- Пойдет, Маргарита, - возразил он. - Мне известно, раньше он уже звонил сюда несколько раз. Последний раз, помнится, не из-за того ли, что некий информатор сообщил ему о том, что сотворил с тобой Тони за закрытыми дверями?
      Из уст Маргариты вырвался слабый стон. Она инстинктивно подтянула колени - казалось, его слова доставили ей физическую боль. Она была бледна и тяжело дышала полуоткрытым ртом.
      - На этот раз Доминик получит информацию о том, что твой муж избил Франсину.
      Сказано это было таким спокойным тоном, будто он продиктовал ей номер из телефонной книги, и эта его прозаическая манера была наиболее пугающей.
      - Он непременно позвонит, не так ли? И тогда наступит твоя очередь сыграть свою роль. Ты изобразишь неподдельную истерику, и, даже если он не среагирует на нее, ты все равно будешь настаивать на встрече.
      - Какой же ты подонок!
      Она закрыла глаза. Из-за этого гада все полетит к черту, подумала Маргарита.
      Она чувствовала, что теряет контроль над собой, соленые слезы текли по щекам, казалось, мозг превратился в какое-то размягченное желе - ее охватила паника. Пытаясь придать своим мыслям хоть какую-то последовательность, она спросила:
      - Ты хоть знаешь, о чем меня просишь?
      До Дук неожиданно хлопнул в ладони, причем удар пришелся по ее бокалу с бренди, который с громким хрустом разлетелся на мелкие осколки, заставив Маргариту подскочить на месте. Ему понравилось, как эта "шутка" отразилась на выражении ее глаз - в сознании всплыл образ Мадам X, запечатленный на полотне Сарджента.
      Он сказал:
      - Я уже убил охранника, ротвейлера и служанку. Не стоит и секунды сомневаться в том, что я убью твою дочь.
      Она не могла оторвать взгляда от его мерцающих глаз.
      - Как я уже заметил, жизнь Франсины в буквальном смысле находится в твоих руках.
      Маргарита ткнула окурок в пепельницу.
      - Боже праведный, как ты можешь спать по ночам?
      До Дук поднялся:
      - Интересный вопрос, услышанный из уст сестры Доминика Гольдони. Разве ты не пользуешься своей девичьей фамилией - его фамилией - в своем собственном бизнесе? Несомненно, пользуешься. - По лицу До Дука скользнула доверительная улыбка. - Интересно, что чувствует Тони в связи с твоей известностью под именем Маргариты Гольдони? Не от этого ли он приходит в ярость и изливает ее на тебя?
      Она посмотрела на него с каким-то благоговейным ужасом, ощущение некоей внезапной перемены резануло ее, подобно бритве. До Дук обошел диван и остановился у огромного полотна Генри Мартина, на котором был изображен сельский пейзаж: поле, засеянное колосящейся пшеницей. Он наслаждался мастерством композиции и выбором цветовой гаммы.
      - Маргарита, ты достаточно умна, чтобы понять - каждый из вас по-своему выбирает наиболее целесообразные пути решения той или иной проблемы, вряд ли здесь уместны фанатизм или справедливость.
      Рассматривая ландшафт на картине Мартина, изображенный живописцем с волшебной силой, До Дук ждал ответа. Он думал о том, что с удовольствием бросил бы все, даже свою постоянную игру со смертью, позволяющую ему поддерживать себя в форме, ради способности написать хотя бы одну картину, подобную этой. У него не было детей - по крайней мере, о существовании которых он бы знал, - но подобный шедевр лучше всякого ребенка, поскольку, подобно божеству, воображение и мастерство художника дают возможность как бы остановить мгновение. Большей награды для себя в этой жизни он бы не пожелал.
      - Как интересно, такой зверь - и ценитель высокого искусства, - голос Маргариты прозвучал где-то у его локтя.
      Он услышал, как она подошла, вернее сказать, почувствовал это. Интересно, вновь подумал он, хватит ли у нее духу пырнуть его ножом для распечатывания писем? Не поворачивая головы от полотна Мартина, он заметил:
      - Доминик позвонит в течение ближайших двух часов. Ты готова выполнить свою половину нашей сделки?
      - Подожди минуту, - попросила она. - Раньше мне не доводилось заключать сделки с дьяволом.
      - Возможно, - он резко повернулся к ней, - но готов спорить - твой брат делал это столько раз, что, наверное, сбился со счета.
      Ты ничего не знаешь о моем брате, хотелось ей крикнуть ему, однако холодящий душу страх при мысли о том, что он в своей обычной спокойной манере начисто опровергнет ее слова, не дал ей раскрыть рта.
      Их взгляды встретились, и ее глаза отразили какие-то противоречивые чувства, скрывающиеся за внешней враждебностью ее поведения. До Дук сомневался, догадывается ли она о том, насколько его влечет к ней. Он был уверен, что она не имеет понятия о классической тактике, используемой ведущими допрос, к которой он и прибегнул: вначале подавить, затем расположить к себе - шаблонная схема любых взаимоотношений. Но она могла догадаться о другом его приеме. Несколько лет назад он пришел к выводу: женщин трогает не столько та власть, которую они испытывают над собой, сколько доминирующее влияние в отношении других.
      Маргарита облизала пересохшие губы.
      - У тебя есть имя?
      - Несколько. Можешь звать меня Робертом.
      - Роберт. - Она сделала шаг вперед и подошла к нему вплотную, вглядываясь внимательно в черты его лица. - Странно. Имя не восточное, а ты явно родом откуда-то оттуда. - Маргарита взглянула под другим углом. - Не так ли? Какая-то иная раса... Дайте подумать... Полинезия? - Она улыбнулась. - Сама я из Венеции, поэтому знаю, что это такое.
      - Что "что это такое"?
      - Быть чужаком. - Повернувшись, Маргарита направилась к дивану. - Мне приходится жить среди сицилийцев. Никто тебе не доверяет, абсолютно никто. - Она села, скрестив ноги. - Тебя всегда ставят в такое положение, когда приходится доказывать свою лояльность, даже близким.
      До Дук про себя улыбнулся. Ему нравилось в ней это, интриговало. С вожделением он уставился на ее длинные стройные ноги - сделать это было весьма просто - с тем, чтобы придать ей мужества. Поскольку же это вожделение было преднамеренным, то его не следовало акцентировать. Он хотел - нет, откровенно говоря, он жаждал знать, насколько долго ее хватит, на что она будет способна в самых экстремальных ситуациях. Сейчас он был уверен в одном: она даст ему эту возможность.
      - У тебя есть семья?
      Вопрос пронзил его подобно лезвию ножа, тем не менее, он одарил ее одной из своих очаровательных улыбок из комедии масок.
      - Это было очень давно, - голос прозвучал неестественно глухо и неискренне даже для его собственного уха, Маргарита же была достаточно проницательна, чтобы тоже уловить фальшь.
      - Ты сирота?
      - Зерна разложения были посеяны во мне в ранней юности.
      - Странную мысль ты высказал. Это правда? У тебя нет семьи? Маргарита выдержала его взгляд.
      Он пожал плечами, дескать, какое это имеет значение. Его бесила фраза, сорвавшаяся с языка. Он что, рехнулся?
      Он решил порвать ту связующую их нить, которая начала раздражать его в не меньшей степени, чем и Маргариту.
      - Что тебе нужно от Доминика? - откуда-то из-за спины раздался голос Маргариты.
      - Информация, - ответил До Дук. - Только он способен ее предоставить.
      - Это упрощает дело. Когда он позвонит, я получу ее от него и сообщу тебе.
      Губы До Дука скривились в такой холодной усмешке, что Маргарита поняла: этот человек - не более чем орудие.
      - Маргарита, я хочу еще раз напомнить тебе, что, если ты хоть на йоту отступишь от намеченного сценария, Франсина умрет, и ты будешь тому виной.
      - Да-да! - по ее телу пробежала судорога, и она спрятала лицо в ладонях. - Только не повторяй больше этого. Я не желаю, чтобы ты даже думал об этом.
      Она подняла голову и посмотрела на него, сквозь слезы она изучающе вглядывалась в его лицо.
      - А тебе известно, что, несмотря на все то, что сделал Доминик, у него еще достаточно друзей, которых он спас от фэбзэровцев и которые сильны и влиятельны.
      - Да, я знаю, насколько они сильны и влиятельны, - согласился До Дук. - А кто, ты думаешь, меня послал?
      Это был рассчитанный риск, но, чтобы сохранить свой контроль над ней, приходилось блефовать.
      - Господи, этого не может быть! - в ужасе воскликнула Маргарита. - Это убьет его.
      До Дук пожал плечами, подошел к ней и сел рядом на диван.
      - Жизнь полна неожиданностей - даже моя.
      - Нет, нет, нет, - еле дыша, повторяла Маргарита, - ты все лжешь. Она вздрогнула. - Я знаю друзей Доминика. Им можно полностью доверять. Если ты причинишь ему вред, они достанут тебя. Это тебя не беспокоит?
      - Наоборот. Я буду это только приветствовать. Он наблюдал, как целая волна эмоций прокатилась по ее лицу.
      - Боже, кто же ты такой, - прошептала она. - Какие грехи я совершила, что вынуждена общаться с тобой.
      - Скажи, ты настолько же невиновна, насколько твой брат виновен?
      Маргарита не обращала внимания на слезы, медленно текущие по щекам.
      - Нет абсолютно невиновных, но я... Сегодня какой-то Судный день. Что бы я ни сделала, его кровь будет на моих руках.
      - В конце концов, все мы - животные, - заключил До Дук. - Иногда приходится вываляться в грязи. Сейчас твоя очередь.
      Она вынула новую сигарету:
      - Уподобиться тебе? Никогда.
      - Надеюсь, этого не произойдет, - улыбнулся До Дук.
      Маргарита взялась за зажигалку, затем, очевидно, передумала и положила сигарету обратно.
      - Меня пугает то, что ты знаешь о предстоящем звонке Доминика.
      - Да. Знаю.
      - Его друзья...
      - У него нет больше друзей.
      Он наклонился к тому месту, куда упал разбитый бокал с бренди, и, подняв кусок стекла, сжимал в руке до тех пор, пока на пальцах не выступила кровь; наблюдая, как стекло прокалывает кожу, Маргарита осознавала, что в этом стремлении к боли - в той или иной форме - заключен важнейший компонент сущности этого человека. Она не придала этому выводу особого значения, будучи не в состоянии понять его важности.
      Ее удивляло, почему он не напал на нее. Для этого у него были все возможности: когда она обнаженной лежала в ванне, когда она одевалась, а он наблюдал, в любой момент на этой софе в библиотеке. Действительно, после того как прошел первый шок от его внезапного вторжения, она предоставляла ему все возможности, хорошо зная, что, зажатый между ее бедер и переполненный тестостероном, он лишится способности здраво мыслить.
      Необходимо что-то предпринять, чтобы выбраться из этого кошмара. Она передвинулась на диване, задирая юбку еще выше - к самому основанию бедер. До Дук перевел взгляд с окровавленных пальцев на ее обнаженную плоть. Казалось, этот взгляд имеет вес и источает тепло. Она почувствовала, что ее щеки начинают гореть.
      - Что с тобой происходит? - она не узнала своего голоса.
      До Дук посмотрел на нее. Его палец оставил кровавый след в форме полумесяца на трепещущей плоти внутренней поверхности ее бедра. Он повел пальцами выше, к теплому даже сейчас лону. Маргарита, почувствовав этот порыв, сделала все возможное, чтобы повалить его на себя, разжечь огонь в его крови.
      Резкий звонок телефона заставил ее остолбенеть. Она уставилась на аппарат, как на ядовитую змею. До Дук убрал руку, ее последний шанс канул в Лету.
      - Возьми трубку, - приказал До Дук, глядя в ее расширившиеся от ужаса зрачки.
      Маргарита медлила, ее била дрожь. Она уговаривала себя, что это вовсе и не Доминик, звонить может кто угодно. Пожалуйста, пусть это будет любой другой, только не он.
      Конвульсивным движением Маргарита вцепилась в трубку. Она сглотнула, затем с надеждой выдохнула:
      - Алло?
      - Маргарита, bellissima, - прозвучал голос Доминика, и она медленно закрыла глаза.
      Книга 1:
      Старые друзья
      Год за годом
      На рожице обезьянки
      Все та же обезьянья маска
      Мацуо Басё
      1
      ТОКИО - МАРИН-ОН-САНТА-КЛАУД, МИННЕСОТА - НЬЮ-ЙОРК
      Столь ранним утром Токио пахнет рыбой. Причиной тому, возможно, река Сумида, до сих пор земля обетованная для многих рыбаков. Ила же, подумал Николас Линнер, это из-за того, что стального оттенка облака давят на город, подобно усевшемуся на татами нежданному и прожорливому гостю.
      Где-то далеко за горизонтом над вершинами гор уже всходило солнце, но здесь, в центре столицы, было еще темно. На небе обозначился лишь намек на утреннюю зарю.
      Поднимаясь наверх в безостановочном персональном лифте в свой офис компания "Суйрю" в районе Синдзюку, Николас размышлял о трудном разговоре и трудных решениях, ждущих его в "Сато интернэшнл"; этим промышленным гигантом, кэйрэцу, он заправлял вместе с Нанги Тандзаном.
      Нанги, осмотрительный японец, раньше занимал пост первого заместителя министра международной торговли и промышленности. Сейчас же они с Николасом, решив объединить усилия, договорились о слиянии своих компаний "Томкин индастриз" и "Нанги Сато интернэшнл".
      Примечательно, что в прошлом оба унаследовали высшие посты в руководстве своих компаний. Нанги - от умершего брата лучшего друга, Николас - от покойного тестя. По этой и по многим другим причинам между ними сложились такие отношения, которым были не страшны любые испытания.
      Николас вышел из кабины лифта на пятьдесят втором этаже, прошел через пустынный отделанный тиком и хромом холл, миновал безлюдные кабинеты и офисы и очутился в своей конторе, которая вместе с рабочими апартаментами Нанги занимала все западное крыло этажа.
      Он подошел к низкому дивану, стоявшему у широкого окна, и уселся, глядя на раскрывавшуюся под ним панораму города. В дымке смога, по цвету напоминавшей слабый зеленый чай, на горизонте смутно виднелись очертания горы Фудзи.
      Он знал, что очень скоро ему придется вернуться в Америку, и не только для того, чтобы сидеть лицом к лицу с Харли Гаунтом и вести с ним разговоры, его ждали в основном встречи с влиятельными чиновниками в Вашингтоне, настроенными враждебно против возрастающей мощи Японии. Гаунт нанял человека по имени Терренс Макнотон, профессионального лоббиста, с тем чтобы тот защищал его интересы, однако Николас начинал ощущать, что в такое беспокойное время одного доверенного лица маловато. Уже несколько лет подряд Николас собирался слетать в Вашингтон, но Нанги до сих пор удавалось убедить его в том, что его присутствие здесь необходимо, - отстаивать интересы фирмы уже от проамерикански настроенных японцев.
      С неоспоримой логикой Нанги настаивал: японцы, дескать, не увидят в нем итэки, чужака-варвара.
      Отец Николаса, истый англичанин, полковник Дэнис Линнер в сердцах японцев старого поколения занимал особое место: в свое время, а именно после второй мировой войны, будучи старшим офицером штаба генерала Макар-тура, он оказал ему неоценимую помощь в установлении контактов с высшими японскими сановниками и выработке демократической Конституции, действующей до сих пор. Смерть полковника широко освещалась в национальной печати; на похороны его пришло не меньше народу, чем если бы это были похороны императора.
      Присутствие Нанги Тандзана Николас ощутил прежде, чем увидел его. Сейчас Нанги было чуть за пятьдесят. Облик его обращал на себя внимание: невидящий правый глаз был полуприкрыт навсегда вывернутым наружу веком. Если бы не это, то его лицо было бы лицом дипломата, постигшего все тонкости мироздания и умевшего найти выход из любого сложного положения.
      Нанги негромко постучал концом своей трости, рукоятку которой украшала вырезанная голова дракона, в дверь кабинета Николаса. В зависимости от времени суток самочувствия и погоды походка Нанги менялась: давали знать себя изувеченные на тихоокеанском театре войны ноги.
      Мужчины приветствовали друг друга тепло, лишь для приличия соблюдая минимум официальности. Встреча выглядела бы совсем иной, если бы в помещении присутствовал кто-то третий.
      В дружеской атмосфере они молча наслаждались зеленым чаем, затем перешли к деловым проблемам - они хотели обсудить стратегическую линию своей компании до того, как придут остальные сотрудники.
      - Новости весьма паршивые, - начал Нанги. - Я не смог достать того количества денег, которое, как ты считаешь, даст нам возможность развернуться во Вьетнаме.
      Николас вздохнул.
      - Какая ирония - дела-то ведь идут очень даже неплохо. Посмотри отчеты за прошедший квартал. Спрос на Сфинкс Т-ПРАМ значительно превышает наши нынешние производственные возможности.
      Т-ПРАМ являлся запатентованным компанией "Сато интернэшнл" компьютерным чипом - единственным на рынке чипом с защищенной программируемой памятью.
      - Вот почему, - продолжал Николас, - нам необходимо как можно быстрее разворачивать наше дело во Вьетнаме. Налаживать новое производство, расширять производственные мощности, отвечающие требованиям наших стандартов, - это, конечно, изнуряющий марафон, но с этим нельзя медлить.
      Нанги пригубил свой чай.
      - К сожалению, Сфинкс - это только один кобун в огромной структуре бизнеса кэйрэцу. Не все филиалы работают так хорошо.
      Кобуны являлись дочерними компаниями в системе кэйрэцу - конгломерата.
      Николас понял намек компаньона. В отличие от компании "Томкин индастриз", "Нанги Сато интернэшнл" и до слияния всегда имела доступ к капиталу. Сейчас же в Японии неожиданно были введены новые основополагающие правила. За последние годы баланс японских корпораций, в отличие от американских, крутанулся от значительного актива к угрожающему пассиву. Коммерческие банки наложили лапу на все основные кэйрэцу. В случае с компанией "Сато" это был Банк развития Даймё. Задушевные отношения внутри самих кэйрэцу давали возможность брать займы по низким ставкам и на очень выгодных условиях.
      Сейчас же обстановка изменилась - экономика Японии трещала по швам, такого еще не было со времен ужасов послевоенного периода. Все началось в 1988 году с ошибочных усилий правительства поднять экономику, испытывающую первые болезненные приступы от чрезмерного усиления иены, путем искусственно раздутого земельного бума. Министры рассудили, что инвестиции внутри самой страны ослабят, по крайней мере, до определенного предела, достоинство иены. Теория сработала - но до поры до времени. Затем цены выскочили за пределы реальности. И все равно японские бизнесмены - тугие кошельки, упивающиеся своим мнимым успехом, - продолжали вкладывать деньги в недвижимость. Неминуемо пузырь лопнул. Перегруженные своей же собственностью, эти дельцы не могли больше сбывать акции даже с изрядной скидкой и буквально в одночасье теряли свои огромные состояния.
      Бойня продолжалась, расширяясь подобно кругам на воде. Банки, выдававшие практически неограниченные кредиты под казавшуюся абсолютно надежной недвижимость, остались с собственностью без права пользования ею и, следовательно, без достаточного количества капитала. Чтобы хоть как-то возместить огромные убытки, банки были вынуждены сбывать собственность должников, но и тем не менее в течение года их приходно-расходные книги были заляпаны красными пятнами*, кровью, единственно признаваемой банкирами.
      * То есть с пассивным балансом.
      Банк Даймё не был исключением. В отличие от многих других банков он выдержал удар, однако переживал исключительно трудный период, и его потери в значительной мере отражались на деятельности "Сато интернэшнл". Не далее чем шесть месяцев тому назад Нанги был вынужден заменить председателя правления Банка развития Даймё, однако, тем не менее, ситуация по-прежнему оставалась неподконтрольной. Это заставляло его испытывать чувство унижения, поскольку он сам когда-то в свое время был управляющим банком.
      - Однако, так или иначе, взыскать капитал нам просто необходимо, настаивал Николас. - Если мы не завоюем вьетнамский рынок, и как можно быстрее, то нас обойдут другие кэйрэцу.
      - Мне требуется еще некоторое время, чтобы обдумать ситуацию, - в который раз - напомнил Нанги. - Мы только открываем для себя Вьетнам, и я не до конца доверяю его правительству.
      - Ты хочешь сказать, что вовсе не доверяешь вьетнамцам.
      Нанги, покачивая рукой, задумчиво глядел на чаинки в стакане. Он не любил, когда между ними возникала напряженность. Даже тогда, когда Николас несколько лет назад первый раз поехал в Сайгон, чтобы нанять этого парня Винсента Тиня в качестве директора их вьетнамского филиала, Нанги и то был обеспокоен. Тинь был вьетнамец, и Нанги подумал, что, говоря о недоверии к вьетнамцам, Николас был прав. Уже столько денег вгрохали в этот странный новокапиталистический Вьетнам, а Николас подбивает его на новые расходы. А что будет, если вернутся коммунисты и национализируют весь частный бизнес? Они с Николасом в таком случае потеряют все.
      - Эти люди представляют для меня загадку, - сказал Нанги, поднимая глаза.
      - И вьетнамцы бывают разные.
      Нанги покачал головой.
      - Китайцы в Гонконге тоже разные, однако я не боюсь иметь с ними дело. Они изворотливы, но, должен признаться, мне нравятся их интрига. А к вьетнамцам у меня такого чувства нет.
      - Именно поэтому вьетнамцами занимаюсь я, - возразил Николас. - Ты только взгляни на наш баланс - доход от производства небольшого количества товаров, который мы имеем благодаря распорядительности Винсента в Сайгоне, просто астрономический. Подумай сам, что будут значить низкие затраты на производство для тех кобунов, чья прибыль все время снижается.
      Конечно, Николас прав, думал Нанги, в этих делах он дока. Кроме того, нельзя не отдать должное его способностям предвидеть дальнейший ход событий в бизнесе.
      - Хорошо, кивнул Нанги, - я сделаю все возможное, чтобы разыскать необходимые средства.
      - Великолепно, - согласился Николас, вновь разливая чай по чашкам. Ты не пожалеешь о своем решении.
      - Надеюсь. Я собираюсь возобновить свои контакты с якудза, я буду вынужден сделать это.
      - Если только ты знаком с кайсё, - заметил Николас без малейшего сарказма.
      - Мне известно, что ты не испытываешь уважения к якудза, но ведь ты и не пытался даже понять их. Меня удивляет, каких трудов тебе стоит осознавать каждый новый аспект японского стиля жизни.
      - Якудза - это гангстеры, - сухо заметил Николас. - О каком понимании можно тут говорить?
      - На этот вопрос я не могу ответить, - сказал Нанги. - Никто не может, успокойся.
      - Чего я не могу понять, так это твоих связей с ними. Оставь их вместе с их грязным бизнесом.
      - Это все равно что сказать: не вдыхай азот вместе с кислородом. Невозможно.
      - Неудачное сравнение. Ты считаешь, что терять с ними связь не невозможно, а непрактично.
      Нанги вздохнул - он знал, что этот его аргумент не явится решающим в споре с другом, в спорах он всегда проигрывал.
      - Тогда отправляйся к своему Кайсё, - заявил Николас, - или как его там.
      Нанги покачал головой.
      - Кайсё - это оябун над всеми оябунами. Босс над всеми боссами семейных кланов якудза. Но смею тебя уверить, что такого человека не существует. Этот термин состряпал какой-то умный якудза для того, чтобы полиция знала свое место и не высовывалась. Под Кайсё подразумевают таинственного главнокомандующего. До тех пор, пока в сознании чужаков будет витать мысль о существовании некоего квазимифического босса над всеми оябунами, в иерархии якудза будет сохраняться некий не доступный ни для кого уровень. Это позволяет им окружать себя мистическим ореолом и повышать свой авторитет всякий раз, когда полиция инсценирует для обывателей рейды по игорным притонам. - Он подался вперед на своем кресле. - Все мои контакты с якудза и полученные мною сведения говорят о том, что Кайсё - это миф.
      Их разговор постепенно переключился на излюбленное детище Николаса проект разработки компьютера "Хайв", который оказался крепким орешком: американская фирма "Хайротек инкорпорейтед" под эгидой правительства вела переговоры с Николасом по вопросу его разработки, но позже отказалась от всяких обязательств.
      - Меня больше всего беспокоит то, что "Хайротек" не отвечает на телефонные запросы Харли Гаунта. Я разрешил ему возбудить судебное дело относительно несоблюдения компанией "Хайротек" условий контракта. Кроме того, я дал ему указание упомянуть в качестве соответчика и правительство США.
      - Правительство? - обеспокоенно переспросил Нанги.
      - Да. По-моему, за всем этим именно оно и стоит. Не компании, а члены правительства всегда были сильны в обструкции.
      Он рассказал Нанги о том, как продвигаются дела с проектом "Ти". Николас не случайно выбрал это название: по-японски это означает мудрость. Именно ему принадлежала идея ориентировать целый кобун - подразделение компании - на разработку проекта Ти. Он представлял собой создание совершенно нового поколения компьютеров, которому не требовалось никакое программное обеспечение: его возможности в буквальном смысле ограничивались только возможностями пользователя. А программное обеспечение машине не требовалось потому, что действовала она по принципу взаимодействия нейронов человеческого мозга. Экспериментальная модель компьютера содержала более тысячи крошечных "кубиков", заменявших чипы, и каждый из них состоял из шестидесяти четырех электронных нейронов, механизм функционирования которых был подобен работе головного мозга человека. Машина должна была работать по принципу аналога: правильное решение, как его определяет пользователь информации, возбуждает в нейронной сети импульс тока одной величины, ошибочное - иной. Таким образом, компьютер сам обучается тем функциям, которые от него требуются, и никакое программное обеспечение ему уже не нужно.
      - Хотя на первый взгляд и может показаться, что "Рико" первой выбросит на рынок свои нейронные компьютеры, - заметил Николас, - тем не менее я уверен, что наш "Ти" значительно опередит их по технологии.
      Их утренняя встреча тет-а-тет на этом закончилась.
      Нанги поднялся, взял трость и направился по коридору в свой кабинет.
      Следующие без малого два часа Николас провел за телефонными разговорами с ответственными за производство директорами фирмы в Бангкоке, Сингапуре, Сайгоне, Куала-Лумпуре и Гуанчжоу. Если бы не такая отвратительная связь, он затратил бы на эти звонки гораздо меньше времени. Он уже привык к тому, что его обрывали на середине фразы, долго не соединяли или соединяли ошибочно. Однако звонки в эти некогда бывшие захолустными города становились все более необходимыми для бизнеса.
      Наконец мучительные переговоры с "третьим миром" были закончены. Он взглянул на часы в решил заварить себе еще чаю.
      Не успел он взяться за ручку тяжелого железного чайника, как раздался звонок его личного прямого телефона. Он уставился на аппарат. Слишком рано для прямой линии, пронеслось у него в мозгу. Исполненный самых дурных предчувствий, Николас поднял трубку.
      - Moshi-moshi?
      - Мистер Линнер? Николас Линнер? - Голос ему был незнаком.
      - С кем я говорю?
      - Я представляю интересы Микио Оками. Вам говорит о чем-нибудь это имя?
      Николас почувствовал, как тяжелые удары сердца отдались у него прямо в горле.
      - Откуда у вас номер моего телефона? - Он с трудом контролировал свое дыхание.
      - Микио Оками шлет вам свои наилучшие пожелания, - прозвучало в трубке. - Оками-сан привык предусматривать все.
      Его собеседник сделал некоторую паузу. Николас мог отчетливо слышать его ровное дыхание.
      - Оками-сан желает...
      - Перезвоните по этому телефону. - Николас быстро продиктовал восемь цифр. - Жду звонка через десять минут.
      После того как он положил трубку, ему потребовалось шестьдесят секунд, чтобы привести дыхание в норму. Затем в течение пяти минут он занимался гимнастикой дзадзэн. Но даже медитация не смогла удержать его от нежелательных воспоминаний.
      Перед смертью отец сообщил ему, что Микио Оками был его другом, и другом весьма необычным. Полковник рассказал сыну, что обязан японцу жизнью и что если тот когда-либо свяжется с ним, то Николас должен знать, что никто кроме него не в состоянии Оками помочь.
      И вот, после всех этих лет, раздался звонок.
      Николас вышел из кабинета, направился по коридору к лифтам. Президентская кабина ждала его. Войдя, он нажал кнопку первого этажа, не отдавая еще себе отчета в том, куда именно он хочет отправиться.
      В конце прошлого года Николас и Нанги решили купить первый этаж в здании Суйрио-билдинг - после того как прогорел располагавшийся там до этого ресторан французской кухни. У них была идея: превратить это огромное пространство в три этажа высотой в роскошный ночной клуб под названием "Индиго".
      Как только он вышел из лифта, в ноздри ему ударила смесь запахов штукатурки, лака, красок, разогретого клея. Старший над строительными рабочими сразу же узнал его, поклонился и протянул Николасу каску, которую тот без лишних слов надел, и тут же направился к висевшему на стене телефону.
      Звонок раздался ровно через тридцать секунд.
      - Слушаю.
      - Мистер Линнер?
      - Говорите.
      - Так вот. - В этой короткой фразе звучала сложная гамма чувств. Теперь, как я понимаю, мы можем говорить спокойно. Хорошо, что нас соединили так быстро.
      Николас смотрел в пространство, которое вскоре в соответствии с прихотливым замыслом архитектора должно было стать интерьером модного ресторана.
      - С кем я все-таки имею честь? Вы меня знаете, а я...
      - Я являюсь служащим у Микио Оками. Мое имя вам ничего не скажет. Вы помните о своем обещании?
      - Да, конечно.
      - Оками-сан нуждается в вашей неотложной помощи.
      - Понимаю.
      - Он хочет, чтобы вы поехали в Венецию. Билет первого класса ждет вас в представительстве "Эр Франс" в аэропорту Нарита. Поторопитесь, вам нужно быть там по меньшей мере за два часа до вылета, рейс назначен на девять сорок.
      - Сегодня вечером? Не могу же я бросить... - Николас вдруг осознал, что на том конце провода трубка уже мертва.
      Он отошел от телефона. Пыль от штукатурки сверкала в лучах мощных вольфрамовых ламп, которые позволяли видеть все трещины и неровности на стенах отделываемого помещения.
      Он думал о том, как мало рассказал ему в свое время отец о загадочном Микио Оками. Иногда, Николас, сличается так, что человек, стремящийся к достижению своей цели, идет до конца, говорил Денис Линнер своему сыну, когда тому не было еще и тринадцати лет. Значит, эта цель, должна быть достигнута, во что бы то ни стало. Сейчас ты еще слишком молод, но, поверь мне, цель бывает подчас настолько важна, что средствами должно пренебречь. Невозможно всю жизнь прожить святым; часто приходится идти на компромиссы, каким бы тяжелым и горьким это ни казалось. Поэтому надо быть благодарным судьбе, когда она сводит тебя с такими людьми, как Микио Оками.