- Теперь ты хочешь узнать, похожа ли я на нее в этом отношении, промолвила она.
      -Да.
      - Но ведь Ореанда никогда не заявлялась к тебе в кабинет и не делала того, что только что сделала я. Верно, Олег?
      - Да. Такая мысль никогда не пришла бы ей в голову.
      - А что нравилось ей?
      Закрыв глаза, он принялся пальцами растирать лоб.
      - Она читала де Сада. Ты же знаешь. Да, теперь она знала. Однако тогда, на даче, она только догадывалась и упомянула де Сада в расчете на удачу.
      - И она осуществляла на практике то, о чем читала. - Даниэла внимательно следила за выражением лица Малюты. - Да, могу себе представить, какой стервой она была.
      - Ты совсем не знаешь, какой она была, - сказал он. Однако голос его звучал не слишком уверенно.
      - Напротив, - возразила Даниэла и замолчала, не желая продолжать фразу.
      - Ну так как же? - настаивал он. - Ты так и не ответила на мой вопрос.
      - А мне казалось, что ответила.
      - Тогда я не понял.
      - Другого ответа ты не получишь, Олег. - Она встала и улыбнулась. Надеюсь, у тебя нет встреч ни с кем в ближайшие минут десять-пятнадцать. Ты весь мокрый.
      Малюта оглядел себя и только теперь заметил, в каком состоянии находится его костюм.
      - Посмотри, что ты сделала со мной.
      - Я хочу получить фотографии - со мной и Михаилом.
      - Нет, - отрезал он.
      - Зачем они тебе? - презрительно осведомилась она - Чтобы поливать их по ночам своей спермой?
      Внезапно он оскорбился.
      - Ты пытаешься осрамить меня, чтобы я отдал их тебе? Не выйдет.
      - В этом нет нужды, Олег, - промолвила она без тени улыбки. - Ты уже сам сделал достаточно, чтобы осрамить себя.
      - Ты так легко лжешь, сука.
      - Нет, Олег. Сукой была Ореанда, превратившая твою жизнь в кромешный ад.
      - Я любил ее! - закричал он, и Даниэла подумала: Да, я была права. Рана еще кровоточит. Так сильно, точно была нанесена вчера. - Я любил ее всем сердцем.
      - Ты не мог любить ее, - уверенно заявила она. - Иначе она бы не погибла.
      Его лицо побелело как полотно.
      - Что ты этим хочешь сказать? Он знал ответ на свой вопрос, но боялся признаться в этом даже самому себе.
      - Ты утверждал, что не поджигал дом. Ты врал. Зачем? Неужели ты думаешь, что в состоянии скрыть это от нее? Неужели ты надеешься, что сумеешь избежать расплаты?
      Малюта молчал, вцепившись пальцами в подлокотник кресла.
      Смягчив голос, Даниэла добавила.
      - Она слушает нас сейчас. Разве ты не чувствуешь этого, Олег?
      Малюта уставился на нее широко открытыми глазами.
      - Да ты просто сошла с ума! - воскликнул он, дрожа, точно в лихорадке.
      Он чувствовал, что должен нарушить молчание, наступившее после слов Даниэлы, иначе его рассудок просто не выдержит. Он испытывал то же самое ощущение, с которым боролся едва ли не каждый день на протяжении долгих лет, прошедших после смерти Ореанды. Теперь оно выползло наружу, просачиваясь из наглухо закупоренного черного колодца, запрятанного в самом дальнем уголке его сознания.
      - Она мертва! Мертва навеки!
      Даниэла покачала головой. Теперь она уже не сомневалась в своей победе над ним. В глазах Малюты, тускло поблескивавших налитыми кровью белками, застыло выражение, какое бывает у испуганных животных.
      - Она продолжает жить в твоей душе, Олег. Ты не можешь не знать об этом.
      Перегнувшись через стол, она впилась в Малюту мрачным, сверкающим взглядом.
      - Она знает, кто устроил пожар. Она знает, кто виноват в ее гибели.
      Вдруг она обошла вокруг стола и вновь очутилась рядом с ним. Выражение ее лица смягчилось так же, как и тон.
      - Но я спасу тебя, Олег. Я спасу тебя от Ореанды. - Она положила руку ему на брюки. - Ее власть над тобой стала моей, не так ли? Ее колдовская сила передалась мне, чтобы я использовала ее по собственному усмотрению, - голос Даниэлы превратился в кошачье мурлыкание. - Да, я спасу тебя.
      Содрогнувшись, Малюта неожиданно стал лихорадочно искать что-то. Вытащив особый ключ на золотой цепочке, он попытался вставить его в замочную скважину нижнего ящика стола. Его руки так тряслись, что прошло некоторое время, прежде чем ему это удалось. Выдвинув ящик, он стал рыться там.
      - Вот, - сказал он наконец. - Держи. Теперь ты довольна?
      Даниэла бросила взгляд на конверт, брошенный Малютой на крышку стола, и ее сердце забилось быстрее. Она постаралась взять себя в руки, но не смогла.
      - Ты и Михаил Карелин, - не разжимая губ, выдавил из себя Малюта. - Точно герои из американского порнографического фильма. - Он отвел глаза. - Там все: и снимки, и негативы.
      Синяя жилка, вздувшаяся у него на виске, бешено пульсировала. Он выглядел необычно уставшим, словно, отдав фотографии, лишился разом всей своей энергии.
      Даниэла нежно провела ладонью по его влажному лбу.
      - Бедняжка, - прошептала она. - Тебе надо отдохнуть. Засыпай.
      Малюта кивнул и закрыл глаза. Медленно, очень медленно Даниэла протянула руку и взяла конверт.
      Джейк нанес Белоглазому Гао сильный удар по переносице. Из раны хлынула кровь. Крепко держа Гао за руки, Джейк не позволял ему остановить ее.
      - Я знаю, что ты приходил сюда не трахаться с Маккеной, - сказал Джейк, таща Гао на другой конец комнаты, залитой ярким светом. - Во-первых, твоя задница слишком стара для него. Ну, а во-вторых, ты узкоглазый ублюдок. Ведь он именно так называл тебя, не так ли? Интересно, говорил ли он когда-нибудь тебе это в глаза? Нет, надо думать, у него была кишка тонка. Но для него ты всегда оставался просто прыщом на двух ногах.
      Схватив Белоглазого Гао за шкирку, точно щенка, нагадившего на ковре, он ткнул его носом в обрюзгшую рожу уже начавшего смердеть Маккены.
      - Да это же ведь Напруди Лужу! - с трудом выдавил из себя Белоглазый Гао. - Черт побери!
      - Правильно, - заметил Джейк, - взывай к Будде. Впрочем, сегодня ночью он не проявит милосердия. По крайней мере, по отношению к тебе.
      Он заставлял Гао стоять на коленях, зная, как важно держать его в неудобной позе.
      - Пить, - пробормотал тот. Повернув голову, он посмотрел на Блисс. - Во имя Будды, дайте мне воды!
      - Ага, - промолвил Джейк. - Ты хочешь, чтобы она позаботилась о тебе вместо меня? Ну что ж. Обещаю, что эту ошибку ты уже не совершишь вторично.
      Белоглазый Гао непонимающе уставился на него своим единственным налитым кровью глазом. Джейк улыбнулся ему и в то же мгновение молниеносно выбросил Руку вперед, схватив его священный член и стиснув так сильно, что здоровый глаз Гао вылез из орбиты, а сам китаец задрожал и задергался от ужасной боли.
      Его грудь трепетала, бурно вздымаясь и опускаясь, когда Джейк разжал пальцы. Гао глубоко застонал и беспомощно уронил голову.
      - Джейк...
      Блисс шагнула было к нему, но Джейк, махнув рукой, остановил ее. Он не обращал ни малейшего внимания на озабоченное выражение, появившееся у нее на лице.
      - Ты видишь, сколь глупо поступил, обратившись к ней? - тихо сказал он на ухо Белоглазому Гао. Дождавшись, когда тот кивнет, он продолжил: - Ну а теперь я хочу знать, зачем ты явился сюда.
      - Я п-пришел в гости.
      Джейк повторил предыдущий прием. На сей раз Гао прогнулся, беспорядочно брыкая ногами.
      - О Будда! - прошипел он сквозь стиснутые зубы.
      - Будда теперь тебе не поможет, - заметил Джейк. - Никто тебе не поможет. Поэтому лучше расскажи нам, зачем ты здесь. - Он снова легонько сжал пальцы, и Гао, издав глубокий, пронзительный крик, весь съежился, точно стараясь уменьшиться в размерах.
      - Я знаю тебя, - тихо промолвил ему на ухо Джейк. - Я знаю, что ты работаешь на сэра Джона Блустоуна. Мне известно и кто такой Блустоун. Кто же ты в таком случае?
      - Коммунист, - ответил Белоглазый Гао, с ужасом глядя на своего мучителя.
      - Очень хорошо. И какое же дело может быть у коммуниста к Напруди Луже?
      - Он... - Гао запнулся, поперхнувшись собственной кровью. - Он был всего лишь рупором, через который Блустоун распространял известия о неприятностях в "Южноазиатской".
      - А ты был у Блустоуна на побегушках?
      -Да.
      - Ну и Маккена, разумеется, ничего не подозревал?
      - Подозревал? Он полагал, что я из какой-нибудь триады.
      - Значит, за хищением средств из "Южноазиатской" стоит Блустоун.
      - Конечно.
      - Кто еще участвовал в дело?
      - Не знаю.
      Резко развернув Гао, Джейк с силой дернул его за шиворот, заставив вытянуться в струнку.
      - Слушай, ты, вонючий кусок коровьего дерьма, - угрожающе протянул он. Мой отец погиб. Вот в эту леди стреляли. На меня самого устроили настоящую охоту по всем закоулкам отсюда до Китая.
      - Джейк, я думаю, с него хватит, - рассудительно промолвила Блисс.
      - Нет, не хватит, - отрезал Джейк с такой яростью, что она испугалась. Затем, повернувшись к Белоглазому Гао, он рявкнул: - Говори все, что тебе известно.
      - Я уже сказал тебе... а-а-а! - Поднатужившись, он изверг из себя целый поток рвоты после удара Джейка, пришедшегося ему в печень.
      - Джейк, - Блисс положила руку на плечо возлюбленному. - Может быть, он говорит правду.
      - Послушай ее, - выдавил из себя Гао, стоявший на коленях, прижимаясь лбом к ковру. - Во имя Будды, чего тебе нужно от меня?
      - Ты умеешь держать язык за зубами, - заметил Джейк, наклоняясь к нему. Я хочу знать, кто тебя готовил.
      - Блустоун.
      Джейк перевел взгляд на Блисс.
      - У него один и тот же ответ на все вопросы. - Заметив особое выражение на ее лице и то, как она покачала головой, он понял, что не ошибся. Гао говорил неправду.
      - Черт возьми! Каковы вопросы - таковы и ответы! - произнес тот, не поднимаясь с пола.
      - Чувствуется рука мастера, - необычайно серьезно промолвил Джейк, обращаясь к Блисс. - Говорю тебе, его готовил настоящий мастер, знаток своего дела.
      Оставив скорчившегося на поду китайца под присмотром Блисс, он отправился на кухню. Порывшись там некоторое время в ящиках, он вернулся в комнату с маленьким ножом в руках. Наклонившись над Белоглазым Гао, он ухватил того за влажные от пота волосы и оттянул его голову назад.
      - Поскольку ты умеешь держать язык за зубами, нам, похоже, следует лишить тебя возможности пользоваться своим талантом, - сказал он.
      - Чт-то ты задумал?
      Джейк мрачно усмехнулся, глядя на побелевшую физиономию Гао. Его усмешка была свирепой и беспощадной.
      - У тебя многовато зубов, так что я решил подсократить их количество, выдергивая их один за другим.
      - О господи! Ты сошел с ума! - Белоглазый Гао, точно завороженный, не сводил взгляда со сверкающего острия на конце лезвия ножа. Затем он хитровато, по-лисьи улыбнулся. - Отличная работа. Просто великолепная. Знаешь, я чуть было не наделал в штаны с перепугу. Но я знаю, что ты не станешь...
      - Нет, Джейк. Ради всемогущего Будды - стану!.. Белоглазый Гао заверещал не своим голосом, когда Джейк погрузил нож в мягкую ткань десны нижней челюсти. Царапая эмаль, он повернул лезвие и, поддев один из зубов, вытащил его из гнезда.
      - Джейк, какой бес вселился в тебя?
      Из образовавшейся дырки хлынула кровь. Белоглазый Гао захрипел, давясь и издавая булькающие звуки. Он принялся бить себя самого кулаками по голове, чтобы остановить боль.
      - О-о-о! - стонал он. - Он не говорил мне, что будет такое.
      - Кто не говорил? - Джейк приблизил свое лицо к нему.
      - Он не говорил, что мне будет больно. Что я... О Будда, мне так больно!
      - Представь, что ты почувствуешь, когда я доберусь до верхней челюсти, заметил Джейк, снова поднося нож ко рту Гао.
      - Черт побери! Нет, только не это!
      Извиваясь ужом, китаец попытался отползти в сторону, но Джейк крепко держал его.
      Слезы катились по лицу Белоглазого Гао. Он выплюнул большой сгусток крови.
      - Это не стоит таких мучений! Нет!
      - Тебя готовил не Блустоун, это же очевидно, - Джейк сделал паузу. - Тогда кто же? Даниэла Воркута?
      - Вонючая баба? - презрительно отозвался Белоглазый Гао. - О Будда, нет, конечно. - От внезапного прилива гордости у него даже перестали течь слезы. Я был учеником у Чень Чжу.
      Джейк расхохотался.
      - Об этом старом ублюдке ходит больше легенд, чем о любом другом человеке, о котором я когда-либо слышал. Ладно, посмеялись, и хватит. Теперь выкладывай правду.
      - Я сказал правду! Неужели, во имя Будды, ты думаешь, мне хочется, чтобы это повторилось еще раз?
      - Ну-ну, перестань. Легко говорить про Чень Чжу, зная, что он давным-давно мертв.
      - Мертв? - Теперь наступил черед смеяться Белоглазому Гао. - Как ты думаешь, кто все это затеял? Блустоун? - Он снова плюнул. - Этот гвай-ло считает себя умнее всех, а на самом деле туп, как дерево. - Он вытер кровь с лица рукавом. - Кто, по-твоему, подкинул многоуважаемому тай-пэню "Тихоокеанского союза пяти звезд" идею о проникновении в самое сердце "Южноазиатской"?
      Джейк схватил Гао за ворот куртки, ставший жестким и вонючим от засохшей крови. Его пальцы побелели от напряжения, потому что Блисс, способная безошибочно отличить ложь от правды, вновь подала ему безмолвный сигнал.
      - Повтори, что ты сказал, - задыхаясь, он обратился к Белоглазому Гао.
      - Я сказал, - ответил тог, - что если Чень Чжу мертв, значит, мне довелось встретиться лицом к лицу с привидением.
      В Бирме, как, впрочем, и во многих местах за ее пределами, считалось и считается, что в Мандалае, "Золотом городе", находится центр Вселенной. По крайней мере, он образовывался вокруг
      королевского дворца, построенного в 1857 году королем Бирмы Миндоном целиком из древесины тикового дерева на склоне якобы той самой горы Меру, что занимает центральное место в брамино-буддистской космологии.
      По бирманским меркам Мандалай, чей возраст едва перевалил вековую отметину, считался молодым городом. И тем не менее, расположенный на берегу северного рукава Ираваты, он быстро превратился в крупнейший торговый центр. Он находился в окружении обширных рисовых плантаций, однако, против ожиданий, на улицах его часто царила такая засуха, что облака пыли, тянувшиеся хвостами за разношерстными автомобилями допотопных марок, часто окрашивали небо в коричнево-желтоватый цвет.
      В сердце каждого бирманца окутанный ореолом волшебной тайны Мандалай занимает особое место. Легенда гласит, что именно сюда некогда совершил путешествие сам Гаутама Будда, чтобы объявить, что ровно 2400 лет после его смерти у подножия Мандалайского холма возникнет крупнейший в мире центр буддизма.
      Однако надменные британцы презрительно отмахнулись от этой легенды как от типично азиатского суеверия. Овладев городом в 1885 году, они переименовали королевский дворец в Форт Дафферии и превратили священные залы в казарму. В коридорах, где прежде разносилось гулкое эхо голосов буддистских святых, усатые денщики усердно натирали сапоги своим офицерам.
      Ранней весной 1945 года крепость, которую защищала горстка японских и бирманских солдат, взяли в осаду все те же англичане. Их артиллеристы хорошо знали свое дело. Они так основательно подошли к выполнению поставленной перед ними задачи, что от крепости сохранились лишь ров да кольцо внешних стен.
      Вот о чем думал Тони Симбал, глядя на руины королевского дворца, стены которого, очерчивавшие идеальный квадрат, смотрели строго на все стороны света. Он изучал место, где некогда находился центральный тронный зал, известный также как Львиный Зал. В этот зал ввел английский генерал Прендергаст своего коня, после того как король Тибоу был вынужден покинуть страну, отправившись в изгнание зимой 1885 года. Испражнения первого скакуна благородных кровей загадили ковер, которому было несколько сотен лет, поскольку привезли его в Мандалай еще из древней столицы Бирмы Амартуры. Генерал посмотрел на шалость своего четвероногого друга сквозь пальцы. Впрочем, он и сам отличился, без малейших колебаний отдав приказ сжечь тканые изображения святых Теравады, раздражавшие его своим видом.
      Небо на востоке потемнело, став темно-коричневым, и можно было надеяться, что дождь доберется и сюда. Иссушенная земля, потрескавшаяся под палящим солнцем, казалось, умоляла, небеса сжалиться и оросить ее живительной влагой. Симбал в белой хлопчатобумажной рубашке, шортах и крепких высоких кожаных ботинках дожидался, пока Макс Треноди поднимется к нему по склону холма.
      К тому времени, когда Треноди одолел подъем, жара усилилась, и его рубашка цвета хаки взмокла от пота.
      - Господи, - вздохнул Треноди, вытерев лоб огромным, уже успевшим потемнеть носовым платком. - Что это за Богом забытое место!
      - Напротив, - возразил Симбал, по-прежнему не сводя глаз с развалин дворца, - Бог обитает совсем неподалеку отсюда.
      - Интересно, где же? - саркастически осведомился Треноди.
      - Там, - Симбал показал рукой на северо-восток, где за обширной равниной Ираваты вздымались заснеженные вершины гор.
      - Шань? - фыркнул Треноди, покачиваясь на носках. Ему отчаянно хотелось спрятаться от палящего солнца. - Черт возьми, единственное, что имеет в тех краях какую-то ценность, разрушает людей, а не созидает их.
      - Правда? - Симбала покоробило от прямолинейности заявления его бывшего шефа, от которой веяло чисто американской самоуверенностью. - Там обитает могущество. Подлинное могущество. Такое, о котором людям вроде тебя остается только мечтать. И секрет этого могущества известен горам лучше, чем любому из нас.
      - И, разумеется, - кисло отозвался Треноди, - люди вроде тебя не домогаются такого могущества.
      Симбал повернулся и взглянул на него. Треноди с выпученными из-за жары глазами напоминал ему дохлую рыбину.
      - Я удивлен, что ты все-таки явился сюда, - заметил он.
      - По совести говоря, ты не оставил мне иного выхода, - Треноди засунул руки в карманы брюк. - Кстати, Кубинец зол на тебя как черт.
      - Я постараюсь не плакать по этому поводу, - ответил Симбал. - У него это скоро пройдет.
      Треноди уставился на него через толстые линзы очков.
      - Похоже, я получил не слишком приветливый прием. Или я не прав, Тони?
      Вместо ответа Симбал извлек из глубокого кармана шорт три фотографии и протянул их Треноди. Это были черно-белые снимки с зернистым изображением, полученным из-за увеличения части кадра пленки. Плоский ракурс свидетельствовал о том, что они были сняты камерой с длиннофокусным объективом. На фотографиях был изображен человек лет тридцати пяти с ясными, умными глазами, типично американским носом и чувственным ртом. Несмотря на слегка размазанный фон, было ясно видно, что фотографии были сделаны у стен королевского дворца.
      - Так вот, значит, где он, - сказал Треноди.
      - Реакция совершенно в твоем стиле, - сухо заметил Симбал. - Никаких тебе: "Мои Бог, он все еще жив". Его глаза сверкали.
      - Что проку в таких восклицаниях, - резонно возразил Треноди. - Факт остается фактом, и не более того. Теперь я доподлинно знаю, что Питер Каррен жив. - Он снова перевел взгляд на фотографии. - Нет, лучше прятать подальше наше удивление, если такое имеет место. Он нужен мне, и ты его мне доставишь.
      - Лихо у тебя это получается.
      - Перестань передо мной изображать из себя праведника, - вспыхнул Треноди. - Ты вообще имеешь представление о том, чем занимаешься? Может, ты полагаешь, что мы все здесь джентльмены, без умолку повторяющие "спасибо" и "пожалуйста" и с поклоном уступающие друг другу проход?
      - Ты использовал меня, - обвиняющим тоном заявил Симбал. - И точно так же ты использовал Монику и Мартина, заставив их следить за мной.
      - Мои поздравления, - насмешливо протянул Треноди. - Наконец-то ты выучился языку своей профессии. Лучше поздно, чем никогда, Тони. Да, у меня есть работа, и я должен ее выполнить, поэтому я и использовал все ресурсы, находившиеся в моем распоряжении: тебя, Монику, Кубинца. Между прочим, именно за это я получаю жалование от нашего правительства.
      - Грязноватая работа, черт возьми.
      - Надо ли мне напоминать избитые истины типа: "Но кто-то же должен это делать?" Все верно. - Он убрал фотографии в карман. - У тебя нет законных оснований для жалоб. В конце концов, это ведь и твоя работа.
      - Послушай, Макс. Ты ведь работаешь на УБРН? Так? Мартин, на тот случай, если ты запамятовал, - из АНОГ. Другими словами, из ЦРУ. Эти две конторы всегда держатся друг от друга подальше. Поэтому лучше расскажи мне то, чего я не знаю.
      - Всему свое время, - заметил Треноди. - Теперь, раз уж мы оба очутились здесь, ты узнаешь все до конца.
      Симбал наблюдал за процессией монахов, двигавшейся мимо одних из двенадцати ворот дворца. Их выбритые макушки ярко блестели, отражая солнечные лучи. Симбал снова подумал о том, что англичане сотворили с "Золотым Городом" и о конском навозе, осквернившем чудесный ковер из Амартуры.
      - Среди бирманцев, - промолвил он чуть погодя, - распространена особая форма буддизма. Согласно учению Геравады, не существует всемогущего Бога. Оно вообще запрещает обращаться с молитвами к Будде в поисках благосклонности. Вмешательство небес в земные Дела исключено, и спасение души целиком находится в руках самого человека. Приверженцы Геравады верят в то, что вся жизнь страдание. Для них жизнь и смерть - противоположные стороны самсары, возрождения, процесса переселения душ. Существует лишь один способ вырваться из вечного мучительного бега по кругу - Дхарма. Он заключается в неукоснительном соблюдении заповедей священного учения Будды. Другими словами, человек должен следовать путями архатов, святых, и буддистов, то есть земных воплощений Будды. Только тогда он оказывается в состоянии достичь нирваны. В наши дни даже здесь, в центре Вселенной, пожалуй, лишь одни монахи исповедуют Тераваду в чистом виде.
      - И ты один из них, не так ли, Тони? - Треноди снова вытер лицо платком. Ты гордо возвышаешься над толпами простых смертных. Ты стоишь на склоне Шань и смотришь на них сверху вниз, точно на жалких муравьев, суетливо мечущихся из стороны в сторону и погрязших в повседневных заботах.
      - Ты обо мне такого мнения?
      - Перестань, Тони, умоляю тебя. Ты ведь член элитарного клуба для избранных. Сделай одолжение, признай хотя бы это.
      Процессия повернула за угол. Монахи шли в ногу друг за другом - множество людей, подчиняющихся одному разуму.
      - Тебе известно, с кем Питер Каррен встречался здесь на рассвете? поинтересовался Симбал.
      - Нет. Удиви меня.
      - С Эдвардом Мартином Беннеттом.
      - Так, так, - Треноди оживился. - Очевидно, ребята из отдела по проверке благонадежности прохлопали что-то крупное.
      - Что дицуй хочет от них?
      - Ты что, шутишь, Тони? Располагая информацией, которую наши друзья извлекли из компьютера УБРН, дицуй может многие месяцы спокойно перебрасывать в Штаты любые партии героина до тех пор, пока мы не перестроим всю нашу агентурную сеть в Азии.
      - Я думаю, Макс, что все это не имеет никакого отношения к наркотикам.
      - Мне нет дела до того, к чему все это имеет отношение, - отрезал Треноди. - Убери их обоих - и точка.
      Он дождался, пока Симбал повернет к нему голову. Их взгляды встретились. Да, - подумал Симбал, - как ни крути, а нельзя не признать, что этот негодяй обладает поразительным чутьем для выбора нужного момента.
      Некоторое время Треноди молча всматривался в его глаза, а затем добавил:
      - Мне кажется, Тони, что пришла пора нам с тобой поговорить, так сказать, по душам.
      Мне представляется, что в данный момент главная опасность для нас исходит не от Чень Чжу. Цунь Три Клятвы неуклюже ступал по тиковой палубе своей новой джонки, неся чай, заваренный Неон Чоу.
      - Сегодня утром количество акций "Общеазиатской", принадлежащих Блустоуну, перевалило за сорок процентов.
      - Интересно, где он берет столько денег? - промолвил Джейк, в раздумье отхлебывая дымящийся чай.
      Цунь зачитал вслух список компаньонов Блустоуна, переданный ему Кривым Носом Су.
      - В общей сложности они обладают достаточными средствами, чтобы купить весь Гонконг, если в этом возникнет необходимость.
      Тревога в голосе дяди не ускользнула от внимания Джейка.
      - Бобби Чань, Шестипалый Пин, сэр Байрон Нолин-Келли, Черный Лион Ло... пробормотал Джейк. - Впечатляет. И все-таки должен же существовать предел ликвидным активам, которые Блустоун и его друзья могут позволить себе истратить на один проект.
      - Теперь им осталось приобрести всего лишь девять процентов, чтобы завладеть контрольным пакетом, - заметил Цунь.
      - Это составляет около тринадцати миллионов акций. Какова их текущая котировка на Ханг-Сенге?
      - Сейчас проверю, - Цунь спустился по трапу, направляясь в свою каюту.
      Джейк огляделся по сторонам и увидел Блисс и Неон Чоу, беседовавших между собой. Обе были увлечены разговором, но он заметил, что Неон Чоу время от времени украдкой поглядывает в его сторону. Он попытался понять выражение ее лица, но ему это не удалось. Вспомнив о поручении, возложенном на нее дядей, он уже собирался спросить о ее успехах в наблюдении за Блустоуном, но в этот момент на палубу вновь поднялся Цунь Три Клятвы.
      - Двадцать два с четвертью, - заявил он, приблизившись к Джейку. - Мы понесли тяжелые потери, пойдя на вынужденное закрытие "Южноазиатской".
      - Значит, сколько им еще предстоит потратить? - отозвался Джейк. - Двести девяносто миллионов, кажется. Как много они уже вложили в эту операцию?
      Цунь Три Клятвы тут же произвел какие-то расчеты.
      - По моим оценкам, примерно три четверти миллиарда. Естественно, им пришлось пожертвовать кое-какими вкладами и недвижимостью. Впрочем, какая разница? Как только они завладеют "Общеазиатской", вся колония Ее Величества окажется у них в руках. Миллиард долларов - ерундовая цена, когда речь идет о Гонконге.
      - Ерундовая, если она тебе по карману, - задумчиво возразил Джейк.
      - Что же нам теперь делать, Цзян? Каким образом мы можем помешать этому гвай-ло отобрать у нас все до последнего?
      И вновь Джейк почувствовал резкость в голосе Цуня. Старик не имел возможности участвовать в принятии исключительно серьезных деловых решений, и подобное положение вещей обижало его до глубины души. Его взаимоотношения с Чжилинем носили иной характер. Однако Джейк был не Цзяном, но Чжуанем. Никому не доверяй, в этом вопросе, Джейк, - так учил его когда-то отец, - Никому. Ты можешь открыться только после того, как обнаружишь шпиона Блустоуна в йуань-хуане.
      - Я хочу, чтобы ты попросил Сойера позвонить нашему брокеру и распорядиться пустить в ход облигации "дю Лон".
      - Что? - воскликнул Цунь. - Это мусор! Большая прибыль за большой риск. Они катастрофически увеличат обязательства "Общеазиатской". И ради чего? Ну да, котировка акций поднимется, но надолго ли? И за ничтожную прибавку к нашему истощенному капиталу нам впоследствии придется выкладывать из кармана такие суммы, которые мы просто не потянем.
      - Если нам удастся устоять, то мы будем рады их выложить, - не повышая голоса, ответил Джейк. Цунь Три Клятвы вдруг задумался.
      - Погоди. Ты поступаешь так из-за Блустоуна? Дополнительные обязательства сделают приобретение "Общеазиатской" и для него менее желательным.
      Но, увы, не настолько, насколько нужно, - пронеслось а голове у Джейка.
      - Как ты полагаешь, насколько возрастет курс акций? - спросил он вслух.
      Цунь сделал мысленную прикидку.
      - На семь пунктов. А если нам повезет, то и на десять.
      Хватит ли этого, Джейк не знал. Стоя в шаге от бездонной пропасти, он чувствовал прикосновение лезвия меча, висевшего у него над головой. Меча, выкованного руками Блустоуна, Даниэлы Воркуты и Чень Чжу. Его мучил вопрос: правильно ли он поступил, всецело доверившись отцу? В конце концов, Чжилинь был таким же. смертным человеком, как и все. Стало быть, он мог совершить ошибку. Джейк по опыту знал, что доверие отнюдь не всегда выдерживает проверку временем.
      Однако он помнил, что окончательное решение надлежит принимать ему, Чжуаню. В конечном счете ответственность лежит на нем. И не к лицу ему винить умершего за то, что теперь все разваливается на части.
      Цунь Три Клятвы накрыл ладонью свою чашку.
      - Чжуань, я с самого начала возражал против открытой продажи акций этой новой компании.
      - Я знаю об этом, дядя.
      - Клянусь Духом Белого Тигра, если бы ты тогда прислушался к моему совету, ничего этого не случилось бы! Мне не пришлось бы смотреть, как все, чего мне удалось достичь со времен моего переезда из Шанхая, прибирает к рукам вонючий гвай-ло!
      - Не забывай, дядя, то, каким образом ты очутился в Гонконге, - ответил Джейк. - Мой отец прислал тебя сюда в качестве помощника отца Эндрю Сойера, Бартона, чтобы ты начал работать на йуань-хуань. И решение об открытой продаже акций "Общеазиатской" было принято мной с благословения отца.
      С минуту Цунь молчал, пристально вглядываясь в полуприкрытые веками глаза Джейка.
      - Хотел бы я знать, куда подевался тот племянник, которого некогда я знал? - тихо промолвил он наконец. - Где тот юноша, что привык доверять мне, с кем я делился всеми секретами и тайными замыслами?
      - То время, о котором ты говоришь, дядя, давно прошло. Разница между мной тогдашним и теперешним не менее глубока, чем между днем и ночью.
      - Мои глаза видят не хуже, чем у других, - ответил Цунь. - Я еще не настолько стар.
      - Пожалуйста, делай то, о чем я прошу, - мягко, но настойчиво промолвил Джейк. - Я хочу, чтобы облигации появились на бирже сегодня до ее закрытия.
      Поднявшись с места, он отвернулся и, подойдя к борту, долго стоял, глядя на воду. Ему очень не хотелось видеть, как старик понуро спускается по трапу, направляясь к телефону.
      Затем он подошел к женщинам. Увидев, что они замолчали при его приближении, он попросил:
      - Не беспокойтесь, я вам не помешаю.
      - Мы уже обо все поговорили, - отозвалась Блисс. Неон Чоу улыбнулась.
      - Ты уже закончил обсуждать дела со своим дядей? - осведомилась она. Внезапно Джейку пришло в голову, что она явно не нашла своего призвания. Только великолепной актрисе было под силу говорить столь резким, почти оскорбительным тоном, сохраняя на лице милую обаятельную улыбку. Он предпочел не отвечать ей, а вместо этого поинтересовался в свой черед: