Сердце Томкина, как молот, колотилось в груди, и что-то сжимало его живот все сильней, сильней.
      - ... лучше сядьте и делайте, что я сказал.
      - Что? Что?
      - Сядьте, Томкин. Он скоро будет здесь.
      - Здесь? Кто?
      - Сайго. Ниндзя.
      Свет был погашен, и лицо Томкина блестело в тусклом свете, проникающем сквозь окна.
      - Значит, они не справились с ним?
      - Думаю, что нет.
      - А как же все эти люди - там, внизу? ( Томкин думал о них как о первой линии обороны. Не могла же она быть прорвана так быстро, так легко.
      Николас неправильно истолковал его слова.
      - Вы меня удивляете. Это была не моя идея. Здесь должны были встретиться только я, вы - и он. Эти люди ни в чем не повинны.
      - Выходит, - Томкин направился к окну, опасливо глядя на Николаса: ниндзя предупреждал, что Николас может пойти вслед за ним, - что мы - вы, я и этот фараон - виноваты. Николас не шелохнулся.
      - Нет. Здесь, на Олимпе, трудно говорить о чьей-то вине. Когда вы смотрите на людей с такой высоты, их черты расплываются и все они становятся на одно лицо - как муравьи. Одним муравьем меньше - какое это имеет значение для истории? Не стоит и думать о таких пустяках.
      - Ты сошел с ума, - пробормотал Томкин. - Не понимаю, о чем ты говоришь.
      "К сожалению, - подумал он, - я это прекрасно понимаю".
      Томкин сжал виски руками и плотно зажмурил глаза, отгоняя от себя яркие образы. Гелда и та девушка. Ненависть струилась по его венам как яд. Кровь яростно стучала в висках. Как она могла... Он просто наказал ее, она этого заслужила. Мысли стали отчаянно путаться в его голове.
      Чем кончилось невинное детство? Крашеные яйца на пасху, школьные танцевальные вечера, безмятежные летние дни, когда девочки выходили из моря как бронзовые русалки. Все это осталось только на выцветших фотографиях, безвозвратно похищено фотобумагой, развеялось как дым, как видения наркомана.
      - Ты сказал, он скоро будет здесь, - Голос Томкина дрожал от волнения, и ему пришлось прокашляться. - Что ты собираешься делать?
      - Сядьте. Я хочу, чтобы вы были подальше от окна.
      - Я хочу знать! - закричал Томкин. - Речь идет о моей жизни!
      - Сядьте, Томкин, - сказал Николас еще тише, чем прежде. - Если вы будете орать, он вас услышит.
      Томкин пристально посмотрел на него; его грудь тяжело вздымалась под пиджаком. Внезапно он отошел от окна и бессильно рухнул в кресло.
      Николас посмотрел в конец кабинета. Рядом с открытой дверью в ванную был узкий проход, ведущий в небольшое помещение, где располагались электрические щиты, и затем - в коридор.
      Николас не думал, что Сайго войдет через двойную металлическую дверь - ему слишком долго пришлось бы с ней возиться. Нельзя было, конечно, пренебрегать и узким карнизом, но окна здесь, как и в большинстве современных зданий с центральной системой кондиционирования, не открывались. Разумеется, их можно было разбить без особого труда, но на это, опять же, потребовалось бы время, и, более того, это вызвало бы ненужный шум.
      Значит, следовало ожидать нападения с задней части кабинета. Николас подумал, не стоит ли ему отойти от двери и укрыться, например, в щитовой. Но тогда он не успеет подготовиться, если Сайго все-таки решит воспользоваться передней дверью.
      В том, что в эту минуту Сайго уже пробирается наверх, Николас не сомневался.
      Было очень тихо. Ни один звук с улицы не проникал сюда через закрытые двери: все окна в коридоре были уже застеклены. Николас слышал тяжелое прерывистое дыхание Томкина, который сидел за письменным столом, скрытый глубокой тенью.
      - Подвиньтесь немного вправо, - тихо сказал Николас. - Нет, вместе с креслом. Вот так.
      Тусклая полоска света падала на седые волосы Томкина.
      Здание кишело полицейскими.
      Впрочем, этого следовало ожидать.
      Двое у входа на лестницу, еще трое у наружного подъемника. Воспользоваться главным лифтом Сайго не собирался.
      Хотя это было бы несложно сделать с помощью гипноза. Ему понравилась мысль о том, что один из полицейских сам бы доставил его на последний этаж. Но успех здесь зависел от целого ряда обстоятельств и требовал подготовки. Будь у него доста-* точно времени, он бы, несомненно, так и сделал. Но сейчас Сайго не был уверен, что время на его стороне. Они начнут выяснять, что происходит; зажгут свет, подсчитают потери и вызовут подкрепление. А ему не хотелось рисковать и пробираться через строй людей, держащих палец на спусковом крючке.
      Не то чтобы это было Сайго не по силам, просто бессмысленно так рисковать, когда в этом нет совершенно никакой необходимости.
      Ниндзя отстегнул от пояса четыре подушечки и тщательно закрепил их, по одной на ботинках и на кистях рук. Меч он закинул за спину. Теперь Сайго не мог сделать и шага, не привлекая к себе внимания: из каждой подушечки торчали двухдюймовые стальные шипы, расположенные замысловатым узором.
      Сайго снял длинный нейлоновый шнур, который был обмотан у него вокруг талии; на одном конце шнура был закреплен острый треугольный крюк. Сайго поднял голову, внимательно разглядывая стены вестибюля, хотя они и так уже были ему хорошо знакомы. Он нашел то, что искал, и стал раскручивать шнур у себя над головой.
      Ниндзя отпустил шнур, и крюк взвился вверх, обматываясь вокруг поперечной стальной балки. Балка располагалась достаточно близко к стене, и когда Сайго взлетел в воздух и выставил вперед ноги, шипы сразу же впились в искусственный мрамор покрытия.
      Это был один из древнейших приемов ниндзюцу, который использовался на протяжении веков для проникновения в неприступные вражеские замки. Самые крутые стены не были для ниндзя преградой.
      Сайго карабкался по стене с непостижимой быстротой. Он был совершенно невидим оставшимся внизу полицейским, даже если бы им и пришло в голову посмотреть вверх. Он снова был в полной безопасности.
      Растерянным людям в вестибюле показалось, что ниндзя растворился в воздухе, о чем они и доложили по рации Кроукеру.
      Наркотик заработал в полную силу. Теперь Сайго, поднимаясь по стене, полностью слился со своим ближайшим окружением и воспринимал его всеми органами чувств одновременно.
      Снизу до него доносились тихие звуки, хрупкие и объемные, усиленные гулкими сводами вестибюля. Забавно, отсюда ему было слышно даже лучше, чем внизу: шум голосов, вызывающих скорую помощь, топот ног, треск раций. "Давайте, давайте".
      На верхнем этаже царила тишина. Об этом позаботился Николас: именно поэтому он настаивал, чтобы здесь не было ни одного из людей Кроукера. Звук был сейчас его самым страшным врагом.
      - Я хочу, - сказал он недавно Томкину, - чтобы вы отвернулись, когда он войдет. Вы сможете это сделать?
      Это непросто - повернуться спиной к своему убийце. Но необходимо.
      - Да, смогу.
      Николас услышал страх в голосе Томкина и снова этому удивился.
      - Ты будешь стоять там, где сейчас?
      - Не беспокойтесь об этом. Запомните, что я вам сказал. Если вы этого не сделаете, то можете не прожить и нескольких секунд. Теперь не время мучиться из-за того, что не вы хозяин положения.
      - Что ты можешь об этом знать?
      Томкин вдруг понял, что отчасти его страх объясняется тем, что в Линнере он каким-то образом почувствовал родственную душу. Томкин не мог себе это объяснить, но знал наверняка. Это был страшный человек, необузданный дух, удерживаемый под тонким покровом цивилизованности. Томкин содрогнулся при мысли о том, что может произойти, если этот покров лопнет. Вероятно, поэтому Томкину всегда хотелось быть с Николасом откровенным; впрочем, он не мог себе этого позволить. Они были похожи, и Томкин судил о Николасе по себе. Чтобы сохранить свою жизнь, он пойдет на все, и...
      - Многое. Всю жизнь мною управляли.
      - Что ты имеешь в виду? - Но Томкин уже это знал.
      - Мне кажется, что я долгие годы жил под наркозом. - Николас замолчал и наклонил голову, словно прислушиваясь; у Томкина замерло сердце. - Ваша дочь очень необычный человек,
      - Кто, Жюстина? - фыркнул Томкин, снова чувствуя себя в безопасности. Разумеется, если ты называешь сумасшедших необычными людьми.
      - Вы что, и в самом деле идиот?
      Они молча всматривались друг в друга в полумраке. Николас подумал: "Интересно, слышит ли это Кроукер?".
      - Все зависит от точки зрения, верно? - произнес Томкин примирительно. Не стоит сейчас сердить Линнера. - Я просто хочу сказать, что знаю ее дольше, чем ты. Но, согласись, - Томкин постучал пальцем по столу, - я сообщил тебе, где ее найти, так? Я помог тебе, потому что хочу, чтобы у вас что-то получилось. Я и ей об этом сказал. Ты ей подходишь. Ты можешь удержать ее от...
      - Вы ее совсем не знаете, - перебил его Николас. - Она сильнее многих мужчин.
      Понял ли Томкин, что это вызов?
      - Возможно, она переменилась. Я не видел ее довольно давно. Она остается для меня ребенком. Моя старшая дочь, Гелда, всегда могла постоять за себя; она всегда была более общительная.
      Да, общительная. Томкин горько улыбнулся своим словам. Трахается с бабами. Господи, где она этому научилась?
      - Боюсь, что у нас не слишком дружная семья. - Еще бы - а как могло быть по-другому? - Мои дочери не очень-то ко мне привязаны. Конечно, жаль, но этого можно было ожидать. Если детям не уделять достаточно времени, - Николас почувствовал, как Томкин пожал плечами в темноте, - они отворачиваются от родителей и находят кого-то другого. - Томкин перестал барабанить пальцами по столу. - Можно сказать, мои дочери так и не стали взрослыми.
      Тишина была полной, что могло показаться странным в большом городе. Но внешний мир больше не существовал для них обоих. Они были заперты в собственной вселенной, которую сами создали и в которой не действовали привычные законы. Теперь мрачные и кровожадные боги населяли коридоры этого здания, как запутанные лабиринты пирамиды Хеопса. Годы отлетали, точно красные листья, подхваченные осенним ураганом.
      "Идет, - подумал Николас. - Наконец-то".
      Он начал читать мантру Сю-Эзи, которая должна была привести его в состояние полной готовности к поединку.
      Николас услышал тихий звук прыжка, и в следующее мгновение вытащил из ножен свой катана.
      "Кроукер" - подумал Николас, - лучше бы ты сюда не совался. Я тебя предупреждал. Это касается меня и Сайго, и пусть поможет Бог любому, кто окажется между нами",
      Николас чувствовал приближение врага. Харагэй. Ничего не было слышно, но легкий зуд говорил Николасу о том, что Сайго уже близко. Одетый только в легкую черную рубаху и холщовые брюки, Николас держал меч обеими руками. Стойка Хаппо Бираки - "открытый со всех восьми сторон", - которую Миямото Мусаси разработал более трех столетий назад.
      Энергия пульсировала внутри Николаса, как электрический ток в генераторе. Ночь ожила: ее сердце стучало, повинуясь неумолимой судьбе, которую никому не суждено было знать. Николас воспринимал все вокруг необыкновенно отчетливо: мебель, стены, пол; весь мир сжался до замкнутого пространства этого кабинета, в котором скоро снова разыграется пляска смерти, начавшаяся много лет назад.
      Мелькнула тень, и Николас понял, что Сайго в узком коридорчике. Он прыгнул вперед, подняв катана высоко над головой; из самой глубины его груди вырвался крик.
      Его ноздри раздулись, и Николас сделал кувырок в сторону. Он почувствовал запах еще до того, как услышал мягкий щелчок и шум катящегося по полу предмета. Он увидел, как Томкин вскочил на ноги и обернулся.
      Сайго уже проник в комнату, воспользовавшись шумом взрыва; он направлялся прямо к Томкину.
      - Убирайся прочь! - закричал Томкин, закрывая лицо руками. Тянуться за пистолетом было совершенно бессмысленно. - Он там! - Томкин отчаянно показал в сторону Николаса.
      Сайго промолчал, но в его глазах сверкнула холодная ярость, заставившая Томкина задрожать от страха. Впервые в жизни он так близко столкнулся со смертью. "Я уже мертв", - подумал Томкин при виде нечеловеческого выражения в глазах Сайго. Он мог бы решить, что сам Люцифер пришел за его душой, если бы только верил в подобные вещи. Томкин увидел зловещий блеск стальных когтей на левой руке Сайго, которая уже поднялась над его грудью.
      Внезапно, совершенно неожиданно для Томкина, ниндзя покатился по поду. Его преследовал Николас, сжимая обеими руками свой меч. Через мгновение Сайго подпрыгнул и снова оказался на ногах; левой рукой он выхватил свой катана, а правой что-то швырнул.
      Николас пригнулся и одновременно отскочил в сторону. Какой-то небольшой предмет, размером с горошину, описал в воздухе дугу и упал прямо перед письменным столом. Но в момент броска Сайго не удалось полностью сохранить равновесие, и бомба, вместо того чтобы перескочить через стол, снова упала перед ним, зацепившись за столешницу.
      Взрывом разорвало часть стола и выбило меч из рук Николаса. Сайго тут же бросился к нему. Николас видел приближение Сайго: никакая техника не могла теперь обеспечить ему защиту, по крайней мере, от такого искусного противника, как Сайго. Николас принял решение в долю секунды: опершись на локти, он выбросил ноги вверх и вперед. Ему удалось выбить оружие из рук Сайго.
      Сайго замахнулся когтями. Николас ответил рубящими ударами ладонью по печени и селезенке; он промахнулся, но при этом сумел отразить нападение. Сайго мгновенно возобновил атаку: время работало против него, и с каждой лишней секундой уменьшались его шансы выбраться отсюда живым.
      Сайго пропустил удар в ключицу, но сжал зубы и сосредоточился на том, что должен был сделать. Он был поражен тем, как Николас защищался в рукопашном бою. Это походило на ниндзюцу, но с такой школой он никогда не сталкивался. "Ака-и ниндзюцу? - подумал Сайго с яростью. - Амида! Ниндзя против ниндзя!"
      Он освободился от захвата Николаса и приготовился нанести смертельный удар. Сейчас Николасу придет конец, чему бы он там ни научился.
      Сайго рванулся в сторону: там, где только что находилась его голова, громко просвистела пуля. Амида! Здесь еще кто-то был. Сайго проклинал себя за то, что слишком увлекся мыслями о неожиданной технике Николаса. Только это помешало ему заметить присутствие еще одного человека. Где он?
      Николас снова нападал, и Сайго пришлось переключить все внимание на него. Яростным усилием он вырвался и метнулся туда, где лежал его катана. Николас в прыжке схватил его за лодыжки, и они оба врезались в чертежную доску. Сайго успел взять меч, но тут в доску ударила еще одна пуля, и щепки полетели ему в лицо; чертыхаясь, он покатился по полу.
      Николас потянулся к своему мечу, сознавая, что в любой момент в него может полететь сякэн. Они оба услышали тихий шум лифта. Николас знал, что на этот раз люди Кроукера не захотят рисковать и могут просто пустить слезоточивый газ.
      Сайго понимал, что теперь Николасу нужно только протянуть время, тогда как у него самого запас времени почти исчерпан. Он атаковал серией молниеносных ударов в грудь, но все они были отбиты. Сайго начал сильно потеть. Его мысли судорожно разбегались, но потом снова возвращались к главному: если с двоими покончить не удается, надо остановиться на одном, а со вторым разобраться позже.
      Сайго пропустил несколько ударов и скорчился, словно от невыносимой боли. Его правая рука незаметно потянулась к поясу, и он достал оттуда еще один небольшой шарик. В этот раз Сайго не должен промахнуться.
      Он искоса взглянул на Томкина, и Николас понял, что должно сейчас произойти. В то же мгновение, когда Сайго бросил бомбу, Николас метнулся вперед, перелетел через стол и оттолкнул оцепеневшего Томкина; после этого он ногой отшвырнул кресло. Раздался выстрел, и сразу за ним - страшный треск.
      После яркой вспышки и оглушительного взрыва было слышно, как ломается мебель, будто ледяная корка в морозный день. Николас перевернулся на спину и сел.
      - Что?..
      Он прижал голову Томкина к полу и рявкнул:
      - Заткнись.
      Николас увидел, как из-за спинки дивана высовывается голова Кроукера.
      - Господи! - Кроукер выпрямился. - Как там Томкин?
      - Цел и невредим.
      Николас с горечью думал о том, что Сайго удалось уйти. После стольких лет он хотел только одного: смерть за смерть. Конечно, ему было приятно увидеть ужас в глазах Сайго, когда тот понял, что Николас - ниндзя. Но это означало, что следующая встреча будет куда более опасной. В эту ночь Сайго был не готов...
      - Господи! - снова воскликнул Кроукер, и Николас проследил за его пораженным взглядом. - Мне показалось, что я видел это перед самым взрывом, но тогда я просто не поверил своим глазам...
      В одном из окон было выбито стекло; несколько осколков, подхваченных ночным ветром, лежало на ковре.
      - Чокнутый. - Кроукер запихал револьвер в кобуру. - Этот тип чокнутый... или самоубийца. - Металлическая дверь приоткрылась, и Кроукер махнул рукой. Идите вниз, - сказал он сержанту с всклокоченной шевелюрой. - Посмотрите, что там осталось от этого ублюдка и можно ли его отскрести от тротуара.
      Николас подошел к окну и выглянул наружу. Кроукер встал рядом с ним.
      - Отсюда ни черта не видно, кроме проклятых огней. - Кроукер имел в виду вращающиеся маячки на полицейских машинах.
      Подошел Томкин, отряхивая свой костюм; впрочем, он уже превратился в жалкое тряпье.
      Кроукер вышел из комнаты, даже не посмотрев на Томкина.
      - Ник. - Впервые в жизни Томкину было так трудно говорить; его ноги подкашивались. - С ним покончено?
      Николас молча смотрел в окно. Он видел движущиеся фигурки людей; зажглись огни. Нашли тело.
      - Ты спас мне жизнь. - Томкин откашлялся. - Я тебе очень благодарен.
      Может, Николас не слышал, что он сказал этому сумасшедшему. Да он был просто не в своем уме, когда решился на эту сделку. Томкин остро, до боли, сознавал, что был бы сейчас мертв, если бы не Линнер. Он оказался у Николаса долгу, и это было ему неприятно. Томкин чувствовал, как в нем закипает гнев, и на какой-то миг испытал к себе отвращение. Точно так же, как тогда, много лет назад, когда он, потный и задыхающийся, оторвался от неподвижного тела своей дочери, в то лето, насыщенное солнечным зноем и шумом прибоя.
      Спустившись вниз, Николас увидел, что тело уже помещено в пластиковый мешок. Он захотел взглянуть на него, перед тем как мешок погрузят в машину скорой помощи - одну из целой вереницы машин, выстроившихся перед зданием. Молодая розовощекая блондинка, помощник патологоанатома, вопросительно посмотрела на Кроукера. Он согласно кивнул.
      - После такого падения мало что осталось, - заметил Кроукер.
      Он был прав. Лицо Сайго превратилось в сплошную кровавую массу. Одно плечо было раздроблено; шея неестественно вывернута.
      - Ноги - прямо как студень, ни одной целой косточки, - продолжал Кроукер, словно смакуя свои слова. - Верно, доктор? Женщина устало кивнула.
      - Уберите труп, - сказала она. - У меня здесь еще много работы.
      Она отвернулась, и Николас увидел, как из здания одного за другим выносят на носилках полицейских.
      Кроукер, бледный и осунувшийся, провожал их глазами.
      - Четверо убитых, Ник. - Его голос был хриплым. - Еще двоих пока не нашли, и несколько приходят в себя после газа. Господи, твой приятель Сайго убивает людей словно семечки щелкает. - Кроукер потер лицо руками. - Я рад, что все это кончилось. Ты не представляешь, как я рад.
      - Мне жаль, что так получилось.
      - Только не говори: "Я же тебя предупреждал".
      - У меня этого и в мыслях не было. Я сам рад, что все позади. Я хочу жить своей жизнью, хочу увидеть Жюстину.
      - Почему он выпрыгнул?
      - Он был воином. Он жил для того, чтобы умереть в бою.
      - Я не понимаю этой философии. Николас невозмутимо пожал плечами. - Это не имеет значения. - Он посмотрел по сторонам. - Вы нашли его катана? Я хотел бы взять его себе.
      - Его - что?
      - Меч.
      - Пока нет. Но он где-то здесь, мы найдем.
      - Это не так уж важно.
      Взгляд Кроукера скользнул через плечо Николаса.
      - Кажется, твой босс тебя ждет.
      Николас обернулся и ответил с улыбкой:
      - Ты хочешь сказать, бывший босс
      Томкин, в потрепанном костюме, стоял у своего лимузина. Шофер Том услужливо держал дверцу. Сирены громко оплакивали мертвых, и ночь казалась .светлой в огнях фар.
      - Послушай, - Кроукер отвел Николаса на несколько шагов в сторону. - Я хочу, чтобы ты был в курсе. Я дождался того звонка и теперь знаю, где найти женщину, которая была в квартире Анджелы Дидион в день убийства.
      Николас посмотрел на Кроукера, потом оглянулся на Томкина, который молча дожидался его у лимузина.
      - Значит, ты этого не оставишь?
      - Не могу. Пойми, я должен его прижать. Это дело чести;
      кроме меня, никто не сможет это сделать.
      - Но ты уверен, что у тебя в руках действительно что-то серьезное?
      Глаза Кроукера потемнели; на его лице, казалось, прибавилось морщин, но, возможно, все дело было в освещении. Он пересказал Николасу свой разговор с осведомителем.
      - Ты что, думаешь, я просто трепал языком? Я пока не выяснил, кто там еще крутится вокруг этой девки, но готов биться об заклад: это Фрэнк. Ты видел его в последние дни? Нет? Почему бы тебе не поинтересоваться у своего бывшего шефа?
      - Ты ничего не можешь утверждать, пока не поговоришь с этой женщиной, верно?
      - Верно. Именно поэтому я сейчас же лечу во Флориду. Разумеется, для начальства я в отпуске.
      - Надеюсь, ты понимаешь, на что идешь.
      С громким воем сирены отъехала последняя машина скорой помощи; ее красный маячок на мгновение выхватил Николаса и Кроукера из полумрака, и снова опустилась ночь.
      - Мне странно слышать это от тебя, Ник.
      - Ник! Ты идешь? - послышался голос Томкина.
      - Еще минуту, - ответил Николас не оборачиваясь. - Ты увидишь Гелду перед отъездом? - спросил он у Кроукера.
      - Нет времени. Я ей позвоню. - Лейтенант посмотрел себе под ноги. - Просто скажу ей, что у меня все в порядке.
      Николас уже собрался уходить, когда Кроукер окликнул его:
      - Слушай, ты должен сделать то же самое. Жюстина, наверно, места себе не находит.
      Увидев приближающегося Николаса, Томкин нырнул в лимузин. Том дождался, пока Николас сядет в машину и захлопнул за ним дверь.
      Все ночные звуки отступили в тишине салона; успокаивающе гудел мотор, и кондиционер дарил долгожданную прохладу.
      У полиции было еще много работы. Николас видел через окно, как Кроукер разговаривает с молоденьким патрульным: он отрицательно покачал головой и показал рукой на вход в здание.
      - Я благодарен тебе. Ник. - Томкин облокотился на спинку заднего сидения, поглаживая ее толстыми пальцами. - И это не пустые слова. Завтра ты придешь ко мне и получишь чек - больше, чем мы договаривались. Ты это заслужил.
      Николас молчал; у него на коленях лежал меч в ножнах. Он откинул голову и закрыл глаза.
      - И мы сможем обсудить, - продолжал Томкин, - твою дальнейшую работу в фирме.
      - Мне это ни к чему, - сказал Николас. - Также, как и ваша благодарность.
      - Я бы на твоем месте подумал. - В глубоком голосе Томкина звучало дружелюбие. - Твои замечательные способности могли бы мне пригодиться. Томкин замолчал; Николас, даже с закрытыми глазами, знал, что Томкин пристально на него смотрит. - Ты не хотел бы вернуться в Японию?
      Николас открыл глаза и посмотрел прямо перед собой, на пластиковую перегородку.
      - Это я могу сделать и без вас
      - Разумеется, - согласился Томкин. - Ты можешь сегодня же сесть на самолет и очутиться там через десять часов. Но если ты полетишь со мной, это будет означать как минимум... ну, скажем... четверть миллиона долларов.
      Николас посмотрел на Томкина.
      - Я говорю вполне серьезно. С этим ниндзя мои проблемы не кончаются. Отнюдь. Мне нужен специалист, который... ( Николас махнул рукой.
      - Мне жаль, Томкин. ( Тот пожал плечами.
      - Во всяком случае, подумай об этом. У тебя теперь много времени.
      Николас видел, как Кроукер садится в машину. Томкин обратился к Тому:
      - Поезжай на Третью авеню. Надо что-нибудь перекусить. Лимузин тронулся и выехал на Парк-авеню. Кроукер двинулся вслед за ними: прежде чем отправиться в аэропорт, ему нужно было оставить в управлении отчет.
      - Как дела у Жюстины? - поинтересовался Томкин. "Он действительно подонок", - подумал Николас. Ему теперь хотелось поскорее добраться до дома и позвонить ей.
      - Вы шпионили за мной в дискотеке? Томкин попытался засмеяться.
      - Нет-нет. Мне бы это не удалось. Нет - просто отцовское чутье.
      "Это было бы смешно, когда бы не было так грустно, - сказал себе Николас. - Он просто не понимает".
      - У нее все в порядке.
      - Рад это слышать.
      Томкин откашлялся. Он уже собирался что-то сказать, но передумал. Теперь они объезжали башню с другой стороны. Последние полицейские стояли группками на взломанном тротуаре.
      - Ник, я знаю, что ты меня недолюбливаешь, и все-таки хочу тебя попросить об одной услуге. Николас молча смотрел в окно.
      - Я хочу... вернее, я не хочу, чтобы Жюстина отдалялась от меня. Я... в общем, я уже не знаю, что делать... Я подумал, что ты поможешь... поможешь нам помириться.
      С этой стороны здания вся площадка была заполнена грузовиками; над улицей, на уровне третьего этажа, нависала платформа, которая использовалась для разгрузки огромных панелей из цветного стекла.
      - Мне кажется, - ответил Николас, - это касается только вас двоих.
      - Но ты уже не посторонний, - многозначительно заметил Томкин.
      Николас отвернулся от окна и посмотрел на него.
      - Кстати, я уже несколько дней не вижу Фрэнка. Где он? ( В эту минуту лобовое стекло с громким треском разлетелось на куски. Тома отбросило назад с такой силой, что треснула пластиковая перегородка. Его руки трепетали как крылья, и Николас, услышал слабый стон, какой бывает у больного ребенка. Внезапно пиджак Тома треснул на спине, и оттуда показалось стальное лезвие. Фонтаном брызнула кровь, и салон наполнился тошнотворным запахом.
      - О Господи! Что это? - Лицо Томкина стало мертвенно бледным.
      Лимузин продолжал двигаться вперед. Спереди доносился страшный шум. Том уже не стонал. Кто-то пробивался в машину через большую дыру в лобовом стекле.
      Потерявший управление лимузин занесло влево. Он проехал по тротуару и врезался в фонарный столб. В салоне стало совершенно темно.
      Николас держал катана в левой руке; доставать его из ножен в такой тесноте было бессмысленно. Томкин дергал дверную ручку, но тщетно: автоматические замки управлялись с переднего сидения. Теперь Томкин проклинал эту меру предосторожности.
      Тело Тома наклонилось в сторону, и раздались мощные удары в перегородку. Николас выждал, оттолкнулся и изо всех сил ударил обеими ногами - перегородка разлетелась, и он оказался на переднем сидении.
      Сайго по узкому карнизу, с которого сбросил труп, перешел на другую сторону здания.
      Он оставался там достаточно долго, чтобы убедиться, что его хитрость сработала. Затем начал осторожно спускаться. Только Николас смог бы заметить его в темноте - если бы он был в это время на улице.
      Прижимаясь к стене, Сайго молча выругался; ему вдруг стало страшно. Николас - ниндзя! У него закружилась голова, и он взял в рот еще один коричневый кубик. Чтобы наркотик подействовал быстрее, Сайго его разжевал.
      Вскоре ночь ярко осветилась, и его мышцы налились силой; он купался в энергии. В левом ухе послышались голоса, и Сайго поправил указательным пальцем крошечный приемник. Он услышал, как Томкин назвал Третью авеню, и немедленно двинулся к южной стене, где платформа выходила прямо на улицу. Когда лимузин поравнялся с ним, Сайго прыгнул на крышу так тихо, что никто в салоне этого не заметил.
      Прижимаясь к крыше машины, он достал свой меч и ударил им в лобовое стекло; лимузин содрогнулся как большой зверь, и у Сайго вырвался торжествующий крик.
      Кроукер уже собирался сворачивать, когда заметил тень у лимузина Томкина, а потом услышал какой-то звук. Он не понял, что произошло, но тем не менее нажал на тормозам резко вывернул руль.
      Заскрипели покрышки, и лейтенант с трудом выровнял машину; со всех сторон раздались гудки. Кроукер тихо выругался и устремился вслед за лимузином.
      Сайго знал, что в первые секунды у него будет явное преимущество; он уклонился от ног Николаса, развернулся и тут же начал движение левым локтем.
      Николас успел отразить удар и одновременно перешел в нападение. Он перехватил руку Сайго, в которой тот держал нож, и теперь полированная сталь стала продолжением их обоих, чем-то самым важным, без чего их жизни не имели никакого смысла.
      Мышцы вздувались на их напрягшихся спинах; с обоих градом катился пот. Сайго заскрипел зубами. Словно солнце и луна, две стороны одного целого, вступили в поединок. Была ли это та самая сила, которая заставила Каина и Авеля поднять друг на друга руки?
      Для них теперь наступил час безумия, потому что они были ниндзя и принадлежали к рю, ставшим заклятыми врагами еще с тех пор, когда звезды на небе светили по-иному, когда лета были жарче, а зимы холоднее, когда очертания материков только начинали вырисовываться. Такова была природа бесконечного времени, в которое они оба добровольно погрузились в юности.
      Николас попытался высвободиться, но Сайго этого ожидал и тут же нанес удар тремя пальцами. Николас был застигнут врасплох, но яростным усилием сумел отбиться. Все это время они натыкались на тело Тома, и его медленно густеющая кровь заливала их лица и руки.
      Их вены вздулись, кожа была липкой от пота; их тяжелое дыхание смешалось в единый хрип; их взгляды скрестились. У них уже не было слов, и они выражали свою ненависть яростным шипением, как, вероятно, это делали первые люди на Земле.
      Наконец, Николас сумел отвести от себя кинжал, но в то же мгновение Сайго подтянул правое колено и одновременно начал движение правой рукой. Какое из этих движений было обманным? Или оба?
      На миг хватка Николаса на левой руке противника ослабла, и нож метнулся к его лицу; Николасу удалось блокировать рукоять краем запястья.
      Их сердца были наполнены разрушением; их души, очищаясь от многолетней вражды, выплескивали наружу потоки ненависти.