С любопытством в глазах она вежливо поклонилась.
      - Сочту за честь, Нанги-сан.
      Автомобиль бесшумно скользил по улицам Токио. Неожиданно Нанги протянул Сэйко небольшую изящную, но довольно увесистую серебряную коробочку для пилюль. Она была изготовлена в Англии и являла собой блестящий пример филигранной работы серебряных дел мастеров прошлых веков. Это был подарок Николаса, и Нанги им очень дорожил. Но в любом случае человеческая жизнь дороже.
      Держа коробочку на ладони, Сэйко наслаждалась ее красотой. Она знала о существовании этой вещицы, ей было даже кое-что известно из предыстории этого подарка, и ее рука слегка подрагивала.
      - Сэйко-сан, - пояснил Нанги. - Мне хочется, чтобы ты сохранила ее для меня. - Увидев вопрос в ее глазах, он продолжил. - Эта коробочка уже давно пустует. Мне больше не нужны пилюли, которые я в ней держал, и, думаю, ты со мной согласишься, - без содержимого она многое теряет.
      В густом потоке машин их автомобиль замедлил скорость. Яркий свет дня начинал сменяться туманом ранних зимних сумерек - новые краски уже господствовали над городом: голубые, серые, коричневые. Где-то неподалеку раздался вой полицейской сирены, отзвуки которой просочились даже сквозь надежную звуконепроницаемую систему, которой был оборудован "БМВ".
      - Мне думается, тебе есть чем ее заполнить, - после некоторого молчания вновь прозвучал в тишине голос Нанги. - Драгоценностями или просто дорогими для тебя вещами, которые следует отложить до поры до времени или даже спрятать, но не забыть где.
      По выражению лица Сэйко Нанги понял - она догадалась, что он имеет в виду: разделяет ее любовь к Николасу, не осуждает, и все это никак не связано с ее продолжением работы в "Сато интернэшнл"... с ним и Николасом.
      Сэйко благоговейно, медленно раскрыла коробочку, долго смотрела на нее, затем захлопнула. Осторожно отложила в сторону.
      - Я не нахожу слов, чтобы выразить свои чувства, Нанги-сан, - тихо поблагодарила она.
      Оба были настолько захвачены торжественностью момента, что не заметили, как у перекрестка Мэйдзи-дори к ним в хвост пристроилась белая "тойота" и не отставала от них до Синдзюку Суйрю билдинг, штаб-квартиры "Сато интернэшнл".
      Не так уж легко добраться до этого Дэвиса Манча, подумал Гаунт по истечении третьего часа бесплодных попыток пробиться сквозь федеральные бюрократические препоны. Даже при всей своей энергичности и обширных знакомствах с нужными людьми ему никак не удавалось прорвать заслон.
      Манч, специальный следователь, прикомандированный Пентагоном к комиссии Рэнса Бэйна, был занятым человеком. Гаунт понимал, что в явном решении Манча отказать ему во встрече кроется еще и тактический замысел запугать его, однако, тем не менее, он дал клятву во что бы то ни стало увидеться с ним.
      После обстоятельной неприятной беседы с Терри Макнотоном Гаунт долго обдумывал варианты решений, которые предложил ему лоббист. Выйдя из его офиса, он направился в сторону реки - к своему излюбленному месту, выбранному им для того, чтобы прочистить мозги от двусмысленностей политиканов и самому выбрать угол атаки.
      Он вспоминал те блаженные времена, когда все его помыслы были устремлены на то, чтобы забраться на более высокую ступеньку в правительственной иерархии, и как день за днем эти его мечты становились все безосновательней. Вашингтон охватила эпидемия жажды власти, город превратился в стаю акул, где даже тот, кого ты считал другом, предавал тебя при малейшем давлении сверху.
      В глубокой задумчивости Гаунт брел вдоль набережной Потомака. Несмотря на все недвусмысленные предупреждения Макнотона, Гаунту претила сама мысль сбежать с тонущего корабля. Бросить друга - а он по-прежнему считал Николаса своим другом - на растерзание своре волков, это было не в его правилах. С одной стороны - что сказал бы об этом его отец? С другой - он многим обязан Николасу за то, что тот поверил в него, когда к горлу подступало отчаяние и казалось, что кет выхода. С Николасом они встретились вскоре после какой-то отвратительной очередной политической чистки, в результате которой Гаунта лишили уютной синекуры в Белом доме.
      Глупо, конечно, но тогда он воспринял это как личную обиду. И вновь, вопреки здравому смыслу и разумным советам, он попытался перейти в контратаку. В ходе этих боевых действий он нажил нескольких очень влиятельных врагов, и перед ним закрылись даже двери департамента по делам штатов и торговли - единственного места, куда могли еще взять его, оказавшегося политическим сиротой. Оставался один незначительный пост в военном отделе, который ему и предложили: какой-то бухгалтерский учет поставок оружия странам "третьего мира". О том, чтобы принять эту унизительную должность, не могло быть и речи.
      В те времена, насколько Гаунт помнил, Вашингтон он считал единственным городом, который что-то значит. Николас доказал ему ошибочность такого мнения. Естественно, о политической карьере пришлось забыть: впрочем, еще до того как Николас предложил ему переехать в Нью-Йорк, у него было ощущение, что ниточка, связывающая его с Вашингтоном, уже оборвалась. Как это ни парадоксально, чтобы спасти Николаса, ему вновь пришлось приехать в столицу.
      Гаунт остановившимся взглядом наблюдал за медленно текущими водами Потомака и уже точно знал - тонущий корабль он не бросит. Так же точно он знал, что этот выбор приведет его вместе с кораблем на дно. Что же ему остается?
      Путь перед ним один, и он вступил на этот путь: искать Дэвиса Манча.
      В конечном счете он все-таки вышел на Манча. Тот скрывался во вьетнамском ресторанчике на Фоллс Черч, Виргиния. После того как в Пентагоне Гаунту сказали, что у Манча сегодня в полдень деловая встреча, Гаунт обратился к своему старинному другу Джози Рэнду, одному из мириад вторых помощников. Тот сумел выяснить, что у Манча встреча с заместителем секретаря по вопросам стран ЮВА и региона Тихого океана, однако, насколько ему удалось определить, в здании министерства их нет.
      Добрых двадцать минут ушло у Гаунта на обдумывание подходов к офису заместителя секретаря и на необходимые приготовления. Здание являло собой подобие средневекового феодального замка; мудрые правители, обитающие в этих хоромах, явно не могли отказать себе в роскоши - это было признаком их влияния и власти. На визитеров здесь смотрели либо с насмешкой, либо с презрением, либо - и чаще всего - с презрительной насмешкой.
      Второй помощник заместителя секретаря оказался молодым человеком, блондином со свеженьким личиком. Все его мысли, видимо, были заняты проблемой, как вовремя уловить направление ветра - ход мыслей своего начальства. Для Гаунта он был просто находкой. Вальяжной походкой человека, привыкшего к коридорам власти, он подошел к чиновнику. Властную манеру говорить, слегка подзабытую во время работы в Нью-Йорке, Гаунт припомнил тоже весьма быстро.
      - Брок Питерс, специальный представитель президента, - бросил он, протягивая второму помощнику руку и одновременно сверля его стальными глазами.
      Затем постучал пальцем по изящному "дипломату", позаимствованному у Джози Рэнда.
      - Бумаги заместителю секретаря от ПСШ.
      Аббревиатура ПСШ - Президент Соединенных Штатов - употреблялась только высокопоставленными сотрудниками Белого дома и людьми, близкими к президенту.
      Второй помощник так резво вскочил со стула, что Гаунт с трудом сдержал усмешку.
      - Э... Заместитель секретаря в настоящий момент временно отсутствует. Материалы вы можете оставить у меня.
      Сталь, вновь блеснувшая в глазах Гаунта, казалось, обратила служащего в ледяную статую.
      - Сынок, эти бумаги с грифом "Особой важности". Немедленно свяжи меня с заместителем секретаря. Быстро.
      Второй секретарь с трудом проглотил слюну.
      - Но его временно нет в здании. У меня не было информации из Белого дома, извещающей, что...
      - Документы особой важности? Не выставляй себя на посмешище, сынок, усмехнулся Гаунт. - Белый дом не привык трезвонить о директивах с подобным грифом.
      Второй помощник, подобно ретивому солдату, выслушивал наставления Гаунта. Он был очень напуган.
      - Да, сэр. Но я не...
      - Перевари в своих хилых мозгах все то, что я сказал, сынок. Когда ПСШ рассылает документы особой важности, то он предполагает, что их будут читать и принимать к сведению. Немедленно. Я достаточно ясно выражаюсь?
      Гаунт добился своего. Через пятнадцать секунд он уже знал название и адрес вьетнамского ресторанчика, где завтракали заместитель секретаря и Дэвис Манч.
      Ресторан - увитое плющом каменное здание некогда было, видимо, мельницей - располагался в живописном местечке среди липовых и ольховых деревьев, невдалеке весело журчал ручей, скрытый кустами и ветками, только сквозь невысокую живую изгородь из туи можно было заметить лопасть водяного колеса. Проход от места парковки к входу в ресторан был усажен олеандрами и ломоносами.
      В самом зале с низкими сводчатыми потолками и каменным полом царил необычный полумрак. На стенах расположились фигурки Будды и других восточных божеств.
      К Гаунту скользнул вьетнамец-метрдотель, и он спросил его, где сидит Манч, - не было сомнений, что заказ был сделан заранее. Большинство посетителей уже закончили завтрак и приступили к кофе и десерту. Официанты убирали со столов грязную посуду.
      - Прошу меня простить. Мистера Манча нельзя беспокоить, - ответил метрдотель с ужасающим акцентом.
      Особого сожаления в голосе метрдотеля Гаунт не уловил.
      - Со мной он увидится, - сказал Гаунт, просовывая в ладонь вьетнамца пятидесятидолларовую бумажку.
      - Несомненно, - улыбнулся тот, кивнул в сторону столика в дальнем левом углу и мгновенно исчез на кухне.
      Гаунт остановился у стойки, заказал пиво в, медленно потягивая его, принялся рассматривать мужчин. Заместителя секретаря узнать было легко. Лощеный вид, весьма типичный для их Конторы: высокий, коротко стриженный, орлиный нос, голубые глаза патриция. Его собеседник - Дэвис Манч - был невысоким брюнетом с мрачным выражением лица и фигурой профессионального борца. Когда он говорил, то немного горбился и вытягивал голову. Исходящую от него энергию Гаунт ощутил сразу, еще не успев подойти к стойке. Лучше уж иметь дело с заместителем секретаря, мелькнула у него мысль.
      Он ждал, скрестив ноги, как тот Будда в ресторанной нише недалеко от столика, где беседовали двое мужчин. В какое-то мгновение Гаунт заметил, как заместитель секретаря вытащил из дипломата пачку тонких листов бумаги, расчерченных по вертикали голубыми линиями. Гаунт сразу понял, что это документы под грифом "Особой важности".
      Заместитель секретаря протянул пачку следователю, тот быстро просмотрел их. Гаунт заметил, что четвертую страницу Манч прочитал более внимательно.
      В следующее мгновение на заместителя секретаря обрушилась лавина вопросов.
      Наконец завтрак был закончен. Манч отложил документы в попросил официанта принести счет. Он расплатился наличными и листок со счетом положил в карман. Поднявшись, мужчины пожали друг другу руки. Заместитель секретаря направился в туалет, а Манч пошел к выходу, где была припаркована его машина.
      Гаунт проследовал за ним до самых дверей. На пороге он окликнул его. Манч остановился и посмотрел на мужчину, который неторопливо приближался к нему.
      Гаунт представился. Услышав его имя, Манч выдавил из себя улыбку - в ней было что-то змеиное.
      - Что занесло тебя сюда, Гаунт, в Вашингтон, за неделю до того, как Комиссия начнет обсуждать ситуацию с вашей конторой?
      Гаунт почувствовал, что Манча будет трудно раскусить. Но этого и следовало ожидать. У парня большой опыт тыкать людей носом в их собственное дерьмо. Может быть, он даже думал, что в этом а заключается основной смысл его работы.
      - Необходимость разговора с вами не в последнюю очередь, - ответил ему Гаунт.
      Манч нахмурился, хмыкнул, повернулся и заспешил к своей машине.
      - Боюсь, ты выбрал неудачное время для беседы. Я спешу на важное совещание в Пентагоне. Продолжим разговор в моем офисе.
      - Вы же прекрасно понимаете, что это безнадежно. Ваш секретарь уже который раз пичкает меня отговорками, что вы, дескать, все время заняты на каких-то совещаниях.
      - Стало быть, слушай моего секретаря.
      Стоянка была безлюдной. В неподвижном воздухе была разлита какая-то сонливость, будто время повернулось вспять и поздняя осень сменилась летом. Однако отсутствие щебета птиц или хотя бы звона комаров делало общую картину почти сюрреалистичной.
      - Но я ослушался его, и вот я - здесь.
      - Интересно, как ты проделал этот трюк, впрочем, не имеет значения.
      Манч вынул из кармана ключи зажигания правительственного "форда".
      - Разыскивая меня, ты просто потратил время зря. Больше мне сказать нечего.
      Он открыл дверцу. Гаунт перегнулся и захлопнул ее.
      - Пошел вон, - процедил Манч.
      Гаунт встал между следователем и лимузином.
      - Не раньше чем я получу ответы на кое-какие свои вопросы.
      - Ты что, собираешься вступить со мной в рукопашный бой? Я был армейским чемпионом по боксу, "Золотая перчатка". - Манч занял стойку.
      - Только если я буду вынужден, - ответил Гаунт. - А вообще-то я предпочел бы угостить вас пивом.
      Пригнувшись, из низкой стойки Манч попытался провести удар. Гаунт успел поставить блок, и предплечье его тут же заныло от боли. В это же мгновение он резким апперкотом заставил голову Манча откинуться назад. "Неплохо", - подумал он про себя.
      Но, видимо, кулак его не достиг цели, так как Манч, нырнув вправо, нанес сокрушительный удар ему по ребрам. Гаунту показалось, что из него вышел весь воздух, тем не менее он не прекращал драки, не обращая внимания на явное превосходство Манча в силе и технике. Внезапно он обнаружил, что, лежа на спине, видит над собой лицо Манча. Он не помнил удара, что послал его на землю, он ощущал только сильную боль в челюсти.
      Манч засмеялся; напряжение спало, он протянул распростертому у его ног Гаунту свою сильную мускулистую руку, помогая подняться.
      - Ладно, парень, какого черта, - сказал он. - Не прошло и пяти минут, как я вышел из кабака, а меня снова мучает жажда. Кажется, ты предлагал пива?
      Они прошли в бар.
      - Скажу тебе, Гаунт, что уже давно не находилось желающего помериться со мной силой. Поверь мне, сейчас в правительстве заседают одни бабы.
      Гаунт потер онемевшую скулу.
      - В мое время было все иначе.
      - Тоже из аппарата Белого дома?
      Гаунт кивнул и невольно поморщился, отхлебывая пиво.
      - Я тоже вполне неплохо себя там чувствовал - до тех пор пока не поцапался с боссами и меня не вышибли оттуда.
      - Мне нетрудно тебя понять, - отозвался Манч. - Моя сестра служила в ВМС. Спуталась с пьянчугами, потом ее поймали под каким-то начальником и все такое, - он хрипло рассмеялся. - Ее тоже вышвырнули, вроде тебя. Против случая не попрешь. Не лезь на рожон. Теперь-то ты это уже понял.
      Медленными глотками потягивая пиво, они какое-то время просидели молча. Течение их мыслей не нарушалось даже звоном столовых приборов, раскладываемых официантами, и шумом улицы.
      Неожиданно Гаунт снова почувствовал боль в том месте, куда, по его предположению, ткнулся кулак Манча. Проведя рукой по подбородку, он ощутил пальцами кровь. Извинившись, поднялся и направился в туалет, чтобы прополоскать рот и взглянуть на себя в зеркало. Одного из зубов явно придется лишиться. Скула распухла.
      - С тобой все в порядке?
      - Зуб чуть-чуть кровоточит, - ответил Гаунт, массируя щеку. - Нет причин для беспокойства.
      Манч заказал еще пива.
      - Тебе виднее. Мне прекрасно известно, зачем ты искал меня. Вообще-то, я не собирался говорить тебе ни слова, но, поскольку между тобой и мной есть нечто общее, я решил все же посоветовать тебе свернуть хвост и убраться к чертовой матери из этой конторы, пока не поздно.
      Манч предостерегающе поднял руку.
      - Нет, не перебивай меня. Я не буду отвечать на вопросы.
      Допив пиво, он уставился на висевшую на стене фотографию Сайгона 50-х годов.
      - Вот что я хочу тебе сказать. Ходят упрямые слухи, что модель компьютера "Хайв", над которой работала ваша компания вместе с "Хайротек инкорпорейтед", появилась на черном рынке Тайваня, Бангкока и Сингапура. Нам в руки попал один экземпляр, и я установил, что собран он был в Сайгоне. Там след потерялся. К сожалению, у меня нет там контактов - да и ни у кого в нашем долбанном правительстве их нет. Наши проблемы.
      Увидев, что Гаунт продолжает массировать челюсть, он протянул ему платок.
      - На, прижми. К тому же в "Хайротек" мы прощупали всех - концерн это небольшой, проблем особых с этим не было. Эта компания не имеет ни средств, ни возможностей изготовлять подобного рода компьютеры здесь, не говоря уже о странах Юго-Восточной Азии, где даже нет ее филиалов.
      Манч нахмурился.
      - Таким образом, остается только "Сато-Томкин", этот американо-японский конгломерат с его представительствами, которые он недавно открыл в Сайгоне.
      - Год назад, если быть точными, - перебил его Гаунт. - За такое время вряд ли можно успеть наладить выпуск сколь-нибудь конкурентоспособного на международном рынке компьютера. - Задумавшись, он продолжил: - Не говоря уже об аналоге "Хайва" - компьютера самого последнего поколения.
      Манч оставил его слова без внимания.
      - Моя встреча с заместителем секретаря по странам Юго-Восточной Азии и региона Тихого океана не оставляет никаких шансов компании "Сато-Томкин". Он дал мне возможность ознакомиться с шифрованными факсами из штаб-квартиры этой компании в Сайгоне головному предприятию в Токио. Шесть дней мы разгадывали код Речь в них шла только о модели компьютера "Хайв", которую "Сато-Томкин" собирался выдать за проект "Ти".
      Манч посмотрел на Гаунта и добавил:
      - Мне не нужны твои подтверждения того, что я и так уже знаю: программу "Ти" единолично возглавляет Николас Линнер.
      8
      ВЕНЕЦИЯ - ТОКИО
      Голова покоилась на изящной тумбочке работы мастеров XVIII века, вдумчивые карие глаза в упор взирали на мужчину, который, заложив руки в карманы, склонившись, пристально разглядывал сей предмет.
      - Доминик Гольдони, - с нотками даже какого-то благоговения в голосе произнес Леон Ваксман. - Мадонна, как я мечтал лицезреть тебя в таком виде: успокоившегося, лишенного жизненных соков, забальзамированного, подобно музейному экспонату... впрочем, Господь свидетель, ты и стал экспонатом, трофеем! Доминик, видел бы ты метку у себя на лбу - священный полумесяц! От смеха Леона чуть не посыпалась штукатурка на стенах гостиничного номера.
      - Ты рассказывал мне об этой метке, До Дук, когда смылся из джунглей от Майкла и Рока, а ведь эти волки продолжают пожинать в Лаосе плоды, которые по праву принадлежат только мне! Когда я возглавил Сеть, мне казалось, что я смогу вновь прищучить всех эти изменников, - Ваксман на секунду замолк, тело его сотрясалось от гнева. - Майкл и Рок хозяйничают в моих владениях. И даже ты сейчас их там не найдешь.
      Леон прикусил нижнюю губу.
      - Мне потребовалась чертова уйма времени, чтобы притащить ее сюда, заметил До Дук, указывая на голову. Он явно пытался сменить тему - кому хочется говорить о собственных оплошностях. - Эта штуковина ехала в ящике из-под гвоздей - довольно оригинально, не так ли?
      Леон повернулся, и на его лице медленно расплылась странная улыбка.
      - Примо Дзанни. Доминику понравился бы псевдоним, которым я наградил тебя, - хитрый и оборотистый слуга из итальянской комедии масок. Маски в нашей Организации играют не последнюю роль.
      Странное дело, лицо Ваксмана напоминало подобие останков древнего человека, случайно найденных в каком-нибудь заброшенном монастыре или замке. Большие круглые глаза настолько глубоко запали в орбиты, что, казалось, покоились в каком-то розовом ореоле. Над узким покатым лбом треугольным выступом росли волосы, черные как смоль, причем этот хохол торчал так же агрессивно, как и выдающаяся вперед челюсть.
      - А Флорида пошла тебе явно на пользу - солнце, пляж; девочки. Впрочем, ты заслужил все это.
      - Лучше бы я оставался в Лаосе.
      - Да. В Голливуде ты наделал немало дел.
      Несмотря на преклонный возраст, глубоко посаженные глаза Ваксмана сохранили свою проницательность, в выражении его лица по-прежнему чувствовалась сила, и тем не менее, это было лицо-гротеск с дергающимися жилками на щеке.
      - Та, на которой я женился, была лишь прикрытием. Я сделал все, что было необходимо.
      Судя по всему, Ваксмана удовлетворило это объяснение.
      - До Гольдони ты добрался без особых затруднений?
      - Это оказалось довольно просто.
      - Когда речь идет о Доминике Гольдони, слово "просто" не подходит, Ваксман сверкнул глазами. - Впредь имей это в виду.
      - А в чем дело? Какие могут быть проблемы с покойниками? - До Дук облокотился на огромный, покрытый позолотой алтарь времен Людовика XV. В подобного рода роскошных отелях он чувствовал себя неловко.
      - Покойник, да! - сказал Ваксман. - Но это только полдела. До тех пор, пока я не доберусь до той власти, которой располагал он, покоя мне не будет.
      Он вытянул руку: на запястье, обнажившемся из-под манжета рубашки, виднелась татуировка: человеческое лицо с открытым левым глазом, вместо правого глаза голубого цвета полумесяц.
      - Это долбанное семейство Гольдони не желает сдаваться, - Ваксман убрал руку. - Он был последний из этого клана. Кто остался? Сестра и его дочери. Ерунда.
      Ваксман вновь принялся расхаживать по комнате, подходя к тумбочке то с одной, то с другой стороны.
      - Ракурс, когда он смотрит прямо на меня, наиболее предпочтителен.
      До Дук промолчал. Он все понял. Эта чертова голова имела ауру. Она блекла, но тем не менее... несмотря на то что штуковина эта мертва.
      - Доминик был убийцей... и предателем, сам подписал себе смертный приговор. - Он пожал плечами. - Но какое это имеет значение сейчас? - Зубы его щелкнули. - Я сделал всего-навсего то, что и должно было быть сделанным. И несмотря на все разговоры его окружения, я знал, что он больше всех привязан к своей сестре Маргарите и племяннице - гораздо больше, чем к своим детям. Удивительное дело, но таков уж был этот Доминик. Я бы отдал пять лет собственной жизни, чтобы увидеть его лицо в тот момент, когда наш информатор сообщил ему, что Тони Д. избивает не только Маргариту, но и Франсину.
      Ваксман хрюкнул.
      - Нам еще повезло, что его при этом тут же не хватил удар, - продолжал он. - Но ради своей сестры и племянницы он предпочел нарушить правила ФПЗС. Я знал это, я это чувствовал, - он потыкал себя пальцем в грудь, указывая, где именно гнездилось это чувство. - Я это знал. - Он повернулся, чтобы еще раз бросить взгляд на голову. - Здесь-то, Дом, ублюдок, я тебя и поймал. Любовь тебя погубила.
      До Дук молчал, лишь изредка посверкивая глазами на своего собеседника.
      - Ты чего-нибудь от него добился? - с неожиданностью, раздражавшей даже его старых знакомых, сменил тему Ваксман.
      - Как бы то ни было, мне все же удалось узнать настоящее имя его источника, - сказал До Дук, а когда Ваксман бросил на него взгляд, добавил: - Я выжал его как лимон. Он рассказал мне все, что знал.
      - Одобряю, - усмехнулся Ваксман, вновь обращая свой взор к голове. Подумать только! Секрет Гольдони - ключ к его тайной власти, - вновь благоговейно прошептал он.
      - Достать его оказалось делом несложным.
      - Это гребаное семейство Гольдони, - впечатление было такое, что Ваксман выплюнул это имя. - Им вечно всего не хватало. Сукин сын Доминик что-то явно замышлял против нашей Сети. Что он, интересно, наплел фэбээровцам? Дом, по сути дела, воткнул мне нож в спину - связался с Микио Оками, и оба этих говнюка решили поставить Организацию на колени.
      Ваксман уставился на До Дука.
      - Но вынужден призвать, что этот чертов Доминик был в своем рода гениален. Морочил нам головы, заставил вас поверить в то, что он один из нас, что он член Организации, часть Годайсю.
      Ярость исказила его лицо.
      Развернувшись, он нанес по голове мощный удар, пославший ее в угол комнаты, где она, гротескно качнувшись, уставилась мертвыми глазницами в потолок.
      - Ну так зачем же ты, ублюдок, нас предал и связался с этим Оками?
      Ненависть сотрясала Ваксмана, он дрожал как в лихорадке. В отвращении он отвернулся, не желая смотреть на то, как До Дук вновь водружает голову на тумбочку.
      До Дук вновь почувствовал ауру, окружавшую мертвую голову, и это покоробило его.
      Совершенно неожиданно выражение лица Ваксмана смягчилось.
      - По этой метке на его лбу, - сказал он, поворачиваясь и вглядываясь в умные карие глаза Доминика Гольдони, - я могу судить, что ты поработал над ним в своем излюбленном стиле.
      - Точно.
      Ваксман хихикнул.
      - Должно быть, Лиллехаммер сейчас писает кипятком от страха и злобы.
      - Не сомневаюсь, - согласился До Дук.
      - Остерегайся его. Если попадешься, он с тебя живого сдерет шкуру.
      - Я учитываю это.
      - Знаю. Именно поэтому я и выбрал его для расследования этого дела. Вам необходимо вновь встретиться, - хмыкнул Ваксман. - Впрочем, ты уже вволю порезвился, хотя, полагаю, это ничего не меняет.
      - Нет.
      - Все эти ритуалы... - махнул рукой Ваксман, - лишь атрибут власти и... мера удовольствия.
      - Вы ошибаетесь, - возразил До Дух. - Я не нуждаюсь в особых удовольствиях и комфорте.
      Ваксман поджал губы.
      - Все мы в этом нуждаемся, так было и будет всегда. Только покойникам комфорт уже не нужен. Могут обходиться без него.
      Разумеется, он был прав. Ведь там была еще и девушка. До Дук не обмолвился и словом о ее существовании, это было бы глупо. Она явилась для него источником риска, излюбленнейшим источником силы и энергии. Он насыщался им, блаженствовал в нем, подобно тому как другие блаженствуют в мире в покое. Она не была целью концентрации его усилий, ему не нужно было "анатомировать" ее мозг и извлекать оттуда информацию, поэтому к ней был применен не такой ритуал, как к Доминику Гольдони. Она стала Кширой: Путем. Ритуальное действо над Гольдони должно было умиротворить богов, успокоить внутреннюю энергию. В случае же с девушкой ритуал предусматривал обратный результат: он увеличивал запас своих внутренних сил.
      - Кровь еще прольется, и немалая, - сказал До Дук, - прежде чем я доберусь до того, кто снабжал Гольдони информацией.
      - Послушай, мне абсолютно наплевать на то, что ты там будешь вытворять, но найти его ты должен быстро. - Ваксман бросил на До Дука предупреждающий взгляд. - Запомни, даже мертвых нельзя считать бессильными.
      - Вам известно все о силе и власти, - польстил Ваксману До Дук.
      Ваксман кивнул. Затем осторожно, будто держа в руке смертельно ядовитую змею, обхватил запястье До Дука.
      - Нам обоим известно.
      Обхватив его плотнее - в этот момент они были похожи на двух римских центурионов, - Ваксман слегка повернул руку До Дука внутренней стороной запястья вверх. Татуировка: лицо с открытым, как у Доминика Гольдони, правым глазом, вместо левого глаза священный полумесяц.
      Их глаза встретились в долгом взгляде.
      - А сейчас скажи мне, кто был источником Доминика? - наконец спросил Ваксман. - Кто подпитывал его информацией, которую тот использовал для своих контактов с правительством и деловыми кругами?
      - Линнер. Николас Линнер.
      - Ему было необходимо испытать меня, мою силу, - сказал Николас.
      Челеста, с рассыпавшимися по щекам длинными рыжими волосами, стояла рядом.
      - Не понимаю.
      - А мне кажется, понимаете, - Николас обнял ее.
      На верхней палубе vaporetto было очень холодно, над змеящимся Гранд-каналом завывал порывистый ветер. Рубашка и куртка, которые они купили Николасу, были явно не для такой погоды, но он не хотел спускаться вниз - его манила загадочная зелень воды тех же оттенков, что и стекло лучших работ стеклодувов Мурано.
      Но был ли холод единственной причиной, чтобы взять у Челесты частичку ее тепла? Ему не хотелось об этом думать в той же мере, как и звонить в свой офис или разговаривать с Жюстиной. В чем же тут дело? В своем нынешнем состоянии, поглощенный думами о тайнах Оками и загадочном Мессу лете, он не принесет ни какой-либо пользы Оками, ни радости и спокойствия Жюстине. Лучше подождать. Если у Тиня затруднения, то Нанги получит всю необходимую помощь от Сэйко. Что же касается Жюстины... чем дольше она ждет, тем слабее чувства, а это и к лучшему.
      Солнечные лучи, пробившись сквозь свинцовые облака, превратили воду канала в подобие древнего медного зеркала. Челеста молчала. Она рассматривала строения, высящиеся по обоим берегам. Мимо них пронесся полицейский катер, находившееся невдалеке почтовое суденышко чуть не перевернулось от пробежавшей за ним высокой и быстрой волны. По воде забарабанил дождь, в крупных каплях которого играли лучики света.
      Глядя на лицо Челесты, Николас никак не мог определить ее реакцию на его прикосновение. Было такое впечатление, что она оставила часть себя в том особняке, где произошла стычка с последователем Тау-тау, и никак не может обрести ее вновь.
      - Вы молчите, Челеста. О чем вы думаете?
      - Вы еще спрашиваете? Удивительно! - Ее глаза сверкнули. - Боже милостивый, нас ведь там чуть не убили!
      - Возможно, вы правы.
      Ее била крупная дрожь, на лице же играла насмешка, скорее, это была маска, под которой она скрывала свой страх.
      - Глядя на вас, такого спокойного, можно подумать, что мы возвращаемся с прогулки по пляжу Ладо! Кто вы такой на самом деле? Разве происшедшее в порядке вещей в вашем мире? Если это так, я не хочу иметь с вами никаких дел.
      - Начав сотрудничать с Оками-сан, вы должны были предвидеть, что вступаете на опасный путь.
      - О да. Пули и лезвия мечей. С подобного рода опасностями я могу смириться. Но это... - Челеста покачала головой. - Это выше моих сил и понимания.
      Когда vaporetto начал причаливать, она повернула к Николасу лицо.
      - Откровенно говоря, я была напугана до смерти. Какой-то подонок, обладающий одному Богу известно какими силами, почти убил нас... С помощью чего? Магии? - Она вздрогнула и отвернулась от Николаса; когда подали трап, Челеста быстро сбежала на берег, пытаясь обрести хотя бы временную безопасность в толпе людей.