эта мысль на мгновение отвлекла ее, и она пропустила удар. Движение наверняка было незаметным, но в обычной обстановке она не упустила бы его. Поздно. Правое плечо словно охватило огнем. Чиизаи закричала, когда сила удара отбросила ее назад. Она споткнулась, и дайкатана вылетела у нее из руки.
      Чиизаи упала, схватившись за плечо, в которое вонзился шип. Он вылетел из рукояти меча гулька, освобожденный потайной пружиной.
      Теперь он стоял над ней, безразлично глядя на нее. Он отшвырнул меч. Вытащил чтото изпод меха, и когда Чиизаи увидела это в блеске лунного света, она поняла, что погибла.
 
      Ящерка с холодной сухой кожей уползла, но шорох продолжался, и Мойши понял, что Хелльстурм идет за ним.
      И все же у него не было четкого плана действий. Он знал только одно – он должен уйти от этой машины смерти, найти хоть какоето укрытие. Он изо всех сил напрягал мозги, пытаясь припомнить все, что Коссори рассказывал ему о коппо.Он не давал отчаянию охватить его, хотя и знал, что человек, преследующий его, убил Коссори, а Мойши считал своего друга непобедимым.
      Снова шорох, словно ящерка задела шкуркой камень, но теперь он увидел очертания приближающейся фигуры. Хелльстурм уже был ближе, чем Мойши рассчитывал. Времени оставалось немного.
      Он подавил в себе порыв убежать. Сейчас он был твердо уверен, что Хелльстурм не видит его, несмотря на то, что тот шел в его направлении. Незачем давать тудеску еще больше преимуществ.
      Но Мойши потерял врага. Только что Хелльстурм был здесь – и вот его уже нет.
      «Где он?» – в отчаянии думал Мойши.
      Теперь воцарилась полная тишина. Только кровь оглушительно стучала в висках. Он всмотрелся во тьму.
      Мойши скорее почувствовал движение, чем услышал его, и начал было оборачиваться, когда удар в лоб опрокинул его. Мойши, полуоглушенный, понял, что, сиди он неподвижно, этот удар просто проломил бы ему череп. Он попытался встать на колени, но Хелльстурм сильно ударил его ногой в бок, и он снова упал. Хелльстурм не давал ему времени прийти в себя, и Мойши пришлось парировать серию страшных ударов в грудь с кружащейся головой и без должного равновесия. Глаза заливал пот, он быстро тряхнул головой, чтобы лучше видеть, но от этого только еще больнее. Острые камни впивались ему в спину, поднялась пыль, забивая ноздри. Он был почти пригвожден к земле. Так и будет, если он не станет двигаться. Если он останется лежать – он труп.
      Они были на краю сланцевого выступа, когда после ряда нацеленных ему в лицо ударов оба вдруг словно повисли в воздухе, затем земля со страшной силой притянула их к себе.
      Он так хотел перевести дыхание, но Хелльстурм упал на него сверху, и Мойши ударился правым плечом. Сильный удар да еще тяжесть обоих тел – плечо зажало словно тисками. Он вскрикнул, чувствуя, как чтото внутри с треском рвется, почемуто без боли, и он понял, что вывихнул правую руку. И что надежды теперь не осталось. Никакой.
 
      Чиизаи уже видела такое оружие прежде. Длинная деревянная рукоять венчалась серпообразным лезвием. С другого конца рукояти свисала длинная цепь с шишковатым металлическим шариком. Вид этого оружия ужаснул ее. И недаром.
      Чиизаи была шуджин, то есть мастер боевых искусств. Только шуджину разрешаюсь носить дайкатану. И мало было в истории Аманомори женщин, столь же искусных, как она.
      И все же Чиизаи пришлось пережить в Аманомори поражение.
      Ее противник вышел против нее с таким же оружием.
      Страх парализовал ее. Ей никогда не удавалось выиграть против такого оружия. Сейчас ей тоже не видать победы.
      Цепь развернулась в воздухе с ошарашивающей скоростью. Тульк усмехнулся. Она вскрикнула, когда цепь обвилась вокруг ее шеи. Сила удара и вес шарика опрокинули ее. Звук удара был похож на рык голодного волка.
      У нее перехватило дыхание, цепь душила ее, и крики ее превратились в какоето клокотанье в горле – как в страшном сне, когда пытаешься закричать, но не слышно ни звука. Ужас охватил ее, стянул узлом желудок. Она задыхалась, кашляла, видя, как щербатая потная морда склоняется над ней, а жирные руки все сильнее и сильнее потихоньку затягивают цепь на ее горле.
      Он небрежно подбросил оружие в воздух, поймал его за рукоять, описав лезвием в воздухе дугу. Серп раскачивался, с каждым взмахом приближаясь к ее груди.
      Она попыталась было ударить его ногой, но он дернул ее за цепь, словно рыбу на леске. Легкие ее готовы были лопнуть.
      Жемчужный мрак охватил Чиизаи, туманно колеблясь на грани сознания, и она поняла, что приближается смерть. Она, загипнотизированная, неподвижно смотрела на тулька, словно пригвожденная к месту. Нет, это происходит не с ней, с кемто другим…
      Не отпуская пени, он перекинул рукоять в другую руку и медленно, не спуская с нее глаз, расстегнул ее пояс. Затем лезвие скользнуло вниз, распоров кожаные ремни, стягивающие кирасу. Этим же лезвием он перевернул кирасу, сбросив ее с Чиизаи. Теперь на ней была лишь тонкая рубашка, и тульк, полуоткрыв рот, уставился на то, что было под шелком. Он расстегнул свои штаны, и они сползли вниз по его волосатым ногам.
      Ее взгляд скользнул вниз, к его промежности, и ярость от того, что он собирался с ней сделать, подстегнула ее и вывела из бездействия. Больше она не думала ни о поражении, ни об этом страшном оружии, которое одолело ее.
      Теперь имела смысл жизнь, и только она одна.
      Чиизаи вернулась к основам. Все, что ей теперь оставалось, было йаи – движение перед ударом или отражением атаки. Она снова услышала голос своего наставника Хендзё: «Если успеваешь с этим движением вовремя, то в остальном уже нет нужды. Понимаешь?»Она так и не поняла этого до конца. Но тем не менее освоила это движение, хорошо освоила, поскольку Хендзё был лучшим йаидзюцу среди всех буджунов. Теперь она это поняла и была благодарна ему.
      Тульк даже не заметил движения. Только что она лежала, обнаженная, сдавшаяся на его милость, а он, грозный, душил ее, и вдруг острая, жгучая боль пронзила его промежность и низ живота. Глаза его вылезли из орбит, в углу открытого рта показалась слюна. Он выронил оружие. Он не чувствовал ног, они больше не держали его. Он упал на колени, придавив ей ноги, зажал руками окровавленную промежность. Перед ним, так восхитительно близко, были ее раздвинутые ноги, и он вожделенно воззрился на них, а по телу его разливался холод – он никогда не испытывал такого страшною холода. Он подумал о снежных волках своей скованной морозом степи, о подобной восторгу совокупления радости охоты, об алой крови на девственной земле, такой нагой и в то же время священной. А теперь с каждым ударом сердца его собственная кровь струилась сквозь его бессильные пальцы и уходила в пыль. Последнее, что он увидел, была часть его тела, лежавшая на земле перед ним. Он потянулся к этому комку плоти, словно мог вернуть его к жизни, которая быстро уходила из его тела. Он упал ничком, умерев прежде, чем успел коснуться земли.
      Чиизаи отчаянно дергала душившую ее цепь. Само оружие оказалось под тушей гулька, и ей пришлось перевернуть его, чтобы высвободиться и ослабить натяжение. Она уже сорвала ногти, и, когда наконец освободилась, ее пальцы были все в крови.
      Слезы навернулись ей на глаза, когда ее легкие непроизвольно расширились. Голова кружилась, и она не решилась встать. Чиизаи лежала на влажной земле, тяжело дыша, все тело покалывало после онемения – начиная от самого носа, щек и губ. Углекислый газ образовывался слишком быстро, и она намеренно замедлила дыхание. Медленно и глубоко. Глубоко и медленно.
      Целую бесконечность она наслаждалась просто тем, что дышит, таким простым, обычным действием, слепо глядя на блестящие льдинки звезд и кровавокрасную луну, колесом вращавшиеся в небесах, и плакала, плакала, зная, что теперь все будет хорошо.
 
      Мойши наполовину ослеп, а удар последовал как раз с незрячей стороны. Он уклонился было, но недостаточно быстро, и удар пришелся прямо над правым ухом, так что он еще и оглох. Боже, подумал он, это не человек, это чудовище.
      Шатаясь, он попятился, соскочил с валуна, но Хелльстурм не отставал. Ощутив спиной гранитную поверхность скалы, Мойши понял, что должен сделать, и, стиснув зубы, ударил правой рукой по камню, прикинув угол удара. Из глаз посыпались искры. Он застонал, живот свело. Он почувствовал щелчок – кость встала на место. Боль вспыхнула огнем – шок прошел, но боль последовала за этим, как гром за молнией. Он весь покрылся испариной, задрожал. Глубоко вздохнул, смахнул здоровой рукой пот с лица и, шатаясь, побрел от скалы. Ощутив позади Хелльстурма, бросился бежать в ночь, карабкаясь вверх по скалам, словно только это могло его спасти.
      «Господь, щит мой, – он поймал себя на том, что повторяет в голове эту фразу. – Он все время смотрит на меня». Так говорил ему отец еще в детстве, прежде чем его отправляли спать. Мойши понял, что сейчас уже не насмехается над этими словами. Сейчас эти слова обрели для него свой прямой смысл. Они придавали ему какуюто внутреннюю силу, не позволявшую впасть в отчаяние.
      Шаги позади. Хелльстурм приближался. Блоки и постоянное движение бесполезны – с каждым шагом силы покидали Мойши. Но теперь он понимал, что все было бесполезно с самого начала. Это просто отсрочка неизбежного. С чего он взял, что сможет справиться с этим чудовищем? Он сражался плечом к плечу с величайшим героем мира, но почему он вообразил, что он сам герой?
      И все же он бежал вперед, его душа не желала смириться с поражением, даже если смерть висела у него за плечами. Он поднял взгляд к небу – кровавое Око Демона внесло над ним, как злорадный, алчный лик Сардоникс.