Но вы, конечно, знаете, что сразу после войны правительство США — Управление стратегических служб, так назывался предшественник ЦРУ, — занималось тайной перевозкой части ведущих нацистских ученых из Германии в Америку. “Скрепка для бумаг” — кодовое название этого плана. Американцы подчищали немецкую документацию, фальсифицировали ее. Прилагали массу усилий для того, чтобы скрыть, что имеют дело с военными преступниками, убийцами огромного количества людей. Вы же знаете, что, как только война закончилась, Америка перешла к новой войне — “холодной”. Внезапно стало приниматься в расчет лишь то, что могло помочь в борьбе против Советского Союза. Америка потратила четыре года и потеряла полмиллиона жизней, сражаясь против нацистов, и вдруг в одночасье нацисты превратились в друзей, поскольку могли оказаться полезными в борьбе против коммунистов. Помочь Америке в создании оружия и всякой всячины, нужной для этой цели. Эти ученые были блестящими людьми, именно благодаря им Третий рейх смог добиться таких огромных научных успехов.
      — И при этом являлись военными преступниками.
      — Совершенно верно. Некоторые из них виновны в пытках и убийствах тысяч и тысяч заключенных концентрационных лагерей. Некоторые, такие, как Вернер фон Браун и доктор Губертус Штругхолд, были создателями значительной части нацистского оружия. Артур Рудольф, причастный к убийству двадцати тысяч невинных людей в Нордхаузене, удостоился от НАСА наивысших почестей!
      За окнами стемнело. Ленц встал и включил свет в гостиной.
      — Американцы приютили у себя человека, руководившего всеми концлагерями в Польше. Один нацистский ученый, которому они предоставили убежище, проводил в Дахау эксперименты по замораживанию людей — он закончил свою жизнь на авиационной базе ВВС Рэндольф, в Сан-Антонио как выдающийся профессор космической медицины. Люди из ЦРУ, устроившие все это, те немногие, кто остался в составе этой организации, были менее чем благодарны мне за усилия, которые я приложил, чтобы пролить свет на эти эпизоды.
      — Ваши усилия?
      — Да, мои и моего фонда. Это составляет заметную часть исследований, которые мы финансируем.
      — Но какой же опасности можно ожидать от ЦРУ?
      — Я понимаю, что ЦРУ появилось лишь через несколько лет после войны, но оно унаследовало оперативный контроль над этими агентами. Существуют исторические аспекты, которые кое-кто из старой гвардии ЦРУ предпочел бы оставить неприкосновенными. Чтобы гарантировать это, некоторые из них готовы пойти на экстраординарные меры.
      — Извините, но я не могу этому поверить. ЦРУ не способно убивать людей.
      — Да, теперь, — с саркастическими нотками в голосе согласился Ленц. — После того, как эти ребята убили Альенде в Чили, Лумумбу в Бельгийском Конго, устраивали покушения на Кастро. Нет, закон, безусловно, запрещает им заниматься такими вещами. Так что теперь они “используют внешние ресурсы”, как вы, американские бизнесмены, любите выражаться. Они нанимают вольных стрелков, используя для этого длинные цепочки посредников, чтобы никто и никогда не смог бы найти связь между наемными убийцами и американским правительством. — Ленц умолк, а затем добавил: — Мир намного сложнее, чем вы, похоже, считаете.
      — Но ведь все это — давняя и не имеющая отношения к современной жизни история!
      — Вряд ли ее можно назвать не имеющей отношения к жизни, особенно если вы — один из людей, живших в те давние годы и в значительной степени причастных к этой самой истории, — непреклонно продолжал Ленц. — Я говорю о престарелых государственных деятелях, отставных дипломатах, бывших высокопоставленных чиновниках, прежних сановниках, которые в молодости сотрудничали с Управлением стратегических служб. Думаю, что, когда они сидят в библиотеках и пишут свои мемуары, они не могут не испытывать некоторой неловкости. — Он пристально вгляделся в прозрачную жидкость в своем стакане, как будто надеялся что-то там увидеть. — Это люди, привыкшие к власти и почету. Им совершенно ни к чему открытия, которые бросили бы тень на их золотые годы. О, конечно, они не устают говорить себе, что все, сделанное ими, служило на благо своей страны, помогало сохранить доброе имя Соединенных Штатов. Во имя общего блага делается так много зла! Это, мистер Хартман, мне доподлинно известно Старые одряхлевшие псы бывают самыми опасными. Можно позвонить по телефону, попросить об услуге. Наставники могут взывать к лояльности своих воспитанников. Перепуганные старики решили по крайней мере умереть, сохранив свои добрые имена в чистоте. Как бы мне хотелось разрушить весь этот сценарий. Но я знаю, что представляют собой эти люди. Слишком хорошо я изучил человеческую природу.
      Снова появилась Ильзе. В руке она держала небольшую книжечку в кожаном переплете; на корешке Бен разглядел тисненую золотом надпись: “Гельдерлин”.
      — Вижу, джентльмены, вы все еще продолжаете обсуждать ту же тему, — сказала она.
      — Так что, вы, конечно, понимаете, — почти спокойным голосом произнес Ленц, обращаясь к Бену, — почему нам приходится быть в некоторой степени настороже. У нас много врагов.
      — Моему мужу часто угрожают, — добавила Ильзе. — Есть крайне правые фанатики, почему-то считающие его ренегатом, человеком, предавшим дело своего отца. — Она холодно улыбнулась и вышла в соседнюю комнату.
      — Если говорить откровенно, эти фанатики волнуют меня меньше, чем корыстные псевдорационалисты, которые просто не могут понять, почему я не хочу оставить в покое спящую собаку. — Взгляд у Ленца был тревожным. — И которые могут подбить своих друзей на достаточно резкие действия для того, чтобы их золотые годы так и остались в глазах людей золотыми. Но я увлекся. У вас были какие-то вопросы, касающиеся послевоенного периода, вопросы, на которые я, по вашему мнению, мог бы найти ответы.
      Юрген Ленц рассматривал фотографию, держа ее обеими руками. На его лице застыло напряженное выражение.
      — Это мой отец, — сказал он. — Да, это он.
      — Вы очень похожи на него, — заметил Бен.
      — Настоящий наследник, да? — с ощутимым сожалением в голосе отозвался Ленц. Теперь он уже не был очаровательным приветливым хозяином. Он пристально вглядывался в снимок. — Помилуй Бог, нет. Этого не может быть. — Он откинулся в кресле; его лицо сделалось белым, как бумага.
      _Чего не может быть? — Бен был неумолим. — Расскажите мне, что вам известно.
      — Это не подделка? — реакция Ленца оказалась точно такой же, какой была у историка Карла Меркандетти.
      — Нет. — Бен глубоко вздохнул и твердо повторил: — Нет! Гибель Питера, Лизл, и кто знает, скольких еще людей — бесспорная гарантия подлинности этой фотографии.
      — Но ведь “Сигма” — это миф! Сказки старых бабушек! По крайней мере мы все убеждали себя в том, что дела обстояли именно так.
      — Значит, вы знаете о ее существовании?
      Ленц наклонился вперед.
      — Вы должны помнить, что в той суматохе, которая творилась после войны, ходило много самых диких слухов. Один из них и был легендой о “Сигме”, чрезвычайно засекреченной и совершенно неприступной организации. Поговаривали о том, что ведущие промышленные магнаты всего мира заключили между собой нечто вроде союза. — Он указал на два лица. — Что такие люди, как сэр Элфорд Киттредж и Вольфганг Зибинг, один всеми уважаемый, а другой всеми отвергнутый, организовали совместное дело. Что они тайно встретились и заключили секретный договор.
      — И какова же была суть этого договора?
      Ленц безнадежно покачал головой.
      — Увы, но я этого не знаю, мистер Хартман; вы позволите называть вас Бен? Бен, я сожалею, но до сегодняшнего вечера я никогда не принимал эту историю всерьез.
      — И не знали об участии в этой организации вашего собственного отца?
      Ленц снова медленно покачал головой.
      — Вы знаете куда больше меня. Возможно, об этом что-то знает Якоб Зонненфельд.
      Зонненфельд... Зонненфелъд был самым известным из остававшихся в живых охотников за нацистами.
      — Он согласится помочь?
      — Мне, как главному благотворителю его института? Уверяю вас, что он постарается. — Ленц плеснул себе еще немного спиртного, видимо, чтобы взбодриться. — Но мы с вами все время танцуем вокруг одной проблемы, не так ли? Вы до сих пор не объяснили, каким образом оказались вовлеченным в эти дела.
      — Вы знаете человека, стоящего рядом с вашим отцом?
      — Нет, — ответил Ленц и, прищурившись, снова вгляделся в снимок. — Он немного похож... но это тоже невозможно.
      — Возможно. Рядом с вашим отцом сфотографирован мой отец. — Голос Бена звучал совершенно бесстрастно.
      — Но это же бессмыслица, — возразил Ленц. — Вашего отца знают все в моем мире. Он великий филантроп. Воплощение добра. И вдобавок ко всему — уцелевшая жертва Холокоста. Да, этот человек имеет сходство с вами... даже очень похож на вас. Но повторяю: это бессмыслица.
      Бен горько рассмеялся.
      — Мне очень жаль. Но события и явления утратили для меня смысл в тот момент, когда мой старый приятель по колледжу попытался убить меня на Банхофштрассе.
      Взгляд Ленца погрустнел.
      — Расскажите, как к вам попала эта фотография.
      Бен рассказал Ленцу о событиях последних нескольких дней, стараясь по мере сил сохранять бесстрастность.
      — В таком случае вам тоже известно, что такое опасность, — торжественно произнес Ленц. — Существуют нити, невидимые нити, которые связывают эту фотографию со всеми этими смертями.
      Бен почувствовал, что его охватывает отчаяние: он изо всех сил старался сложить всю информацию, в том числе и ту, которую дал ему Ленц, в единую картину, которая имела бы хоть какой-то смысл, но вместо того, чтобы проясниться, все становилось еще запутаннее, еще невероятнее.
      Бен сначала уловил запах духов Ильзе и лишь потом услышал шаги.
      — Этот молодой человек приносит с собой опасность, — сказала она мужу, и голос ее был при этом скрипучим, как шелест наждачной бумаги. Она повернулась к Бену. — Извините меня, но я не могу больше молчать. Вы привели к этому дому смерть. Моему мужу уже много лет грозит постоянная опасность со стороны экстремистов из-за того, что он постоянно ведет борьбу за справедливость. Я сочувствую вам — вы перенесли много бед. Но вы очень легкомысленны; вы, американцы, все такие. Вы пришли сюда, чтобы под вымышленным предлогом встретиться с моим мужем ради своей собственной, частной вендетты.
      — Ильзе, прошу тебя... — попытался перебить ее Ленц.
      — И теперь вместе с вами как незваный гость сюда явилась смерть. Я была бы благодарна вам, если бы вы покинули мой дом. Мой муж уже много поработал ради своего дела. Разве он обязан жертвовать еще и своей жизнью?
      — Ильзе очень расстроена, — извиняющимся тоном пояснил Ленц. — К некоторым сторонам моей жизни она так и не смогла привыкнуть.
      — Нет, — сказал Бен. — Она, вероятно, права. Я уже навлек беду на слишком многих людей. — Его голос звучал сухо, невыразительно.
      Лицо Ильзе представляло собой неподвижную маску, черты сковал страх.
      — Gute Nacht , — тихо, но с непререкаемой твердостью сказала она.
      — Если вы захотите, я буду рад помочь вам, — негромко, несколько растерянно, но настойчиво говорил Ленц, провожая Бена в вестибюль. — Сделаю все, что в моих силах. Потяну за доступные мне ниточки, помогу установить контакты. Но в одном Ильзе все же права. Вы совершенно не знаете, против чего выступили. Я посоветовал бы вам, мой друг, быть как можно осторожнее.
      Бену показалось, что в чертах лица Ленца, терзавшегося мучительными сомнениями и тревогой, он видит нечто знакомое, и после недолгого размышления он понял, что это было: подобное выражение он видел у Питера. И тот, и этот, как ему показалось, пытались не дать страсти к справедливости полностью завладеть всем своим существом, и все равно ее нельзя было спутать ни с чем другим.
      Бен вышел из дома Ленца, ощущая ужасную растерянность. Одна только мысль непрерывно билась в его мозгу: почему он не может просто признать, что он бессилен, безнадежно не подготовлен к разрешению загадки, разгадывая которую его брат лишился жизни? И даже те факты, которыми он располагает, уже успели истерзать в кровь его душу, словно острые осколки стекла под босыми ступнями. Макс Хартман, филантроп, уцелевшая жертва Холокоста, гуманист — неужели он на самом деле был таким же, как Герхард Ленц, его соратником по варварству? Самая мысль об этом вызывала отвращение. Мог ли Макс быть замешан в убийстве Питера? Не был ли этот человек виновником смерти своего родного сына?
      Не потому ли он внезапно исчез? Чтобы избегнуть разоблачения? И что же делать с соучастием ЦРУ? Черт возьми, каким еще образом оберштурмфюрер СС мог въехать и обосноваться в Штатах, если не с помощью американского правительства? Не стояли ли за всеми этими ужасающими событиями союзники отца, его старинные друзья? Был ли хоть какой-то шанс считать, что они делали все это ради защиты отца — спасти его, а вместе с ним и самих себя, — не поставив старика в известность?
      “Ты говоришь о вещах, которые не в состоянии понять”, — сказал его отец, обращаясь то ли к сыну, то ли куда-то в пространство.
      Бена обуревали противоречивые эмоции. Одна его часть, преданный, верный сын своего отца, требовала поверить в то, что существовало какое-то иное объяснение; она жаждала этого с того момента, когда он выслушал рассказ Питера о его открытиях. Какое-то основание для того, чтобы верить родному отцу, заключалось в... В чем? Чудовище. Он услышал голос матери, ее шепот, когда она, умирая, умоляла его понять, попытаться устранить разрыв, сблизиться. Полюбить того сложного, тяжелого человека, каким был Макс Хартман.
      А другая часть Бена ощущала долгожданную ясность.
       “Я упорно старался понять тебя, ты ублюдок! —беззвучно кричал Бен. — Я пытался любить тебя. Но после такого обмана, после того, как выяснилось, насколько отвратительной была твоя настоящая жизнь, что еще я могу чувствовать, кроме ненависти?”
      Он и в этот раз оставил машину на изрядном расстоянии от дома Ленца. Он не хотел, чтобы кто-нибудь мог разыскать его по номеру; по крайней мере так он думал сначала, когда предполагал, что Ленц был одним из заговорщиков.
      Он прошел по дорожке, ведущей от входа в дом Ленца к тротуару. Перед тем как выйти на улицу, он боковым зрением заметил неяркую вспышку света.
      Это включилась внутренняя лампочка салона, когда в автомобиле, находившемся всего в нескольких ярдах от него, открылась дверь.
      Кто-то вышел из автомобиля и шел ему навстречу.
      Тревор увидел, что на противоположной стороне улицы зажегся свет, и, повернув голову, посмотрел туда. Парадная дверь дома открылась. Цель болтала с джентльменом постарше, который, как он предположил, был Ленцем. Тревор подождал, пока эти двое не пожали друг другу руки, а затем цель не спеша пошла по дорожке от дома. Только тогда он вышел из автомобиля.

Глава 24

Глава 25