Земмеринг оказался крошечной деревушкой, прилепившейся к южному склону горы. Здесь была всего лишь одна улица, Хохштрассе, по обе стороны которой выстроились маленькие и совсем крошечные гостиницы, а повыше располагалось несколько роскошных курортных отелей и санаториев. На севере виднелась Холленталь, Адская долина - глубокое ущелье, прорезанное в горах рекой Шварца.
      На Хохштрассе, по соседству с банком, Бен увидел маленький туристский офис, в котором находилась лишь одна симпатичная молодая женщина.
      Бен объяснил, что намерен совершать пешие прогулки вокруг Земмеринга, и попросил разыскать ему более детальную Wanderkarte [туристская (маршрутная) карта (нем.)]. Женщина, которая совершенно явно умирала от скуки, охотно исполнила его просьбу, а потом еще долго рассказывала, где самые впечатляющие виды.
      - Если хотите, прогуляйтесь по исторической Земмерингской железной дороге - там есть пункт, откуда открывается изумительный панорамный обзор на поезда, проходящие Вайнцеттандский туннель. Также очень рекомендую вам задержаться и осмотреть место, где находится тот самый вид, который был напечатан на старой двадцатишиллинговой банкноте. Потрясающее впечатление производят руины замка Кламм.
      - Действительно, - сказал Бен, симулируя неподдельный интерес, а затем небрежно добавил: - Мне говорили, что здесь есть какая-то известная частная клиника, расположившаяся в старом Schloss [замок (нем.)]. Если я не ошибаюсь, ее еще называют "Часовой завод".
      - Часовой завод? - без интереса переспросила его собеседница. Uhrwerken?
      - Частная клиника, а может быть, в большей степени исследовательская лаборатория или научный институт и санаторий для больных детей.
      В глазах женщины что-то блеснуло - она сообразила, о чем он говорил, или это ему только показалось? - но тут же она отрицательно покачала головой.
      - Извините, сэр, но я не знаю ничего похожего.
      - Я где-то слышал, что эта клиника принадлежит доктору Юргену Ленцу...
      - Извините, - повторила женщина, но на этот раз слишком уж торопливо. Она внезапно помрачнела. - Здесь нет никакой клиники.
      Бен отправился дальше по Хохштрассе и вскоре наткнулся на заведение, представлявшее собой нечто среднее между Gasthaus [небольшая гостиница (нем.)] и пабом. Около входа была выставлена высокая черная доска, наподобие школьной, к которой сверху был прикреплен зеленый плакат, рекламирующий пиво "Вейнингер" и яркий свиток с надписью "Herzliche Willkommen" - "Добро пожаловать". Внизу крупными белыми буквами написано сегодняшнее меню.
      Внутри царил полумрак и стоял застарелый запах пива. Хотя до полудня было еще далеко, за маленьким деревянным столиком сидели, потягивая пиво из больших стеклянных кружек, трое полных мужчин. Бен подошел к ним.
      - Я ищу старый Schloss, замок, в котором размещается исследовательская клиника, принадлежащая человеку по имени Юрген Ленц. Старый часовой завод.
      Мужчины вскинули на него подозрительные взгляды. Один из них что-то пробормотал приятелям, те, также вполголоса, ответили ему. Бен разобрал только два слова: "Ленц" и "Кlinik".
      - Нет, ничего такого здесь нет.
      Снова Бен безошибочно ощутил необъяснимую неприязнь. Он был уверен, что эти люди что-то скрывают от него. Небрежным движением он вынул из кармана несколько тысячешиллинговых купюр и принялся крутить их в пальцах. Времени для тонких ходов у него не было.
      - Что ж, спасибо, - сказал он, шагнул к двери, но тут же повернулся, как будто что-то позабыл. - Послушайте, парни, если у кого-нибудь из вас есть друзья, которые могут что-то знать об этом заведении, передайте им, что я заплачу за информацию. Я американский предприниматель и ищу возможность получше вложить денежки.
      С этими словами он вышел из паба и остановился, отойдя на несколько шагов от двери. Неподалеку прогуливались молодые парни, одетые в джинсы и кожаные куртки. Они держали руки в карманах и говорили по-русски. Подходить к ним было совершенно бессмысленно.
      Секунд через десять он почувствовал, как кто-то тронул его за плечо. Это был один из посетителей паба.
      - Э-э-э, сколько вы заплатите за эту информацию?
      - Я думаю, что если информация окажется верной, то за нее не жалко заплатить пару тысяч шиллингов.
      Мужчина украдкой оглянулся.
      - Деньги вперед, пожалуйста.
      Бен смерил его оценивающим взглядом, а потом протянул две банкноты. Человек отвел его на несколько метров по дороге и указал на крутую гору. К склону заснеженного пика прилепился древний средневековый замок с причудливым фасадом и позолоченной часовой башней, окруженный рядом засыпанных снегом елей, прижимавшихся одна к другой так же тесно, как кусты в живой изгороди.
      Земмеринг.
      Клиника, куда Йозеф Штрассер, советник Гитлера по науке, несколько десятков лет назад посылал сложное исследовательское оборудование.
      Куда Юрген Ленц пригласил счастливых детей, умиравших от ужасной болезни.
      Куда - сложив воедино обрывки имевшихся сведений с тем, что сказала секретарша Ленца, он уже в этом не сомневался - прибыла для осмотра делегация первых и вторых лиц многих стран мира, в том числе мировых лидеров.
      И куда могла отправиться Анна. Можно ли считать такой вариант возможным?
      Конечно, это возможно; во всяком случае, это было все, на что он мог хоть как-то рассчитывать.
      Вот он, "Часовой завод", укрытый деревьями от постороннего взгляда; он заметил его, как только сошел с поезда. Это было самое большое из владений, какие он видел здесь.
      - Великолепно, - мягким тоном проронил Бен. - А вы не знаете никого, кто побывал бы там внутри?
      - Нет. Туда никого не допускают. Очень много охранников. Это совершенно закрытое заведение, туда просто невозможно попасть.
      - Но ведь они же должны нанимать местных рабочих.
      - Нет. Всех, кто там работает, привозят на вертолетах из Вены, и они живут там, не выходя наружу. В замке есть вертолетная площадка; если подойдете поближе, вы ее увидите.
      - А вы не знаете, чем они там занимаются?
      - Только слухи.
      - И какие же это слухи?
      - Люди говорят, что там творятся непонятные дела. Видели, как туда привозили на автобусах каких-то детей странного вида...
      - А вы знаете, кто хозяин заведения?
      - Вы верно сказали - Ленц. Его отец был известным нацистом.
      - И давно он владеет замком?
      - Давно. Я думаю, что, наверно, сразу после войны он принадлежал его отцу. Во время войны Schloss использовался нацистами как командный пункт. Они называли его Шлосс Зервальд - так Земмеринг именовался еще в средневековье. А замок выстроил один из принцев Эстергази в XVII столетии. В конце прошлого века, как вы и говорили, здесь лет двадцать размещалась часовая фабрика. Старожилы до сих пор так и называют замок - Uhrwerken. Как вы сказали, это будет по-английски?
      - Часовой завод. - Бен вынул еще одну тысячешиллинговую купюру. - А теперь еще несколько вопросов.
      Над ней стоял человек, одет он был в белый халат, а его лицо она никак не могла рассмотреть - ей не удавалось сфокусировать зрение. У человека были седые волосы, и говорил он мягко, даже вроде бы улыбался. Он казался дружелюбным, и ей было жаль, что она не может понять его слов.
      Анна задумалась: что же с нею такое случилось, в результате чего она не может сесть? Несчастный случай? Ее кто-то ударил? Внезапно ее охватил страх.
      В этот момент она услышала слова:
      - ...Вынуждены так поступить с вами, но у нас действительно не было никакого выбора.
      Акцент, возможно, немецкий или швейцарский.
      Где я?
      Еще два слова:
      - ...Диссоциативный транквилизатор...
      Кто-то говорил с ней на английском языке с каким-то среднеевропейским акцентом.
      И далее:
      - ...Как можно удобнее, до тех пор, пока кетамин не выйдет из организма.
      Теперь она начала вспоминать, что с нею произошло. Место, в котором она оказалась, было очень плохим местом; оно раньше очень интересовало ее, но теперь она очень сожалела о том, что попала сюда.
      Она смутно припоминала, как боролась с кем-то, как ее схватили несколько сильных мужчин, затем укол чем-то острым. А дальше - ничего.
      Седой мужчина, который, как теперь чувствовала Анна, был очень плохим человеком, ушел, и она закрыла глаза.
      Когда Анна открыла их снова, она была одна. Голова прояснилась. Она ощущала себя разбитой, чувствовала, что тело затекло, и сразу поняла, что привязана к кровати.
      Она приподняла голову, насколько смогла - совсем немного, потому что ее грудь охватывал ремень.
      Впрочем, ей удалось рассмотреть наручники и ремни, которыми она была привязана к больничной каталке. Обтянутые кожей полиуретановые медицинские приспособления, использовавшиеся в психиатрических больницах для самых сильных и опасных буйных пациентов. Такие оковы называли "гуманными кандалами", и ей самой приходилось использовать их во время обучения.
      Наручники у нее на запястьях были прикреплены длинной цепью к ремню, удерживавшему ее за талию, - он тоже был заперт. То же самое и с лодыжками. Руки болезненно саднило: значит, она отчаянно боролась.
      Завязки имели цветовую маркировку - красные предназначались для запястий, синие - для лодыжек. Они были изготовлены позже, чем те кожаные, которыми ей приходилось пользоваться, но замок, конечно, не изменился. Ключ - она хорошо это помнила - представлял собой маленький и плоский штырек без зубцов, плоский с одной стороны и клиновидный с другой.
      Она помнила, что от этих больничных завязок довольно просто освободиться, если знаешь, как это сделать, но ей была необходима скрепка или что-нибудь в этом роде - любая прямая и твердая проволочка.
      Повернув голову набок, она осмотрела стоявшую поблизости большую установку для анестезии. С другой стороны каталки оказалась металлическая тележка-тумба - до нее было несколько футов.
      В тележке восемь ящиков. А наверху разложены всякие медицинские причиндалы: бинты, пинцеты, корнцанги, ножницы и запечатанный пакетик со стерильными английскими булавками.
      Но она никак не могла дотянуться до них.
      Анна потянулась налево, к сверкающей тележке, надеясь, что ей удастся хоть чуть-чуть пошевелиться в ремнях, но, увы, попытка оказалась тщетной. Она еще раз дернулась налево, на сей раз яростным резким рывком и опять без толку - единственным, что сдвинулось с места, было ее ложе на колесах.
      На колесах.
      Несколько секунд она лежала молча, прислушиваясь к приближающимся шагам. Потом еще раз дернулась в своих безжалостных ремнях и почувствовала или ей это представлялось? - что колеса сдвинулись еще на дюйм или два.
      Обрадованная успехом, каким бы жалким он ни казался, Анна снова дернулась влево. И колеса опять чуть заметно подвинулись.
      Но тележка находилась так же далеко и была столь же недосягаема для нее, как нарисованное миражом призрачное озеро для измученного жаждой человека в пустыне.
      Несколько секунд она лежала, собираясь с силами: шею свела мучительная судорога.
      Затем она напряглась и, стараясь не думать о том, насколько далеко находится тележка, рванулась в своих узах и отыграла еще один дюйм.
      Один дюйм из нескольких футов значил то же самое, что единственный шаг в нью-йоркском марафоне.
      Анна услышала шаги и голоса в коридоре, они быстро приближались, делались громче, и она застыла неподвижно, позволяя отдохнуть натруженной шее. Голоса снова удалились.
      Еще один рывок влево, и каталка подалась еще на пару дюймов.
      Она не хотела думать о том, что будет делать, когда доберется до тележки: это уже совсем другая проблема. А в ее положении проблемы следовало решать по мере возникновения.
      Дюйм за раз.
      Еще дюйм или около того. Еще. До тележки оставалось не более фута. Она дернулась еще раз, отыграла еще один дюйм, и в комнату вошел седой человек.
      Юрген Ленц, как он именовал себя. Но теперь Анна знала поразительную правду.
      Юрген-Ленц-который-не-был-Юргеном-Ленцем.
      Глава 42
      В конце Хохштрассе Бен разыскал магазин спортивных товаров, где имелся широкий выбор разнообразного снаряжения для туристов и спортсменов. Он взял напрокат пару прогулочных лыж и спросил, где можно арендовать автомобиль.
      Такого места не было на много миль в округе.
      В углу магазина у стены стоял мотоцикл "БМВ", который казался старым и обшарпанным, но, как выяснилось, был вполне пригоден для эксплуатации. Переговорив с молодым человеком, торговавшим в магазине, Бен стал владельцем мотоцикла.
      Привязав лыжи за спиной, он покатил через Земмерингский перевал и в конце концов очутился на узкой, никак не обозначенной проселочной дороге, круто поднимавшейся по оврагу к замку. Дорога была изрыта колеями и покрыта ледяной коркой; судя по всему, по ней недавно проезжали грузовики или какие-то другие тяжелые автомобили.
      Поднявшись в гору примерно на четверть мили, Бен увидел перед собой красную табличку с надписью "BETRETEN VERBOTEN - PRIVATBESITZ". Его знания немецкого языка вполне хватило для того, чтобы понять, это означает "Вход воспрещен, частная собственность".
      Возле таблички располагался шлагбаум, раскрашенный черными и желтыми полосами. Желтая краска, вероятно, была светоотражающей. Поскольку рядом никого не было, то шлагбаум, похоже, управлялся дистанционно. Бен легко перескочил через него, а затем прокатил под шлагбаумом мотоцикл, наклонив его набок.
      Ничего не произошло: не завыла сирена, не залились тревожной трелью звонки.
      Бен поехал дальше по дороге через густой заснеженный лес и через несколько минут добрался до высокой каменной стены, увенчанной зубцами. Она, казалось, насчитывала много веков, хотя в то же время было видно, что ее недавно восстановили.
      Поверху стены на высоте нескольких футов проходили тонкие натянутые провода. Издалека это украшение нельзя было заметить, но теперь Бен разглядел его совершенно ясно. Скорее всего по проводам пропущен ток, но карабкаться на стену и проверять, так ли это, ему не хотелось.
      Вместо этого он направился вдоль стены и через несколько сот футов оказался перед, судя по всему, главными воротами шириной в шесть футов и высотой около десяти, сделанными из чугуна, украшенного декоративными коваными узорами. Присмотревшись повнимательнее, Бен понял, что ворота на самом деле сделаны из стали, окрашенной под чугун, и затянуты частой проволочной сеткой. Было понятно, что замок хорошо охраняется, чтобы никто не мог проникнуть внутрь.
      "Впрочем - тут же поправил он себя, - почему обязательно внутрь? А может быть, наружу. Удалось ли Анне каким-то образом пробраться туда? гадал он. - Было ли это возможно? Или ее доставили туда как пленницу?"
      Дорога закончилась в паре сотен метров от ворот. Дальше сверкал девственный снег. Бен выключил мотор мотоцикла, поставил его на подпорку, надел лыжи и отправился по снегу, держась неподалеку от стены.
      Он намеревался осмотреть весь периметр владения или по крайней мере столько, сколько удастся, и изучить все имеющиеся ворота и калитки, через которые, может быть, ему удастся войти. Но даже по первому впечатлению можно было сказать, что рассчитывать, в общем-то, было не на что.
      Снег был мягким и глубоким, так что лыжи глубоко проваливались в него, а скрытые под снегом кочки заметно затрудняли движение. И от того, что навыки ходьбы на лыжах сразу же вернулись к Бену, ему не стало намного легче, так как ландшафт делался все круче и круче, и передвигаться на лыжах с каждым шагом становилось все труднее.
      Почва рядом со стеной быстро повышалась, и довольно скоро Бену стало видно, что делается внутри.
      Снег ослепительно сверкал, заставляя Бена щурить глаза, но он все же смог хорошо разглядеть Schloss, скопление хаотически разбросанных каменных строений, больше растянувшихся в горизонтальном направлении, чем вверх по склону. На первый взгляд это могло показаться типичным туристским объектом, но затем он заметил пару охранников, одетых в куртки военного образца. Вооруженные автоматами, они патрулировали территорию.
      Неизвестно, что творилось в этих стенах, но это наверняка не была простая исследовательская работа.
      А затем он увидел нечто, глубоко шокировавшее его. Он не понимал, что это значит, но на огороженном участке находились дети - на снегу мельтешили десятки одетых в рваные лохмотья детей. Бен присмотрелся повнимательнее, щурясь от ослепительного горного света.
      Кто они такие?
      И почему они там оказались?
      Совершенно ясно, что это никакой не санаторий. "Неужели эти дети пленники?" - спросил себя Бен.
      Он поднялся еще выше по склону, держась достаточно близко к стене, чтобы хорошо видеть, что за ней скрыто, и в то же время не слишком близко: так, чтобы высокая каменная стена не перекрывала ему поля зрения.
      Внутри, примыкая к стене, находилась огороженная забором площадка, размером с городской квартал. И на этой площадке стояло несколько огромных палаток военного образца, набитых детьми. Это казалось наскоро созданным трущобным поселением, палаточным городком, населенным детьми и подростками из какой-то восточноевропейской страны. Окружавший площадку металлический забор увенчивался колючей проволокой, растянутой в спираль Бруно.
      Странное зрелище. Бен помотал головой, как будто пытался отогнать галлюцинацию, и снова всмотрелся в происходившее за стеной. Да. Это были дети, и малыши, и подростки - небритые и грубые с виду, - курившие и кричавшие друг на друга, девочки в косынках и стареньких крестьянских платьицах под изодранными пальто. Дети, множество детей... Ему приходилось видеть похожих в телевизионных программах новостей. Кем бы они ни были, откуда бы они ни появились, они имели тот безошибочно узнаваемый облик, присущий обнищавшей молодежи, которую война выгнала из домов. Это могли быть боснийские беженцы, спасавшиеся от кровопролитных конфликтов в Косово и Македонии, могли быть и этнические албанцы.
      Может быть, Ленц укрывал военных беженцев здесь, на территории своей клиники?
      Великий гуманист Юрген Ленц, дающий убежище жертвам войны и больным детям? Не похоже на то.
      Потому что это место вряд ли можно было назвать убежищем. Крестьянские дети, собранные в этот палаточный город, были одеты совершенно не по сезону; все они мерзли. А вокруг бродили вооруженные охранники. Это больше всего походило на лагерь для интернированных.
      А потом он услышал крик, донесшийся с территории палаточного лагеря; молодой мальчишеский голос. Кто-то из находившихся там заметил его. Крик тут же подхватили товарищи зоркого мальчишки, все дети принялись махать Бену и кричать что-то непонятное. Впрочем, он сразу понял, чего они хотели.
      Они хотели, чтобы их освободили отсюда.
      Они хотели, чтобы он им помог. Они видели в нем спасителя, человека из внешнего мира, который мог бы помочь им вырваться оттуда. Бен почувствовал болезненный спазм в желудке, его затрясло, причем вовсе не от холода.
      Что с ними здесь делали?
      Внезапно раздался крик с другой стороны, и один из охранников направил оружие на Бена. А в следующее мгновение уже несколько охранников орали на него и махали руками, указывая в сторону.
      Их требование тоже было совершенно ясным: убирайся с частной территории, или мы будем стрелять.
      И впрямь тут же раздалась короткая автоматная очередь, и Бен увидел, что в нескольких футах слева от него взметнулось снежное облачко, поднятое пулями.
      Они не шутили и к тому же не отличались терпеливостью.
      Дети беженцев были здесь пленниками. А Анна?
      Находилась ли Анна там, внутри?
      Услышь меня, Господи! Я надеюсь, что с ней не случилось ничего плохого. Я надеюсь, что она жива.
      Он не знал, чего ему хотеть - то ли желать, чтобы она была там, внутри, то ли молиться, чтобы она туда не попала! Бен повернулся и поспешно отступил вниз по склону горы.
      - Я вижу, вы уже соображаете, что к чему, - лучезарно улыбаясь, проговорил Ленц. Он остановился в ногах ее передвижного ложа и сложил руки на животе. - Может быть, теперь вы захотите сказать, кому сообщили о моей истинной личности?
      - Е..ть тебя в ж..у, - выругалась Анна.
      - Сомневаюсь, что это когда-нибудь кому-нибудь удастся, - ровным голосом ответил Ленц. - Как только закончится распад кетамина, - он взглянул на свои золотые часы, - а это произойдет не более чем через полчаса, вам введут внутривенно около пяти миллиграммов мощного опиоида, известного под названием "знаток". Вам приходилось когда-нибудь иметь с ним дело? Может быть, в ходе хирургической практики?
      Анна безучастно глядела на него.
      А Ленц продолжал ровным спокойным голосом:
      - Пять миллиграммов - такой дозы как раз хватит для того, чтобы вы расслабились, но полностью сохраняли сознание. Сначала вы ощутите легкую тревогу, но она исчезнет секунд через десять, а после этого вы будете чувствовать себя спокойнее, чем когда-либо прежде за всю вашу жизнь. Вы полностью забудете о том, что такое беспокойство. Это замечательное ощущение.
      Он по-птичьи наклонил голову набок.
      - Если бы мы ввели вам всю дозу сразу, то вы перестали бы дышать и, очень вероятно, умерли бы. Поэтому мы будем вводить вам препарат капельно, в течение восьми или десяти минут. Мы ни в коем случае не хотим, чтобы с вами случилось что-нибудь плохое.
      Анна хмыкнула, надеясь, что этот звук передаст скептицизм и сарказм. Несмотря на владевшее ею спокойствие, порожденное остаточным действием транквилизатора, она все же была сильно напугана.
      - Вероятнее всего, вас найдут мертвой в разбитом арендованном автомобиле: еще одна жертва вождения машины в пьяном виде.
      - Я не арендовала автомобиля, - нечленораздельно произнесла Анна.
      - О, нет, в действительности вы это сделали. Вернее, это сделали за вас, воспользовавшись вашей кредитной карточкой. Вчера вечером вы были задержаны полицией в соседнем городе. Уровень алкоголя в вашей крови составил два с половиной промилле, и это, вне всякого сомнения, явилось причиной несчастного случая. Вас продержали часть ночи в камере для пьяниц, а потом освободили. Но вы же знаете, как бывает с этими пропойцами: они никогда не извлекают уроков из случившегося.
      Анна не выказала никакой реакции. Но ее мозг лихорадочно работал, пытаясь найти выход из того отчаянного положения, в каком она очутилась. В плане Ленца не могло не оказаться каких-либо недостатков, но в чем они заключались?
      А Ленц между тем продолжал.
      - Видите ли, дело в том, что "знаток" является самой эффективной сывороткой правды из всех, которые когда-либо были изобретены, пусть даже он и не был предназначен для такого использования. Все наркотики, которые пыталось применять ЦРУ, ну, там, пентатол натрия или скополамин - от них не было никакого толку. Зато, получив правильно подобранную дозу "знатока", вы настолько освободитесь от всяких запретов, что с удовольствием расскажете мне все, что я захочу узнать. И у этого вещества есть еще одно волшебное качество: потом вы ничего не будете помнить. Вы будете говорить - говорить весьма подробно, - и все же с того момента, как вам в вену введут иглу капельницы, в памяти у вас не останется ничего, происходившего с вами, словно ничего и не было. Это на самом деле прекрасно.
      В комнату вошла медсестра - приземистая, толстозадая женщина средних лет. Она толкала перед собой тележку-столик с различным медицинским снаряжением - шприцами, пакетиками с системами для переливания крови, резиновыми трубками, которые, видимо, использовала в качестве жгутов - и, оказавшись в комнате, сразу же принялась возиться с тем, что находилось на столике. С подозрением поглядывая на Анну, она наполнила несколько шприцов содержимым небольших пузырьков, а затем прилепила к ним наклейки с заранее напечатанными надписями.
      - Это Герта, ваша сестра-анестезиолог. Она у нас одна из лучших. Вы находитесь в надежных руках. - Ленц небрежно махнул Анне рукой и вышел за дверь.
      - Как вы себя чувствуете? - с профессиональной небрежностью спросила Герта - она говорила странным сухим контральто, - цепляя пластиковый мешок с прозрачной жидкостью на стойку, находившуюся слева от каталки, на которой лежала Анна.
      - Сильно... сильно кружится... голова, - слабым голосом произнесла Анна, полуприкрыв подергивающиеся веки. Но она была полностью собрана: у нее созрел предварительный план.
      Герта с чем-то возилась; судя по звуку, это была пластиковая трубка от системы для переливания.
      - Ладно, я скоро вернусь, - сообщила она через некоторое время. Доктор хочет дождаться, чтоб кетамин у вас в организме разложился почти полностью. Если мы начнем вводить "знаток" сейчас, то у вас может наступить остановка дыхания. И все равно мне нужно сходить в анестезиологию - что-то не нравится мне этот комплект. - С этими словами она закрыла за собой дверь.
      Анна открыла глаза и бросила тело влево, вложив в рывок всю свою силу, стараясь помогать себе скованными руками. Это движение уже начало у нее получаться. Каталка, как ей показалось, приблизилась к вожделенному шкафчику на несколько дюймов. Времени на отдых не было. Еще одна попытка, и она окажется там, куда стремится.
      Анна приподняла плечи, насколько это позволял сделать ремень, державший ее туловище, и прижалась лицом к холодному верхнему краю тележки. Уголком левого глаза она хорошо видела английские булавки, которыми обычно закалывают бинты при перевязках; небольшая стерильная квадратная пачечка лежала всего лишь в дюйме или двух от нее. И все равно она не могла до нее дотянуться. Поворачивая голову налево, насколько это было возможно, она видела эти злосчастные булавки прямо перед собой. Сухожилия шеи и верхней части спины у Анны были настолько напряжены, что она почувствовала дрожь. Боль становилась мучительной.
      И тогда, словно дразнящий кого-то ребенок, она высунула язык, насколько могла. Корень языка пронзила короткая вспышка резкой боли, как будто туда вонзились сотни крошечных булавочек.
      Выбрав самый подходящий, как ей показалось, момент, Анна опустила напряженный язык к поверхности тележки, как будто это была насадка пылесоса. Почувствовав прикосновение к пластмассе пакета, она стала очень медленно отодвигать голову, пододвигая пакетик к краю тележки. В самый последний момент, перед тем как пакетик мог упасть с края, Анна стиснула его зубами.
      Послышались шаги, и дверь комнаты открылась. Быстро, как гремучая змея, она снова вытянулась навзничь на каталке; пакетик с булавками больно колол уголком уздечку языка. Много ли успела увидеть медсестра? А та целеустремленной походкой подошла к Анне. Анна стиснула зубы; пакетик лежал во рту, провоцируя обильное выделение слюны.
      - Да, - сказала Герта, будто Анна задала ей вопрос, - кетамин может иногда вызывать тошноту; именно это с вами и происходит. Вижу, вы уже очнулись.
      Анна жалобно промычала с закрытым ртом и снова закрыла глаза. Слюна скопилась за зубами и грозила вот-вот просочиться сквозь губы. Она заставила себя сглотнуть.
      Герта обошла Анну справа и начала возиться в изголовье. Анна закрыла глаза и постаралась дышать неторопливо и размеренно.
      Еще через несколько минут Герта снова вышла из комнаты, беззвучно закрыв за собой дверь.
      Анна знала, что на сей раз сестра возвратится намного быстрее.
      Во рту, там где уголок пакетика врезался в нежную слизистую, сочилась кровь. Анна языком вытолкнула пакетик в губы и плюнула. Очень удачно - прямо на тыльную сторону левой руки. Сложив руки вместе, она дотянулась указательным пальцем до упаковки и зажала ее в кулак.
      Теперь она двигалась со всей возможной быстротой. Она хорошо знала, что делать, потому что ей не единожды приходилось открывать эти замки всякими подручными средствами когда она не могла найти ключ и ей было почему-либо неловко просить дать другой.
      Разорвать упаковку оказалось не очень-то легко, зато потом расстегнуть булавку и воспользоваться ею было проще простого.
      Сначала левый наручник. Она вставила острие булавки в замок, отжала штифты влево, затем вправо, и замок со щелчком открылся.
      Ее левая рука свободна!
      Она почувствовала себя бодрее. Еще быстрее она освободила правую руку, затем расстегнула пояс, державший ее туловище, и в следующее мгновение дверь слабо скрипнула и отворилась. Герта вернулась.
      Анна засунула руки в полиуретановые манжеты, чтобы казалось, что они все так же застегнуты, и закрыла глаза.
      Герта подошла к каталке.
      - Я слышала, что вы здесь шевелились.
      Сердце Анны заколотилось с такой силой, что, вероятно, толстуха в белом халате тоже могла расслышать этот звук.
      Анна медленно открыла глаза и посмотрела так, будто была не в состоянии сфокусировать зрение.
      - А я скажу, что хорошего понемножку, - угрожающе произнесла Герта. - И вообще я думаю, что вы притворяетесь. - И добавила чуть слышно: - Так что попробуем.
      Помилуй Бог, нет!
      Она наложила жгут на левую руку Анны, затянула его так, что вена вздулась, а затем ловким движением ввела иглу в вену и повернулась к Анне спиной, чтобы открыть кран на капельнице. Одним молниеносным движением, каким хищная водяная черепаха, пролежавшая в неподвижности несколько часов, а то и дней, кидается на добычу, Анна высвободила руки из отпертых наручников и попыталась беззвучно снять жгут - тише, как можно тише!- но Герта все же услышала скрип резины, повернулась. В тот же миг Анна приподнялась, насколько позволял ей не до конца расстегнутый ремень, и обхватила шею медсестры согнутой правой рукой - возможно, со стороны это движение могло бы показаться жестом нежной привязанности. А затем накинула жгут и принялась с силой стягивать его вокруг мясистой шеи Герты.
      Герта сдавленно взвизгнула. Замахала руками, потянулась к шее, попыталась просунуть пальцы под удавку - безуспешно - и принялась, отчаянно дергаясь, драть кожу на горле ногтями. Ее лицо налилось кровью. Широко раскрытый рот тщетно ловил воздух. Затем движения рук замедлились: вероятно, Герта теряла сознание.
      Через несколько минут Анна, которая сама чуть не лишилась чувств от напряжения, завязала медсестре рот и приковала ее теми же самыми наручниками к поручню каталки. Расстегнув "манжеты", державшие щиколотки, она соскользнула с каталки на пол; в первый момент собственное тело показалось ей невесомым. Затем она приковала ноги Герты к установке для анестезии, которую было бы не так уж легко сдвинуть с места.