Поэтому-то он так удивился и встревожился, когда, переговорив по телефону, к нему обратилась необыкновенно красивая чернокожая служащая иммиграционного бюро.
— Не будете ли вы столь любезны, сэр, проследовать за мной? Ее прелестное личико, переливчатый голосок и приветливая улыбка совершенно не смогли рассеять страхи бывшего судьи: слишком часто ему доводилось встречать отъявленных преступников, которые обладали такими достоинствами.
— Что-нибудь не в порядке с моим паспортом, юная леди?
— Я ничего не заметила, сэр.
— Тогда к чему эта задержка? Почему просто не поставить в нем отметку и не пропустить меня?
— О, он проштемпелеван, и въезд разрешен, сэр. Нет проблем.
— Тогда почему?..
— Пожалуйста, пройдемте со мной, сэр.
Они приблизились к большой застекленной комнате, на левом окне которой висела табличка, золотыми буквами возвещавшая о сидевшем внутри: «ЗАМЕСТИТЕЛЬ ДИРЕКТОРА ИММИГРАЦИОННОЙ СЛУЖБЫ». Хорошенькая служащая открыла дверь и, вновь улыбнувшись, пригласила пожилого посетителя пройти. Префонтен повиновался, внезапно испугавшись до глубины души, что его обыщут, найдут деньги и навесят кучу обвинений. Он не имел понятия, какие из островов были вовлечены в наркосеть, но если это один из них, несколько тысяч долларов у него в карманах мгновенно вызовут подозрения. Объяснения молнией мелькали у него в мозгу, пока служащая подходила к столу, чтобы отдать его паспорт коренастому, крепко сложенному заместителю директора иммиграционной службы. Женщина одарила Брендона еще одной ослепительной улыбкой и вышла, закрыв за собой дверь.
— Мистер Брендон Патрик Пьер Префонтен, — по слогам прочитал иммиграционный чиновник, просматривая паспорт.
— Не то чтобы это имело какое-то значение, — доброжелательно и вместе с тем с некоторой властностью в голосе произнес Брендон. — Однако слово «мистер» обычно заменяется «судьей» — не знаю, правда, важно ли это в данных обстоятельствах, хотя кто знает? Может, и важно. Неужели один из моих помощников-юристов допустил какую-то ошибку? Если так, я заставлю прилететь их всех сюда приносить извинения.
— О, что вы, не надо, сэр, простите, судья, — ответил одетый в форму с едва сходившимся на животе ремнем чернокожий мужчина, поднимаясь со стула и протягивая руку для приветствия. — Наверное, это я ошибся.
— Не страшно, полковник, мы все иногда ошибаемся. — Брендон крепко пожал протянутую ему руку. — Тогда, может быть, мне можно идти? Я должен тут кое-кого встретить.
— Именно это и он сказал!
Брендон отпустил руку и спросил:
— Извините, не понял?
— Вероятно, это мне надо просить у вас извинения... Конфиденциальность, я понимаю!
— Что? Может быть, мы перейдем к делу, если вы будете так любезны.
— Я понимаю, что приватность, — продолжал чиновник, произнося «приватность» с удвоением "в" и "а", больше похожим на "е", — самое главное, — нам это объяснили, — но в тех случаях, когда мы можем оказаться полезными, мы делаем все во славу Ее Величества.
— Очень похвально, бригадир, но, боюсь, я не понимаю вас. Чиновник зачем-то понизил голос почти до шепота:
— Вам известно, что сегодня утром прибыл великий человек?
— Уверен, что на ваш прекрасный остров прибывает много высокопоставленных людей. Мне его также весьма рекомендовали.
— Ага, так и есть, привветность!
— Ну конечно, привветность, — согласился отбывший тюремный срок судья, начиная беспокоиться, понимает ли чиновник, о чем говорит. — Вы не можете говорить немного яснее?
— Конечно. Он сказал, что должен встретить кое-кого — партнера, с которым собирается проконсультироваться. Но после встречи с избранным кругом лиц — никакой прессы, конечно, — его чартерным рейсом сразу же отправили на отдаленный остров. Следовательно, он не повидался с человеком, с которым должен был встретиться конфиденциально. Теперь я говорю яснее?
— Ясно — так же, как в бостонской гавани во время бури.
— Великолепно! Я понимаю, привветность... Весь персонал предупрежден о том, что друг великого человека может искать его в аэропорту — разумеется, конфиденциально.
— Разумеется. — Он так и не может добраться до сути, подумал Брендон.
— Тогда я подумал о другой возможности, — ликующе заявил чиновник. — Предположим, что друг великого человека также должен был прилететь на наш остров на встречу с ним...
— Блестящая мысль.
— Вполне логичная. Тогда я и решил запросить списки пассажиров со всех прибывающих рейсов, особо обратив внимание, само собой, на пассажиров первого класса, что вполне естественно для партнера великого человека.
— Прямо ясновидение какое-то, — пробормотал бывший судья. — И вы выбрали меня?
— По фамилии, дорогой друг! Пьер Префонтен!
— Моя дорогая покойная мамочка наверняка оскорбилась бы за то, что вы опустили Брендона Патрика. Как и французы, ирландцы весьма щепетильны в подобных вопросах.
— Вы — из одной семьи. Я сразу понял!
— Поняли?
— Пьер Префонтен!.. Жан-Пьер Фонтен! Я эксперт по иммиграционной процедуре и изучал методы многих стран. Ваша фамилия является в этом смысле прекрасным примером, многоуважаемый судья. Волна за волной прибывали иммигранты в Соединенные Штаты — в котел, переваривающий множество народов, рас и языков. Со временем имена изменялись, соединялись или просто записывались с ошибками армиями сбитых с толку, перегруженных работой служащих. Но корни часто сохранялись. Вот так было и с вами. Семья Фонтен получила в Америке фамилию Префонтен, а партнер великого человека на самом деле — уважаемый член американской ветви семьи!
— Прямо в дрожь бросает, — буркнул Брендон, смотря на чиновника так, словно ожидал, что в комнату вот-вот ворвется дюжина рослых санитаров и наденет на него смирительную рубашку. — А может, это всего лишь совпадение? Фонтен — весьма распространенная во Франции фамилия, а Префонтены, насколько я знаю, в основном жили в Эльзасе и Лотарингии.
— Да, конечно, — сказал заместитель директора, вновь понижая голос и более чем явно подмигивая. — Однако без всякого предварительного предупреждения вдруг звонят из Парижа с набережной д'Орсэ, а вслед за тем британское министерство иностранных дел отдает распоряжение встретить великого человека: мол, он вот-вот свалится с небес. Надо принять его со всеми почестями и отправить на далекий курорт, славящийся своей изолированностью, поскольку и это очень важно. Великому человеку должна быть обеспечена полная привветность... И тем не менее этот великий воин озабочен: он должен конфиденциально встретиться со своим партнером, которого не может найти. Вероятно, у великого человека есть свои секреты — знаете, они есть у всех великих людей.
Внезапно тысячи долларов в карманах Префонтена страшно потяжелели: исходящий из Вашингтона гриф секретности «четыре-ноль» в Бостоне, набережная д'Орсэ в Париже, министерство иностранных дел в Лондоне, Рэндолф Гейтс, без нужды расстающийся в полнейшем страхе с необычно большой суммой денег. Все эти совпадения указывали на какую-то закономерность, но самым странным было участие во всем этого испуганного, беспринципного адвоката по фамилии Гейтс. Было ли это закономерно или случайно? Что все это означало?
— Вы — необыкновенный человек, — промолвил Брендон, маскируя свои размышления быстротой слов. — У вас поистине блестящая проницательность, но вы должны действительно отдавать себе отчет, что конфиденциальность имеет огромное значение.
— Я ничего не слышал и не знаю, судья! — воскликнул заместитель директора. — Разве только осмелюсь добавить: боюсь, что ваши похвалы моим способностям останутся неизвестны моему начальству.
— Они об этом узнают, заверяю вас... Скажите, куда точно отправился мой прославленный и довольно близкий родственник?
— На маленький далекий островок, где нет посадочной полосы и приводняются только гидропланы. Он называется островом Спокойствия, а отель на нем — «Транквилити Инн»
.
— Вас лично отблагодарит ваше начальство, можете быть уверены.
— Я сам проведу вас через таможню.
Брендон Патрик Пьер Префонтен с чемоданом из блестящей кожи в руке вошел в здание аэропорта Блэкберн абсолютно растерянным — да нет, черт возьми, пораженным! Он никак не мог решить, что ему делать: лететь первым рейсом обратно в Бостон или... но его ноги явно решали за него. Он обнаружил, что они сами несли его к стойке, над которой возвышался огромный щит цвета морской волны с белой надписью: «МЕЖОСТРОВНЫЕ АВИАЛИНИИ». Чем он рискует, если просто наведет справки, подумалось ему, а потом купит билет на ближайший рейс в Бостон.
На стене рядом со стойкой список ближайших «далеких островов» соседствовал с более длинным перечнем известных широкой публике Подветренных и Наветренных островов: от Сент-Киттса и Невиса на юге до Гренадин на севере. Остров Спокойствия был зажат между рифом Канадца и скалой Черепахи. Двое молодых служащих — молодая темнокожая женщина и светловолосый юноша лет двадцати — тихо переговаривались между собой. Увидев Префонтена, девушка спросила:
— Я могу быть вам чем-нибудь полезна, сэр?
— Не знаю. Мой маршрут еще не определен, — нерешительно ответил Брендон, — но мне кажется, что на острове Спокойствия меня ждет друг.
— В гостинице, сэр?
— Да, по-видимому, да. Туда долго лететь?
— Если стоит ясная погода, то не больше пятнадцати минут, но для этого надо воспользоваться чартерным рейсом на гидроплане. Я не уверена, что он полетит раньше завтрашнего утра.
— Да нет же, будет раньше, крошка, — перебил ее молодой человек, к белой рубашке которого были косо пришпилены золотые крылья. — Довольно скоро я повезу Джонни Сен-Джею кое-какие припасы, — добавил он, делая шаг вперед.
— Но этот рейс не запланирован на сегодня.
— Его внесли в график с час назад. Скоро полетим. При этих словах взгляд Префонтена случайно упал на два ряда картонных коробок, медленно двигавшихся по ленте багажного транспортера на погрузку. Даже если у него и было время для того, чтобы мысленно поспорить с собой, он понял, что решение принято.
— Я хотел бы приобрести билет на этот рейс, если, конечно, возможно, — сказал он, наблюдая за тем, как в проеме исчезают коробки с детским питанием фирмы «Гербер» и памперсами.
Он нашел неизвестную женщину с маленьким мальчиком и младенцем.
Глава 8
Справки, наведенные, как и принято, через посредников, подтвердили, что председатель Федеральной торговой комиссии Альберт Армбрустер действительно страдал язвенной болезнью и высоким кровяным давлением, поэтому всякий раз, когда у него случались приступы, по рекомендации врачей он уходил с работы и возвращался домой. Вот почему Алекс Конклин позвонил ему, когда закончил сверхизысканный ленч, что также было обговорено заранее, и проинформировал о «развитии» ситуации, связанной с «Женщиной-Змеей». Как и в первый раз, когда телефонный звонок застал Армбрустера в душе, Алекс, не называясь, известил потрясенного председателя, что попозже в этот день с ним кое-кто свяжется — либо на работе, либо дома. Связной представится как «Кобра». («Используйте самые банальные, но вызывающие определенные ассоциации слова, какие только приходят вам в голову». Евангелие от Св. Алекса.) А пока, приказал он Армбрустеру, тот не должен ни с кем говорить об этом. «Приказ отдан Шестым флотом».
— О Боже!
После этого Альберт Армбрустер вызвал свою «колесницу» и, удрученный, отбыл домой. Но председателю был подготовлен еще один тошнотворный сюрприз — его поджидал Джейсон Борн.
— Добрый день, мистер Армбрустер, — вежливо произнес незнакомец, когда председатель с трудом выбирался из своего лимузина, дверь которого придерживал шофер.
— В чем дело? — последовал немедленный, но несколько неуверенный ответ Армбрустера.
— Я всего лишь сказал: добрый день. Меня зовут Саймон. Мы встречались с вами на приеме в Белом доме, устроенном для сотрудников Объединенного комитета начальников штабов несколько лет назад...
— Меня там не было, — энергично прервал его председатель. — Правда? — Незнакомец поднял брови, говоря по-прежнему вежливо, но, несомненно, вопрошающе.
— Мистер Армбрустер, — шофер закрыл дверцу и учтиво повернулся к председателю, — я вам еще понадоблюсь?
— Нет, нет, — сказал Армбрустер. — Вы свободны. Сегодня вы мне больше не понадобитесь.
— Завтра утром в обычное время, сэр?
— Да, завтра, если только вам не назовут другое время. Я ведь не совсем здоров, поэтому справьтесь у моего секретаря.
— Слушаюсь, сэр. — Шофер приложил ладонь к козырьку фуражки и забрался на переднее сиденье.
— Печально слышать, — заметил незнакомец, не двигаясь с места, между тем как двигатель лимузина завелся, и он укатил прочь.
— Что?.. А, вы... Я никогда не был на том проклятом приеме в Белом доме!
— Возможно, я ошибся...
— Да ладно. Очень приятно было вас встретить, — нетерпеливо и озабоченно пробормотал Армбрустер, торопливо шагая по ступенькам.
— И все-таки я уверен, что адмирал Бартон представлял нас друг Другу...
— Что-о? — Председатель резко обернулся. — Что вы только что сказали?
— Мы просто теряем время, — продолжал Джейсон Борн, но в его голосе не осталось и тени вежливости. — Я — Кобра.
— О Господи!.. Я нездоров... — Армбрустер повторил это хриплым шепотом, вскидывая голову вверх и бросая взгляды на дом, на свои окна и дверь.
— Вам будет еще хуже, если мы не потолкуем, — продолжал Джейсон, следя за взглядом председателя. — Будем там разговаривать? У вас дома?
— Нет! — выкрикнул Армбрустер. — Она лается все время, сует нос не в свои дела, а потом болтает ерунду по всему городу, плетет с три короба.
— Я так полагаю, что вы говорите о своей жене?
— О них всех! Они не знают, когда надо захлопнуть свою пасть.
— Может, они просто изголодались по нормальной беседе?
— Что?..
— Неважно. В квартале отсюда стоит моя машина. Не хотите прокатиться?
— Жду не дождусь. Там, дальше по улице, есть аптека. Остановимся возле нее. У них мой рецепт... Кто вы, черт подери, такой?
— Я же сказал вам, — ответил Борн. — Кобра. Это змея такая.
— Господи! — прошептал Альберт Армбрустер.
Аптекарь быстро выдал лекарство, после чего Джейсон проворно подъехал к расположенному по соседству бару, запримеченному им еще час назад. В баре было темно, кабинки разделялись перегородками, изолируя от любопытных взглядов тех, кто хотел встретиться друг с другом наедине. Это было кстати, потому что для него было чертовски важно без помех смотреть в глаза председателя, когда он начнет задавать вопросы. Взгляд его в этот момент будет холоден как лед, требователен и... он будет угрожающим. Дельта вернулся, и Каин возвратился; парадом командовал Джейсон Борн, а Дэвид Уэбб был прочно забыт.
— Мы должны принять меры безопасности, — тихо сказал Кобра, когда им принесли заказанные напитки. — Я имею в виду, нам надо знать, какой вред может нанести каждый из нас под действием амитала.
— Что, черт возьми, это означает? — спросил Армбрустер, заглатывая одним махом большую часть джина с тоником; при этом он морщился от боли и держался за живот.
— Наркотик такой, его инъекция заставляет говорить правду.
— Что?
— Это вам не мудями трясти, — ответил Борн, припоминая слова Конклина. — Нам надо обезопаситься во всех отношениях, потому что в этом деле мы не можем опираться на свои права по конституции.
— Как вы? — Председатель Федеральной торговой комиссии рыгнул и торопливо, дрожащей рукой, поднес ко рту свой стакан. — Что-то вроде ликвидационной команды в одном лице? Джон Доу знал что-то, поэтому его и пристрелили в переулке?
— Не будьте смешным. Любая такая попытка возымеет противоположное действие. Это только подхлестнет тех, кто пытается нас отыскать, наведет их на след...
— Тогда о чем речь?
— О нашем спасении, включая репутацию и образ жизни.
— А вы хладнокровный мошенник. Ну и как же мы этого добьемся?
— Давайте возьмем для примера ваш случай... По вашему признанию, вы нездоровы. По решению врачей вы можете выйти в отставку, а мы о вас позаботимся... «Медуза» о вас позаботится. — Воображение Джейсона совершало быстрый прорыв, соединяя реальность и фантазию, мгновенно подбирая слова, которые только можно было отыскать в Евангелии от Святого Алекса. — Известно, что вы богатый человек, поэтому вполне можно пробрести виллу на ваше имя, а то и остров в Карибском море, где вы будете в полной безопасности. Никто не сможет добраться до вас, никто не сможет начать говорить с вами, если только вы не захотите этого, что означает: вы предварительно дадите согласие на интервью, безболезненные и даже благоприятные результаты которого гарантированы, и только тогда оно состоится. В этом нет ничего невозможного.
— По-моему, довольно-таки унылое существование, — промолвил Армбрустер. — Я — наедине с этой шавкой? Да я убью ее...
— Отнюдь, — продолжал Кобра. — Будут организованы постоянные развлечения. К вам будут наезжать с визитами гости по вашему выбору. Женщины — тоже по вашему вкусу или выбору тех, кому вы доверяете. Жизнь пойдет своим чередом: иногда неприятности, иногда милые сюрпризы. Важно только, что вы будете защищены, спрятаны в надежном месте, а следовательно, и мы будем защищены — все остальные... Но, как я сказал, пока это всего лишь предложение. Что касается меня, то, честно говоря, для меня это необходимость, потому что я слишком много знаю. Я уезжаю через несколько дней. А до тех пор я должен определить, кто сматывается, а кто остается... Вы много знаете, мистер Армбрустер?
— Я не участвую в повседневных операциях, как вы понимаете. Я работаю с общими планами. Как и остальные, я ежемесячно получаю закодированный телекс из цюрихских банков, в котором перечисляются депозиты и фирмы, над которыми мы приобретаем контроль, — вот и все.
— Пока что виллы у вас нет.
— Черт бы меня побрал, как будто она мне нужна. А когда будет нужна, я ее сам куплю. В Цюрихе у меня скопилось около ста миллионов долларов.
Борн скрыл удивление и внимательно посмотрел на председателя.
— На вашем месте я не стал бы афишировать это, — сказал он.
— А кому мне это говорить? Своей шавке?
— Скольких людей вы знаете лично? — спросил Кобра.
— Из штаба — практически никого, но, с другой стороны, и они меня не знают. Черт, да они вообще никого не знают... И пока мы не отвлеклись, возьмем, к примеру, вас: о вас я никогда не слышал. Вы, должно быть, работаете на правление... Мне велели ждать вашего появления, но я вас не знаю.
— Меня наняли на совершенно особых условиях. Мое прошлое сверхсекретно.
— Вот и я говорю. Я думал...
— А как насчет Шестого флота? — прервал его Борн, уводя разговор в сторону.
— Я вижусь с ним время от времени, но не думаю, что мы с ним хоть парой слов перекинулись. Он — военный, а я — штатский, штатский до мозга костей.
— Когда-то вы были там, где все и началось.
— Да ничего подобного, черт побери! Форма никогда не делала из человека солдата, и со мной, конечно, этого не случилось.
— Как насчет парочки генералов: одного — в Брюсселе, другого — в Пентагоне?
— Они были служаками, ими и остались. А я не был и не стал. — Следует ожидать утечки информации, — словно между прочим произнес Борн, взгляд которого теперь блуждал по сторонам. — Но мы не можем допустить и малейшего намека на военную ориентацию.
— Вы имеете в виду что-то вроде хунты? — Никоим образом, — ответил Борн, вновь внимательно глядя на Армбрустера. — Вещи такого рода вызывают обвал...
— Забудьте об этом! — прошептал председатель Федеральной торговой комиссии, сердито перебивая его. — Шестой флот, как вы его называете, отдает приказы только здесь, да и то только потому, что это удобно. Он — настоящий боевой адмирал. У него прекрасный послужной список, и он пользуется влиянием в нужных нам кругах, но только в Вашингтоне, и нигде больше!
— Это знаю я, это знаете вы, — подчеркнул Джейсон, скрывая под многозначительностью свою растерянность, — но кто-то, кто больше пятнадцати лет где-то болтался под прикрытием, пишет сейчас свой собственный сценарий, и начало его — в Сайгоне, точнее, в сайгонском командовании.
— Может, все и началось в Сайгоне, но на этом не остановилось, это как дважды два. Где солдатикам справиться, мы все об этом знаем... Я понимаю, что вы имеете в виду: достаточно связать пентагоновские «галуны» с кем-то вроде нас, и на улицы высыплют эти уроды, а в конгрессе затеют душераздирающие разбирательства. Из ничего вдруг появляется дело для десятка подкомитетов.
— Чего нельзя допустить, — закончил Борн.
— Согласен, — сказал Армбрустер. — Мы хоть немного приблизились к тому, чтобы узнать имя этого ублюдка, который «пишет теперь сценарий»?
— Уже теплеет, но еще прохладновато. Он вступил в контакт с Лэнгли, а вот на каком уровне, мы не знаем.
— Лэнгли?! Боже правый! Но у нас же есть там кое-кто. С этим мы справимся и сможем выяснить, кто этот сукин сын.
— Через Десоула? — спокойно предположил Кобра.
— Верно. — Армбрустер подался вперед. — Действительно, вам почти все известно. Об этом знали не многие. Ну и что говорит Десоул?
— Ничего. Мы не можем его трогать, — ответил Джейсон неожиданно для самого себя, лихорадочно подыскивая убедительное объяснение. Я слишком долго был Дэвидом Уэббом! Конклин прав: я не соображаю с той скоростью, с какой нужно. И вдруг пришли нужные слова... часть правды — опасная, но достоверная, а он не мог терять достоверности. — Он думает, что за ним следят, поэтому нам надо держаться от него подальше и не вступать в контакт, пока он не разрешит.
— Что случилось? — Председатель крепко сжал виски и сурово уставился на говорившего.
— В кулуарах болтают, что у Тигартена в Брюсселе есть код доступа по факсу напрямую к Десоулу, что противоречит установленным правилам секретной связи.
— Чертовы солдатики! Глупцы! — взорвался Армбрустер. — Дайте им золотую нашивку, и они начнут тут же ходить гоголем, словно приготовишки! Все в игрушки тянет играть!.. Факсы, коды доступа! Боже, он, наверное, нажал не на те клавиши и попал к НААСП
в руки.
— Десоул говорит, что он мастерит себе прикрытие и сможет справиться с этим, но ему сейчас совсем ни к чему, чтобы вокруг него ходили и задавали вопросы, особенно по этому поводу. Он втихую проверит все, что сможет, и если узнает что-нибудь, то свяжется с нами... Но мы сами не должны вступать с ним в контакт.
— Разве вам не понятно, что нас заложит какой-нибудь вшивый вояка! Если бы не этот болван со своим кодом доступа, у нас сейчас не было бы проблем. Мы бы со всем справились...
— Тем не менее он существует, и эта неприятность — кризис — никуда не исчезнет, — решительно заявил Борн. — Повторяю, нам надо позаботиться о прикрытии. Некоторым из нас придется уехать и исчезнуть, по крайней мере, на какое-то время. Для нашего общего блага.
Председатель Федеральной торговой комиссии откинулся на спинку стула, выражение его лица явно свидетельствовало о несогласии.
— Ну ладно, давайте-ка я вам теперь кое-что скажу, Саймон, или как бишь вас там. Вы проверяете не тех людей. Мы — бизнесмены, некоторые из нас достаточно богаты и — может, из эгоистических соображений или по какой другой причине — желают работать на правительственной службе, но прежде всего мы — бизнесмены. У нас повсюду капиталовложения. Кроме того, мы назначены, а не избраны, а из этого следует, что никто не ожидает от нас подробных отчетов о финансовой деятельности. Понимаете, к чему я клоню?
— Не уверен, — сказал Джейсон, мгновенно испугавшись, что теряет контроль над ситуацией и что угроза больше не действует. — Я слишком долго был вдали от всего... а Альберт Армбрустер — далеко не дурак. Он поддался панике вначале, но теперь он ведет себя более хладнокровно и активнее проявляет аналитические способности.
— Так к чему вы клоните?
— Избавьтесь от наших вояк. Купите им виллы или пару островов в Карибском море, вывезите их за пределы досягаемости. Предоставьте им возможность играть в царьков со своими мини-дворами. Собственно говоря, больше им ничего и не нужно.
— Работать без них? — спросил Борн, стараясь скрыть свое удивление.
— Вы сказали — я согласился: любой намек на высокопоставленных вояк — и хлопот не оберешься. «Военно-промышленный комплекс» в свободном переводе означает «военно-промышленный заговор». — Армбрустер вновь подался вперед к столу. — Они нам больше не нужны! Избавьтесь от них.
— Поднимется шум...
— Никоим образом. Мы держим их за горло!
— Мне надо подумать над этим.
— Тут нечего думать. Через шесть месяцев мы установим контроль над Европой.
Джейсон Берн уставился на председателя Федеральной торговой комиссии. Какой контроль? — подумал он. Для чего? Почему? — Я отвезу вас домой, — сказал он.
* * *
— Я разговаривал с Мари, — сообщил Конклин, звоня из загородного особняка Управления в Вирджинии. — Она сейчас в гостинице, а не в вашем доме.
— Что-нибудь случилось? — спросил Джейсон по телефону на одной из бензоколонок на окраине Манассаса.
— Она не стала уточнять... Думаю, было время кормления... Знаешь, в это время матери обычно не склонны распространяться на другие темы. Я слышал, как рядом с ней возились дети. Довольно громко, приятель.
— Что она сказала, Алекс?
— Кажется, что этого хотел твой шурин. Она не стала уточнять, и за исключением того, что голос у нее звучал совсем как у измученной мамочки, она была совершенно нормальной Мари, такой, какую я знаю и люблю, а это означает, что она хотела слушать только о тебе и больше ни о чем.
— Значит, ты сообщил ей, что со мной все в порядке, верно?
— Черт побери, конечно. Я сказал, что тебя засунули в одно место, где ты под охраной просматриваешь компьютерные распечатки. Отчасти это правда.
— Джонни, должно быть, переговорил с ней. Она рассказала ему, что случилось, поэтому он перевел их всех в свой личный бункер.
— Куда?
— А, ты ведь никогда не видел «Транквилити Инн», ведь так? Честно говоря, я не могу припомнить, видел ли ты эту гостиницу...
— И Панов и я видели только само место и планы строительства — это было четыре года назад. С тех пор мы там не были, уж я-то точно. Никто не приглашал.
— Я пропускаю это мимо ушей, потому что ты всегда был желанным гостем в том месте с тех пор, как мы его заполучили... Ну, в любом случае, ты знаешь, что гостиница расположена на берегу моря и туда можно добраться если не по воде, то только по грязной дороге, на которой валяется столько булыжников, что ни одна машина не может проехать там дважды. Все припасы доставляются гидропланом или на катере. Практически ничего — из города.
— А пляж патрулируется, — перебил Конклин. — Джонни не будет рисковать.
— Поэтому-то я и послал его туда. А ей я позвоню попозже.
— А что теперь? — поинтересовался Алекс. — Что с Армбрустером?
— Давай скажем так, — ответил Борн, разглядывая белый пластиковый корпус телефона-автомата. — Как по-твоему, что это означает, когда человек, у которого в Цюрихе лежит сотня миллионов долларов, говорит мне, что «Медуза», зародившаяся в сайгонском командовании, — подчеркиваю «командовании» (едва ли оно состояло из гражданских лиц) — должна избавиться от военных, потому что «Женщина-Змея» в них больше не нуждается?
— Не могу этому поверить, — тихо сказал отставной разведчик. — Он не говорил этого.
— Да нет, сказал. Он даже назвал их вояками и не собирался придавать этому слову какого-то возвышенного значения. Он буквально заклеймил адмиралов и генералов, назвав их приготовишками с золотыми нашивками, которым все бы в игрушки играть.
— Некоторые сенаторы в Комитете по делам вооруженных сил наверняка согласятся с подобной оценкой.
— Больше того, когда я напомнил ему, что «Женщина-Змея» связана с Сайгоном — точнее с сайгонским командованием, — он весьма ясно выразился в том смысле, что, может быть, так оно и было, но уж точно на этом не остановилось и — здесь прямая цитата: «Где солдатикам с этим справиться».
— Весьма провокационное заявление. Он не сказал тебе, почему они не смогли бы справиться?
— Нет, и я не стал спрашивать. Предполагалось, что ответ мне должен быть известен.
— А хорошо было бы спросить. Мне все меньше и меньше нравится то, что я слышу: перед нами что-то большое и ужасное... Откуда вдруг выплыли эти сто миллионов?
— Я сказал ему, что «Медуза», если это будет нужно, может приобрести ему где-нибудь за границей виллу, где его никто не сможет достать. Он не слишком заинтересовался этим и сказал, что если захочет, то и сам себе ее купит: у него в Цюрихе лежит сто миллионов долларов... Кажется, об этом я также должен был знать.
— Только и всего? Всего каких-то жалких сто миллионов?
— Не совсем так. Он сказал, что, как и все остальные, получает ежемесячно кодированный телекс из Цюриха с депозитами. По всей видимости, они возрастают.
— Большое, ужасное, да еще и растет, — вставил Конклин. — Что-нибудь еще? Не то чтобы я очень хотел это услышать — я и так достаточно напуган.
— Еще два пункта, и оставь немного страха про запас... Армбрустер сказал, что, кроме депозитов, в телексе перечисляются фирмы, над которыми они завоевывают контроль.
— Какие фирмы? О чем это он болтает? Милостивый Боже...
— Если бы я спросил его об этом, моей жене и детям пришлось бы присутствовать на траурной церемонии при пустом гробе, так как меня никогда бы не нашли.
— У тебя есть еще что-то для меня? Давай выкладывай.
— Наш знаменитый председатель Федеральной торговой комиссии сказал, что эти вездесущие «мы» могут избавиться от военных, потому что через шесть месяцев «они» получат необходимый контроль над Европой... Алекс, какой контроль? С чем мы имеем дело?
