- Но вас, я вижу, это не отпугнуло.
      Теперь она жалела, что расплакалась при его появлении.
      - Мне слишком нравилась ваша работа. Вы очень самобытны во всем, что касается теории рекламного дела. Это бесценное качество! - Он на мгновение отвернулся, сделавшись похожим на маленького мальчика. - В общем, я думал, что смогу приручить вас. Я считал это своего рода ответом на вызов. - Его глаза вновь уставились на нее. - Я бы отдал все, что угодно, за возможность начать все сызнова.
      - И поэтому вы преследуете меня?
      Он покачал головой и покрепче уперся ногами в дно, когда высокая волна перевалила через коралловый риф возле мыса и покатилась в их сторону.
      - Не только. Я убедился, что в конторе без вас пустовато.
      Когда накатила волна, вода поднялась до подбородка, и их бросило друг к другу.
      Нанги закинул больные ноги на шезлонг, откинулся назад и устремил взор в просторы Южно-Китайского моря, набегавшего на бледно-желтый берег Шек-О. Он был на южном конце острова Гонконг, ближе к Абердину, чем к Центральному району - средоточию всей деловой жизни этой колонии британской короны. Шек-О был одним из четырех или пяти районов Гонконга, где жили истинно богатые обитатели этого города, приютившего и толстосумов, и жалких бедняков.
      Но за те полтора года, что он прожил здесь, положение изменилось. Во-первых, снесли прекрасную гостиницу в бухте Отпора, чтобы возвести на ее месте новый квартал высотных домов. Нанги жалел об этом не только потому, что провел много дней на широкой веранде этой выстроенной в колониальном стиле гостиницы, попивая чай и улаживая дела. Он грустил при мысли о том, что былые нравы уходят в прошлое, а солнечные безмятежные деньки омрачены жаждой наживы, порождением строительного бума, охватившего Гонконг в конце семидесятых годов, когда колония в течение пяти или шести лет развивалась ускоренными темпами.
      Вот почему он переехал сюда. Из-за развала всей системы недвижимости. Именно это превращало снос гостиницы в бухте Отпора в событие по-настоящему горестное.
      Теперь Нанги сидел один на вилле, отделанной лепным гипсом и покрытой черепичной кровлей, наблюдая за молодой, едва достигшей брачного возраста китаянкой, которая храбро бросала вызов грязному Южно-Китайскому морю, сбегая по пляжу в мягкий прибой. Рядом больше не было ни души, хотя на столе с крышкой из горного хрусталя, у левого локтя Нанги, стояли кувшин с ледяным чаем и пара высоких бокалов.
      Он видел голову девушки, торчавшую над водой. Она не потрудилась завязать волосы или надеть какую-нибудь шапочку, и теперь темный шлейф ее волос струился по обнаженной спине, колыхался в воде, будто морская анемона с влекомыми течением стеблями.
      У-син. Эти слова все время вторгались в сознание. И это было плохо. Три смерти и три вопроса, на которые надо было найти ответы. Нанги интересовало, какая связь могла быть между "Тэндзи" и убийствами у-син.
      Теперь, если происходило что-либо необъяснимое, он сразу вспоминал "Тэндзи". Это было вполне логично. Он знал, что русские не остановятся ни перед чем, чтобы отнять "Тэндзи" у Японии... если они узнают, что такое "Тэндзи". Что же касается американцев, то он вполне мог представить себе их попытку сорвать операцию. Со времен окончания войны Америка зависела от Японии, которая была ее антикоммунистическим сторожевым псом на Востоке. Но Америка хотела, чтобы Япония, подобно ивовому прутику, послушно сгибалась по воле страны-победительницы. А Япония и впрямь всецело зависела от Америки.
      Но "Тэндзи" изменило бы все это. Нанги опасался, что, если американцы пронюхают об этой операции, они станут срывать, ее наперегонки с Советами. Этого нельзя было допустить.
      Впервые за многие десятилетия Япония оказалась совсем одна, и, странное дело, это было пугающее ощущение. Нанги все яснее сознавал, что больше нельзя грезить о былой Японии. Она ушла, ее смел солнечный ветер атомных взрывов, ее оставил за спиной экономический скачок, большую роль в котором сыграл и он, Нанги.
      Нанги прикрыл глаза, зная, что в жизни не бывает простых ответов, а на деле все не так чисто и гладко, как было в замысле. "Решай задачи по мере их постановки, - подумал он. - Сперва надо преодолеть эту китайскую преграду, а уж потом размышлять о таинственных древних карах".
      Хотя на вилле никого не было, когда он приехал туда, теперь он слышал мягкие шаги, стук открывающихся и закрывающихся дверей, предвещавших скорое начало работы. Он потянулся к кувшину с ледяным чаем и налил себе бокал. Чай был очень вкусный и бодрил; в такой день, когда уже начинает парить, только его и пить.
      Нанги не повернул головы, когда его чуткий слух уловил чье-то приближение, он так и сидел, прихлебывая свое питье и внимательно глядя на девушку, которая, будто нимфа, вынырнула из спокойных вод Южно-Китайского моря.
      - Добрый день, мистер Нанги.
      По взаимному соглашению здесь они разговаривали только по-английски. Для обоих этот язык был чужим, но; во всяком случае, они одинаково ненавидели его лютой ненавистью.
      - Мистер Лю.
      Нанги склонил голову, никому не адресуя свой поклон. Он услышал скрип шезлонга рядом с собой, мелодичный звон льда о стекло и только тогда повернул голову.
      Должно быть, далекие предки этого человека были чистокровными маньчжурами, поскольку у него был удлиненный череп с высоким сводом, что свойственно этому этносу. Он был высок для жителя Востока, знал это и использовал свой рост в качестве своего рода средства устрашения, даже когда сидел.
      Сейчас Лю улыбался и прихлебывал свой чай, положив голову на спинку шезлонга.
      - Ну, и каков нынче в Японии деловой климат, мистер Нанги?
      У Лю была привычка начинать обсуждение так, словно о предмете беседы уже шла речь.
      - Очень хороший, - кратко ответил Нанги, решив не давать Лю пищи для размышлений до тех пор, пока сам не будет к этому готов. - Прогнозы весьма радужные.
      - Ага, - сказал китаец, покачав головой. - Значит, ваше... хм, "кэйрэцу" не очень тесно связано с тяжелой промышленностью, с которой и начался ваш экономический скачок. - Он поставил на стол свой запотевший бокал и сложил руки на брюшке, сомкнув кончики пальцев. - Как я понимаю, такие отрасли промышленности, как сталелитейная, которая служит хребтом вашего экономического развития, переживают сейчас значительные денежные трудности в связи с общемировым кризисом.
      Нанги долго молчал, гадая, насколько осведомлен его собеседник. Он мог знать, как плохи дела, но мог просто закидывать удочку, дабы получить подтверждение имеющимся у него сведениям. Нанги надо было ответить ему так, чтобы ничего не выболтать.
      - С нашими сталелитейными предприятиями все в порядке, - взвешивая слова, сказал он. - Мы от них не имеем ничего, кроме прибылей.
      - Да уж, конечно. - Этими словами Лю дал понять, что он не верит утверждению Нанги. - А как насчет добычи угля? Текстильного производства? Нефтехимии?
      - Эта тема не представляет для меня никакого интереса. Лю приподнял голову, словно собака, делающая стойку.
      - И все же, мистер Нанги, мне-то интересно, почему вы пожелали продать отделение вашей фирмы, которая, по вашим же словам, приносит вам столько прибыли.
      - Мы больше не заинтересованы в производстве стали. - Он сказал это, возможно, несколько поспешно.
      Но теперь, во всяком случае, Нанги знал степень осведомленности китайца. Она была огромной, и Нанги стал еще бдительнее.
      - Настоящие сложности для Японии, думаю, только начинаются, - сказал Лю, будто учитель, вразумляющий своего ученика. - Ваш золотой век безудержной глобальной экономической экспансии подошел к концу. В былые годы вы могли экспортировать свою готовую продукцию на зарубежные рынки, где их тотчас раскупали в ущерб местным товарам. Это давало вам, разумеется, не только прибыль, но и неуклонно повышающийся уровень занятости в вашей стране. Но теперь времена изменились! - Лю разомкнул пальцы и растопырил их, ладонь стала похожа на морскую звезду, потом опять сцепил их и устроил на животе. - К примеру, автомобили, одно из ваших самых больших достижений. Ваше вторжение на внутренний авторынок США вызвало взрыв безработицы в этой стране и недавно поставило одну ее гигантскую корпорацию на грань финансового краха. Вы не хуже меня знаете, как медлительны американцы, когда надо захватывать инициативу! Он чуть улыбнулся. - Но рано или поздно даже очень крепко спящий должен пробудиться, а если его сила безгранична, как мощь Америки, это пробуждение может быть очень бурным. Американское правительство теперь то и дело бьет вас квотами на импорт. И в итоге вы начинаете понимать, что значит фехтовать на международной арене. Чтобы выжить, вы должны экспортировать капиталы и технологию, строить новые заводы фирмы "Ниссан" в Теннеси, а не на Канде. А это чревато уменьшением занятости в Японии и снижением прибылей. Ваша эра свободной торговли кончилась.
      Несмотря на то, что сказанное Лю было правдой, Нанги уловил в его словах изрядную толику зависти. "А хотели бы китайцы оказаться в нашем экономическом положении?" - злорадно подумал он.
      - Или, скажем, "Явата", - продолжал Лю. Он имел в виду великую японскую сталелитейную компанию "Явата", владевшую старейшими и крупнейшими заводами на побережье страны, которые начали работать еще в 1901, году. - По-моему, это любопытно. Пережиток прошлого, и тем не менее с 1973 года ваше правительство вбухало более трех миллиардов долларов в модернизацию и усовершенствование технологии "Яваты". И какую же это принесло им пользу? Сегодня "Явата" находится в гораздо худшем положении, чем была после нефтяного шока в семьдесят третьем году. Во всяком случае, тогда правительство могло принять меры по экономии, провести модернизацию, строго нормировать потребление топлива. Все эти шаги позволили "Явате" работать без перебоев.
      Но сейчас эти меры все еще действуют, а между тем из-за того, что мировой рынок столь значительно сократился, число рабочих "Яваты" уменьшилось с шестидесяти одной тысячи в шестьдесят девятом году до неполных двадцати четырех тысяч сегодня. Три доменные печи "Ниппон стил" сейчас стоят, многие вспомогательные производства свернуты.
      Американская сталелитейная промышленность была бы, я полагаю, рада использовать семьдесят процентов своих мощностей, как сейчас делает "Явата". Но Япония просто не способна на такие сокращения. И что же вы можете сделать? В Америке компания Беттльхейма может временно уволить своих рабочих, а здесь политическая и социальная система не позволяет вам увольнять своих служащих.
      Лю сделал паузу, как бы ожидая какого-то ответа. Когда Нанги промолчал, китаец, казалось, немного растерялся, и, когда заговорил снова, голос его звучал гораздо резче.
      - Окончательный итог этого маленького разговора, - сказал он твердо, заключается в том, что ваше "кэйрэцу", как и большинство других, сейчас переживает некий организационный переворот. А это, как мы оба знаем, требует капитала. При уменьшении притока наличных средств вам пришлось изрядно опустошить резервные фонды.
      - Мы достаточно крепко стоим на ногах.
      - Возможно, и крепко. - Лю пожал плечами. - Только я сомневаюсь, что у вас сейчас хватит резервов, чтобы спасти Паназиатский банк.
      "Если он собирается предложить мне помощь другой стороны, то мне придется дать ему тростью по голове", - подумал Нанги.
      - А чего хотят коммунисты от Паназиатского банка?
      - Он нам ни капельки не нужен, - беспечно сказал Лю. - Скорее уж мы хотели бы получить кусочек вашего "кэйрэцу".
      Несмотря на то, что Нанги напряг все свои внутренние сенсоры в поисках ответа, он был как громом поражен.
      - О, мы готовы заплатить высокую цену за такую привилегию, - произнес Лю в наступившей тишине, про себя проклиная необходимость вести разговор с вежливостью, принятой среди равных, как будто перед ним сидел не варвар. Чрезвычайно высокую цену. Ясно, что "кэйрэцу" нуждается в гарантиях, и мы готовы сделать свежее денежное вливание.
      - Меня это не интересует, - сказал Нанги, едва не задыхаясь от ненависти к этому человеку и ко всему, что он олицетворяет.
      - Пожалуйста, будьте любезны позволить мне внести предложение, прежде чем опрометчиво отвергать его! - Лю сложил губы в некое подобие улыбки. "Ладно, подумал он, - чего можно ожидать от какого-то японца. У них же нет нашего многовекового воспитания, они просто высасывают из нашей культуры то, что им требуется, дабы подняться над уровнем слюнявых зверей. Но, о Будда, недалеко же они в этом продвинулись!" Вслух он сказал: - Наше предложение состоит в следующем: вы уступаете нам одну треть интересов в вашем "кэйрэцу", а мы предоставляем вам общим счетом пятьсот миллионов долларов, в шесть приемов за три года.
      Поначалу Нанги был совсем не уверен, что не ослышался. Но когда он вгляделся в это продолговатое маньчжурское лицо, у него не осталось никаких сомнений. Пятьсот миллионов долларов! Он мгновенно просчитал, какие возможности открывает это неслыханное вливание средств.
      "Бог мой, - возбужденно подумал он, - да мы же сможем запрыгнуть на самую вершину, если будем осторожны, смелы и... конечно, немного удачливы".
      Сумма значительно превышала ту, которую он мог надеяться извлечь из промышленных предприятий компании "Томкин индастриз" в случае их слияния, ту, которую мог дать любой другой источник. Нанги был совершенно уверен, что Лю знал это. Кроме всего прочего, только этот китаец мог дать достаточно денег, чтобы помочь Паназиатскому банку пережить кризис, связанный с наплывом требований вернуть вклады. А это, наряду с остальным, должно стать его основной заботой. Если погибнет Паназиатский банк, за ним вскоре последует и всё "кэйрэцу", Нанги это понимал. "Тэндзи" поставило его в крайне неловкое положение, лишив средств. Предательство Энтони Чина могло оказаться последним ударом, который развалил бы эту деловую империю. За это Нанги проклинал бы его и все его потомство до конца дней своих.
      Но Нанги не мог не задаться вопросом, чего же на самом деле хотят добиться этой сделкой китайцы. Они весьма неохотно раскошеливаются на такие суммы.
      Прибыли? Да. Но ведь они могут получить прибыль в десятке других мест, да еще с гораздо меньшими расходами. Нанги лихорадочно искал ответ на этот вопрос, зная, что сам Лю никогда не ответит. Но существовали и другие ответы, которые китаец вынужден будет ему дать, и, возможно, если он, Нанги, задаст те вопросы, какие нужно, китаец, сам того не ведая, выложит ему решение головоломки.
      - Скажите мне, мистер Лю, - вымолвил он, - а что ваши люди предполагают делать с этой третьей частью "кэйрэцу"?
      - Делать? - переспросил тот, ерзая в своем шезлонге. - Я не понимаю вас.
      К молодой китаянке присоединилась еще одна, и перед Нанги встала нелегкая задача решить, на которой из них более узкий купальник. Теперь между ними на песке стояла корзинка, эдакий сундучок с сокровищами, из которого одна из девушек достала бутылку с вином и налила обеим по полбокала бледно-золотистой влаги. Когда они легли навзничь на свои одеяла, он увидел мягкие пышные выпуклости их грудей.
      - Ну, это совсем просто, - сказал Нанги, не отрывая глаз от девушек: на них было куда приятнее смотреть, чем на мужчину, развалившегося рядом с ним. Прежде чем я задумаюсь о том, давать ли кому-либо из чужих... м-м-м, постоянный доступ к "кэйрэцу" - независимо от цены мне необходимо знать, что эти люди намереваются делать со своими капиталовложениями.
      - Ну, делать деньги разумеется, - ответил Лю. - Какая еще у нас может быть цель?
      Нанги тускло улыбнулся и развел руками.
      - Вероятно, вы способны понять мою осторожность. До сих пор я почти не встречался с сотрудниками... вашей фирмы.
      - Вполне вас понимаю, - сказал Лю немного дружелюбнее, почувствовав, что лед тает. - Я бы усомнился и в ваших побуждениях, если не почувствовал, что вы осторожничаете. В конце концов, не каждый же день заключаешь такие сделки. В некоторых отношениях мы еще весьма юная страна, мистер Нанги. Мир за пределами Поднебесной империи нам в диковинку. Попросту говоря, те люди, которые сейчас облачены властью в Пекине, хотят прощупать почву для создания восточного союза. Они полагают, что деловое партнерство - строго деловое - это самый разумный способ сдвинуть с места такое дело.
      Словно по команде обе девушки-китаянки начали собирать свои пожитки. Даже здесь, на крытой веранде, солнце изрядно припекало, и, пока мужчины беседовали, лед в кувшине с чаем успел растаять. Вода ослепительно блестела подобно бесконечной золотой ленте.
      - Хоть это и исключительно удачная возможность, - продолжал Лю, промокая лоб носовым платком, - время здесь играет весьма существенную роль, и как только вы покинете Китай... - Он пожал плечами. - Эта возможность, боюсь, будет упущена.
      - Не думаете же вы, что я приму столь важное решение, связанное с моим "кэйрэцу", в мгновение ока, - сказал Нанги, поворачиваясь к Лю и не глядя больше на девушек, которые стряхивали песок со своих гладких лоснящихся бедер.
      - Отнюдь, мистер Нанги, - отвечал Лю, постукивая длинным ногтем по шелковому пиджаку в той точке, где находилось сердце. - Я ничего подобного не жду. Ведь это вам придется выкручиваться из того прискорбно затруднительного положения, в которое попал Паназиатский банк, и выкручиваться быстро. Волна требований о возврате вкладов нарастает подобно лесному пожару, мистер Нанги. Если уж китайцам что-то втемяшится, то дела нередко поразительно быстро выходят из-под контроля. Королевская полиция Гонконга прекрасно знает об этой их черте, поэтому она стремится не допустить больших скоплений китайцев. Пламя само по себе не очень опасно, но если зажечь огонь на бензоколонке... - Лю широко развел руками. - Поэтому можете не торопиться, мистер Нанги. Пожалуйста, не думайте, что мы оказываем на вас какое-либо давление, торопя с тем или иным решением. - Он сунул руку во внутренний карман. - Но мы постарались оказать вам посильную дружескую помощь, и я взял на себя смелость подготовить все бумаги.
      - Понимаю! - Нанги уже давно подозревал, что к этому и идет дело.
      Лю не мог удержаться от самодовольной ухмылки.
      - Несмотря на несколько забавные отзывы с Запада, наша машина смазана весьма неплохо.
      - Да, - сказал Нанги, чувствуя, что теперь ненавидит этого человека куда более сильно, чем прежде. - Да, я вижу.
      - О нет, мистер Нанги. Простите, что я так говорю, но вы ничего не видите.
      Лю умолк, глядя, как две девушки-китаянки приближаются со стороны пляжа. На нижней ступеньке веранды они стряхнули с ног песок. Глубоко посаженные птичьи глазки Лю изучали лицо одной из них - высокой, той, которая была на пляже, когда Нанги приехал сюда. Его пристальный взгляд словно пронизывал и тени на ее лице, и каскад густых волос, упавших ей на плечо. Мгновение спустя они исчезли, бесшумно пройдя мимо двух мужчин во внутренние комнаты виллы.
      - Скоро мы пообедаем, - сказал Лю. - Местные лангусты и гарупа, а также тушеная лапа медвежонка. Весьма лакомые блюда по здешним понятиям.
      Его поведение слегка изменилось при появлении женщин, и Нанги всеми силами стремился понять, в чем смысл и значение этой мгновенной перемены.
      - Но вернемся к нашей теме, - продолжал Лю с некоторой поспешностью. - В Гонконге у нас хорошо поставлено дело. Британцам и в голову не придет, насколько широка и хороша наша сеть. - Он пожал плечами. - Да и почему должно быть иначе? Гонконг в конце концов наша собственность. Истинное правительство Китая не признавало договора, навязанного силой; были другие времена, и людям приходилось плутовать. Мы миримся с британским правлением, потому что оно выгодно для нас. Не стану отрицать всех тех выгод, которые оно нам приносит, это было бы глупо. - Лю резко поднялся. - Но я открою вам одну маленькую тайну.
      Он сунул руку во внутренний карман пиджака и достал какой-то многостраничный документ, сложенный пополам. Прежде чем продолжить разговор, он осторожно положил этот документ на маленький столик, разделявший их. Глаза Лю, казалось, засветились.
      - Недавний земельный бум - это наших рук дело! - Он вскинул голову. - Да, это так, мистер Нанги. Нынешний виток роста цен на недвижимость, длящийся уже шесть лет, был вызван нами. Понимаете, мы сделали все это, чтобы потом выступить с заявлением, в котором отрицается право британской короны на власть над Гонконгом. Но сначала нам пришлось заставить их непредвзято оценить положение, в котором они окажутся в один прекрасный день. - Лю злорадно улыбнулся. - И теперь, как видите, мы хозяйничаем тут. Мы говорим: "Гоп!" - и королева подпрыгивает. Весь мир это видел. Ее величество пережила чудовищное унижение, когда поспешила сюда и распростерлась у наших ног, чтобы сохранить британские капиталовложения в этом районе. Однако это унижение не выглядело бы столь чудовищным, а положение Британии здесь - таким стесненным, если не проиллюстрировать в весьма осторожных выражениях тот механизм, который дал нам возможность устроить такую встряску чисто западной экономике этой колонии и оказать столь большое воздействие на здешние финансы.
      Лю сцепил пальцы за спиной.
      - Даже вы, мистер Нанги, должны признать, что наш последний пятилетний план великолепен. Единственный способ достичь нашей цели - это взять под свой контроль необъятный поток денежных средств, идущих в Гонконг и из Гонконга.
      Нанги протянул руку к сложенным бумагам и принялся внимательно читать, чтобы успокоиться.
      "Силы небесные, - думал он, - если британские власти пронюхают об этом, всех чиновников разом хватит удар, и это еще в самом лучшем случае. Главе колониальной полиции и службы внутренней безопасности, разумеется, прикажут взяться за топор. Но как можно было провернуть такую махинацию под самым их носом? Ведь ее масштабы, должно быть, огромны! О Мадонна, да тут одни болваны! И всех моих людей обвели вокруг пальца. А я-то был уверен, что они хорошо осведомлены. Так с чего бы здешним официальным властям тоже не впасть в заблуждение?"
      Однако ломать голову над вопросами, не имеющими ответов, - пустая трата времени, и Нанги поспешно переключился на другие вопросы. Первое и самое главное - контракт. При первом знакомстве он показался жестким, но по сути справедливым. В нем не было никаких завуалированных условий, никаких уклончивых пунктов, о которых промолчал бы Лю.
      На какое-то мгновение Нанги приподнял голову, чтобы перевести дух.
      - Я вижу вот здесь, на странице третьей, что первый приток капитала начнется не раньше, чем через три месяца после подписания контракта.
      Лю кивнул, радуясь, что они добрались хотя бы до этого пункта.
      - Это верно. Сбор и перемещение таких больших средств сопряжены с рядом технических сложностей.
      - Золото.
      - Если вы так пожелаете. Оно будет передано через торговую компанию "Сунь-Ва".
      - Но, разумеется, ваша... м-м-м... фирма достаточно крупна, чтобы начать выплаты сразу по подписании контракта.
      Длинная физиономия Лю болезненно исказилась. Он выпростал из-за спины руки, похожие на цепкие крючки.
      - Увы, ужать график выплат невозможно. У моей фирмы есть ряд более важных обязательств, которые она должна выполнить в первую очередь. В течение трех месяцев или около того мы просто не соберем достаточных средств.
      Нанги выпрямился, крепко сжав белую нефритовую голову дракона, служившую рукоятью его прогулочной трости. "Теперь мы подошли к самой сути дела, подумал он. - Я должен перехитрить его либо сейчас, либо никогда".
      - Мистер Лю, как вы сами сказали, мое положение по милости Паназиатского банка стало критическим. Если мне придется три месяца дожидаться ваших денег, то я потеряю эту часть моего "кэйрэцу". А это было бы не в наших с вами интересах.
      "Ах, как я хотел бы, чтобы мы уже объединились с этой американской компанией, тогда я мог бы запросить их капитал", - в отчаянии подумал Нанги.
      Но он понимал, что такое невозможно. Даже если бы "кобун" Сато слился со "Сфинксом", вряд ли компания смогла бы собрать достаточную сумму до истечения срока. Как бы это не бесило его, но Лю был прав. Нанги должен добиться отсрочки выплат по требованиям вкладчиков, пока их наплыв не стал неуправляемым. Иначе, сколько капитала не вливай, банк не спасешь.
      Лю молча похлопывал подушечками пальцев одной руки по пальцам другой, отбивая ритм какой-то мелодии.
      - Время для меня так же важно, как и для вас, - сказал Нанги, потихоньку сдабривая свой голос эмоциями. - Если уж я решусь подписать это - а это, как вы говорите, надо сделать до моего отъезда из Гонконга, - то следовало бы внести дополнение, в котором специально оговаривалась бы передача достаточной для покрытия требований вкладчиков суммы в ближайшие, скажем, полгода, и денег на оплату краткосрочных обязательств, которые банк должен погасить тоже.
      Нанги мысленно перевел дух и заставил свое лицо - выглядеть, а голос звучать совершенно бесстрастно. Он понимал, что сейчас либо выплывет, либо пойдет ко дну.
      - Тридцать пять миллионов американских долларов должны быть выплачены не позднее чем через двенадцать часов после подписания контракта.
      Лю помолчал несколько секунд. На фоне ровного шума прибоя до них донесся тихий уютный звон посуды - это женщины трудились на кухне. Лю требовал от всех своих женщин, чтобы те умели стряпать, и стряпать хорошо. Он легонько постучал ногтем по своим поджатым губам.
      - Вы запрашиваете слишком много. Такую сумму не назовешь незначительной.
      - Уж вам ли не знать, - сказал Нанги, блефуя. - Вы же сами втянули меня в это дело.
      Лю выдавил улыбку. Нанги воспринял это как признак того, что китаец не может усмирить свою гордыню, и подумал: "Я веду его, куда нужно".
      - Вообще-то, наверное, это или нечто похожее можно будет устроить. - Лю кивнул, приняв окончательное решение. - Да, полагаю, мы изыщем возможность вычесть эту сумму из первого взноса за "кэйрэцу".
      "О нет, это у вас не пройдет", - подумал Нанги и сказал:
      - Тридцать пять миллионов американских долларов - вовсе не часть стоимости этой покупки. Это, так сказать, надбавка, совершенно независимая и не подлежащая возмещению. Я. не хочу, чтобы банковские операции были как-то привязаны к "кэйрэцу". В конечном счете, это стеснило бы потенциал наших прибылей здесь, о чем вам хорошо известно.
      Сердце Нанги бешено стучало, пока Лю обдумывал это заявление. По прикрытым глазам китайца ничего нельзя было определить. Нанги понимал, что это его шанс: немедленный залог, разовое вливание отчаянно необходимого капитала в обмен на третью часть ожидаемых прибылей от "кэйрэцу". Это тяжело, но не смертельно. Они с Сато могли наложить вето на все, чего хотели коммунисты, но чего не хотели они. Кроме того, действовать заодно с коммунистами, а не против них, в их собственной стране было разумно, ибо это могло принести свои плоды.
      Ну, а Лю раздумывал. По мнению Нанги, несколько дольше, чем нужно было для принятия решения. Он был неподвижен, как истукан, его пергаментная кожа лоснилась на солнце. Наконец он зашевелился, будто удав, очнувшийся от спячки, чтобы снова перекусить.
      - Это возможно, - сказал Лю. - Но в таком случае нам придется потребовать, чтобы вы отказались в нашу пользу от несколько большей части вашего "кэйрэцу". Пятьдесят один процент.
      Нанги ничем не выдал ужаса, охватившего его сердце в этот миг страшного оцепенения. Пятьдесят один процент! "Иисус, Иосиф и Дева Мария! - подумал он. - Мы с Сато потеряем контроль над собственной компанией!"
      - Видите ли, я вообще не должен был выдвигать такое предложение, - сказал Лю, и в голосе его прозвучали доброжелательные нотки. - Мое правительство не очень охотно бросает такие суммы в... хм... воды мирового рынка. - Он подался вперед. - Но я понимаю, что вы во многом схожи со своей компанией, и это мне нравится. Вместе мы сможем сколотить состояние и здесь, и в вашей стране. - Он встал. - У нас обоих был трудный день. Полагаю, вы проголодались не меньше моего! - Лю улыбнулся Нанги, глядя на него сверху вниз. - Это предложение несколько своеобразно. Мне следует предупредить вас об этом. Срок истекает завтра в шесть вечера. И это окончательно. - Он поднял руку жестом безупречного хозяина. - А теперь - к трапезе.
      За обедом Нанги обратил куда больше внимания на подруг Лю, чем на самого хозяина, и Лю счел, что это добрый знак. По его мнению, это означало, что Нанги был первостатейным распутником, и Лю украдкой посмеивался, чувствуя уверенность в успехе.
      - Войдем?
      Она покачала головой, ее длинные темные волосы упали на щеку и плечо.
      - Я бы осталась тут, на улице. Теперь мы - стихия, и здесь наше место.
      Николас почувствовал, как она мягко и покорно льнет к нему. Разум его оцепенел, охваченный недоверием. Она была чужой женой, женой его друга. Они вместе бражничали, делились самым сокровенным, дали клятву, что будут неразлучны. Сознание его коробило, когда нагая плоть Акико ласково прижималась к нему. А как быть с Жюстин? Не бесчестно ли это по отношению к ней?
      Николас знал, что любит ее по-прежнему, что любовь не исчезла даже сейчас, в этот миг, наполненный ощущениями. Какая-то душевная оторопь терзала его. Надо остановиться, встать и уйти, укрыться в доме Сато. Но он этого не сделал. Жюстин представлялась ему далеким язычком пламени, колеблемым бурей его сиюминутных чувств. Он обратил к ней безмолвную мольбу, все крепче прижимая к себе Акико.
      Он был бессилен что-либо сделать. Его тело жаждало Акико, словно та была пищей, питьем, кислородом, наполняющим легкие. Вырваться из ее объятий было все равно, что остановить свое сердце. Желто-зеленое кимоно Акико складками и холмами лежало у ее ног, и в этих складках залегли глубокие тени, словно там была обитель тайн. И Акико, и Николас кутались в одно кимоно. Его кимоно. Вернее, кимоно Сато.
      Ее тело было горячим и влажным. Ее ногти царапали его, маленькие белые зубы кусали его твердую плоть, словно это тоже было своего рода совокуплением. Он желал, чтобы это продолжалось вечно и поэтому управлял своим возбуждением, иногда с трудом сдерживая себя, отчего Акико хныкала и постанывала. Он чувствовал рядом ее маленькое трепещущее тело, которым она больше не могла управлять. Когда его рука впервые коснулась ее увлажненного лобка, бедра Акико судорожно сжались, и потом еще раз, и еще; она зажмурилась и вцепилась в Николаса побелевшими пальцами.