- Я, как и все мы, давал клятву, - продолжил он, сжав кулаки, Годайсю для меня превыше всего, потому что эта организация может сделать то, что правительству никогда не удастся - добиться господства на международном рынке, продавая любые товары - от компьютерных микросхем до оружия, от нефтехимических продуктов до наркотиков. Наша экономика хромает, прибыли падают, некоторые компании начали закрывать заводы, увольнять рабочих и служащих. Это немыслимо! Кроме того, наша банковская система начинает уже трещать по швам. Многие банки обанкротились, и это далеко еще не конец. А хитрые американцы мечтают, чтобы йена укрепилась. Они говорят, что это поможет им покрыть дефицит их торгового баланса. Но я-то знаю, чего они хотят на самом деле. Им известно, что крепкая йена задержит развитие нашей экономики, потому что из-за нее ухудшаются условия торговли на всех заморских рынках. Американцы сбросили нас в пропасть и хотят, чтобы мы никогда из нее не выбрались.
      - Но весь этот хаос лишь играет на руку Годайсю, - заметил Акинага, в такой обстановке есть все условия для нашего процветания и роста, разве не так?
      Усиба кивнул.
      - Согласен с вами. Вот и надо, чтобы тайный совет стремился только к достижению единственной цели Годайсю - всемирного экономического господства. И не отвлекался на другие, узко личные, мелкие дела.
      Вечернее небо было освещено странным пурпурно-красным цветом. Минуту спустя Николас понял, что источником этой таинственной иллюминации была вереница машин, преодолевающих последний участок дороги перед Ку Чи. Он прикрыл глаза руками и, к своему ужасу, увидел, что к ним движутся не только полицейские, но и армейские транспортные средства для перевозки подвижных отрядов.
      - Они спустили с цепи всех собак, - тихо сказал он.
      - Да, это так, - вздохнула Бэй. - Должно быть, у вас очень могущественные враги, Чы Гото.
      - Думаю, что не только у меня, но и у вас...
      Бэй строго взглянула на него.
      - Каждый год я трачу уйму денег, чтобы врагов у меня не было. - Она еще ниже пригнулась к земле у холмика, за которым они укрылись.
      Беглецы находились примерно в трехстах ярдах от дороги, Николас уже мог разглядеть, как автобус, в котором они ехали, остановился у контрольного пункта. Солдаты облепили машину, а водитель, держа руки за головой, отвечал на вопросы офицера.
      - Их слишком много, - сказала Бэй, как бы размышляя вслух. - Нам никогда не добраться до Ку Чи.
      - В таком случае вернемся в Сайгон.
      - Невозможно. Уже четвертый час утра. Рассветет раньше, чем мы доберемся туда пешком, и нам негде будет укрыться. Кроме того, мне кажется, что не успеем мы тронуться в путь, как нарвемся на еще один контрольный пункт.
      - Может быть, все-таки стоит попытаться?
      Бэй пожала плечами, и они отправились назад в Сайгон. Но не успели пройти и сотню ярдов, как девушка толкнула Николаса, и он упал на мокрую землю. Она показала рукой туда, где горизонт озарялся светом фар джипов и грузовиков.
      - Вот видите, я была права, - прошептала она. - Нас ждут. Мы в ловушке. Есть только один-единственный выход...
      Они повернули назад и двинулись в направлении Ку Чи, но, когда добрались до холма, обстановка уже изменилась. С помощью своего тау-тау Николас попробовал узнать, где сейчас неприятель, и сразу почувствовал множество враждебных присутствий, находящихся в движении. Он скорчился рядом с Бэй.
      - Они идут сюда! - произнес он. Бэй вскарабкалась на вершину холма. Откуда вы знаете? Я ничего не вижу.
      - Поверь мне, Бэй. Сюда движутся десятки солдат. Возможно, нас предал водитель.
      - Нет, не может быть. Но все-таки надо уходить...
      Вскарабкавшись на холм, девушка скатилась вниз по правому склону, затем только ей известными тропинками повела его в сторону от Ку Чи и рассыпавшихся цепью вьетнамских солдат.
      Вскоре Николас почувствовал запах стоялой воды на рисовых полях. Так они пробежали, наверное, с полмили. Затем Бэй резко свернула и предупредила:
      - А теперь - осторожнее!
      Ноги проваливались во влажную землю, перемешанную с песком и осколками камня. Корни и гниющие ветви цеплялись за одежду и царапали кожу.
      - Неужели нет дороги получше? - спросил он.
      Бэй махнула рукой.
      - Повыше земля утрамбована, идти легче, но там минное поле. Даже местные жители боятся к нему приближаться.
      Через некоторое время они вышли к реке.
      - Перейдем ее вброд. Если вдруг потеряете равновесие, ложитесь на спину, - посоветовала Николасу девушка. - А то глазом не успеете моргнуть, как пойдете ко дну.
      Они двинулись против течения. Плыть было невозможно, и беглецам пришлось идти по илистому, зыбкому дну, вода то и дело сбивала их с ног, но все же им удавалось потихоньку продвигаться вперед. Наконец они уткнулись в скалу, и Бэй сказала:
      - Стойте, подождите меня здесь.
      - Почему, что случилось?
      - Вьетконговцы сделали в тоннелях Ку Чи множество вентиляционных дверей. Некоторые из них выходят прямо в эту реку. Потом ими никто не пользовался и даже не пытался отыскать их, так как было известно, что партизаны поставили у выходов из тоннелей мины-ловушки.
      С этими словами девушка скрылась под бурлящей поверхностью воды. Николас почувствовал, как все в нем напряглось. Он стал глубоко дышать, погрузился в медитацию и сразу же ощутил, что Бэй продвигается к поваленному дереву. Внутренним взором он увидел, что дерево это служило специальным знаком и указывало на то, что где-то рядом находится дверь. Однако мины у входа он не почувствовал, но это отнюдь не означало, что ее там нет. Благодаря своим способностям он мог легко найти тропинку в полной темноте, но был не в состоянии распознать металлические предметы. Прекрасно чувствовал он и приближение смерти. Николас, например, знал, что нечто ужасное случилось с его женой, когда она погибла в автокатастрофе. И до сих пор не мог простить себе ее гибели. Между ними давно наметился разлад, оба причинили друг другу слишком много боли и уже не могли помириться. У Жюстины была своя жизнь, у него своя. В Венеции он встретил очень красивую женщину и влюбился в нее. Когда его жена погибла в горящей машине, он был в объятиях Челесты, и его до сих пор мучили угрызения совести. Поэтому он и попросил Челесту покинуть Японию...
      Бэй уже несколько секунд находилась под водой. Но Николас, сам умевший надолго задерживать дыхание, не очень беспокоился. К тому же ничто не говорило ему, что девушке угрожает опасность. Наконец она вынырнула на поверхность и сказала:
      - Путь свободен. Пойдемте.
      Какое-то время они плыли под водой, потом Бэй отодвинула небольшую дверцу и скользнула внутрь подводной камеры, затем схватилась за металлическое кольцо другой двери и открыла ее. Они начали подниматься и вскоре вынырнули на поверхность. Воздух был затхлым, но они все-таки вздохнули с облегчением.
      Бэй достала карманный фонарь, луч света скользнул по тоннелю и осветил какой-то предмет, похожий на череп, затем задержался на блестящей нити, которая была похожа на паутинку.
      - Вот она где, - прошептала девушка. - Мина-ловушка!
      - Возможно, тут есть и другая, - предупредил ее Николас.
      Бэй кивнула головой и провела пальцами по стенам тоннеля. Луч света сфокусировался на каком-то предмете.
      - Осколочная граната, - шепнула Бэй. - Если взрыватель сработает, то шрапнелью во взрывном устройстве вам оторвет ноги.
      Бэй показала ему, как не задеть закопанные в земле взрыватели, и они потихоньку двинулись вперед, держась середины прохода. Луч ее фонаря высветил остатки скелета крупной собаки. Ее кости были давным-давно обглоданы мелкими животными, которые обитали в тоннелях. Николас понял, что именно этот череп он видел, когда они попали в подземелье.
      - Это останки восточно-европейской овчарки, - сказала ему девушка, когда они проходили мимо груды костей. - Американцы использовали собак, чтобы отыскивать входы в тоннели. Но им это не удавалось. Для того, чтобы сбить собак со следа, партизаны использовали перец и надевали на себя форму, снятую с убитых американских солдат, даже мылись американским мылом. Многие овчарки подорвались здесь на минах и в конце концов их перестали использовать.
      Она повела Николаса по крутой лестнице, которая была сделана из утрамбованной глины и гнилой древесины. Пахло чем-то приторно-сладким, и этот запах все усиливался по мере подъема. В одном месте Бэй задержалась, повернулась к своему спутнику и тихо сказала:
      - Нынешние власти почти ничего не знают об этом лабиринте. Считается, что американские бомбы полностью уничтожили большую часть сети тоннелей, но это не так. Тоннели, которые были на нижнем уровне и находились под спрессованной землей и известняком, не пострадали. Мы сейчас по ним и идем.
      Беглецы с интересом рассматривали подземный город. Повсюду, куда попадал луч фонаря, были видны человеческие останки; судя по положению скелетов, Николас понял, что люди погибли не в открытом бою - их убивали во время отдыха, приготовления пищи или сна.
      - Мы спасены! - переводя дыхание, сказала наконец Бэй. - Ни полиция, ни армия никогда сюда не сунутся, даже если уверены, что мы здесь.
      - Почему?
      - Они знают, что в этом лабиринте мы можем прятаться месяцами и они не смогут напасть на наш след. Вы же видели: здесь полно мин-ловушек. И боевых снарядов тоже.
      - Но в тоннели они могут пустить слезоточивый газ.
      - Нет. Известно, что тоннели разделены перегородками и подземными дверями, они-то и не дадут распространиться газу по всему подземелью.
      Бэй направила на Николаса луч фонаря и, склонившись, сняла с его ног несколько пиявок.
      - Вы можете снять мокрую одежду, не стесняйтесь!
      Когда он разделся, девушка оглядела его с подчеркнутым безразличием врача.
      - У вас красивое тело - тело атлета. Мускулы длинные и лишены жира, как у пловца. - На лице ее появилось озадаченное выражение. - Не думаю, чтобы вы были темным дельцом или занимались шпионажем в чьих-либо интересах. Ну вот, я заглянула под вашу маску, Чы Гото. Теперь я знаю, кто вы на самом деле. И поскольку вы лишены предрассудков, я позволю себе тоже раздеться.
      Взглянув на ее обнаженную фигуру, Николас решил, что ей не больше двадцати лет. Она была хорошо сложена, но нижнюю часть ее спины и верх ягодиц крест-накрест пересекали шрамы.
      - Откуда это? - спросил Николас, легонько коснувшись рубцов. - И заметив, что девушка смутилась, сделал предостерегающий жест:
      - Если вам неприятно об этом вспоминать, не рассказывайте.
      Она тихо выдохнула:
      - Это было проявление... не знаю, как это назвать...
      - Жестокости?
      - Страсти.
      Николас на мгновение задумался, потом спросил:
      - Это было сделано намеренно?
      - Да. Любовником. Вы меня осуждаете, Чы Гото?
      - Пожалуй, нет. Вы очень убедительно изображали мужчину. Теперь я вижу, что вы настоящая женщина, и могу восхищаться вами.
      На лице Бэй снова появилась улыбка, глаза же оставались печальными. Заглянув в них, Николас понял, что многое в жизни эта девушка узнала слишком рано и далеко не с лучшей стороны.
      - Вы сами позволили своему любовнику истязать вас? - спросил он
      - Если я отвечу "да", вы меня не поймете Но боль эта доказала мне тогда, что я действительно существую, что еще жива...
      Ответ Бэй поразил Николаса. Девушке едва исполнилось двадцать, а она уже нуждалась в столь ужасных средствах, чтобы чувствовать себя живым человеком, способным любить и помнить... На его глазах чуть было не выступили слезы, но он усилием воли сдержал их, так как знал, что любое проявление жалости приведет ее в ярость.
      Они просушили одежду на каком-то странном приспособлении, похожем на плиту, на котором много лет назад вьетконговцы готовили пищу. Сложная система дымоходов выводила дым на поверхность далеко от того места, где находились тоннели. Материал для растопки и дрова были в изобилии, и, к счастью, зажигалка Бэй не испортилась оттого, что побывала в воде.
      Они долго сидели на корточках нагишом в темноте, наконец Николас спросил.
      - Почему ты привела меня именно сюда?
      - Это место находится на полпути.
      - Между чем и чем?
      - Между Сайгоном и местом... о котором тебе не обязательно знать. Абраманов поставил условие: встреча должна состояться именно здесь.
      - Это и есть тот самый человек, который работал на Винсента Тиня и тайно сконструировал компьютер на основе украденной микросхемы нейронной сети?
      Бэй пошевелила горящие дрова обуглившейся палкой и ответила:
      - Абраманов - единственный человек в радиусе пяти тысяч миль, который мог бы это сделать.
      Николас внимательно посмотрел на девушку:
      - Ты что-то темнишь. Это действительно сделал Абраманов, да или нет?
      Она ответила спокойно, но таким тоном, как будто он подлег к ней раскаленные щипцы.
      - Не спрашивайте меня, пожалуйста.
      - Но почему?
      Бэй закрыла глаза, и ему показалось, что она плачет.
      - Я хочу вам все рассказать, но знаю, что вы мне не поверите, проговорила она и вытерла глаза тыльной стороной руки.
      - Попробуй.
      Девушка снова язвительно улыбнулась:
      - Но вы мне по-прежнему не доверяете. Однажды моя мать сказала, что самая большая ошибка, которую может совершить человек, - это сообщить кому-нибудь то, чего он не хочет слышать.
      - Я выслушаю все, что бы ты мне ни рассказала.
      Девушка встала, юркнула куда-то в темноту и вскоре возвратилась назад с американской каской, наполненной водой, поставила каску на плиту и, усевшись на корточки, продолжила:
      - Ваш друг Винсент Тинь часто приходил сюда.
      - Он никогда не был моим другом, и, мне кажется, тебе это хорошо известно.
      - Возможно наверное, поэтому вы его плохо знали. - Бэй взглянула на каску - вода в ней еще не закипела. - Именно здесь он встречался с Абрамановым... и с другими людьми, с которыми вел дела, и чувствовал себя в полной безопасности. Это был странный человек. Я так и не смогла понять, что им движет. Винсент не знал ни кто его родители, ни где он родился. Вырос он на улицах Сайгона и дважды чуть не погиб: один раз ребенком, когда попал в руки местного гангстера, другой - во время войны под артобстрелом. По правде говоря, не знаю, кого он ненавидел больше, гангстеров или американцев, которые варварски уничтожали наш народ. А ненавидеть он умел, отдавался этому чувству со всей страстью души...
      - Тинь брал тебя сюда с собой? - спросил Николас девушку, когда она сняла с плиты каску Он догадался, что именно Винсент был ее любовником, иначе бы этот скрытный человек не рассказал Бэй о своем происхождении и о своей ненависти.
      - Да, часто. Он обожал заниматься сексом здесь. И был превосходным любовником.
      - А тебе здесь нравилось?
      - Место не имело значения.
      - Даже такое... экзотическое?
      - Даже такое... Я везде была рада его видеть.
      Они выпили кипятка, и Николас, поколебавшись, спросил.
      - А кроме секса, между вами ничего не было? Ты понимаешь, о чем я говорю?
      - Конечно, понимаю. Я его возбуждала, но это не все. Когда мы встречались, он становился совсем другим, словно был пьян или под воздействием наркотиков. Обычно он носил маску человека, который познал в жизни все: одиночество, нищету, страх, несправедливость, а со мной становился добрым, открытым, и, я бы сказала, беззащитным. Я имела над ним абсолютную власть и от этого была очень счастлива!
      Николас сидел на корточках, глубоко задумавшись. Ему стало ясно, что такая власть над мужчиной, должно быть, имела глубокий смысл для Бэй. Ведь в обществе, к которому она принадлежала, в женщине никто не видел человека, да и в мужчине тоже. Они продают свое тело, подвергаясь опасности заразиться сифилисом или спидом, умирают на улицах в молодом возрасте. Этой же девушке несказанно повезло: она любила и была любима. Но после смерти Тиня Бэй надела на себя маску, под которой не так-то легко было разглядеть ее человеческую суть.
      Помолчав немного Николас решил переменить тему и спросил:
      - Сколько времени ты работаешь самостоятельно?
      - Довольно давно - Она закусила губу - Прошу вас, не надо больше об этом...
      Брюки и рубаха Николаса высохли, и он натянул их на себя. Девушка тоже оделась, затем посмотрела на часы:
      - Странно. Абраманов почему-то опаздывает. Думаю, надо выяснить, что с ним случилось. Недалеко отсюда есть контактный пункт. Мы условились, что, если Абраманов по какой-то причине не сможет прийти на встречу, он оставит там записку
      Они долго шли по тоннелям, освещая себе путь фонариком Остановились перед завалом Бэй дернула за металлическое кольцо дверь открылась, и путники стали спускаться вниз. Николас не переставал восхищаться инженерами и рабочими, которые спроектировали и построили этот подземный город, которому, казалось, не было предела
      Наконец они добрались до контактного пункта. Однако и там ничего для себя не нашли. Бэй опустилась на колени и начала шарить под сваленными в кучу сломанными койками.
      - И записки нет!
      Николас впервые уловил нотку тревоги в голосе девушки. До сих пор она держалась удивительно спокойно даже в самых рискованных обстоятельствах. Бэй подняла на него глаза, и Николас увидел, как в них промелькнул страх.
      - Куда же делся Абраманов? Просто не знаю, что случилось
      - Может быть, его задержало оцепление и эта заварушка на шоссе?
      Бэй покачала головой.
      - Да нет! Вход, через который он должен был проникнуть в тоннели, очень далеко от того места, где на нас началась облава.
      - Значит, нас с тобой обманули! И я хочу, чтобы ты мне кое-что объяснила...
      Николас встряхнул девушку, и в этот самый момент раздался какой-то звук.
      - Кто-то идет! - шепнула Бэй и выключила фонарик. - Скорее прячься сюда.
      Они отползли назад к куче грязи, щебня и костей. Вонь стояла невыносимая. Николас тесно прижался к Бэй и почувствовал, как она вся напряглась. Внезапно он увидел, что в ее руке зажат нож. Это был "кабар" с широким лезвием - страшное оружие морских пехотинцев, с помощью которого легко можно перерезать и сухожилия, и кости.
      Взглянув туда, куда не отрываясь смотрела Бэй, он увидел человеческую фигуру, которая крадучись двигалась по тоннелю. Несмотря на то, что было темно и человек находился в полусогнутом состоянии, он сразу же определил, что это солдат. Значит, Бэй ошиблась: солдаты не боялись проникать в подземелье, умели обходить минные ловушки. Николас представил себе, в какой она ярости и что собирается сделать. Остановить ее, вырвать нож он не мог шум борьбы привлек бы внимание солдата и выдал их местонахождение.
      Бесшумная, маленькая как кошка Бэй кинулась к солдату и вонзила лезвие "кабара" ему в живот. Ручьем хлынула кровь. И в этот же момент девушка увидела, что второй солдат целится в нее из автомата. Выстрелить он не успел, потому что Николас, ударив солдата в солнечное сплетение, ребром ладони нанес ему удар и по гортани. Солдат замертво свалился на землю.
      - Почему они здесь? - прорычал Николас. - Ты меня уверяла...
      - Я не знаю, что произошло! - чуть не плача проговорила Бэй. - Здесь всегда было безопасно, а теперь мы в ловушке. Надо немедленно отсюда выбираться!
      Через каждые несколько шагов она поднимала руку и простукивала потолок тоннеля своим "кабаром". На четвертый раз девушка остановилась и сдвинула в сторону пару фальшивых деревянных балок - за ними оказалась дверь. Через нее они проникли в тоннель, находившийся ниже того, по которому они только что пробирались. Тоннель был очень узким, земля в нем осела, а воздух оказался настолько затхлым, что Николас начал задыхаться. Вскоре он понял, что даже Бэй и люди, с которыми она встречалась, не исследовали этот участок лабиринта.
      С трудом продвигаясь вперед, Николас немного отстал от девушки и вдруг услышал, как она вскрикнула. Когда он подбежал к Бэй, то в слабом свете фонарика увидел, что она распростерлась на земле, а у ее ног лежит цилиндр с конусообразным концом.
      - Ради Бога, не подходи!
      Раздался негромкий булькающий звук, глаза опалило ярким беловато-зеленым светом, и волна невыносимо горячего воздуха обдала Николаса.
      - О Будда, - простонала Бэй. - Будда, только не это!
      Сначала он подумал, что она сломала ногу, но девушка вскочила и с паническим ужасом уставилась на свое левое бедро, которое, казалось, горело.
      - Скорее! - крикнула она Николасу и сунула ему нож. - Вырезай этот участок кожи! Скорее! Я наступила на артиллерийский снаряд, который начинен белым фосфором. Этот фосфор попал мне на бедро. Если не вырезать кожу, фосфор проест мне ногу!
      Николасу не раз приходилось слышать рассказы о фосфорных ожогах, когда сам воздух вызывает взрыв зажигательной смеси, и он понимал, что медлить нельзя.
      - Обними меня и держись крепко!
      Он воткнул нож в ее горящую плоть и с силой нажал на рукоятку. Пока он вырезал кожу, Бэй хватала воздух открытым ртом, по щекам ее текли слезы. Потом она жутко вскрикнула и потеряла сознание. Николас, разорвав на полоски свою рубаху, сделал жгут, перетянул девушке бедро, чтобы остановить кровотечение, а потом, как смог, забинтовал его. Бэй все еще не приходила в сознание. Он сел около вьетнамки и начал размышлять, куда она хотела отвести его. Надо было что-то предпринять, нельзя было сидеть и ждать, когда их найдут солдаты. Но как отыскать выход из лабиринта без Бэй? И все-таки он решил попытаться.
      Николасу потребовалось почти два часа, чтобы добраться до того места, где около мины-ловушки они видели скелет овчарки. Большую часть пути он протащил Бэй на плече, стараясь поскорей вытащить ее из подземелья. Ничем другим он помочь ей не мог. Один раз он почувствовал, что где-то рядом находятся солдаты, и сумел избежать встречи с ними.
      Наконец можно было отдохнуть. Николас положил девушку на землю и постарался внутренним взором проникнуть в ее организм. Состояние Бэй было тяжелым, она очень ослабела, кроме того, ей грозило заражение крови: рану следовало обработать, дать девушке антибиотики, а у Николаса с собой никаких медикаментов не было. Оставалось одно - сосредоточить всю свою энергию, чтобы помочь ей справиться с угрозой заражения. Этого он добился, однако сделать так, чтобы рана совсем затянулась, Николасу не удалось. Он еще раз окинул взглядом девушку и вдруг заметил, что ее локоть почти коснулся выходящего на поверхность взрывателя осколочной гранаты. Слава Богу, взрыва не последовало.
      Через некоторое время, подхватив Бэй на руки, Николас протиснулся через дверцу тоннеля и очутился в камере с водой. Она доходила ему до пояса. Теперь Николасу предстояло нырнуть, пройти еще через две двери, но чтобы девушка при этом не захлебнулась. Ее тело тянуло его вниз, запутывалось в проводах и проволоке, корягах и всяческих отбросах, но он все-таки выбрался к реке и поплыл к противоположному берегу. Не успел Николас вытащить Бэй из воды, как девушка закашлялась, и он увидел, что она пришла в себя.
      - Господи, что со мной такое? - прошептала она в полузабытье.
      - Белый фосфор. Я вырезал горящий участок кожи. Теперь все хорошо, успокойся.
      Рассвело. В кустах запели птицы; зажужжали какие-то насекомые; утренний ветерок принес с плантаций крепкий запах эвкалипта. Эти плантации появились здесь уже после того, как американцы во время войны обработали этот район ядовитыми химическими веществами.
      Линнер тронул Бэй за плечо.
      - У тебя нет сил, но надо идти. Я помогу тебе добраться до врача.
      - Не стоит беспокоиться, - раздался резкий голос откуда-то сверху. Теперь за вас обоих отвечаю я.
      Николас поднял глаза и увидел человека с пистолетом, его дуло было опущено вниз. Человек был одет в форму сайгонской полиции. Это был тщедушный вьетнамец, лицо у него было хитрое, глаза и зубы - желтые. Когда-то Синдо говорил о таких: "хищник из темной подворотни".
      Вьетнамец представился:
      - Старший инспектор Ханг Ван Кьет. - И скомандовал: - Встать!
      - Я гражданин... - пытался было протестовать Линнер.
      - Я сказал: встать! - повторил инспектор и прицелился в Николаса.
      Тот встал, с трудом приподняв Бэй, и приговорил с мольбой:
      - Ради Бога, помогите! Девчонке плохо. К ее бедру прилип фосфор и загорелся. Я вырезал кусок кожи грязным ножом. Видите, ее знобит? Наверное, началось заражение. Надо скорее доставить ее в госпиталь.
      Ван Кьет спустился с откоса и уставился в бледное, изможденное лицо Бэй. Дулом пистолета он разворошил окровавленную повязку на ее ране, и девушка, вскрикнув, снова едва не потеряла сознание. Инспектор, помолчав, спросил:
      - Вы находитесь в запретной зоне. Что вы делали в тоннелях?
      - Любовались достопримечательностями.
      В ответ Ван Кьет направил свой пистолет сначала на Николаса, потом на девушку и выстрелил. Пуля попала прямо ей в грудь.
      Линнер бросился к Бэй. Она лежала наполовину в воде, окрашивая ее своей кровью.
      - Не шути, парень, - спокойно проговорил инспектор. - Ты обвиняешься в шпионаже против суверенной республики Вьетнам, и мне это известно.
      Бэй еще дышала и пыталась что-то сказать:
      - Чы Гото...
      Николас встал на колени и приблизил к девушке свое лицо.
      - Я должна...
      Ее голос был как шелест ветра в речном тростнике. Линнер приложил ухо к груди Бэй: ее сердце едва билось. У Николаса перехватило горло - это он виноват в ее гибели!
      - ...сказать вам...
      - Оттащите же его от этой суки! - приказал Ван Кьет кому-то стоявшему за спиной Николаса.
      - ... о Плавучем городе... тоннели на полпути между ним и Сайгоном... - девушка захрипела и стихла.
      Дула автоматов уткнулись в спину Линнера.
      - Вставай, парень! - заорал инспектор полиции и оттащил Николаса от умирающей Бэй. Его хищное, как у хорька, лицо налилось кровью и потемнело от ярости: - Ты там в тоннелях трахался! Все зачтется: и блуд, и убийство, и шпионаж. Тебя расстреляют. Ты - человек конченый!
      КОННЕКТИКУТ - НЬЮ-ЙОРК - САЙГОН
      - Дядя Лью! - Франсина бросилась к Кроукеру и крепко обняла его. - Мы и не надеялись, что когда-нибудь вас снова увидим...
      - Я обещал, что вернусь, не так ли? - широко улыбаясь, проговорил детектив, прижимая к себе девочку.
      Нынешнее задание Кроукера было настолько трудным и во многом для него неприятным, что он предпочитал о нем не думать. И в результате ни о чем другом думать не мог. По характеру он был человеком упрямым, но все для него изменилось, когда он встретил и полюбил Маргариту Гольдони де Камилло. Кроукер расследовал убийство брата Маргариты, Доминика Гольдони, самого могущественного и влиятельного руководителя мафии в восточной части Соединенных Штатов, когда, к своему удивлению и ужасу, влюбился в Маргариту. Франсина была ее дочерью.
      Девочка втащила детектива в гостиную, отделанную в деревенском стиле. Дом принадлежал приятельнице Маргариты, у которой Франсина и ее мама находились сейчас в гостях.
      Фрэнси страдала булимией*. Болезнь эта стала развиваться у девочки, когда она поняла, что родители ее презирают друг друга, а отец, Тони де Камилло, систематически издевается над матерью. В прошлом году Кроукер помог Фрэнси справиться с булимией и таким образом прочно привязал ее к себе, что послужило еще одной причиной, из-за которой Тони возненавидел его.
      * Болезнь, при которой человек постоянно испытывает чувство голода.
      - Как я рада видеть тебя, - говорила Фрэнси, держа детектива за руку. - И как здорово, что ты пришел именно сегодня, потому что...
      Открылась входная дверь и вошла Маргарита. Увидев Лью, она замерла на месте. Удивление, промелькнувшее на ее лице, быстро сменилось неподдельной радостью, которую она так же быстро подавила.
      - Лью, - произнесла она своим низким мягким голосом. - Вот так сюрприз!
      Надо сказать, что это было весьма сдержанное приветствие. Последний раз они виделись накануне Нового года в токийском аэропорту. Тогда Маргарита улетала в Штаты, а Кроукер провожал ее. Расставаясь, его любимая сказала: "Если я никогда тебя не увижу, я просто умру". В ее янтарных глазах застыли слезы, а у него сжалось сердце, потому что она возвращалась к Тони Д.
      "Мы бы скорее увиделись, - сказал он тогда, - если бы ты помогла мне проникнуть в сеть нишики".
      "Нет, я не могу, - ответила Маргарита. - Эта сеть - единственное наследство, оставленное мне Домом и позволяющее навсегда сохранить его власть. Я не хочу рисковать нишики - даже ради тебя".
      Сейчас Маргарита стояла в дверном проеме, одетая в джинсы, ковбойские сапоги, модную кожаную куртку, и казалась еще красивее, чем когда они расстались. Лицо молодой женщины с четкой линией носа, полными губами и глазами необычного янтарного цвета вызвало в душе Кроукера такую огромную радость, что она была похожа на боль.
      Кроукер стоял, положив руки на плечи Фрэнси, и ему не хотелось отпускать девочку, потому что она была связующим звеном между ним и Маргаритой. И еще потому, что, разговаривая с девочкой, он мог скрыть свое смущение.
      Взглянув поочередно на обоих взрослых, Фрэнси заявила:
      - Я собираюсь немного перекусить. Если кто-нибудь еще проголодался, кухня вон там.
      Когда Фрэнси убежала, Маргарита вошла в гостиную, бросила сумочку и ключи от машины на одно из мягких кресел и проговорила довольно равнодушно:
      - Я и не знала, что ты возвратился из Японии. Давно?
      - Два месяца назад.
      - Понятно, - женщина опустила голову. - И за все это время ты даже ни разу не позвонил мне по телефону.
      - Маргарита... - Кроукер шагнул к ней и замер, осознав вдруг, как виноват перед любимой. Ведь с того самого времени, как она возвратилась из Токио, он держал ее под колпаком, Николас дал ему оперативника, услугами которого компания пользовалась время от времени в Нью-Йорке, чтобы не подпускать к себе шпионов. Как только Кроукер возвратился в Нью-Йорк, он взял на себя большую часть слежки.