- О да! - Она кивнула седой головой. - Разумеется. Но Тодзё устроил ему нагоняй. Министр не должен вести подобных пораженческих разговоров. В качестве руководителя "кэмпэйтая" он ведь мог бы и казнить Макиту-сан. Но Тодзё этого не сделал. Как оказалось, у этого министра был ряд влиятельных друзей в Управлении императорского двора, в парламенте, даже среди бюрократии, и они были достаточно сильны, чтобы остановить руку Тодзё! - Оба-тяма взяла свою крошечную чашечку и подлила себе еще чая. - Это стало известно только теперь. На прошлой неделе статус Макиты-сан был изменен: обвинение в военном преступлении класса А с него сняли, и уже раскручивается механизм, чтобы оправдать его! - Темные глаза внимательно наблюдали за Нанги поверх ободка изящной чайной чашечки. Оба-тяма отпила большой глоток и сказала: - Ты же знаешь, сынок, что Макита-сан был заместителем министра торговли и промышленности в трех кабинетах, а в четвертом сам был министром. Ну как, годится он на роль сэмпая? - Оба-тяма лукаво улыбнулась. - А теперь ешь рисовые пирожки, сынок. Я испекла их специально для тебя.
      Тюрьма Сугамо производила тягостное впечатление. У тюрем, разумеется, есть для этого все основания, но Сугамо была из ряда вон. Это никак не было связано с самим зданием - оно было обычным. По сути дела, в таком помещении, если оно не приспособлено под тюремные камеры, вполне могло бы разместиться любое из бесчисленных министерских управлений, разбросанных по всему городу.
      Равнодушие тех, кто управлял Сугамо, возможно, потрясло Нанги больше всего другого. Конечно, там не обошлось без "итеки", как назвала бы их оба-тяма. Однако Нанги показалось, что повседневное управление этой тюрьмой передано японцам, и именно их поведение повлияло на Нанги так сильно. Все до единого они как бы символизировали тот позор и то унижение, которым подвергли их оккупационные силы, заставив держать в тюрьме свой собственный народ. Ежедневный ужас раздачи пищи, физических упражнений, слежки и - больше всего прочего - наказаний военных преступников - все это отражалось на их лицах столь отчетливо, словно это была татуировка, покрывающая тело якудза.
      У Нанги ушло три недели на поиски проходов сквозь бюрократические лабиринты, преграждавшие вход в Сугамо. Некоторую помощь оказал его заместитель министра, хотя сам он и понятия не имел о том, что его подпись на каком-то там документе, отпечатанном в трех экземплярах, помогла Нанги разрубить гордиев узел и пройти через бронированные двери этой тюрьмы.
      Запах скорее поражения, нежели безысходности наполнял атмосферу внутри Сугамо. Повсюду бросались в глаза решетки, и после проведенных там нескольких часов полосатый солнечный свет начал казаться Нанги нормальным.
      Поскольку Макита-сан перестал считаться преступником класса А и находился в процессе оправдания, ему позволили сидеть напротив Нанги без обычно устанавливаемой между узником и посетителем стальной сетчатой перегородки. Нанги припомнил, что видел Ёитиро Макиту всего один раз, на какой-то фотографии в газете, где сообщалось о его назначении министром военного снаряжения. Тот мужчина был крепок и плотен, словно китаец, у него было приятное широкое лицо и сильные развернутые плечи. Макита, который появился теперь перед ним, имел совершенно другой вид. Он потерял большую часть своего веса, и плоть на его сравнительно ширококостном теле была истончена до предела, как говорят, кожа да кости. Нездоровая бледность придавала ему вид больного желтухой.
      Однако, что было самым странным, его лицо не лишилось своей округлости. Пожалуй, даже эта его луноликость необъяснимым образом увеличилась настолько, что его черты казались расплывшимися и глаза, казалось, утонули в мягких складках кожи.
      Нанги ни тоном, ни жестом не выразил и намека на свое беспокойство. Представляя себя, он ограничился формальным поклоном, Макита рассеянно кивнул:
      - Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли. - Как будто он в точности знал, с чего это вдруг появился Нанги. - Сейчас время для моих упражнений! Он неопределенно махнул рукой. - Я надеюсь, это не причинит вам чрезмерных неудобств, если вы составите мне компанию снаружи.
      В Сугамо вариант "снаружи" представлял собой узкую полоску внутреннего дворика между двумя зданиями, сложенными из кирпича и обнесенными заборами. На одном конце была кирпичная стена, слишком высокая для того, чтобы человеческое существо могло взобраться на нее, но все равно увенчанная спиралями колючей проволоки. На другом конце стояла остекленная сторожевая башенка. Гудрон, по которому они прогуливались, был жестким и неподатливым.
      - Пожалуйста, извините мне мое молчание, - сказал Макита. - Я тут отвык разговаривать - не с кем, разве что с самим собой.
      Он прогуливался с руками, сцепленными за поясницей; его огромная голова была опущена вниз, глаза смотрели на кончики тюремных ботинок. Он уже начал по-стариковски шаркать ногами.
      Нанги был теперь ни в чем не уверен. Могла ли эта выжженная изнутри оболочка человека стать его сэмпаем? Теперь, когда он вошел в физический контакт с этим мужчиной, это выглядело маловероятным. Казалось, что его лучшие дни уже позади. Нанги уже собирался извиниться за свою ошибку и смириться с потерей лица как с кармой, когда Макита повернулся к нему.
      - Так что же во мне такого, что побудило вас разыскивать меня здесь, в глубинах преисподней, молодой человек?
      - Я ищу свой путь в новой Японии, путь канрёдо! - Нанги произнес это слово автоматически, почти не думая.
      - В самом деле? - Голова Макиты приподнялась. Они снова начали ходить, и Макита спросил: - В каком министерстве вы работаете?
      - В Министерстве торговли и промышленности, Макита-сан, в управлении полезных ископаемых.
      - Гм... - Казалось, Макита утонул в мыслях, однако Нанги заметил, что это уже не тот шаркающий ногами старик, каким он был в начале их прогулки. - Я скажу вам, что я об этом думаю, Нанги-сан. Американцев сейчас интересуем не мы, не проигравшая войну держава - они больше всего боятся роста всемирной коммунистической угрозы. Когда главное командование союзников впервые открыло здесь тюрьму, они были непреклонны в одном: они заявили, что поскольку мы-де сами навлекли на себя наши экономические беды, то союзники, мол, не обязаны отвечать за это и не собираются ставить нас обратно на ноги.
      Это весьма любопытно, Нанги-сан, потому что как только они обнаружили, что подобная политическая линия может привести к полному крушению нашей внешней торговли и вызвать здесь коммунистическую революцию, они сменили свой курс на сто восемьдесят градусов и стали настаивать на том, чтобы государство получило полный контроль над всеми экономическими мероприятиями.
      Это хорошо для нас, кто идет по пути канрёдо. Но более того, они выдернули самый опасный шип на нашем пути - "дзайбацу". Как вам известно, Нанги-сан, эти гигантские картели были нашими главными противниками перед войной и во время ее. Они похищали экономическую власть у нас, чиновников, при первом удобном случае. Однако этим самым они подготовили свою собственную погибель. Главное командование оккупационных войск справедливо решило, что за нашу военную экономику ответственность лежит на "дзайбацу", и они были запрещены. Министерства теперь набрали силу, будто вступили на землю обетованную.
      Сейчас Япония воспринимается как своего рода оплот Америки против будущего распространения коммунизма в этой части мира. До моего сведения дошло, что основной приоритет верховного командования союзников состоит в том, чтобы сделать нашу послевоенную экономику жизнеспособной! - Макита остановился и повернулся к Нанги. - А известно ли вам, молодой человек, как именно они предполагают сделать это?
      - Боюсь, что нет!
      - Внешняя торговля, разумеется. - Они снова начали прохаживаться взад-вперед под пристальными взглядами охранников. - В этих условиях мне кажется очевидным, что Министерство торговли и промышленности изжило себя.
      Наступила пауза. Нанги показалось, что за пределами тюремных стен поднимается ветер. Солнце закрылось густой темно-серой тучей. Нанги сглотнул, сознавая, что барометр падает. Надвигалась гроза.
      - Все в Министерстве торговли и промышленности расколоты на два лагеря, сказал Нанги. - Одна половина верит в реконструкцию через производство и ориентацию на наращивание тяжелой промышленности. А другая половина выступает защитниками контроля над инфляцией и ориентации на легкую промышленность, что должно принести немедленные выгоды благодаря нашему огромному и дешевому рынку труда.
      Макита засмеялся.
      - И какой же стороны придерживаетесь вы, защитник канрёдо?
      - По правде говоря, никакой.
      - Вот как? - Макита остановился и всмотрелся в лицо Нанги, затемненное сумерками. - Объяснитесь, молодой человек.
      Нанги собрался в комок. Это была одна из тех идей, которые он сформулировал, но не мог поделиться ими ни с кем в своем министерстве. И теперь он хотел посмотреть, была ли права оба-тяма, направляя его к Маките.
      - Мне кажется, что мы должны посвятить себя расширению тяжелой промышленности, если бы только не высокая стоимость конечного продукта. Однако игнорировать валютную реформу было бы, по моему мнению, серьезной ошибкой. Если инфляции позволить расти бесконечно, то уже не будет иметь значения, какой вид промышленности мы начнем создавать. Все рухнет, как стены дома при землетрясении.
      Макита стоял прямо, и у Нанги возникло впечатление, что тот смотрит на него так, словно видит впервые. В наступившем молчании можно было отчетливо различить грохотание грома, приглушенное высокими стенами. Однако стоило попасть сюда ветру, как гром начинал отдаваться неясными сдвоенными колебаниями, будто звучал храмовый гонг, обращающийся к богам с мольбами. Стало уже совсем темно, преждевременный вечер готовился перейти в раннюю ночь. Глаза Макиты неистово сверкали во мраке, подобно алмазам на дне колодца.
      - Довольно интересная теория, Нанги-сан. Да. Но для того чтобы провести ее в жизнь, нам будет необходимо министерство, которое выходит за рамки Министерства торговли и промышленности, например, торговая палата или какое-нибудь другое из существующих сейчас. Вы согласны? - Нанги кивнул. - Нам понадобится большое министерство с более широкими полномочиями, основными функциями которого будут внешнеторговые операции! - Его голова развернулась, как у огромного хищника. - Вы понимаете это, Нанги-сан?
      - Да, согласен!
      - Почему?
      - Все будет зависеть от американцев, - быстро проговорил Нанги. - Если у них возникла настоятельная потребность в том, чтобы мы снова превратились в жизнеспособную страну и защитили их фланг на Дальнем Востоке, нас должна будет вытянуть наверх их внешняя торговля. Ничто иное не сработает так быстро и так полно.
      - Да, Нанги-сан. Именно американцев мы и должны сделать своими ближайшими, хотя и не подозревающими этого союзниками в этом рискованном начинании. Главное командование оккупационных сил поможет нам создать министерство, способное держать в руках меч самурая. С предоставлением нам подобного статуса мы сможем подчинить своей воле и правительство, и промышленность.
      И тут хлынул проливной дождь, причем почти без ветра - из-за узости пространства. В считанные мгновения оба промокли насквозь, но никого из них, казалось, это не волновало. Макита придвинулся поближе к Нанги и сказал:
      - Мы с вами из одной префектуры, Нанги-сан. Это все равно что кровные узы. И даже больше. Если уж я не смогу доверять вам, тогда я не смогу доверять никому, даже собственной жене. Вообразите, ее троюродная сестра вышла 'замуж за одного из моих главных противников не более чем пару недель назад! - Он был вне себя от злости. - Впрочем, довольно разговоров о семейной лояльности.
      Дождь барабанил по гудрону, смачивая их носки, заливаясь в ботинки, хлюпающие при ходьбе.
      - Итак, есть две неотложные проблемы. Одна состоит в том, что, находясь здесь, я недостаточно хорошо информирован. Возвращайтесь на свою службу в Министерство торговли и промышленности, Нанги-сан, и в свободное время собирайте досье на всех министров и их заместителей - сколько сможете охватить. Я знаю, где вы сидите - чуть дальше по коридору от главной картотеки.
      Вторая проблема также заключается во мне. Мое дело "очищает" самый что ни на есть сложный человек, большая шишка в оккупационном командовании, английский полковник по фамилии Линнер. Это очень дотошный парень, и его занудное внимание к деталям задерживает мое освобождение. - Макита улыбнулся. - Но я заставлю его расплатиться за продление моего тюремного заточения! - Он доверительно коснулся руки Нанги. - Когда в конце концов я выйду на свободу, будьте уверены, что этот "итеки" передаст мне ту информацию, которая нам понадобится, чтобы пополнить наши картотеки и начать наш собственный мабики процесс "пропалывания сорняков".
      Торговая палата, о которой упомянул Макита, была замечательным учреждением. По условиям Потсдамской декларации, которую Япония приняла в качестве части своей капитуляции, ни один японец не мог заниматься внешней торговлей как частное лицо. Все должно было проходить через оккупационное командование. Поэтому оккупационные силы создали японскую организацию, занимающуюся учетом и распределением импортных товаров, ввозимых союзным командованием. Эта организация должна была также передавать союзному командованию товары, произведенные местными промышленниками и предназначенные для экспорта.
      Нанги никогда не имел прямого отношения к торговой палате. До того как Макита упомянул о ней, он по сути дела почти не знал о ее существовании. Он вернулся на службу в Министерство торговли и промышленности, еще не зная, что торговой палате суждено сыграть важную роль в его жизни.
      А дело было так. Три месяца назад, в декабре 1948 года премьер-министр Тосида, давний враг Министерства торговли и промышленности, поскольку он испытывал отчетливо выраженное отвращение к их связям со старыми министерствами военного времени, назначил своего административного советника Торадзо Оду главой торговой палаты. Когда Ода начал, так сказать, уборку помещения в торговой палате под предлогом исправления некоторых недостатков, которые ему якобы довелось там обнаружить, начали циркулировать слухи, что Ёсида планирует поднять статус некоторых министерств, взяв их под свой непосредственный контроль, с целью ослабить Министерство торговли и промышленности.
      Могущественные министры в Министерстве торговли и промышленности это терпеть не собирались, и в тот самый день, когда Нанги не был на службе, а беседовал с Макитой в тюрьме Сугамо, в его министерстве состоялась экстренная встреча руководства. Министры решили опередить Оду и Ёсиду, которые, как они знали, действовали против них сообща. Они пришли к заключению, что им необходимо внедрить в торговую палату своих людей, чтобы следить за Одой и доносить о каждом его шаге. Им казалось, что подобным способом они всегда будут на один шаг впереди него и, следовательно, смогут ему помешать.
      Выбирать пришлось из немногих кандидатов, и главным образом потому, что набор качеств, которыми должен обладать такой человек, был очень уж необычен. Это должен быть в высшей степени интеллигентный и быстро соображающий человек. К тому же он должен быть относительно молодым и не иметь обычных связей по линии "гакубацу", что неминуемо поставило бы его под испытующий взор Оды в качестве возможного противника. Короче говоря, этот кандидат должен был проникнуть в торговую палату фактически незамеченным.
      Все сошлись на одном имени - Тандзан Нанги.
      Когда его пригласили в кабинет заместителя министра Хироси Симады, накопление им картотеки мабики было в самом разгаре. Как раз перед тем, как его вызвали к Симаде, он только что раскопал несколько довольно пикантных фактов о деятельности только что назначенного заместителя министра в военное время.
      Нанги выслушал предложение Симады с непроницаемым лицом. О том, чтобы не принять его, не могло быть и речи: для чиновника, так же как и для простого рабочего, обязателен айся сэйсин - дух преданности своей компании, своему ведомству. Это было неотъемлемой частью канрёдо. Но даже если бы он мог выбирать, ему и тогда следовало принять его не раздумывая, ибо он сразу же углядел в нем то, что Сунь Цзы называл "приоткрыть створку двери". Вот почему он ухватился за предоставленную ему возможность, маскируя радость показным смирением и готовностью служить в меру своих сил заместителю министра Симаде и его управлению.
      Однако на деле Нанги поклялся служить Ёитиро Маките. Путь канрёдо был первостепенным для Нанги точно так же, как и для Макиты. Каждый из них распознал в другом то, что ощущал внутри самого себя - дух прямых потомков касты элитных воинов сёгуната Токугавы, дух истинного самурая-чиновника.
      Последующее назначение Нанги начальником отдела торговли в торговой палате ненадолго отвлекло его от составления досье. Но по сути дела это дало ему в руки новый источник секретной информации. В результате к тому времени, когда Макита был освобожден от всех обвинений, у Нанги накопилась стопка папок высотой в четыре дюйма, внутри которых раскрывались пустячные грешки, мелкое и не очень мелкое воровство, халатность и беспардонное взяточничество примерно пары дюжин чиновников первого и второго ранга.
      Еще до того, как у них с вышедшим на свободу Макитой появилась возможность устроить смотр этому параду должностных преступлений, Нанги вызвали в кабинет Торадзо Оды. То, что оказалось на уме у этого министра, возглавлявшего торговую палату, стало для Нанги полным потрясением. На полированном подносе из европейского серебра филигранной работы был сервирован чай в чашечках из насквозь просвечивающего фарфора, а разливался он из высокого, с вытравленной кислотой гравировкой серебряного котелка на витых ножках. Этот набор выглядел гротескным и каким-то нарочитым в глазах Нанги; такими же представлялись ему и все другие европейские вещи. Но тем не менее он улыбнулся, словно обезьянка, и начал превозносить начальника за его изысканный вкус, хотя слова угрожали застрять у него в горле, точно рыбья кость. Чай тоже ему не понравился. Это была отвратительная и бессмысленная комбинация из нескольких сортов чая с преобладанием апельсинового черного сорта, которому удалось подавить все прочие ароматы. С таким же успехом Нанги мог бы пить застоявшиеся помои.
      Выслушав его комплименты по поводу чая, Ода сказал ему, что этот американский импортный сорт называется "Липтон".
      - Значение Америки невозможно переоценить, Нанги-сан, - проговорил Ода. Это был плотно сбитый мужчина с чрезмерным брюшком борца "сумо". На нем была безупречная тройка в едва заметную полоску, специально пошитая для него в торговом ряду Сэвайл. Его черные туфли с изящной отделкой блестели, как зеркало. - Нам пора отказаться от своих кимоно и гэта, настало время для цивилизованной моды, нам надо начинать думать не только о наших садах и о ритуале чайной церемонии. - Он задержал свой взгляд на Нанги, словно оценивая его реакцию на эту речь. - Мы должны заниматься делом, Нанги-сан. Поскольку гайдзин Джозеф Додж остановил нашу безудержную инфляцию благодаря неимоверному сокращению спроса, мы теперь снова можем думать о будущем. Наше будущее, Нанги-сан, спасение новой Японии, лежит в одной области - внешняя торговля. Цусё дайитисюги, торговля превыше всего. - Он замолчал на какое-то мгновение, чтобы отхлебнуть немного этого неприятного чая. - Скажите мне, Нанги-сан, вы говорите по-английски?
      - Нет, сэр.
      - Я думаю, что вам надо научиться этому. Премьер-министр создал курсы для персонала управления. Он всем рекомендует посещать их, я - тоже.
      - Я немедленно займусь этим, сэр.
      - Хорошо! - Ода выглядел неподдельно удовлетворенным. - Мой секретарь снабдит вас всей необходимой информацией, когда вы будете уходить.
      Ода снова отхлебнул из своей чашки. Он больше не смотрел на Нанги так испытующе и даже отвернулся от него, чтобы понаблюдать за суетливыми улицами через окно позади его письменного стола.
      - Цусё дайитисюги, - негромко произнес он, словно позабыв о присутствии гостя. - Прекрасная цель... и необходимая. Но, по правде говоря, мне представляется, что в новых условиях высокоскоростного развития нам потребуется совершенно новое министерство! - Он вдруг резко повернулся и посмотрел Нанги прямо в лицо; его глаза были мрачными и проницательными. - Что вы об этом думаете, Нанги-сан?
      - Я... мне бы надо было услышать об этом побольше, сэр, - сказал Нанги, чтобы скрыть потрясение.
      Ода помахал мясистой рукой.
      - Я имею в виду такое министерство, основной функцией которого было бы наблюдение и контроль за всей внешней торговлей, за технологией. У него должно быть право направлять предпочтительное финансирование в приоритетные отрасли промышленности и предоставлять таким отраслям налоговые льготы, чтобы облегчить и ускорить их развитие! - Ода внимательно изучал выражение лица Нанги. - Создание такого рода министерства реально, Нанги-сан? Как вы считаете?
      Нанги почувствовал себя припертым к стене. Что он должен отвечать? Друг ему Ода-сан или враг? Разумеется, он был врагом начальников Нанги по Министерству торговли и промышленности, но это сейчас не было в центре внимания. С того момента, как они с Макитой, гуляя на тюремном дворике, сформулировали свои далеко идущие цели, Нанги должен был по сути дела прекратить работать на Министерство торговли и промышленности. По крайней мере, в душе.
      Предмет обсуждения сейчас состоял в том, поддержит ли Ода эти их планы или нет. Он мог бы оказать исключительную помощь Нанги и Маките, если бы согласился с их теориями. Но если бы Нанги проговорился о своих планах этому человеку, а Ода бы с ними не согласился, то он, безусловно, немедленно уничтожил бы этот заговор еще в зародыше.
      Так что же делать?
      - Мне представляется ясным, - осторожно начал Нанги, - что до тех пор, пока оккупационные силы не покинут Японию, мы будем связаны по рукам и ногам. Я слышал о волнениях в Корее. Если тамошние коммунисты осуществят свои угрозы захватить всю страну, то я полагаю, что Америка втянет нас в этот конфликт.
      - Вы думаете? - Глаза Оды были закрыты веками, и верхнее освещение мешало видеть их выражение. Нанги сделал в уме пометку, что надо бы запомнить этот эффект. - Каким же это образом?
      - Думаю, что у них не будет выбора, сэр. Им, несомненно, понадобятся все виды военного снаряжения: форма, автомобили, оборудование для связи, патроны и все остальное. Америка далеко от Кореи, а мы рядом. По моему мнению, они используют нашу экономику и заставят ее работать на них.
      - Но для нас это будет хорошо.
      - И да, и нет, - сказал Нанги, понимая, что он решается на риск.
      - Что вы хотите этим сказать? - Лицо Оды было абсолютно непроницаемо. Нанги проклинал освещение.
      - В точности вот что, сэр: разумеется, тот бизнес, который мы получим, будет полезен для нашей экономики, потому что благодаря высокой оборачиваемости капитала прибыли расцветут пышным цветом. И тем не менее существует опасность, связанная с этими высокими темпами. Все наши компании испытывают недостаток капитала, и мне представляется, что даже шестимесячной задержки выплат будет достаточно, чтобы привести их к банкротству. Такой бизнес может погубить нас.
      - Еще чаю?
      Ода снова наполнил свою чашечку. Нанги отрицательно покачал головой. Он уже выполнил свой долг по этой части. Ода медленно помешивал свой чай крохотной ложечкой филигранной работы.
      - Ну, и как бы вы избежали этих... м-м-м... негативных аспектов подобной ситуации, Нанги-сан?
      - Планируемое вами новое министерство, сэр, отлично справится с этим.
      "Ну, теперь дело сделано", - подумал Нанги, изо всех сил стараясь не вспотеть. Он должен был это сказать. Теперь ход был за Одой, и в зависимости от того, каким будет этот ход, Нанги получит ответ.
      - А вам известно, молодой человек, что ваш собственный заместитель Симада будет противиться созданию нового министерства?
      - Он больше не мой заместитель министра, сэр, - сказал Нанги, изящно избежав ловушки.
      - Ах да! - Ода поставил на стол свою чашечку. - Разумеется, это так. В данный момент это ускользнуло из моего сознания.
      Теперь Нанги получил ответ, и его сердце воспарило ввысь. Он старательно не позволял поднявшимся в нем эмоциям отразиться на своем лице.
      - Министры из Министерства торговли и промышленности перешагнули через меня в своем стремлении сохранить свою власть.
      - Возможно, у них есть основания вести себя так, Нанги-сан. Те, кто больше всего на свете боится лишиться своей власти, всегда наиболее... м-м-м... чувствительны к мнимым угрозам их безопасности.
      "Они с Ёсидой обдумывают план закрытия Министерства торговли и промышленности! - подумал Нанги. - Это единственно возможное объяснение общего направления разговора".
      - Если бы вы были на моем месте, Нанги-сан, - сказал Ода ровным голосом, то кого бы вы выбрали на место руководителя этого нового министерства, занимающегося внешней торговлей?
      Теперь слово было за Нанги: он должен был решить для себя, друг ему Ода или враг. Как только он даст ответ на его вопрос, поворота назад уже не будет. Нанги понимал, что в Министерстве торговли и промышленности нет никого, к кому он мог бы обратиться, понимал он и то, что, сколько бы друзей ни было у Макиты, их влияния будет недостаточно, чтобы забросить его в святая святых нового министерства без благословения Оды и Ёсиды.
      Внезапно он почувствовал себя раскрепощенным. Решение было принято как бы помимо его воли.
      - Я бы выбрал Ёитиро Макиту, - твердо сказал он.
      На некоторое время в кабинете воцарилось молчание. Ода слегка постукивал донышком ложки по своим поджатым губам.
      Наконец он сказал:
      - Заместитель министра Симада никогда бы не поддержал подобного назначения.
      - Но его и образование такого министерства не особенно обрадовало бы, заметил Нанги.
      - Это разные вещи, Нанги-сан. Симада и Макита - злейшие враги. Создание нового министерства - это одно, а водворение на ключевом посту Макиты совершенно другое.
      - Могу я поинтересоваться, сэр, а встретила бы кандидатура Макиты-сан ваше одобрение?
      - Ну, это зависит от многих причин, Нанги-сан, как вы сами понимаете. Существуют вещи, которых нам всем хотелось бы, но которые мы иметь не можем. Человек должен научиться плыть вместе с течением так, чтобы его не утащило в море и он не пропал бы навсегда для земли.
      Глядя на сгущающиеся за окном вечерние сумерки, Нанги подумал о своих папках с обвинительными свидетельствами, которые он накопил.
      - Поправьте меня, если я ошибаюсь, сэр, но в канрёдо издавна практикуется постоянный процесс "пропалывания сорняков".
      - На более низких уровнях - да, - сказал Ода. - Уходящий в отставку заместитель министра выбирает себе замену, а все прочие служащие этого министерства - с одного с ним университетского курса - тоже подают в отставку, чтобы предоставить новичку чистое поле неоспоримой деятельности.
      - И все-таки, - осторожно заметил Нанги, - в высших эшелонах власти также время от времени наблюдается мабики.
      - О да! - сказал Ода. - Но там мы обычно говорим о каком-нибудь скандале довольно крупных масштабов. Я могу припомнить время, когда подобные вещи могли быть сфабрикованы... - Легкая улыбка тронула его лицо. - В те дни были мастера на такие вещи! - Он пожал плечами. - Но в настоящее время здесь эти оккупационные силы, которые, словно ястребы под солнцем, всегда сидят у нас на левом плече или парят в вышине и все высматривают, выглядывают... - Он потасовал какие-то бумаги. - Во всяком случае, все эти старые мастера ушли.
      - Если я правильно понял вас, - сказал Нанги, и его пульс бешено помчался, когда он приблизился к самой сути дела, - вы сейчас говорите о скандале, сфабрикованном из ничего, из дыма и сосновых иголок.
      - Вы выразились образно, Нанги-сан, но по существу верно.
      - Значит, как я понимаю, - сказал Нанги, сдерживая внутреннюю дрожь, оккупационные силы не будут чинить нам препятствий в раскрытии вполне реальных нарушений.
      Где-то в смежном кабинете зазвонил телефон, и какое-то время из-за закрытой двери были слышны приглушенные голоса. Миндалевидные глаза министра Оды сверкали, словно темные самоцветы, за круглыми линзами его очков.
      Тишина в этой комнате была столь осязаемой, что Нанги показалось, будто он завернут в одеяла. Теперь каждое движение, каждое слово, каждый взгляд становились ключом к исходу этой встречи.
      - Скандал, как мне представляется, Нанги-сан, для разных людей может означать разное. Я считаю необходимым прийти к некоторому четкому определению этого... гм... понятия.
      Нанги посмотрел прямо в глаза министру и сказал:
      - Бесчестие для наших врагов.
      Ода помедлил немного, потом нагнулся и достал початую бутылку янтарного напитка.
      - Могу я предложить вам бренди?
      Нанги кивнул в знак согласия, и, пока они оба пили, в комнате стояло молчание. За дверью в быстром стрекочущем ритме заработала пишущая машинка.
      Ода осторожно поставил свою чашечку на стол.
      - Мне кажется, Нанги-сан, - сказал он, - что Симада-сан поступил слишком уж великодушно, перемещая вас в мое ведомство.
      - Возможно, что он был также глуп, - с нехарактерной для себя прямотой сказал Нанги.
      Ода пожал плечами.
      - Говорят, будто китаец не способен поверить, что иностранцы могут говорить на его языке. Когда такое имеет место, китаец этого просто не слышит. Заместитель министра Симада напоминает мне такого китайца! - Он снова наполнил бокалы. - У него, возможно, нет острой интуиции, но зато у него много друзей и союзников.
      Нанги понял, на что косвенно намекает его министр.
      - Ни у кого из них нет такой власти, чтобы спасти его от его собственных грубых промахов. Хироси Симада очень уж алчный бюрократ.
      - Это не по-американски.
      - О нет, - сказал Нанги, принимая правила игры. - Ни в коей степени.
      - Отлично. Не исключено, что это поможет делу. - Торадзо Ода потер руки. Что же касается... м-м-м... деловых аспектов, то я полагаю, что мы пришли к взаимному удовлетворительному соглашению.
      - Извините меня, но я полагаю, что мы должны решить еще один вопрос.
      Ода, уже готовившийся отпустить Нанги, остановился. Его лицо было спокойным.