- Макоумер мертв, - выдавил наконец Трейси. Голос его звучал не громче шелеста листьев в парке. Лорин обняла его и прижалась головой к его груди. Мне пришлось убить Макоумера, другого выхода не было.
      Лорин молчала. Она тихо плакала, и вместе со слезами уходило прочь напряжение последних дней. Сейчас душу ее омывали теплые волны покоя и надежды на будущее. Она подняла голову и посмотрела на Трейси:
      - А что с Киеу?
      - Скрылся, - хрипло ответил Трейси, - исчез. Почувствовав чье-то присутствие, они одновременно подняли головы и увидели Айвори Уайта. Он, видимо, уже давно сидел перед ними на корточках и ждал, когда на него обратят внимание.
      - Прошу прощения, - он мотнул головой и Лорин поняла, что полицейский действительно не желал нарушать их единения, - но шеф хочет поговорить с вами. Пресса словно обезумела, все труднее сдерживать. Надо что-то делать. Он требует вас обоих.
      Лорин кивнула:
      - Еще минутку, хорошо?
      Уайт молча пошел прочь, отдавая на ходу какие-то команды патрульным.
      Лорин прижалась губами к уху Трейси:
      - С тобой все в порядке?
      - Да, - он обнял ее.
      - Тогда пойдем отсюда, - снова попросила она. - По-моему, самое время смываться.
      Трейси молчал, и она озабоченно посмотрела на него:
      - Трейси?
      Он поднял голову, взгляд у него был спокойным и очень серьезным.
      - Хорошо.
      Они поднялись с парапета. Стоявший поодаль Уайт кивнул на машину Туэйта.
      Сам Туэйт находился совсем в другом месте: зажатый со всех сторон журналистами, он, как несчастный попавший к людоедам путешественник, качал головой и что-то говорил в протянутые под самый нос микрофоны. Телевизионщики с крыши автобуса давали его лицо крупным планом, не забывая время от времени наводить камеры на особняк Макоумера.
      - ...через час, - услышали они заключительную фразу Туэйта. - Пока это все, что я могу для вас сделать.
      - Позвольте, - хором возмутились журналисты, - вы так и не сказали, какую роль в этом деле играл мистер Ричтер?
      - Вы узнаете обо всем на пресс-конференции, - упрямо твердил Туэйт. Если, конечно, наберетесь терпения.
      - Да будет вам, сержант, - заныл репортер с радио, - дайте нам хоть какую-нибудь информацию. Мы же вынуждены сдвигать время передач.
      - Я могу сообщить вам лишь следующее: по просьбе полицейского управления Нью-Йорка мистер Ричтер выполнял одну весьма щекотливую операцию. Более комментариев не имею.
      - Дайте же нам что-нибудь еще! Это не информация, а какое-то недоразумение! Расскажите подробности!
      - Когда я гляжу на вас, ребята, у меня сердце разрывается. Я прекрасно понимаю: вы делаете свое дело. Данте же и мне заняться моим. Скажите спасибо, что я организовал для вас пресс-конференцию, так что встретимся в одиннадцать вечера. Я очень терпеливый человек, но никому не рекомендую испытывать мое терпение.
      Не обращая внимания на негодующие возгласы, он направился к Уайту.
      - Пошли, - кивнул он Трейси и Лорин и повел их к своей машине. Позади, с трудом сдерживаемые несколькими полицейскими кордонами, бесновались журналисты.
      Они проехали мимо машин "скорой помощи", грузовиков с полицейскими из отрядов по борьбе с терроризмом, фургонов медэкспертов. Движение по Третьей авеню было перекрыто полностью.
      - Я-то думал, это будет мелкомасштабная операция, - удивленно пробормотал Трейси.
      Туэйт поглядел на него в зеркало заднего вида и ухмыльнулся:
      - Нельзя же, чтобы все лавры достались тебе одному! - Туэйт включил сирену, выражение его лица сразу же изменилось. - Боже, такого кошмара, как в этом доме, я еще не видел! Может, ты скажешь, что же там все-таки произошло?
      Трейси откинулся на сиденье и вздохнул. Мелькавшие за окнами полицейского автомобиля уличные фонари походили на падающие звезды.
      - Медэксперты рано или поздно опознают женщину из подвала, - заговорил наконец Трейси. - А о том, что было наверху, могу рассказать прямо сейчас. Тот молодой человек - сын Макоумера. Киеу каким-то образом удалось подстроить так, что сын выстрелил в отца. Макоумер среагировал инстинктивно и однозначно - по другому быть и не могло, я-то знаю его подготовку... - Он убил своего сына.
      Туэйт присвистнул:
      - Господи, зачем Киеу это понадобилось? Ради чего он пошел на такое?
      - Месть. Другого разумного объяснения я не вижу.
      - Что-то не понимаю.
      - А ты и не пытайся. В культуре Запада аналогов этому явлению нет, просто поверь мне на слово. Для человека вроде Киеу честь значит куда больше, чем жизнь.
      Как для Кима, подумал Трейси.
      - Расскажи мне об этом Киеу, - попросил Туэйт.
      Они приближались к Кэнел-стрит, что в центре Чайнатауна. В этом есть нечто символическое, подумал Трейси, вспомнив рыбацкую семью танка. Они выловили его из воды, обогрели, дали кров и пищу, а потом их утлое суденышко вновь растворилось в перламутровых водах залива.
      Трейси в общих чертах описал схватку на лестнице, правда, на этот раз ему пришлось все же останавливаться на подробностях, которые он опустил в разговоре с Туэйтом сразу после того, как вышел из комнаты Макоумера. В зеркальце он поймал удивленный взгляд Туэйта.
      - Лично я не могу в это поверить, - пробормотал Туэйт.
      - А у тебя нет иного выбора.
      - Видишь ли, - обернулся Туэйт, - скоро состоится эта чертова пресс-конференция. Туда обязательно притащится и капитан Флэгерти, мой начальничек, а также комиссар и мэр. Прежде, чем я суну туда нос, мне хотелось бы самому разобраться.
      - По-моему, - решительно вмешалась в перебранку приятелей Лорин, - сейчас самое главное, выяснить, где находится Киеу, а не что он сделал.
      Все замолчали. Сидевший рядом с Туэйтом патрульный Уайт неловко заерзал. Туэйт усмехнулся:
      - Она права. Но беспокоиться, по-моему, нет причин. Мы разыщем его. Всей этой хреновине конец, и мне глубоко плевать на какого-то там Киеу.
      - А вот это напрасно, - возразил Трейси. - Макоумер - всего лишь половина всех проблем, вторая половина - Киеу. Он знает все секреты "Ангки", ему ничего не стоит запустить план Макоумера, его финальную часть.
      Туэйт недоверчиво хмыкнул:
      - Чего ради? Ты же сам сказал, что он искал способ убрать Макоумера. Значит, он ненавидел его, а это, в свою очередь, убеждает меня, что он не станет продолжать начатое Макоумером.
      - Вот здесь ты ошибаешься, - снова возразил Трейси. Машина притормозила у полицейского управления. - Его чувства по отношению к Макоумеру - вопрос сугубо личный. А реализация очередной стадии плана - бизнес. Одно никак не связано с другим.
      Туэйт повернул ключ зажигания и заглушил двигатель:
      - О чем ты, черт возьми? Он ненавидит этого человека, но тем не менее выполняет его приказы? Почему? Ответь мне, ради Христа? Это же полное безумие!
      - В том случае, если рассматривать ситуацию только под одним углом. Трейси наклонился вперед. - Пойми, Киеу - камбоджиец. А это значит, что когда-то, скорее всего в детстве, он постигал учение Будды. Я думаю, он и сейчас считает себя буддистом.
      - Ну и что? - Туэйт недоуменно смотрел на него. Трейси с трудом подавил раздражение. Он вспомнил бои с Киеу. Он видел его горящие глаза, на себе испытал его нечеловеческую силу. Это была сила духа, говорящая о том, что Киеу - личность, и личность по-своему уникальная. В схватке такие вещи становятся понятными после первого же обмена ударами: направляет ли тебя дух, формирует ли дух твою стратегию. Сейчас Трейси уже мог сказать, что знает Киеу. Для этого не понадобилось много времени: первый же бой дал достаточно пищи для размышлений.
      - А то, что одна из основных заповедей буддизма - фанатичный поиск мира, ответил Трейси. - Буддийский монах не станет сажать овощи и фрукты для пропитания. Знаешь почему? Не потому что ленив или не любит поесть, а потому, что когда будет возиться на своей делянке, случайно может наступить на какого-нибудь жучка или убить мотыгой червяка. Он зависит исключительно от крестьян, которые снабжают его продовольствием.
      - Ты хочешь сказать, что этот человек... Это чудовище, которое, как нам известно, убило, как минимум, троих, а скольких вообще - этого не знает никто, так ты хочешь сказать, что этот монстр - убежденный пацифист? - недоверчиво спросил Туэйт.
      - Именно это я тебе и пытаюсь втолковать.
      - Тогда ты просто рехнулся. Убийство и пацифизм - понятия взаимоисключающие.
      - Нет, - Трейси покачал головой. - Ты снова рассуждаешь как представитель Запада. В сознании человека Востока, точнее Азии, двойственном, по сути, с младенчества, эти два понятия вполне могут сосуществовать. Одно не влияет на другое. Киеу учился искусству убивать у красных кхмеров. Убийство для них политический императив: они убивали, чтобы освободить свою родину от тирании. Эту мысль вдалбливали в голову Киеу непрестанно, и он поверил в это. Но при том верил в мудрость Амиды Будды, потому что это знание первично и без него жизнь теряет всякий смысл. Он верил в то, что ему предначертано. Он верил в Будду.
      - В Камбодже, может, все и так, - нетерпеливо перебил его Туэйт. - А как насчет этой страны? Он убивает здесь. Это не одно и то же.
      - Абсолютно одно и то же, - невозмутимо ответил Трейси. - Если у него есть достаточно убедительные мотивы продолжать убивать.
      - Ты хочешь сказать, что Макоумер?..
      - Когда дело касается людей - особенно людей, - важно нажать на нужную кнопку, и тогда получишь желаемый результат. Если находишь достаточно веский мотив. Пусть даже рациональное или иррациональное зерно этого мотива спрятано глубоко в подсознании, - Трейси пожал плечами.
      Туэйт провел рукой по лицу:
      - Ну, и что, черт побери, я теперь должен говорить на пресс-конференции? Мы уперлись в тупик.
      - Думаю, ты ошибаешься.
      Лорин вздрогнула: по голосу Трейси она уже все поняла. В полутьме салона глаза его сверкали. Лорин почувствовала, как снова защемило сердце.
      - Нет, - взмолилась она, - нет, прошу тебя. Трейси накрыл ее руку ладонью. Лорин пыталась что-то возразить, слова не шли к ней. Что могут слова? - в отчаянии подумала она. Он уже принял решение. Она закрыла глаза, чтобы никто не заметил ее слез. Смерть и разрушения. Вот что она видела перед собой. Смерть и разрушения.
      - Я не могу больше, - прошептала Лорин, тряся головой словно плакальщица. - И не проси меня потерпеть еще один только раз. Я не могу сидеть и...
      Голос ее сорвался. Туэйт и Уайт озабоченно смотрели на нее. Они ничего не понимают, подумала Лорин, им на все наплевать. Какая им разница, погибнет Трейси или нет? Не они же его любят.
      Она, точно слепая, нащупала ручку двери и, помогая себе плечом, открыла ее.
      - Лорин, - окликнул ее Трейси.
      - Нет! - закричала она. - Это уже слишком!
      И бросилась к свободному такси.
      В полицейской машине воцарилось молчание. Туэйт отвернулся, делая вид, что страшно увлечен архитектурными деталями здания управления полиции, в котором проработал не один год.
      - Догоним? - предложил, наконец, Туэйт.
      - Не надо, - с закрытыми глазами ответил Трейси. - Что я ей скажу? И потом, она слишком хорошо меня знает.
      "...и расчлененное тело женщины, обнаруженное в подвале дома Макоумера, было идентифицировано как тело Джой Трауэр, жены покойного Макоумера и младшей сестры сенатора Вэнса Трауэра, представителя демократической партии от штата Техас. Опознание проводилось в присутствии ближайших родственников покойной".
      Атертон Готтшалк с растущим ужасом вслушивался в слова детектива, сержанта Дугласа Туэйта. Все пропало. Джой мертва, Макоумер мертв. Сколько им понадобится времени, чтобы найти тело Кэтлин?
      Он повернулся спиной к телеэкрану и вышел на середину своего роскошного гостиничного номера. Накануне он выписался из больницы, но решил пока не уезжать из Нью-Йорка. Интерес средств массовой информации к нему был по-прежнему силен, и не стоило его игнорировать.
      За окном перемигивались огни манхэттенского Вест-сайда, мрачно чернела громадина Центрального парка. Жена вот уже час плескалась в ванной.
      Готтшалк положил ладонь на стекло. Неплохо было бы что-нибудь выпить, но, похоже, сегодня вечером он перебрал, вначале на благотворительном вечере, который устраивала республиканская партия, а потом в музее "Метрополитен", точнее - в ресторане при музее, где мэр зарезервировал по такому случаю кабинет. Готтшалк рано ушел из ресторана: подчинился врачу, который считал, что после такого нервного потрясения не стоит налегать на алкоголь. Хотя появляться на публике надо было непременно и как можно чаще. Его паблисити от этого только выигрывало.
      А теперь его начало трясти, эйфория сегодняшнего вечера испарилась. Он с ужасом думал о предстоящем разговоре с женой. Как он ей объяснит, что произошло, как опишет свою роль во всех этих событиях?
      Готтшалк попытался объективно оценить положение - и не нашел аргументов в свою пользу. Полиция непременно доберется до него, это лишь вопрос времени. А как работают комиссии по расследованию, он знал очень хорошо. Если бы о его делах ничего не пронюхали, полиция вообще не сунулась бы в дом Макоумера.
      Все это могло означать лишь одно: крах "Ангки". И, следовательно, его тоже. Смерть Макоумера ничем ему не поможет. В цепи оказалось слишком много звеньев, при тщательном расследовании только полный идиот не поймет, какую роль играл Атертон Готтшалк. А настоящие полицейские не имеют ничего общего с кретинами из голливудских комедий, это Готтшалк знал лучше, чем кто бы то ни было.
      Готтшалк плотнее завернулся в шелковый халат, подошел к двери ванной и нерешительно постучал.
      Послышался голос жены. Он повернул ручку и вошел внутрь. В клубах пара он с трудом различил ее лицо. Она заколола волосы на макушке, из воды торчали лишь коленки.
      - Привет, дорогая, - улыбнулся он. - Собственно, я зашел лишь для того, чтобы сказать тебе это.
      - Как мило, - улыбнулась она и принялась намыливать руки. - Через пару минут выйду.
      - Не торопись, у нас полно времени.
      Он вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Пресс-конференция наконец закончилась, возобновились прерванные по ее случаю передачи. По одному из каналов шла программа новостей. Дважды было упомянуто его имя. Готтшалк протянул руку и выключил телевизор.
      Он открыл окно и подумал: как хорошо, что он зарезервировал номер в одном из элегантных старых отелей, где по-прежнему открываются окна.
      Готтшалк сделал глубокий вдох и, легко оттолкнувшись от пола, нырнул в окно. Он не чувствовал страха, теплый ветер трепал его волосы, со всех сторон озорно подмигивали огоньки рекламы, на него стремительно надвигалось что-то темное и огромное. Как море, подумал Готтшалк.
      Еще он успел подумать о Кэтлин, о ее восхитительном теле.
      Асфальт принял его тело, а он так и не успел закрыть глаза.
      Особняк на Греймерси-парк наконец погрузился во тьму. Первыми разъехались судмедэксперты, за ними - патрульные, последними особняк покинули детективы из группы сержанта Туэйта.
      Проход к дому полиция обнесла обычной в таких случаях изгородью, на которой, как и на входной двери, были развешаны желтые ленты с надписью "Не входить, ведется расследование". У роскошных дубовых дверей оживленно обменивались впечатлениями два молоденьких полицейских - ночной пост.
      Ветер раскачивал высокие деревья, ветви которых нависали над домом. По одной из них бесшумно скользнула черная тень. Полицейские не видели, как тень спрыгнула с ветки и легко опустилась на крышу. Спустя мгновение тень исчезла, словно растаяла в прогретом за день воздухе.
      Напряженно вслушиваясь в звенящую тишину, Киеу спустился с чердака. Убедившись, что в доме больше никого нет, он быстро прошел по коридору второго этажа и открыл дверь в комнату Эллиота.
      Он нашел место, куда упал Эллиот, встал на колени и почти неслышно вознес молитву. Душа его пыталась обрести мир и покои, но разве такое было возможно? Он отомстил за смерть одного брата, погубив ради этого другого.
      По-другому он поступить не мог. Его действиями руководил жаждущий покоя дух Саманга. Но гибель Эллиота опечалила Киеу, он и представить не мог, что будет так скорбеть. Чтобы подавить непроизвольную дрожь, он обхватил плечи руками.
      В душу его прокрался могильный холод. Киеу вновь ощутил себя сиротой, без дома, без мудрого совета учителя и наставника. И вдруг он вспомнил, что так и не выполнил последний приказ Макоумера. Он уже почти сделал это на лестнице Киеу ни на мгновение не сомневался, кто был его противником, но помешала вломившаяся в дом полиция.
      Послушный и преданный сын должен беспрекословно подчиняться отцу, так его учили, а традиции составляли основу, суть Киеу. Отцом его был Макоумер. Что такое Киеу без него и без "Ангки"?
      Он понимал, что надо покинуть дом, но знал, что тогда уже больше сюда не вернется. Это был его дом, а это означало нечто большее, чем даже вилла в Пномпене, большее, чем все лагеря в джунглях близ Баттамбанга. Дом. Слово приятно для рассудка, в нем чистота и святость жемчуга.
      А потом все заслонил образ мертвого Эллиота, и Кису заплакал.
      Трейси гнал "ауди 4000" через тоннель Линкольна и, вынырнув из него, прибавил скорость и плавно ушел в крайний левый ряд. Не отрывая взгляда от дороги, он вспоминал последний разговор с Туэйтом.
      - Единственный способ заполучить Киеу, - сказал он тогда детективу, - это поручить его поиски лично мне. Макоумер заявил, что дал Киеу приказ убрать меня. На лестнице ему это не удалось... Поэтому он будет искать возможности довести дело до конца. Собственно говоря, его и искать-то не придется, он сам на меня выйдет. Я в этом не сомневаюсь. Влияние Макоумера оказалось сильнее детского восхищения буддизмом. И, кроме того, выжил Киеу отнюдь не благодаря буддизму. Так что он начнет охоту за мной.
      Туэйт задумался.
      - Поэтому она и ушла, - констатировал он наконец, имея в виду Лорин.
      - Да, - согласился Трейси, - именно поэтому. Туэйт внимательно посмотрел на него, глаза его поблескивали.
      - Знаешь, - тихо произнес он, - а ведь я тебя не пущу. Трейси не обратил внимания на его слова: он уже мысленно приступил к выполнению задания.
      Туэйт наклонился и тронул его за колено:
      - Послушай, приятель, после того, что ты там натворил, я преспокойно могу засадить тебя на пару суток за решетку. Ну, скажем, объявлю тебя ценным свидетелем по делу об убийстве в подвале у Макоумера. В общем, придумаю что-нибудь, лишь бы упрятать тебя понадежнее. Ты свое дело сделал, позволь теперь мне заняться своим.
      Трейси предвидел такой ход и решил воспользоваться своим последним козырем, который приберегал как раз для подобного случая:
      - У тебя нет иного выбора. - Он поднял глаза на Туэйта. - Киеу безумец.
      Он вспомнил искры в его глазах и поежился.
      - Что ты хочешь этим сказать? - недовольно буркнул Туэйт. - Безумец потому что убийца?
      - Я хочу сказать, - устало вздохнул Трейси, - что он тронулся. Я понял это по его глазам, когда мы схватились на лестнице.
      - Ты не психоаналитик, уволь меня от подобных заключений.
      Трейси резко выпрямился и в упор посмотрел на Туэйта.
      - Могу тебе сказать только одно, - изменившимся вдруг голосом произнес он, - я единственный, кто может попытаться справиться с ним. Пойми же ты наконец, это не человек, это машина убийства в облике человека! Какие тебе еще нужны доказательства? Неужели ты всерьез полагаешь, что разыщешь его? Да он всю жизнь учился убивать и ускользать от возмездия. Тебе его не одолеть.
      - Означает ли это, что его одолеешь ты?
      - Черт бы тебя побрал, это не битва двух самолюбии! Мы знаем, что он идет по моему следу...
      - Но мы же не в замкнутом пространстве, я не могу обеспечить тебе надежную охрану на улицах огромного города! Нет, я не могу тебе этого позволить, слишком велика опасность, и дело не только в тебе: могут пострадать невинные люди.
      Трейси кивнул.
      - Вот здесь ты попал в самую точку. - Он снова откинулся на сиденье. Поэтому-то я и собираюсь отправиться в графство Бакс, там я смогу контролировать ситуацию. - Он помолчал. - Место там достаточно изолированное, у твоих людей не будет никаких проблем.
      Он пытался прочитать реакцию Туэйта, но в неверном свете уличных фонарей лицо его казалось непроницаемой маской. Наконец детектив пожал плечами и повернулся к Уайту.
      - Айвори, - негромко приказал он, не сводя глаз с Трейси, - немедленно звони в справочную. Узнай номер управления полиции штата Пенсильвания и соедини меня с шерифом графства Бакс. Я хочу поговорить с ним. Мне надо дать ему черт знает сколько инструкций, а со временем у нас туго.
      Трейси свернул на частную дорогу и оплатил на пропускном пункте проезд. Он уже не думал о Туэйте: на финальной стадии плана Макоумера было задействовано очень много действующих лиц. Трейси уже поставил в известность Директора, и тот направил в Нью-Йорк группу специалистов по компьютерам, которым предстояло войти в программную сеть "Метроникса". Эти парни знали, как обойти блокирующие системы и закодированные цепи; рано или поздно им удастся докопаться до главного.
      Трейси вспомнил, что сказал Директор о будущем "Метроникса" без Макоумера: полный развал. Трейси надеялся, что этого не случится. По крайней мере не раньше чем специалисты расшифруют компьютерную сеть фирмы.
      А потом он подумал о Киме. Накануне он весь вечер пытался с ним связаться, названивая поочередно в его квартиру в Вашингтоне и по нью-йоркскому номеру, который тот ему оставил.
      Трейси очень не нравилось исчезновение Кима. Уже на рассвете ему позвонил Директор и сообщил, что в одном из далласских отелей полиция обнаружила трупы трех агентов КГБ, причем один из них был весьма крупной фигурой, в прямом и переносном смысле.
      - Это Ким, точно. - Голос Директора был напряженный. - Я не знаю пока, что происходит, но будь осторожен. Если я тебе вдруг понадоблюсь, имей в виду, ближайшие трое суток я буду занят на переговорах с госдепом, так что лови меня, если сможешь. Мы попытаемся замять шумиху, которую пресса вознамерилась устроить по поводу русских шпионов.
      Трейси въехал в графство Бакс и свернул на Ривер-роуд, которая через полкилометра превратилась в ухабистую проселочную дорогу. В придорожных кустах надрывались цикады, исполняя гимн уходящему лету. Их песня вызвала в памяти образ Лорин, их поездку на пляж.
      Он увидел ее глаза, в которых отражалось море, одно только море.
      Справа появился знакомый дом, и Трейси съехал с дороги. Здесь пахло соснами, мятой и диким тимьяном. По другую сторону дороги лежало поле, пустое и безжизненное: фермеры уже успели убрать урожай. Ласково светило солнце, но лучи его почти не согревали. Скоро сюда пожалует зима, думал Трейси, будет гореть камин, весело трещать сухие поленья, на которых выступят прозрачные слезы смолы. Он не хотел встречать здесь зиму без Лорин.
      Трейси поднялся по ступенькам и открыл замок. Шесть минут пятого.
      В холодильнике на кухне он обнаружил лишь полбанки майонеза, почерневшее от времени яблочное масло и открытую банку сардин.
      Ему все же удалось откопать под пустыми пакетами нетронутую баночку кокосового масла, которая пришлась как нельзя кстати. Держа в одной руке банку, Трейси прошел в гостиную и бросил взгляд на деревянную фигурку Будды на каминной полке.
      Он подошел к телевизору и обернулся: кафельные плитки, которыми был отделан пол перед камином, производили какое-то странное впечатление.
      Трейси присел на корточки и внимательно их осмотрел. На двух из них красовались бурые пятна, почти одинаковые по форме.
      Он поскреб ногтем пятно, поднес палец к лицу и, уже зная, что это такое, осторожно лизнул: запекшаяся кровь.
      Он встал и машинально бросил взгляд на деревянного Будду. Потом снова опустился на корточки. Колени его точно совпали с пятнами на плитках.
      Значит, убив Мойру, Киеу заметил Будду и преклонил передним колени. Вероятно, молился. От этой мысли Трейси непроизвольно поежился.
      Уже почти стемнело. Трейси повернулся к Будде спиной и ушел на кухню. Есть ему расхотелось.
      Вернувшись в гостиную, он сел в свое любимое кресло и закинул руки за голову. Облака, словно стая гончих, набросились на заходящее солнце, закат получился невеселый, с явственным свинцовым оттенком. Он закрыл глаза и прислушался к шорохам старого дома, он сливался с его атмосферой, чтобы сразу же почувствовать ее изменение. Он должен быть готов к тому моменту, когда Киеу проскользнет в дом.
      Должно быть, он задремал. И вдруг Трейси открыл глаза.
      Было совсем темно. Ночь. Он замер в кресле, изо всех сил вцепившись пальцами в подлокотники.
      Атмосфера в доме изменилась. Что-то было не так, но что именно, он пока не понимал. За окном кричал козодой, сухая ветка скреблась о стену - это были знакомые звуки, не они насторожили его.
      Скрип половицы над головой, еле слышное дребезжание стекла в раме, которое он вот уже полтора года все никак не удосуживался закрепить как следует. Но и эти звуки не имели ничего общего с причиной его тревоги.
      Дело было вовсе не в звуках. Кузнечики давно замолкли, дом, казалось, затаил дыхание. Но Трейси был уверен, что здесь кто-то есть. Он медленно поднялся и беззвучно подошел к камину, к деревянному Будде.
      Повсюду лежали густые плотные тени, словно проникшие сюда из другого измерения. Они искажали очертания предметов, которые теперь казались чужими и враждебными. Тонкий водянистый отблеск света играл лишь на тонкой полоске паркета между коврами. Противоположная часть гостиной была погружена в непроглядную темноту. Ни единого звука.
      Тени изменяли свою форму и насыщенность, из черных они превращались в темно-серые и потом снова становились иссиня-черными. Полоска света на паркете колыхалась, словно рябь на поверхности воды.
      При таком освещении, точнее, при почти полном его отсутствии, фигура Киеу казалась фигурой изготовившегося к прыжку леопарда. Он чуть изменил положение, и свет упал на его щеку. Он был надежно скрыт темнотой. Он использовал ее как один из элементов своей стратегии. Так учил Мурано.
      - Я очень хорошо знал Макоумера, - еле слышно произнес Трейси, - еще тогда... в те дни. Я знал, что ты придешь.
      - У меня нет желания убивать, - откликнулся Киеу, - но я Чет Кмау. У меня нет выбора.
      В комнате возникло какое-то странное эхо, причину которого Трейси не понимал.
      - Почему? - Он отлично знал ответ, но не удержался. - Ты был для него не более чем мальчиком на побегушках. А теперь у тебя есть возможность жить своей собственной жизнью.
      - Я такой, - медленно проговорил Киеу, - каким он меня сделал. Все остальное во мне умерло. Он убил мою душу. И все же... именно он подарил мне жизнь. Можно ли объяснить это словами? Может ли кто-нибудь объяснить необъяснимое?
      - Нет.
      - Я... я уже не в состоянии мыслить ясно и логично. - Голос Киеу странным образом растекался в темноте. - Мне трудно вспоминать прошлое, его картины приходят и уходят, я теряю ориентацию.
      - А как же Амида Будда?
      - Амида Будда переживает все сущее. - Киеу еле заметно сместился в сторону. - Он учит, что мы должны отбросить все мирские проблемы, уйти от суетности. Ибо он тот, кто живет в чистоте, его не обуревают желания и страсти, он не испытывает ни страха, ни надежд, жизнь и смерть его не интересуют, он обладает истинным знанием, он положит конец страданиям и возвестит о возрождении и введет нас в высочайшую Нирвану.
      Он снова сдвинулся, на долю дюйма, не более.
      - Я оставил боль и сожаления в доме Макоумера, там же остались любовь и сострадание. - Киеу в упор смотрел на Трейси. - Ненависть моя теперь живет с ними, в моем бывшем доме. Мой разум наполняет лишь ужас перед настоящим. Когда исчезнет и он, я выполню все предначертания Амиды.
      Трейси оказался прав. "Вот именно, - сказал он тогда Туэйту, - в одном сознании могут уживаться две тщательнейшим образом уравновешенные, сбалансированные идеи. Они должны быть уравновешены и разделены, потому что, как ты сам сказал, они взаимоисключающие. Что-то произошло совсем недавно, и барьер, разделявший их, оказался сломанным. Теперь две идеи смешались и сплавились в единое целое: мирный буддизм и психология профессионального убийцы. Но они не могут смешиваться, они не могут сплавляться, иначе возникает безумие!"
      И поскольку Киеу напал на Трейси сбоку из почти непроглядной темноты, он вынудил его использовать принцип "Движущейся тени", оказавшийся весьма эффективным средством против кокиу-наге Киеу.
      Киеу, полагая, что уже понял манеру ведения боя Трейси, увидев его ярко выраженный атакующий дух, нанес ему не сильный, но чрезвычайно болезненный фиксированный удар под ребра, и Трейси пришлось по ходу поединка менять тактику.
      Принцип "Движущиеся тени" означает проведение атакующей серии, когда ты не видишь противника: это вселяет в него неуверенность, и по его реакции можно судить о его бойцовском духе, ибо он ошибочно считает, что понял глубинную природу твоих действий. Но в действительности "Движущаяся тень" заставляет противника раскрыть свой собственный замысел.
      Так произошло и на этот раз. Трейси отразил атаку Киеу и нанес ему контрудар. За счет резкого броска бедер он получил выигрыш в силе и провел обратный удар ногой, один из множества уро. И сразу же после этого нанес два стремительных боковых удара ногами, успев удивиться тому, сколь неэффективными они сейчас оказались. Однако, среагировав на следующее движение Киеу, он начал понемногу понимать, в чем дело, и его прошиб пот.
      О сложнейшей методике концентрации и управления внутренней энергией чикара-вай чиа Трейси прочитал в ветхой книге Джинсоку, которая называлась "Риуко-номаки", "Книга дракона и тигра". По словам старика, это было самое древнее письменное изложение тайн боевых искусств.
      На чикара-вай чиа в той книге был лишь намек, автор отказывался подробно описывать ее чудовищные возможности, так как понимал, сколь опасна она может оказаться, если к ней получат доступ люди агрессивные и недобрые.