Теперь они питались только рисом, а огромные щели в деревянных стенах дома пропускали ветер и дождь. Тогда няня обратилась к своей госпоже с мольбой "Извините меня, госпожа, но ваш возлюбленный покинул вас. Один человек недавно спрашивал меня о вас. У нас почти не осталось денег, и поэтому..."
      Но женщина не стала ее слушать. "Мне не нужны новые приключения" - сказала она. - Я хочу только смерти".
      В ту минуту, далеко оттого места, ее прежний возлюбленный лежал в постели со своей женой. Он вздрогнул и сел в темноте со словами: "Ты слышала?"
      "Ложись спать, мой господин, - сказала ему жена. - Это лишь цветы вишни падают на землю".
      Спустя год этот человек вместе со своей женой и челядью отправился в Року-но-мия. По дороге они остановились на постоялом дворе, чтобы переждать непогоду, и он послал оттуда несколько записок своей былой возлюбленной. Но все записки остались без ответа, и тогда, задетый молчанием, человек оставил жену в доме ее отца, а сам отправился в замок.
      Он едва не прошел мимо замка, настолько там все изменилось. От больших ворот, которые были ему так хорошо знакомы, остались лишь унылые столбы, торчавшие из глинистой земли. Не нашел человек и высоких синих лакированных тории, вокруг которых он бродил с возлюбленной детом и весной.
      В замке никого не было. Какой-то ужасный ураган до основания разрушил левое крыло, да и от самого замка немного осталось. В старом доме, неподалеку от замка, человек нашел изможденную монахиню, которая назвалась дочерью одного из слуг. Он спросил ее, где теперь госпожа, но она ответила: "Увы, господин, этого никто не знает".
      Он продолжал поиски, но никто в округе не мог ему помочь. Однажды темной дождливой ночью человек остановился на перекрестке дорог вместе с одним монахом. Вдруг он услышал голос, который показался ему знакомым, и заглянул в щель старого дома. Там, на полу он увидел иссохшую женщину, в которой сразу же узнал свою возлюбленную. Вместе с монахом он бросился к ней и вгляделся в ее лицо. Она, несомненно, умирала, и человек попросил монаха прочитать над ней сутру. "Призовите будду Амида", - попросил ее монах. Женщина ответила; "Я вижу сияющую колесницу... Нет, это золотой лотос". "Прошу вас, госпожа, - умолял монах, - вы должны обратиться к будде Амида. Иначе мы не сможем просить о переселении вашей души. Вы должны воззвать к нему всем сердцем". "Я ничего не вижу, - закричала женщина. - Только мрак". "Госпожа..." - "Мрак и холодный ветер. Черный холодный ветер".
      Монах хлопотал над несчастной, а тот человек молился будде Амида. Постепенно крики женщины утихли и растворились в порывах ветра.
      Какое-то время Юкио молчала.
      - Это конец?
      - Не совсем. Через несколько дней, в полнолуние монах сидел на том же перекрестке, кутаясь от холода в свой потрепанный плащ.
      Мимо проходил какой-то самурай и напевал песенку. Увидев монаха, он присед рядом с ним. "Это то самое место? - спросил самурай. - Говорят, возле замка Року-но-мия по ночам можно услышать женский плач. Что ты об этом знаешь?"
      "Слушай", - коротко ответил монах, и самурай прислушался. Он не слышал ничего, кроме обычных ночных шорохов. Но вдруг ему показалось, что раздался горький женский плач. "Что это?" - изумился он.
      "Молись, - сказал монах. - Молись о духе, который не попал ни на небеса, ни в преисподнюю".
      Но самурай, в душе которого не было Бога, только посмотрел на монаха и пошел своей дорогой.
      Юкио и Николас позавтракали в гостинице и вышли на улицу. Было холодно и сыро, туман еще клубился у самой земли. Поезд, на котором они приехали, все еще стоял на станции - пожалуй, точнее было бы назвать это полустанком: единственная платформа, закрытая дощатым навесом на толстых деревянных столбах. Снаружи навес был покрыт лаком от дождя и соленого воздуха, но изнутри доски оставались голыми. До сих пор держался душистый запах кедра.
      Несколько железнодорожников вскочили в поезд, который подался немного вперед и остановился на огромном диске. Диск медленно развернулся, и поезд подъехал с противоположной стороны платформы, готовый отправиться в Осаку.
      Солнце призрачно пробивалось сквозь туман посреди совершенно белого неба.
      Они приблизились к порту, и Николас уже мог различить два или три высоких белых паруса рыболовных лодок, которые осторожно выходили из бухты. Он знал, что за ними, вдалеке, прячутся равнины азиатского побережья.
      Когда они вышли на мыс, Николасу показалось, что на юге, за узким проливом, он видит темные холмы острова Кюсю.
      - Как здесь тихо. - Юкио потянулась по-кошачьи. - Как непохоже на Токио, иди Осаку, или даже Киото. Будто здесь никогда не было ни войны, ни индустриализации. Можно представить, что мы в семнадцатом веке.
      - Среди самураев и их возлюбленных, да? Юкио сделала глубокий вдох.
      - Словно мы на краю Земли.
      Она повернулась к Николасу и обхватила его руку тонкими пальцами. Его поразила чистота и трогательность этого жеста. Резкий запах сушеной рыбы висел в воздухе, прилипая к ноздрям. Огромные чайки кружились низко над берегом.
      - Почему нам не остаться здесь, Николас?
      - Здесь?
      Юкио по-детски кивнула головой.
      - Да, здесь. Почему нет? Здесь так хорошо. Можно забыть обо всем, начать все сначала. Точно мы родились заново.
      Николас посмотрел на нее, и пальцы Юкио на его руке судорожно сжались.
      - Прошу тебя, - сказала она; ее голос звучал глухо, как под высокими сводами собора. - Давай не поедем дальше. Зачем? Разве в Кумамото может быть лучше, чем здесь? Здесь у тебя есть я, есть море. Мы можем выходить в океан, можем даже доплыть до материка. Это не так далеко - сколько времени это может занять? А тогда...
      - Это несерьезно, - возразил Николас - Ты должна реально смотреть на вещи.
      - Реально смотреть на вещи? - воскликнула Юкио. - А что я, по-твоему, делаю? Там, - она указала рукой на север, откуда они приехали, - у меня ничего нет. Ни любви, ни жизни. А на юге, в Кумамото - что там? Сайго. Сайгой его проклятые тайны. Мне от этого тошно.
      Они поравнялись с уличным торговцем. Николас подошел к нему и вернулся к Юкио с двумя бумажными стаканчиками тофу в сладкой коричневой глазури и деревянными ложечками.
      Юкио посмотрела на стаканчик, потом на Николаса.
      - Что с тобой? - спросила она.
      Налетел сильный порыв влажного ветра с моря, и она отбросила волосы с лица; несколько прядей прилипли к мокрому уголку ее губ.
      - Ты обращаешься со мной как с ребенком, утешаешь меня сладостями. - Юкио выбила стаканчик из его протянутой руки. Стаканчик упал на землю и расплылся бесформенным бело-коричневым пятном. - Каждое утро я просыпаюсь в надежде, что вся моя прежняя жизнь окажется сном. Но это не сон. Понимаешь? А теперь мне не хочется уезжать отсюда. - Николас медленно двинулся вперед. - Николас, прошу тебя. - Юкио шла согнувшись - то ли от ветра, то ли под грузом своих чувств; скорее всего, и то и другое. - Умоляю тебя - останемся здесь. Я не хочу ехать на Кюсю.
      - Но почему? Ты с самого начала знала, куда мы едем. На что ты рассчитывала?
      - Не знаю, - ответила она печально. - Я не заглядывала так далеко вперед. Я не такая, как ты - я никогда не строю планов. Просто я хотела быть с тобой...
      Юкио поднесла ладонь ко рту и широко раскрыла глаза, отворачиваясь от него и наклоняясь к земле.
      - Юкио...
      - Оставь меня. Я сама не знаю, что говорю. Николас отбросил свой стаканчик и обнял ее за плечи.
      - Ничего не понимаю, - сказал он. - Объясни мне, что с тобой.
      - Ты прекрасно знаешь, - проговорила она не оборачиваясь, - что я не могу.
      - Юкио, - он сильнее притянул ее, - ты должна мне сказать.
      - Я не могу. Не могу. Николас повернул ее к себе.
      - Ты можешь. - Он смотрел в ее большие испуганные глаза, из которых готовы были брызнуть слезы. - Тебе будет легче, если я скажу?
      - Да. Нет. Не знаю. - Юкио поняла, что он имеет в виду.
      - Я люблю тебя, - сказал Николас. - Не знаю, когда я это понял. Я...
      - Нет! Нет! - взмолилась Юкио. ( Не говори этого. Прошу тебя. Я этого не вынесу...
      - Но почему?
      - Потому что, - лицо ее казалось перекошенным от ярости, - я тебе верю.
      Николас чуть было не рассмеялся от облегчения.
      - Разве это так плохо?
      - Ты не понимаешь? - Лицо Юкио было совсем близко от него, - Я чувствую, что сейчас умру. Я не готова...
      - Неправда! - Николас встряхнул ее так, что волосы упали ей на лицо и задрожала нижняя губа. - Просто ты этого не знаешь.
      - Я не могу.
      Юкио почти рыдала. За их спинами раздалось мерное гудение лодочного мотора, и их ноги ощутили вибрации. Все вокруг окутывал густой туман, и Николас не видел даже того места, где, наверное, по-прежнему стоял торговец и продавал сладкий тофу.
      - Я связан обещанием. - Николас решил переменить тему. - Я сказал, что приеду.
      - Но ты имеешь право передумать. Никто не заставляет тебя туда ехать. - В голосе Юкио звучала мольба.
      - Я обещал это самому себе, - мягко возразил Николас. - Я должен узнать, что Сайго делает в Кумамото.
      - Но почему? Почему это так важно? Какое это имеет значение для нас с тобой? Почему ты не можешь просто выбросить это из головы? Такой пустяк.
      - Нет. - В его голосе слышалось отчаяние. - Это совсем не пустяк.
      Николас не знал, как ей это объяснить. Как, если он не был уверен, что может объяснить самому себе?
      - Это все из-за того поединка в додзё, - уверенно сказала Юкио. - Вы вцепились друг в друга, и ни один не хочет отпустить. Но вы же оба погибнете! Кто-то должен отступить... Почему не ты?
      - Это вопрос чести.
      Николас сам внезапно это понял, словно солнце поднялось из-за горизонта и его первые лучи взорвали ночной мрак.
      - О, не надо говорить о чести, - резко остановила его Юкио. - Это давно уже вышло из моды.
      "Как плохо она понимает жизнь", - подумал Николас
      - Для некоторых из нас это никогда не выйдет из моды.
      - Для самураев, - язвительно уточнила Юкио. - Для лучших сынов Японии, которые без колебаний вступают в бой и мечтают умереть смертью героя. - Она хрипло рассмеялась. - Так кому из нас не хватает чувства реальности? Вы оба ты и Сайго - бешеные псы, которые не успокоятся, пока не перегрызут друг другу глотки.
      - Но между нами есть разница, - заметил Николас - Большая разница. Сайго ненавидит во мне смешанную кровь; он не может смириться с тем, что я - человек с отвратительными европейскими чертами - люблю Японию, что я могу хоть в чем-то его превосходить, особенно в таком важном деле, как будзюцу.
      - А почему это, черт побери, так важно? Что общего имеет будзюцу с жизнью, с чувствами...
      - Как раз тебе-то и следовало это знать. - Николас сразу же пожалел о своих словах. Он увидел выражение лица Юкио и протянул ей руку. - Извини. Ты же знаешь, я не хотел...
      - Нет, Николас, ты хотел сказать именно это. И наверное, ты прав. Последние дни я была напугана, и ты видел, как я себя вела. Ты разбудил во мне чувства, на которые я была неспособна - так я всегда думала. Я и теперь еще... иногда мне хочется убежать от тебя и спрятаться навсегда. Я спрашиваю себя: можно ли ему верить? Может, ему нужно только мое тело? Но тогда я возражаю себе: ведь он уже подучил сполна, зачем ему во все это ввязываться? Значит, он говорит правду. Но тут же все во мне протестует. "Не верь ему, не верь". Прошлое умирает очень медленно, и его отголоски окружают меня со всех сторон. Когда ты говоришь со мной, я слышу твои слова, но в: глубине души передо мной встают совсем другие слова, тайные, словно невидимые иероглифы. Я начинаю сомневаться... какие из этих слов настоящие. - Юкио посмотрела на него. - Тебе это о чем-нибудь говорит? "
      - Думаю, что да.
      - Нет, ты не понимаешь. - Ее глаза светились в тумане. - Кажется, я пытаюсь сказать, что люблю тебя.
      Руки Юкио обвивали его шею. Николас совершенно не понимал, как они могли там оказаться. Разве еще минуту назад они не были внизу? Разве она с тех пор двигалась? Что произошло?
      Затаив дыхание, они соединились в бесконечно долгом поцелуе. Плотные облака плыли в холодном небе.
      Николас и Юкио отнесли вещи в небольшой ветхий домик, в котором продавали билеты на паром. Какой-то подросток взял у Николаса два железнодорожных билета, проштамповал и пробил их компостером в нескольких местах.
      - Следующий паром отправляется через семь минут. Даже здесь, в захолустном городишке, чувствовалась характерная для японцев любовь к точности.
      До отплытия Юкио вела себя необычно тихо. Но как только паром тронулся, ее задумчивость как ветром сдуло.
      - Наверное, в городе будет какой-нибудь новый спектакль, - весело сказала она. - Или... там можно взять скаковых лошадей. Мы могли бы покататься и устроить пикник.
      Словно ничего и не случилось там, на берегу. Но Николасу было не по себе.
      Они смотрели на пенистую дорожку, за которой, как далекая мечта, скрывался в тумане Симоносэки. Чайки с жалобными криками вились над кормой. Паром прошел совсем рядом с двумя рыбацкими лодками, покачивающимися на волнах. На их мачтах были развешены черные сети, будто какой-то сумасшедший натянул дырявые паруса. Мальчишка на одной из лодок приветливо помахал рукой, но никто на пароме ему не ответил.
      Николас перевел взгляд на Юкио. Ее голова была откинута назад, словно она пыталась уловить слабое солнечное тепло; черные волосы развевались на ветру. Легкая тень от подбородка падала на ее длинную шею. Твердые округлости грудей Юкио; ему это кажется или действительно ее набухшие соски проступают через кружево лифчика?
      - Как ты думаешь, почему Сацугаи боится полковника? Ветер подхватил ее слова и унес их в туман, к рыбацким лодкам, которые уже успели превратиться в смутные точки. Николас не был уверен, правильно ли он расслышал.
      - Я об этом не знал.
      Юкио повернулась и внимательно посмотрела на него.
      - Да? Ты хочешь сказать, что ничего не замечал? Впрочем, тут нет ничего удивительного. В конце концов, я провела с ним гораздо больше времени, чем ты.
      - Они часто спорят. - Николас облокотился на поручень, наклоняясь над водой, и почувствовал прикосновение ее руки.
      - Не делай этого. - Юкио засмеялась. - Если ты упадешь, мне придется прыгать вслед, а я терпеть не могу воды.
      - Воды и поездов.
      - Вода хуже всего. Нет, я ничего не имею против моря; мне даже нравится на берегу. Просто я ужасно боюсь приливов, откатных волн и всего такого.
      - Что касается Сацугаи, - продолжал Николас, - они противоположны по своим убеждениям. Но все это на уровне разговоров.
      - Ты можешь себе представить, что они встречались бы друг с другом, если бы не Итами и твоя мать?
      Николас смотрел на воду, темную и светлую одновременно.
      - Не думаю.
      - Правильно. Я знаю Сацугаи. Такая ненависть может объясняться только страхом, а Сацугаи не из тех, кого легко запугать, поверь мне. Значит, у полковника есть что-то действительно серьезное против Сацугаи.
      - Видимо, дело в том, что Сацугаи в свое время подозревали в военных преступлениях как члена дзайбацу. Ты знаешь об этих чистках, когда американцы пытались разрушить традиционные плановые структуры. Мой отец выступил тогда в защиту Сацугаи. Я не знаю подробностей, но в любом случае такой долг должен очень тяготить Сацугаи.
      - Да. Он гордится тем, что всего добился сам. Теперь он стал еще могущественнее, чем до войны. - Юкио покачала головой. - Подумать только этим, пусть отчасти, он обязан полковнику.
      - Родственные связи. Для моей матери это важнее всего; по сравнению с этим политика не имеет никакого значения. Кроме отца и меня, у нее есть только Итами. И они друг для друга готовы на все.
      Туман сгустился, и стало холодно. Время от времени паром давал гудок, резкий и скорбный. Чайки улетели, и уже нельзя было рассмотреть даже воду за бортом. Казалось, они летят по воздуху; густая белизна тумана окутывала их удушающей пеленой. Голоса с другого конца парома звучали странно, будто доносились до них через огромную бездонную пропасть.
      Неожиданно из густого тумана появились очертания берега, и с легким толчком паром ткнулся в причал. Николас подумал: как капитан смог найти дорогу в таком тумане? Послышался скрип канатов, потом раздался яростный собачий лай.
      Поездка в Кумамото показалась Николасу бесконечной, хотя она составляла лишь небольшую часть всего путешествия. Может, виной этому был густой туман. Николасу мучительно хотелось выяснить, что привело сюда Сайго. Теперь он уже не сомневался, что и Кансацу был этим обеспокоен, хотя сэнсэй никогда не сказал бы об этом прямо. Но что могло быть опасного в поездках Сайго на юг? И почему это волновало Кансацу? Поезд мчался по Кюсю, и эти вопросы грызли Николаса. Больше всего на свете он хотел бы знать на них ответы, но хотеть этого было, разумеется, бессмысленно; Вообще, бесполезно чего-то хотеть, как часто говорила Цзон. "Если ты очень хочешь чего-то, ты должен это сделать. Тот, кто сидит и ждет, ничего не добьется". Юкио, как обычно, была озабочена только одним. В пустом полутемном вагоне она подняла юбку и забралась к Николасу на колени; поезд так раскачивался, что им вовсе не пришлось двигаться.
      В старые времена над городком Кумамото господствовал каменный замок, возвышавшийся на высоком серо-коричневом холме, который с наступлением весны покрывался буйной зеленью. Теперь же этот замок, по-прежнему величественный, оказался в тени огромной промышленной зоны, раскинувшейся в долине. Дымовые трубы непочтительно, как неловко растопыренные пальцы, уткнулись в небо. В тот день, когда Николас и Юкио сошли с поезда, их верхушки были укрыты туманом.
      Странно, но сам город не оказался таким современным, как можно было предположить, судя по промышленному гиганту в его окрестностях. Здесь мало что напоминало о западном влиянии. Николас и Юкио встретили здесь традиционных японских одежд больше, чем за все предыдущее путешествие. Даже сквозь туман,, который наконец стал рассеиваться, был виден гористый пейзаж Кюсю. Со всех сторон вырисовывались темные очертания, бросая на землю волнистые причудливые тени.
      Они остановились в небольшой гостинице.
      - Здесь, - суетливый хозяин открыл двери в. их комнаты, - у вас будет прекрасный вид на гору Асо. - Он опустил на пол их сумки и подошел к окну в комнате Николаса. - Конечно, для этого нужен безоблачный день. Но завтра вы увидите если и не все пять пиков, то Накадакэ - наверняка. - Хозяин отвернулся от окна и потер ладони. - Это, знаете ли, действующий вулкан; он всегда курится. - Пухлая рука указала куда-то в туман за окном. - Во время извержения становится темно, как ночью, а вокруг сыплется зола и пемза. - Хозяин подошел к двери и взялся за ручку. - Можете себе представить?! - Он поцокал языком. Но мне грех жаловаться. Посмотреть на гору Асо каждый год приезжает много людей, а что бы я делал без туристов? - Он выразительно пожал плечами.
      Николас дал хозяину чаевые, и тот церемонно поклонился.
      - Буду рад вам помочь, чем смогу. - Он вышел, предварительно раскрыв дверь, соединяющую комнаты Юкио и Николаса.
      Николас позвонил Сайго, но не застал его и попросил передать, где он остановился.
      Они вышли в город и попробовали найти конюшню, но, похоже было, здесь не держали скаковых лошадей. Пообедать решили в крохотном ресторанчике на площади, обсаженной деревьями; птицы с криками порхали с ветки на ветку. Обед был безупречным, но Николас почти не ел; он чувствовал, что ему нужно подвигаться.
      После обеда они продолжали бесцельно бродить по городу, сворачивая с широких центральных улиц в маленькие переулки с их пестрыми лавчонками, густыми ароматами и шумными покупателями.
      В гостиницу возвратились вечером, когда уже смеркалось. Туман развеялся, и кобальтовый небосвод казался далеким и чистым. Николаса ожидала записка от Сайго: он обещал прийти к ужину.
      - Сколько мы здесь пробудем? - спросила Юкио, когда они переодевались; дверь между их комнатами оставалась открытой.
      - Не знаю. Я об этом не думал. А что?
      - Я хочу уехать отсюда. Больше ничего.
      - Но мы только что приехали.
      - Знаю, но мне кажется, будто мы тут уже целый год. Странный город.
      Николас рассмеялся, натягивая брюки.
      - Просто тебе здесь не нравится... Но, послушай, мы же далеко от воды. Он улыбнулся. - И я никак не смогу упасть за борт.
      Юкио тоже улыбнулась, но довольно неуверенно.
      - Да. Конечно. Но разве ты не заметил? Здесь какой-то странный воздух, как после пожара.
      - Это из-за нефтеочистительного завода, - объяснил Николас. - А может, это гора Асо. Я никогда раньше не был возле вулкана. Говорят, на Хоккайдо тоже есть вулкан.
      Сайго пришел в начале седьмого. Николас открыл ему дверь.
      - Что ж, Николас, я не... - Взгляд Сайго оторвался от глаз Николаса и скользнул за его плечо; лицо гостя внезапно побелело. - А она что здесь делает? - прошипел Сайго.
      Николас обернулся.
      - Юкио? Она решила поехать со мной. Разве ты не знал?
      Действительно, откуда он мог знать? Сайго сверкнул глазами и сердито уставился на Николаса.
      - Ты ведь нарочно это подстроил?
      - О чем ты?
      - Ты прекрасно знаешь. Не лги мне, Николас Она тебе все рассказала.
      Николас ощутил тепло ее тела у себя за спиной.
      - Я ничего ему не говорила, - ледяным тоном произнесла Юкио. - Но теперь, когда ты ведешь себя как обиженный мальчишка, - теперь ты сам, пожалуй, должен рассказать.
      - О чем рассказать? Эй, погоди.
      Сайго начал обходить его и приближаться к Юкио. Николас встал на его пути, уперевшись левым плечом в дверь. Юкио отступила в глубь комнаты.
      - Лучше расскажи, что все это значит. Сайго услышал в голосе Николаса скрытую угрозу и почувствовал, как у него от ярости вскипает кровь. Он сделал едва заметное движение правой рукой.
      Николас молниеносно подставил предплечье, и рука Сайго безжизненно повисла. Они находились очень близко друг к другу, и Сайго решил ударить ногой в колено противника. Николас стоял у дверного косяка, и от такого удара его колено разлетелось бы на мелкие осколки. Но он успел отступить, и нога Сайго с громким треском врезалась в дерево.
      Прежде чем Николас сообразил, что происходит, Сайго развернулся и бросился в коридор. Николас молча погнался за ним. Юкио подскочила к двери.
      - Николас! - закричала она и не раздумывая побежала вслед.
      Рыба-бабочка повисла у дна аквариума; ее крошечный рот открывался и закрывался, словно она пыталась съесть что-то за стеклянной стенкой. Пара проплывавших мимо гурами оторвала ее от этого сосредоточенного занятия, и бабочка укрылась за водорослями, которые медленно качались в потоке поднимающихся пузырьков.
      Они стояли в глубокой тени арки. На улице было тихо, и отчетливо слышался каждый шаг редких прохожих.
      - Чего ты ждешь?
      - Тише. - Николас считал про себя: "Двенадцать, тринадцать, четырнадцать".
      Из-за угла показалась молодая пара. Николас быстро посмотрел на мужчину и снова стал наблюдать за входом в магазин аквариумных рыбок, куда несколько секунд назад вошел Сайго. "Двадцать один, двадцать два, двадцать три". Досчитав до тридцати, он взял Юкио за руку и перевел через улицу.
      В задней части магазина тихонько звякнул колокольчик. Это было узкое помещение с голым дощатым подом; стены скрывались за стеклянными аквариумами разных форм и размеров. Только один или два из них были сухими и пыльными.
      Перед стеной, на которой были выставлены фильтры, прозрачные пластмассовые трубки и коробки с сухим кормом, на высоком табурете сидел худой старик с лицом серым, как вчерашний туман. Больше в магазине никого не было.
      - Здесь есть черный ход? - спросил Николас.
      - А? - Старик недоуменно поднял глаза. - Да, но...
      Николас и Юкио уже прошли мимо него и, миновав короткий темный коридор, вышли через маленькую дверь. Они оказались в тускло освещенном дворике с одним выходом.
      Николас и Юкио снова увидели Сайго только в следующем квартале. Он отчаянно петлял, и один раз, когда они, казалось, его уже упустили, у Николаса выступил пот на лбу: он подумал, что второго такого случая не представится. Но им повезло. Они заметили его в небольшой шумной толпе у газетного киоска, прямо перед собой. Трудно было сказать, случайность это или ловкий маневр. Но вопрос был в другом: почему вообще Сайго пытался ускользнув
      По небу плыла бело-голубая полная луна, огромная, как бумажный фонарь, предвестник зимних холодов. Плотные, словно шторы, облака искажали ее свет. Николас вынужден был то и дело останавливаться, чтобы оценить расстояние до быстро удалявшейся черной фигуры.
      Один раз Сайго обернулся; его лицо мелькнуло бледным пятном в свете луны, и Николас рывком затащил Юкио в подъезд. Он слышал ее учащенное прерывистое дыхание и громкие удары собственного сердца.
      Когда силуэт Сайго начал растворяться в глубине темной улицы, Николас схватил Юкио за руку, и они снова пошли. Неожиданно Сайго скользнул в узкую дверь довольно неказистого деревянного дома без окон. Исчез как ночной зверь.
      Несколько мгновений Николас, удерживая Юкио, стоял совершенно неподвижно в глубокой тени.
      - Пойдем, - сказал он тихо, и они пересекли улицу. На фасаде здания не было никакой вывески и никакого звонка. Ничего. Металлическая дверь, покрытая темно-красной эмалью. Николас взялся за медную ручку, почти не сомневаясь, что дверь будет заперта, но она легко открылась.
      Они оказались в большом вестибюле, в центре которого была широкая металлическая лестница. Ни на первом, ни на втором этажах Николас и Юкио не обнаружили никаких дверей - ничего, кроме свободного пространства.
      В здании било тихо, если не считать каких-то необычных вибраций, доходивших через грубый дощатый настил обширных пролетов.
      Они нашли одну дверь, закрытую на висячий замок, на третьем этаже. Юкио закашлялась и поспешно закрыла рот рукой: в воздухе висела мелкая пыль. Их охватило странное чувство - сознание вины за свое непрошеное вторжение, смешанное со смутным беспокойством, какое может возникнуть ночью в доме с привидениями.
      - Я хочу уйти отсюда, - прошептала Юкио, потянув Николаса за руку.
      - Тс-с.
      Николас медленно направился к запертой двери. Ему показалось, будто... Но он не был уверен, что разглядел это в полумраке. Он подошел ближе - да, на двери был нарисован черный круг, вдоль которого располагались девять черных ромбиков, а посередине - иероглиф комусо.
      Николас напряг память: где он видел этот знак? Да, конечно, это была рю. Но какая? Он видел этот символ совсем недавно, в Токио. Наверное, это местный филиал - или...
      Внезапно он отошел от двери и схватил Юкио за руку. - Пойдем, - Николас побежал, увлекая ее за собой. Они бежали по пустынным улицам. Николасу казалось, что они остались совсем одни в кошмарном лабиринте ночи, из которого нет выхода. Кровь тяжело стучала в его висках, и все тело пронизывала дрожь. Его мысли путались, и Николас почти не слышал слов запыхавшейся Юкио.
      Он узнал знак на той двери и понял вдруг, почему он приехал к Сайго и что его могло ожидать.
      Вернувшись в гостиницу, Николас отвел Юкио в ее комнату.
      - Ты мне ничего не объяснишь?
      - Чуть позже, - Он был поглощен своими мыслями. - Прими душ и отдохни. Подожди меня.
      - Но ты ведь не уйдешь снова? - с тревогой спросила Юкио. - Я не хочу оставаться одна.
      - Не волнуйся. Я буду рядом.
      Войдя к себе в комнату, Николас подошел к окну. Было совершенно темно, но ему казалось, что он видит белое облачко над вулканом Накадакэ, пятым пиком горы Асо.
      Теперь Николас понимал, почему Сайго ездил так далеко: подобных рю не было в районе Токио. В его ушах звучали слова Кансацу. В Японии есть много рю. В них учат самым разным вещам, и не всегда можно легко отличить добро от зла.
      Неудивительно, что Сайго так старался замести следы. Это вполне естественное поведение для ниндзя, одним из которых он теперь стал. Нет, это не какой-то местный филиал, это - центр. "Ниндзя не связаны бусидо", - сказал Кансацу, и это было правдой. Но искусство ниндзюцу может быть разным. Добро и зло. Красное и черное. Кансацу рассказал об этом Николасу перед его отъездом из Токио. "Самая страшная школа черного ниндзюцу - Кудзи-кири. Эта техника по-китайски "танец девяти рук" - лежит в основе многих подлинных и мнимых достижений ниндзюцу; говорят, это последние остатки магии во всем мире. Ты уже сам понял, что иногда граница между воображением и реальностью может исчезать". Тогда Кансацу показал Николасу символ школы Кудзи-кири. Это был тот самый знак, который несколько минут назад Николас видел на двери склада.
      Он слышал, как в соседнем номере льется вода в ванной и раздевается Юкио.
      В душе Николаса зародилось подозрение, и чем больше он об этом думал, тем сильнее оно становилось. Знал ли Кансацу, что ждет Николаса в Кумамото? Вероятно, он только догадывался об этом. Но какое вообще он имел к этому отношение?
      Внезапно у Николаса возникло неприятное чувство, будто им управляют какие-то силы, о существовании которых он даже не подозревал. Очевидно, Кансацу рассказал ему далеко не see. Но почему?
      Луна вырвалась, наконец, из плена облаков и теперь свободно плыла по небу. Весь мир был залит голубоватым холодным светом. На горизонте вырисовывался конус вулкана, словно бледный зонтик какого-то взрыва в замедленном кино. В воздухе неподвижно висели мелкие частички вулканической пемзы.
      Николасу казалось, будто чья-то неумолимая рука уже прочертила линии его жизни. Как он сказал сегодня Юкио, он был связан обещанием. С самой первой встречи он и Сайго стали врагами. Николас еще не знал, почему так произошло, но он должен был с этим считаться. Что теперь делать? Он знал. Он знал, и это пугало его.
      Шум воды давно стих. Николас встал, открыл дверь в комнату Юкио и остановился на пороге. Свет был погашен, и не было слышно ни звука.
      Николас тихо позвал Юкио.