- Сторонников? - переспросила Анна, перебив своего начальника. - Что вы имеете в виду?
      - Высокопоставленные персоны - контакты, друзья, "активы" - можете называть их, как хотите, - которых Аллен Даллес эффективно использовал в своих целях. Они служили ему не только источниками информации и советниками, но также были и агентами влияния. Даллес хорошо умел эксплуатировать личную заинтересованность людей. В конце концов он оказался вовлеченным в дела прямо-таки невероятного количества правительств и многонациональных корпораций, и это сделало его неоценимым человеком с точки зрения осведомленности. Если вы были бизнесменом, то он мог гарантировать, что большой правительственный заказ отправится именно к вам. Если вы были правительственным чиновником, то он мог предоставить вам жизненно важную информацию, которая явилась бы залогом вашего дальнейшего карьерного роста. Деньги и сведения - Даллес понимал, что одно можно без труда конвертировать в другое и обратно, наподобие двух валют, хотя и с чрезвычайно широко плавающим обменным курсом. И, конечно, успех собственной роли Даллеса как связующего звена, посредника зависел от того, что он всегда знал хоть чуть-чуть больше, чем все остальные.
      - Посредника?
      - Может быть, вы слышали о Базельском банке международного урегулирования?
      - Пожалуй, что нет.
      - Это была, по существу, бухгалтерия и одновременно деловой клуб, где бизнесмены обеих воюющих сторон могли встретиться и договориться о распределении дивидендов. Очень полезное учреждение - если вы бизнесмен. В конце концов бизнес не прекращается всего лишь из-за того, что начинают палить пушки. Но военные действия все же не могут не повлиять на состояние дел в корпорациях и деловых союзах, порождая многочисленные препятствия. Даллес нашел пути для того, чтобы обойти эти препятствия.
      - Это весьма непривлекательная картина.
      - Это действительность. Видите ли, Даллес верил в "сеть". Это ключ к пониманию его жизненной миссии. Сеть состояла из множества индивидуумов и представляла собой единое целое, чрезвычайно сложную структуру, влияние которой было значительно больше, чем возможности всех ее составляющих, взятых в сумме. Если присмотреться повнимательнее, это просто поразительная вещь. Я бы сказал, что подобное всегда сводится к тому, что бесчестность изначально заложена в человеческую природу.
      Анна подняла бровь.
      - Это производит страшноватое впечатление.
      На виске Бартлета вздулась и забилась вена.
      - Это действительно страшновато и, возможно, даже по-настоящему страшно. Важнейшая особенность этих сетей в конечном счете заключается в том, что они невидимы для тех, кто не входит в них. И даже для некоторых из тех, кто в них входит. И еще они, как правило, переживают тех индивидуумов, из которых первоначально слагались. Можно сказать, что они живут своей собственной жизнью. И они способны оказывать мощное воздействие на те организации, в которые внедряются. - Бартлет в который раз поправил свои отложные манжеты. - Я говорю о паутине. Существует очень интересная оса-паразит, очень крошечная, из рода Hymenoepimecis - умное маленькое существо, которое жалит паука, ввергая его во временный паралич, и откладывает свои яйца ему в живот. Вскоре паук приходит в себя и, как ни в чем не бывало, принимается за работу, хотя личинки растут в его брюхе, питаясь его жизненными соками. А однажды ночью, когда личинкам предстоит совершить метаморфозу и убить паука, они выделяют химические вещества, заставляющие его изменить свое поведение. В эту ночь паук оказывается вынужденным сплести паутинный кокон, совершенно ненужный ему, но необходимый для личинок. Как только паук заканчивает свою работу, личинки доедают его и скрываются в подвешенном на специальной паутине коконе, в котором им предстоит провести стадию куколки. Это весьма экстраординарное явление, поистине тончайшая манипуляция поведением хозяина, осуществляемая паразитом. Но это ничто по сравнению с тем, что способны изобрести мы, люди. Вот о каких вещах я думаю, мисс Наварро. Кто скрывается среди нас? Какие силы могли бы манипулировать аппаратом управления обществом, чтобы заставить его сплести сеть, которая будет служить их собственным целям? Когда паразит решит доесть своего хозяина?
      - Ладно, продолжим наши игры, - сказала Анна. - Допустим, что полвека тому назад сложился какой-то темный заговор, который на самом деле ужалил нас... Ужалил и внедрил нечто такое, что, по замыслу паразита, должно было вырасти и причинить нам тот или иной ущерб. Даже если это действительно так, то как мы сможем узнать об этом?
      - Превосходный вопрос, мисс Наварро, - ответил Бартлет. - Сети очень трудно разглядеть, даже когда они очень большие, не правда ли? Вам случалось когда-нибудь оказаться в старом подвале или складе, почти неосвещенном помещении, где во мраке абсолютно ничего не видно? А потом вы включаете фонарь и внезапно понимаете, что пустота над вашей головой вовсе не пустота - это пространство заполнено многослойной паутиной, - прямо-таки настоящий навес из тончайших нитей. Вы направляете луч в другую сторону, и этот навес исчезает, как будто его никогда и не было. Представили себе? Вы задираете голову и глядите вверх. Ничего. А потом вы перемещаете луч немного под углом, фокусируете зрение где-то в пространстве немного ниже потолка, и все это вновь появляется перед вашим взором. - Бартлет пристально вглядывался в ее лицо, словно пытался найти признаки взаимопонимания. Такие люди, как я, проводят большую часть жизни в поисках той самой необычной точки зрения, с которой станут заметны старые паучьи сети. Часто мы кажемся слишком упертыми и порой, случается, фантазируем. А порой видим нечто такое, что существует на самом деле. Вы, мисс Наварро, произвели на меня сильное впечатление как человек, не склонный к фантазиям.
      - Я должна понимать ваши слова буквально? - осведомилась Анна.
      - Я не хочу сказать, что вам не хватает воображения; просто вы держите его под жестким контролем. Впрочем, это неважно. Суть дела в том, что некогда был заключен союз между несколькими персонами, обладавшими весьма внушительными ресурсами. В значительной степени эти факты принадлежат истории. А вот как насчет того, что из этого вышло? Я очень, очень хотел бы это узнать. Все, чем мы располагаем - эти имена.
      - Три имени, - уточнила Анна. - Три старика.
      - Я посоветовал бы вам обратить особое внимание на Гастона Россиньоля. В лучшие свои годы он был весьма крупным и могущественным швейцарским банкиром. Самый видный человек во всем списке и притом самый старый.
      - Что ж, - сказала Анна, подняв голову. - Житель Цюриха. Я думаю, что вы собрали на него свое досье.
      Бартлет выдвинул ящик стола, достал оттуда папку, украшенную множеством штампов, предупреждающих о высокой степени секретности, и через стол придвинул ее к Анне.
      - Тут довольно обширные сведения, если не считать одного очевидного пробела.
      - Хорошо, - отозвалась Анна. - Я хочу повидаться с ним, прежде чем до него доберутся они.
      - При том условии, что вы сумеете разыскать его.
      - Он провел всю свою жизнь в Цюрихе. Как вы сами недавно сказали, у людей существует некое поле притяжения. Даже если он куда-то перебрался, остались его друзья, родственники. Это протоки, по которым можно добраться до истока реки.
      - Или же крепостные стены. У такого человека, как Россиньоль, обязательно есть могущественные высокопоставленные друзья, которые приложат все силы для того, чтобы защитить его. Французы называют таких людей branche. Влиятельные и принадлежащие к определенному кругу. Они располагают возможностями убрать его из поля зрения, из учетных документов бюрократов и компьютерных файлов. У вас уже есть на уме какая-нибудь хитрая отговорка?
      - Ничего подобного. Отговорка это как раз то, что заставит их насторожиться. Россиньолю нечего меня бояться. Если его друзья и партнеры информированы настолько хорошо, как вы предполагаете, они поймут это и скажут то, что нужно, кому следует.
      - Значит, вы рассчитываете просто выйти с белым флагом и заявить: "Я пришла к вам с миром"? - Фраза была подчеркнуто шутливой, но Бартлет казался всерьез заинтригованным.
      Анна пожала плечами.
      - Что-то в этом роде. Я подозреваю, что прямой путь может оказаться самым коротким. Впрочем, я довольно скоро это узнаю. - Она посмотрела на часы. - Ближайшим рейсом, на который удастся достать билет, я вылетаю в Цюрих.
      Меттленберг, Санкт-Галлен, Швейцария
      Спустя пять с небольшим часов Бен Хартман сидел в своем арендованном "Рэнджровере" на стоянке перед больницей Regionalspital Sankt Gallen Nord, наблюдая за приходящими и уходящими людьми: врачами, медсестрами и другими работниками больницы. Мощный двигатель чуть слышно гудел. К счастью, народу было совсем немного, даже сразу после пяти часов, когда заканчивался рабочий день у конторских служащих. Начали сгущаться сумерки, и зажглись уличные фонари.
      Из Цюриха он позвонил в больницу и попросил доктора Маргариту Хубли. Его соединили прямо с педиатрией, а там он спросил по-английски, на месте ли она.
      - Да, - ответил ему женский голос. - Вы хотеть назначить встреча, чтобы доктор увидеть? - Английский, на котором разговаривала медсестра, был ужасающим, но более или менее понятным.
      - Нет, - сказал он, - я лишь хотел удостовериться, что доктор находится в больнице. У меня болеет ребенок, и мне нужно узнать, есть ли у вас в настоящее время педиатр, к которому мы могли бы обратиться, если его состояние станет хуже. - Спросив, до которого часа работает доктор Хубли, он поблагодарил медсестру и повесил трубку.
      Лизл должна была находиться в больнице только до четырех часов дня. Он ожидал уже более двух часов; она задерживалась на час с лишним. Бен был уверен, что она еще не выходила из больницы. Кроме того, среди находившихся на стоянке машин он узнал ее "Рено". Он предполагал, что она относится к тем преданным своему делу врачам, которые проводят на работе долгие часы и обращают мало внимания на график.
      Он понял, что может просидеть здесь неведомо сколько.
      Учредительного договора, о котором рассказывал Питер, в сейфе не оказалось. В таком случае где еще он мог находиться? Брат говорил, что хорошо спрятал его. Можно ли считать, что Лизл сказала правду насчет того, что ей неизвестно, где находится бумага? Не могло ли быть так, что Питер спрятал ее где-то в хижине среди своих вещей, ничего не сказав об этом Лизл?
      Слишком уж быстро она ответила, когда он спросил, не мог ли Питер там что-нибудь спрятать. Ей что-то было известно, но она не хотела об этом говорить.
      Он должен попасть в хижину.
      Еще через сорок минут Лизл вышла из двери с надписью "Скорая помощь".
      Она с кем-то разговаривала, смеясь. Потом помахала рукой, прощаясь, и застегнула до самого подбородка "молнию" кожаной куртки. И после этого быстро, почти бегом направилась к своей машине, села за руль и завела мотор.
      Бен выждал, пока она отъедет на изрядное расстояние, и только после этого выехал со стоянки. Вряд ли она обратила внимание на стоявший в стороне "Рэнджровер", так что у нее не было оснований что-либо заподозрить, кроме, конечно, ее привычной осторожности. Однако лучше не пугать ее попусту.
      В книжном магазине для туристов в Цюрихе он купил карту кантона Санкт-Галлен и внимательно изучил имевшиеся в районе дороги. И Питер, и Лизл, говоря о своем жилище, употребляли слово "хижина", из чего, вероятно, следовало сделать вывод, что дом находился где-то в лесу. Неподалеку от больницы, километрах приблизительно в восьми на север - северо-запад имелся лишь один лесной массив. До другого леса, находившегося на разумном удалении от Меттленберга, было километров сорок. Для человека, который должен каждый день являться на работу и, по-видимому, быстро приезжать туда в срочных случаях, это весьма солидное расстояние. Вероятнее всего, хижина находится в ближнем лесу.
      Припомнив схему дорог, он сообразил, что до следующего поворота менее двух километров. Но если где-то на этом отрезке пути она остановится или съедет на малозаметную дорогу, то он скорее всего ее потеряет. Ему оставалось только уповать на то, что она ничего такого не сделает.
      Вскоре дорога круто пошла вверх, повинуясь причудливым перепадам рельефа этой холмистой части Швейцарии. Это позволило ему посмотреть далеко вперед; машина, в которой он узнал "Рено" Лизл, остановилась перед светофором на перекрестке с шоссе, отмеченным на карте номером 10.
      Повернув налево, она направилась бы к тому самому лесу, который он выбрал. А если бы она свернула направо или поехала прямо, то он и представить не смог бы, куда она могла направляться.
      "Рено" свернул налево.
      Он прибавил газу и примчался к перекрестку с 10-м шоссе всего лишь через несколько минут после того, как Лизл его миновала. На дороге было достаточно машин, так что автомобиль Бена не был слишком заметен. Бен был совершенно уверен в том, что Лизл все еще не догадалась о слежке.
      Четырехполосное шоссе шло параллельно полотну железной дороги и мимо нескольких огромных ферм, поля которых тянулись до самого горизонта. Внезапно Лизл свернула с шоссе. Это произошло на несколько километров раньше, чем рассчитывал Бен.
      Съехав на узкую извилистую дорогу, он сразу же понял, что за "Рено" не следует ни одной машины, кроме его. Это было плохо. Уже стемнело, движение на этой дороге, похоже, никогда не было оживленным, и Лизл скоро сообразит, что автомобиль едет именно за нею. Разве можно этого не понять? Ну, а заметив слежку, она или замедлит ход, чтобы посмотреть, кто там тянется следом, или, что вероятнее, попытается отделаться от "хвоста". В общем, если она начнет какие-нибудь необычные маневры, у него не будет иного выхода, кроме как обнаружить себя.
      К счастью, извилистая дорога помогала Бену держаться на расстоянии, отставая от "Рено" по меньшей мере на один поворот. Теперь они ехали по поросшей редкими деревьями местности; впрочем, лес постепенно делался все гуще и гуще. Время от времени он видел вспышки фар, появлявшихся и вновь исчезавших на поворотах. Это позволяло ему следовать за Лизл на известном расстоянии и сохранять дистанцию именно на тот случай, если она все же обратила внимание на "Ровер".
      Но всего через несколько минут фары "Рено" исчезли из виду.
      Куда она делась? Неужели съехала с дороги? Бен резко прибавил скорость, чтобы нагнать "Рено", если Лизл решила оторваться от него - крохотная малолитражка не имела ни единого шанса в состязании с его могучим внедорожником, - но, промчавшись километр, не заметил никаких признаков того, что впереди едет машина.
      Она могла только свернуть в лес, хотя он, как ему казалось, не пропустил ни одной дороги или даже тропы, которая углублялась бы в чащу. Бен остановил машину, развернулся - ни вслед ему, ни навстречу не ехало ни одной машины - и очень медленно поехал обратно, высматривая на обочинах любой намек на поворот.
      Уже совсем стемнело, так что это оказалось нелегким делом.
      Однако вскоре он заметил то, что с некоторой натяжкой можно было назвать дорогой. Полоса умятой земли больше походила на пешеходную тропу, но, присмотревшись повнимательнее, он разглядел следы шин.
      Бен свернул на проселок и сразу понял, что ехать придется очень медленно. Дорожка было достаточно широкой для "Рено", зато его "Ровер" на ней еле-еле помещался. По бокам машины скребли кусты. Он буквально полз: шум мог привлечь внимание Лизл.
      Насколько он помнил карту Санкт-Галлена, лес, в котором он оказался, был невелик. Он окружал маленькое озеро - скорее даже пруд, - и по этому лесу, кажется, не проходило ни одной другой дороги.
      Прекрасно.
      Если, конечно, карта была верна.
      Затем он очутился на развилке, остановил автомобиль, вышел и увидел, что одно ответвление через сотню футов заканчивалось тупиком. Вторая дорога, изрытая глубокими колеями, тянулась дальше в лес. Он свернул на нее. Ехать было непросто, и он удивился про себя, каким образом Лизл удавалось пробираться на "Рено", если здесь с трудом пробирался даже "Ровер".
      Эта дорога тоже довольно скоро закончилась.
      И тут же он заметил "Рено".
      Он поставил свою машину рядом и выбрался наружу. Уже полностью стемнело, и он совершенно ничего не видел. Как только двигатель автомобиля умолк, воцарилась полная тишина. Лишь изредка раздавался негромкий шелест, который, вероятно, производили какие-нибудь мелкие зверьки, да посвистывали и негромко щебетали птицы.
      Его глаза довольно быстро привыкли к темноте, и он смог разглядеть другую, еще более узкую дорожку, проходящую под низкими кронами деревьев. Пригнувшись, то и дело оступаясь, Бен пробирался под нависавшими ветвями, закрывая руками лицо от веток, норовивших хлестнуть его по глазам.
      Сначала он заметил неяркий свет и почти сразу же оказался на поляне. Посреди нее стояла небольшая хижина обычной для Швейцарии конструкции каркас из кое-как обтесанных бревен и грубо оштукатуренные стены. Впрочем, судя по нескольким окнам, внутри домик не был таким жалким и примитивным, каким казался на первый взгляд. В доме горел свет. Бен находился позади хижины; вход был с другой стороны. Неслышно шагая, он приблизился к стене и пошел вдоль нее туда, где, по его расчетам, должен был находиться вход.
      Внезапно позади него послышался металлический щелчок. Он резко обернулся.
      Перед ним стояла Лизл, держа в руке направленный на него пистолет.
      - Ни с места! - выкрикнула она.
      - Подождите! - поспешно отозвался Бен. Помилуй бог, она была по-настоящему бесстрашной, если вот так вышла одна, в темноте против незнакомца. Еще доля секунды, и эта женщина могла бы убить его.
      - Это вы! - резко, словно сплюнув, произнесла Лизл, узнавая незваного гостя. - Черт возьми, что вы здесь делаете? - она опустила пистолет.
      - Лизл, мне нужна ваша помощь, - сказал Бен.
      В косом лунном свете ее покрытое пятнами теней лицо казалось перекошенным от гнева.
      - Вы, должно быть, ехали за мной от больницы! Как вы посмели!
      - Лизл, ну, пожалуйста, вы должны помочь мне кое-что найти. - Он был обязан сделать так, чтобы она его выслушала.
      Она яростно замотала головой.
      - Вы... Вы раскрыли мое убежище! Будьте вы прокляты!
      - Лизл, за мной не следили.
      - Откуда вам это известно. Вы арендовали этот автомобиль?
      - Да, в Цюрихе.
      - Ну, конечно же. Идиот! Если они следили за вами в Цюрихе, то наверняка узнали, что вы арендовали автомобиль!
      - Но по дороге сюда за мной никто не следил.
      - Откуда вы знаете? - огрызнулась женщина. - Вы же любитель!
      - Как и вы.
      - Да, но я любитель, проживший четыре года под постоянной смертельной угрозой. А теперь, прошу вас, уезжайте. Убирайтесь!
      - Нет, Лизл, - негромко, но с непререкаемой твердостью отчеканил Бен. Нам необходимо поговорить.
      Глава 16
      Внутри хижина оказалась незатейливой, но уютной. С невысокими потолками, с уставленными книгами открытыми шкафами вдоль стен. Шкафы Питер соорудил своими руками, с гордостью сообщила Лизл. Пол был сделан из широких сосновых досок. Имелись там и сложенный из камня камин, рядом с которым аккуратной кучкой лежали поленья, дровяная печка, маленькая кухня. Пахло дымом.
      В доме было холодно, и Лизл сразу же растопила печку. Бен снял пальто.
      - У вас кровь на плече, - воскликнула Лизл. - Вы ранены. Бен, изогнувшись, посмотрел на левое плечо и увидел на сорочке жесткое пятно запекшейся крови. Странно, но он почти ничего не чувствовал - стресс и усталость каким-то образом сыграли роль обезболивающего, и на протяжении всей своей многочасовой поездки через горы он ни разу не вспомнил о ране.
      - Я уверен, что с виду это куда хуже, чем на самом деле, - сказал Бен.
      - Это зависит от того, - ответила Лизл, - как рана выглядит в действительности. Снимите рубашку. - Она говорила сейчас, как врач, которым на самом деле была.
      Бен расстегнул пуговицы своей дорогой сорочки из оксфордского полотна. Ткань крепко присохла к плечу, и, потянув сильнее, он почувствовал предостерегающую вспышку боли.
      Лизл взяла чистую губку, окунула ее в теплую воду, размочила корку крови и осторожно отлепила материю от раненого плеча.
      - Вам невероятно повезло: пуля только ссадила кожу, и ничего больше. Расскажите мне, что произошло.
      Пока Лизл обрабатывала рану, Бен подробно сообщил ей обо всех событиях, случившихся всего лишь несколько часов тому назад.
      - Туда попали волокна материи от одежды. Нужно тщательно прочистить рану, чтобы не было заражения. - Лизл усадила Бена спиной к раковине умывальника, налила в фаянсовую мисочку немного воды из успевшего закипеть чайника и поставила ее остывать. Потом она на несколько минут вышла и появилась, держа в руках пачку марлевых салфеток и желтую пластмассовую бутылку с антисептиком.
      Бен сам удивился, почувствовав, что его всего затрясло, когда Лизл стала тщательно промывать поврежденное место.
      Потом он снова содрогнулся всем телом, когда она приложила к ранке салфетку, пропитанную антисептической жидкостью.
      - Лечение оказалось куда болезненнее, чем само ранение, - сказал Бен.
      Лизл закрепила салфетку поперек ранки четырьмя полосками лейкопластыря.
      - В следующий раз вам вряд ли так повезет, - сухо заметила она.
      - Сейчас меня заботит не столько везение, сколько знание, - ответил Бен. - Я должен, черт возьми, понять, что здесь происходит. Я должен хоть как-то разобраться с "Сигмой". А она, похоже, твердо решила разобраться со мной.
      - Везение, знание - поверьте мне, что вам в равной степени потребуется и то, и другое. - Она подала ему рубашку. Плотную рубашку из хлопчатобумажного трикотажа. Одну из рубашек Питера.
      Внезапно впечатления от всего, что произошло с ним за последних несколько дней, те впечатления, которые он большим напряжением душевных сил держал под контролем, вырвались на волю, и он почувствовал, что на него нахлынула волна головокружения, паники, горя, отчаяния.
      - Я помогу вам ее надеть, - сказала женщина, заметив болезненную гримасу на его лице.
      Он знал, что должен овладеть собой, хотя бы только ради этой женщины. Вряд ли он мог полностью представить себе ту мучительную боль, которую испытывала она. Когда он облачился в рубашку, Лизл посмотрела на него долгим взглядом.
      - Как же вы похожи! Питер никогда не говорил мне об этом. Мне кажется, что он даже не понимал, что вы совершенно одинаковы.
      - Близнецы никогда не замечают своего сходства.
      - Это было нечто большее. И я имею в виду не только физическую похожесть. Кое-кто говорил, что Питер жил бесцельно. Но я-то знала его лучше. Он был сродни парусу, что ли, который безвольно мотается лишь до тех пор, пока не подхватит ветер. А после этого он завладевает силой ветра. Она помотала головой, как будто расстроенная тем, что не может как следует выразить свою мысль. - Я хочу сказать, что у Питера было как раз очень сильное ощущение цели.
      - Я знаю, что вы имеете в виду. Именно этим его свойством я всю жизнь больше всего восхищался в нем - тем, что он стремился своими руками создать ту жизнь, которая устраивала бы его.
      - Это была страсть, - сказала Лизл, и ее глаза печально блеснули, страсть к справедливости, пронизывавшая каждую частицу его существа.
      - Страсть к справедливости... Эти слова не слишком много значат в финансовом мире, - с горечью отозвался Бен.
      - Мир, в котором вам было трудно дышать, - добавила Лизл. - Который постепенно душил вас. Питер часто говорил, что рано или поздно он, этот мир, должен вас прикончить.
      - Можно умереть и гораздо быстрее, - ответил Бен. - Как мне довелось недавно узнать.
      - Расскажите мне о той школе, в которой вы преподавали. Питер говорил, что она находится в Нью-Йорке. Я пару раз была в Нью-Йорке еще девочкой, и еще раз, позже, на медицинской конференции.
      - Да, она находится в Нью-Йорке. Но в том Нью-Йорке, который видит очень мало кто из туристов. Я преподавал в месте, которое называется Ист Нью-Йорк. Примерно пять квадратных миль, населенных самими дурными людьми во всем городе. Там есть несколько автомагазинов, забегаловки, где торгуют сигаретами и выпивкой, да места, где вам смогут выдать наличные по чеку. Семьдесят пятый участок - полицейские называют его "семь-пять" и считают большим несчастьем получить туда назначение. За то время, пока я преподавал, в семь-пять произошло более сотни убийств. Случались ночи, когда можно было подумать, что ты находишься в Бейруте. Стоило лечь спать, как раздавалась пальба из "сэтедей найт спешелз". Беспросветное место. И практически сброшенное со счетов остальным обществом.
      - И там вы преподавали в школе?
      - Я считал неприличным, что мы, американцы, богатейшая нация в мире, продолжаем мириться с такой нищетой. Там попадались места, по сравнению с которыми Соуэто сошло бы за Санта-Монику. Несомненно, там проводились обычные неэффективные программы помощи бедным, но существовала еще и непризнаваемая никем открыто убежденность в их тщетности. "Бедные всегда были и всегда будут", - никто больше не произносил этих слов вслух, но именно так все думали. Они использовали другие кодовые выражения, говорили о "структурном" этом и "бихевиористском" том, и о том, что средний класс прекрасно себя чувствует и делает все как надо, ура! Так что я решил плюнуть на все эти разговоры. Я не собирался спасать мир, не настолько я был наивен. Но я сказал себе, что, если мне удастся спасти одного ребенка или двух, а то и трех, это будет означать, что мои усилия не пропали впустую.
      - И вам что-то удалось?
      - Возможно, - ответил Бен, внезапно почувствовавший усталость от своего рассказа. - Возможно. Я ведь проторчал там недостаточно долго для того, чтобы что-то стало ясно! - Он чуть ли не с отвращением выплевывал слова. Вместо этого я заказывал в "Ореоле" тимбаль с трюфелями и хлебал с клиентами "Кристал".
      - Создается впечатление, что вы испытали страшное потрясение от встречи с системой, - мягко сказала Лизл. Она внимательно вслушивалась в его слова, возможно, подсознательно пытаясь таким образом отвлечься от собственной боли.
      - По-моему, это было просто убийственно. Но, будь оно проклято, вся эта пакость мне чертовски хорошо удавалась. У меня оказались отличные способности к этой игре, к выполнению ритуалов обхаживания клиента. Если вам нужен человек, способный, не заглядывая в меню, сделать отличный заказ в любом из самых дорогих ресторанов города - это я. И еще, я старался, как можно чаще, рисковать головой - естественно, на отдыхе. Я стал настоящим фанатиком экстремального спорта. Я поднимался на Вермиллонские скалы в Аризоне. Плавал в одиночку на маленькой парусной яхте на Бермудские острова. Прыгал на лыжах с парапланом с Камеронского перевала. Кортни - моя давняя подружка - часто пыталась убедить меня, что у меня подсознательная тяга к самоубийству, но мои развлечения не имели с этим ничего общего. Напротив, я делал все это, чтобы почувствовать себя живым. - Он помотал головой. Теперь мое тогдашнее поведение кажется глупостью, правда? Праздные забавы богатого ребеночка, который так и не сумел понять, зачем по утрам нужно одеваться.
      - Возможно, дело заключалось в том, что вас лишили вашего естественного образа жизни, - предположила Лизл.
      - А каким он был на самом деле? Я вовсе не уверен, что спасение детских душ в Ист Нью-Йорке могло стать моим призванием на всю жизнь. Но в любом случае у меня не оказалось шансов выяснить, так это или не так.
      - Я думаю, что вы тоже парус, как и Питер. Вам только нужно было найти свой ветер. - Она печально улыбнулась.
      - Похоже на то, что ветер сам нашел меня. И это проклятый сокрушительный тайфун. Какой-то заговор, затеянный еще полвека тому назад, но все еще требующий человеческих жизней. И в первую очередь жизней тех людей, которых я люблю. Думаю, Лизл, что вам никогда не приходилось плыть по океану в маленькой лодочке во время шторма, зато мне доводилось такое испытывать. Первое, что нужно сделать в такой передряге, это спустить парус.
      - И что, это действительно единственный выход? - спросила Лизл, наливая ему немного бренди в стакан из-под воды.
      - Я даже не имею представления, какой же на самом деле выход можно выбрать в сложившемся положении. Вы с Питером потратили на раздумья об этом гораздо больше времени, чем я. И к какому же заключению вы пришли?
      - К тому самому, о котором я вам уже говорила. Но в основном все исчерпывалось догадками. Питер за это время провел серьезные расследования. И пришел в полное уныние от того, что ему удалось выяснить. Вторая мировая война была конфликтом, в котором можно было совершенно безошибочно определить правых и виноватых, и все же многие из причастных к этой истории людей оказались совершенно безразличными к всемирной трагедии. Существовало множество корпораций, все интересы которых сводились исключительно к сохранению уровня прибыли. А некоторые, увы, даже рассматривали войну как выгодную возможность, которой нельзя не воспользоваться - возможность увеличить доходы. Победители так по-настоящему и не наложили руку на капиталы этих двуличных негодяев. Это, видите ли, было неудобно. - Ее язвительная полуулыбка напомнила Бену о глубоко затаенной ярости брата, о постоянно тлевшем в нем гневе.
      - Но почему?
      - Слишком многих американских и британских крупных и крупнейших промышленников пришлось бы привлекать к ответственности за торговлю с врагом, за коллаборационизм. Лучше замести весь мусор под ковер и там оставить. Вы, наверно, знаете, что братья Даллес сумели всех убедить в этом. "Разыскать настоящих коллаборационистов - из этого не вышло бы ничего хорошего. Это стерло бы грань между добром и злом и разрушило бы мир девственной чистоты союзников..." Простите мне, если я говорю слишком сумбурно. Мне приходилось слышать множество подобных историй. В министерстве юстиции был молодой юрист, решившийся открыть дело о сотрудничестве американских бизнесменов с нацистами.