В штаб-квартире Центрального разведывательного управления, в Лэнгли, штат Вирджиния, в кабинете стратегического планирования, куда вход посторонним категорически воспрещен, за большим столом для конференций друг напротив друга сидели двое. Более старшим по возрасту был первый заместитель директора ЦРУ Фрэнк Шилдс, младшим – опытный оперативный работник Камерон Прайс, ветеран нового «холодного мира», в чьем послужном списке значились посты в Москве, Риме и Лондоне. Прайс, обладающий прирожденной способностью к языкам, свободно владел русским, а также французским, итальянским и немецким. Этот тридцатишестилетний молодой мужчина окончил Джорджтаунский университет, где защитил диссертацию на звание бакалавра, затем Академию иностранных дел Максвелла в Сиракузах, где ему присвоили звание магистра, и, наконец, поучился в Принстонском университете в надежде после окончания защитить докторскую диссертацию, однако из последнего учебного заведения он ушел после второго курса. Работу над докторской диссертацией пришлось прервать, поскольку Прайса пригласили в Лэнгли.
      Почему? Потому что Камерон Прайс в тезисах своей будущей диссертации дерзко и непреклонно предсказал распад Советского Союза за четыре месяца до судьбоносной встречи лидеров советских республик в Беловежской Пуще. Таким умам в Лэнгли знали цену.
      – Ты ознакомился с этим совершенно секретным досье? – спросил заместитель директора Фрэнк Шилдс, бывший аналитик, невысокий полный мужчина с высоким лбом, который, казалось, постоянно косил глаза.
      – Да, ознакомился, Фрэнк, и, честное слово, я не делал никаких записей, – ответил Прайс, высокий, сухопарый мужчина, чьи резкие черты лица можно было назвать в лучшем случае относительно привлекательными. Мягко улыбнувшись, он продолжал: – Но, разумеется, вам это известно. За мной бдительно следили ваши гномы, которые прятались за этим жуткими репродукциями на стенах. Неужели вы полагали, что я собирался написать книгу?
      – Такое уже случалось с другими, Камерон.
      – Вы имеете в виду Снеппа, Эйджи, Борстейна и некоторых других доблестных мужей, которые нашли определенные аспекты нашей деятельности не слишком привлекательными… Это не моя стихия, Фрэнк. Я заключил союз с дьяволом, когда вы выплатили за меня мои студенческие займы.
      – Мы на это рассчитывали.
      – Только не слишком обольщайтесь. Я и сам смог бы со временем расплатиться со всеми долгами.
      – На жалование ассистента профессора? Но тогда у тебя ничего не осталось бы на то, чтобы завести жену, детей и уютный домик в студенческом городке, обнесенный оградой из белого штакетника.
      – Проклятие, об этом вы тоже позаботились. Все мои связи были быстротечными и непостоянными, и детей, насколько мне известно, у меня нет.
      – Давай покончим с биографическим вздором, – предложил заместитель директора. – Какие выводы ты сделал на основании этого досье?
      – Или эти события никак не связаны между собой, или тут нечто значительно более серьезное. Или то, или другое, и ничего посредине.
      – Выскажи свое компетентное предположение.
      – Не могу. Были убиты четверо очень богатых людей, известных во всем мире, вместе с менее значительными смертными. Во всех случаях следы никуда не привели, убийцы скрылись, бесследно исчезли. Я не смог найти ничего общего: ни общих деловых интересов, ни даже простых светских контактов. Впрочем, было бы удивительно, если бы они оказались. Мы имеем дело с англичанкой благородных кровей, признанным филантропом, с испанским ученым из состоятельной мадридской семьи, с молодым итальянским повесой из Милана и с древним французским финансистом, который, несмотря на множество особняков в разных странах, предпочитал жить в плавучем дворце. Единственной общей нитью является необычность этих убийств, полное отсутствие улик и наводок, а также то обстоятельство, что все они были совершены в течение временного промежутка продолжительностью меньше сорока восьми часов. Если быть точным, двадцать восьмого и двадцать девятого августа.
      – Если между этими убийствами и есть какая-то связь, она может крыться именно в этом, не так ли?
      – Я только что сказал то же самое, однако это все, чем мы располагаем.
      – Нет, есть кое-что еще, – прервал его заместитель директора.
      – Что?
      – Сведения, которые мы изъяли из досье.
      – Но почему,во имя всего святого? Оно и так помечено грифом особой важности, вы же сами это сказали.
      – Иногда такие досье могут попасть в чужие руки, разве не так?
      – Не могут, если соблюдать правила обращения с ними… боже милосердный, если вы говорите серьезно, значит, все это оченьсерьезно.
       – Очень-оченьсерьезно.
      – В таком случае, Фрэнк, так нечестно. Вы попросили меня проанализировать информацию, которая является неполной.
      – Ты получил правильные ответы. Полное отсутствие улик и временной интервал.
      – Ну, на моем месте это сделал бы любой.
      – Сомневаюсь, что так же быстро, но любой нам не нужен, Камерон. Нам нужен ты.
      – Немного лести, щедрая премия и увеличение средств на непредвиденные расходы – и мое внимание всецело принадлежит вам. Ну, о какой еще пакости вы умолчали?
      – Все это будет только устно, на бумаге ничего.
      – Вижу, это крайнесерьезно…
      – Боюсь, ты прав… Во-первых, необходимо вернуться к одной пожилой женщине, которая несколько месяцев назад умерла естественной смертью за тысячу миль от Москвы. Священник, присутствовавший при последних минутах ее жизни, после долгих мучительных колебаний все-таки отправил письмо в российские компетентные органы. В своем письме он сообщил, что эта женщина, вдова видного советского физика-ядерщика, которого, как считалось, на охоте задрал разъяренный раненый медведь, рассказала, что в действительности ее муж был убит неизвестными, сначала подстрелившими медведя, а затем натравившими его на ученого. Сделав свое дело, эти люди бесследно исчезли.
      – Подождите минутку! – остановил его Прайс. – Я тогда был еще мальчишкой, но я помню, что читал об этой трагедии или слышал по телевизору. Такое событие прочно отпечатывается в памяти подростка – знаменитый человек, разорванный на части огромным свирепым животным. Да, я помню это.
      – А мои ровесники помнят это еще лучше, – подтвердил Шилдс. – Я тогда как раз только начинал работать в Управлении, но в Лэнгли всем было известно, что Дмитрий Юревич активно выступал против разработок новых видов ядерного вооружения. Мы скорбели по поводу его гибели; кое-кто даже ставил под сомнение правдивость официальных сообщений о его смерти – так, ходили слухи, что Юревич на самом деле погиб не в когтях медведя, а был застрелен, – но в этом случае возникал вопрос, зачем Москве понадобилось устранять своего самого выдающегося физика.
      – И каков же был ответ? – спросил оперативный сотрудник ЦРУ.
      – Мы его так и не нашли. Никаких других объяснений нам придумать не удалось, поэтому в конце концов мы были вынуждены принять сообщение ТАСС.
      – Ну а теперь?
      – Теперь в уравнении появилась новая переменная. Эта старуха на смертном одре возложила вину в смерти, в убийстве своего мужа на некую организацию под названием «Матарезе», которая, по ее собственным словам, является «высшим злом». Камерон, в этом для тебя нет ничего знакомого?
      – Абсолютно ничего. Разве что рисунок один и тот же: полное отсутствие улик.
      – Хорошо. Именно это я и хотел услышать. А теперь снова возвращаемся к Рене-Пьеру Мушистину, французскому финансисту, который был расстрелян на собственной яхте.
      – Вместе с четырьмя видными адвокатами из четырех разных стран, – вмешался Прайс. – Ни отпечатков пальцев, из чего можно сделать вывод, что нападавшие были в резиновых перчатках, ни стреляных гильз, которые можно было бы проследить, потому что было использовано самое распространенное оружие, и ни одного свидетеля, потому что на время совещания весь экипаж яхты был отправлен на берег.
      – Ни свидетелей, ни улик – неразрешимая загадка.
      – Совершенно верно.
      – Извини, тут ты ошибаешься.
      – Вы подготовили для меня еще один сюрприз, Фрэнк?
      – И в высшей степени приятный, – ответил заместитель директора. – Один человек, почти тридцать лет бывший личным слугой Мушистина и его близким другом, сумел связаться с нашим послом в Мадриде. Тот согласился с ним встретиться, и этот человек, некий Антуан Лавалль, сообщил ему в обстановке строжайшей секретности определенные сведения, которые нужно было срочно переправить руководству крупнейшего разведывательного ведомства в Вашингтон. К счастью, эта информация, минуя Сенат, попала напрямую к нам.
      – Хотелось бы на это надеяться, – заметил Камерон.
      – У нас, в Вашингтоне, надежда является чем-то неуловимым, – сказал Шилдс. – Но, благодаря мощным компьютерам, проверившим все перекрестные ссылки, нам снова повезло. И опять всплыло название «Матарезе». Смертельно раненный Мушистин перед смертью сказал Лаваллю, что «Матарезе вернулись». По словам Лавалля, его господин был в этом уверен, потому что этой организации или этим людям было известно о совещании на борту яхты, и они должны были во что бы то ни стало его не допустить.
      – Почему?
      – Судя по всему, Мушистин собирался расстаться со своей огромной финансовой империей, завещав ее международным благотворительным фондам. Этим решением он отказывался от экономического могущества своего глобального конгломерата, которым он железной рукой правил через региональные отделения, руководимые преданными поверенными.
      – Кто возглавит международные компании после смерти Мушистина?
      – Все это настолько запутано, что потребуются многие месяцы, а то и годы, чтобы во всем разобраться.
      – Но, если я правильно вас понял, где-то в финансовых пещерах могут притаиться Матарезе?
      – Никаких достоверных фактов нет, но мы так думаем. Все настолько аморфно, черт побери, что ухватиться за ниточку никак не удается.
      – И что вы хотите от меня?
      – Это было выражено последними словами Мушистина: «Найди Беовульфа Агату».
      –  Кого?
      – Беовульфа Агату. Под этим кодовым именем в КГБ и восточно-германской разведке «Штази» проходил Брэндон Скофилд, наш самый опытный агент внедрения времен «холодной войны». По прихоти судьбы ему в конечном счете пришлось работать в паре с человеком, которого он ненавидел, который ненавидел его, – это произошло после того, как они оба вышли на след Матарезе на Корсике.
      – На Корсике? Этоже полудикий остров!
      – Настоящее имя этого человека было Василий Талейников; у нас он проходил под кодовым именем Змея. Этот агент КГБ снискал себе дурную славу. Именно он подстроил смерть жены Скофилда, а Скофилд, в свою очередь, убил младшего брата Талейникова. Они оставались заклятыми врагами до тех пор, пока оба не столкнулись с врагом более страшным и могущественным.
      – Вы имеете в виду Матарезе?
      – Да, Матарезе. В конце концов Талейников пожертвовал собой, спасая жизнь Беовульфу Агате и еще одной женщине, которая впоследствии стала женой Скофилда.
      – Господи, это очень напоминает древнегреческую трагедию.
      – Во многих отношениях это действительно было так.
      – И?
      – Найди Беовульфа Агату. Выясни у него все, что он может рассказать. Это станет отправной точкой; никто не знает Матарезе лучше Скофилда.
      – А разве он не представил подробный отчет о проделанной работе?
      – Скофилд не горел желанием сотрудничать. Он настаивал на том, что операция успешно завершена и возвращаться к ней нет смысла. Древняя история не сможет преподать никаких уроков. Все действующие лица мертвы. Сам Скофилд хотел только как можно скорее выйти из игры.
      – Согласитесь, весьма странное поведение.
      – С его точки зрения, оно было оправданным. Видишь ли, был момент, когда Скофилда считали «безвозвратно потерянным».
      – Вы хотите сказать, было принято решение его устранить? –переспросил пораженный Прайс. – И это решение приняло руководствоСкофилда?
      – Считалось, что он представляет опасность для наших сотрудников по всему миру. Скофилду были известны все наши секреты. Президент лично вынужден был отменять приказ о его ликвидации.
      – Начнем с того, был ли такой приказ вообще?
      – Я же только что объяснил, что Скофилд стал ходячей бомбой с часовым механизмом. Он объединился с врагом; они с Талейниковым стали действовать вместе.
      –  ПротивМатарезе! – с жаром возразил Камерон.
      – Это мы выяснили позже, когда уже едва не стало слишком поздно.
      – Пожалуй, мне следует поближе познакомиться с нашим президентом… Ну хорошо, я постараюсь разыскать Скофилда. С чего начать?
      – Сейчас он живет в полном уединении на одном из островов Карибского моря. Мы уже навели кое-какие справки, но пока что ничего определенного. Ты получишь все, что у нас есть.
      – Премного благодарен. Это огромный район, в котором великое множество островов.
      – И помни, если Скофилд жив, ему сейчас уже за шестьдесят, так что он, скорее всего, здорово отличается от фотографии из личного дела.
      – Беовульф Агата. На мой взгляд, очень глупое имя.
      – Не знаю, по-моему, оно ничуть не хуже имени Змей, которое мы дали Талейникову. Да, кстати, когда ты работал в Ташкенте, твое кодовое имя в переводе с узбекского было Распределительный Вал, Котенок.
      – О, Фрэнк, только не это.
 
      Гидросамолет совершил посадку на водную гладь порта Шарлотта-Амалия на острове Сент-Томас, самом крупном из цепочки принадлежащих Соединенным Штатам Виргинских островов. Он подрулил к заставе береговой охраны на левой стороне пирса, и Камерон Прайс спустился по шаткому трапу на причал. Его встретил молодой начальник заставы в белоснежном мундире.
      – Добро пожаловать в Шарлотту-Амалию, ударение на последний слог, – сказал офицер-моряк, пожимая ему руку, – и если вы хотите, чтобы вас здесь считали своим, произносите это название именно так.
      – Я на вашей стороне, лейтенант. С чего мне начинать?
      – Ну, во-первых, вам отведено место в домике номер 1869, это отсюда прямо вверх. Ресторан у нас чертовски хороший, и парень, которому он принадлежит, в прошлом работал в вашем ведомстве, так что он будет держать язык за зубами.
       – В прошлом –это не внушает мне особого доверия…
      – Положитесь на мое слово, сэр. Он был нашим представителем от Агентства международного развития во Вьентьяне, и Управление за былые заслуги осыпало его деньгами с ног до головы. Как вы полагаете, на какие средства он купил гостиницу?
      – В таком случае, ему цены нет. У вас есть что-нибудь для меня?
      – Несколько лет назад Скофилд свернул здесь свое небольшое дело – у него было судно, которое он фрахтовал, – и перебрался на британскую Тортолу. Там он тоже долго не продержался, но у него по-прежнему остается на Тортоле почтовый ящик.
      – Из чего следует, что он регулярно наведывается туда за почтой.
      – Или присылает человека с ключом. Скофилд ежемесячно получает чек от пенсионного фонда и, предположительно, запросы на свои услуги, если таковые приходят.
      – Значит, он до сих пор выходит в море?
      – Но только под новым названием, «Карибская Тортола». Если хотите знать мое мнение, сделано это для ухода от налогов, что на самом деле довольно глупо, потому что за последние двадцать пять лет Скофилду не начислили ни цента налогов.
      – Ребята, привыкшие работать в глубоком подполье, с годами не меняются. Где он сейчас?
      – А кто знает?
      – Его никто не видел?
      – Нет. Хотя мы поспрашивали людей. Разумеется, осторожно, не привлекая внимания.
      – Но кто-то же должен забирать почту…
      – Послушайте, сэр, ваш запрос пришел всего восемь дней назад. У нас есть друзья на Тортоле, – продолжал лейтенант береговой охраны, – но и у них нет никаких зацепок. Тортола – крошечный островок площадью около двадцати квадратных миль с населением примерно десять тысяч человек, в основном местных и англичан. Главное почтовое отделение находится в Роуд-Тауне; корреспонденцию туда доставляют от случая к случаю, и почтовые работники большую часть времени на службе просто спят. Я не в силах изменить привычки, рожденные жизнью в тропиках.
      – Не заводитесь, я просто задал вопрос.
      – Я и не завожусь, просто меня охватывает отчаяние от собственного бессилия. Если бы я смог помочь вам чем-либо существенным, это благоприятно отразилось бы в моем послужном списке и, возможно, мне удалось бы выбраться из этой проклятой богом дыры. Но я бессилен. Какими бы ни были мои устремления, этот сукин сын Скофилд просто исчез.
      – Об этом не может быть и речи, лейтенант, раз у него есть почтовый ящик. Весь вопрос только в том, чтобы за ним наблюдать.
      – Прошу меня простить, мистер Прайс, но никто не позволит мне покинуть заставу и торчать на Тортоле.
      – Это слова офицера и джентльмена, молодой человек. Но вы могли бы кого-нибудь нанять для этой цели.
      – На какиешиши? Бюджет у нас такой скудный, что мне приходится звать на помощь добровольцев, когда эти чертовы катамараны не могут самостоятельно выбраться на берег!
      – Прошу прощения, я забыл. Эти решения принимают бюрократы. Вероятно, они считают, что Сент-Томас – это владения католической церкви на Тихом океане… Поостыньте, лейтенант, у меня есть свои рычаги давления на тех, кто сидит в кабинетах и носит костюмы с галстуками. Вы поможете мне, и я помогу вам.
      – Каким образом?
      – Устройте мне перелет на Тортолу, но только так, чтобы никто не задал никаких вопросов.
      – Это будет проще простого.
      – Я еще не кончил. Направьте один из своих катеров к причалу Роуд-Тауна, и прикажите капитану выполнять мои распоряжения.
      – А вот это уже будет очень сложно.
      – Я получу все необходимые разрешения. А для вашего послужного списка это будет совсем неплохо.
      – Будь я проклят…
      – Будете, если откажетесь мне помочь. За работу, лейтенант! Нам нужно развернуть свою лавочку. Организовать связь и позаботиться об остальном дерьме.
      – Вижу, вы настроены серьезно.
      – Молодой человек, иначе в нашем деле нельзя. Не забывайте об этом, особенно сейчас.
      – Что именно вы здесь ищете?
      – Некоего человека, которому известна вся правда об одной старой истории, получившей продолжение, – и это все,что нужно знать вам.
      – Да, черт возьми, из ваших слов я мало что понял.
      – Лейтенант, уверяю, мне известно ненамного больше, чем вам. И все так и останется, если я не разыщу Скофилда. Помогите мне.
      – Разумеется, я сделаю все возможное. Если хотите, я могу доставить вас на Тортолу на одном из наших катеров.
      – Нет, благодарю покорно. За всеми причалами внимательно следят, иммиграционные службы работают достаточно дотошно – это все следствие ухода от налогов, о чем вы сами говорили. Не сомневаюсь, вы сможете подсказать мне какой-нибудь грунтовый аэродром или участок побережья, пригодный для высадки, которые находятся вдали от торных путей.
      – Раз уж об этом зашла речь, смогу. И мы, и англичане пользуемся ими для перехвата наркокурьеров.
      – Что ж, воспользуйтесь ими и сейчас.
 
      Заканчивался третий день наблюдения. Солнце клонилось к горизонту, и Прайс лежал в гамаке, натянутом между двумя толстыми пальмами, растущими у самого берега. Облаченный в тропический наряд, состоящий из шлепанцев, шорт и гавайской рубашки, он с виду ничем не отличался от дюжины с небольшим других туристов, которые нежились на вечернем песке. Различие заключалось в содержимом его «пляжной сумки». В то время как у всех остальных сумки были заполнены солнцезащитными кремами, мятыми журналами и пустыми книжонками в мягком переплете, у Прайса в сумке, во-первых, лежал портативный телефон, настроенный на то, чтобы поддерживать прямую связь с Сент-Томасом, а также катером береговой охраны, стоявшем у причала Тортолы. Уже оттуда сигнал менее таинственным способом переправлялся на спутник. Помимо этого жизненно необходимого устройства, в сумке было оружие – полицейский пистолет «стар» 45-го калибра с пятью запасными обоймами в кобуре и охотничий нож в ножнах, – фонарик, бинокль ночного видения, подробная карта Тортолы и соседних островов, аптечка первой помощи, пузырек с антисептиком и две фляжки, одна с родниковой водой, другая с выдержанным бурбоном «Маккенна». Опыт научил Прайса, что в случае непредвиденного развития событий может пригодиться каждый из этих предметов.
      Прайс уже был готов провалиться в дрему в сводящем с ума зное, когда сквозь водонепроницаемую ткань сумки до него донесся тихий зуммер телефона. Протянув руку, он расстегнул «молнию» и достал аппарат, сделанный по последнему слову техники.
      – Да?
      – Наконец-то рыбка клюнула, да! – послышался голос одного из чернокожих обитателей Тортолы, которых лейтенант береговой охраны завербовал в отряд наблюдения. Он звонил из почтового отделения Роуд-Тауна.
      – Почтовый ящик?
      – Почты было совсем немного, но она забрала все.
      – Она?
      – Белая дама, да. Среднего возраста, лет сорок или пятьдесят, точно сказать трудно, потому что солнце сделало ее такой же черной, как мы.
      – Волосы? Рост?
      – Темные, наполовину седые. Довольно высокая, ладони на три-четыре выше пяти футов.
      – Это была его жена. Куда она направилась дальше?
      – Села в джип, да, без номеров. Думаю, она поехала на Мыс.
      – На какой мыс?
      – Названий у него много, но дорога туда только одна. Я поеду за ней на своем мопеде. Мне надо поторопиться, да.
      – Черт побери, держи со мной связь!
      – А вы свяжитесь с катером. Скажите, чтобы они плыли на восток к Большой скале, они поймут.
      Переключив канал, Камерон Прайс вызвал капитана катера береговой охраны.
      – Причальте к берегу, я поднимусь на борт. Вам известно одно место, какой-то мыс, который называется Большая скала?
      – А также Высокая скала. Большой камень и Черный ангел?.. Разумеется, известно. А название зависит от того, в какой именно части Тортолы вы живете. По ночам это излюбленное место стоянок контрабандистов. Старики из местных утверждают, что там обитает «обейа», что-то вроде злого духа.
      – Вот туда мы и направимся.
      Когда катер медленно, лениво завернул за выступающую оконечность острова, на воды Карибского моря уже легли длинные тени, отброшенные уходящим за горизонт оранжевым солнцем.
      – Вот он, сэр, – сказал офицер-моряк, младший лейтенант, возрастом еще моложе командира пограничной заставы на Сент-Томасе. – Это и есть Большая каменная мать, – добавил он, указывая на огромную отвесную скалу, которая словно поднялась со дна моря.
      – Еще одно название, лейтенант? «Большая каменная мать»?
      – Так прозвали этот мыс мы. Не нравится нам ходить в этих водах, тут слишком много отмелей.
      – В таком случае, держитесь подальше от берега. Если появится лодка, мы ее обязательно заметим.
      – Справа по борту курс норд-норд-вест «сигарета»! – вдруг донесся из переговорного устройства возбужденный голос.
      – Проклятие! – выругался молодой капитан.
      – Это еще что за чертовщина? – спросил Прайс. – Какая еще «сигарета»?
      – На нашем жаргоне – гоночный скутер, сэр. Наш катер ходит быстро, но с таким нам тягаться бесполезно.
      – Пожалуйста, лейтенант, выжмите максимальную скорость.
      – Об этом и речь. Скорость. «Сигареты» – излюбленное средство передвижения по воде наркоторговцев. Они способны уйти от любого судна. Вот почему мы, заметив такую, вызываем помощь с воздуха. Однако с наступлением темноты от всей нашей техники становится толку мало. «Сигареты» слишком маленькие и слишком проворные.
      – А я думал, все так же просто, как наши легкие.
      – Вот глупый… прошу прощения, сэр. Если ваша цель даст полный газ, мы ее потеряем. Ни перехватить ее, ни подняться на борт мы не сможем.
      – Лейтенант, я не собираюсь никого перехватывать и тем более подниматься на борт.
      – В таком случае, сэр, позвольте поинтересоваться, какого чертамы тут торчим?
      – Я хочу узнать, куда именно направляется цель. Это-то вы хоть сможете определить?
      – Скорее всего. По крайней мере, довести ее до суши, до одного из островов. Но их здесь тьма, и если он подойдет к одному из них, мы возьмем пеленг радара, а он уйдет к другому, мы в пролете!
      – Она, лейтенант, она.
      – Вот как? Ого, а я и не догадывался.
      – Ладно, берите пеленг, а дальше я положусь на везение.
 
      Островок, о котором шла речь, на картах был обозначен просто номером 26 во Внешней гряде. Необитаемый; точное состояние растительного покрова неизвестно; предположительно, долговременные поселения отсутствуют. Островок представлял потухший вулкан площадью четыре квадратные мили, поднявшийся из океанских глубин. Его вершина защитила растительность от щедрого тропического солнца, притягивая дождевые тучи, которые по вечерам проливались непродолжительными, но обильными ливнями, и пышная зелень сползла по склонам до самой воды. Хотя когда-то островок считался частью Карибской цепи, принадлежавшей Испании, в новейшей истории никто не предъявлял на него свои права. Он был сиротой в море незаконнорожденных детей, и никому до него не было дела.
      Камерон Прайс стоял на полубаке в «мокром» гидрокостюме, которым его снабдила береговая охрана. Перед ним начинался трап, спускавшийся к надувной резиновой лодке с крошечным подвесным мотором мощностью всего три лошадиные силы, которой предстояло доставить его до берега. В левой руке Прайс держал водонепроницаемую сумку с необходимым снаряжением.
      – Сэр, мне чертовски неудобно просто так оставлять вас здесь, – сказал молодой капитан пограничного катера.
      – Не переживайте, лейтенант, именно ради этого я сюда и прибыл. К тому же я ведь смогу в любой момент с вами связаться, так?
      – Разумеется. Как вы и распорядились, мы будем оставаться здесь, на удалении пяти миль от берега, вне зоны прямой видимости.
      – Когда рассветет, держитесь со стороны солнца. Старые кино про индейцев и ковбоев на этот счет не обманывают.
      – Так точно, сэр, то же самое говорится в нашем боевом уставе. Удачи вам, мистер Прайс. Желаю хорошо поохотиться на ту дичь, которая вам нужна.
      – Да уж, удача мне не помешает. – Агент ЦРУ спустился по трапу в качающуюся на волнах лодку.
      Тихонько заворчал мотор, и надувная лодка устремилась к берегу, нельзя сказать, чтобы слишком быстро. Прайс направил ее туда, где в свете луны виднелось что-то, похожее на маленькую бухточку. Берега были покрыты густыми зарослями, пальмы склоняли к воде свои длинные листья.
      Спрыгнув на берег, Прайс протащил лодку между камней на песок и привязал ее к стволу пальмы. Достав свою водонепроницаемую сумку, он забросил ее на правое плечо; настало время охотиться, и Прайс надеялся, что ему будет сопутствовать удача.
      Он знал, что ему нужно искать в первую очередь: свет. Костер или электрическое освещение от аккумуляторов, но что-то должно было быть обязательно. Ибо без этого двум людям, живущим на необитаемом острове, будет не только неудобно, но и опасно. Прайс повернул направо, осторожно продвигаясь по каменистому берегу, постоянно всматриваясь в плотную листву слева от себя. Но не было никаких признаков ни света, ни вообщежизни. Прайс шел больше двадцати минут, встречая на своем пути только безжизненную темноту, пока наконец не увидел то, что искал. Но это оказался не свет и не жизнь, а лишь слабый металлический отблеск лунного сияния. Из земли торчало несколько коротких шестов с зеркалами сверху, обращенными к небу. Приблизившись, Прайс достал из сумки фонарик и увидел провода, уходящие влево и вправо, которыми были соединены шесты. Их было много, несколько десятков, выстроившихся полукругом на усыпанном камнями песчаном берегу. Фотоэлектрические элементы! Которые ловили солнечные лучи с восхода до полудня и дальше до самого заката. Пошарив лучом фонарика в темноте, Прайс отыскал толстый главный кабель, уходящий в тропические заросли. Он собирался уже направиться вдоль него, но тут у него за спиной прозвучал голос, суровый, отчетливый, говоривший по-английски без акцента.
      – Вы кого-то здесь ищите? Если да, то ведете вы себя как дилетант.
      – Полагаю, вы мистер Скофилд.
      – Поскольку мы не в Африке и вы не Генри Стэнли, ваше предположение, возможно, верно. Держите руки над головой и идите прямо. Следуйте за кабелем и светите под ноги фонариком, потому что, если вы оборвете кабель, я размозжу вам голову. Проложить его стоило мне огромных трудов.