Нью-Йорк Таймс
       Вторник, 25 мая 1999 г.
       Раздел D: Наука, стр. D-3
       Лоренс К. Альтман, доктор медицины
      “Оспа, болезнь, известная с давних времен, искоренена на Земле двадцать лет тому назад. Возбудителю оспы вынесен смертный приговор, и теперь ее вирус хранится в замороженном виде только в двух сверхсекретных лабораториях в Соединенных Штатах и России...
      Накануне под нажимом России и правительств других стран Всемирная Организация Здравоохранения официально даровала оспе еще одну отсрочку...
      ...В результате исследований вируса может быть получено лекарство либо новая противооспенная вакцина. Потребность в них возникнет, только если какая-нибудь злонамеренная нация, осуществляя акт биологического террора, пустит в ход тайные запасы возбудителя оспы — перспектива, которая более не может считаться чисто гипотетической.
      По заказу ВОЗ российские и американские биологи полностью расшифровали строение ДНК вариолы. По мнению ВОЗ, этой информации вполне достаточно для дальнейших исследований и идентификации вирусов, использованных террористами.
      Однако ряд ученых оспаривает эту точку зрения. Они утверждают, что, зная одну лишь структуру ДНК, невозможно определить устойчивость вируса к медикаментам.
      Говоря о непредсказуемости результатов подобных исследований, доктор Фоси (Национальный институт аллергии и инфекционных заболеваний) заметил: “Быть может, нам никогда не придется извлечь вирус из холодильника, но он, по крайней мере, у нас есть”.

      Услышав шорох гравия под колесами, смотритель встрепенулся. Уже почти стемнело, он только что заварил кофе и не хотел вставать из-за стола. Однако любопытство взяло верх. Гости Александрии редко посещали кладбище на холме Айвори-Хилл. Исторический городок на берегу Потомака мог предложить живым куда более живописные виды и соблазнительные развлечения. Что касается местных жителей, то они почти не покидали город по будням, тем более — поздним вечером, когда с неба падают апрельские дожди.
      Выглянув в окно сторожки, смотритель увидел мужчину, который выбирался из неприметного седана. Правительственный чиновник?Подъехавший был высок ростом, крепкого сложения. Смотритель решил, что ему около сорока пяти лет. Он был одет по погоде — в плаще, темных брюках и рабочих башмаках.
      Отойдя от машины, он осмотрелся по сторонам. Нет, не чиновник. Военный.Смотритель открыл дверь, вышел из домика под навес крыльца, глядя на посетителя, который стоял у ворот кладбища, всматриваясь сквозь решетку и не обращая внимания на дождь, трепавший его темные волосы.
      “Наверное, он впервые приехал сюда, — подумал смотритель. — Все они колеблются в первый раз, не решаясь ступить на землю, которая связана в их мыслях с болью и горечью утраты”. Смотритель бросил взгляд на левую руку мужчины, но не увидел кольца. Вдовец!Он попытался припомнить, не хоронили ли в последнее время молодую женщину.
      — Здравствуйте.
      Голос мужчины озадачил смотрителя. Он был слишком мягок для такого крупного человека. Приветствие ,прозвучало очень тихо, словно его произнес чревовещатель.
      — Добро пожаловать. Если хотите пройти на кладбище, могу одолжить вам зонтик.
      — Буду очень вам благодарен, — отозвался мужчина, но даже не шевельнулся.
      Смотритель протянул руку за угол домика к подставке, сделанной из старой бочки для воды. Нащупав ручку зонта, он двинулся навстречу мужчине, рассматривая его лицо с высокими скулами и ярко-синими глазами.
      — Моя фамилия Бэрнс. Я здешний сторож. Если вы скажете, чью могилу хотите навестить, я избавлю вас от необходимости бродить по кладбищу.
      — Софии Рассел.
      — Рассел, говорите? Что-то не припомню. Позвольте заглянуть в бумаги. Это не займет много времени.
      — Не стоит. Я сам найду дорогу.
      — В любом случае я должен записать ваше имя в книгу посетителей.
      Мужчина раскрыл зонт.
      — Джон Смит. Доктор Джон Смит. Я знаю, где находится могила Софии.
      Смотрителю показалось, что голос говорившего дрогнул. Он поднял руку, собираясь окликнуть мужчину, но тот уже двинулся прочь размашистым шагом военного и вскоре скрылся за серой пеленой дождя.
      Смотритель глядел ему вслед. По его спине пробежала холодная дрожь. Вернувшись в сторожку, он закрыл дверь и крепко запер ее.
      Он вынул из стола книгу посетителей, открыл на сегодняшней дате и аккуратно вписал имя приезжего и время его появления. Потом, повинуясь импульсу, он открыл книгу на последних страницах, где в алфавитном порядке значились имена погребенных.
       Рассел... София Рассел. Ага, вот она: ряд 17, участок 12. Предана земле... ровно год назад!
      В числе трех человек, провожавших умершую в последний путь и оставивших подписи в реестре, был Джон Смит, доктор медицины.
       Почему же он не принес цветы?

* * *

      Смит шагал по дорожкам кладбища Айвори-Хилл, радуясь тому, что идет дождь. Словно милосердная завеса, ненастье отгоняло воспоминания, все еще не утратившие мучительной остроты, воспоминания, которые неотступно преследовали его в течение минувшего года, терзали по ночам, словно издеваясь над его слезами, вновь и вновь заставляя его переживать страшные мгновения.
       Он видит белоснежную палату клиники Института инфекционных заболеваний армии (НИЗА) США в городе Фредерик, штат Мериленд. София, его возлюбленная, которая вот-вот должна была стать его женой, мечется в кислородной палатке, жадно хватая ртом воздух и задыхаясь. Он стоит в шаге от нее, но ничем не может помочь. Он что-то кричит медикам, но его голос отражается от стен и возвращается к нему, будто насмехаясь. Врачи не знают, что случилось с Софией. Они тоже бессильны что-либо предпринять.
       Внезапно она издает вопль, который до сих пор является Смиту в ночных кошмарах. Ее спина выгибается дугой под невероятным углом; тело источает обильный пот, словно пытаясь избавиться от токсина. Лицо Софии покрывается лихорадочным румянцем. На мгновение она замирает в этой позе, потом обмякает. Из носа и горла идет кровь. Откуда-то из глубин ее тела вырывается предсмертный хрип, вслед за которым раздается облегченный вздох, как будто ее душа наконец покидает истерзанную оболочку...
      Смит передернул плечами и быстро огляделся. Только теперь он осознал, что стоит словно вкопанный. Дождь продолжал барабанить по куполу зонта, но казалось, что капли замедлили свое движение. Смит слышал каждый их удар по натянутому нейлону.
      Он сам не знал, сколько времени простоял здесь, словно забытая статуя. Он не знал, что именно заставило его наконец шагнуть вперед. Он с удивлением обнаружил, что стоит на дорожке, ведущей к могиле, сам не ведая, как оказался на этом месте.
      СОФИЯ РАССЕЛ
      ДА ПОЧИТ ТВОЯ ДУША В МИРЕ
      Смит наклонился и провел пальцами по гладкой поверхности могильной плиты из розово-белого гранита.
      — Я знаю, мне следовало бы приходить чаще, — шепнул он. — Но я не мог заставить себя сделать это. Придя на твою могилу, я был бы вынужден смириться с мыслью, что потерял тебя навсегда. Я не мог... и только теперь собрался с силами.
      Проект Хейдса. Вот как назвали они этот кошмар, который отнял тебя у меня. Ты не видела лиц людей, участвовавших в нем: всевышний избавил тебя от этого. Но я хочу, чтобы ты знала: они в полной мере расплатились за свои преступления.
      Я наслаждался местью и думал, что она принесет мне покой. Но этого не произошло. Долгие месяцы я спрашивал себя: как мне обрести умиротворение? Но ответ каждый раз оказывался одним и тем же.
      Смит вынул из кармана плаща маленькую ювелирную коробочку. Откинув крышку, он посмотрел на ограненный розочкой шестикаратовый бриллиант в платиновой оправе, приобретенный в лондонском “Ван Клифф и Арпел”. Это было обручальное кольцо, которое он собирался надеть на палец своей будущей жене. Смит опустился на корточки и вдавил кольцо в мягкую землю у основания плиты.
      — Я люблю тебя, София. И всегда буду любить. Ты навсегда останешься светом моей жизни. Но мне пора двигаться дальше. Я не знаю, куда пойду и как достигну своей цели. Но я должен действовать.
      Смит поднес кончик пальца к губам, потом прикоснулся им к холодному камню.
      — Да благословит тебя господь. Пусть он не оставит тебя своей милостью.
      Он взял зонт и отступил на шаг, глядя на памятник, словно стараясь навеки запечатлеть его в своем сознании. Услышав за спиной негромкие шаги, он рывком развернулся.
      Высокой женщине с черным зонтом едва миновало тридцать. Ее ярко-рыжие волосы были коротко подстрижен, нос и высокие скулы усыпаны веснушками. При виде Смита ее зеленые, словно воды океана, глаза изумленно округлились.
      — Джон? Джон Смит?
      — Меган?..
      Меган Ольсон торопливо приблизилась к Смиту и, взяв его руку, стиснула ее.
      — Это действительно ты? Господи, прошло уже...
      — Довольно много времени.
      Меган посмотрела поверх его плеча на могилу Софии.
      — Извини меня, Джон. Я не думала, что застану тебя здесь. Я не собиралась тебе мешать.
      — Ничего страшного. Я уже сделал все, ради чего приехал.
      — Думаю, мы оба приехали сюда по одной причине — негромко произнесла женщина.
      Укрывшись вместе со Смитом под ветвями раскидистого дуба, она внимательно присмотрелась к нему. С тех пор, когда они виделись в последний раз, морщины на его лице стали глубже и появились следы новых. Она могла лишь гадать, каким этот год выдался для Смита.
      — Я сочувствую твоему горю, Джон, — заговорила она. — Очень жаль, что я не смогла сказать тебе этого прежде. — Она нерешительно замялась. — Я была бы рада оказаться рядом с тобой в трудную минуту.
      — Я звонил тебе, — отозвался Смит. — Но ты была в отъезде. Работа...
      Меган печально кивнула.
      — Да, я была в отъезде, — рассеянно произнесла она.
      Они с Софией вместе росли в Санта-Барбаре, учились в одной школе, а потом — в лос-анджелесском филиале Калифорнийского университета. По окончании колледжа их пути разошлись. София защитила диссертацию по клеточной и молекулярной биологии и поступила на службу в ИИЗА США. Меган, получив степень магистра по биохимии, стала работать в Национальном институте здоровья. Однако после трех лет пребывания в должности она перешла в научно-медицинский отдел Всемирной Организации Здравоохранения. София получала ее открытки из всех уголков земли и собирала их в альбом, отмечая пути своей подруги, странствовавшей по планете. И вот теперь Меган нежданно-негаданно вернулась.
      — Я теперь работаю в НАСА, — сказала Меган, отвечая на невысказанный вопрос Смита. — Мне надоела цыганская жизнь, я подала заявление в школу астронавтов и прошла по конкурсу. В настоящий момент я числюсь в первом дублирующем составе экипажа, которому предстоит отправиться в очередной полет.
      Смит не смог скрыть своего удивления:
      — София всегда говорила, что не знает, чего можно от тебя ожидать. Прими мои поздравления.
      Меган бледно улыбнулась.
      — Спасибо. По-моему, никто не знает, чего можно от себя ожидать. А ты по-прежнему в армии, в НИЗА США?
      — Я сейчас на перепутье, — ответил Смит. Это было не совсем так, но достаточно близко к правде. Он предпочел сменить тему: — Ты не задержишься в Вашингтоне хотя бы ненадолго? Мы могли бы встретиться там.
      Меган покачала головой:
      — Я бы с радостью, но должна сегодня ночью вернуться в Хьюстон. Тем не менее я не хочу терять с тобой связь. Ты по-прежнему живешь в Тэрмонте?
      — Нет. Я продал дом. Слишком много воспоминаний. — Он протянул Меган карточку с номером телефона и адресом в Бетезде; — Звони и приезжай.
      — Непременно, — отозвалась Меган. — Береги себя, Джон.
      — И ты тоже. Был рад увидеться с тобой, Меган. Желаю тебе удачного полета.
      Смит вышел из-под кроны дуба и исчез в серой дымке дождя. Меган смотрела ему вслед.
       Я сейчас на перепутье...
      Меган не могла даже представить себе Смита человеком без устремлений, без целей. Продолжая размышлять над его загадочным высказыванием, она отправилась к могиле Софии под шум капель, барабанивших по ее зонту.

      Пентагон, единственное в своем роде здание, раскинувшееся на территории около четырехсот тысяч квадратных метров, дает приют двадцати трем тысячам служащих как военных, так и гражданских. Тем, кому нужны секретность и анонимность, а также доступ к самому совершенному в мире коммуникационному оборудованию и энергоресурсам Вашингтона, лучшего места не найти.
      Отдел арендованной недвижимости занимает крохотную часть блока “Е” Пентагона. Как следует из его названия, отдел руководит снабжением, управлением и безопасностью армейских зданий и территорий от складов в Сент-Луисе до громадных просторов невадской пустыни, которые используются для испытательных полетов. Работа в отделе рутинная, и потому большинство сотрудников, мужчины и женщины, в душе скорее штатские люди, нежели военные. Они приходят в свои кабинеты к девяти утра, выполняют положенный урок и уезжают в пять вечера. Мировые события, которые порой приковывают их коллег к столам на несколько суток, никоим образом не касаются этих людей. И это устраивает их как нельзя лучше.
      Натаниэлю Фредерику Клейну тоже нравилась обстановка в отделе, но по совершенно иным причинам. Его кабинет находится в самом конце коридора, между двумя дверями с табличками “Электрощитовая” и “Хозяйственный склад”. Вот только ничего подобного за этими дверями нет, а их замки можно открыть лишь сложнейшими электронными карточками. Эти комнаты являются частью секретной резиденции Клейна.
      На двери его кабинета не значится имя, только внутренний код Пентагона — 2Е377. Если расспросить тех немногих сотрудников, которые виделись с Клейном, они описали бы мужчину лет за шестьдесят, среднего роста, ничем не примечательного, если не считать длинного носа и очков в тонкой металлической оправе. Еще они могли бы упомянуть старомодные и несколько поношенные костюмы Клейна и, вероятно, его мимолетную улыбку, которую он бросал встречным, шагая по коридору. Возможно, кое-кому приходилось слышать, что Клейна иногда вызывают на совещания начальников Объединенных штабов и комиссий Конгресса. Но это вполне согласуется с его руководящей должностью. Коллеги знают также, что он отвечает за контроль над недвижимостью во всем мире, которую Пентагон арендует либо собирается заполучить в свои руки. Именно этим объясняется то, что Клейна редко видят на рабочем месте. В сущности, коллегам трудно сказать, кто он и что он.
      В восемь вечера Клейн все еще сидел за столом скромного кабинета, ничем не отличавшегося от остальных помещений крыла. В обстановку комнаты он привнес лишь несколько личных штрихов: карта в раме, изображающая мир таким, каким его видели картографы XVII века, старомодный глобус на подставке и огромная обрамленная фотография Земли, снятая с космического корабля.
      И хотя об этом знают немногие, увлечение Клейна напрямую отражает его настоящий мандат: служить ушами и глазами президента. Из своего безликого кабинета Клейн руководит широко разветвленной организацией под названием “Прикрытие-1”. Созданная президентом после трагедии, которой обернулся проект Хейдса, эта организация служит главе государства предупредительной системой и тайным средством реагирования.
      Поскольку “Прикрытие” действует вне сферы влияния военно-разведывательной бюрократии и не подлежит контролю со стороны Конгресса, у нее нет формальной структуры и штаб-квартир. Вместо обученных оперативников Клейн вербует мужчин и женщин, которых называет “мобильными невидимками” — людей, которые некогда были признанными специалистами в своей области, но по воле обстоятельств или из-за особенностей характера не сумели занять должное место в обществе. Большинство — но, конечно, не все — имеют военную подготовку, получали многочисленные благодарности и награды, однако суровый регламент армейской действительности был им не по нраву, и они предпочитали расстаться со своими завидными должностями. Иные приходили из мира штатских: бывшие следователи, полицейские и федералы; лингвисты, знавшие десяток языков; врачи, путешествовавшие по всему миру и привычные к самым суровым условиям существования. Лучшие из них, такие, как полковник Джон Смит, являли собой мост между двумя мирами.
      Обладали они еще одним свойством — его не было у многих людей, к которым Клейн присматривался, но в конце концов отвергал: их жизнь принадлежала только им самим. Они были одиноки либо имели немногочисленных родственников, не были скованы личными привязанностями, а их профессиональная репутация выдержала бы самую тщательную проверку. Все эти качества были неоценимы для человека, которого посылают бороться со злом за тысячи миль от родного дома.
      Клейн закрыл папку с докладом, который изучал, снял очки и помассировал уставшие глаза. Он собирался отправиться домой, где его ждали кокер-спаниель по кличке Бак, скромная порция виски и ужин, оставленный экономкой в плите. Он уже вставал из-за стола, когда открылась дверь, ведущая в смежную комнату.
      — Натаниэль? — произнесла подтянутая женщина. Она была несколькими годами моложе Клейна, с живыми глазами и седеющими волосами, носила деловой костюм, строгость которого подчеркивали нитка жемчуга и филигранный золотой браслет.
      — Я думал, ты уже уехала, Мэгги.
      Мэгги Темплтон, состоявшая помощницей Клейна те десять лет, которые он провел на посту в Агентстве национальной безопасности, изогнула свои изящные брови.
      — Ты можешь вспомнить хотя бы один случай, когда я ушла раньше тебя? Нет? Вот и я тоже. Тебя ожидает интересное сообщение.
      Клейн прошел вслед за ней в комнату, которую целиком занимала мощная компьютерная станция. Здесь бок о бок стояли мониторы, серверы и устройства хранения информации, которыми управляли самые сложные программы, имевшиеся в распоряжении правительства. Клейн остановился за спиной Мэгги, изумляясь ловкости и умению, с которыми та нажимала клавиши. Можно было подумать, что ты следишь за пальцами пианиста-виртуоза.
      Если не считать президента, Мэгги Темплтон была единственным человеком, полностью посвященным в тайны “Прикрытия-1”. Понимая, что ему потребуется опытный и достойный доверия помощник, Клейн настоял, чтобы Мэгги работала с ним с самого начала. Помимо их совместной деятельности в АНБ, Мэгги имела более чем двадцатилетний стаж в должности старшего администратора ЦРУ. Но, что было гораздо важнее для Клейна, Мэгги принадлежала к его семье. Ее сестра Джудит, скончавшаяся от рака несколько лет назад, была женой Клейна. Мэгги тоже пережила личную трагедию: ее супруг, тайный агент ЦРУ, не вернулся из заграничной командировки. По прихоти судьбы Мэгги и Клейн не имели других родственников, кроме друг друга.
      Оторвавшись от клавиатуры, Мэгги постучала по экрану ногтем с безупречным маникюром.
      “ВЕКТОР ШЕСТЬ”
      Эти два слова пульсировали в центре экрана, словно мигающий желтый сигнал светофора на пустынном перекрестке провинциального городка. Клейн почувствовал, как на его запястьях дыбом встают волоски, приподнимая ткань рукавов. Он отлично знал, кто такой Вектор Шесть; лицо этого человека возникло перед его мысленным взором совершенно отчетливо, словно тот стоял рядом. Вектор Шесть — кодовое имя, служившее для Клейна сигналом смертельной опасности.
      — Вывести на экран сообщение? — негромко спросила Мэгги.
      — Будь любезна...
      Женщина нажала несколько клавиш, и на мониторе появилась зашифрованная последовательность букв и цифр. Мэгги отстучала очередную команду, запуская программу расшифровки. Секунды спустя возник текст:
       Ужин: prix fixe — 8 евро
       Закуски: коктейль из морских продуктов
       Напитки: “Беллини”
       Ресторан закрыт для посетителей с 14 до 16.
      Даже если посторонний каким-то образом сумеет разгадать шифр, меню безымянного французского ресторана не скажет ему ровным счетом ничего и не возбудит никаких подозрений. Клейн предложил этот простой код, когда в последний раз лично встречался с Вектором Шесть. Код не имел ни малейшего отноше ния к галльской кухне. Это была просьба о предоставлении убежища, мольба о срочной эвакуации.
      Клейн не колебался ни мгновения.
      — Отвечай: “Резервируйте столик на двоих”.
      Пальцы Мэгги запорхали по клавишам, отстукивая условную фразу. Прежде чем вернуться к земле, радиолуч отразился от двух военных спутников. Клейн не знал, где сейчас находится Вектор Шесть, но пока у агента с собой портативный компьютер, который ему дал шеф, он мог загрузить и расшифровать ответ.
       Ну же! Отзовись!
      Клейн прочел время отправления исходного текста: восемь часов назад. Как такое может быть?
      Разница во времени! Вектор Шесть действовал в шести часовых поясах к востоку. Клейн бросил взгляд на запястье: в реальном времени послание Вектора Шесть было отправлено менее двух минут назад.
      На экране появился ответ: “Выполнено”.
      Экран угас, и Клейн облегченно вздохнул. Вектор Шесть находился на связи ровно столько, сколько необходимо, и ни мгновением дольше. Контакт состоялся, план разработан, принят и утвержден. Вектор Шесть более никогда не воспользуется этим каналом связи.
      Пока Мэгги завершала сеанс, Клейн, опустившись в единственное пустующее кресло, размышлял, какие чрезвычайные обстоятельства побудили Вектора Шесть искать контакт с ним.
      В отличие от ЦРУ и иных разведывательных органов, “Прикрытие-1” не имело сети зарубежных агентов. Тем не менее у Клейна были свои люди во многих странах мира. Некоторые связи сохранились с той поры, когда он работал в АНБ, другие стали результатом случайных знакомств, превратившихся в прочные отношения, основанные на доверии и взаимном интересе.
      Это была весьма неоднородная компания: египетский врач, пользовавший правящую элиту страны, торговец компьютерами из Нью-Дели, малайзийский банкир, специализировавшийся на перемещении, сокрытии и розысках офшорных депозитов по всему свету. Все они были незнакомы друг с другом. Они не имели ничего общего, кроме дружбы с Клейном и портативных компьютеров-ноутбуков, которыми тот снабдил каждого из них. Они считали Клейна чиновником средней руки, хотя догадывались, что на самом деле он птица куда более высокого полета. Они согласились стать его ушами и глазами не только из чувства симпатии и веры в ту силу, которую он представлял, но и потому, что твердо верили: Клейн обязательно выручит их, если по той или иной причине пребывание на родине станет для них опасным.
      Вектор Шесть был одним из немногих избранных.
      — Нат? — Клейн посмотрел на Мэгги, и та спросила: — Кого отправим на задание?
       Хороший вопрос.
      Клейн ездил за границу по своему удостоверению сотрудника Пентагона. Если ему предстояло встретиться со связным, он назначал людное, безопасное место. Лучше всего его целям отвечали посольства США. Однако Вектор Шесть находился вдалеке от посольств. Он был в бегах.
      — Смита, — сказал наконец Клейн. — Вызови его, Мэгги.

* * *

      Настойчивый звонок телефона оторвал Смита от мыслей о Софии. Смит вспоминал, как сидели они вдвоем на берегу реки, в тени огромных пирамид. Вдалеке виднелись дома крупного города. Было жарко, воздух наполнял аромат роз и Софии. Каир... Они приехали к пирамидам Гизы в предместьях Каира.
       Секретная линия...
      Смит рывком уселся на кушетке, на которой лежал в одежде, погрузившись в полузабытье после возвращения с кладбища. За окнами, исполосованными дождем, завывал ветер, гнавший по небу тяжелые тучи. За годы службы военно-полевым хирургом Смит выработал в себе способность просыпаться мгновенно и в полной готовности. Эта привычка очень пригодилась ему во время работы в ИИЗА США, когда приходилось спать урывками между долгими часами изнурительного труда. Она и теперь верно служила ему.
      Смит посмотрел на нижний правый угол монитора, в котором отражалось текущее время: почти девять вечера. Он проспал два часа. Эмоционально опустошенный, все еще терзаясь видениями, главное место в которых занимала София, он приехал домой, разогрел и съел ужин и растянулся на кушетке, прислушиваясь к шуму дождя, грохотавшего по крыше. Он не собирался засыпать, но, задремав, почувствовал себя уютнее. Только один человек мог вызвать его по этой линии. Что бы он ему ни сказал, этот звонок извещал о начале дня, который может затянуться до бесконечности.
      — Добрый вечер, мистер Клейн.
      — Добрый вечер, Джон. Надеюсь, я не оторвал тебя от ужина.
      — Нет, сэр. Я уже поел.
      — Коли так, когда ты сможешь прибыть на базу Эндрюс?
      Смит глубоко вздохнул. Как правило, голос Клейна звучал спокойно и рассудительно. На памяти Смита он лишь изредка говорил такими отрывистыми скупыми фразами.
       А это означало, что надвигается беда—  и надвигается очень быстро.
      — Примерно через сорок пять минут, сэр.
      — Отлично. И, Джон... собирая вещи, приготовься провести в отъезде несколько дней.
      — Слушаюсь, сэр, — произнес Смит в трубку, в которой уже звучали гудки.
      Навыки Смита были отточены до такой степени автоматизма, что он едва сознавал, что делает. Три минуты, чтобы принять душ и побриться, две — чтобы одеться, еще две минуты он потратил, проверив содержимое заранее упакованной сумки и добавив туда еще несколько предметов. Покидая дом, Смит включил охранную систему, а как только его седан выехал на подъездную дорожку, он опустил ворота гаража при помощи пульта дистанционного управления.
      Из-за дождя путь до военно-воздушной базы Эндрюс занял больше времени, чем обычно. Смит не стал въезжать через главный вход и свернул к воротам, которыми пользовались снабженцы. Охранник в дождевике изучил его ламинированный пропуск, сверился со списком допущенного персонала и взмахом руки пропустил Смита внутрь.
      Смиту уже не раз доводилось взлетать с аэродрома базы Эндрюс, и он прекрасно ориентировался. Ему не составило труда отыскать ангар малой реактивной авиации, услугами которой в основном пользовались высшие чины. Он припарковал машину на обозначенной площадке вдалеке от взлетно-посадочных полос воздушных извозчиков, выхватил из багажника сумку, прошлепал по лужам и оказался внутри огромного строения.
      — Добрый вечер, Джон, — сказал Клейн. — Дерьмовая ночка. И, сдается мне, дальше будет еще хуже.
      — Верно, сэр. Но только для моряков, — отозвался Смит, опуская на бетон свою сумку.
      На сей раз Клейн даже не подумал улыбнуться в ответ на старую как мир шутку пехотинцев.
      — Очень жаль, что пришлось вырвать тебя из дома в такую мерзкую погоду. У нас критическая ситуация. Идем.
      Шагая вслед за Клейном к кафетерию, Смит оглядывался по сторонам. В ангаре стояли четыре “Гольфстрима”, но рабочих наземной службы не было, видно. Смит подумал, что Клейн велел им покинуть территорию из соображений секретности.
      — Заправщики накачивают топливом самолет с баками для дальних рейсов, — сообщил Клейн, посмотрев на часы. — Закончат через несколько минут. — Он протянул Смиту пластиковый стаканчик с дымящимся черным кофе, потом окинул его внимательным взглядом. — Джон, тебе предстоит эвакуация. Этим и объясняется спешка.
       А также надобность в “мобильном невидимке”.
      Будучи кадровым военным, Смит отлично понимал, что Клейн подразумевает под “эвакуацией”. Это означало вывезти кого-нибудь или что-нибудь из указанного места, причем как можно быстрее и незаметнее — зачастую с применением силы и против воли эвакуируемого.
      Но Смит знал и то, что для подобных операций существуют специально подготовленные люди. В ответ на его недоуменное замечание Клейн сказал:
      — В данном случае мы руководствовались особыми соображениями. Я не хочу привлекать к делу другие службы — по крайней мере, на данном этапе. Вдобавок я знаком с этим человеком. И ты тоже.
      Смит вздрогнул:
      — Простите, сэр?
      — Человек, которого ты должен встретить и спасти, — Юрий Данко.
      — Данко...
      Перед мысленным взором Смита появился крупный тучный мужчина на несколько лет старше его самого, с добродушным круглым лицом. Юрий Данко, сын донецкого шахтера, родившийся с дефектом ноги, состоял в чине полковника российской армии и служил в Военно-медицинском исследовательском центре.
      Смит не мог избавиться от чувства изумления. Он знал, что, прежде чем подписать секретный контракт, превращавший его в сотрудника “Прикрытия-1”, Клейн изучил его жизнь под микроскопом. Стало быть, Клейн знал, что Смит знаком с Данко. Но еще ни разу Клейн даже не намекнул о своем знакомстве с русским полковником.
      — Иными словами, Данко...
      — Работает на меня? Нет. И ты ни в коем случае не должен упоминать о том, что причастен к деятельности “Прикрытия”. Я лишь посылаю к Данко знакомого ему человека, который его выручит. И не более того.
      Смит усомнился в этом. Клейн никогда не бывал полностью откровенен. Однако Смит твердо знал: он никогда не подвергнет агента опасности, умолчав о том, что ему следовало бы знать.
      — Во время нашей последней встречи, — продолжал Клейн, — мы с Данко разработали простой код, который следовало использовать только в чрезвычайных обстоятельствах. Цена — 8 евро — означает дату, 8 апреля, то есть через двое суток. Или через одни, если исходить из европейского времени. На закуску предлагаются морепродукты. Это указание на то, каким путем прибывает Данко — по морю. “Беллини” — это коктейль, изобретенный поваром бара “У Гарри” в Венеции. Часы, когда ресторан закрыт — с двух до четырех пополудни, — означают период времени, в течение которого агент рассчитывает оказаться в точке рандеву. — Клейн выдержал паузу. — Код простой, но весьма эффективный. Даже если послание перехватят и расшифруют, ресторанное меню никому ни о чем не расскажет.
      — Если Данко просит встречи через двадцать четыре часа, зачем ему было поднимать экстренную тревогу? — спросил Смит.
      — Потому что Данко уже поднял ее заранее, — отозвался Клейн, явно встревоженный. — Он может прибыть в Венецию к указанному сроку, но может и опоздать.
      Смит пригубил кофе и кивнул:
      — Понимаю. Но вот еще один вопрос на миллион долларов: что заставило Данко пуститься в бега?
      — Об этом может рассказать только он сам. И поверь, Джон, я очень хотел бы его выслушать. Данко занимает уникальную должность. Он нипочем не рискнул бы своим местом, если только...
      — Что именно?
      — Если только не почувствовал, что его положение пошатнулось. — Клейн отставил стаканчик. — Не могу сказать наверняка, но думаю, что Данко несет с собой информацию. А значит, он полагает, что эта информация важна для меня.
      Клейн выглянул из-за плеча Смита и посмотрел на сержанта ВВС, вошедшего в ангар.
      — Самолет готов отправиться в путь, сэр, — молодцевато доложил сержант.
      Клейн прикоснулся к локтю Смита, и они зашагали к двери.
      — Отправляйся в Венецию, — негромко заговорил Клейн. — Отыщи Данко и выясни, в чем дело. Выясни как можно быстрее.
      — Слушаюсь, сэр. Но в Венеции мне кое-что понадобится.
      Смиту не было нужды понижать голос. Едва они вышли из ангара, барабанная дробь дождя заглушила его слова. И только кивок Клейна свидетельствовал о том, что просьба Смита будет выполнена.

      В католической Европе пасхальная неделя — это время паломничества и праздничных встреч. Предприятия и школы закрываются, поезда и отели переполнены, а обитатели знаменитых городов Старого Света готовятся к нашествию чужаков.
      В Италии самым заманчивым местом для всякого, кто жаждет духовных и мирских наслаждений одновременно, является Венеция. Ее многочисленные церкви и храмы способны удовлетворить религиозные запросы даже самого пылкого верующего. Вместе с тем Венеция уже тысячелетие влечет к себе любителей игрищ и забав, и ее узкие улочки и аллеи дают прибежище заведениям, угождающим любым земным аппетитам.
      Точно в тринадцать сорок пять, как вчера и позавчера, Смит прошел между рядами столиков на площадке “Флорентийского кафе” на площади Святого Марка. Он всякий раз занимал одно и то же место рядом с небольшой приподнятой платформой, на которой стоял огромный рояль. Через несколько минут появится пианист, и точно в два часа пополудни в звуки шагов и голосов сотен туристов, заполонивших площадь, вплетутся ноты Моцарта или Баха.
      Официант, кормивший Смита два минувших дня, торопливо подбежал к столику. Американец, — если судить по его акценту, он не мог быть никем другим, — был прекрасным клиентом: он не замечал дурного обслуживания и платил щедрые чаевые. Глядя на дорогой пепельно-серый костюм Смита и туфли ручной работы, официант решил, что перед ним преуспевающий бизнесмен, который, заключив сделку, задержался на несколько дней, чтобы осмотреть достопримечательности за счет своей компании.
      Смит улыбнулся официанту и, заказав обычные кофе и сэндвич, открыл “Интернешнл Геральд Трибьюн” на страницах финансового раздела.
      Его полуденная закуска появилась в тот самый миг, когда пианист заиграл вступительные аккорды концерта Баха. Смит положил в чашку два кубика сахара и неторопливо размешал. Разворачивая газету, он внимательно осмотрел пространство между своим столиком и Дворцом Дожей.
      Большую часть суток площадь Святого Марка с ее вечными толпами туристов была идеальным местом для приема беглеца. Однако тот опаздывал уже на двадцать четыре часа. Смит гадал, сумел ли Данко хотя бы выбраться из России.
      Смит работал в ИИЗА США, когда впервые встретился с Данко, своим коллегой из Военно-медицинского исследовательского центра. Их знакомство состоялось в роскошном “Гранд-Отеле” близ Берна. Там представители двух стран собрались на неформальную встречу, чтобы проинформировать друг друга об успехах в поэтапном закрытии своих программ создания биологического оружия. Подобные совещания являлись дополнением к официальным проверкам, которые осуществляли международные инспекции.
      Смиту никогда не доводилось вербовать агентов. Однако, как и все остальные члены американской делегации, он получил от офицеров контрразведки ЦРУ подробные инструкции о методах и способах действий спецслужб другой стороны. Уже в первые дни конференции Смит свел знакомство с Данко. Он неизменно держался настороже, но тем не менее симпатизировал дородному грубоватому русскому. Данко не скрывал своего патриотизма, но, как он говорил Смиту, ему не хочется, чтобы его дети жили в мире, где какой-нибудь сумасшедший может использовать биологическое оружие в качестве средства террора или мщения.
      Смит прекрасно знал, что такое не просто возможно, но и весьма вероятно. Россию сотрясали спазмы перемен, кризиса и неопределенности. Однако государство по-прежнему располагало чудовищными запасами биологического оружия, хранившегося в ржавеющих контейнерах под присмотром равнодушных военных, жалованья которых зачастую не хватало, чтобы содержать свои семьи. Для этих людей возможность сбыть на сторону охраняемые материалы могла оказаться неодолимым искушением.
      Смит и Данко начали встречаться вне урочных часов конференции. К тому времени, когда делегации приготовились разъехаться по домам, между ними установилась дружба, основанная на взаимном доверии и уважении.
      В течение следующих двух лет они продолжали встречаться — в Санкт-Петербурге, Атланте, Париже и Гонконге — всякий раз под эгидой официальных совещаний. И каждый раз Смит замечал, что Данко становится все беспокойнее. Он не употреблял алкоголь, но время от времени ронял бессвязные замечания о двуличии своих командиров. Россия, намекал он, нарушает свои договоренности с США и всем миром. С шумом и помпой сокращая запасы биологического оружия, страна одновременно продолжала интенсивно заниматься научными исследованиями в этой области. Российские специалисты и инженеры исчезали, с тем чтобы появиться где-нибудь в Китае, Индии или Ираке, где на них был большой спрос и где их ждали неограниченные финансовые средства.
      Свойства человеческих душ всегда интересовали Смита. После очередного неохотного признания Данко он сказал ему: “Мы могли бы вместе поработать над этим, Юрий. Если, конечно, хотите”.
      Реакция Данко была чем-то сходна с поведением кающегося, который наконец-то сбросил с себя тяжкий груз грехов. Он согласился поставлять Смиту информацию, которой, как он считал, должны располагать Соединенные Штаты. Данко выдвинул лишь два условия. Во-первых, он будет иметь дело только со Смитом и не станет встречаться с представителями разведывательных органов США. Во-вторых, он взял со Смита слово, что тот позаботится о его семье, если с ним что-нибудь стрясется.
      “Тебе нечего бояться, Юрий, — сказал тогда Смит. — Ты умрешь в своей постели, окруженный внуками”.
      Вглядываясь в толпу, устремившуюся во Дворец Дожей, Смит вспомнил эти свои слова. Тогда он произнес их вполне искренне. Но теперь, когда Данко опаздывал уже на сутки, они жгли ему язык.
       С другой стороны, ты никогда не упоминал о Клейне, как и о том, что у тебя есть связи в Америке, —размышлял Смит. — В чем дело, Юрий? И кто для тебя Клейн—  козырь, оставленный про запас?
      Все новые люди прибывали на гондолах и катерах, которые причаливали к пирсам напротив знаменитых львов площади Св. Марка. Смит рассматривал их всех — юные парочки, взявшиеся за руки, отцы и матери, хлопотавшие над своими детьми, туристические группы, толпившиеся вокруг экскурсоводов, которые перекрикивали друг друга на десятке языков. Смит держал газету на уровне глаз, но его взор непрестанно перебегал с одного возбужденного лица на другое, ища то, которое ему было нужно.
       Где ты, Юрий? Какое ужасное открытие ты совершил, если оно заставило тебя нарушить завесу тайны и пискнуть своей жизнью, чтобы вывезти сведения за границу?
      Вопросы терзали Смита. Связь с Данко прервалась, и ответов не было. По мнению Клейна, русский должен был пересечь полыхающую войной Югославию, скрываясь в хаосе, охватившем регион, пока не достигнет побережья. Там он найдет судно, которое доставит его через Адриатику в Венецию.
       Только доберись сюда, и ты будешь в безопасности.В венецианском аэропорту Марко Поло ждал наготове “Гольфстрим”; у причала рядом с дворцом делле Приджиони на канале Рио де Палаццо стоял быстроходный катер. Смит мог доставить Данко на борт катера через три минуты после того, как обнаружил бы его. Через час они уже были бы в воздухе. Где ты?
      Смит потянулся к чашке с кофе, когда в боковом поле его зрения мелькнул тучный мужчина, пробиравшийся вдоль туристической группы. Быть может, он входил в ее состав, быть может, нет. На нем были нейлоновый дождевик и шапочка для гольфа. Лицо мужчины закрывали густая борода и большие солнцезащитные очки. Однако в его облике было нечто примечательное.
      Смит продолжал присматриваться и наконец понял, что именно. Мужчина чуть заметно припадал на левую ногу. Юрий Данко родился с левой ногой на два сантиметра короче, чем правая. Даже башмак на утолщенной подошве не мог полностью скрыть его хромоту. Смит повернул кресло и чуть опустил газету, следя за перемещениями Данко. Русский весьма ловко прикрывался туристами, двигаясь вместе с ними так, что его можно было принять за члена группы, но и не приближаясь вплотную, чтобы не привлечь внимание ее руководителя.
      Группа медленно отвернула от базилики Св. Марка и двинулась к Дворцу Дожей. Менее чем через минуту она поравнялась с первыми рядами столиков и кресел “Флорентийского кафе”. Несколько туристов отделились от группы, направляясь к закусочной соседнего заведения. Когда они проходили мимо Смита, тот даже не шевельнулся. И только при появлении Данко он вскинул глаза.
      — За моим столиком есть свободное место.
      Данко повернулся, явно узнав его голос.
      — Джон?
      — Это я, Юрий. Садись.
      Русский опустился в кресло. На его лице застыла ошеломленное выражение.
      — Но мистер Клейн... Он послал тебя!Значит, ты работаешь на...
      — Здесь не место для подобных разговоров. Но ты не ошибся. Я приехал за тобой.
      Покачав головой, Данко окликнул проходящего мимо официанта и заказал кофе, потом вынул сигарету и закурил. Смит отметил, что даже борода не может скрыть, каким худым и изможденным стало его лицо. Пальцы, разжигавшие сигарету, тряслись.
      — До сих пор не могу поверить, что ты...
      — Юрий!
      — Все в порядке, Джон. За мной не следили. Я не привел за собой хвост. — Данко откинулся на спинку кресла и посмотрел на пианиста. — Восхитительно, не правда ли? Я говорю о музыке.
      Смит подался вперед.
      — Ты хорошо себя чувствуешь?
      Данко кивнул.
      — Я в порядке. Добраться сюда было нелегко, но... — Официант принес кофе, и он выдержал паузу. — В Югославии мне пришлось довольно трудно. Сербы превратились в толпу параноиков. У меня был украинский паспорт, но даже в нем проверяли каждую букву.
      Стараясь удержать в узде сотни вопросов, готовых сорваться с языка, Смит сосредоточился на своих дальнейших действиях.
      — Ты не хочешь сказать или передать мне что-нибудь прямо сейчас?
      Казалось, Данко не слышит его. Он смотрел на двух карабинеров — итальянских стражей порядка, — медленно пробиравшихся через толпу туристов. У обоих карабинеров висел на шее автомат.
      — Слишком много полиции... — пробормотал Данко.
      — Выходной день, — объяснил Смит. — В такое время полиция отряжает дополнительные патрули...
      — Я должен кое-что сообщить мистеру Клейну, — сказал Данко. — Они собираются сделать такое... мне даже трудно в это поверить. Это безумие!
      — Что именно сделать? — осведомился Смит, пытаясь следить за своим голосом. — И кто эти “они”?
      Данко нервно огляделся.
      — Ты все подготовил? Сумеешь увезти меня отсюда?
      — Можем отправляться в путь прямо сейчас.
      Сунув руку в карман за бумажником, Смит заметил двух карабинеров, шагавших среди столиков. Один из них пошутил, другой рассмеялся, указывая на закусочную.
      — Джон!
      Короткий вопль Данко заглушила громкая очередь, выпущенная в упор. Миновав столик Данко и Смита, карабинеры развернулись, из стволов их автоматов брызнуло смертоносное пламя, пронизывая тело Данко.
      Энергия выстрелов была такова, что пули отбросили русского на спинку кресла и повалили навзничь.
      Не успев до конца осознать происходящее, Смит метнулся в сторону платформы с роялем. Вокруг него пули вспарывали землю и дерево. Пианист совершил роковую ошибку, попытавшись встать на ноги. Автоматные очереди разорвали его пополам. Томительно тянулись секунды. Смиту было трудно поверить, что убийцы действуют совершенно безнаказанно столь долгое время. Он лишь сообразил, что рояль, глянцевый черный корпус и белые клавиши которого были разбиты в щепы, спас ему жизнь, поглотив энергию очередей, выпущенных из армейского оружия.
      Убийцы были профессионалами: они понимали, что задерживаться дольше нельзя. Спрятавшись за опрокинутым столиком, они сняли полицейские куртки. Под ними оказались серо-коричневые плащи. Из карманов появились рыбацкие шапочки. Воспользовавшись замешательством, воцарившимся среди зевак, убийцы метнулись к зданию кафе. Вбегая в дверь, один из них крикнул:
      — Они расстреливают всех подряд! Ради всего святого, вызовите карабинеров!
      Смит поднял голову в тот самый миг, когда убийцы смешались с визжащей толпой завсегдатаев. Он оглянулся на Данко, лежавшего на спине. Его грудь была разорвана выстрелами. Смит, утробно рыча, выскочил из-за платформы и, действуя локтями, пробился к кафе. Толпа отнесла его в сторону служебного входа и аллеи, проходившей позади здания. Хватая ртом воздух, Смит лихорадочно осматривался по сторонам. Слева мелькнула серая шапочка, скрываясь за углом.
      Убийцы отлично знали местность. Они пробежали по двум петляющим аллеям и оказались на берегу узкого канала, в котором покачивалась гондола, привязанная к столбику. Один из преступников прыгнул внутрь и схватил весло, другой отвязал веревку. Секунду спустя они уже мчались по каналу.
      Тот, что был с веслом, прекратил грести, чтобы зажечь сигарету.
      — Дельце — проще простого, — заметил он.
      — Слишком простое, за двадцать-то тысяч долларов, — отозвался другой. — Но мы должны были прикончить и второго. Коротышка-швейцарец сказал совершенно ясно: объект и всякий, кто будет с ним.
      — Баста! Мы выполнили задание. И если коротышка хочет...
      Его голос заглушил крик гребца:
      — Вот он, дьявол!
      Второй повернулся и посмотрел в сторону, куда указывал его партнер. При виде спутника жертвы, бежавшего вдоль канала, у него отвалилась челюсть.
      — Пристрели этого сукина сына! — рявкнул он. Гребец вынул крупнокалиберный пистолет:
      — С удовольствием.
      Смит увидел, как поднялась рука гребца, увидел, как дрогнул пистолет, когда качнулась гондола. Он понял, каким безумием с его стороны было пуститься в погоню за вооруженными убийцами, не имея для самозащиты ничего, кроме ножа. Однако вид погибшего Данко несло его ноги вперед. До гондолы оставалось менее пятнадцати шагов, и он продолжал ее настигать, потому что стрелок никак не мог поймать его на мушку.
      Десять шагов.
      — Томазо!
      Стрелок по имени Томазо мысленно пожелал своему товарищу заткнуться. Сумасшедший, бежавший за ними, приближался, ну и что из этого? Ясно, что у него нет оружия, иначе он уже пустил бы его в ход.
      Потом он заметил некий предмет, видневшийся из-под дощатого настила гондолы. Что-то вроде батарейки, разноцветные провода... аппарат из тех, которыми он и сам нередко пользовался.
      Взрыв прервал испуганный вопль Томазо. Гондола превратилась в огненный шар и взмыла в воздух на десять метров. На мгновение канал заволокло черным едким дымом. Прижавшись к кирпичной стене стекольной фабрики, Смит не видел ничего, кроме вспышки, но почувствовал запах обгорелого дерева и плоти, как только те начали падать в воду.

* * *

      Среди страха и растерянности, воцарившихся на площади, спокойствие сохранял только человек, укрывшийся за колонной, которую венчал один из гранитных львов Св. Марка. На первый взгляд человеку было за пятьдесят, однако, возможно, он выглядел старше своих лет из-за усов. Он был одет в клетчатую спортивную куртку французского покроя с желтой розой в петлице. Его шею укутывал пестрый шарф. Невнимательный наблюдатель принял бы его за франта, возможно, за научного сотрудника либо щеголеватого пенсионера.
      Однако его быстрая реакция разрушала это впечатление. Над площадью еще не утихло эхо выстрелов, а он уже двинулся в сторону убегающих преступников. Ему предстояло выбрать — бежать ли за ними и за американцем, который их преследовал, либо подойти к раненому. Он не колебался ни секунды.
      — Пропустите меня! Я врач!
      Объятые ужасом туристы сразу подчинились, услышав его безупречную итальянскую речь. Мгновения спустя он опустился на колени около пронзенного пулями тела Юрия Данко. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что тому уже никто не поможет, разве что всевышний. Тем не менее он приложил два пальца к горлу умирающего, словно пытаясь нащупать пульс. Одновременно он запустил вторую руку за лацкан пиджака Данко.
      Прохожие мало-помалу приходили в себя и начинали озираться вокруг. Они присматривались к мужчине, некоторые подходили вплотную. При всем их равнодушии и замкнутости у них могли возникнуть вопросы, которых тот предпочел бы избежать.
      — Эй вы! — отрывисто бросил он, обращаясь к молодому человеку, похожему на студента колледжа. — Подойдите и помогите мне. — Он схватил “студента” за руку и заставил его стиснуть ладонь Данко. — Сожмите... я сказал, сожмите!
      — Но он мертв! — заспорил “студент”.
      — Идиот! — рявкнул “врач”. — Он жив, но умрет, если не будет ощущать близость человека.
      — Но вы...
      — Я отправлюсь за помощью. А вы оставайтесь здесь! “Врач” протиснулся сквозь толпу, сгрудившуюся вокруг убитого. Он не обращал внимания на глаза окружающих, старавшихся поймать его взгляд. Подавляющее большинство очевидцев даже в самых благоприятных условиях не способны запомнить что-либо существенное. А в этой обстановке едва ли хотя бы один человек сумеет точно его описать.
      Послышались первые звуки полицейских сирен. Минуту спустя площадь будет оцеплена и занята карабинерами. Они перепишут свидетелей и будут допрашивать их несколько дней кряду. “Врач” ни в коем случае не должен был попасть в облаву.
      Уклоняясь от столкновения с полицией, он торопливо зашагал к мосту Знаков, пересек его, миновал лотки торговцев сувенирами и футболками и проскользнул в вестибюль отеля “Даниели”.
      — Добрый день, герр доктор Гумбольдт, — приветствовал его консьерж.
      — Здравствуйте, — отозвался мужчина, который не был ни “доктором”, ни “Гумбольдтом”. Весьма немногочисленные знакомые и близкие называли его Питером Хауэллом.
      Хауэлл ничуть не удивился тому, что слухи о стрельбе еще не достигли величественного оазиса “Даниели”. В этот дворец XIV века, построенный для дожа Данолдо, имели доступ лишь избранные.
      Хауэлл свернул налево в роскошный зал ресторана и направился к стойке бара в углу. Он заказал виски и, как только бармен повернулся к нему спиной, на мгновение стиснул веки. На своем веку он повидал немало трупов, не раз подвергался серьезной опасности и сам бывал ее источником. Однако дерзкое хладнокровное убийство на площади Св. Марка ошеломило даже его.
      Он одним глотком выпил половину виски. Едва спиртное проникло в кровь, помогая ему несколько расслабиться, как он сунул руку в карман куртки.
      Прошло уже несколько десятилетий с тех пор, когда Хауэлл обучался искусству карманника, и теперь, нащупав бумажку, найденную на трупе Данко, он порадовался тому, что не утратил это умение.
      Он пробежал глазами записку, потом еще раз прочел ее. Понимая, что его надежды беспочвенны, он все же рассчитывал, что записка подскажет ему цель покушения на Данко. И кто несет ответственность за его смерть. Однако текст казался совершенно бессмысленным, если не считать одного слова — “Биоаппарат”.
      Хауэлл сложил и спрятал записку. Осушив бокал, он знаком велел бармену вновь наполнить его.
      — Все в порядке, синьор? — заботливым тоном осведомился бармен, выполняя заказ.
      — Да, спасибо.
      _ Если вам что-нибудь потребуется, не стесняйтесь.
      Поймав ледяной взор Хауэлла, бармен торопливо ретировался.
       Если кто-нибудь и в силах мне помочь, то только не ты, старина.

* * *

      Открыв глаза, Смит с изумлением увидел склонившиеся над ним гротескные лица. Приподнявшись, он обнаружил, что лежит в дверной нише магазина, торгующего карнавальными масками и костюмами. Он медленно встал на ноги, машинально ощупывая себя в поисках повреждений. Все было цело, но его лицо жгло и саднило. Он провел ладонью по щеке. На пальцах осталась кровь.
       По крайней мере, я жив.
      Однако об убийцах, которые пытались скрыться на гондоле, сказать это было нельзя. Взрыв, разнесший суденышко в щепы, отправил их в небытие. Даже если полиция отыщет свидетелей, от них не будет толку: профессиональные киллеры зачастую великолепные умельцы маскироваться.
      Мысль о полиции заставила Смита поторопиться. Из-за выходных магазины, расположенные вдоль канала, были закрыты. Вокруг не было ни души. Однако сирены карабинеров звучали все ближе. Власти не преминут связать побоище на площади Св. Марка со взрывом на канале. Очевидцы сообщат представителям правопорядка, что преступники скрылись именно в этом направлении.
       Именно здесь они меня найдут... и те же свидетели вспомнят, что видели меня с Данко.
      Полиция пожелает узнать об отношениях, связывавших его с погибшим, о том, с какой целью они встретились, о чем говорили. Они уцепятся за то, что Смит служит в американской армии и начнут допрашивать его все более пристрастно. Однако, даже пожелай он этого, Смит не сумел бы объяснить причин стрельбы.
      Смит взял себя в руки, старательно вытер лицо и отряхнул костюм. Сделав несколько пробных шагов, он со всей возможной скоростью двинулся вдоль канала. Дойдя до конца улицы, он пересек мост и поравнялся с заколоченным досками sequero —эллингом, в котором строят гондолы. Миновав еще полквартала, он вошел в маленькую церковь, скользнул в тень и покинул здание через другую дверь. Несколько минут спустя он оказался на набережной Гранд-канала, затерявшись в толпе, которая непрерывным потоком текла вдоль берега.
      К тому времени, когда Смит добрался до площади Св. Марка, она была окружена полицейским кордоном. Хмуролицые карабинеры с автоматами на шее образовали живой барьер между гранитными львами. Европейцы, в особенности — итальянцы, отлично знали, как следует вести себя после событий, которые несут явственный отпечаток террористической акции. Они смотрели прямо перед собой и, не задерживаясь, миновали место происшествия. Смит последовал их примеру.
      Он пересек мост Знаков, вошел во вращающиеся двери отеля “Даниели” и прямиком направился в мужской туалет. Он ополоснул лицо холодной водой и мало-помалу унял бурное дыхание. Он смотрел в зеркало над умывальниками, но видел только тело Данко, дергавшееся каждый раз, когда в него вонзалась пуля. Он слышал вопли прохожих и крики убийц, заметивших, что он бежит вслед за ними. Потом ужасный взрыв, превративший их в ничто...
      И все это произошло в городе, который считался самым спокойным местом в Европе. Ради всего святого, какие сведения принес Данко, если они стоили ему жизни?
      Смит помедлил еще несколько секунд, потом покинул туалет. В ресторане никого не было, если не считать Питера Хауэлла, сидевшего у столика за высокой мраморной колонной. Не говоря ни слова, Смит взял виски и опрокинул его в рот. Хауэлл смотрел на него понимающим взглядом.
      — Я уже начинал гадать, что с тобой стряслось. Ты ведь побежал вслед за этими ублюдками?
      — Убийц ждала гондола, — отозвался Смит. — Думаю, они хотели скрыться, применяясь к особенностям городского пейзажа. Здесь на гондолы никто не обращает внимания.
      — И что же?
      — Тот, кто поручил им ликвидировать Данко, по всей видимости, не мог полагаться на их молчание. Гондола была заминирована взрывчаткой С-4 с устройством временной задержки.
      — Рвануло на славу. Я услышал звук еще на площади.
      Смит подался вперед:
      — Что с Данко?
      — Они не промахнулись, — ответил Хауэлл. — Мне очень жаль, Джон. Я бросился к нему со всех ног, однако...
      — Ты приехал, чтобы прикрыть меня, пока я буду эвакуировать Данко. В сущности, именно это ты и сделал. Больше ты ничего не смог бы предпринять. Ты что-нибудь нашел на теле?
      Хауэлл протянул ему листок бумаги, по всей види мости, вырванный из дешевого блокнота. Он не отрывал от Смита взгляд.
      — В чем дело? — спросил тот.
      — Я не собирался подсматривать, — ответил Хауэлл, — вдобавок я изрядно подзабыл русский. Но одно слово поразило меня словно ударом грома. — Он выдержал паузу. — Ты хотя бы догадываешься, с чем приехал Данко?
      Смит просмотрел рукописный текст. Ему в глаза бросилось то самое слово, которое заметил Питер. “Биоаппарат”. Российский центр разработки и производства биологического оружия. Данко часто упоминал о нем, но, насколько знал Смит, никогда не работал там. Или работал? Быть может, его послали туда на смену кому-нибудь из сотрудников? Быть может, он обнаружил там нечто настолько страшное, что был вынужден лично вывезти эти сведения за границу?
      Хауэлл следил за реакцией Смита.
      — Я тоже перепугался до чертиков. Ты не хочешь поделиться со мной своими мыслями, Джон?
      Смит смотрел на сдержанного, скупого на слова англичанина. Питер Хауэлл всю свою жизнь прослужил в британской армии и разведывательных организациях — сначала в CАC, потом в МИ-6. Смертоносный оборотень, подвиги которого всегда оставались тайной за семью печатями, Хауэлл “ушел на пенсию”, но свою профессию не бросил. Потребность в людях с опытом и квалификацией Хауэлла никогда не иссякала, и те, кому были нужны услуги Питера, — правительства и частные лица знали, как с ним связаться. Хауэлл мог позволить себе выбирать задания, но у него было одно нерушимое правило: просьба друга — в первую очередь. Он оказал Смиту неоценимую помощь в розыске людей, стоявших у истоков программы Хейдса, и, не колеблясь ни минуты, покинул свое уединенное жилище в калифорнийских горах, когда Смит попросил прикрыть его в Венеции.
      Порой Смита донельзя раздражали ограничения, которые Клейн накладывал на его деятельность в роли “мобильного невидимки”. К примеру, он не мог рассказать Хауэллу о “Прикрытии-1” — ни о самом существовании этой организации, ни о том, что он в ней состоит. Смит не сомневался в том, что Питер что-то подозревает. Но, будучи профессионалом, он держал свои мысли при себе.
      — По всей видимости, дело очень серьезное, Питер, — негромко произнес Смит. — Я должен вернуться в Штаты, но мне нужно выяснить, кто эти двое убийц и, что еще важнее, кто их нанял.
      Хауэлл выслушал Смита с задумчивым видом.
      — Вот и я о том же, — сказал он. — Одного упоминания о “Биоаппарате” достаточно, чтобы лишить меня сна. Здесь, в Венеции, у меня есть пара приятелей. Посмотрим, что мне удастся узнать. — Он помолчал. — Этот твой друг, Данко... У него была семья?
      Смит вспомнил снимок миловидной темноволосой женщины и ребенка, который Юрий показал ему однажды.
      — Да, была.
      — Тогда делай то, что считаешь нужным. Если потребуется, я тебя разыщу. Кстати, вот адрес в предместьях Вашингтона. Я порой отсиживаюсь там. В доме есть все необходимое. Тебе может потребоваться укрытие.

      Помимо всего прочего, на территории нового учебного центра НАСА близ Хьюстона выстроены четыре огромных ангара, каждый размером с футбольное поле. Внешний периметр площадки патрулирует военно-воздушная полиция; внутри, за оградой системы “Циклон”, наблюдение ведется при помощи видеокамер и датчиков движения.
      В здании G-3 содержались макеты космических челноков последнего поколения. Устроенные наподобие имитаторов самолетных кабин, при помощи которых тренируют летчиков, они помогали экипажу обрести опыт и навыки, необходимые на орбите.
      Меган Ольсон находилась в длинном туннеле, соединявшем среднюю палубу челнока с грузовым шлюзом. Одетая в мешковатые синие брюки и просторную хлопчатобумажную рубашку, она парила в помещении с пониженной гравитацией, словно падающее перышко.
      — Можно подумать, ты там наслаждаешься, — раздался голос в ее наушниках.
      Меган ухватилась за одну из резиновых петель, привинченных к стенам туннеля, и повернулась лицом к объективу камеры, следившей за ее движениями. Рыжие, собранные в пучок волосы женщины зависли перед ее глазами, и она отбросила их в сторону.
      — Это самый приятный момент во всем процессе обучения. — Она рассмеялась. — Похоже на плавание с аквалангом, только без рыб.
      Меган приблизилась к монитору, на котором возникло лицо доктора Дилана Рида, руководителя биомедицинской исследовательской программы НАСА.
      — Люк лаборатории откроется через десять секунд, — предупредил ее Рид.
      — Уже иду.
      Меган нырнула вниз под углом сорок пять градусов к круглому люку. Едва она прикоснулась к рукоятке, послышалось шипение сжатого воздуха, высвобождавшего цилиндрические замки. Меган налегла на люк, и тот плавно распахнулся.
      — Я уже внутри.
      Она опустилась на палубу, застеленную особым покрытием, и почувствовала, как подошвы ее башмаков входят в зацепление с материалом, напоминающим “липучку”. Теперь Меган твердо стояла на ногах. Закрыв люк, она набрала комбинацию на буквенной клавиатуре, и засовы замков встали на свое место.
      Меган повернулась. Перед ней находился рабочий отсек лаборатории, разделенный на десять модулей. Каждый из них был размером с чулан для хранения швабр и тряпок и предназначался для определенной процедуры или эксперимента. Женщина осторожно прошагала по центральному проходу, едва вмещавшему ее плечи, миновала отсек критических явлений и МКФ (модуль космической физиологии) и двинулась к своему рабочему месту — биолаборатории.
      Подобно остальным модулям, биолаборатория была заключена в титановый контейнер, напоминавший отрезок вентиляционной шахты полутора метров в длину и двух в высоту. Потолок контейнера был наклонен под углом тридцать градусов. Такая конструкция обусловливалась тем, что лабораторный комплекс вписывался в огромный цилиндр.
      — Сегодня у нас китайская кухня, — оживленным голосом произнес Рид. — Выберите первое блюдо из колонки “А”, второе — из колонки “Б”.
      Меган остановилась напротив биолаборатории и включила питание. Первым ожил верхний блок, морозильная камера. Вслед за ним зажужжали расположенные ниже холодильник и инкубатор “А”, потом “перчаточный ящик” и инкубатор “Б”. Меган проверила панели управления и доступа, затем энергоблок, находившийся на уровне ее колен. Биолаборатория, или “Белла”, как ее окрестили исследователи, функционировала безупречно.
      Меган прочла список предлагаемых экспериментов, мерцавший на жидкокристаллическом экране. Как шутливо заметил Рид, это было самое настоящее меню китайского ресторана.
      — Начну с гриппа, потом добавлю капельку соуса — лихорадки легионеров, — сказала она.
      Рид фыркнул.
      — Звучит соблазнительно. Я пущу часы, как только ты сунешь руки в “перчаточный ящик”.
      “Перчаточный ящик” представлял собой блок размером с коробку из-под обуви, чуть выдвинутый из стены “Беллы”. Прототипом для него послужили куда более просторные устройства, которые можно увидеть в любой биологической лаборатории, но он отличался повышенной надежностью. В отличие от своих прикованных к земле родственников, этот блок был специально сконструирован для работы в невесомости. С его помощью Меган и ее коллеги могли изучать живые организмы в условиях, достижимых только в космосе. Она сунула ладони в толстые перчатки, которые вытягивались внутрь блока. Уплотнение между перчатками и ящиком было выполнено в виде пятисантиметрового кольца из жесткой резины, металла и клефекса — толстого небьющегося стекла. Даже если содержимое пробирок и сосудов будет разлито, капли не покинут пределов ящика.
       И слава богу, —сказала себе Меган, вспомнив, что имеет дело с лихорадкой легионеров.
      Перчатки казались толстыми и грубыми, но на самом деле они позволяли работать с невероятной точностью. Меган протянула руку к клавиатуре, расположенной внутри ящика, и аккуратно набрала комбинацию из трех цифр. Практически мгновенно вперед выдвинулся один из пятнадцати лотков размером не больше отсека для компакт-дисков. Однако в его углублении находился не диск, а круглый стеклянный сосуд восьми сантиметров в диаметре и шести миллиметров глубиной. Даже без микроскопа Меган видела на его дне зеленоватую жидкость — культуру лихорадки легионеров.
      Научная подготовка и опыт работы научили ее относиться к объектам своей деятельности с величайшим почтением. Даже в условиях высшей защиты Меган ни на секунду не забывала о том, с чем имеет дело. Она осторожно взяла чашку Петри с лотка и сняла крышку, отделявшую бактерии от окружающего пространства.
      В наушниках послышался голос Рида:
      — Часы запущены. Не забывай, в частичной невесомости у тебя есть лишь тридцать минут на каждый эксперимент. Зато в космосе ты сможешь работать сколько угодно.
      Его профессионализм порадовал Меган. Рид никогда не отвлекал исследователей в ходе эксперимента. Как только Меган открыла образец, она осталась наедине с собой.
      Меган выдвинула микроскоп, укрепленный над ящиком, и глубоко вздохнула, не спуская взгляд с образца. Ей и прежде доводилось работать с этой лихорадкой, и теперь она словно смотрела на старого приятеля.
      — Ну что ж, друзья, — произнесла она вслух. — Посмотрим, как вы будете себя чувствовать при таком малом весе.
      Она нажала кнопку, включавшую видеомагнитофон, и углубилась в работу.

* * *

      Два часа спустя Меган Ольсон вернулась из лаборатории на среднюю палубу, где располагались хранилища продуктов питания и иных припасов, спальные отсеки и туалеты. Отсюда она по лестнице поднялась в рубку управления, пока еще безлюдную, и приблизилась к интеркому.
      — Все в порядке, парни, выпускайте меня отсюда.
      Ей пришлось пережить несколько неприятных минут, пока давление воздуха в макете приходило в норму. После половины дня, проведенной в условиях частичной гравитации, ее тело казалось невероятно тяжелым. Меган так и не смогла до конца привыкнуть к этому ощущению. Ей пришлось успокаивать себя тем, что у нее идеальный вес — сорок восемь килограммов, — который почти целиком приходится на прекрасно тренированные мышцы.
      Как только давление выравнялось, люк кабины распахнулся. Внутрь хлынул поток кондиционированного воздуха, от которого одежда Меган прилипла к ее коже. По окончании тренировок ей в голову первым делом приходила одна и та же мысль: слава богу, я могу принять настоящий душ.На борту макета она обходилась “ванной” из влажных полотенец.
      “Ты привыкнешь к мокрым полотенцам, если вообще отправишься в космос”, — напомнила она себе.
      — Ты прекрасно справилась.
      Дилан Рид, высокий статный мужчина лет сорока, встречал Меган у выхода.
      — Результаты уже распечатаны? — спросила она.
      — В эту самую минуту компьютеры переваривают данные.
      — Это уже третий эксперимент с лихорадкой легионеров. Я готова спорить на обед в “Шерлоке” — результат будет тот же, что в первых двух. Бактерии размножаются с ошеломительной скоростью даже при тех небольших поправках к силе тяжести, которых нам удалось достичь. Представь, что будет, когда мы начнем эксперименты в условиях полной невесомости.
      — Уж не надеешься ли ты, что я приму твое пари? — Рид рассмеялся.
      Меган вслед за ним пересекла платформу и вошла в лифт, который доставил их на первый этаж. Выйдя из кабины, она остановилась и посмотрела на макет, выглядевший весьма внушительно в свете тысяч ламп.
      — Точно так же он выглядит в открытом пространстве, — негромко произнесла она.
      — Когда-нибудь ты сама отправишься в космос и увидишь все собственными глазами.
      — Когда-нибудь... — сказала Меган упавшим голосом.
      Она входила в состав дублирующего экипажа и отлично знала, что ее шансы отправиться в очередную экспедицию, которая должна была стартовать, через неделю, близки к нулю. Участники исследовательской группы Рида находились в прекрасной форме. Для того чтобы Меган оказалась на борту, кто-нибудь из них должен был сломать руку или ногу.
      — Космическая прогулка подождет, — сказала она, шагая вместе с Ридом к жилым комнатам экипажей. — А пока мне нужно принять горячий душ.
      — Чуть не забыл, — отозвался Рид. — У нас объявился один твой знакомый.
      Меган нахмурилась:
      — Я никого не жду.
      — Это Джон Смит. Он приехал буквально только что.

* * *

      Через два часа после того, как шасси “Гольфстрима” оторвались от полосы венецианского аэропорта Марко Поло, в салон вошел пилот с сообщением для Смита.
      — Ответ будет? — спросил он у пассажира. Смит покачал головой:
      — Нет.
      — Вместо базы Эндрюс мы летим в Хьюстон. По садка откладывается на пару часов. Если хотите, можете вздремнуть.
      Смит поблагодарил пилота, потом заставил себя съесть холодный обед и немного фруктов из бортовой кухни. Послание Клейна было немногословным. Принимая во внимание кровавые события в Венеции и важность сведений, которые вез с собой Данко, он решил встретиться со Смитом с глазу на глаз. К тому же в Хьюстоне сейчас находился президент, который приехал сюда, чтобы лично объявить о поддержке космической программы, и Клейн хотел быть неподалеку на тот случай, если полученные Смитом сведения придется немедленно передать главе государства.
      Покончив с обедом, Смит подготовился к докладу. Он также наметил очередные шаги, которые, как ему казалось, следовало предпринять, и подкрепил их своими соображениями. Он даже не заметил, как самолет развернулся над Мексиканским заливом, снижаясь для посадки на аэродром НАСА.
      Как только в иллюминаторах появились огромные ангары, Смит вспомнил о Меган Ольсон. При мысли о ней на его губах появилась улыбка, и ему внезапно захотелось вновь увидеться с нею. После крови и ужасов последних суток он жаждал покоя, хотя бы на минуту.
      Пилот подогнал машину к охраняемой площадке, на которой стоял самолет “ВВС-1”. Сержант военной полиции, дожидавшийся Смита у трапа, повел его в Центр посетителей. Уже на расстоянии Смит заметил трибуны, на которых собрались сотрудники НАСА, слушавшие речь президента. Внимание окружающих было целиком приковано к главе государства, и Смит сомневался, что Клейна можно будет найти где-нибудь поблизости.
      Сержант проводил Смита в небольшой кабинет, расположенный в отдалении от выставочных залов. Помещение казалось пустым; здесь были только несколько кресел и письменный стол. Клейн закрыл ультрасовременный портативный компьютер, за которым работал, и вышел навстречу Смиту.
      — Хвала всевышнему, ты жив, Джон.
      — Благодарю вас, сэр. Поверьте, я целиком разделяю ваши чувства.
      Клейн никогда не уставал изумлять Смита. Стоило ему решить, что в жилах шефа “Прикрытия” вместо крови течет ледяная вода, и тот вдруг проявлял искреннее беспокойство о “мобильном невидимке”, которого не так давно послал навстречу смертельной опасности.
      — Президент отбывает меньше чем через час, Джон, — сообщил Клейн. — Расскажи мне, что произошло, и я решу, стоит ли вводить его в курс дела. — Увидев, что Смит оглядывается по сторонам, он добавил: — Контрразведчики проверили помещение. “Жучков” нет. Можешь говорить свободно.
      Смит минута за минутой описал события, случившиеся с того мгновения, когда он заметил Данко на площади Св. Марка. Он увидел, как поморщился Клейн, когда речь зашла о стрельбе. А когда он упомянул о “Биоаппарате”, Клейн был явно потрясен.
      — Успел ли Данко что-либо сообщить тебе, прежде чем умереть?
      — Нет. Но он привез с собой вот это. — Смит протянул Клейну записку, начертанную рукой Юрия.
       “Биоаппарат” не может перейти от стадии 1 к стадии 2. Дело не в финансировании, а в отсутствии необходимого оборудования. Тем не менее циркулируют настойчивые слухи, что вторая стадия будет осуществлена, хотя и не здесь. Курьер с грузом отправится из “Биоаппарата” не позднее 4/9.
      Клейн посмотрел на Смита:
      — Кто этот курьер? Мужчина или женщина? На кого он работает? Все это звучит крайне неубедительно. И что такое стадии 1 и 2?
      — Как правило, имеются в виду этапы работы с вирусами, — ответил Смит и добавил: — Я также хотел бы знать, что именно повезет курьер. И куда.
      Клейн подошел к окну с великолепным видом на заправочную станцию.
      — Ничего не понимаю. Почему Данко бежал, располагая лишь столь скудными сведениями?
      — Именно этот вопрос я задаю себе, сэр. Предположим следующее: Данко узнал о курьере, когда пришла его очередь работать в лабораториях “Биоаппарата”. Он начал выяснять, в чем дело, и копнул глубже, чем следовало. Кто-то его заподозрил, и он был вынужден уносить ноги. Однако у него не было возможности, либо он попросту не решился — записать все, что сумел выяснить. Даже если Данко знал, кто этот курьер, какой груз он повезет и куда, эти сведения умерли вместе с ним.
      — Стало быть, он погиб понапрасну, — негромко произнес Клейн.
      — Ни в коем случае, сэр! — с жаром воскликнул Смит. — Я полагаю, что Данко стремился связаться с нами, потому что груз из России должен был отправиться в Штаты.
      — Хочешь сказать, кто-то собирается доставить сюда образец русского биологического оружия? — осведомился Клейн.
      — Учитывая обстоятельства, я считаю это весьма вероятным. Что еще могло до такой степени испугать Данко?
      Клейн ущипнул себя за переносицу.
      — Если это действительно так или хотя бы имеются серьезные подозрения, я должен известить президента. Мы не можем сидеть сложа руки. — Он выдержал паузу. — Но как нам защищаться, если мы даже не знаем, что искать? Данко не оставил нам ни малейшего намека.
      Что-то в его словах навело Смита на плодотворную мысль.
      — Возможно, это не совсем так, сэр. Позвольте... — Он указал на компьютер, стоявший перед Клейном.
      Смит набрал адрес ИИЗА США, зарегистрировался и, преодолев несколько контрольных узлов, связался с библиотекой — самым обширным и подробным собранием сведений о биологическом оружии в мире. Введя ключевые слова “Стадия 1” и “Стадия 2”, он запросил названия всех вирусов, эксперименты с которыми проходили в два этапа.
      Машина выдала список из тринадцати пунктов. Смит попросил выбрать вирусы, изучавшиеся и хранившиеся в “Биоаппарате”.
      — “Марбург” либо “Эбола”, — заметил Клейн, заглядывая ему через плечо. — Одни из самых смертоносных тварей на свете.
      — Стадия 2 подразумевает реконфигурацию, генное расщепление и иные мутации, — сказал Смит. — Ни “Марбург”, ни “Эбола”, ни другие вирусы не могут видоизменяться сами по себе. Они существуют в природе и, разумеется, содержатся в лабораториях. Если речь идет об этих вирусах, мы, скорее всего, имеем дело с разработкой эффективных средств доставки вирусов к месту боевых действий. — Внезапно у Смита отвисла челюсть. — Но вот это... это куда серьезнее. Мы знаем, что русские много лет исследовали эту культуру, пытаясь вывести более вирулентный штамм. Они должны были закрыть лаборатории, в которых велись эти работы, однако...
      Клейн внимательно слушал, но его взгляд был прикован к экрану, на котором, словно маленькие череп, на белом фоне, мигали черные буквы:
      ОСПА

* * *

      Термин “вирус” происходит от латинского слова “яд”. Размеры вирусов столь ничтожны, что о самом их существовании стало известно лишь в конце XIX века. Их обнаружил русский микробиолог Дмитрий Ивановский, изучавший причины заболевания, охватившего табачные плантации.
      Вирус оспы принадлежит к семейству рох.Первые письменные упоминания об этом заболевании встречаются в китайских хрониках за 1122 год до н. э. С тех пор оспа не раз меняла течение истории человечества, уничтожив в XVIII столетии каждого десятого европейца, а также коренных обитателей обеих Америк.
       Variola majorпоражает дыхательную систему. По истечении инкубационного периода, длящегося от пяти до десяти суток, у заболевшего повышается температура, возникают головные боли, рвота, ломота в суставах. Неделю спустя появляется сыпь — сначала в одном месте, потом она распространяется по всему телу, превращаясь в гнойники. Возникающие струпья подсыхают и отпадают, оставляя рубцы, в которых скапливается питательная среда для дальнейшего размножения вируса. Смерть наступает через две-три недели либо, в случае черной или красной оспы, в считанные дни.
      И только в 1796 году медики поставили заслон страшному недугу. Британский врач Эдвард Дженнер обнаружил, что доильщицы, заразившиеся от коров мягкой формой оспы, по всей видимости, невосприимчивы к ее смертоносному родичу. Взяв образец ткани из гнойника на ладони доильщицы, Дженнер ввел его мальчику, который впоследствии благополучно пережил эпидемию. Дженнер назвал свое открытие vaccinia —вакциной.
      Последний известный случай заболевания оспой был зафиксирован в 1977 году в Сомали. В мае 1980 года Всемирная Организация Здравоохранения объявила оспу полностью искорененной и отменила обязательные прививки, поскольку к этому времени уже не было нужды подвергать людей даже малейшему риску, связанному с вакцинацией.
      К концу восьмидесятых культура Variola majorосталась только в двух местах: в Центре регистрации заболеваний в Атланте и Институте вирусологии им. Ивановского в Москве, откуда культуру оспы перевезли во Владимир, город в 350 километрах от российской столицы.
      В согласии с договоренностями, подписанными США и Россией, образцы должны были содержаться в специально оборудованных лабораториях, открытых для международных инспекций. Любые эксперименты с оспой должны были проводиться под наблюдением сотрудников ВОЗ.
      По крайней мере, в теории.

* * *

      — Считается, что наблюдатели присутствуют при всех работах, — сказал Смит и посмотрел на Клейна. — Но мы-то с вами знаем, как обстоят дела на самом деле.
      Клейн фыркнул.
      — Русские сделали из переоборудования владимирских лабораторий настоящий спектакль с песнями и плясками, и эти болваны, чиновники ВОЗ, разрешили им перевезти туда культуру оспы. Они так и не по няли, что русские показали им только те помещения “Биоаппарата”, которые хотели показать.
      Это была истинная правда. Со слов перебежчиков и из источников в России американцам за несколько лет удалось по крупицам собрать точную картину происходящего в “Биоаппарате”. Международные инспектора видели только вершину айсберга — хранилища оспы, получившего высокую оценку. Но были и другие здания, замаскированные под инкубационные лаборатории и скрытые от окружающего мира. Клейн предоставил ВОЗ убедительные доказательства и потребовал полностью рассекретить “Биоаппарат”. Однако в дело вмешалась политика. Нынешняя администрация США не желала восстанавливать против себя Россию, грозившую возвратом к коммунистическому режиму. К тому же некоторые инспектора ВОЗ не принимали всерьез доказательства, исходившие от американских спецслужб. Однако, поскольку спецслужбы не могли полагаться на осторожность инспекторов, их не стали убеждать. Контрразведывательные органы опасались за жизнь тех, кто поставлял информацию, считая, что, если русским станет известно, какими сведениями располагает Запад, они смогут проследить их источники.
      — У меня нет выбора, — мрачно произнес Клейн. — Я обязан доложить президенту.
      — Но это значит столкнуть лбами правительства двух стран, — заметил Смит. — К тому же возникает вопрос: доверяем ли мы русским до такой степени, чтобы поручить им розыск курьера и место утечки культуры оспы? Мы не знаем, с кем имеем дело в “Биоаппарате”, какой пост он занимает и кто отдает ему приказы. Нельзя исключать, что этот человек — отнюдь не мошенник-ученый, который надеется быстро разбогатеть, доставив груз в Нью-Йорк. Возможно, эта ниточка тянется до самого Кремля.
      — Ты имеешь в виду, что, если президент переговорит с российским премьером, дело может попасть не в те руки? Я согласен — но что ты предлагаешь взамен?
      Смиту потребовалось три минуты, чтобы изложить чрезвычайный план, который он разработал во время полета. Заметив скептическое выражение на лице Клейна, он приготовился к спору, но шеф вновь удивил его.
      — Согласен, — произнес Клейн. — Это единственный вариант, к осуществлению которого мы можем приступить немедленно, и при этом имея шанс на успех. Но вот что я тебе скажу: президент вряд ли даст нам много времени. Если ты не добьешься результата в самые сжатые сроки, ему останется лишь одно — оказать давление на русских.
      Смит глубоко вздохнул.
      — Дайте мне два дня. Я буду отчитываться каждые двенадцать часов. Если мое сообщение запоздает более чем на час, значит, я уже не позвоню.
      Клейн покачал головой.
      — Это чертовски опасная игра, Джон. Я не люблю посылать своих людей на дело, в котором могу помочь им только молитвой.
      — Молитва — единственное, что нам остается, сэр, — хмуро произнес Смит. — Думаю, вам следует передать президенту кое-что еще: мы не производим противооспенную вакцину уже несколько лет. В ИИЗА США имеется сотня тысяч доз — только для нужд военных, но этого недостаточно, чтобы обеспечить прививкой даже ничтожную часть нашего населения. — Он помолчал. — Нельзя исключать и еще худший вариант. Если оспу похитили потому, что в России не могут перейти ко второй стадии, то, может быть, ее везут в Штаты, чтобы закончить работу здесь?Если это действительно так и цель похищения — не только выведение нового штамма, но и распространение заразы в нашей стране, то мы беззащитны. Мы можем возобновить производство вакцины, но вряд ли она будет эффективна против новой мутации.
      — Отправляйся туда и выясни, какой кошмар русские собираются выпустить на волю, — негромким хриплым голосом произнес Клейн, глядя в глаза Смиту.

      Бойко стуча каблуками по полированному бетонному полу, Меган Ольсон прошагала по огромному ангару и вышла на улицу. Она провела в Хьюстоне уже почти два месяца, но так и не привыкла к здешнему климату. Стоял апрель, но воздух уже был пересыщен влагой. Меган оставалось лишь радоваться, что ее тренировки не затянутся до лета.
      Новый Центр посетителей располагался между зданиями G-3 и G-4. Меган миновала стоянку автобусов, доставлявших гостей на территорию от главных ворот, и вошла в вестибюль. На потолочных балках был подвешен макет космического челнока. Обойдя стороной группу школьников, взиравших на него широко раскрытыми о восторга глазами, Меган направилась к конторке охраны. Имена посетителей НАСА, а также их перемещения по территории регистрировались в компьютере. Меган уже начинала гадать, как ей найти Смита, когда увидела его прямо под макетом.
      — Джон!
      Ей показалось, что Смит испуганно вздрогнул, услышав свое имя, но при виде Меган его лицо расплылось в улыбке.
      — Меган... Я так рад вновь встретиться с тобой! Меган подошла к Смиту и взяла его за руку.
      — Ты выглядишь, как агент на задании — сама серьезность. Только не говори, что приехал специально для того, чтобы увидеться со мной.
      Смит замялся. Он действительно думал о Меган, но встреча с ней оказалась для него полной неожиданностью.
      — Пожелай я с тобой встретиться, не знал бы даже, где тебя искать, — признался он.
      — Это ты-то, человек, для которого не существует тайн? — поддразнила его Меган. — Как ты сюда попал? Приехал с президентской свитой?
      — Нет. У меня срочная встреча.
      — Ага. И, конечно же, тебе пора бежать. Или у тебя все же найдется минутка, чтобы выпить чашку кофе?
      Смит торопился вернуться в Вашингтон, но не хотел возбуждать лишние подозрения — особенно после того, как Меган сделала вид, будто бы поверила его сбивчивому объяснению.
      — С удовольствием, — сказал он и добавил: — Кажется, ты искала меня? Или мне почудилось?
      — Нет, — ответила Меган, ведя Смита к лифтам. — Твой друг Дилан Рид передал мне слух, что ты находишься в комплексе.
      — Дилан... Понятно.
      — Где вы познакомились?
      — Мы работали вместе, когда НАСА и ИИЗА переоснащали орбитальные биохимические лаборатории. Это было давно. С тех пор мы не встречались.
       Отсюда вопрос—  как, черт возьми, Рид и другие пронюхали, что я здесь появился?
      Поскольку доступ в воздушное пространство вокруг НАСА ограничен, пилот “Гольфстрима” передал регистр экипажа и список пассажиров инспекторам НАСА, а те, в свою очередь, — службе безопасности. Однако эти сведения должны были храниться в секрете — разве что кто-то специально следил за прибывающими рейсами.
      Меган сунула магнитную карточку в щель, и прозрачный лифт доставил их в обеденный зал для персонала. Выйдя из кабинки, Смит и Меган прошагали мимо окон от пола до потолка, из которых открывался вид на учебные летные поля центра. Увидев КС-135, переоборудованный воздушный заправщик, тяжело кативший по взлетной полосе, Меган не смогла сдержать улыбки.
      — Приятные воспоминания? — спросил Смит.
      Меган рассмеялась.
      — Они кажутся приятными только теперь. Этот “сто тридцать пятый” был специально подготовлен для предварительных экспериментов и проверки приборов в условиях микрогравитации. Он круто взмывает в воздух, пока ускорение не достигнет двух g, после чего переходит в режим свободного падения, тем самым создавая невесомость на протяжении двадцати-тридцати секунд. Отправляясь в первый полет, я не имела ни малейшего понятия, каким потрясением для организма является пониженная сила тяжести. — Она улыбнулась. — Именно тогда я поняла, зачем на борту “сто тридцать пятого” такой солидный запас гигиенических пакетов.
      — И почему его называют “тошниловкой”, — добавил Смит.
      Меган удивилась.
      — Тебе приходилось летать на этой штуке? — спросила она.
      — Даже думать об этом не хочу.
      Они заняли столик у окна. Меган попросила пива, но Смит, которому предстоял перелет, ограничился апельсиновым соком. Наконец официант принес их заказ, и он поднял бокал.
      — Ты еще отправишься к звездам.
      — Надеюсь, — отозвалась Меган, поймав его взгляд.
      — А я уверен.
      Смит и Меган вскинули лица и увидели Дилана Рида, который стоял у их столика.
      — Рад вновь встретиться с вами, Джон. Я ждал человека, который должен был прилететь другим рейсом, и увидел в реестре прибытий ваше имя.
      Обменявшись с Ридом крепким рукопожатием, Смит предложил ему придвинуть третье кресло к столику.
      — Вы до сих пор работаете в ИИЗА США? — спросил Рид.
      — Числюсь там. А вы здесь уже... сколько? Три года?
      — Четыре.
      — Вы участвуете в очередной экспедиции?
      Рид улыбнулся:
      — Не смог удержаться от соблазна. Я уже не могу без космоса.
      Смит вновь поднял бокал:
      — За успех вашего полета. Выпив, Рид повернулся к Меган.
      — Ты не рассказывала мне, как вы познакомились. Лицо Меган помрачнело.
      — София Рассел была моей подругой детства.
      — Извини, — смущенно произнес Рид. — Я слышал о смерти Софии. Прими мои соболезнования.
      Смит прислушивался к разговору Рида и Меган, обсуждавших утреннюю тренировку на макете. Он заметил, что Рид смотрит на Меган с явным дружелюбием. Он гадал, не связывает ли их нечто большее, чем служебные отношения.
       Даже если так, это не мое дело.
      Внезапно у Смита возникло ощущение, что за ним наблюдают. Он незаметно переместился таким образом, чтобы видеть в окне отражение всего помещения.
      У столика официантки стоял полноватый мужчина среднего роста, лет сорока. Его голова была полностью выбрита, кожа блестела в свете ламп. Даже на расстоянии Смит видел, что мужчина смотрит на него, чуть приоткрыв рот.
       Я не знаю тебя, чего же ты нашел во мне интересного?
       —Дилан! — Смит указал в сторону столика официантки. Заметив его движение, мужчина попытался спрятать лицо, но безуспешно. — Вы кого-нибудь ждете?
      Рид оглянулся.
      — Все в порядке. Это Адам Трелор, главный врач экспедиции. — Он махнул рукой. — Адам!
      Трелор нехотя приблизился к столику, подволакивая ноги, словно нашкодивший ребенок.
      — Адам, это доктор Джон Смит, он работает в НИЗА США.
      — Рад знакомству, — сказал Смит.
      — Да, мне тоже очень приятно, — с легким британским акцентом пробормотал Трелор.
      — Мы уже встречались? — любезным тоном осведомился Смит.
      Глаза Трелора округлились. Смит задумался, почему столь невинный вопрос вызвал такую реакцию?
      — Нет, не думаю. Я бы запомнил вас. — Трелор поспешно повернулся к Риду. — Нам с вами нужно просмотреть последние анализы, взятые у экипажа. Вдобавок я должен встретиться со Стоуном.
      Рид покачал головой.
      — По мере того как приближается день старта, начинается суматоха. Прошу меня извинить, но мне пора. Джон, я был рад увидеться с вами. Надеюсь, мы будем встречаться чаще.
      — Непременно.
      — Меган, я жду тебя в три часа в биолаборатории.
      Смит смотрел вслед мужчинам, которые заняли кабинку у дальней стены помещения.
      — Этот Трелор какой-то странный, — сказал он.
       Особенно если учесть, что он хотел обсудить результаты анализов, но не принес с собой никаких документов.
       —Ты прав, — согласилась Меган. — Адам великолепный врач. Дилан переманил его из “Бауэра и Церматта”. Но он несколько эксцентричен.
      Смит пожал плечами.
      — Расскажи мне о Риде. Над чем он работает? В свое время он показался мне несколько суховатым и официальным.
      — Если ты имеешь в виду его сосредоточенность и верность делу, то это действительно так. Но он постоянно подхлестывает меня, заставляет глубже думать, старательнее работать.
      — Я рад, что у тебя такой коллега. — Смит посмотрел на часы. — Мне пора идти.
      Меган вместе с ним поднялась из-за стола.
      — Мне тоже.
      Когда они вышли из лифта на первом этаже, Меган прикоснулась к его руке:
      — Я была очень рада вновь встретиться с тобой, Джон.
      — И я, Меган. Когда ты в следующий раз будешь в Вашингтоне, выпивка за мной.
      Меган улыбнулась:
      — Ловлю тебя на слове.

* * *

      — Перестань таращиться на них!
      Адам Трелор дернул головой, испуганный резкостью Рида, но продолжал краем глаза следить за Меган и Смитом, шагавшими к лифту. И только услышав мелодичный звон прибывшей кабины, он позволил себе с облегчением передохнуть. Взяв салфетку, он вытер лицо и макушку.
      — Вы знаете, кто такой Смит? — охрипшим голосом спросил он.
      — Еще бы, — невозмутимо отозвался Рид. — Мы знакомы уже несколько лет.
      Он откинулся на спинку кресла, стараясь отодвинуться от Трелора, которого повсюду сопровождал кислый запах. В движении Рида сквозила явная брезгливость, но это его не волновало; он никогда не скрывал своей неприязни к главному врачу корабля.
      — Если вы знаете, кто он такой, то объясните, что он здесь делает, — требовательным тоном произнес Трелор. — Он был в Венеции с Данко!
      Рука Рида словно кобра метнулась вперед. Он ухватил левое запястье Трелора и крепко стиснул, пережимая чувствительные нервы. Трелор вытаращил глаза и судорожно вздохнул широко раскрытым ртом.
      — Что тебе известно о Венеции? — негромко осведомился Рид.
      — Я... случайно подслушал ваш разговор... — выдавил Трелор.
      — Так забудь его, ты меня понял? — все тем же мягким голосом проговорил Рид. — То, что случилось в Венеции, не должно тебя интересовать. И Смит тоже.
      Он выпустил руку Трелора и с удовлетворением заметил болезненную гримасу на его лице.
      — Сначала Смит приезжает в Венецию, потом появляется здесь, — сказал Трелор. — Это не случайное совпадение.
      — Поверь, Смит ничего не знает. У него ничего нет. Данко был ликвидирован, прежде чем успел сказать хоть слово. Их встречу в Венеции нетрудно объяснить. Данко и Смит знакомы по международным конференциям. Решившись на бегство, Данко подумал, что Смит — тот самый человек, которому он может довериться. Судя по всему, они друзья. Все очень просто и очевидно.
      — Значит, я могу ехать, ничего не опасаясь?
      — Можешь быть совершенно спокоен, — заверил его Рид. — Не выпить ли нам еще по бокальчику, прежде чем заняться подготовкой?

* * *

      Выждав несколько часов, Питер Хауэлл вышел из отеля “Даниели” и отправился на Рио дель Сан-Муаз, улицу, на которой убийц настигла столь страшная смерть. Как он и предполагал, здесь осталось лишь несколько карабинеров, следивших за тем, чтобы туристы не проникали на огороженное веревками место происшествия.
      Человек, с которым рассчитывал встретиться Питер, изучал обугленные останки гондолы. За его спиной продолжали работать водолазы, прочесывая дно канала в поисках улик.
      Карабинер заступил дорогу Питеру.
      — Я хотел бы поговорить с инспектором Дионетти, — на беглом итальянском произнес англичанин.
      Карабинер подошел к невысокому подтянутому мужчине, который рассматривал почерневший обломок дерева, задумчиво поглаживая пальцами бородку.
      Марко Дионетти, полицейский инспектор, поднял лицо и, узнав Питера, удивленно вскинул брови. Он снял резиновые перчатки, смахнул воображаемые пылинки с лацканов своего элегантного костюма, потом подошел к Питеру и обнял его на итальянский манер.
      — Пьетро! Как я рад тебя видеть! — Дионетти окинул Питера взглядом с ног до головы. — Во всяком случае, я надеюсь, что наша встреча будет приятной.
      — Я тоже рад, Марко.
      В середине восьмидесятых, в “золотую эпоху” терроризма, Питер Хауэлл, работавший тогда по контракту с САС, сотрудничал с высокопоставленными чинами итальянской полиции по делам о похищениях британских граждан. Одним из итальянских коллег, заслуживших его уважение и приязнь, был любезный в обращении, но жесткий как кремень аристократ по имени Марко Дионетти, впоследствии — восходящая звезда “Полициа Статале”. Питер много лет поддерживал с ним связь. Бывая в Венеции, он неизменно останавливался в родовом палаццо Дионетти.
      — Итак, ты приехал в наш чудесный город, но даже не позвонил и лишил меня удовольствия принять тебя в своем доме, — с укоризной произнес инспектор. — Где ты остановился? Думаю, в “Даниели”.
      — Извини, Марко, — отозвался Хауэлл. — Я прилетел только вчера, и у меня сразу возникли затруднения.
      Дионетти заглянул через его плечо на кучу обломков, которую водолазы раскладывали на набережной.
      — Затруднения? Типичная британская манера преуменьшать. Не будет ли слишком смело с моей стороны спросить, известно ли тебе что-либо об этом происшествии?
      — Не будет. И я с удовольствием отвечу. Но не здесь.
      Дионетти издал короткий свист. Практически мгновенно к ступеням, спускавшимся от набережной к воде, причалил синий с белым полицейский катер.
      — Мы можем поговорить по дороге, — сказал Дионетти.
      — По дороге куда?
      — Ну знаешь, Пьетро! В квестуру, разумеется. Было бы очень нелюбезно требовать ответов на мои вопросы, если ты не можешь задать свои.
      Вслед за инспектором Питер прошел на корму судна. Они с Дионетти молчали, пока катер не миновал Рио дель Сан-Муаз и не углубился в Гранд-канал.
      — Скажи мне, Пьетро, — заговорил Дионетти, перекрывая голосом рокот дизелей. — Что ты знаешь о беспорядках, всколыхнувших наш тихий город?
      — Операцией руковожу не я, — заверил его Питер — Но в ней замешан один мой друг.
      — И этот твой друг — тот самый загадочный джентльмен, которого видели на площади Св. Марка? — спросил Дионетти. — Тот, который был с жертвой покушения, преследовал убийц и исчез?
      — Он самый.
      Дионетти театрально вздохнул.
      — Успокой меня, Пьетро. Скажи мне, что это никак не связано с терроризмом.
      — Никоим образом.
      — Мы обнаружили на трупе украинский паспорт. Убитый выглядит так, словно проделал долгий нелегкий путь. Следует ли итальянским властям интересоваться, зачем он сюда приехал?
      — Итальянцам нет нужды беспокоиться. Убитый следовал транзитом.
      Дионетти следил за движением по воде, рассматривая речные такси и трамвайчики, мусорные баржи и элегантные гондолы, качавшиеся на волнах, поднятых более крупными судами. Гранд-канал был главной артерией милой его сердцу Венеции, и инспектор обостренно чувствовал его пульс.
      — Мне не нужны неприятности, Пьетро, — сказал он.
      — Так помоги мне, — ответил Хауэлл. — А я постараюсь отвести от тебя беду. — Он помолчал. — Удалось ли вам установить личность убийц и способ, которым они были ликвидированы?
      — Бомба, — ровным голосом произнес Дионет ти. — Куда более мощная, чем требовалось. Кто-то хотел разнести убийц в мельчайшие клочья. Но это ему не удалось. Мы собрали останки в количестве, достаточном для опознания этих двоих, разумеется, если они числятся в наших картотеках. Мы узнаем это в самое ближайшее время.
      Приблизившись к Рио ди Ка Газони, катер замедлил ход и неторопливо вплыл в док напротив квестуры — штаб-квартиры “Полициа Статале”.
      Дионетти провел Питера мимо вооруженных охранников, стоявших на посту у дворца постройки семнадцатого века.
      — Некогда это был дом знатного семейства, — бросил Дионетти через плечо. — Его отняли за неуплату налогов. Как только правительство наложило на него руку, здесь организовали фешенебельный полицейский участок. — Он покачал головой.
      Хауэлл вслед за Дионетти прошагал по широкому коридору и вошел в комнату, которая, судя по виду, когда-то была гостиной. Из окон открывался вид на сад, усыпанный желтыми листьями.
      Дионетти обошел свой стол и отстучал команду на клавиатуре компьютера. Зажужжал принтер.
      — Братья Рокко — Томазо и Луиджи, — сказал он, протягивая Хауэллу распечатку.
      Питер всмотрелся в портреты двух суровых на вид молодых людей лет двадцати восьми.
      — Сицилийцы?
      — Совершенно верно. Наемники. Мы уже давно подозреваем, что именно они убили федерального прокурора Палермо и римского судью.
      — Сколько они берут за свои услуги?
      — Очень дорого. А что?
      — А то, что нанять их мог только человек с деньгами и связями. Они профессионалы. Им нет нужды в рекламе.
      — Но зачем убивать украинского крестьянина — разумеется, если он тот, за кого себя выдавал?
      — Не знаю, — откровенно признался Хауэлл. — Но хотел бы выяснить. Ты знаешь, где проживали братья Рокко?
      — В Палермо. Это их родной город.
      Хауэлл кивнул.
      — А взрывное устройство?
      Дионетти повернулся к компьютеру.
      — Так... Судя по предварительным результатам нашей баллистической лаборатории, бомба была снаряжена взрывчаткой С-12. Вес около пятисот граммов.
      Хауэлл пристально посмотрел на него.
      — С-12? Ты уверен?
      Дионетти пожал плечами.
      — Ты ведь знаешь, что наша лаборатория работает на уровне мировых стандартов, Пьетро. Я ничуть не сомневаюсь в их выводах.
      — Я тоже, — задумчиво произнес Хауэлл.
       Но каким образом двое сицилийцев раздобыли самую современную взрывчатку, которая находится на вооружении армии США?

* * *

      Дом Марко Дионетти, четырехэтажный известняковый особняк XVI века, стоял на Гранд-канале, в двух шагах от Академии. Со стен огромного обеденного зала с камином работы Моретта смотрели суровые лица предков Дионетти, написанные мастерами эпохи Ренессанса.
      Питер Хауэлл положил в рот последний кусок seppolineи откинулся на спинку кресла. Престарелый слуга убрал его тарелку.
      — Передай мою благодарность Марии. Каракатица, как всегда, удалась на славу.
      — Обязательно передам, — отозвался Дионетти. На столе появился поднос bussolai,он взял посыпанный корицей бисквит и принялся задумчиво жевать. — Пьетро, я понимаю, что ты должен хранить свои секреты. Но у меня тоже есть начальство, перед которым я отчитываюсь. Не можешь ли ты сообщить мне что-нибудь об этом украинце?
      — Моей задачей было всего лишь прикрывать связника, — ответил Хауэлл. — У нас не было ни малейших оснований ждать кровопролития.
      Дионетти сцепил пальцы.
      — Пожалуй, я мог бы представить дело таким образом, что братья Рокко выполняли контракт, но ошиблись в выборе жертвы, а настоящей их целью был человек, которого видели убегающим с площади.
      — Но это не объясняет, почему гондола братьев взорвалась, — возразил Питер.
      Дионетти пренебрежительно отмахнулся.
      — У Рокко много врагов. Кому-то из них наконец удалось свести счеты.
      Хауэлл допил кофе.
      — Если ты настаиваешь на этой версии, я тоже буду ее придерживаться. Извини, Марко, я не хотел бы показаться неблагодарным гостем, но мне нужно лететь в Палермо.
      — Мой катер к твоим услугам, — сказал Дионетти, провожая Питера в вестибюль. — Если будут новости, я с тобой свяжусь. Пообещай, что, как только закончишь свои дела, по пути домой остановишься в моем палаццо. Мы отправимся в “Ла Фенис”.
      Хауэлл улыбнулся.
      — с огромным удовольствием. Спасибо за помощь, Марко.
      Дионетти смотрел вслед англичанину, который перешагнул через борт, и, как только катер скользнул в Гранд-канал, приветственно поднял руку. Только когда Дионетти убедился в том, что Хауэлл его не видит, дружеское выражение на его лице исчезло.
      — Тебе следовало быть более откровенным со мной, старый друг, — негромко произнес Дионетти. — Может быть, мне удалось бы сохранить тебе жизнь.

      В четырнадцати тысячах километров к западу на побережье гавайского острова Оаху под жарким тропическим солнцем раскинулся Пирл-Харбор. Над территорией порта возвышались административные и штабные строения. Нынешним утром вход в здание Нимитц-Билдинг был закрыт для всех, кроме персонала, имевшего специальный допуск. Внутри и снаружи здание патрулировали вооруженные подразделения береговой охраны; солдаты шагали по длинным прохладным коридорам, стояли у дверей, ведущих в конференц-зал.
      Конференц-зал, размером с баскетбольное поле, без труда вмещал триста посетителей, но сегодня здесь собрались лишь тридцать человек, занявших первые ряды напротив трибуны. Для того чтобы уяснить необходимость в столь жестких мерах безопасности, достаточно было взглянуть на медали и ленты, украшавшие мундиры присутствующих. Это были высокопоставленные офицеры тихоокеанского региона. Они представляли всевозможные рода войск, и их обязанностью было распознавать угрозу и давать отпор от берегов Сан-Диего до Тайваня в Юго-Восточной Азии.
      Это были закаленные в боях ветераны, каждый из которых повидал на своем веку более чем достаточно военных конфликтов. Эти люди не ставили ни в грош политиков и теоретиков; они полагались только на свой опыт и уважали только тех, кто показал себя в бою. Именно поэтому их глаза были прикованы к человеку на трибуне, генералу Фрэнку Ричардсону, ветерану войн во Вьетнаме и Персидском заливе, а также десятков иных столкновений, о которых американский народ уже почти забыл. Но только не эти люди. Для них Ричардсон, армейский представитель командования Объединенных штабов, был истинным воином. Когда он хотел что-нибудь сказать, остальные ловили каждое его слово.
      Ричардсон стоял, опираясь о трибуну обеими ладонями. Высокий, мускулистый, он сохранил отменную физическую форму, которой отличался еще в бытность свою безвестным курсантом Вест-Пойнта. Его серо-стальные волосы, холодные зеленые глаза и массивная челюсть были бы настоящей находкой для специалистов по общественным связям. Однако Ричардсон презирал всякого, кому не довелось проливать кровь за свою страну.
      — Давайте подведем итоги, джентльмены, — сказал Ричардсон, обводя взглядом аудиторию. — Меня беспокоят отнюдь не русские. Хотя чаще всего бывает трудно понять, кто управляет этой проклятой страной — политики или мафия.
      Он выдержал паузу, с удовольствием прислушиваясь к смешкам, вызванным его незамысловатой шуткой.
      — Но пока матушка Россия сидит в глубоком дерьме, — продолжал Ричардсон, — о Китае этого не скажешь. Администрация бывшего президента столь старательно пыталась задобрить китайцев, что не сумела распознать истинных устремлений Пекина. Мы продавали им самые современные компьютеры и космические технологии, даже не догадываясь, что они уже внедрили своих людей в наши главные научные и производственные ядерные центры. Лос-аламосский скандал — лишь первое происшествие такого рода. Я продолжаю попытки убедить нынешнюю администрацию — как и прошлую — в том, что Китай невозможно сдержать только ядерным оружием.
      Ричардсон обратил взор к дальнему углу помещения. Там, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, стоял человек лет сорока пяти, с волосами песочного цвета, одетый в гражданский костюм. Уловив его почти незаметный кивок, генерал поспешно сменил тему:
      — Однако и китайцам не удастся оказать на нас давление, разыгрывая атомную карту. Главное в том, что у них есть другая сила — биохимическое вооружение. Достаточно подбросить заразу в один из крупных населенных пунктов и наши командные центры, и — бац! — тут же воцарится хаос. При этом истинные виновники могут не опасаться разоблачения.
      Отсюда вывод, джентльмены: наши патрули, спецслужбы и разведка должны тщательно собирать данные о китайских программах создания биологического оружия. Сражения грядущей войны будут выиграны либо проиграны не в поле и не на морях — по крайней мере, на первом этапе. Основная их тяжесть будет перенесена в лаборатории, туда, где неприятель собирает под свои знамена миллиардные армии, которые могут уместиться на острие иглы. И только когда мы выясним, где создаются и взращиваются эти крохотные солдаты, мы сможем бросить свои силы на их уничтожение.
      Ричардсон помолчал.
      — Благодарю за внимание, джентльмены, — сказал он напоследок.
      Мужчина у дальней стены не принял участия в бурных аплодисментах. Он даже не шевельнулся, когда собравшиеся обступили генерала, поздравляя его, засыпая вопросами. Энтони Прайс, директор Агентства национальной безопасности, всегда оставлял свои замечания и комментарии до встречи с глазу на глаз.
      Как только офицеры разошлись, Ричардсон направился к Прайсу, который в эту самую секунду думал, до какой степени генерал напоминает ему хорохорящегося петуха.
      — Обожаю этих парней! Находясь рядом с ними, буквально ощущаешь запах сражения!
      — А мой нюх подсказывает, что ты едва не проболтался, Фрэнк, — сухо произнес Прайс. — Если бы мне не удалось привлечь твое внимание, ты бы выложил им всю подноготную.
      Ричардсон бросил на него испепеляющий взгляд.
      — Уж позволь мне самому решать, о чем говорить. — Он распахнул дверь. — Идем. Мы опаздываем.
      Они вышли на улицу и, оказавшись под синим безоблачным небом, торопливо зашагали по гаревой дорожке, огибавшей здание.
      — Рано или поздно политики осознают, что руководить этой страной через опросы общественного мнения — самоубийство, — хмуро произнес Ричардсон. — Стоит признаться в том, что вы собираетесь хранить “Эболу” или культуру чумы, и ваш рейтинг круто пойдет вниз. Это безумие!
      — Твои аргументы стары как мир, — отозвался Прайс. — Позволь напомнить, что наша главная трудность — контроль за биологическим оружием. Мы и русские договорились открыть свои хранилища для инспекций международных наблюдателей. Наши лаборатории, научные и производственные центры, системы доставки — все должно быть рассекречено. Поэтому политикам ничего не надо “осознавать”. Для них биологическое оружие — пройденный и забытый этап.
      — Особенно когда оно вновь вынырнет из небытия и ухватит их за задницу, — язвительно произнес Ричардсон. — И тогда политики поднимут вой: “А где же наши запасы?”
      — И ты принесешь их на блюдечке, — заметил Прайс. — С помощью доброго доктора Бауэра.
      — Хвала всевышнему, что такие люди существуют, — процедил генерал сквозь стиснутые зубы.
      Позади здания располагалась маленькая круглая посадочная площадка. На ней стоял вертолет “джет рейнджер” с гражданскими опознавательными знаками. Его лопасти лениво вращались. Увидев пассажиров, пилот принялся разогревать турбины.
      Прайс уже хотел забраться в пассажирский салон, когда Ричардсон остановил его.
      — Та операция в Венеции... — заговорил он, перекрывая голосом нарастающий вой двигателей. — Надеюсь, она завершилась благополучно?
      Прайс покачал головой.
      — Удар был нанесен в полном соответствии с планом, — ответил он. — Однако возникли неожиданные последствия. Необходимые меры будут предприняты в самое ближайшее время.
      Ричардсон хмыкнул и, поднявшись вслед за Прайсом в кабину, пристегнулся к креслу. При всем его уважении к Прайсу и Бауэру они были всего-навсего гражданскими. Только солдат знает, что без неожиданностей не обходится ни одно дело.

* * *

      Вид на остров Биг-Айленд с высоты трех километров неизменно завораживал Ричардсона. На роскошном побережье Кона-Кост будто громадные океанские лайнеры возвышались здания фешенебельных отелей. Чуть дальше в глубь суши чернели поля затвердевшей лавы, зловещие, словно поверхность Луны. И лишь в центре мертвой пустыни кипела жизнь: в кратере вулкана Килауэа алела магма, изливающаяся из глубин земной коры. Сейчас вулкан был спокоен, но Ричардсону довелось видеть его во время извержений. Процесс создания новых участков суши на планете — это зрелище он никогда не мог забыть.
      Вертолет помчался вдоль края лавового поля, и внизу появился бывший Форт-Говард. На его территории, занимавшей несколько гектаров между лавой и берегом океана, некогда располагался военный медицинский центр, специализировавшийся на лечении тропических заболеваний, в том числе проказы. Несколько лет назад Ричардсон, воспользовавшись своими связями, добился перемещения центра в другое место. Он лично отыскал продажного сенатора от штата Гавайи и с помощью закулисных махинаций провел через Конгресс проект строительства за государственный счет новенькой клиники на острове Оаху. В благодарность за это сенатор, член комиссии по наблюдению за имуществом вооруженных сил США, дал Ричардсону “добро” на консервацию Форт-Говарда и продажу его частной компании.
      У Ричардсона уже был покупатель — биохимическая фирма “Бауэр-Церматт AG” со штаб-квартирой в Цюрихе. После того как в личный сейф сенатора перекочевали ее акции на сумму в двести тысяч долларов, он обязался проследить за тем, чтобы его комитет более не проявлял интереса к новому предприятию.
      — Пройдитесь над комплексом, — велел пилоту генерал.
      Вертолет накренился, открывая перед Ричардсоном панораму территории, раскинувшейся внизу. Даже с высоты он видел, что предприятие окружено новым надежным ограждением — трехметровым забором “циклон” с колючей проволокой. На четырех вышках дежурили люди в военной форме. Бронированные джипы “хамви”, стоявшие у каждой из вышек, придавали им еще более внушительный вид.
      Однако сама территория казалась вымершей. Под палящими лучами тропического солнца стояли складские помещения, ангары и здания лабораторий, но вокруг не было ни души. Только старый, заново перекрашенный командный пункт, рядом с которым было припарковано несколько джипов, выглядел жилым. В общем и целом комплекс производил впечатление законсервированного военного объекта, по-прежнему закрытого для всех, кроме нескольких местных жителей, обслуживающих остатки персонала.
      Но это впечатление было обманчивым. То, что некогда было Форт-Говардом, теперь находилось под землей на глубине трех этажей.
      — Разрешение на посадку получено, генерал, — доложил пилот.
      Ричардсон в последний раз выглянул в иллюминатор и увидел похожую на игрушку фигурку, следившую за вертолетом.
      — Приземляйтесь, — распорядился он.

* * *

      Это был невысокий плотный мужчина лет шестидесяти с зачесанными назад седыми волосами и аккуратно подстриженной эспаньолкой. Он стоял, расставив ноги, выпрямившись в струну и заложив руки за спину, — солдат минувших сражений.
      Доктор Бауэр следил за тем, как вертолет снизился и, зависнув над травянистой посадочной площадкой, наконец опустился на землю. Он знал, что гости явились с неприятными расспросами. Пока замедлялось вращение винтов, он еще раз тщательно обдумал, что им сказать. Герр доктор не привык оправдываться и объясняться.
      Компания, учрежденная прадедом Бауэра, уже более сотни лет занимала ведущие позиции в области химических и биологических технологий. “Бауэр-Церматт AG” являлась держателем огромного количества патентов, доныне приносивших солидные барыши. Инженеры и исследователи компании разрабатывали и производили таблетки и микстуры, которые можно встретить в любом доме; одновременно они поставляли на рынок редкие медикаменты, принесшие фирме множество международных гуманитарных наград.
      Однако, помимо производства лекарств и вакцин, сбываемых в страны “третьего мира”, деятельность “Бауэр-Церматт AG” имела и темные стороны, о которых предпочитали умалчивать высокооплачиваемые специалисты-рекламщики и глянцевитые брошюры. В годы первой мировой войны фирма разработала особо токсичную разновидность горчичного газа, который принес медленную смерть тысячам солдат Антанты. Четверть века спустя компания снабжала германские фирмы некими химикатами, которые, будучи смешаны в нужных пропорциях, образовывали вещество, использовавшееся в газовых камерах смерти в Восточной Европе. Также компания курировала бесчеловечные эксперименты доктора Йозефа Менгеле и других нацистских медиков. После войны многие преступники и их пособники были выявлены и повешены, но “Бауэр-Церматт”, прикрывшись анонимностью швейцарских законов, втайне продолжала исследования гитлеровцев. Владельцы и руководители фирмы отрицали всяческую свою причастность к судьбе собственной продукции, как только та покидала пределы Альп.
      Во второй половине XX столетия доктор Карл Бауэр не только удержал семейное предприятие на передовых рубежах производства легальных препаратов, но и расширил тайные программы разработки биохимического оружия. Словно прожорливая саранча, Бауэр набрасывался на самые благодатные нивы: Ливию Муамара Каддафи, хусейновский Ирак, племенные диктатуры Африки, семейственные режимы Юго-Восточной Азии. Он привозил с собой лучших специалистов, самое современное оборудование; в благодарность его осыпали богатствами, которые перемещались на цюрихские счета набором одной компьютерной строки.
      В то же самое время Бауэр поддерживал и укреплял связи с военными кругами как в США, так и в СССР. Великолепный знаток глобальной политики, он предвидел распад Советского Союза и неизбежное поражение обновленной России в борьбе за демократию. Там, где сливались потоки упадка России и крепнущего мирового господства Штатов, доктор Бауэр ловил рыбку в мутной воде.
      Бауэр шагнул вперед, приветствуя посетителей:
      — Джентльмены...
      Обменявшись рукопожатиями, трое мужчин двинулись к крыльцу двухэтажного командного здания, выстроенного в колониальном стиле. По обе стороны роскошного, отделанного деревянными панелями вестибюля располагались кабинеты сотрудников, выбранных лично Бауэром. Эти люди исполняли в комплексе административные обязанности. Дальше по коридору находились тесные клетушки, в которых корпели ассистенты, скармливая компьютерам результаты лабораторных экспериментов. В самом конце коридора были два лифта. Один из них прятался за дверью, открывающейся только магнитной карточкой. Этот скоростной аппарат производства “Хитачи” соединял подземные лаборатории с командным пунктом. Второй лифт напоминал своим видом изящную бронзовую клетку для птиц. Трое мужчин вошли внутрь и несколько секунд спустя оказались в личном кабинете Бауэра, целиком занимавшем второй этаж.
      Этот кабинет мог принадлежать колониальному губернатору XIX века. Полированные паркетные полы были устелены старинными восточными коврами; на стенах висели книжные полки красного дерева и предметы искусства южно-тихоокеанского региона. Массивный стол Бауэра стоял у высокого, от пола до потолка окна, из которого открывался вид на территорию комплекса, прибрежные скалы и далекие черные лавовые поля.
      — С тех пор, когда я был здесь в последний раз, роскоши изрядно прибавилось, — сухо заметил Ричардсон.
      — Чуть позже я покажу вам производственные и жилые помещения, а также комнаты для отдыха, — отозвался Бауэр. — Жизнь в комплексе — не сахар. Мои люди имеют лишь один отпуск в месяц и только на три дня. Затраты на благоустройство вполне оправдывают себя.
      — Ох уж эти отпуска... — пробормотал Ричардсон. — Вы предоставляете своих людей самим себе?
      Бауэр негромко рассмеялся.
      — Ни в коем случае. Мы отправляем их на роскошный курорт. За ними следят, но они об этом даже не догадываются.
      — Из одной золоченой клетки в другую, — подал голос Прайс.
      Бауэр пожал плечами:
      — До сих пор никто не жаловался.
      — Это неудивительно, если учесть, сколько им платят, — сказал Прайс.
      Бауэр подошел к тележке, заставленной изысканными напитками.
      — Не желаете ли что-нибудь выпить?
      Ричардсон и Прайс попросили свежий ананасовый сок со льдом и нарезанными фруктами. Бауэр по своему обыкновению ограничился минеральной водой.
      Наконец гости уселись, и доктор занял место за своим столом.
      — Джентльмены, позвольте мне подвести краткие итоги. Проект, которому каждый из нас отдал пять лет жизни, почти готов принести первые плоды. Насколько вам известно, в период правления администрации Клинтона оспа, которая должна была исчезнуть в 1999 году, получила отсрочку. В настоящее время ее культура имеется в двух местах: в ЦЗЗ — Центре заразных заболеваний в Атланте, а также в России, в “Биоаппарате”. Весь наш замысел полностью зависит от возможности получить образец вируса оспы. Попытки добыть его в ЦЗЗ провалились: там слишком бдительная охрана. Однако в “Биоаппарате” обстановка иная. Воспользовавшись острой нуждой русских в твердой валюте, я сумел достичь определенных результатов и рад сообщить вам, что в ближайшие дни курьер с образцом оспы вылетает из России.
      — Ваши русские партнеры гарантируют доставку вируса? — спросил Ричардсон.
      — Разумеется. Если случится невероятное и курьер не сможет войти в контакт с нашими людьми, вторая половина денег не будет выплачена. — Бауэр помолчал, облизывая острые мелкие зубы. — В таком случае русских ждут и иные, более серьезные последствия, и они прекрасно об этом знают.
      — И тем не менее определенные затруднения все же возникли, — отрывисто бросил Ричардсон. — Я имею в виду происшествие в Венеции.
      Вместо ответа Бауэр вложил диск в DVD-проигрыватель. Ровная синева экрана уступила место мелькающим изображениям, потом на нем отчетливо возникла площадь Св. Марка.
      — Эти кадры сняты итальянским журналистом, который отдыхал на площади с семьей, — пояснил Бауэр.
      — Имеется ли эта запись у кого-нибудь еще? — тут же спросил Прайс.
      — Нет. Мои люди немедленно перехватили итальянца. Теперь ему не только не придется тратиться на образование детей — он может уйти на покой. Что он, в сущности, и сделал. — Бауэр указал на экран. — Человек справа — Юрий Данко, высокопоставленный офицер медицинского отдела российской службы безопасности.
      — А тот, что слева, — Джон Смит, — добавил Прайс. Он посмотрел на Ричардсона. — Мы с Фрэнком знаем Смита с тех пор, когда он участвовал в ликвидации проекта Хейдса. До того он служил в ИИЗА США. Прошел слух, что у него есть связи в секретных медицинских подразделениях России. АНБ хотело ими воспользоваться, но Смит отказался предоставить свой источник. Сказал, что такого источника у него нет.
      — И теперь вы его видите. Это Юрий Данко, — продолжал Бауэр. — Месяц назад ко мне начали поступать доклады о том, что Данко перевели в “Биоаппарат” и он проявляет излишнее любопытство. Едва мы приступили к подготовке курьера, Данко скрылся из страны. Однако он слишком торопился и совершил много промахов. Русские узнали о том, что он в бегах, и сообщили мне об этом.
      — И вы напустили на него наемных убийц, — сказал Ричардсон. — Вам следовало выбрать кого-нибудь получше.
      — Исполнители имели высочайшую квалификацию, — ледяным тоном отозвался Бауэр. — Я и прежде пользовался их услугами и всегда оставался доволен результатом.
      — Но только не в этот раз.
      — Было бы лучше настичь Данко еще в Восточной Европе, — признал Бауэр. — Однако это не удалось. Он быстро перемещался, умело заметая следы. Самым удобным для нас местом оказалась Венеция. Как только мои люди доложили о встрече Данко с другим человеком, я сразу понял, что его тоже необходимо ликвидировать.
      — Но это не было сделано, — заметил Прайс.
      — Промах, который будет исправлен, — сказал Бауэр. — В то время мы даже не догадывались, с кем Данко войдет в контакт. Главное — он мертв. То, что он знал, умерло вместе с ним.
      — Если только он не успел передать сведения Смиту, — вклинился Ричардсон.
      — Изучите запись, — предложил Бауэр. — Проверьте хронометраж.
      Он вновь включил диск на воспроизведение. Ричардсон и Прайс внимательно смотрели на экран. Бойня на площади Св. Марка длилась лишь несколько секунд.
      — Прокрутите опять, — велел Прайс.
      В этот раз гости сосредоточили свое внимание на встрече Данко и Смита. Ричардсон включил таймер, отсчитывая секунды разговора и следя за руками Данко. Он ничего не передал Смиту.
      — Вы правы, — сказал наконец Прайс. — Данко появился, сел за столик, заказал кофе, они со Смитом перебросились словцом...
      Бауэр вынул две копии расшифровки беседы и протянул гостям.
      — Эту запись приготовил специалист, чтец по губам. Обычная болтовня и ничего более.
      Ричардсон просмотрел запись.
      — Похоже, вы не ошиблись: у Данко не было возможности что-либо сказать. Но Смит на этом не остановится. Он будет копать упорно и глубоко. — Генерал выдержал паузу. — Как знать, быть может, у него есть и другие источники в военных кругах России.
      — Я понимаю это, — отозвался Бауэр. — Поверьте, я не склонен недооценивать доктора Смита. Я пригласил вас сюда именно для того, чтобы решить, что с ним делать.
      Прайс, перелистывавший кадры при помощи дистанционного пульта, вывел на экран неподвижную картинку.
      — Этот добрый самаритянин кажется мне знакомым, — сказал он.
      — По моим сведениям, он назвался итальянским врачом.
      — Полиция допросила его?
      — Нет. Он скрылся в толпе.
      — О ком ты, Тони? — спросил Ричардсон. Зазвонил мобильный телефон Прайса. Он раскрыл его, представился, потом поднял палец, переводя взгляд с Ричардсона на Бауэра и обратно.
      — Здравствуйте, инспектор Дионетти. Рад, что вы позвонили. У меня к вам несколько вопросов о втором человеке, который был на месте перестрелки...
      Дионетти сидел в своем роскошном, полном книг кабинете, любуясь этрусской вазой.
      — Вы просили сообщить, если кто-нибудь станет расспрашивать меня о братьях Рокко, — сказал он.
      — И что же?
      — Мой старый друг Питер Хауэлл, бывший сотрудник САС...
      — Я знаю, кто он, — перебил Прайс. — Чего он хотел?
      Дионетти пересказал Прайсу свой разговор с англичанином и напоследок добавил:
      — Сожалею, что не смог вытянуть из него больше. Но задавать слишком много вопросов было бы...
      — Что вы ему сказали?
      Дионетти облизнул губы.
      — Хауэлл спросил, удалось ли нам опознать трупы. Я ответил, что это братья Рокко. У меня не было другого выхода. У Хауэлла много связей в Венеции. Если бы не сказал я, сказал бы кто-нибудь еще.
      — Это все? — осведомился Прайс.
      — Он видел последствия взрыва...
      — И вы выболтали, что мина была снаряжена С-12.
      — А что еще мне оставалось делать? Прайс служил в армии, он отлично разбирается в подобных вещах. Послушайте, Антонио. Хауэлл вылетел в Палермо, откуда приехали Рокко. Он путешествует в одиночку, его нетрудно застать врасплох.
      Прайс обдумал слова итальянца.
      — Хорошо, — сказал он наконец. — Но если Хауэлл позвонит вам из Палермо, немедленно сообщите мне об этом.
      Он дал отбой и посмотрел на экран.
      — Это Питер Хауэлл, — сообщил он остальным, после чего вкратце передал содержание своей беседы с Дионетти и перечислил этапы карьеры Хауэлла.
      — Что у такого человека может быть общего со Смитом? — спросил Бауэр.
      — Он его прикрывал, — мрачно произнес Ричардсон. — Смит не дурак. Он и не думал встречаться с Данко наедине. — Генерал повернулся к Прайсу. — У этого мерзавца Дионетти длинный язык. Можно ли ему доверять?
      — Можно, покуда мы его кормим, — ответил Прайс. — Без нас он окажется на грани банкротства. И тогда пятисотлетняя история знатного рода... — он щелкнул пальцами, — пойдет прахом! Такие дела. Но Дионетти прав: Хауэлл так или иначе узнал бы о братьях Рокко и о взрывчатке.
      — Похоже, нам угрожает не только Смит, — заметил Бауэр.
      — Верно. Однако Палермо — опасное место. Даже для такого человека, как Хауэлл.

      Прибыв из Хьюстона на базу Эндрюс, Смит сразу отправился домой в Бетезду. Там он принял душ, собрал вещи на неделю и заказал такси до аэропорта Даллес.
      Он уже включал охранную сигнализацию, когда зазвонил телефон.
      — Это Клейн. Ты все приготовил?
      — Я забронировал билет на “Дельту” до Москвы, сэр. Вылет через три часа.
      — Отлично. Я говорил с президентом. Он разрешил нам действовать по собственному усмотрению — но действовать быстро.
      — Понял, сэр.
      — Вот сведения, которые тебе пригодятся... — Растолковав Смиту подробности, Клейн добавил: — Я знаю о том, что произошло между тобой и Рэнди Рассел, Джон. Не позволяй личным отношениям помешать делу.
      Смита охватил приступ раздражения, но он взял себя в руки. Клейн явно не страдал чрезмерной тактичностью.
      — Буду докладывать каждые два часа, сэр.
      — Желаю удачи. Надеюсь, русские сумеют справиться с затруднениями, в чем бы они ни заключались.

* * *

      Пока самолет L-1011 компании “Дельта” поднимался в ночное небо, Смит уютно устроился в комфортабельном кресле салона бизнес-класса. После легкого ужина он проспал всю дорогу до Лондона. Дозаправившись, лайнер продолжал свой путь на восток и ранним утром приземлился в Шереметьево. Смит путешествовал по военным документам, и у него не возникло никаких трудностей ни с таможней, ни с пограничной службой. После сорокаминутной поездки в такси он прибыл в новую гостиницу “Шератон”, неподалеку от Красной площади.