В ушах Бена с оглушительным ревом пульсировала кровь. Он чувствовал волну облегчения; это было подлинное физическое ощущение.
      - Борман лично включил его в немецкую делегацию, - продолжал Штрассер. - И не только потому, что он хорошо разбирался в том, как перекладывать деньги из кармана в карман, но еще и потому, что нам был нужен... э-э-э... псевдоруководитель.
      - Номинальный глава делегации?
      - Да. Промышленников из Америки и других мест изрядно нервировало то, что делали нацисты. Участник-еврей был нам необходим для того, чтобы придать себе как можно более респектабельный вид, показать, что мы не из плохих немцев, не фанатики, не ученики Гитлера. Со своей стороны ваш отец на этом немало выиграл: вытащил из лагерей свою семью и много других еврейских семей, да в придачу получил сорок миллионов швейцарских франков - почти миллион долларов США. Большие деньги. - Злобная улыбка. - Теперь он рассказывает о себе сказки, что, дескать, выбился из нищеты! Разве миллион долларов это нищета? Мне так не кажется.
      - Бен! - крикнула Анна. Она быстро раскрыла кожаный бумажник, в котором лежало ее удостоверение министерства юстиции.
      - Теперь, герр Штрассер, вы, наверно, захотите узнать, кто я такая? Я присутствую здесь от имени Управления специальных расследований министерства юстиции Соединенных Штатов. Уверена, вы знаете, что это такое.
      - О-хо-хо, - насмешливо протянул Штрассер. - Как ни жаль разочаровывать вас, но я гражданин Аргентины, и вы с вашей юстицией для меня ничто.
      Сирены звучали гораздо громче; похоже, что полиции осталось проехать всего лишь несколько кварталов.
      Анна снова повернулась к старику.
      - Полагаю, мы еще посмотрим, насколько серьезным было решение аргентинского правительства насчет выдачи военных преступников. Бен, к черному ходу!
      Щеки Штрассера покрылись красными пятнами: видимо он разозлился еще сильнее.
      - Хартман, - хрипло позвал он.
      - Бен, уходим!
      Штрассер согнул узловатый палец и поманил Бена к себе. Бен не смог устоять. Старик что-то зашептал. Бен опустился на колени рядом с ним, чтобы расслышать его слова.
      - Хартман, ты знаешь, что твой отец был жалким слабым человечком? сказал Штрассер. - Бесхребетный слизняк. Трус и мошенник, прикинувшийся жертвой. - Губы Штрассера шевелились всего в нескольких дюймах от уха Бена. Он говорил нараспев, явно получая от этого удовольствие. - А ты сын мошенника, и больше ничего. Вот кто ты такой для меня.
      Бен закрыл глаза и напрягся, стараясь подавить гнев. Сын мошенника.
      Неужели так оно и было? И Штрассер говорит правду? А Штрассер явно наслаждался волнением Бена.
      - О, тебе хотелось бы убить меня на месте, ведь правда, Хартман? - чуть погромче прошептал старик. - Но ты этого не сделаешь. Потому что ты такой же трус, как твой отец.
      Бен увидел, что Анна быстро зашагала по коридору.
      - Нет, - сказал он. - Потому что я предпочитаю, чтобы вы провели остаток жизни в вонючей тюремной камере в Иерусалиме. Я хотел бы сделать ваши последние дни настолько неприятными, насколько это возможно. А убивать вас - это попусту потратить пулю.
      Он бегом кинулся вслед за Анной в глубину дома, а звук сирен делался все громче и громче.
      Ползти, не подниматься. Архитектор знал, что если он примет вертикальное положение, то усилия, требующиеся для того, чтобы поддерживать ортостатическое кровяное давление в голове, окажутся намного больше, а в настоящее время ему совершенно не нужно подниматься. Это было рациональное решение, и способность принять его подействовала на убийцу так же успокоительно, как ощущение прицепленной к щиколотке кобуры, в которой лежал "глок".
      Парадная дверь была открыта, прихожая пуста. Он полз по-пластунски, не обращая ни малейшего внимания на кровавую полосу, которая оставалась от прикосновения его груди к светлому, почти белому полу. Каждый ярд казался ему целой милей. Но он дойдет до конца!
      Ты лучше всех. Ему было семнадцать, и инструктор сказал это перед всем батальоном. Ты самый лучший. Ему было двадцать три, и эти слова произнес его командир в штази, когда говорил молодому Хансу, что написано в донесении, которое он отправил наверх. Вы лучше всех. Это сказал начальник управления штази: Архитектор только что возвратился из "охотничьей поездки" в Западный Берлин, где разделался с четырьмя физиками, членами известной во всем мире группы из Лейпцигского университета, накануне сбежавшими туда из ГДР. Вы лучше всех: так сказал ему высокопоставленный руководитель из "Сигмы", седовласый американец в очках с оправой телесного цвета, после того как он прекрасно выполнил ликвидацию видного итальянского левого деятеля, пристрелив его с противоположной стороны улицы, когда тот исходил страстью в объятиях пятнадцатилетней шлюхи из Сомали. Но он еще услышит эти слова. Услышит их снова и снова. Потому что это правда.
      И потому, что это правда, он не сдастся. Он не уступит почти непреодолимому желанию отступить, остановиться, уснуть.
      С четкостью, которой позавидовал бы робот, он выдвигал вперед руку и колено, перетаскивая себя через прихожую.
      В конце концов он оказался в просторной, очень высокой комнате, вдоль стен которой стояли книжные шкафы. Холодные и немигающие, будто у ящерицы, глаза осмотрели помещение. Главной из его целей здесь не оказалось; впрочем, это было разочарование, а не неожиданность.
      Зато здесь находился громко сопевший, покрытый потом слабак Штрассер, предатель, который тоже заслужил смерть.
      Сколько еще минут Архитектор сможет сохранять сознание? Он с отчаянным усилием впился глазами в Штрассера, как будто рассчитывал, отняв у него жизнь, вернуть свою.
      Чувствуя, как его шатает, он поднялся с пола и принял стойку стрелка. Все мышцы его тела сводила судорога, но руки все же подчинялись ему. Маленький "глок", который он держал обеими руками, весом, казалось, не уступал артиллерийскому орудию, но все же он поднимал пистолет, пока тот не оказался направленным точно в цель.
      Именно в этот момент Штрассер, вероятно, учуявший запах крови, наконец обнаружил его присутствие.
      Архитектор видел, как похожие на две изюминки глаза на мгновение широко распахнулись, а затем закрылись. Нажать на спусковой крючок было так же тяжело, как одним пальцем поднять стол, но он все равно сделает это. Сделал это.
      Или нет?
      Не услышав громкого ответа оружия на свое усилие, он в первый момент испугался, что не выполнил свою миссию. Но тут же понял, что это просто органы чувств начали отказывать.
      В комнате стремительно сгущалась темнота: он знал, что мозговым клеткам не хватает кислорода и они прекращают свою работу - что сначала пропадут слух и зрение, а затем угаснет и сознание.
      Он ждал, пока не увидел, что Штрассер упал на пол, и только после этого разрешил своим глазам закрыться. Когда веки сомкнулись, в его мозгу промелькнуло осознание того, что они никогда больше не откроются, а затем он перестал ощущать что бы то ни было.
      Вернувшись в гостиничный номер, Бен и Анна принялись листать газеты по дороге они купили целую пачку в первом попавшемся киоске. Шардан успел сказать о важнейшем шаге, который "Сигме" предстояло совершить в своем развитии. И форум важных шишек в Австрии, о котором проговорился Штрассер, совершенно явно, связан с этим шагом. Но что же это за сборище?
      Они знали, что в силах найти ответ.
      Именно Анна наткнулась в "Эль-Паис", ведущей аргентинской газете, на краткую заметку о Международном форуме по вопросам здоровья детей собрании, на котором мировые лидеры намеревались обсудить вызывающие всеобщую тревогу проблемы, в особенности касавшиеся развивающихся стран. Ее внимание привлекло название города, в котором должна была состояться встреча, - Вена, Австрия.
      Анна бегло просмотрела заметку. За ней следовал список спонсоров, среди которых оказался "Фонд Ленца". Затем она вслух прочла заметку Бену, переводя с испанского на английский.
      По спине Бена пробежал холодок.
      - Мой Бог! - воскликнул он. - Вот оно! Совершенно точно. Шардан ведь говорил, что остаются считанные дни. То, о чем он говорил, наверняка связано с этой конференцией. Прочти мне еще раз список спонсоров.
      Анна с готовностью прочла.
      И Бен принялся набирать телефонные номера. Он говорил с профессионалами, связанными с "Фондом Ленца", которые были рады ответить одному из своих крупных вкладчиков. Войдя в знакомую роль, Бен разговаривал с ними весело и сердечно, но то, что он узнал, глубоко встревожило его.
      - В "Фонде Ленца" собрались по-настоящему крупные люди, - со своим приятным новоорлеанским акцентом сообщил ему Джеффри Баскин, директор программ из "Фонда Робинсона". - Это их любимое детище, но они все равно предпочитают не афишировать его. Они создали его, сами оплатили большую часть счетов. Вряд ли можно считать справедливым, что часть их славы достается нам. Но я полагаю, что они заботились о том, чтобы фонд имел поистине международный характер. Я бы сказал, что они действуют по-настоящему самоотверженно.
      - Очень приятно это слышать, - ответил Бен. Он говорил все так же бодро и весело, хотя страх, который он испытывал, делался все сильнее и сильнее. У нас есть намерение принять вместе с ними участие в одном специальном проекте, и поэтому мне просто хотелось узнать, что вы о них думаете. Действительно, я очень рад, что у вас хорошее мнение о них.
      "Руководители стран и высокопоставленные деятели правительств со всего мира соберутся в Вене под эгидой "Фонда Ленца"..."
      Им необходимо было срочно отправиться в Вену.
      Это было, пожалуй, единственное место в мире, куда им нельзя показывать носа, и в то же время единственное место, куда им совершенно необходимо попасть.
      Они оба - и Анна, и Бен - молча мерили шагами гостиничный номер. Они могли принять меры предосторожности - эти предосторожности уже успели сделаться второй стороной их натур, - снова перекрасить волосы, воспользоваться фальшивыми документами, лететь разными рейсами.
      Но опасность теперь выросла во много раз.
      - Надо исходить из того, что, если только мы не гоняемся за миражом, за блуждающим огоньком, пассажиров каждого коммерческого рейса в Вену будут досматривать с величайшей тщательностью, - сказала Анна. - Они, несомненно, объявили полную боевую готовность.
      Бен почувствовал, что его вот-вот постигнет озарение.
      - Что ты сказала?
      - Они находятся в полной боевой готовности. И пройти пограничный контроль будет не то же самое, что сделать тур вальса. Скорее это будет похоже на порку негров на плантациях в южных штатах в старину.
      - Нет, раньше.
      - Я сказала: надо исходить из того, что каждый коммерческий рейс в Вену...
      - Вот оно! - воскликнул Бен. - Что?
      - Анна, я намерен пойти на риск. И расчет здесь на то, что этот риск окажется меньшим, чем в любом другом варианте.
      - Внимательно слушаю.
      - Я собираюсь позвонить парню, которого зовут Фрэд Маккаллан. Это один старый чудак, с которым мы намеревались вместе кататься на лыжах в Санкт-Морице.
      - Ты ехал в Санкт-Мориц, чтобы покататься на лыжах со старым чудаком?
      Бен покраснел.
      - Ну, там еще имелась в перспективе его внучка...
      - Валяй дальше.
      - Впрочем, ближе к делу. На этой картинке еще имеется частный реактивный самолет. "Гольфстрим". Я в нем однажды летел. Очень красный. Красные сиденья, красные ковры, красный телевизор. Фрэд все еще должен находиться в том же самом отеле "Карлтон", а самолет скорее всего спокойно стоит себе в небольшом аэропорту возле города Кур.
      - Ты что, собираешься позвонить ему и попросить дать тебе ключи? Все равно, что попросить у соседа его машину, чтобы съездить в магазин за макаронами, пока твоя тачка в ремонте, так, что ли?
      - Ну...
      Анна помотала головой.
      - Верно говорят: у богатых - свои привычки. - Она быстро взглянула на Бена. - Конечно, я имею в виду только себя.
      - Анна...
      - Бен, мне ужасно страшно. Поэтому и все шутки неудачные. Послушай, я этого парня совершенно не знаю. Если ты считаешь, что ему можно доверять если так подсказывает тебе чутье, - то я смогу смириться и с полетом на частном самолете.
      - Потому что ты права - они будут внимательно следить за коммерческими рейсами...
      Анна энергично закивала.
      - На частные рейсы, если только они не из таких мест, как, скажем, Колумбия, повсюду смотрят сквозь пальцы. Если пилот этого парня сможет перевести свой "Гольфстрим", например, в Брюссель...
      - Мы отправляемся прямиком в Брюссель, рассчитывая на то, что документы Оскара сработают не хуже, чем в первый раз. Там мы пересаживаемся на частный реактивный лайнер Фрэда и на нем перелетаем в Вену. Точно так же, как туда будут собираться главари "Сигмы". Скорее всего они никак не ожидают прибытия "Гольфстрима" с двумя беглецами на борту.
      - Отлично, Бен, - сказала Анна. - Я бы сказала, что это основа плана.
      Бен набрал номер отеля "Карлтон", и через минуту телефонистка соединила его с Маккалланом.
      Голос Фрэда Маккаллана гулко раздавался в трубке, хотя и долетел через полмира.
      - Помилуй бог! Бенджамин, ты представляешь себе, который час? Впрочем, не обращай внимания, я думаю, что ты звонишь для того, чтобы принести извинения. Хотя извинения ты должен приносить совсем не мне. Ты представляешь себе, насколько ужасно разочарована была Луиза? Расстроена. Убита! А у вас с ней так много общего.
      - Я понимаю, Фрэд, и...
      - Но вообще-то я рад, что ты наконец позвонил. Знал бы ты, какую ерунду о тебе рассказывают! Мне позвонил один парень и битый час вдувал все это в уши. О тебе говорят, что...
      - Можете поверить мне, Фрэд, - повысив голос, перебил его Бен, - во всех этих разговорах нет ни слова правды. Я хочу сказать, что независимо от того, в чем меня обвиняют, вы должны мне верить, когда я говорю...
      - А я рассмеялся ему в лицо! В смысле, в ухо, - заявил Фрэд, в свою очередь перебив Бена. - Я сказал ему, что, может быть, вы все и могли набраться такого в своих жутких английских школах-интернатах, но я сам выпускник Дирфельда, и в божьем мире просто невозможно...
      - Я ценю ваше доверие, Фрэд. Дело в...
      - Лучший теннисист, сказал я ему. Ты же был чемпионом по теннису, да?
      - Ну, в общем...
      - А легкая атлетика? Я сам занимался легкой атлетикой - я когда-нибудь показывал тебе свои призы? Ты представляешь, Луиза считает, что это смешно то, что я спустя пятьдесят лет продолжаю ими хвастаться, и она, конечно, права. Но я неисправим.
      - Фрэд, я собираюсь попросить вас о большом - по-настоящему, очень большом одолжении.
      - Тебе, Бенни? Сам знаешь, ведь ты же мне почти родственник. В один прекрасный день мы можем стать настоящими родственниками. Просто скажи, что тебе нужно, мой мальчик. Только и всего.
      Как сказала Анна, есть основа плана, и ничего больше. Но для того, чтобы разработать и осуществить по-настоящему надежный план, потребовалось бы гораздо больше времени, чем у них было. Поскольку им точно известно лишь одно - они должны со всей возможной скоростью мчаться в Вену, иначе будет слишком поздно.
      Если, конечно, Шардан не ошибался. В таком случае уже слишком поздно.
      Глава 39
      Гостиница располагалась в седьмом районе Вены. Они выбрали ее потому, что она, как им казалось, очень незаметна; ее постояльцами были в основном немецкие и австрийские туристы. Бен, одетый в военную форму, прибыл в Брюссель под именем Дэвида Пейна, а через несколько часов к нему присоединилась Анна - Гайатри Чандрагупта, летевшая отдельно от него через Амстердам. Пилот Маккаллана, приветливый ирландец по имени Гарри Хоган, был озадачен необычными одеяниями гостей. Еще больше его удивило то, что они отказались заранее сообщить ему место назначения, но указания старика были совершенно недвусмысленными: все, что захочет Бен, должно быть исполнено. И без вопросов!
      По сравнению с роскошной обстановкой "Гольфстрима" и приятельским выражением открытого лица Гарри Хогана гостиница казалась серой и мрачной. Гнетущее воздействие ее обстановки усиливалось еще и тем, что Анна пока не приехала: они решили, что ехать вдвоем из аэропорта слишком опасно и лучше избежать этого риска. Они ехали порознь и различными маршрутами.
      Бен, сидевший один в номере, чувствовал себя тревожно, как будто его заперли в клетке. Это был полдень, но погода была хуже некуда: дождь поливал стекла маленьких окон, усугубляя владевшее им мрачное настроение.
      Он сидел и думал о жизни Шардана, о тех невероятных формах, в которое отлилось управление Западным миром, направляемое этими корпоративными менеджерами. И еще он думал о своем отце. Кто он? Жертва? Обманщик? И тот, и другой?
      Макс нанял людей присматривать за ним - помилуй бог, старик решил, что ему необходимы няньки. И действовал типичным для себя образом: раз уж Бен не желает позволить старым тайнам мирно покоиться в вырытой для них могиле, значит, Макс должен постараться исподволь заставить его поступать так, как он сам, Макс, считает нужным. Это приводило Бена в бешенство, но в то же время казалось ему очень трогательным.
      Когда Анна наконец приехала - они сняли один номер как мистер и миссис Дэвид Пейн, - он обнял ее, прижался щекой к щеке и почувствовал, что часть тревоги покинула его.
      Чувствуя себя грязными после длительных перелетов, оба решили вымыться. Анна долго стояла под душем и вышла из ванной в махровом халате, с откинутыми назад темно-каштановыми волосами, разрумянившимися щеками.
      - Я не хочу, чтобы ты встречалась с Ленцем одна, - сказал Бен, когда она открыла сумку и принялась выбирать одежду для предстоящей встречи.
      - Но почему же? - спросила она, не поднимая головы.
      - Анна, - сердито произнес Бен, - ведь мы даже не знаем, кто такой этот Юрген Ленц на самом деле.
      Держа в одной руке изящную блузку, а в другой - ярко-синюю юбку, Анна обернулась и, сверкнув глазами, посмотрела Бену в лицо.
      - В данном случае это не имеет значения. Я должна поговорить с ним.
      - Ну, посуди сама, кем бы он ни был, мы имеем серьезные основания подозревать, что он по меньшей мере причастен к убийству восьми стариков в разных концах мира. И моего брата. Следующее вполне вероятное предположение - что он является руководителем заговора, который, если Шардан прав, не имеет никаких реальных ограничений сферы действия. Ленц знает меня в лицо, а теперь, без сомнения, ему известно, где я побывал. Поэтому еще одно обоснованное предположение - он знает, что я путешествовал вместе с тобой, а это означает, что он скорее всего видел твои фотографии. Тебе просто опасно встречаться с этим человеком.
      - Я не обсуждаю это, Бен. У нас нет такой роскоши, как возможность выбора между опасным и безопасным вариантами: опасно все, что бы мы ни делали. Даже ничего не делать тоже очень опасно. Кроме того, если я погибну вскоре после того, как задам ему вопросы, касающиеся серии убийств, происшедших в разных странах, он немедленно окажется под серьезнейшим подозрением, - а я очень сомневаюсь в том, что ему этого хочется.
      - А почему ты думаешь, что он захочет встретиться с тобой?
      Анна положила одежду на кровать.
      - Самая лучшая тактика игры с ним состоит в том, чтобы не пытаться с ним играть.
      - Мне это очень не нравится.
      - Этот человек привык полностью владеть ситуацией, привык манипулировать людьми и событиями. Называй это хоть высокомерием, хоть любопытством, но он захочет увидеться со мной.
      - Анна, послушай...
      - Бен, я в состоянии позаботиться о себе. Действительно, в состоянии.
      - Ну, конечно, в состоянии, - неохотно согласился он. Было видно, что на самом деле ему хотелось возразить. - Просто... - Он умолк, заметив странное выражение, с каким Анна разглядывала его. - В чем дело?
      - Ведь ты же по своему психологическому типу защитник, да?
      - Не знаю, что там насчет защитника. Я просто...
      Анна подошла к нему поближе, разглядывая его как экспонат в музее.
      - Когда мы встретились, я подумала, что ты всего лишь очередной богатый, испорченный, самовлюбленный мальчишка из привилегированного колледжа.
      - Вероятно, ты была права.
      - Нет. Мне так не кажется. Значит, вот какая была у тебя роль в семье опекун, верно?
      Бен, встревоженный ее словами, не знал, что и ответить. Возможно, она права, но он почему-то не хотел в этом признаваться. Вместо этого он взял ее за руки и подтянул ближе к себе.
      - Я не хочу терять тебя, Анна, - чуть слышно произнес он. - Я и так потерял за свою жизнь слишком много людей.
      Анна закрыла глаза и крепко обняла его; они оба были взволнованы, возбуждены, измучены, и все же в момент объятия они ощутили, что на них на секунду снизошло спокойствие. Бен вдохнул исходивший от нее тонкий цветочный аромат, и что-то в нем растаяло.
      А затем Анна медленно разжала руки и отстранилась.
      - Бен, у нас есть план, и мы должны его придерживаться, - мягко, но решительно сказала она и принялась быстро одеваться. - Я должна заглянуть в офис ДХЛ, а затем сделать деловой звонок.
      - Анна, - позвал ее Бен.
      - Мне нужно идти. Мы поговорим потом.
      - Боже милосердный, - пробормотал офицер Берт Коннелли. Он всего шесть месяцев патрулировал шоссе №166 и никак не мог привыкнуть к виду стоявших у обочины машин, попавших в катастрофы. Он почувствовал, что содержимое его желудка неудержимо устремилось вверх, поспешно отбежал в сторону, и его вырвало. Несколько капель рвоты попало на отутюженную синюю форму, и он стер их носовым платком. А потом выбросил и платок.
      Даже в слабом свете - уже смеркалось - он очень ясно видел кровь, забрызгавшую ветровое стекло, и голову человека на приборной панели. Она была оторвана от тела и страшно изуродована ударом, который получил человек, находившийся в попавшем в столкновение автомобиле, когда силой инерции его швырнуло внутри машины.
      Напарник Коннелли, офицер Лэм Грейдон, патрулировал шоссе больше года. Ему пришлось повидать не одну ужасную аварию, и теперь он уже знал, как удержать в себе съеденный обед.
      - Да, Берт, поганое зрелище, - сказал Грейдон, погладив напарника по спине. В его прищуренных карих глазах играло выражение усталой бравады. - Но я видывал и похуже.
      - Ты заметил его голову?!
      - По крайней мере здесь нет маленьких детей. Знаешь, в прошлом году я выезжал на катастрофу, так там младенца выкинуло в открытое окно "Импалы", и он пролетел по воздуху добрых тридцать футов. Словно какая-то дерьмовая тряпичная кукла. Вот это было и впрямь ужасно.
      Коннелли несколько раз конвульсивно кашлянул и выпрямился.
      - Извини, - сказал он. - Я просто слишком засмотрелся на лицо этого парня. Я в полном порядке. "Скорая" выехала?
      - Будет здесь минут через десять. Он-то все равно не чувствует боли. Грейдон кивнул в сторону обезглавленной жертвы несчастного случая.
      - Так что же здесь все-таки случилось? Одиночное? - Судя по статистическим сводкам, несчастные случаи, в которых пострадал только один автомобиль, происходят чаще всего.
      - Исключено, - ответил Грейдон. - При ударе в ограждение такое не получится при всем желании. Такое может быть лишь в том случае, если ты хорошенько приложишься об один из дальнобойных грузовиков, которых на этом шоссе больше, чем достаточно. У этой пакости очень низкий задний борт, а это литая металлическая полоса - не хуже любого ножа. Если ты идешь за такой дрянью, и она вдруг давит на тормоза, то сразу ныряй на пол, или останешься без головы. Могу поспорить на что угодно - это как раз тот самый случай.
      - Ну а что произошло с другим парнем? Где этот проклятущий грузовик? К Коннелли начало возвращаться самообладание. К своему большому удивлению, он даже снова почувствовал легкий голод.
      - Похоже, что он решил не задерживаться из-за всяких мелочей, - ответил Грейдон.
      - Ну и что же мы? Будем его искать?
      - Я уже передал ориентировку. Диспетчер принял информацию. Между нами говоря, я не стал бы спорить на большие деньги, что его задержат. А нам с тобой сейчас нужно попытаться установить личность этого парня. Осмотреть карманы.
      Хотя крыша красного "Тауруса" была разбита, водительская дверь отворилась на удивление легко. Перед тем как начать обшаривать карманы безголового человека, Коннелли надел резиновые перчатки; их носили с собой специально для такого вот случая, когда одежда погибшего залита кровью.
      - Прочти мне имя, я передам его диспетчеру, - окликнул напарника Грейдон.
      - Водительские права на имя Дюпре. Арлисс Дюпре, - ответил Коннелли. Адрес - Глебс-роуд, Арлингтон.
      - Вот и все, Берт, что нам нужно было узнать, - сказал Грейдон. - И тебе вовсе не обязательно студить ж...у на холодном ветру. Теперь мы можем спокойно подождать в машине.
      Здание, в котором разместился "Фонд Ленца", было выстроено в стиле "баухаус" - сплошное стекло и мрамор. В ярко освещенном вестибюле стояло множество простых белых кожаных стульев и диванов.
      Анна попросила секретаршу позвонить в офис директора. Он был на месте, она уже узнала об этом, позвонив по телефону с дороги.
      - Как мне сказать, кто хочет видеть доктора Ленца? - осведомилась секретарша.
      - Меня зовут Анна Наварро. Я агент министерства юстиции Соединенных Штатов Америки.
      Она уже подумала о том, не стоит ли ей попытаться проникнуть к Ленцу, воспользовавшись вымышленным именем, и отказалась от этой идеи. Она сказала Бену, что лучший способ обыграть этого человека заключается в том, чтобы не вести с ним игры, и чем дальше, тем больше утверждалась в этой мысли. Стоило Ленцу хотя бы поверхностно проверить ее личность, и он узнал бы о ней вполне достаточно для того, чтобы выяснить, что она объявлена государственной преступницей, и открыть на нее охоту. Но как это сказалось бы на вероятности встречи с ним? Если их теория насчет Алана Бартлета была верной, то Юрген Ленц вполне мог знать об Анне больше чем достаточно. Но он не знал - не мог знать, - что удалось узнать ей, и что она могла передать другим. Она должна положиться на его любопытство, его высокомерие и, более всего, на его желание полностью контролировать ситуацию. Он наверняка захочет узнать, не поставила ли она его в опасное положение, причем узнать лично.
      Секретарша сняла трубку стоявшего перед ней телефона, негромко произнесла несколько слов, а затем протянула трубку Анне.
      - Прошу вас.
      Женщина, ответившая по телефону, говорила учтиво, но твердо.
      - Боюсь, что график доктора Ленца на сегодня полностью забит. Может быть, вы согласитесь договориться о встрече на другой день? В связи с предстоящим Международным форумом по вопросам здоровья детей мы все заняты по горло.
      Он старается уклониться от встречи, но почему? Потому что узнал о том, какую организацию она представляет, или потому что уже слышал ее имя? Не исключено, впрочем, что женщина даже не потрудилась передать ему сообщение.
      - Это действительно не может ждать, - сказала Анна. - Я должна увидеть его как можно скорее по чрезвычайно срочному вопросу.
      - Не могли бы вы сказать мне, о чем вы желаете говорить с доктором Ленцем?
      Анна на секунду заколебалась.
      - Пожалуйста, сообщите ему, что это проблема, о которой я могу сообщить только лично ему.
      Она положила трубку и, сдерживая волнение, принялась расхаживать по вестибюлю.
      "Вот я и оказалась в логове зверя, - думала она. - В средоточии мрака, где полно воздуха и света".
      Стены, облицованные белым каррарским мрамором, были почти пусты, если не считать висевших тут и там сильно увеличенных фотографий, на которых были запечатлены эпизоды различных гуманитарных акций, проводившихся "Фондом Ленца".
      Снимок семьи беженцев - беззубая сгорбленная старуха, изможденные, подавленные муж и жена, их дети, одетые в грязное тряпье. Простая подпись: "Косово".
      Что это значило? Какое отношение "Фонд Ленца" мог иметь к беженцам?
      Неподалеку висел портрет странно высохшей пучеглазой девочки с вытянутым носом, пергаментной кожей и длинными волосами - несомненно, париком. Она улыбалась неровными кривыми зубами - одновременно и девочка, и старуха. Здесь подпись оказалась гораздо длиннее: "Прогерический синдром Гетчинсона - Гилфорда".
      Оказалась здесь и известная потрясающая и отвратительная фотография изможденных обитателей концентрационного лагеря, с любопытством уставившихся в камеру со своих двухъярусных нар. "Холокост".
      Странный круг интересов. Что же их объединяет?
      Анна почувствовала чей-то взгляд и обернулась. В вестибюле появилась пышная дама; на шее у нее висели на цепочке очки для чтения.
      - Мисс Наварро? - сказала дама. - Вам очень повезло. Доктор Ленц сумел высвободить несколько минут, чтобы встретиться с вами.
      В расположенном этажом выше пункте охраны техник наклонился над пультом управления. Манипулируя джойстиком, он поворачивал и увеличивал изображение, которое передавала одна из скрытых камер. Смуглое лицо посетительницы заполнило экран плазменного дисплея. Одно нажатие кнопки, и изображение зафиксировано. При помощи тридцати семи точек физиогномической метрической карты цифровой образ лица мог быть сопоставлен с набором изобразительных файлов, хранившихся в обширной базе данных системы. Но технику казалось, что длительного поиска не потребуется.
      Он оказался прав. Тихий электронный щебет сообщил ему, что изображение соответствует файлу розыскного списка. После того как на экране развернулась колонка с текстовой информацией, он взял трубку и набрал номер. На столе Ленца зазвонил телефон.
      Юрген Ленц в точности соответствовал описанию Бена: поджарый, как гончая собака, седой, изящный и очаровательный. Он был одет в идеально сшитый темно-серый фланелевый костюм и отглаженную белую рубашку с фуляровым галстуком и сидел в чиппендейловском кресле лицом к ней, сложив руки на коленях.
      - Ну, вот вы и попали ко мне, - сказал он, вернув Анне ее "верительные грамоты".
      - Прошу прощения, не поняла.
      - Вы возбудили мое любопытство. Мне сказали, что пришла женщина, представляющая американское правительство, чтобы повидаться со мной по делу, о котором может сказать только мне лично - разве мог я сопротивляться такой приманке?