Кагами не успел даже отвернуться. Удар, умело нанесенный остро отточенным краем, был таким неожиданным, что он едва успел осознать, что произошло.
      Первой мыслью Кагами было защитить свои гениталии, поэтому он не оказал никакого реального сопротивления. Огромный золотой веер взмывался в воздух снова, снова и снова. Кагами вскрикивал каждый раз, когда он впивался в его тело, но по-прежнему не хотел убрать руки, прикрывающие место между ног.
      Тело женщины надвигалось на него, словно смрад подземелья, принесенный ветром в безоблачный летний день. Казалось, она заполнила собой всю комнату, забирая свет и воздух. Словно она поглотила собой все вокруг, не оставив ничего, кроме абсолютного мрака.
      Кагами отпрянул, согнувшись и дрожа. Боль растекалась по всему его телу. Он пришел в ужас от того, как много крови было вокруг, как тяжело стучало его сердце, каким сморщенным стал его пенис, прикрытый ладонями.
      Затем веер с коротким свистом снова сверкнул в воздухе. Кагами выпучил глаза и широко раскрыл рот. Он почувствовал удар стали по шее со стороны шейных позвонков.
      Кагами наконец понял конечную цель этого нападения, и все содрогнулось в нем. Подняв руки, он всеми силами попытался отразить неистовую атаку. Веер? Рассудок его мутился. Веер?! С трясущейся головой он начал карабкаться по скользким плиткам. Что угодно, только бы выбраться отсюда, только бы спастись.
      Какими ничтожными казались ему теперь все его проблемы с женой, с Тосиро. Здесь речь уже шла о первобытной необходимости бороться за свою жизнь, за Жизнь! Я не хочу умирать! Я должен спастись!
      Пытаясь отбиться от своей мучительницы, он взмахнул руками. Но был не в форме, и, кроме того, у него перед глазами стояла жуткая картина: то, что он увидел у нее между ног. Кагами отчаялся. Он знал, кто был перед ним, хотя вся логика, все его традиционные представления о жизни и смерти кричали ему, что такого не может быть.
      Кагами понимал, с кем имеет дело. Ему казалось, что происходящее - ночной кошмар, от которого он уже никогда не проснется. И все же он продолжал бороться, потому что надежда - это единственное, что у него оставалось! Он цеплялся за жизнь, прижимал ее к себе и ликовал от сознания, что все еще существует.
      Остро отточенные лезвия веера снова ударили по нему, и даже то небольшое количество кислорода, которое еще просачивалось в его задыхающееся горло, иссякло. Хлынула кровь, и его легкие заработали сначала отчаянно, а затем все прерывистее, по мере того как наполнявший их углекислый газ распространялся по всему телу.
      Веки Кагами задрожали, глаза сошлись на переносице. Он все еще видел перед собой ее ужасное лицо. Беспомощные пальцы скользили по его покрытому потом телу, словно по песку. Разум, угасавший последним, пытался еще продолжить борьбу, не понимая, что тело, которому он принадлежал, уже погружается в беспробудную и бездонную пустоту.
      Падая во мрак, Кагами еще раз взглянул на это лицо, на котором была отражена такая жгучая ненависть, словно взгляд мог убивать сам по себе, и беспредельная ярость этой силы заставила еще раз содрогнуться его умирающее тело. Пальцы, сведенные судорогой, сжались.
      Но это был бесполезный жест, внутри у него все разрывалось. Глаза его закатились, выкатившиеся белки слепо уставились на мокрый кафель. Все. Только дрейфующий туман и ручьи крови, медленно стекающие в водосток - в центре уже пустой комнаты.
      Нанги встал и неуклюже отошел на своих несгибающихся ногах от стола, где шли переговоры. Это служило сигналом для перерыва в заседании.
      Пока Томкин тяжело поднимался и выходил из комнаты, Николас прошел к одному из высоких окон, откуда хорошо было видно Синдзюку. Потоки дождя падали вниз на море зонтов, срывая последние нежные соцветия сакуры и разбрасывая их вдоль водосточных канав и парковых дорожек, и они смешивались с грязью под ногами прохожих. Отсутствующим взглядом Николас смотрел на окутанный туманом город. Три с половиной часа они просидели здесь, в кабинете Сато, за закрытыми дверями, сцепившись, словно в смертельной схватке: Сато, Нанги, их поверенный Судзуран, Масуто Иссии, вице-президент по торговым операциям и правая рука Сато, и три начальника отделов, а с их стороны - Томкин, его советник по производству Грэйдон и он, Николас. Начинался час "пик". Залитые огнями улицы Токио были переполнены людьми, спешащими домой или на ужин в какой-нибудь ресторан.
      Здесь же, наверху, в огромном офисе Сато, время, казалось, остановилось. Николас тяжело вздохнул. Порой он думал, что иметь дело с японцами - нелегкое испытание. Их нежелание принять хоть какое-нибудь решение - обычная тактика вести переговоры - иногда переходило все границы. Терпение терпением, но Николас был уверен, что еще недели, если не месяцы, Сато и Нанги будут так же пережевывать вопросы, обсуждавшиеся в первые полтора часа сегодняшней встречи.
      Какая-то надежда на перерыв в заседании появилась, когда час назад начальники отделов: Ойто, вице-президент по закупкам, Кагами, вице-президент по финансам, Сосуро, вице-президент по научно-исследовательской работе, рассыпаясь в извинениях и дважды раскланявшись, покинули комнату переговоров.
      Когда Сато жестом руки подал знак заместителям, Николас воспрянул духом. Он надеялся, что переговоры вот-вот достигнут нужного уровня, поскольку японцы обычно чувствуют себя куда увереннее, зная о поддержке своих помощников. А теперь оставалось исключительно только высшее руководство.
      Но то, что последовало за этим, окончательно разочаровало его: разгорелась очередная бесконечная дискуссия вокруг да около одних и тех же вопросов, вызывающих разногласия. Один из них касался финансовых противоречий между "Сфинксом" и "Ниппон мемори". Другой же несколько сбивал с толку самого Николаса, потому что до начала переговоров его не проинструктировали на этот счет.
      Вопрос стоял о том, где следует строить завод-изготовитель компании "Сфинкс-Сато". Томкин потратил почти полтора года на составление, сравнивая графики строительства, анализ погодных условий, материально-техническое обеспечение производства и транспортировки, и настаивал на том, что завод следует строить в Мисаве, на земле, принадлежавшей "кэйрэцу".
      В этом маленьком городишке на северо-западе Хонсю - главном японском острове - единственным соседом завода будет американская военная база.
      Но в самом начале переговоров Сато сообщил, что этот кусок земли уже предназначен для расширения "кобуна" их "кэйрэцу" "Нива минерал майнинг".
      Спор был бесконечным, и ни одна из сторон не могла склонить к своему мнению другую. От этого с ума можно сойти, подумал Николас. Обычно вопросам подобного характера не придавалось такого большого значения. И он был уверен, что при других обстоятельствах они сумели бы переубедить Сато и Нанги. И его собственное терпение сыграло бы здесь не последнюю роль.
      Но он прекрасно помнил разговор с Томкиным непосредственно перед тем, как они покинули гостиницу, чтобы сесть в присланный за ними лимузин.
      Его удивила бледность Томкина, но тот презрительно пропустил мимо ушей вопрос о самочувствии. "Желудочный грипп, - сказал он. - Если бы ты дристал всю ночь, посмотрел бы я на тебя после этого".
      - Главное, сохранять спокойствие, что бы там ни случилось, - посоветовал ему Николас. - Они из шкуры будут лезть, лишь бы замедлить ход дела и увильнуть от прямых ответов. А сами будут нас постоянно подзуживать. Они вывернут нас наизнанку, чтобы узнать, из какого мы теста. А заодно проверят, как сильно можно на нас надавить. - Он пожал плечами. - Обычная японская тактика.
      Изможденное лицо Томкина было так близко от него, что Николас почувствовал тошнотворный запах, поднимающийся из его бунтовавшего желудка.
      - Значит, ты сделаешь что-нибудь, чтобы вытряхнуть из этой, как ты говоришь, их "привычной ситуации", слышь, Ник? Мне наплевать, как ты будешь это делать, просто сделай, и все. Я не из тех слабаков, которые едут в Японию клянчить чего-нибудь.
      - Хорошо. Тогда от нас потребуется, что называется, их пересидеть. Я ведь говорил уже, самое главное - терпение. Именно это качество, они считают, не присуще иностранцам. Не волнуйся. Я добьюсь от них того, что нужно.
      Тут голос Томкина переменился, и он вцепился в руку Николаса, словно ребенок.
      - Нет, нет, - задыхаясь, говорил он. - Ты не понимаешь, Ники. У нас совсем нет времени. Дело нужно уладить до следующей недели. Это крайний срок. Казалось, он заглядывал внутрь себя. - Я... у меня есть обязательства, я не могу их нарушить. Здесь огромные суммы денег... Ссуды, которые нужно давать... Оплаты, которые нужно осуществлять... И кроме того... Долги, которые нужно возвращать. - Затем, словно опомнившись, он снова посмотрел на Николаса. - Ты же не подведешь меня, Ники? Только не теперь. Ну же, ты ведь почти мой зять.
      Услышав, что Томкин вернулся, Николас отвернулся от залитого дождем окна. Николас почувствовал, что тот стоит за его спиной.
      - Пора, Ники, - шепнул ему Томкин. - Я почти уломал Нанги. Чертовы ослы!
      - Еще ничего не ясно, - сказал Николас. - Они останутся верными себе. Это вопрос вре...
      Но Томкин уже схватил его за лацканы пиджака.
      - Сейчас, Ники. Мы не можем ждать. Ты это знаешь не хуже меня. Ты же читал отчеты! Нас сожрут заживо, как только мы вернемся домой.
      - Тогда давай отдадим им Мисаву. Мы ведь можем построить...
      - Нет! - Голос Томкина стал резким. - Мисава даже не подлежит обсуждению. Что бы ни случилось. Ты понял?
      Николас бросил быстрый взгляд на своего босса.
      - С тобой все в порядке? Может, вызвать доктора?..
      Томкин поморщился.
      - Проклятая японская зараза. Что снаружи, то и внутри. - Он смачно выругался, словно желая рассеять этим тревогу Николаса. - В чем дело, Линнер? Ты что, считаешь, я не могу отличить грипп от другой болячки?
      Николас смотрел на него пристально еще с минуту, а затем кивнул.
      - О'кей. Садись за стол, я подойду через минуту. Хочу прийти последним. Молчи и дай мне вести дальнейшие переговоры.
      - А что ты собираешься говорить?
      - Ты что, не любишь сюрпризов?
      - Нет, когда речь идет о миллионах и миллионах долларов, - пробурчал Томкин, но все же послушался Николаса.
      Он снова смотрел на расплывчатый в туманной дымке за окном город. Он ни о чем не думал. В комнате, за его спиной, было спокойно. Запах табачного дыма от новой сигареты, зажженной Нанги. Тихое жужжание кондиционера. Больше ничего.
      Стратегия... Он вспомнил изречение из книги Мусаши. Вопрос, который ждал ответа, это нечто вроде "Быть или не быть?". Учитель говорил, что, если ты в бою применяешь катана, что бы ты ни делал: прыгал, боролся, отражал натиск врага, - ты должен в каждом своем движении рубить его. И если ты делаешь все правильно, но у тебя нет внутреннего ощущения, что ты рубишь неприятеля, толку от твоих маневров будет мало.
      Николас сделал три глубоких вдоха. Повернулся и пошел к столу переговоров, где его терпеливо ждали шесть человек. Теперь он знал, что он должен делать, но ему еще нужно было разгадать тактику японцев, прежде чем решить, как это делать.
      Он посмотрел на Нанги, который легко постукивал сигаретой по краешку керамической пепельницы, словно дирижер, призывающий к порядку собравшийся оркестр.
      - Похоже, мы сегодня далеко продвинулись, - сказал он ничего не выражающим голосом.
      Сато тут же закивал головой.
      - Знаю по опыту, заключать сделки нелегко. Вначале пути друг к другу кажутся нам закрытыми, затем они совсем неожиданно открываются. Думаю, мы успешно продолжим наши дальнейшие переговоры.
      Николас с неподдельным интересом наблюдал за происходящим. Ему приходилось сталкиваться с подобной тактикой раньше. Она называется "медведь и барсук", и он был хорошо с ней знаком. Еще в Нью-Йорке, в рекламном агентстве Сэма Голдмана, он предложил именно эту стратегию, чтобы уламывать клиентов. И она неплохо срабатывала. Голдман тогда выступал в роли "медведя" - человека жесткого, а сам Николас с блеском представлял покладистого "барсука". И клиенту инстинктивно хотелось склонить Николаса на свою сторону.
      Не успел Томкин и рта открыть, как Николас сказал:
      - Насколько я понимаю, мы окончательно зашли в тупик. Я согласен с Нанги-сан. Не думаю, что продолжение дискуссии принесло бы сейчас ощутимую пользу.
      - Вы хотите сделать перерыв? - не веря своим ушам, спросил Сато, настолько ошарашенный, что забыл принятую вежливость.
      Николас кивнул.
      - Если у вас нет каких-нибудь конструктивных предложений, лучше разойтись и немного поостыть.
      Идея заключалась в том, чтобы смешать роли: став на сторону "медведя", давать отпор "барсуку".
      - Мне кажется, - тихо сказал Сато, - что перерыв оставит нас на прежних позициях. И боюсь, при следующей встрече мы будем еще более далеки от решения проблемы. Мы будем оказывать куда большее сопротивление друг другу.
      - Думаю, нам не нужна конфронтация, - осторожно сказал Николас. - Мы пришли сюда, чтобы вместе работать для обоюдной выгоды. - Он сделал паузу, ожидая, что Томкин вклинится в разговор со своим заявлением о срочном запуске производства микросхем. Но тот молчал. - На сегодняшний день мы все осознаем необходимость быстрого создания "кобуна" "Сфинкс-Сато", - продолжал Николас. Приходится отметить, что несколько раз была обнаружена, м-м... скажем так, скрытая деятельность вокруг наших основных филиалов в Коннектикуте и в Силиконовой Долине. Честно говоря, ситуация, в которой мы сейчас находимся, подобна вашей, здесь, в Японии. Поверьте, мы маленькая компания - с огромным потенциальным ростом. Но нас вытесняют три или четыре гиганта, готовые отдать половину своей прибыли за последние пять лет, лишь бы заполучить новую микросхему "Сфинкса", полностью программируемую микросхему оперативной памяти случайного доступа.
      - Если у вас проблемы с сохранением тайны деятельности компании, - сказал Иссии, попадаясь на крючок, - то вы ведь понимаете, мы и пальцем не пошевельнем, чтобы вам помочь. Особенно после скандалов в прошлом и позапрошлом году. - Конечно, он имел в виду сотрудников самых известных японских компаний по производству компьютеров, пойманных при попытке промышленного шпионажа в Силиконовой Долине.
      - Вы совершенно неправильно меня поняли, - сказал Николас, умышленно внося нотку раздражения не только в свои слова, но и в тон, которым они были произнесены. - Я только хочу сказать, что если попытки шпионажа против нас начались еще в Америке, то вполне естественно, и даже разумно, ожидать, что подобная ситуация возникнет и здесь. Помимо Мисавы, которая была бы лучшим вариантом для нашего совместного предприятия, есть еще маленький, но вполне достаточный участок земли в промышленном поясе Кэйо, в префектуре Тиба.
      Иссии кивнул. Он чем-то напоминал медведя своей грубоватой красотой: короткие щетинистые волосы, умные карие глаза. Пиджак, казалось, вот-вот треснет на его мощной грудной клетке.
      - Там наша лучшая площадка.
      Нанги хитро улыбнулся, чувствуя, куда клонит этот гай-дзин.
      - Иссии-сан совершенно прав. Как вы знаете, Кэйо построен на участке земли, отвоеванном у Токийского залива. Он находится недалеко от центра города, основных офисов и заводов "Сато петрокемиклз". Значительно упрощаются отгрузка и транспортировка, а потому более высокая стоимость недвижимости окупится с лихвой. - Нанги откинулся на спинку кресла, довольный тем, как развиваются события.
      Но только Николас сумел прочитать это на его внешне непроницаемом лице, уловив еле заметную мимику. Он выдержал небольшую паузу и сказал, адресуя свои слова непосредственно Нанги:
      - Как раз это больше всего меня и беспокоит, Нанги-сан. Близость Кэйо к Токио. Не может не тревожить, что наш завод будет практически окружен более сильными и могущественными конкурентами. Концерн Сато-сан не может нанять достаточное количество людей и обеспечить полную безопасность. Да мы и не хотим, чтобы он это делал. И затраты, и дополнительные хлопоты вряд ли пойдут на пользу производительности нового "кобуна". В то время как, я говорю просто для сравнения, если мы поместим наше предприятие в Мисаве - маленьком северном городке, находящемся далеко от основных промышленных центров, - то единственными нашими соседями будут "Нива" и военная база США, а они, насколько я понимаю, не представляют никакой угрозы для секретности чипа "Сфинкса".
      Николас посмотрел на листы бумаги, лежащие перед ним, словно они имели какое-то отношение к тому, что он говорил.
      - А что касается земли для "Нивы", джентльмены, то я переговорил с мистером Томкиным, и он - поскольку в результате слияния "Нива" станет одной из наших родственных компаний, за благосостояние которой мы тоже несем некоторую ответственность, - согласился финансировать приобретение нового земельного участка. Так что в любом случае расширение "кобуна" не будет сорвано. - Он сделал выразительный жест, наблюдая за вытянувшимися лицами японцев. - Не представляю, что может быть лучше, чем...
      Шум за дверью кабинета заставил его замолчать. Возбужденные, встревоженные голоса, затем, заглушая мужские, послышался высокий женский. Уже не голос, а вопль. Вдруг дверь распахнулась, и мисс Ёсида, спотыкаясь, вбежала в комнату. Видимо, что-то случилось. Пряди черных волос выбились из ее безупречной прически и в полном беспорядке падали на ее бледное и перекошенное тревогой лицо.
      Ёсида подбежала к Сато и начала что-то шептать. Сначала Нанги, который все еще не мог прийти в себя после заявления Николаса, не обращал на нее никакого внимания. Он был слишком разъярен. Но по мере того, как мисс Ёсида продолжала что-то шептать, а лицо Сато становилось все более землистым, старик не на шутку встревожился и отвел от Линнера презрительный взгляд.
      Он ничего не сказал, но внимательно посмотрел на мисс Ёсиду. Ее глаза обеспокоенно бегали по комнате, не останавливаясь ни на ком.
      Через минуту Сато обратился к Иссии:
      - Пожалуйста, передайте Котэну, что он мне нужен.
      Затем, когда помощник ушел, он склонился к уху Нанги и начал быстро говорить по-японски. Лицо старика окаменело, потом он отшатнулся от Сато, словно тот его ужалил. Нанги повернулся к присутствующим:
      - Простите нас, джентльмены. Но сейчас я вынужден завершить сегодняшнюю встречу. Пожалуйста, зайдите к мисс Ёсиде и назначьте день следующей нашей встречи.
      Но ладонь Сато уже лежала на его руке.
      - Если вы не против, Нанги-сан, я попрошу Линнера-сан нас сопровождать.
      "Что?.." - Нанги проглотил свое восклицание, которое, как он сам понимал, грубо нарушало железный этикет, принятый устоявшимися традициями переговоров. Он просто хотел сказать, что происшедшее не касается никого из гайдзинов и опасно впутывать кого-либо в их неприятное дело. Но его учили никогда не спорить на глазах у посторонних с членами семьи, не важно где - на службе или дома. Поэтому он промолчал.
      - Линнер-сан, - начал Сато, - произошла ужасная трагедия. Я знаю о вашем искусстве. - Николас запротестовал было, но Сато поднял руку. - Не возражайте. Но прежде, чем я посвящу вас в дело, пообещайте, что все увиденное и услышанное вами будет сохранено в строжайшей тайне.
      Николас понимал, что ему оказывают честь, прося о помощи, и только хотел было утвердительно кивнуть, как Томкин резко сказал:
      - Никто из моих сотрудников не имеет права давать одностороннего обещания. Возможно, то, о чем вы просите, нанесет ущерб "Томкин индастриз". Мистер Линнер не может дать такого обещания.
      - Я могу дать честное слово, - сказал Николас, - и я его даю, Сато-сан: никто ничего не узнает, никто из посторонних.
      - Включая полицию?
      - Что, черт побери, здесь происходит? - заорал Томкин. - Что вы затеваете? Полицию в наши дела вмешивать нельзя, никого нельзя! - Он встал. - Все, Ник, мы уходим.
      Николас не двигался. Он и Сато не отрываясь смотрели друг на друга.
      - Вы просите о многом, - сказал Николас.
      Мисс Ёсида стояла теперь позади Сато. Томкин приутих.
      - Хай, - кивнул Сато. - Да. Но не больше, чем может попросить один член семьи у другого. Вы же понимаете, что мы теперь семья.
      - Хай, - кивнул Николас в ответ. - Мое слово остается в силе. Это относится ко всем нам.
      - Так, так, - покачал головой Томкин, - я в этом деле не участвую. Ник, если ты думаешь, что... - Он оборвал фразу, не выдержав взгляда Николаса, излучавшего некую мощную силу, и молча опустился в кресло.
      Николас снова повернулся к Сато.
      - Томкина-сан это тоже касается.
      Сато снова кивнул: "Хорошо". Он встал.
      - Пожалуйста, следуйте за мной.
      У лифта их встретил Иссии и великан с иссиня-черными волосами, уложенными в замысловатую прическу "итёмагэ", что указывало на то, что он был ёкодзуной, обладателем высшего титула в "сумо".
      - Котэн, - представил им своего телохранителя Сато.
      Сато остановил всех в коридоре, перед дверью в парную. Пар был уже выключен, но Сато все же предложил им снять пиджаки. Мисс Ёсида аккуратно сложила их и повесила на левую руку. Она встала около двери как часовой, со странным остекленевшим взглядом. Вокруг никого.
      - Господи Иисусе! - воскликнул Томкин, когда увидел тело, распростертое на кафельной скамье.
      - Пожалуйста, осторожнее, здесь много крови, - сказал Сато, и они встали по периметру комнаты. - Труп Кагами-сан нашли только что, и поэтому мисс Ёсида прервала нашу встречу.
      Нанги стоял молча, слегка опираясь на свою трость.
      - Вы видите его щеку? - спросил Сато. - Я имею в виду левую.
      Томкин удивленно посмотрел на Сато: он был в панике от увиденного.
      - Что-то не похоже, чтобы вы сильно расстроились.
      Сато повернулся к нему.
      - Он мертв, Томкин-сан. Это карма. Не в моих силах вернуть ему жизнь. Но он работал с нами много лет, и мне будет его недоставать. Скорбь остается в душе, и здесь это хорошо понимают. Томкин отвернулся и засунул руки в карманы. Сато с минуту молча смотрел на него, потом обратился к Николасу:
      - Линнер-сан. - Тон его голоса был совершенно спокоен.
      Николас стоял неподвижно с того самого момента, как увидел труп. Он не мог отвести глаз от левой щеки Кагами.
      - Мне кажется, это похоже на иероглиф, - продолжал Сато.
      - Я вижу только кровь, - отрезал Нанги. - Ему нанесли по меньшей мере дюжину ударов.
      Не говоря ни слова, Николас осторожно по забрызганным кровью плитам пересек комнату. Повсюду растекались густые кровавые лужи, но он двигался так легко и осторожно, что не задевал их. Томкин уже видел эту особую, по-кошачьи мягкую, походку, когда к нему в офис пришел Сайго с намерением убить его.
      Николас достал носовой платок и осторожно промокнул сгусток крови на левой щеке Кагами.
      Нанги издал хриплый возглас:
      - Иероглиф.
      - Что все это значит? - спросил Томкин.
      - У-син, - ответил Николас. Он не верил своим глазам. Кровь стучала у него в висках, как молот по наковальне. Он ощутил сильное головокружение, реальность ускользала от него.
      - Это на китайском, я знаю, - заметил Сато. - Точнее, на древнекитайском. Но не видя четкого написания иероглифа, не могу сказать точно, что он обозначает.
      Николас обернулся; лицо его стало бледным. Кроваво-багровый знак предвещал несчастье.
      - У-син, - медленно проговорил он, - это особая серия ритуальных наказаний китайского уголовного права.
      В комнате воцарилось молчание. Сато посмотрел на распростертое тело своего друга и коллеги, потом перевел взгляд на Николаса и спросил:
      - Значит, он не последний?
      Николас кивнул. В его глазах была мука. Он не представлял, что ему когда-нибудь придется говорить нечто подобное. Николас не мог оторваться от иероглифа, вырезанного на человеческой плоти, от этого зловещего знака, вызывающего ужас насмешкой убийцы.
      - Это "мо", - сказал он, - татуировка на лице. А также - первое из наказаний с нанесением увечий, искусству которых обучают в "Тэнсин Сёдэн Катори". - Резкая сердечная боль пронзила его, не было сил смотреть на иероглиф, он с трудом произнес: - Это школа ниндзя, я сам из нее вышел.
      Николас уже собрался идти в номер к Томкину, когда раздался телефонный звонок - тонкая ниточка между ним и Жюстин. Ее далекий голос, искаженный электроникой:
      - Я страшно по тебе соскучилась, Ник. Уэст-Бэй-Бридж без тебя совсем другой. Лучше жить в чужой стране, но рядом с тобой.
      - Япония - не чужая страна, - не раздумывая, возразил он. - Скорее родная.
      - Даже теперь? Ведь прошло столько времени...
      Он уловил нотки ужаса в ее голосе, но было уже поздно:
      - У меня японская душа. Я говорил тебе об этом при первой нашей встрече. Внешне я, может, и похож на отца. Но внутри... внутри у меня "ками" матери. Я не могу с собой ничего поделать. Да мне и не хотелось бы.
      Оба замолчали, но даже жужжание линии было не в состоянии скрыть от него ее тревожное дыхание.
      - Ты ведь не захочешь там навсегда остаться, правда? - детским тоненьким голоском спросила она. Он рассмеялся.
      - Навсегда? Боже мой, конечно, нет. Что это тебе пришло в голову?
      - Ник, ну разреши мне приехать! Я могу вылететь уже сегодня вечером. Обещаю, не буду тебе мешать. Просто мне хочется быть рядом. Обнять тебя.
      - Жюстин, - сказал он так нежно, как только мог, - нельзя. У меня очень много дел. У нас с тобой не будет времени.
      - Даже ночью?
      - Это же не работа "с девяти до пяти".
      - Ты мне нравился больше, когда ничего не делал.
      - Но теперь я счастливее.
      - Ник, пожалуйста, разреши мне приехать. Я не буду...
      - Нет. Нет. Нет. Я скоро вернусь.
      Гудение в трубке продолжалось, колыхалось, словно "ками", и непрерывно нарастало.
      - Если честно, Ник, мне просто страшно. Я все время вижу один и тот же сон: что-то вроде... предчувствия. Я боюсь, с тобой случится что-нибудь ужасное. А я останусь здесь... - Голос ее прервался. - Тогда не останется никого.
      - Жюстин, - сказал он спокойно, - все идет хорошо, и так же хорошо будет идти дальше. Как только я вернусь, мы поженимся. Ничто этому не помешает. Жюстин молчала. Он старался не думать об убийстве Кагами. - Жюстин...
      - Я все слышала. - Она говорила так тихо, что трудно было различить слова.
      - Я люблю тебя, - сказал Николас и положил трубку. Что еще сказать? Он не знал. Жюстин непредсказуема. Ему чужды ее завихрения, ночные страхи, ему трудно понять ее власть над ним, потому что он совсем другой.
      - Ник, что, черт побери, здесь происходит? - Бледный Томкин стоял в коридоре, прислонившись к двери, ведущей в ванную комнату. - Я приехал в Токио заниматься исключительно бизнесом, а нас тут втягивают в какое-то странное ритуальное убийство. Если бы я хотел поглазеть на это, я поехал бы в Южную Калифорнию.
      В ответ на неудачную шутку Томкина Николас слабо улыбнулся и сел на угол огромной кровати. Они вернулись в "Окуру" поздно вечером, и никто из них не ел с завтрака, состоявшего из чашки чая и тостов, причем Томкина тут же вырвало.
      - Давай сначала поедим, - предложил Николас. - А поговорить можно потом.
      - Черта с два, - возразил Томкин и, пошатываясь, вошел в спальню. - Мне кажется, ты знаешь больше об этом... как ты его назвал?
      - У-син.
      - Ну да. Ты же эксперт. Вот и объясни мне.
      Николас провел пальцами по волосам.
      - По традиции, существует пять наказаний, назначаемых в зависимости от тяжести преступления. Каждое последующее наказание суровее, чем предыдущее.
      - Ну и чем все это грозит "Сато петрокемиклз"?
      - Я не знаю.
      Некоторое время Томкин пристально смотрел на Николаса, затем медленно прошел к платяному шкафу и натянул потертые джинсы и голубую рубашку. Обувшись в черные мокасины ручной работы, он спросил:
      - Ты, наверное, голоден как зверь?
      Николас взглянул на него.
      - А ты?
      - Если честно, меня тошнит от одного только вида еды. У меня пониженная температура, и ничего удивительного в этом нет. Само пройдет. - Он помолчал. Не смотри на меня так. Ты напоминаешь мне мою мать. Я в полном порядке.
      Зазвонил телефон, и Томкин снял трубку. Какое-то время он с кем-то тихо разговаривал, затем положил трубку.
      - Это Грэйдон. Спрашивал разрешения съездить в Мисаву к сыну. Мальчишка служит там на военной базе. Он военный летчик и будет впервые испытывать эти новые Ф-20, которые мы только что закупили. Я думаю, Грэйдон беспокоится, что это опасно.
      - Он совершенно прав, - сказал Николас. - Эти сверхзвуковые реактивные машины разместили всего в трехстах семидесяти пяти милях от Тихоокеанского побережья Советского Союза и от Владивостока.
      Томкин пожал плечами.
      - Ну и что? Какой тут вред?
      - Ф-20 могут нести ядерное оружие. Русские боятся их как огня. Отсюда и наращивание советских вооруженных сил на Курилах в вызывающих тревогу масштабах.
      - На Курилах?
      - На Курильских островах. Их там целая цепь, к северу от острова Хоккайдо. На нем в тысяча девятьсот семьдесят шестом году проводили Зимние Олимпийские игры. Фактически они соединяют юго-восток России и Японию, как ступеньки. Курилы были японской территорией, пока не были захвачены - и, как говорят японцы, незаконно - в тысяча девятьсот сорок пятом году. Естественно, они хотят их вернуть.
      Николас поднялся с кровати.
      - По последним сообщениям, на Курилах в настоящее время сосредоточено более сорока тысяч русских солдат и офицеров. Совсем недавно туда переброшена эскадрилья из двенадцати сверхзвуковых истребителей-бомбардировщиков МиГ-21, которые заменят устаревшие МиГ-17, уступающие по своим техническим данным Ф-20. У них воздушная база на Эторуфу или, как они его называют, Итурупе.
      - О, ты неплохо осведомлен в политике.
      - Все, что касается Японии, Томкин, - спокойно возразил Николас, касается и меня. Ситуация серьезная, и у Грэйдона есть все основания для тревоги. Надеюсь, ты разрешил ему уехать на уик-энд: у нас в программе на завтра только свадьба, а переговоры раньше понедельника не возобновятся.
      - Он уже покупает себе билет, - улыбнулся Томкин. - Надеюсь, ты меня одобряешь?
      - Если сын Грэйдона не вернется из этого полета, твоя совесть будет спокойна: ты разрешил Грэйдону повидаться с сыном.