Но и через два часа они знали лишь немногим больше того, с чего начали. Вдова разрешила им осмотреть дом, но они не нашли никаких признаков взлома ни на парадной двери, ни на окнах. Создавалось впечатление, будто убийца — если, конечно, старик действительно
был убит— вошел в дом каким-то хитрым способом или же был знаком с жертвой.
Анна нашла в туалете старый пылесос “Электролюкс” и вытащила из него мешок. Он был полон, это означало, что его, по всей вероятности, не меняли со времени смерти Мэйлхота. Отлично. Надо будет сказать криминалистам, чтобы они разобрались с его содержимым. Возможно, в конце концов там найдутся вещественные доказательства, которые могут навести на след.
Может быть, они даже отыщут следы ног и отпечатки шин поблизости. Надо будет сказать, чтобы исключили следы вдовы и всех тех, кто регулярно навещал ее и оставлял отпечатки на мебели, стенах, дверях и прочих поверхностях.
Когда они вернулись в гостиную, Анна подождала, пока вдова усядется, а затем выбрала стул рядом с ней.
— Миссис Мэйлхот, — начала она деликатно, — а ваш муж когда-нибудь говорил вам,
почему онсчитал, что Чарльз Хайсмит оказался жертвой в грязной игре?
Вдова довольно долго смотрела на нее, будто решала, стоит ли раскрывать тайну.
— Les grands hommes ont leurs ennemis, — произнесла она зловеще и сама же перевела: — У больших людей всегда есть враги.
— Что вы имеете в виду?
Миссис Мэйлхот отвела взгляд.
— Это просто такое выражение. Так часто говорил мой муж, — ответила она.
* * *
Швейцария
Бен воспользовался первым же попавшимся выездом.
Некоторое время дорога шла прямо через плоские фермерские поля, а затем пересекла несколько железнодорожных путей и начала петлять среди холмов. Бену приходилось чуть ли не каждые двадцать минут сверяться с картой.
Он уже миновал Бад-Рагац и приближался к Куру по шоссе A3, когда его внимание привлек темно-синий “Сааб”, упорно державшийся позади. Конечно, он был на дороге не один, и не рассчитывал на это. Скорее всего в “Саабе” ехала одна из многочисленных веселых компаний отпускников с лыжами. Но что-то с этим автомобилем было не так — в том, как он согласовывал свою скорость с движением машины Бена. Бен свернул к обочине, и “Сааб” невозмутимо проехал мимо. Конечно же, он выдумывает себе разные страхи.
Он поехал дальше. Явно, что им начинала завладевать паранойя. Впрочем, кто стал бы его за это винить после всего, что ему пришлось недавно перенести? Он еще раз подумал о Джимми Кавано, и вдруг в его памяти стали один за другим возникать различные эпизоды, связанные с минувшими событиями. От их калейдоскопического мелькания у него закружилась голова, будто он смотрел в бездну, где были нагромождены друг на друга зловещие тайны. Он не мог позволить себе остаться в этом состоянии — так недолго было и спятить. Он найдет время разобраться со всем этим и позднее. Теперь же ему надо
ехать. Но не прошло и десяти минут, как видения бойни в Шопвилле снова завладели его рассудком, и он потянулся к радиоприемнику, чтобы отвлечься. Быстрая езда тоже может помочь, решил он и, надавив на акселератор, ощутил плавный нарастающий гул двигателя. Машина, набирая скорость, устремилась по поднимавшемуся в гору отрезку шоссе. Бен глянул в зеркальце заднего вида и увидел синий “Сааб” — тот же самый синий “Сааб”, он был точно в этом уверен. И когда он прибавил скорость, “Сааб” тоже поехал быстрее.
Бен почувствовал болезненную тяжесть в желудке. Обычно на высокой скорости водители инстинктивно увеличивают дистанцию между собой и впереди идущей машиной, но этот “Сааб” держался точно на таком же расстоянии от него, что и прежде. Если бы “Саабу” нужно было его обогнать, он мог бы свернуть на резервную полосу, но, видимо, у пассажиров “Сааба” было на уме что-то другое. Бен снова посмотрел в зеркальце заднего вида, пытаясь через лобовое стекло “Сааба” разглядеть, что находится внутри, но не смог различить ничего, кроме нечетких теней. Единственное, что ему удалось рассмотреть, это два человеческих силуэта на переднем сиденье.
Какого черта им нужно?Бен сосредоточился на дороге. Он не хотел даже показывать виду, что заметил их.
Но ему было необходимо от них оторваться.
Скоро представится много возможностей удрать — вокруг Кура прямо-таки лабиринт дорог. Бог свидетель, он сам заблудился, когда был в этих местах в прошлый раз. В последний миг он резко сменил направление, повернув к выезду на более узкое шоссе №3, ведущее на юг к Санкт-Морицу. Но через несколько минут в зеркале заднего вида, точно посередине снова появился знакомый синий “Сааб”. На огромной скорости Бен промчался мимо Маликса и Курвальдена, его даже подташнивало от резких смен подъемов и спусков. Не сбавляя скорости, он свернул на изрядно разбитую объездную дорогу, не приспособленную для такой езды; “Опель” сотрясался и гремел из-за неровностей покрытия. Однажды Бен отчетливо расслышал под своей машиной громкий скрежет металла о выступ мостовой и заметил сноп искр в зеркале заднего вида.
Но удалось ли ему “стряхнуть” преследователей? “Сааб” несколько раз на какое-то время скрывался из виду, но каждый раз это продолжалось не слишком долго. Раз за разом он снова появлялся, будто привязанный к Бену крепким невидимым тросом. Бен пролетал через тоннели, пробитые в скалах, проскакивал мимо известняковых утесов и по старинным каменным мостам, перекинутым через глубокие ущелья. Он гнал отчаянно, нарастающий страх вытеснил всякую осторожность, он рассчитывал лишь на здравый смысл и инстинкт самосохранения преследователей. Это был его единственный шанс.
В тот самый момент, когда Бен подъезжал к узкой пасти тоннеля, “Сааб” вдруг обогнал его и проскользнул туда перед ним. Это озадачило Бена: быть может, “Сааб” все это время гнался за совсем другой машиной? И только доехав почти до конца короткого тоннеля, он увидел в желтоватом свете ртутных фар, что же произошло.
От “Сааба”, который стоял, развернувшись боком и блокируя проезд по узкой дороге, Бена отделяли каких-то жалких пятьдесят футов.
Его водитель, одетый в темное длинное пальто и шляпу, стоял с поднятой рукой, приказывая ему остановиться. Это была баррикада, ловушка.
Тут до Бена дошло, что позади едет еще один автомобиль — серый “Рено. Он заметил его раньше, но не обращал на эту машину особого внимания. А ведь это тоже один из
них,кем бы они ни были.
Думай, будь оно все проклято!Они хотят закрыть ему путь, поймать его здесь, в тоннеле.
О, Боже! Онне мог допустить этого! Обычная осторожность опытного водителя велела ему перед барьером ударить по тормозам, но обстоятельства в данном случае были совершенно необычными. И поэтому Бен, напротив, повинуясь какому-то сумасшедшему импульсу, рванул машину вперед, вдавив педаль акселератора до самого пола. Его “Опель” ударил неподвижно стоящий “Сааб” в левый бок. Бен хорошо знал, что “Сааб” — это спортивный (??????????????????????? —
прим. OCRщика) автомобиль, предназначенный для больших скоростей, и потому намного легче — фунтов на восемьсот, — чем его “Опель”. Бен увидел, как водитель отпрыгнул с дороги, и тут же удар отшвырнул “Сааб” в сторону. Из-за внезапной потери скорости Бена бросило вперед, туго натянувшиеся ремни безопасности, словно стальные полосы, врезались в его тело, но все же “Сааб” отлетел как раз настолько, чтобы его машина смогла проскочить мимо под отвратительный скрежет металла о металл. От страшного удара передок его автомобиля изрядно помялся, и машина больше не походила на ту сверкающую игрушку, которую он недавно взял напрокат, но колеса продолжали крутиться. Под оглушительный рев мотора Бен ехал дальше, не осмеливаясь оглянуться.
И тут он услышал позади звук выстрела.
О, Господи боже! Этот ужас еще не закончился. Он никогда не закончится! Бен испытывал возбуждение от хлынувшего в кровь адреналина, все его чувства вдруг обрели чуть ли не лазерную четкость и точность. Старый серый “Рено”, который въехал в туннель вслед за ним, тоже сумел каким-то образом пробраться через обломки. В зеркале заднего вида Бен видел, как из окна пассажирской дверцы высунулся ствол оружия,
нацеленныйв него. Это был автомат, и секундой позже он начал стрелять непрерывной очередью.
Вперед!
Бен, не сбавляя скорости, проехал старый каменный мост через ущелье; мост был настолько узок, что на нем не смогли бы разъехаться две встречные машины. Внезапно он услышал гулкий хлопок и звон стекла в пяти футах от себя. Зеркало заднего вида разлетелось, по заднему стеклу паутиной разбежались трещины. О, они отлично знают, чего им надо, и вскоре он будет мертв.
Приглушенный взрыв, похожий на вялый хлопок — и машина вдруг дернулась влево: одна из шин была пробита.
Они стреляли по его колесам. Пытались вывести его машину из строя. Бен вспомнил эксперта по охране, читавшего старшим администраторам “Хартманс Капитал Менеджмент” лекции об опасностях, связанных с похищениями людей в странах “третьего мира”. Он вдалбливал им список рекомендуемых для таких случаев мер. И тогда, и сейчас они казались до смешного несоответствовавшими реальности. “Не выходите из машины”— гласила одна из этих заповедей. Но было совершенно ясно, что он сейчас не располагал богатым выбором действий.
И в этот самый момент он услышал вой полицейской сирены, который ни с чем нельзя было спутать. Сквозь дыру с зазубренными краями в непрозрачном заднем стекле он увидел третий автомобиль, который быстро нагонял серый седан. Это была обычная гражданская машина без опознавательных знаков, но с синей мигалкой на крыше. Это все, что он смог разглядеть, — расстояние было слишком велико, чтобы определить модель машины. Беном вновь овладело замешательство, но внезапно выстрелы прекратились.
Он проследил, как серый седан резко развернулся на 180 градусов, съехав с дороги, взмыл обратно на узкую насыпь и промчался мимо полицейской машины. “Рено”, везущий его преследователей, исчез!
Бен остановил машину сразу же за каменным мостом и, расслабившись всем телом, оперся затылком на подголовник. Испытывая шок и чувствуя себя совершенно изнуренным, он ждал, когда же появится
Polizei.Прошла минута, потом другая. Вытянув шею, он обернулся и взглянул на отрезок дороги, где только что чудом спасся от смерти.
Но полицейский автомобиль тоже уехал. О помятом “Саабе” скорее всего забыли.
Он был один, тишину нарушали только чуть слышное урчание мотора и громкий стук его собственного сердца. Он достал из кармана свою “Нокию”, вспомнил разговор со Шмидом и принял решение.
Они могут задержать тебя на двадцать четыре часа без какой-либо причины,сказал тогда ему Хови. Шмид недвусмысленно это подтвердил — он искал предлог, чтобы именно так и сделать. Нет,
Polizeiон вызовет позже. Ему надо передохнуть, иначе он совсем потеряет способность четко и разумно мыслить.
По мере того как адреналин в крови убывал, паника уступала место чувству глубокой усталости. Ему было совершенно необходимо отдохнуть, поесть и хорошенько все обдумать.
Он поехал дальше на своем полуразбитом “Опеле”; двигатель выл от напряжения, колесные диски громко скрежетали о мостовую. После пяти миль такой езды по продолжавшей подниматься на холмы и спускаться в низины дороге Бен въехал в город, который на самом деле оказался деревней,
Dorf.По сторонам узких улиц стояли старинные каменные дома — от крошечных полуразвалившихся строений до больших зданий с первым каменным и вторым деревянным этажами. Почти все окна темные, лишь кое-где горел свет. Улица была вымощена неровно, подвеска автомобиля чуть не упиралась в дорогу и то и дело стукалась и скребла о булыжник.
Узкая дорога довольно скоро перешла в главную улицу. Большие каменные дома с острыми крышами и дома поменьше крытые черепицей и шифером. Бен выехал на просторную, замощенную булыжником площадь с надписью “Ратхаузплатц”, над которой возвышался древний готический собор. Он оказался в деревне XVII века, построенной на руинах, относившихся к куда более ранним временам. Ее здания являли странную смесь архитектурных стилей.
Напротив собора, на другой стороне площади находилась усадьба из выветрившегося камня, тоже XVII века, с небольшой деревянной вывеской. Надпись гласила “Altes Gebaude”, “Старый дом”, хотя здание выглядело гораздо более новым, чем большая часть построек городка. Из множества окошек на фасаде бил яркий свет. Это была таверна — место, где можно поесть, выпить, отдохнуть и
подумать.Он поставил свою развалину бок о бок со старым фермерским грузовиком, почти полностью закрывшим “Опель” от взглядов со стороны дороги, и, еле держась на дрожащих, подгибающихся ногах, вошел в дом.
Внутри оказалось тепло и уютно, помещение освещалось мерцающим пламенем огромного каменного очага. В воздухе витали запахи древесного дыма, жареного лука и мяса — замечательные, приглашающие к трапезе запахи. Все выглядело именно так, как и полагалось выглядеть классическому швейцарскому ресторану в старинном стиле. Один из круглых деревянных столов был явно
Stammtisch— местом, зарезервированным для постоянных посетителей, которые каждый день приходят сюда пить пиво и часами играть в карты. Пятеро или шестеро мужчин — по облику фермеры и сельскохозяйственные рабочие — враждебно и подозрительно взглянули на него, когда он вошел, а потом вернулись к своим картам. Остальные сидели за столиками по одному, по двое за едой или выпивкой.
Только сейчас Бен осознал, насколько он голоден. Он поискал глазами официанта или официантку, никого не увидел и присел за свободный столик. Когда появился невысокий пухлый толстячок-официант, Бен заказал типично швейцарские блюда, тяжелые и питательные:
Rosti —жареную картошку и
Geshnetzeltes —куски телятины в сливочном соусе, и еще
Vierterl —полулитровый графин местного красного вина. Через десять минут официант вернулся, ловко держа все тарелки в одной руке. Бен обратился к нему по-английски:
— Где тут можно переночевать?
Официант нахмурился и молча поставил блюда на стол. Затем отодвинул в сторону стеклянную пепельницу и красный коробок спичек с логотипом “Altes Gebaude” и налил ярко-красное вино в бокал с высокой ножкой.
— Ландгастхоф, — произнес он с сильным романшским акцентом. — Это единственное место на двадцать километров в округе.
Пока официант объяснял дорогу, Бен жадно набросился на
Rosti.Картошка оказалась восхитительной — поджаристой, хрустящей, с привкусом лука. Он ел с волчьим аппетитом, осторожно поглядывая в частично запотевшее окно на автостоянку снаружи. Рядом с его машиной встал другой автомобиль, загородив ему обзор. Зеленый “Ауди”.
Какая-то мысль, связанная с этим автомобилем, промелькнула в его мозгу.
Не этот ли зеленый “Ауди” довольно долго ехал за ним по дороге A3 от самого Цюриха? Он вспомнил, что видел его и сначала опасался преследования, но потом посчитал это плодом слишком разыгравшегося воображения.
Бен отвел взгляд от “Ауди” и тут краем глаза заметил, что на него кто-то смотрит. Или показалось? Он оглядел помещение, но никто не смотрел в его сторону, даже мельком. Бен поставил бокал.
Что мне сейчас нужно, так это черный кофе, —подумал он, —
хватит пить вино. Мне уже начинает мерещиться то, чего нет на самом деле. Почти весь свой обед он съел в рекордно короткое время. Теперь все это тяжело улеглось в желудке — свинцовая масса жирной картошки и сливочного соуса. Он поискал глазами официанта, чтобы заказать себе крепкого кофе. И снова испытал бросающее в дрожь чувство, что за ним кто-то наблюдает. Он обернулся налево, большинство обшарпанных столов с той стороны были пусты, но какие-то люди сидели в темных кабинках — глубоко в тени, возле длинной, покрытой вычурной резьбой стойки, тоже темной и пустой. Единственным предметом, стоящим на стойке, был старомодный белый телефон с вращающимся диском. Один человек сидел в своей кабинке в полном одиночестве, пил кофе и курил. Среднего возраста в теплой кожаной куртке “пилот”, длинные седеющие волосы собраны в хвост.
“Я его уже видел,— подумал Бен, —
точно, я его уже видел. Но где?”Мужчина в кабинке тем временем поставил локоть на стол, наклонился вперед и оперся виском на ладонь.
Этот жест был слишком нарочитым. Человек пытался спрятать лицо, причем делал это настолько явно, что на случайность это не походило.
Бен вспомнил высокого мужчину в деловом костюме, с желтоватым лицом и длинным седым хвостиком волос. Но откуда? Он тогда мельком взглянул на этого человека и подумал, проходя мимо, как это нелепо и старомодно — бизнесмен с волосами, собранными в хвостик. Как в... восьмидесятые.
Банхофштрассе.
Пешеходная зона, многочисленные магазинчики. Мужчина с хвостиком был там, среди толпы. А сразу же после того, как Бен его заметил, появился Джимми Кавано. Бен был точно в этом уверен. Этот мужчина находился возле отеля “Сен-Готард”, потом он ехал вслед за Беном в зеленом “Ауди”, теперь он здесь, причем без всякой видимой причины, кроме одной.
“Господи, боже, он тоже меня преследует, —подумал Бен, —
пасет меня с самого полудня”.Он снова почувствовал боль в желудке.
Кто это, и почему он здесь? Если он, как и Джимми Кавано, хочет убить Бена — по той же причине, что и покойный Кавано, — то почему он этого до сих пор не сделал. Ведь возможностей для этого у него было больше чем достаточно. Кавано стрелял из пистолета при ярком дневном свете на Банхофштрассе. Почему бы Конскому Хвосту не подстрелить его в почти пустой таверне.
Он подозвал официанта, тот торопливо подошел и вопросительно взглянул на Бена.
— Можно мне кофе? — спросил Бен.
— Конечно, сэр.
— И еще, будьте любезны сказать, где у вас здесь туалет?
Официант показал рукой на слабо освещенный угол помещения, где едва виднелся небольшой коридорчик. Бен указал в ту же сторону, подтверждая, что понял, где расположен туалет, причем сделал этот жест как можно более заметным.
Чтобы Конский Хвост мог видеть, куда он собрался.
Бен сунул под тарелку несколько купюр, положил в карман коробок спичек, медленно поднялся и пошел в сторону туалета. Туда нужно было пройти по маленькому коридорчику и свернуть. В противоположной коридору стене обеденного зала была дверь на кухню. Бен знал, что в ресторанных кухнях, как правило, имеется служебный выход на улицу, через который можно сбежать. Еще Бен не хотел, чтобы Конский Хвост подумал, что он пытается покинуть ресторан через кухню. Туалет оказался маленьким помещением без окон, и убежать оттуда было просто невозможно. Конский Хвост, видимо, какой-нибудь профессионал и, похоже, уже просчитал все пути, которыми его объект располагал для бегства.
Бен запер дверь туалета. Внутри был старый унитаз и такая же старая раковина; все приятно пахло чистящим средством. Он достал сотовый телефон, набрал номер “Altes Gebaude” и услышал слабый телефонный звонок где-то в ресторане. Может быть, это тот старый телефон с диском, что он видел на стойке около кабинки Конского Хвоста, или это на кухне, если он там есть. Или же оба.
Мужской голос ответил:
—
Altes Gebaude? Guten Abend. —Неведомо почему Бен был твердо уверен, что это официант.
Глухим скрипучим голосом Бен произнес:
— Мне нужно поговорить с одним из ваших клиентов, прошу вас. Он сегодня ночью у вас обедает. Это срочно.
—
Ja?Кто это?
— Скорее всего вы его не знаете. Не из завсегдатаев. Это джентльмен с длинными седыми волосами, собранными в хвост. Он может быть одет в кожаную куртку, он всегда так одевается.
— Ах, да! Думаю, что я знаю, о ком вы говорите. На вид ему где-то пятьдесят лет?
— Да, он самый. Позовите его, пожалуйста, к телефону. Как я уже сказал, это срочно. Непредвиденные обстоятельства.
— Да, сейчас, сэр, — сказал официант, уловив напряженный тон, который Бен старательно придавал своему голосу. Было слышно, как трубку положили на что-то твердое, а потом послышалось несколько удаляющихся шагов.
Не прерывая связи, Бен сунул свой телефон в нагрудный карман спортивной куртки, вышел из туалета и вернулся в зал. Конский Хвост уже не сидел в своей кабинке. Телефон стоял на стойке, причем так, что от входа в ресторан его не было видно — Бен сам заметил его только тогда, когда сел за столик, — и никто, сидел ли он у телефона или стоял, не смог бы сразу окинуть взглядом все помещение от туалета до двери. Бен быстро проскользнул к двери и вышел. Теперь у него было секунд пятнадцать, за это время он может исчезнуть незаметно для Конского Хвоста, который сейчас что-то говорит в телефонную трубку, слышит в ответ тишину и удивляется, что же случилось с тем, кто попросил его к телефону и так подробно описал официанту.
Бен выхватил свои сумки из разбитого седана и помчался к зеленому “Ауди”. Ключ зажигания торчал в замке, будто водитель заранее готовился к поспешному бегству. В этой сонной деревушке, может быть, даже и не знали, что такое воровство но все когда-нибудь случается в первый раз. Бен имел сильное подозрение, что Конский Хвост не станет заявлять в полицию об угоне своего автомобиля. Бен прыгнул в машину и поехал. Соблюдать тишину смысла не было — Конский Хвост все равно услышал бы шум мотора. Он дал задний ход, затем с визгом резины пронесся по замощенной булыжником площади и на полной скорости убрался с
Rathausplatz. Через пятьдесят минут он свернул с небольшой проселочной дороги в отдаленной лесистой местности и затормозил возле дома с первым каменным и вторым деревянным этажами. На фасаде была небольшая вывеска “LANDGASTHOF”.
Благоразумно укрыв машину за полосой густо посаженных сосен, Бен вернулся к парадной двери гостиницы, на которой виднелась надпись “EMPFANG” — места есть.
Он позвонил в звонок, и через несколько минут в доме зажегся свет. Была уже полночь, и он, конечно же, поднял хозяина с постели.
Старик с глубокими морщинами на лице открыл дверь и с важным видом провел Бена по длинному темному холлу к дубовой двери с номером 7. Старым ключом он отворил дверь и включил маленькую лампочку, осветившую уютную комнату. Большую часть номера занимала двуспальная кровать с аккуратно сложенным белым пуховым одеялом. Обои с геометрическим узором кое-где пузырились и отслаивались.
— Это все, что у нас есть, — неприветливо произнес хозяин.
— Подойдет.
— Я включу вам горячую воду. Это займет примерно десять минут.
Через несколько минут, распаковав самые необходимые вещи, Бен пошел в ванную принять душ. Устройство смесителя выглядело совершенно чужим и непонятным — четыре или пять рукояток и циферблатов, похожий на телефонную трубку ручной душ, висящий на крючке, — и Бен решил, что дело не стоит того, чтобы в нем разбираться. Он обрызгал лицо холодной водой, не дожидаясь, пока горячая дойдет по трубам, почистил зубы и разделся.
Одеяло было роскошным, из гусиного пуха. Он заснул почти сразу же после того, как опустил голову на подушку.
Прошло какое-то время, может быть, несколько часов, Хотя он не был точно уверен — его дорожный будильник остался в чемодане — когда он услышал шум.
Бен резко сел, сердце бешено стучало.
Он снова услышал тот же самый звук. Это был приглушенный ковром, но все же ясно различимый скрип половицы. Звук доносился откуда-то со стороны двери.
Он потянулся к столу и схватил медную настольную лампу за подставку. Другой рукой он медленно вытянул шнур из розетки в стене, чтобы лампой можно было свободно размахивать.
Он с трудом сглотнул. Сердце стучало, словно молот. Он тихо высунул ноги из-под одеяла и спустил их на пол.
Медленно и осторожно, стараясь не задеть ничего на столе, он поднял лампу. Крепко сжав ее в кулаке, он бесшумно поднял ее над головой. И резко спрыгнул с кровати.
Из темноты высунулась сильная рука, схватила лампу и вырвала ее из рук Бена. Бен прыгнул в сторону темного силуэта, выставил вперед плечо и толкнул им злоумышленника в подбородок.
Но в то же самое мгновение тот, сделав ловкую подсечку, сбил Бена с ног. Изо всех сил Бен пытался встать, он бил противника локтями, но в его грудь, а затем в солнечное сплетение врезалось колено и вышибло из него дух. Прежде чем он попытался что-либо предпринять, противник обеими руками прижал плечи Бена, придавив его к полу. Бен заорал было, как только снова обрел способность дышать, но широкая ладонь зажала ему рот, и Бен обнаружил, что глядит в лицо своего единственного родного брата, которое так часто являлось ему в сновидениях.
— Ты крут, — сказал Питер, — но я все равно круче.
Глава 7
Асунсьон, Парагвай
Богатый корсиканец умирал.
Впрочем, он умирал уже в течение трех или четырех лет и, вероятно, имел хорошие шансы прожить еще года два, если не больше.
Он жил в огромной вилле, выстроенной в стиле испанских миссионеров, которая находилась в богатом пригороде Асунсьона, в конце длинной аллеи, густо обсаженной пальмами и окруженной многими акрами ухоженной частной земли.
Спальня сеньора Проспери располагалась на втором этаже и, хотя она вся была залита солнечным светом, множество медицинского оборудования делало ее больше похожей на палату интенсивной терапии. Консуэла, его жена, намного моложе своего мужа, уже много лет спала в отдельной комнате.
Открыв этим утром глаза, он не узнал медсестры.
— Вы не та девочка, которая бывает у меня каждый день, — произнес он резким и хриплым от застоявшейся в бронхах мокроты голосом.
— Ваша постоянная медсестра сегодня нездорова, — ответила приятная молодая белокурая женщина. Она стояла возле его кровати и что-то делала с капельницей.
— Кто вас прислал? — настороженно спросил Марсель Проспери.
— Медицинское агентство, — ответила медсестра. — Пожалуйста, не волнуйтесь. Вам это не пойдет на пользу. — С этими словами она полностью открыла клапан капельницы.
— Вы, медики, все время льете в меня какую-то гадость, — проворчал сеньор Проспери, и это было все, что он смог сказать перед тем, как потерял сознание.
Через несколько минут подменная медсестра взяла пациента за руку, пощупала пульс и обнаружила, что его нет. Небрежным движением она вернула клапан капельницы в обычное положение.
А в следующий миг на ее лице внезапно возникло скорбное выражение, и она бросилась бегом, чтобы сообщить ужасную новость вдове старика.
Бен опустился на лежавший на полу ковер, чувствуя, как из рассеченной кожи у него на голове сочится кровь, а в следующее мгновение упал на четвереньки.
Ему было дурно, и казалось, что голова с бешеной скоростью вращается вокруг оси, а туловище замерло на месте, будто голову оторвали от тела.
На него нахлынули воспоминания о похоронах, церемония которых проходила на маленьком кладбище в Бедфорде. Ораввине, который пел “Каддиш”, молитву за умерших: “Йисгадал в...йискадаш шмай раббо...” О маленькой деревянной шкатулке, содержавшей в себе останки, о том, как в тот самый момент, когда шкатулку опустили в яму, броня самообладания, которой прикрывался его отец, внезапно дала трещину, о его стиснутых кулаках, о его хриплом рыдании.
Бен изо всех сил жмурил глаза. Воспоминания все так же яростно атаковали его измученный за минувший день разум. Звонок среди ночи. То, как он гнал на машине в Вестчестер, чтобы сообщить новость родителям. Он не мог сделать этого по телефону.
Мама, папа, у меня дурные новости насчет Питера.Последует короткая пауза; неужели мне действительно придется пройти через все это? Что там полагается говорить в таких случаях? Его отец спал в своей огромной кровати. Конечно же, было четыре часа утра, оставался примерно час до того времени, когда старик обычно просыпался.
Снабженная множеством хитроумных приспособлений, механизированная кровать матери находилась в соседней комнате; рядом дремала на кушетке ночная медсестра.
Сначала к маме. Так, казалось ему, будет правильнее. Ее любовь к сыновьям была безоговорочной и не осложнялась никакой рефлексией.
Она прошептала: “В чем дело?” — и уставилась на Бена непонимающим взглядом. Казалось, что он выдернул мать из глубокой грезы. Все еще оставаясь наполовину в мире сновидений, она не могла понять, где находится и что происходит рядом с нею. “Мамочка, мне только что позвонили из Швейцарии...” — Бен опустился на колени и нежно прикоснулся рукой к ее мягкой щеке, как будто пытался таким образом смягчить удар.
От ее протяжного хриплого крика проснулся Макс; он, шатаясь, выбежал из спальни, зачем-то вытянув перед собой руку. Бену хотелось обнять его, но он помнил, что отец никогда не поощрял подобных излияний чувств. Дыхание отца было зловонным. Жидкие прядки седых волос спутались в диком беспорядке.
“Произошел несчастный случай. Питер...”В подобных ситуациях люди, как правило, говорят штампами и не видят в этом ничего дурного. Штампы успокаивают; они как заблаговременно проложенные рельсы, по которым можно без труда и лишних мыслей двигаться туда, куда нужно.
Макс сначала никак не отреагировал на известие (Бен ожидал от него именно такого поведения): лицо старика было строгим, в его глазах сверкнул гнев, а не печаль, рот приоткрылся в виде буквы “о”. Но в следующий момент он медленно закивал, из глаз хлынули слезы, потекли по бледным морщинистым щекам, а он все кивал и кивал, а потом рухнул на пол. Теперь он был уязвимым, маленьким, беззащитным, а не мощным, несокрушимым человеком, одетым в идеально скроенный костюм, всегда собранным, всегда безупречно владеющим собой.
Макс не бросился успокаивать жену. Они плакали порознь — два острова печали.
Теперь точно так же, как его отец во время похорон, Бен изо всех сил жмурил глаза и чувствовал, как руки подгибаются не в состоянии удержать тяжесть его тела. Он повалился вперед, вытянув руки перед собой, цепляясь за брата, расслабленно замершего перед ним, и все сильнее и сильнее проникаясь ощущением реальности этого фантома.
— Эй, братец, — негромко сказал Питер.