Жизнь должна обрести некие очертания. Ее уделом было мщение. Акико подумалось, что в прошлой жизни она была каким-то зловещим созданием, ибо ее злая карма не ослабевала и в нынешней. И вот теперь этой мрачной гармонии угрожал Николас Линнер. Наверное, она знала это с того мига, когда впервые воочию увидела его у "Дзян-Дзяна". Он сумел растопить сердце, которое, как она полагала, было сделано из гранита и льда. В своей самонадеянности она считала, что уж ее-то любовь не коснется.
      Но она ошиблась.
      Рыдая на футоне, одна в доме своего мужа и своей жертвы, она молила всесильного Будду только об отпущении грехов и о смерти. Ибо от мысли - о Будда! о это знание! - что она могла полюбить как любой другой смертный, на нее накатывали волны ужаса. Она же пустила свою жизнь по определенному руслу, веря в особое свое предназначение.
      Но теперь боль, пронизывавшая ее душу насквозь при мысли о Николасе Линнере (или говоря проще, постоянно), швыряла ее в горнило откровения. Потому что она поклялась уничтожить его.
      Она подумала, не отказаться ли ей от своего обета, не попытаться ли обрести благословенный покой. Как ей хотелось, чтобы все это кончилось.
      Но потом она раздвинула обнаженные бедра и пристально посмотрела вниз, на нежную кожу на их внутренней стороне. Там извивались огненные рогатые драконы - цветная, невероятно искусная татуировка. И она поняла, что покой и любовь не ее удел. Ибо Кёки пометил ее душу так же, как и ее плоть. И попытки отступиться были безнадежным делом.
      Просто у нее была передышка, затишье в бурю, и она вкусила от радостей иной жизни. "Гири" связывало ее сердце и дух. То, что начато, должно быть доведено до конца.
      Она снова подумала о Сайго, как он стоит, сильный и красивый, на той лесной полянке на Кюсю, и солнечные лучи опаляют его плечи, серебрят волосы. Как его присутствие изменило всю ее жизнь!
      Она поднялась и побрела по безмолвному дому. Он казался уже давно мертвым, толстые снопы солнечных лучей бились в закрытые окна, словно прося, чтобы их впустили. Но это был дом мертвых, и солнце отныне не властно здесь.
      Акико плыла по комнатам, словно хотела в последний раз запечатлеть в сознании каждое помещение и каждый предмет. Она трогала их, переставляла. И наткнулась на маленький магнитофон, которым пользовался Котэн, когда подслушивал разговоры ее мужа.
      Перемотав пленку и включив воспроизведение, Акико услышала все, что Феникс рассказал Сато.
      Дождь барабанил по ротэнбуро, бил по их плечам и макушкам. Кожа их делалась сморщенной. Но никто не чувствовал прикосновения капель.
      Вдали за завесой дождя то вспыхивали, то гасли манящие янтарные огни рыбацких лодок, а Николас и Сато тащили труп Феникса, мало-помалу извлекая его из теплой воды.
      - Амида! - прошептал Сато под шум дождя и поспешно выкарабкался из бассейна, прикрывая срам какой-то тряпицей, и отправился искать на мокрой черной земле еще одну такую же.
      Со всей возможной быстротой он вернулся к ротэнбуро, возле которого лежал ниндзя. Щиколотки его были скрещены, руки широко раскинуты. Сато положил небольшой квадратик ткани на чресла Феникса.
      - Как это унизительно, - прошептал он, опускаясь на корточки рядом с Николасом. Больше кругом не было ни души благодаря дождю. - Негоже так вот умирать.
      - Да, уж он выбрал бы другую кончину. Посмотри-ка сюда, - сказал Николас. Черная и зияющая дыра обезобразила затылок Феникса. - Такое не сделает ни один самурай.
      Сато печально опустил глаза на труп, побелевший и раздувшийся, заливаемый дождем.
      - Это могло быть казнью КГБ. - Его голос слегка дрожал. - Мой двоюродный брат одно время был в военной полиции. Он знал все о таких вещах и рассказал мне. Пуля в мозг - это русский стиль.
      - Кто бы это ни сделал, - заметил Николас, - мастер он замечательный! Ведь этот человек был ниндзя-сэнсэем.
      Сато схватился за голову.
      - У него были сведения для нас. Возможно, он утратил бдительность. Он был убежден, что Советы не знают о его поисках.
      - Его, должно быть, захватили врасплох здесь. В противном случае он бы никогда не погиб. Он явно сражался в поединке с профессионалом. Они были здесь и поджидали его.
      Сато поднял голову. Его глаза, окаймленные красными ободками, смотрели растерянно.
      - Но как?!
      Николас знал ответ, и тот ему не нравился.
      - Если предатель в "кэйрэцу", то, возможно, он находится еще ближе. Внутри "кобуна".
      - Чепуха, - сказал Сато. - Никто из моего "кобуна", ни одна живая душа, не знал, куда я собираюсь. Феникс звонил мне домой. Там были только вы. Акико...
      - И Котэн.
      - Котэн?! - Глаза Сато округлились. - О, Будда, нет! - Потом он поразмыслил. - Он был со мной последние три или четыре раза, когда звонил Феникс. - Сато покачал головой. - Но даже с учетом этого я прилагал все усилия, чтобы оставаться в одиночестве, когда мы разговаривали.
      - Вы хотите сказать, что он не имел ни малейшей возможности подслушать?
      - Ну, нет. Я хочу сказать... - Сато ударил кулаком о ладонь. - Котэн - это сэнсэй "сумо", по самой древней его разновидности - боевому "сумаи". Феникс знал его и доверял ему! - Он поднял глаза к небу и воскликнул: - Мухон-нин!
      Между ними медленно курился пар, поднимавшийся от еще теплого тела Феникса, и казалось, что эта витиеватая многоцветная татуировка, покрывавшая его плечи и спину, поднималась вместе с паром, продолжая жить отдельно от тела.
      - Он должен поплатиться! - сказал Сато. - Он знает, куда Феникс должен был привести нас. И я заставлю его рассказать нам!
      Он поднялся и побежал, Николас не успел остановить его. За уступчатой дорожкой ротэнбуро огни рыбачьей флотилии исчезли, и теперь только омут мрака норовил поглотить их. Раскачивающиеся на деревьях фонарики вокруг бассейна потускнели за завесой косого дождя, некоторые уже погасли, их задуло нараставшим ветром.
      - Сато-сан! - кричал Николас на бегу.
      Но это было бесполезно. Ветер сдувал слова с губ, да и вообще Сато не собирался прислушиваться к голосу разума. "Тэндзи" было слишком важно для него, и время осторожничать прошло.
      Николас мчался через пустошь между камфарными деревьями, росшими вдоль ведущих к бассейну аллей. Не было слышно ни звука, только стон ветра и тяжелое биение дождя.
      Николас был предельно сосредоточен, когда ворвался в тускло освещенную раздевалку. Котэну, мастеру "сумо" и еще более опасного "сумаи", понадобилось бы меньше трех секунд, чтобы разделаться с Сато, и поэтому Николас был очень встревожен.
      Это и было единственным объяснением тому, почему он слишком поздно почувствовал чье-то тайное присутствие, да и тогда его насторожило движение тени, которое он заметил краем глаза.
      Он увернулся вправо, закрутившись волчком, и едва успел пригнуться. Николас почувствовал дуновение ветерка и услышал звук, похожий на назойливое жужжание насекомого. Мимо что-то пролетело. Тихое "с-с-санк" за спиной, чуть левее, помогло определить, откуда бросили сюрикен. Ниндзя! Это означало, что преследуемый Фениксом зверь, этот мухон-нин, который бежал из "Тэнсин Сёдэн Катори-рю", все еще находился здесь. Стало быть, еще оставался шанс спасти "Тэндзи" от гибели и уберечь его от русских!
      Николас повиновался своим инстинктам. Его напряженные мышцы блестели, покрытые капельками воды и пота. Он двинулся на противника, задумав как можно быстрее подобраться вплотную, чтобы свести на нет преимущества сюрикена.
      Вертясь и извиваясь, он мчался по лабиринту тоннелей ротэнбуро; он скользил, а порой и полз, все время помня, что нельзя двигаться ритмично. Дважды он слышал совсем рядом жужжание сюрикена и удвоил усилия, поняв по звуку, что его настигают. Положение было аховое и с каждой секундой ухудшалось. Где Сато? Его отсутствие мешало сосредоточиться, а отвлекаться на что-либо во время поединка крайне опасно.
      Скользя, Николас обогнул ряд железных шкафчиков, думая только о том, как бы добраться до своего, в котором лежал его дай-катана. И тут его на миг ошеломил ощутимый удар в плечо. Он от души выругал себя, продолжая скользить вперед, делая вид, будто буксует на мокром полу. Огромная тень пронеслась прямо над его головой.
      Николас развернулся, вслепую махнув правой рукой. Локоть на что-то наткнулся, а ребро ладони с хрустом обрушилось на чье-то тело. Николас услышал натужное кряхтение и звук тяжелого падения где-то слева. Он изогнулся, вывернув голени, и стал в позу хризантемы, вновь обретя опору и силы, а потом обрушил град ударов на невидимую фигуру, полулежавшую в темноте за шкафчиками.
      Николас обрадовался, услышав звуки ударов плоти о плоть, и приступил к серии блокирующих движений. Вдруг он почувствовал удар по голове, над самым ухом, а когда снова вытянул руки, тень исчезла.
      Шатаясь, Николас поднялся и лихорадочно напряг все органы чувств. Он инстинктивно вошел в "гёцумэй но мити" и обнаружил дух ниндзя. Тот удалялся от Николаса. Почему же?
      Он нашел ответ, и его сердце тревожно сжалось. Испустив клич "киаи!", от которого сотряслись стены ротэнбуро, Николас стремительно помчался по темным комнатам вдогонку за этим сеятелем ужаса.
      Сато не застал в ротэнбуро никого. Где же Котэн? Где этот мухон-нин? Сато пылал от гнева, будто солнце. Он скрежетал зубами, охваченный острым чувством, что его предали. Гнев выбрасывал в кровь адреналин.
      Он выбежал в ночь, под беснующийся ливень. Вокруг не было ни души, даже хозяев. "Котэн! - хотелось закричать ему. - Я хочу убить тебя медленно, так, чтобы я мог смотреть тебе в лицо, когда жизнь будет оставлять тебя!"
      Он выбежал на стоянку. Две-три машины еще стояли под фонарями. Сато вытер глаза, чтобы более отчетливо разглядеть их. В машинах никого не было. Потом зоркий взгляд Сато остановился на том автомобиле, который они взяли напрокат, чтобы доехать сюда из аэропорта.
      Котэн!
      Сидит в царственном молчании. Небеса разверзлись, а он совсем сухой. Не задумываясь, Сато бросился к машине, скользя на мокром гудроне и едва не искалечив спину. На миг он затаил дыхание, потом поднялся с колена и со стоном преодолел расстояние, отделявшее его от мокрого автомобиля. На этот раз он и впрямь крикнул:
      - Котэн!
      Он схватился за хромированную рукоятку и рывком распахнул дверцу. Раздался резкий механический щелчок, похожий на хруст сучка в лесу, и в ночное небо взмыл оранжево-багровый огненный шар. Машина вздулась, распадаясь на горячие искореженные обломки стадией мельчайшие острые осколки стекла. Огонь в мгновение ока поглотил резиновый манекен на переднем сиденье.
      Раздался резкий звук, словно выстрел из пушки, а потом черный шлейф густого дыма, маслянистый и извивающийся, взмыл к небесам, где бушевала гроза.
      Тело казалось огромным, этакое грузно осевшее животное, отбрасывающее густые тени на камни вокруг. Повсюду, будто звезды, сверкали осколки стекла, крошечные радуги взметались над ними, смешиваясь с сиянием ламп дневного света над головой.
      Трое мужчин в форме городской полиции Рэйли стояли вокруг, делая записи, а четвертый, сунув голову и торс в одну из полицейских машин и выставив наружу зад, передавал что-то по рации.
      Две машины с подкреплением, истошно визжа тормозами, остановились рядом, из них вылезли полицейские и принялись устанавливать барьеры, преградившие путь растущей толпе зевак.
      Гарри Сондерс, сержант, который говорил по рации, кончил докладывать капитану и, бросив микрофон на сиденье, пятясь, выбрался из машины. Когда он брел обратно к трем своим коллегам, лицо его покрыла сеточка глубоких морщин.
      - Можете сжечь эти свои блокнотики, - сказал он им, подходя. - Тут без толку что-нибудь записывать.
      - Что ты хочешь этим сказать? - спросил Боб Сантини, продолжая строчить в отрывной блокнот.
      - Сейчас приедут другие и заберут у нас это дело. Капитан говорит, теперь нам тут делать нечего.
      Сантини вскинул голову и сердито посмотрел на Сондерса.
      - Ты хочешь сказать, что мы должны умыть руки, когда убили человека?
      Сондерс пожал плечами.
      - Забавно, что ты говоришь это, потому что я и сам задал капитану тот же самый вопрос! - Он поморщился. - Знаешь, что он мне сказал? Ничего хорошего, мол, не выйдет, как мы ни старайся. - Он указал пальцем на труп. - У этого несчастного сукина сына нет никаких отпечатков пальцев, вообще нет никакой биографии. Он ничто, эдакий здоровенный жирный ноль.
      - Привидение, значит, - сказал Эд Бейн. - Что ж, любопытно.
      - Удовлетворяй свое любопытство в другом месте, - сказал Сондерс, - потому что, когда мы уберемся отсюда, ни даже наши жены, ни твоя любовница, Бейн, не должны знать, что тут стряслось.
      - Ах ты, мать твою, - сказал Спинелли с деланным негодованием. - Уж и в постели поболтать нельзя. Ну, и что же вы мне прикажете делать, когда я натрахаюсь?
      - Делай то, что и всегда, мудак, - сказал Бейн. - Переворачивайся на бок и спи себе.
      Сондерс повернул голову.
      - Ладно, заткнитесь-ка, клоуны, - сказал он вполголоса. - К нам гости пожаловали.
      Все как один повернули головы и увидели какую-то фигуру в просторном плаще, идущую по коридору. Это зрелище им совсем не понравилось.
      - Ох, Боже милостивый, - тихо сказал Спинелли, - да это же баба, мать ее...
      - Джентльмены, - сказала женщина, подходя, - кто у вас здесь старший?
      - Сержант уголовной полиции Гарри Сондерс, мадам, - ответил Сондерс, выступая вперед.
      - Успокойтесь, сержант, - сказала она, обратив к нему бесстрастное лицо. Я не собираюсь запускать лапу в ваш виноградник. - Женщина быстро огляделась. - Прикасались к чему-нибудь?
      - Никак нет, мадам!
      - Он так и лежал, когда вы нашли его?
      Сондерс кивнул и сглотнул слюну, сердясь на себя за то, что у него пересохло во рту от взгляда этой женщины.
      - Могу я спросить, откуда вы... м-м-м... где вы, собственно, служите?
      Она отвернулась, внимательно оглядев место, где лежал труп.
      - Вы можете спросить об этом у своего капитана, сержант Сондерс. Вероятно, он удовлетворит ваше любопытство охотнее, чем я.
      Сондерс стиснул зубы, чтобы ненароком не отпустить какое-нибудь замечание, а стоявший поодаль Спинелли ухмыльнулся.
      - Сержант, ваша помощь мне больше не понадобится. - Она опустилась на колени рядом с трупом. - Почему бы вам и вашим людям не отойти к заслону и не помочь сдержать толпу? Я вас позову, если возникнет нужда.
      - Слушаюсь, мадам, - сказал Сондерс с преувеличенной вежливостью и, резко повернувшись, кивнул остальным. Те молча последовали за ним по гулкому пассажу к своим машинам с сияющими красными мигалками.
      Когда они ушли, Таня Владимова убедилась, что правильно опознала труп с первого взгляда. Это и в самом деле было тело Джесса Джеймса. Она быстро открыла маленькую сумочку и принялась искать отпечатки пальцев на окровавленном стеклянном осколке, который все еще торчал из груди Джеймса. Впервые она позволила себе задаться вопросом, где и что сорвалось. Ей не было нужды долго ломать голову над ответом. Просто глупо было оставлять Аликс Логан в живых. Глупо, а с точки зрения безопасности - еще и безрассудно. Но мужчины слабы, подумала она, даже такой могущественный умница, как К. Гордон Минк. Ведь именно Минк в конце концов настоял, чтобы Аликс оставили в живых, несмотря на настойчивые возражения Тани. И ведь не человеколюбие всему виной, а то, что она была его постоянной любовницей, и он по выходным тайком летал к ней в Ки-Уэст, когда все думали, будто он катается на своей парусной яхте по Чесапикскому заливу. Эта Аликс Логан, подобно Шахерезаде, опутала Минка своими чарами и благодаря этому получала все новые отсрочки в исполнении приговора.
      - Пожалуйста, замрите на месте, господин Линнер. - Он увидел дуло автомата, черное и невероятно большое. - Если вы пошевелитесь, я открою огонь на поражение.
      Он не хотел давать понять, что знает русский язык, поэтому приблизился на шаг. Ночная тьма взорвалась еще раз, и кусок асфальта с шумом пролетел над землей, рассыпаясь на мелкие осколки так близко, что они впились в лодыжки и голени Николаса.
      - Я же знаю, что вы меня понимаете, господин Линнер. Следующий выстрел снесет вам макушку.
      Слева от него, завалившись набок, лежали искореженные остатки взятого им напрокат автомобиля. Дымок вился вокруг его искореженного остова, будто клубок змей, выпущенных из клетки.
      Тело Николаса судорожно сжалось, когда он услышал глухой взрыв. Это была реакция животного, спасающего свою шкуру. Выбежав на темную улицу, он увидел, как затухает огненный шар. Обгоревшие останки Сэйити Сато тлели на гудроне, его разорвало на три части. Дождь хлестал сгоревшую плоть и сожженный металл, черными ручьями растекался вовсе стороны.
      Николас тотчас нырнул обратно, спрятавшись под сенью кедровых карнизов ротэнбуро. Но русский все равно отыскал его. У него был острый глаз и еще более острый слух. Николас подозревал, что это был тот самый человек, который расправился с Фениксом после того, как Котэн вывел его из строя.
      У него был "АКЛ-1000" - одна из новейших моделей автомата Калашникова, короткий, двуствольный, стрелявший осколочными противопехотными пулями, такой маленький, что вести огонь можно было одной рукой. Николас был совершенно беспомощен. Поэтому он вышел из укрытия под дождь.
      - Так-то оно лучше, - произнес голос все еще по-русски. - Теперь мне не придется гадать, где вы.
      - Из такой пушки можно палить и наугад, - ответил Николас.
      - Вот именно.
      Теперь Николас видел его: высокий мужчина с квадратными плечами, вероятнее всего, военный, судя по выправке и походке, в длинном плаще, подпоясанном черным ремнем. Он был без головного убора, и Николас видел его лицо, ярко освещенное сиявшими над головой фонарями. Нос с горбинкой, брови, которые с годами разрастутся и станут самой примечательной деталью его довольно красивого лица. Но сейчас такой деталью были светло-голубые, широко поставленные глаза.
      Русский улыбнулся.
      - Мне интересны умные люди... не важно, каковы их идеологические заблуждения! - Он любезно кивнул. - Петр Александрович Русилов.
      - Я ждал Проторова.
      В этот миг слова были единственным оружием Николаса, и он был намерен использовать их с максимально возможной выгодой. Лицо Русилова вновь сделалось суровым и отрешенным, дружелюбного выражения как не бывало.
      - А что вам известно о Проторове?
      - А как вы узнали, что я говорю по-русски? - задал Николас встречный вопрос. - Давайте-ка поделимся сведениями!
      Русский сплюнул и махнул автоматом.
      - Вы не в том положении, чтобы торговаться. Выходите-ка на свет.
      Николас повиновался. Он почувствовал движение позади себя, в дверях дома, и мгновение спустя появился Котэн. Он преобразился. В тусклом свете казалось, что его внушительная фигура стала еще больше. Чудовищно широкие плечи сгибались под тяжестью невероятно мощных мышц. Когда он вышел из-под навеса крыши, с которого падали капли дождя, Николас увидел, что он несет на плечах какое-то тело.
      Он легко трусил со своей ношей, передвигаясь короткими семенящими шажками и стараясь не заслонять Николаса от Русилова. Наконец он положил тело к ногам русского, словно охотничья собака, принесшая хозяину дичь.
      - Ниндзя ни в чем не виноват! - В устах Котэна русская речь звучала странно. - Этот тип, - он повел плечами в сторону Николаса, - нанес ему слишком много ударов.
      Русилов даже не опустил глаз.
      - Ты нашел то, что нужно?
      Котэн показал туго скатанный кожаный мешочек. В его громадной ладони тот казался совсем крошечным.
      - Это выпало из него, когда он помер! - Котэн рассмеялся писклявым пронзительным смехом, заметив нерешительность русского. - Не бойся, возьми. Он протянул Русилову мешочек на ладони. Тот казался ничуть не больше, чем когда был зажат в кулаке. - Дождь отмыл его до блеска.
      Свободной рукой Русилов проворно сунул скатанный мешочек в карман. "Вместе с ним мы упустили и "Тэндзи", - подумал Николас, вспоминая слова Сато: "Раскрыв "Тэндзи", они станут достаточно сильными, чтобы уничтожить всех нас". Что же такое "Тэндзи", если проникновение в него любой иностранной державы было чревато мировой войной? Николас понял, что должен выяснить это, и как можно скорее.
      Взгляд черных глаз Котэна скользнул по Николасу.
      - Мне о нем позаботиться?
      - Держись от него подальше, - резко сказал Русилов.
      Котэн сердито посмотрел на него.
      - Вы только что унизили его, Петр Александрович, - сказал Николас.
      - Вы оба слишком опасны, чтобы стравлять вас друг с другом.
      - В самом деле? - Этот разговор начинал забавлять его. Откуда, черт побери, может этот оперативник из КГБ так много знать о нем? - У вас, разумеется, не может быть досье на меня. Я - частное лицо.
      - О? - Темные брови Русилова приподнялись. - Тогда что же вы здесь делаете?
      - Мы с Сато-сан друзья... были друзьями, равно как и деловыми партнерами.
      - Только и всего-то? - Голос русского был полон издевки. Не было никакого смысла топтаться на месте.
      - Эта бомба в автомобиле была предназначена не только для Сато? У вас не могло быть никакой уверенности, что, открывая дверцу, он будет у машины один.
      - Если бы вы вместе сгинули, было бы лучше. А поскольку мы получили вот это! - Он похлопал по карману, в который опустил мешочек. - Нам не нужен ни один из вас. Если бы наш агент был перехвачен...
      - Фениксом или мной...
      - О, я думаю, Котэн нашел бы какой-нибудь способ остановить вас. Но, как я уже сказал, если бы наш агент был перехвачен, то нам пришлось бы захватить вас.
      - Если вы хотите жить, - заметил Николас, - то вам лучше застрелить меня прямо сейчас.
      - Я это и намерен сделать.
      - Тогда вам никогда не узнать о модификациях, которые мы недавно произвели в "Тэндзи".
      - Мы? - В голосе Русилова впервые прозвучала неуверенность.
      - А почему же, по-вашему, концерн "Томкин индастриз" объединяет одну из своих компаний с "Сато петрокемиклз"? Могу вас заверить, что не ради своего удовольствия.
      - Вы лжете, - сказал русский. - Я ничего об этом не знаю. "Конечно, не знаешь, - подумал Николас. - Но ты не уверен. И если ты не доставишь меня к Проторову, это может оказаться серьезной ошибкой. Времени в обрез, ошибаться никак нельзя".
      - Стало быть, есть вещи, которых вы не знаете!
      В школе его обучали красноречию. Подобно тому, как "киаи" используется в качестве боевого клича, чтобы запугать, а в некоторых случаях и сковать своего противника, существует еще и "ити", более утонченная его разновидность. Сейчас "ити" можно было перевести как "позиция", то есть возможные достижения, которых способен добиться говорящий при помощи интонации и модуляций голоса. Овладеть этим искусством чрезвычайно сложно. При этом "ити" зачастую подвержено влиянию внешних обстоятельств, над которыми обладатель "ити" не властен, а посему это искусство оказалось почти полностью утраченным. Акутагава-сан, помимо всего прочего, был сэнсэем "ити", видевшим в Николасе способного и старательного ученика.
      - А я-то уж начал было думать, что господин Проторов всеведущ.
      Николас подумал, что как раз "ити" и могло бы сейчас спасти ему жизнь.
      - Убей его, - зарычал Котэн. - Пристрели его сейчас, или я прикончу его за тебя.
      - Успокойся ты, - сказал Русилов. За все время, пока шел разговор, он ни разу не отвел глаз от Николаса. Лейтенант качнул головой. - Идите сюда, товарищ Линнер, - сказал он на фоне прокатившегося с востока на запад раската грома, ударившего над самой головой. Дождь обрушился на них, посеребренный светом фонарей. - Ладно, похоже, ваше желание все-таки сбудется.
      И Николас подумал: "Проторов!"
      Осень - зима 1963 - весна 198?
      Кумамото. Асама когэн. Швейцария
      Это история о том, как Акико спасла жизнь Сайго, и как он воздал ей за добро. Осень 1963 года была холодная и ненастная - то шел унылый дождь, а то и снег, серебристый, преждевременный и умирающий на земле, словно выброшенная на берег рыба.
      На Кюсю, куда Сунь Сюнь отправил Акико проходить следующую степень обучения, крестьяне, стоя на грязных деревянных лестницах, наматывали на стволы своих драгоценных деревьев изящные коконы из вымоченной марли, чтобы спасти их от грубых прикосновений зимы.
      Они начали делать это необычно рано, да и скверная погода наступила рано в этот год, предвещая суровую зиму, о чем негромко и сокрушенно поговаривали в округе с тех пор, как за одну ночь лето исчезло как дым.
      Туман окутывал Кюсю такой густой пеленой, что до самого въезда в город Акико не могла разглядеть ни вулкан Асо, ни гигантскую трубу большого индустриального комплекса, раскинувшегося по долине на северо-запад от города.
      Она сразу невзлюбила Кумамото. В далекие феодальные времена место, возможно, обладало неким очарованием, но сейчас, когда Япония сделала невероятный экономический скачок вперед, синеватый налет промышленной копоти, покрывающий старые здания, лишь наводил на размышления о том, какой тихой заводью был в прошлом Кумамото.
      И все же Акико сдалась сама себе, чтобы остаться здесь в школе "каньакуна ниндзюцу". Ее символом был круг с девятью черными алмазами внутри. В центре на свободном месте помещалась идеограмма комусо. И едва она ее увидела, как поняла - "кудзи-кири". Черное ниндзюцу.
      У нее возникли трудности, несмотря на личный знак Сунь Сюня, прикрепленный к ее рекомендательному письму. Сэннин, человек с топорным лицом, почти болезненно худой, заставил ее ждать полдня прежде, чем вызвал к себе в кабинет.
      Правда, он рассыпался в извинениях. Акико ничего не могла прочитать в его глазах - в них не было и намека на то, что отличает человеческое существо от прочих живых творений природы. Склонившись перед ним на стареньком тростниковом татами, она ощутила печаль, в причинах которой не могла бы разобраться сейчас. Потом она с некоторым Удивлением поняла, что скучает по Сунь Сюню, что какая-то часть ее существа не хотела покидать его теплый и удобный дом.
      Однако более сильное и более настойчивое желание увело ее т комфорта и тепла: ее карма, ее предназначение быть здесь, именно здесь, это она знала твердо и несомненно.
      Повиновение - вот все, что оставалось ей.
      Сэннин со своей стороны с первого взгляда отнесся к ней с неодобрительным пренебрежением и молча клял ее бывшего сэнсэя за то, что тот добился своего. Не могло быть и речи о том, чтобы выгнать ее, хотя сэннин больше всего желал именно этого.
      Единственная его надежда, пожалуй, заключается в том, чтобы сделать жизнь и обучение для этой женщины невыносимо тяжкими и морально и физически. Он внутренне содрогался при одной мысли о ее присутствии здесь, о том, что ее "ва" нарушит привычный порядок и ритуал.
      Уже сейчас он ощущал идущий от нее чисто женский ток души, для него это был болезненный прорыв в единении сил, над которым он и те, кто ему подчинялся, трудились так долго и упорно.
      Однако он улыбался любезно, как только мог, и, внутренне ликуя, передал ее на попечение ученика, который по крайней мере выпроводит ее из Кумамото.
      Сэннин не мигая наблюдал за тем, как она в соответствии с этикетом поклонилась и выпрямилась. Глядя, как она отступает, он еще раз порадовался, что нашел наилучшую возможность позаботиться о судьбе новой воспитанницы: Сайго ее уничтожит.
      Не в буквальном смысле, конечно, случись такое, сэннин потерял бы уважение Сунь Сюня, чего он, разумеется, не мог допустить. Нет, нет. Если он знает своих учеников, то сделал правильный выбор. В демоне, который оседлал Сайго, было нечто особенное и пугающее, его когти впились так глубоко, что сэннин оставил всякие попытки устранить его.
      Пусть Призрак - под этим именем Сайго был известен нескольким сэннинам выпроводит нежеланную женщину отсюда; ей не останется иного выбора. Достоинство не пострадает. Сунь Сюнь не сможет ни в чем его обвинить, а женщина вернется к тому, для чего она больше подходит - чайная церемония или, быть может, аранжировка цветов.
      Когда Акико пришла к нему в додзё и сообщила о поручении, какое ему дается, Сайго понял, сколь низкое положение занимает он в глазах сэннина. Никудышная работа, мрачно думал он, взяв женщину-ученицу за руку. Он посмотрел на нее с гневом и негодованием, внезапно вспыхнувшими в нем.
      Со своей стороны Акико сразу догадалась, что она попала в лапы к тигру. Ее "ва" противодействовало леденящему контакту с враждебными эманациями Сайго, но она знала, что ее задача - выдержать: она должна победить его, а затем одного за другим - всех в "рю".
      После полудня в этот день Акико большую часть времени наблюдала за ним, когда он повел ее в "рю" - своего рода мир внутри мира, скрытый от всех даже в центре промышленного города, в котором было полно грязных бараков без окон.
      Когда они завершили свой обход, возле них уже не было ни других учеников, ни сэннинов.
      - Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, - сказал он ей, - пока я отлучусь по делу.
      Она кивнула в знак согласия.
      - Не произноси ни слова, пока меня не будет, и особенно когда я вернусь.
      - А что случилось?
      Не говоря ни слова, он сильно ударил ее по лицу. Акико покачнулась и упала на бок. Сайго стоял над ней, расставив ноги, его тело было полностью расслаблено.
      - У тебя еще есть желание задавать вопросы? - Он произнес это издевательски грубо, и Акико невольно вздрогнула, но не произнесла ни звука и не сделала ни одного движения.
      Сайго невнятным бормотанием выразил удовлетворение и удалился.
      Оставшись одна, Акико немедленно впала в синки. Это прежде всего означало держать свой тандэн - часть существа, которую одни сэнсэи называли вторым мозгом, а другие - центром контроля за рефлексами - выключенным. Таким путем она отторгла себя от области, где была жгучая боль. Момент сильной концентрации - и она больше не чувствовала этой боли. Медленно поднялась и направилась к двери, через которую вышел Сайго.
      Она ощутила движение его души за мгновение до того, как дурная эманация превратилась в физическое действие. Она легко могла уклониться от удара. Но что хорошего вышло бы из этого? Гнев Сайго сильнее разгорелся бы, и он мог причинить ей еще большее страдание.