— Я даже не имею представления, какой же на самом деле выход можно выбрать в сложившемся положении. Вы с Питером потратили на раздумья об этом гораздо больше времени, чем я. И к какому же заключению вы пришли?
      — К тому самому, о котором я вам уже говорила. Но в основном все исчерпывалось догадками. Питер за это время провел серьезные расследования. И пришел в полное уныние от того, что ему удалось выяснить. Вторая мировая война была конфликтом, в котором можно было совершенно безошибочно определить правых и виноватых, и все же многие из причастных к этой истории людей оказались совершенно безразличными к всемирной трагедии. Существовало множество корпораций, все интересы которых сводились исключительно к сохранению уровня прибыли. А некоторые, увы, даже рассматривали войну как выгодную возможность, которой нельзя не воспользоваться — возможность увеличить доходы. Победители так по-настоящему и не наложили руку на капиталы этих двуличных негодяев. Это, видите ли, было неудобно. — Ее язвительная полуулыбка напомнила Бену о глубоко затаенной ярости брата, о постоянно тлевшем в нем гневе.
      — Но почему?
      — Слишком многих американских и британских крупных и крупнейших промышленников пришлось бы привлекать к ответственности за торговлю с врагом, за коллаборационизм. Лучше замести весь мусор под ковер и там оставить. Вы, наверно, знаете, что братья Даллес сумели всех убедить в этом. “Разыскать настоящих коллаборационистов — из этого не вышло бы ничего хорошего. Это стерло бы грань между добром и злом и разрушило бы мир девственной чистоты союзников...” Простите мне, если я говорю слишком сумбурно. Мне приходилось слышать множество подобных историй. В министерстве юстиции был молодой юрист, решившийся открыть дело о сотрудничестве американских бизнесменов с нацистами. Его тут же уволили. После войны кое-кого из германских руководителей призвали к ответу, но лишь некоторых из них. И все же цитадель промышленников Оси так и не была не то что разрушена, но даже просто потревожена. Зачем карать немецких промышленников, делавших свой бизнес с Гитлером — которые, честно говоря, и привели Гитлера к власти, — если теперь они с превеликой радостью начали делать бизнес с Америкой? Когда кое-кто из чрезмерно рьяных обвинителей на Нюрнбергском процессе потребовал осуждения для некоторых из них, Джон Дж. Макклой, ваш, американский верховный комиссар, тут же смягчил эти требования. Издержки фашизма чрезвычайно прискорбны, но промышленники обязаны заботиться друг о друге, не так ли?
      Бен снова почти наяву услышал в ее монологе страстный голос Питера.
      — У меня все это до сих пор не может уложиться в голове — финансовое партнерство между гражданами воюющих стран... — пробормотал он, тупо уставившись в стену.
      — Вещи далеко не всегда являются тем, чем кажутся. Райнхард Гелен, один из самых главных разведчиков Гитлера, начал готовить свою личную капитуляцию уже в 1944 году. Их верховное командование хорошо знало, откуда и куда дул ветер, они отлично понимали, что Гитлер безумен и окончательно утратил способность реально оценивать положение дел. Поэтому они пошли на обмен. Они пересняли на микропленку захваченные в СССР архивы, упаковали их в водонепроницаемые контейнеры, зарыли их на альпийских горных лугах, менее чем в сотне миль отсюда и, установив контакт с американскими контрразведчиками, заключили сделку. После войны вы, американцы, поставили Гелена во главе “Южногерманской организации индустриального развития”.
      Бен немного растерянно покачал головой.
      — Похоже, что вы оба очень здорово разобрались во всех этих делах. А я, кажется, окончательно теряю способность что-то понимать. — Он одним глотком допил остатки бренди.
      — Да, я полагаю, что мы довольно глубоко копнули. Мы должны были это сделать. Я хорошо помню одну вещь, которую мне сказал Питер. А сказал он, что вопрос на самом деле не в том, где эти люди находятся, а в том, где их нет. То есть настоящая проблема не в том, кому нельзя доверять, а в том, кому доверять можно. Когда-то это звучало как речи параноика.
      — Но теперь уже нет.
      — Нет, — дрогнувшим голосом согласилась Лизл. — И теперь они обратили свои силы против вас, используя официальные и неофициальные каналы. — Она умолкла, видимо, решая, продолжать или нет. — Я должна кое-что отдать вам.
      Она снова скрылась в спальне и возвратилась оттуда с простой картонной коробкой; в таких могли бы выдавать рубашки из химчистки. Поставив коробку перед Беном на грубовато сколоченный стол, женщина раскрыла ее. Бумаги. Ламинированные карточки удостоверения личности. Паспорта. Собранная в кучу валюта современной бюрократии.
      — Все это документы Питера, — пояснила Лизл. — Плоды четырехлетней подпольной жизни.
      Пальцы Бена быстро, как будто тасуя карты, перебрали удостоверения личности. Три различных имени возле фотографий одного и того же лица. Лица Питера. И, если рассуждать с практической точки зрения, его собственного лица. “Роберт Саймон”. Отлично. В Северной Америке должно быть несколько тысяч людей с таким именем. “Майкл Джонсон”. То же самое. “Джон Фридман”.
      — Насколько я могу судить, они сделаны очень хорошо, в высшей степени профессионально.
      — Питер был требовательным человеком, — откликнулась Лизл. — Я уверена, что они безупречны.
      Продолжая просматривать документы, Бен заметил, что наряду с паспортами там были кредитные карточки на те же имена. Кроме того, там имелись документы для “Паулы Саймон” и другие бумаги, необходимые для супружеской четы: если бы Роберту Саймону потребовалось отправиться в путешествие вместе с “женой”, он был бы готов к этому. Бен восхитился тем, насколько хорошо все это сделано, но к его восхищению примешивалось и чувство глубокой печали. Какими скрупулезными, продуманными, всесторонними были предпринятые Питером меры предосторожности — и все же они так и не спасли его.
      — Лизл, я должен задать вам один важный вопрос: можем ли мы быть уверены в том, что преследователи Питера — группа “Сигма” или кто-то еще — не знают о существовании этих документов? Любой из них мог оказаться засвеченным.
      — Возможно, но не слишком вероятно.
      — Когда он в последний раз был “Робертом Саймоном”? И при каких обстоятельствах?
      Лизл закрыла глаза, сосредоточилась и начала с изумительной точностью припоминать подробности прошлых лет. Через двадцать минут Бен убедился в том, что по меньшей мере два из псевдонимов Питера не использовались им на протяжении последних двадцати четырех месяцев, и вряд ли существовала опасность того, что кому-либо известно, кто за ними скрывается. Он засунул документы в просторные внутренние карманы своей куртки.
      Бен положил ладонь на маленькую ручку Лизл и посмотрел в ее ясные голубые глаза.
      — Спасибо, Лизл, — сказал он. Какая же она удивительная женщина, в который раз подумал он, и насколько повезло его брату, что ему довелось встретиться с ней.
      — Рана на плече скоро засохнет и заживет уже через несколько дней, — заверила она. — Вам будет гораздо тяжелее расстаться со своим именем и своей личностью, хотя эти документы вам, конечно, помогут.
      Лизл откупорила бутылку красного вина и налила гостю и себе по полному стакану. Вино оказалось превосходным, с насыщенным богатым вяжущим вкусом, и вскоре Бен почувствовал, что напряжение начало отпускать его.
      Несколько минут оба молча смотрели на огонь в камине. Бен размышлял. Если Питер спрятал документ здесь, то где он может находиться? А если не здесь, то где?Брат сказал, что он в безопасном месте. Не мог ли Питер оставить его у Маттиаса Дешнера? Но это не имело никакого смысла. Зачем ему нужно было затевать такую сложную в его обстоятельствах процедуру, как открытие счета в банке ради сейфа, который полагается вкладчику, а после всего не спрятать в этот самый сейф документ о создании корпорации?
      Почему в сейфе не оказалось никаких документов?
      Мысли Бена переключились на Дешнера. Какова его роль том, что случилось в банке, если он вообще как-то причастен к этому? Мог ли он тайно поставить банкира в известность о том, что Бен находится в стране незаконно? Если так, то фактор времени ничего не значил: Дешнер мог сделать это и до того, как Бена допустили в хранилище. А не могло ли случиться так, что Дешнер открыл сейф — он легко мог это сделать, несмотря на все его заверения, что, мол, это невозможно — несколько месяцев, а то и лет тому назад, изъял документ и передал его преследователям Питера? Но ведь Лизл сказала, что доверяет своему кузену... Противоречивые мысли бились в его мозгу, каждая вторая полностью перечеркивала предыдущую, и вскоре Бен почувствовал, что утратил способность здраво рассуждать.
      В конце концов Лизл нарушила молчание, прервав его тревожные размышления.
      — Меня очень пугает то, что вы так легко смогли выследить меня и приехать сюда. Прошу вас, не нужно никаких извинений, но, повторяю, вы любитель. Подумайте сами, насколько легче это сделать профессионалу.
      Бен почувствовал, что должен ее успокоить, независимо от того, права она или нет.
      — Лизл, посудите сами: Питер сказал мне, что вы живете вдвоем в лесной хижине неподалеку от озера. После того как я установил, в какой больнице вы работаете, круг поисков значительно уменьшился. Если бы мне не было известно так много, я скорее всего потерял бы вас в самом начале пути.
      Она ничего не ответила, лишь смотрела все таким же тревожным взглядом в огонь.
      — Вы умеете пользоваться этой штукой? — спросил Бен, взглянув на пистолет, который она оставила на столике возле двери.
      — Мой брат служил в армии. Каждый швейцарский мальчик знает, как пользоваться огнестрельным оружием. Существует даже национальный праздник, во время которого мальчики-швейцарцы состязаются в стрельбе. Так получилось, что мой отец считал, что девочки ничем не хуже мальчиков и тоже должны уметь владеть оружием. Поэтому я подготовлена к такой жизни. — Она поднялась. — Ладно, как бы там ни было, но я голодна и хочу приготовить какой-нибудь обед.
      Бен прошел вслед за ней в кухню.
      Лизл зажгла газовую духовку, достала из крошечного холодильника целого цыпленка, обмазала его маслом, посыпала сушеными травами и положила в духовку жариться. Пока хозяйка варила картофель и пассеровала зелень, она вела с гостем спокойный разговор о ее и его работе, о Питере.
      Через некоторое время Бен извлек из нагрудного кармана фотографию.
      Еще в пути он проверил ее состояние и убедился в том, что конверт из вощеной бумаги спас ее от воды. Теперь он показал снимок Лизл.
      — Нет ли у вас каких-нибудь соображений насчет того, кем могут быть все эти люди? — спросил он.
      В глазах женщины внезапно вспыхнула тревога.
      — О, мой бог, это, должно быть, ваш отец! Он так похож на вас обоих. Каким же красивым мужчиной он был!
      — А остальные?
      Лилз задумалась, а потом покачала головой. Было заметно, что она снова встревожилась.
      — Они кажутся важными людьми, но тогда все ходили в таких тяжелых и громоздких деловых костюмах. Нет, к сожалению, я их не знаю. Питер никогда не показывал мне эту фотографию. Он лишь однажды сказал мне о ее существовании.
      — А тот документ, о котором я говорил — учредительный договор корпорации, — он никогда не упоминал о том, что спрятал его где-то здесь?
      Лизл прекратила перемешивать зелень в сковородке и взглянула на Бена.
      — Никогда, — с абсолютной уверенностью ответила она.
      — Вы уверены? Его не оказалось в сейфе.
      — Он обязательно сказал бы мне, если бы спрятал договор тут.
      — Вовсе не обязательно. Он ведь не показывал вам эту фотографию. Он, видимо, хотел хоть немного обезопасить вас или, возможно, уберечь от излишних тревог.
      — Что ж, в таком случае ваше предположение ничем не хуже моего.
      — Вы позволите мне поискать?
      — Будьте как дома.
      Пока Лизл заканчивала готовить обед, Бен систематически осматривал дом, пытаясь рассуждать так же, как делал бы его брат. Куда мог Питер убрать документ? Он сразу исключил все места, которые Лизл должна была регулярно убирать или, все равно по каким причинам, осматривать. Помимо гостиной, в доме оказалось всего лишь две небольшие комнаты — спальня Лизл и Питера и кабинет Питера. Но обе комнаты были обставлены по-спартански, и там просто невозможно было бы что-то спрятать.
      Стоя на четвереньках, он ощупал весь пол — нет ли где-нибудь вынимающихся досок, — затем осмотрел стены, и бревенчатый каркас, и оштукатуренные пространства между бревнами. Безуспешно.
      — У вас есть фонарь? — спросил Бен, вернувшись на кухню. — Я хочу взглянуть снаружи.
      — Конечно. В каждой комнате есть по фонарю — электричество довольно часто отключается. Один лежит на столике возле двери. Но еда будет готова уже через несколько минут.
      — Я сейчас вернусь. — Бен взял мощный фонарь и вышел за дверь. Снаружи было холодно и абсолютно темно. Он быстро обошел лужайку, окружавшую хижину. Бросилось в глаза выжженное пятно — очевидно, Питер и Лизл там готовили, когда им хотелось поесть на открытом воздухе, и накрытая брезентом большая груда поленьев.
      Документ мог быть спрятан в какую-нибудь коробку и зарыт под камнем, но в таком случае нужно подождать до утра. Он поводил лучом фонаря по ближним кустам и не спеша обошел дом вокруг, задержавшись возле металлического шкафа, в котором стояли газовые баллоны, но тоже ничего не нашел.
      Когда он возвратился в дом, Лизл уже поставила на маленьком круглом столике, стоявшем у окна и покрытом скатертью в красную и белую клетку, две тарелки и положила приборы.
      — Восхитительный аромат, — сказал Бен.
      — Садитесь, пожалуйста.
      Лизл налила еще два стакана вина и разложила еду по тарелкам. Все было изумительно приготовлено, и Бен уплел свою порцию за считанные минуты. Оба сосредоточились на еде и вернулись к разговору, лишь утолив голод. После второго стакана вина Лизл впала в меланхолию. Стоило ей упомянуть Питера, и она начинала плакать. А она говорила о том, как познакомились они, о том, как Питер гордился тем, что своими руками сработал значительную часть обстановки их дома, сам соорудил книжные шкафы...
      “Книжные шкафы, — повторил про себя Бен. — Питер соорудил книжные шкафы...”
      Внезапно он вскочил.
      — Вы не будете против, если я получше осмотрю полки?
      — А почему бы и нет, — ответила она, устало махнув рукой.
      Книжные шкафы, как ему показалось, состояли из нескольких частей и собирались на месте. Это не были простые открытые полки, сквозь которые можно разглядеть бревна и штукатурку. Питер сделал в шкафах дощатые задние стенки.
      Методично двигаясь от полки к полке, Бен снимал все книги и внимательно рассматривал стенки за ними.
      — Что вы делаете? — не скрывая недовольства, спросила Лизл.
      — Не волнуйтесь, я немедленно поставлю все на место, — поспешил успокоить ее Бен.
      Прошло полчаса, а он так ничего и не нашел. Лизл закончила мыть посуду и объявила, что она очень устала. Но Бен продолжал поиски, снимая книги с каждой полки и все сильнее расстраиваясь по мере того, как дело подходило к концу. Дойдя до полки, на которой стояли подряд романы Ф. Скотта Фицджеральда, он печально улыбнулся. “Великий Гэтсби” был любимой книгой Питера.
      Именно там, позади Фицджеральда, он обнаружил небольшую дощечку, вставленную заподлицо в деревянную стенку шкафа.
      Питер безупречно справился со столярной работой — даже сняв все книги с полки, можно было увидеть лишь чуть заметный прямоугольный контур вставленной дощечки. Бен попытался подцепить ее ногтями, но у него ничего не получилось. Тогда он принялся нажимать на дощечку, так и сяк подталкивать, и в конце концов она со щелчком открылась. Такая работа сделала бы честь любому профессиональному столяру. Питер всегда стремился к совершенству.
      Документ был аккуратно свернут в трубочку, перетянутую резинкой. Бен вынул бумагу, снял резинку и развернул находку.
      Хрупкий, пожелтевший листок с отпечатанным на ротаторе машинописным текстом. Всего одна страница. Титульный лист пакета учредительных документов корпорации.
      Сначала шло название: “Сигма АГ”. Далее была проставлена дата: 6 апреля 1945 г.
      А ниже следовал список учредителей и директоров компании.
      “Всемилостивый Боже, — думал Бен, очумело глядя на список. — Питер был прав”. Там были знакомые ему имена. Названия корпораций, которые все еще существовали, производили автомобили, и потребительские товары, и оружие. Имена магнатов и руководителей крупнейших фирм. Помимо тех людей, которых он узнал по фотографии, в списке оказался легендарный магнат Сайрус Вестон, чья стальная империя превосходила своей мощью даже металлургическую державу Эндрю Карнеги, и Эвери Хендерсон, которого историки деловой жизни XX века считали второй персоной в финансовом мире после Джона Пирпойнта Моргана. Там были руководители ведущих автомобильных компаний и только-только народившихся тогда технологических фирм, захвативших лидерство в разработке радаров, микроволновой техники и рефрижераторов — технологий, истинный потенциал которых осознали лишь спустя годы, а то и десятилетия. Главы трех самых больших нефтяных компаний, основанных в Америке, Англии и Нидерландах. Гиганты телекоммуникаций, которые тогда еще так не назывались. Мамонты делового мира тех лет; некоторые из них и поныне оставались такими же могучими и неподвластными времени, случайности и конкуренции, а некоторые теперь влились в состав еще более мощных гигантов. Здесь перечислялись промышленники из Америки, Западной Европы и, да, даже несколько имен из воевавшей против их стран Германии. А начинался список с имени казначея: Макс Хартман, а дальше в скобках было добавлено “OBERSTURMFUHRER, SS”.
      Сердце в груди Бена колотилось со страшной силой. Макс Хартман, лейтенант гитлеровской СС. Если это подделка... Если это подделка, то чертовски ловко изготовленная. Ему приходилось много раз видеть учредительные документы различных фирм, и то, что он сейчас рассматривал, очень походило на страницу из такого документа.
      — Вы что-то нашли? — осведомилась Лизл, появляясь из кухни.
      Огонь угасал, и в комнате становилось прохладно.
      — Вам знакомы какие-нибудь из этих имен? — спросил Бен.
      — Это известные люди. Могущественные “капитаны промышленности”, как их называл Питер.
      — Но почти все они к настоящему времени умерли.
      — У них не могло не быть наследников, преемников.
      — Да. Причем очень хорошо защищенных, — добавил Бен. — Тут есть и другие имена, которые мне ничего не говорят. Я не историк. — Он ткнул пальцем в несколько имен, обладатели которых явно не принадлежали к англоязычной части мира. — А из этих вам кто-нибудь знаком? И жив ли хоть кто-то из них?
      Лизл вздохнула.
      — Насколько я знаю, Гастон Россиньоль все еще должен жить в Цюрихе. Его-то знают все. Столп швейцарской банковской системы на протяжении значительной части послевоенной эпохи. А Герхард Ленц был партнером Йозефа Менгеле, того самого, который проделывал эти ужасные медицинские эксперименты на пленных. Чудовище. Он умер где-то в Южной Америке много лет тому назад. И, конечно... — Она внезапно умолкла.
      — Питер был прав, — сказал Бен.
      — Насчет вашего отца?
      — Да.
      — Это странно. Der Appel fallt nicht weit vom Stamm, как любят у нас говорить — яблоко от яблони недалеко падает. Вы с Питером действительно очень схожи. И когда я смотрю на молодого Макса Хартмана, то вижу в нем вас обоих. Но при этом вы оба совершенно не похожи на вашего отца. Внешность — неверный признак.
      — Он очень плохой человек.
      — Извините. — Она долго молча смотрела на него. Бен не мог понять, было ли это горе или жалость, или нечто большее. — Вы еще никогда не были так похожи на своего брата, как сейчас.
      — Что вы имеете в виду?
      — Вы кажетесь... измученным, может быть, даже затравленным. Такой вид у него часто бывал в... в последние месяцы. — Она закрыла глаза, несколько раз мигнула, стряхивая слезы с ресниц, а потом сказала: — В кабинете Питера стоит диван, он раскладывается в кровать. Позвольте я постелю вам.
      — Не беспокойтесь, — ответил Бен. — Я сам отлично справлюсь с этим.
      — Тогда я хотя бы дам вам простыни. А потом я должна буду пожелать вам спокойной ночи. Я вот-вот свалюсь от усталости и выпитого вина. Я никогда не была большой любительницей спиртного.
      . — Вам пришлось за последнее время перенести много горя, — отозвался он. — Нам обоим.
      Он пожелал Лизл спокойной ночи, разделся, а потом аккуратно свернул документ и положил его в карман своей кожаной куртки, рядом с фальшивыми удостоверениями личности Питера. И уже через несколько секунд уснул крепким, чуть ли не наркотическим сном.
      Они с братом были втиснуты в запертый, наглухо закрытый товарный вагон; они были плотно сжаты телами других людей, невыносимо горячими, дурно пахнувшими, потому что никто из заключенных не мылся уже много дней. Он был не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Вскоре он вышел наружу, и следующее, что он осознал, было то, что они оказались в каком-то другом месте, снова в толпе заключенных, ходячих скелетов с остриженными наголо головами. Но Питер выглядел довольным, потому что ему наконец-то позволят принять душ, и что из того, что это общий душ. А Бен был охвачен паникой, потому что он знал. Неведомо откуда, но он знал. Он попытался закричать: “Питер! Нет! Это — не душ, это — газовая камера! Не ходи туда! Это газовая камера!” Но он не мог издать ни звука. Все остальные стояли рядом, словно зомби, а Питер лишь смотрел на него, не отрывая глаз, и ничего не понимал. Заплакал младенец, а затем несколько молодых женщин. Он снова попробовал закричать, и опять у него ничего не вышло. Он ничего не соображал от ужаса. Он чувствовал, что задыхается, как при приступе клаустрофобии. Он видел высоко поднятую голову брата, радовавшегося тому, что из леек сейчас хлынет вода. И в этот самый момент он услышал, как поворачивается ручка, затем ржавый протяжный скрип открывающихся клапанов, шипение газа. Он закричал: “Нет!”, открыл глаза и испуганно оглядел совершенно темную комнату.
      Он медленно сел и прислушался. Никакого ржавого скрипа не было — это ему приснилось. Он находился в кабинете своего покойного брата и спал.
      Но он действительно слышал шум, или это ему только приснилось?
      Затем он услышал хлопок закрывающейся автомобильной двери.
      Тут уже нельзя было ошибиться — другого такого звука на свете не существует. Причем это был большой автомобиль, возможно, грузовик. Или его “Рэнджровер”?
      Он вскочил с кровати, нащупал фонарь, быстро натянул джинсы, сунул ноги в тапочки и надел кожаную куртку. Может быть, это Лизл зачем-то понадобилось влезть в “Рэнджровер”, скажем, что-то взять из него? Он на цыпочках подошел к ее спальне и приоткрыл дверь.
      Она лежала в постели с закрытыми глазами и крепко спала.
      О, боже. Это был кто-то посторонний. Кто-то находится около дома!
      Он помчался к передней двери, схватил пистолет со столика, тихо приоткрыл дверь и осмотрел поляну, освещенную бледным светом неполной луны. Он не хотел включать фонарь, не хотел привлечь к себе внимание или насторожить того или тех, кто находился поблизости, кем бы они ни были.
      А потом он услышал, как заработал стартер, и в следующую секунду взревел автомобильный мотор. Бен опрометью выскочил наружу, увидел “Рэнджровер”, стоявший на том же месте, и красные габаритные огни грузовика.
      — Эй! — крикнул он, кинувшись к машине.
      Грузовик мчался по узкой земляной дорожке на самой большой скорости, при которой еще можно было не опасаться деревьев. Бен побежал быстрее, держа пистолет в одной руке, а в другой стискивая длинный увесистый фонарь, словно эстафетную палочку на соревнованиях по легкой атлетике, проводившихся в колледже. Стоп-сигналы все удалялись, хотя он бежал изо всех сил, совершенно не замечая веток, яростно хлеставших его по лицу. Он был сейчас машиной, машиной для бега, он снова превратился в звезду беговой дорожки, и он не мог позволить этому грузовику уйти, и, несясь по разъезженной грунтовой дороге, на которую выходила тропа, ведущая от дома, он подумал: а не могли ли они услышать шум в хижине? Может быть, они собирались взломать дверь и ворваться внутрь, но их что-то напугало? И он бежал, напрягая все силы, бежал все быстрее и быстрее, а красные огни становились все меньше и меньше, и грузовик неумолимо удалялся от него, а потом он понял, что не сможет догнать его. Грузовик удрал. Он повернулся, направился шагом к хижине и тут внезапно вспомнил про “Рэнджровер”. Нужно попытаться догнать их на “Ровере”! Грузовик мог поехать только в одном из двух направлений, и он на своей мощной машине вполне мог рассчитывать на то, что сможет настичь его. Он снова перешел на бег, спеша попасть в дом, но вдруг его оглушило мощным взрывом, произошедшим прямо перед ним, в хижине, взрывом, который, подобно гигантской “римской свече”, окрасил ночное небо в оранжево-красный цвет, а потом он с ужасом увидел, что хижина яростно пылает, превратившись в огненный шар.

Глава 17