Он наклонился вперед, вытащил бумажку в пятьдесят долларов и передал ее водителю такси.
      - Подождите нас, - сказал он.
      - Да, сэр. Никаких проблем.
      Он сложил руки на груди, откинулся на сиденье и вскоре уже крепко спал.
      Кроукер заметил на подъездной дорожке к дому шесть или семь стоявших автомобилей: "ягуары", "роллс-ройсы", большие седаны "БМВ". Шоферов не было видно, их не оставили на произвол судьбы в этот осенний холод.
      - Чей это дом? - спросил он.
      Маргарита продолжала смотреть в безоблачное ночное небо. Рогатый месяц, бледный, как сливочное масло, плыл по небосводу, подобно призрачному кораблю или катафалку. Она вздрогнула, но не двигалась. Мучительные думы овладевали ею каждый раз, когда она возвращалась сюда.
      - Маргарита?
      - Ш-ш-ш, - прошептала она. - Не говори, не двигайся. Я должна подумать, что произойдет дальше. Вероятно, это неизбежно так же, как движение одной секунды за другой. Но в данный момент дай мне помечтать, что мы одни вдвоем в этой ночи.
      Ее запах смешивался с запахом лошади. К своему удивлению, Кроукер легко представил себе, как она вытаскивает свою ногу в сапоге из стремени, спрыгивает с гладкого кожаного седла, расточая вокруг мускусный запах лошадиных мышц, пропитавший ее ягодицы и ноги. Ему показалось, что он слышит в ночи тихие, призрачные звуки: хруст кожи, позвякивание металла, мягкое всхрапывание лошади.
      Он моргнул, и все пропало, до него доносились лишь звуки тяжелого, ритмичного дыхания таксиста, спокойного гудения кондиционера в машине.
      - Я часто ездила здесь верхом, - прошептала Маргарита, - когда была моложе.
      Он взглянул на нее. Она была сосредоточена, как шахматист в эндшпиле. Кроукер не понимал, чем были вызваны эти галлюцинации, позволившие заглянуть в другое время, в другой мир.
      Маргарита наклонилась вперед, привалилась к двери, как бы от усталости или покоряясь чему-то ужасному, потом взялась за ручку, открыла дверцу и вышла из машины. Кроукер последовал за ней, прислушиваясь к похрустыванию под ее каблуками гравия, белого, как молоко под лунным светом.
      Особняк был построен из розовато-коричневого кирпича. Окна аккуратно обрамляли ставни цвета густых сливок. Внушительный парадный вход был увенчан веерообразным окном с цветными стеклами, которому было не менее ста лет. Опускающаяся вниз подъездная дорога была обсажена подрезанными вишневыми деревьями, а ближе к главному зданию поднимались до верхушки крыши копьевидная магнолия и болиголовы с ветвями, похожими на месяц. По обе стороны каменных ступенек, поднимающихся до самого входа, были устроены клумбы с однолетними цветами. Сейчас они были голыми, с черной землей, смешанной с компостом цвета соломы. Пронизывающий ветерок продувал между рядами темно-зеленых карликовых кипарисов Хиноки, поднимавшихся вместе с ними, когда они шагали вверх по ступенькам.
      Пока они шли, Кроукер внимательно осматривался по сторонам. Он был осторожен с тех пор, как они покинули ресторан в Александрии. Он помнил, что консьерж в гостинице рекомендовал этот ресторан и поэтому знал, куда они направлялись. Маргарита, очевидно, по той же причине настояла на том, чтобы они прошли пешком некоторое расстояние от ресторана и не садились в первое попавшееся такси. Направления, которые она указывала шоферу, были сложными, запутанными и окольными. Она не хотела, чтобы кто-либо знал, куда они поехали.
      Перед резной деревянной дверью Маргарита обернулась к нему и сказала:
      - Я хочу, чтобы ты понял кое-что, Лью. Я здесь ни за что не отвечаю, ни за что. Это место является большим, чем частная собственность.
      Он уставился на нее, стараясь понять это странное превращение, которое произошло с ней с того момента, когда она увидела фотографии Джинни Моррис, разложенные на скромном правительственном столе Лиллехаммера.
      Она нежно дотронулась до его запястья, попыталась улыбнуться, затем стукнула по двери бронзовым молоточком. Через мгновение дверь открылась и перед ними предстала красивая женщина, одетая в черные шерстяные брюки, шелковую блузку кремового цвета и вышитую испанскую черную куртку до пояса. Этот наряд, который не выглядел бы устаревшим на показе моделей в то время, когда эта женщина была на четверть моложе своего теперешнего возраста, подчеркивал ее стройную фигуру с длинной талией.
      - Маргарита! Слава Богу, ты приехала!
      Металлический оттенок голоса женщины напоминал работающий на улице мотор такси. Кроукер посмотрел на нее более внимательно. Морщины покрывали ее лицо. Они были в уголках глаз и рта, над всей верхней губой. Он видел, что годы оставили свой след, может быть, не такой заметный, как у многих других женщин, из-за незатухающей искры в ее лазурных глазах, но все же очевидный.
      По улыбке, игравшей на губах женщины, Кроукер понял, что это опасная женщина. Он почувствовал запах, как после выстрела из пистолета, вспомнив страх и нежелание, с которым принимала Маргарита решение возвратиться сюда.
      - Входи, дорогая, - пригласила женщина, закрывая за ними дверь. Она обняла Маргариту, поцеловала ее в обе щеки, как это принято в Европе. - Я так рада видеть тебя. Кажется, ничто не осталось прежним после смерти Дома. Несмотря на все мои усилия, даже обращение к сенатору из Миннесоты, которому я сделала раньше кучу одолжений, я сталкивалась с глухой стеной в попытках узнать, что же случилось с Домом.
      - Я думаю, мы сможем помочь друг другу в этом отношении, - сухо промолвила Маргарита.
      - Дорогая, это самые хорошие новости за последние недели, - сказала Рената. - Уверена, что ты знаешь, что говоришь. Дом всегда был очень высокого мнения о тебе.
      Она нахмурилась, и Кроукер заметил, что на ее лице появляются новые морщины, как слова, написанные невидимыми чернилами и проявляющиеся под воздействием инфракрасной лампы.
      - Но, моя дорогая, ты приехала с незнакомцем. А где Тони?
      Маргарита повернулась к Кроукеру, и он отчетливо увидел борьбу в ее глазах. Боль и полузаметная душевная мука свивались друг с другом как темные краски, загрязняющие лучшую работу художника.
      - Лью Кроукер, - обратилась она к нему. - Я хочу представить вас моей мачехе Ренате Лоти.
      Рената любезно улыбнулась, протянула на удивление твердую руку, которая крепко сжала руку Кроукера.
      - Пожалуйста, проходите. Моя дочь необычайно добра. За свою жизнь меня знали под разными именами. Ренатой Лоти меня называют в Вашингтоне, и я довольна этим именем. Но в прошлом я была известна как Фэйс Гольдони. Вам знакомо это имя, не так ли, мистер Кроукер?
      "Это мать Доминика Гольдони, - подумал Кроукер, придя в изумление. Бог милостивый!"
      Она не предложила им снять верхнюю одежду, а немедленно повернулась и повела по длинной, выложенной панелями из грушевого дерева прихожей. Кроукер заметил, что она немного прихрамывала. Рената ничего не сказала об этом, и он видел по тому, как она шла, что не считает это прихрамывание недостатком. Наоборот, она приспособилась к нему так, что ее походка выглядела как просто свойственная ей. Они прошли мимо двойной двери, за которой слышались сдержанные звуки спокойного разговора.
      - Главное здание сегодня полно гостей, - заметила Рената. - Зная мою дочь, я уверена, что нам не помешает некоторое уединение.
      Они вошли в наполненную сладкими запахами буфетную, затем прошли через огромную, отделанную кафелем и нержавеющей сталью кухню, благоухающую свежим шалфеем, оливковым маслом и красным вином. Молодой шеф-повар в белом фартуке и белом колпаке почти не обратил на них внимания, занимаясь грушевым тортом.
      Рената сняла с деревянного крючка подбитый мехом черный виниловый макинтош, накинула его себе на плечи. Задняя дверь вывела их в небольшой садик с подстриженной травой и крытой галереей из дерева и кирпича с левой стороны, мимо которой и повела их Рената. Толстая глициния и высокие виноградные лозы защищали их от прохладного ветра ясной ноябрьской ночи.
      К дрожжевым ароматам из кухни вскоре добавились резкие, пьянящие испарения лошадей, запахи сена и навоза. Рената протянула руку, зажгла свет, открыла широкую дверь в конюшню.
      Лошади всхрапывали и перебирали ногами. Кроукер вспомнил посетившее его видение в автомобиле. Оно было как подглядывание в память Маргариты.
      Огромные влажные коричневые глаза лошадей смотрели на них с тревогой и недоверием. Затем послышалось тихое ржание в нескольких местах, поскольку лошади уже принюхались к новым запахам.
      Кроукер внимательно осмотрел помещение; как он это делал всегда, подмечая отдельные детали.
      - Странно, - сказал он, - здесь имеется оружие.
      Рената посмотрела на револьвер в старой, поцарапанной кожаной кобуре, который висел на дальней стене.
      - Это кольт, - подтвердила она. - Я содержу его в отличном состоянии. Купила его, когда построила эти конюшни. Всего в двух милях отсюда я видела лошадь со сломанной ногой, которая мучилась более часа, пока кто-то пытался найти пистолет, чтобы гуманным способом избавить животное от страданий. Когда я решила, что буду ездить на лошадях, я поклялась, что никогда не позволю на одной из моих лошадей страдать таким образом.
      Некоторое время Кроукер изучал Ренату, запрятав в запасник своей памяти информацию, которую она только что сообщила ему с присущей женщинам элегантностью.
      - Откровенно говоря, вы поставили меня в тупик, - сказал он.
      - О-о!
      - У меня было впечатление... думаю, что и у фэбээровцев также, что Фэйс Гольдони умерла некоторое время тому назад. Я видел сам ксерокопию свидетельства о смерти в делах семейства Гольдони.
      - Я нисколько в этом не сомневаюсь. Я действительно умерла несколько лет назад. По крайней мере, Фэйс Гольдони умерла. Затем родилась Рената Лота и появилась здесь, вблизи Капитолийского холма, где смогла хорошо устроиться. - Она наклонилась к стойлу лошади и стала разминать кусок корма своими ловкими пальцами. У нее было тело, которое, по-видимому, никогда не страдало от артрита, - конечно, принимать различные имена - это для меня не ново. Я служила в армии США во время второй мировой войны под именем Фэйс Сохилл.
      Кроукер покачал головой.
      - Допустим, что все правда, но зачем вы мне это рассказываете? Даже фэбээровцы, с которыми я работаю, не знают, кто вы на самом деле. Зачем рисковать, рассказывая мне?
      - Во-первых, вы - не фэбээровец. Во-вторых, я знаю, кто вы. - Взгляд ее проницательных голубых глаз переместился с Кроукера на Маргариту. В-третьих, моя дочь привезла вас сюда. - Она издала странный гортанный звук, который заставил лошадей навострить уши. - Она никогда не делала этого даже по отношению к своему мужу.
      По-видимому, Маргарите это все порядком надоело. Она вытащила толстый сложенный лист бумаги. Когда она передавала его Ренате, Кроукер заметил, что это была фотография.
      Взяв ее в руки, Рената настороженно посмотрела в глаза своей падчерицы.
      - Джинни Моррис, - проговорила сухим голосом Маргарита. - Ее тело было найдено в том же доме, где и тело Дома. На ее лбу был вырезан месяц в вертикальном положении.
      - Бог мой, - вздохнула Рената Лоти. - Неудивительно, что вы пришли.
      Она уже не опиралась беспечно на стойло лошади, а сжимала сложенную фотографию так сильно, что у нее побелели пальцы.
      - Полагаю, вы знаете, кто такая Джинни Моррис? - спросил Кроукер, предполагая, каков будет ответ, но все же желая получить подтверждение.
      - Я не думаю, что у моего сына были какие-либо секреты от меня, заявила Рената. Чувствовалось, что ей было тяжело от того, что приходилось разделять трудности другой жизни. - Во всех отношениях он был исключительным мужчиной. - Ее глаза заморгали, глядя на Кроукера. - Какое бы обратное мнение вы уже ни составили о нем, Дом был человеком, для которого слово "верность" должно было соответствовать делам при любых обстоятельствах. Что же касается его сексуальных грешков, то он просто не мог удержаться. - Она криво усмехнулась. - Кто из пас может?
      Кроукер, наблюдая за ней так, как учили его делать при изучении подозреваемых лиц, почувствовал, как по спине побежал холодок, как если бы она знала, что он и Маргарита занимались любовью.
      - Есть еще кое-что, - продолжила Маргарита тихо. - Кроме этого вырезанного на ней знака.
      Рената развернула фото и стала внимательно рассматривать малоприятную картину женского торса, рассеченного семью горизонтальными полосами с равными промежутками. В самый нижний, седьмой по счету разрез было вставлено перо редко встречающейся белой сороки.
      - Что-либо на этой фотографии выглядит знакомым вам? - поинтересовался Кроукер.
      Рената не отрывала взгляда от снимка. Кроукер пытался прочесть что-либо на ее лице, но его выражение никак не изменилось. Напряженность атмосферы нарастала. Лошади мотали головами, возможно, они чувствовали приближение грозы.
      - Лестница души, - наконец произнесла Рената.
      - Извините? - переспросил Кроукер, наклонившись к ней.
      - Это часть ритуала людей, известных под именем Мессулете. Эти психочародеи более древние, чем даже китайская цивилизация. Некоторые считают, что они цикладианцы, морские скитальцы, ведущие свой род от титанов, другие...
      Рената передернула плечами и указала на фотографию.
      - Вы видите, здесь семь надрезов. В учении Мессулете существует поверье, что человеческая душа должна пройти через семь ступеней в жизни и после все. Священник Мессулете часто делает такую Лестницу души, например, у очень больных людей, нанося семь надрезов на торсе больного, с тем чтобы помочь душе продолжить свое путешествие.
      Она облизнула губы - единственный признак того, что Рената все же взволнована.
      - Во времена чрезвычайных трудностей, например, при засухе, когда, как считают, нарушается космический порядок, таким же образом приносится в жертву какое-нибудь животное, с тем чтобы восстановить нарушенный баланс.
      - Так это своего рода ритуал? Какой? Вуду?
      Губы Ренаты сложились в сардоническую улыбку.
      - Это Нго-май-ут, - решительно заявила она. - Эта фраза в забытом китайском диалекте означает дословно "неполная луна". Но, конечно, здесь выражение имеет другое значение. Оно почти синоним с другим словом "джим", которым называется сабля с двумя острыми сторонами. Джим - это символ священника Мессулете: вертикальный полумесяц, темный с синим.
      Слушая с возрастающим интересом, Кроукер спросил:
      - Каким образом вам удалось узнать об этих людях?
      Рената пожала плечами.
      - Когда живешь в Венеции, мистер Кроукер, когда существуешь так долго в подвешенном состоянии между морем и землей, в лагуне, полной мрака и таинства, поневоле начнешь искать начала всего. Особенно когда ты не рожден в Венеции и тебе напоминают об этом каждый день в течение всей твоей жизни.
      Она не смотрела на Маргариту, но у Кроукера было чувство, что ее ответ предназначался падчерице.
      - Можно сказать, что по своей природе я стяжательница, собирательница знаний. - Ее глаза потемнели. - Я изучала эти мифы о началах всего также и через моего бывшего мужа, отца Маргариты. Он был венецианцем. В нем, в матери Маргариты и в ней самой текла кровь цикладианцев. По крайней мере, так они утверждают.
      Она пожала плечами, ухитрившись каким-то образом придать скрытое значение даже этому трудно определимому жесту. - Я могу сказать, что представители многих древних культур претендовали на то, что они являются основателями Венеции, даже остатки троянцев, бежавших от гнева братьев Менелая и Агамемнона и их ахейской армады.
      Как он ни был заинтригован рассказом Ренаты, Кроукер следил уголком глаза за Маргаритой. Он заметил, что во время разговора Маргарита все больше и больше прятала свое лицо в тень. Было похоже, что между этими двумя женщинами давно существует психологический конфликт, как это случается, когда сила одного характера сталкивается с подобной же силой другого. Не из-эа этого ли Маргарите было трудно вернуться сюда?
      - Я не думаю, что вы слышали о них, - продолжала Рената, - но в горной местности Северного Вьетнама и Южного Китая живут горные племена, называемые общим словом "нунги". Эти нунги практикуют и нго-май-ут, как и Мессу лете. Они не являются охотниками за головами или каннибалами, как таковыми. Но, по их убеждению, суть души находится в несломанных костях как человека, так и животных, и из этой сути соответствующими ритуалами и молитвами может быть воссоздана вновь трансцендентальная просвещенность энергия и мудрость.
      Мастерство Ренаты-рассказчика делало правдоподобной самую фантастическую историю. Кроукер даже на мгновение не допускал мысли, что она могла бы поведать все эти удивительные сведения многим.
      - Священники нунги верят, что нго-май-ут - это единственно правильный путь к нирване. Другие видели в их учении древний путь к власти, которым можно воспользоваться и в современном мире.
      Рената повернула голову в сторону. Кроукеру представилось, что она смотрит через стены конюшни на другое место, в другое время.
      - Подобно этому человеку, который убил Доминика в Джинни?
      Рената кивнула головой.
      - Я был бы признателен, если бы вы сообщили мне некоторые подробности. Например, какое значение имеет перо белой сороки?
      - Я вижу, вы провели некоторые изыскания. - Она передвинулась, почувствовав внезапно неудобство своего положения. Жеребец около нее переступил ногами и заржал, как бы почувствовав своим примитивным умом присутствие зла. - Должна ли я рассказать вам о пере? Думаю, что поскольку я уже начала, то следует и закончить эту историю. - Она повернула голову в сторону Кроукера, и он почувствовал жар в ее глазах.
      "О чем думает Маргарита? - беспокоился Кроукер, глядя, как тени, похожие на паутину, скользят по ее щекам. - Она должна была знать. Она привела меня сюда. Она знала все еще тогда, когда увидела семь параллельных ран, перо белой сороки. "Вероятно, это неизбежно так же, как движение одной секунды, за другой", - прошептала она, когда они входили в дом.
      - В нго-май-ут, - сказала Рената, - белая сорока занимает особое место. Вы должны понять, что во всех культурах мира полет - один из самых больших элементов власти шаманов. Птица - это символ... не только полета... но и перевоплощения человека в Бога.
      Кроукер некоторое время раздумывал над этими словами. Его общение с Николасом подготовило его к тому, чтобы верить в фантастическое. По собственному опыту он знал, что другие редко бывают внимательны и часто неправильно понимают реальность, существующую за фасадом обычного. Кроме того, он сам мог ощущать, подобно тому как моряк интуитивно чувствует течения в море, слияние потоков в крайне беспокойную ауру на месте убийства. Эта странная форма двойного видения, подобная той, которую связывают с мигренью, приходила к нему, когда то, что раньше было необъяснимым, внезапно приобретало форму и значение.
      - Какое отношение это перевоплощение имеет к Джинни Моррис? - спросил он.
      - Никакого, - ответила Рената. - Это... как бы лучше выразить... подпись.
      - Подпись?
      - Да. - Рената кивнула. - Белая сорока имеет отношение к убийце, а не к приносимой жертве.
      Кроукер сделал шаг вперед, его сердце сильно стучало в груди.
      - Вы хотите сказать, что это перо может указать на убийцу?
      - Совершенно верно. Известно, что священники нунги при их посвящении выбирают в качестве своего знака или талисмана близкое им животное.
      Она отвернулась, прикусив губу мелкими белыми зубами.
      - Если вы знаете, кто убил вашего сына, вы должны назвать его мне.
      Рената провела пальцами по лбу, как бы смахивая с него прядь волос.
      - Для нунги белая сорока - это птица исключительной силы. Через нее Бог разговаривает со священниками. Она священна. Тот, кто пользуется ее перьями...
      На них накатилась тишина, липкая и таящая в себе опасность, подобно новой асфальтовой дороге.
      Кроукер начал что-то говорить, но, взглянув на Маргариту, тут же осекся. Она молчала, ее глаза были полузакрыты, как от яркого потока света, грозящего ослепить ее.
      Рената глубоко вздохнула, как бы собираясь с силами.
      - Как я уже сказала, белая сорока - птица исключительной силы, но выбор ее в качестве талисмана при посвящении заканчивался почти всегда катастрофически. Потому что она привлекает разрушительную силу богов. Ноздри Ренаты расширились на мгновение, как бы вдыхая новый запах. - В истории нунги те, кто стремился через эту птицу услышать голос Бога, сходили...
      - С ума? - закончил за нее Кроукер.
      На губах Ренаты вновь появилась эта странная, похожая на полумесяц улыбка.
      - Нет, результатом перевоплощения было не сумасшествие, а нечто гораздо худшее.
      Рената повернулась так, чтобы жеребец мог видеть ее, а не только чувствовать ее запах, положила руку на его загривок и стала ритмично его поглаживать.
      - Что может быть хуже сумасшествия? - удивленно проговорил Кроукер.
      - Послушайте меня. В этом есть логика, - сказала Рената, продолжая ласкать животное. Казалось, что, поглаживая загривок лошади, она пыталась обрести спокойствие и избавиться от дурных предчувствий и страха. - С тех, кто выражает желание стать божественным, медленно сдирают с живых кожу, слой за слоем, избавляют их от всего присущего человеческому существу: способности чувствовать душевное волнение, подвергаться воздействию окружающего мира. Постепенно они переходят в мир теней, откуда они сами могут оказывать воздействие на окружающий мир, но бессильны сделать что-либо, чтобы этот мир затрагивал их каким-либо образом. Они похожи на ходячих мертвецов. - Она хмуро посмотрела на Кроукера. - Таким образом рождаются зомби, вампиры и прочие неумершие мертвецы, которым люди дали разные имена.
      Глаза Ренаты были похожи на цветные драгоценные камни, через которые, подумал Кроукер, можно было бы бросить взгляд на опасную игру теней другого мира.
      - Тот, кто совершил эти убийства, - сказала Рената, - непростой человек. - Она помедлила минутку. - Его нельзя отыскать обычными методами.
      - Мне надо не только отыскать его. Я должен остановить его.
      - Это может оказаться невозможным.
      - Для меня это неприемлемо.
      Сардоническая улыбка появилась на губах Ренаты.
      - Вы не встречались с этим человеком. Вы, и Маргарита, и я, мы живем за счет мяса животных и зерен, произрастающих из земли. Этот человек другой, уверяю вас. Он получает средства к существованию из более эфемерных источников.
      - Но он смертен?
      Рената не сразу ответила ему.
      - Если вы пошлете пулю в его мозг или вонзите нож в его сердце, он умрет. В этом смысле, да, он смертей. Но он Мессулете, и, если вы не убьете его сразу, вы окажетесь перед лицом смертельной опасности.
      - Вы хотите сказать, что, даже будучи раненым, он сможет действовать лучше, чем могу сделать это я?
      - Я хочу, чтобы вы запомнили, что я рассказывала вам про белую сороку и ее силы. - Рената опустила взгляд на фотографию с Лестницей души. Затем вскинула голову: - Вы не кажетесь скептиком.
      Кроукер покачал головой:
      - Я не скептик. - Подумав о Николасе, он добавил: - У меня есть друг, который имеет подобного рода контроль над своим телом.
      Теперь он чувствовал, что Рената изучает его с повышенным интересом. Она перестала поглаживать коня.
      - Как зовут этого человека? - спросил Кроукер.
      - У него много имен. Давайте подумаем. В этой стране он назывался Дональдом Траком и Робертом Асуко.
      "Роберт", - подумал Кроукер, взглянув на Маргариту. Но ее голова была опущена, скрыта в тени.
      Рената переменила позу.
      - Его мать, вьетнамка, звала его До Дук. Он взял себе японскую фамилию Фудзиру, когда бежал из Сайгона, убив своего хозяина, француза, торговавшего оружием, который в какой-то мере и вырастил его. Один Бог знает его настоящую фамилию. Его отец неизвестен. Может быть, это просто прихотливая фантазия До Духа - считать, что его отец был японцем.
      Кроукеру понадобилось некоторое время, чтобы переварить всю эту информацию.
      - Как вам удалось так много узнать об этом человеке?
      - Он был другом Майкла Леонфорте во Вьетнаме. Они оба, вместе с человеком по имени Рок, попали в довольно грязную историю там. - Рената подняла руку. - Пожалуйста, не спрашивайте, откуда я знаю так много о семействе Леонфорте. Это частная информация.
      - Но вы сказали, что знаете, кто я, и что Маргарита доверяет мне настолько, чтобы привести сюда...
      Рената кивнула головой.
      - Совершенно верно, мистер Кроукер. Но, с другой стороны, вы докладываете Уильяму Лиллехаммеру.
      - И что же?
      Рената потерла руки одна о другую, чтобы очистить их от прилипших соринок. Поглядела на него изучающим взглядом.
      - Я не решила, насколько я должна доверять вам.
      - Не хотите ли вы сказать, что у Лиллехаммера имеется своя программа, в которую я не посвящен?
      - Зачем мне это? Вы, вероятно, уже знаете.
      - Я только подозреваю, что не одно и то же, - заявил Кроукер. Он пожал плечами. - В любом случае, какие бы ни были действительные цели Лиллехаммера, я углубился в это дело настолько, что не отойду от него. У меня есть теперь Маргарита, о которой я должен думать.
      - Маргарита - замужняя женщина, - резко бросила Рената.
      - Вы забыли сказать "счастливая".
      Рената даже не моргнула.
      - Правда? Я не сказала?
      Причина происходившего здесь своего рода странного столкновения характеров оставалась вне понимания Кроукера. "Какую роль разыгрывает сейчас эта старая женщина, помимо роли защищающей матери?"
      Кроукер интуитивно чувствовал, что ему следует быть осторожным, иначе это бесценное интервью будет преждевременно прекращено.
      - Ей нужен Тони Д., - сказал он. - Я не помешаю ей делать то, что она должна.
      Теперь Рената моргнула, и Кроукер понял, что выиграл важное очко.
      - Почему бы нам не пойти в дом? - предложила Рената.
      Бледная луна висела в чистом небе. Ветер набрал силу, но они были защищены от него кустарниками, растущими около галереи. Сверху спускался, как покрывало из серебряных кружев, таинственный лунный свет. Они остановились, почти прижимаясь друг к другу.
      - Судьбу Маргариты окончательно решила смерть моего сына, - заявила Рената. - До Дук убил его, и это было, несомненно, сделано по приказу Чезаре Леонфорте. Есть причина, почему Чезаре выбрал До Дука. Он не просто хотел смерти Доминика, он хотел узнать, что было на уме у Доминика.
      Маргарита повернулась к лунному свету, и Кроукер увидел, что она беззвучно плачет. Ее страдание пронзило его до самого сердца.
      - Вы хотите сказать, что Доминика пытали, прежде чем убить?
      Рената медленно склонила голову, не спуская глаз с Маргариты.
      - В этом мало сомнения. Вопрос в том, насколько удалось моему сыну выстоять перед До Дуком.
      - Вы знаете этого человека лучше, чем мы, вы...
      - Что бы ни хотел Роберт выведать у Дома, он это получил, можете быть уверены. - Эти слова, казалось, непроизвольно вырвались из уст Маргариты.
      Рената побелела. Кроукер видел, что она удерживается на ногах, собрав все силы. Наконец она сумела успокоиться настолько, чтобы сказать:
      - Ты встречалась с ним?
      - Да.
      Кроукеру показалось странным, что Маргарита не стала ничего уточнять, а Рената ничего больше не спрашивала. Прошло много времени, в течение которого было слышно, лишь как лошади переступали ногами в стойлах. Казалось, никто не был в состоянии двигаться или даже дышать. Наконец Рената повернула голову к Кроукеру.
      - Если это так, тогда мы должны допустить самое худшее. Мистер Кроукер, вы должны отправиться в Токио как можно скорее.
      - Почему? Почему так срочно? - Он переводил взгляд с загадочного лица одной женщины на закрытое лицо другой. - Источник информации Доминика находится в Токио?
      Рената безжизненно склонила голову.
      Вновь он подумал о Николаса, что делал очень часто с тех пор, как увидел свидетельства жуткого ритуала, совершенного при убийстве Доминика Гольдони. Конечно, Николас смог бы помочь ему теперь, когда он отправится в Токио. Его сердце взволнованно забилось при мысли, что он снова увидит своего друга.
      - Видимо, нужно сообщить все это Лиллехаммеру.
      - Думаю, что это было бы очень неразумно, - резко заявила Рената. Вряд ли он обладает свойственными вам открытостью и разумностью.
      - Верно, но в любом случае мне понадобятся паспорт, деньги и содействие. Без поддержки Лиллехаммера в такой чужой стране, как Япония, я очень скоро буду плавать мертвым в море.
      - Я предоставлю вам все, что нужно, - сказала Рената так поспешно, что Кроукер тотчас же понял, насколько критическим для нее было бы изменение его статуса. - Дополнительно я могу защитить вас от него.
      - От кого? До Дука? С тем, что вы уже дали мне, я думаю, что сумею позаботиться о себе сам. Рената покачала головой.
      - Я говорила о Уилле Лиллехаммере.
      Она достала из-под куртки свернутый экземпляр последнего номера газеты "Вашингтон пост" и передала ему.
      "РУКОВОДИТЕЛЬ КОМПЬЮТЕРНОГО ГИГАНТА НАЙДЕН ЗАСТРЕЛЕННЫМ" - гласил заголовок. А сразу под заголовком был помещен портрет Харли Гаунта, человека номер один Николаса в Штатах. Согласно высокопоставленному государственному источнику, не названному в статье, которую Кроукер читал со всё растущим беспокойством, Гаунт, Николас и сама компания "Сато-Томкин" должны были предстать перед Комиссией сенатора Рэнса Бэйна. Согласно статье, Гаунт решил сотрудничать с Комиссией. Очевидно, убийство главного свидетеля выпустило весь пар из расследования. Николас Линнер получил вызов из Токио, чтобы дать ответы на серьезные, но пока еще неопубликованные обвинения в неправильных действиях, но он отказался подчиниться. Теперь Гаунт, человек, предположительно знающий изнутри о всех делах "Сато-Томкин" и готовый выдать всю информацию Комиссии, был мертв. Заключение, которое сделали также неназванные высокопоставленные государственные источники, было ясным. Линнер, занимавший какую-то синекуру в Японии, подозревается в том, что он отдал приказ заткнуть рот Гаунту.
      Кроукер посмотрел на Ренату. В ее глазах блестел отраженный лунный свет. Что мог он прочитать в них? Скрытый намек на удовлетворенность, отсутствие прощения?