Сундуки Элизабет были доставлены на борт британского лайнера «Кальпурния» – своему семейству она объявила, что события последних месяцев основательно измотали ее и, чтобы успокоиться, она намерена отправиться в Европу. Одна. Отбывала она на следующее утро. Чанселлор Дрю признавал, что такая поездка может пойти на пользу матушкиному здоровью, но настаивал на том, чтобы она взяла с собой компаньонку. В конце концов, резонно заметил он, Элизабет не так уж молода и кто-то должен непременно ее сопровождать. В качестве компаньонки он предложил Джанет.
      Элизабет посоветовала Чанселлору Дрю приберечь свои идеи для себя или для «Скаруик фаундейшн», но мысль о приглашении Джанет все же не отвергла.
      За два дня до отплытия «Кальпурнии» Элизабет попросила Джанет зайти к ней.
      – Мне трудно поверить в то, о чем вы, Джанет, говорите. Не столько в то, что касается моего сына, сколько в то, что касается лично вас. Вы любили его?
      – Да. Думаю, любила. Либо попросту была ошеломлена. Мне трудно было оценить истинное положение вещей – мы встречались с множеством людей, повидали уйму стран и городов. Я не успевала опомниться от обилия впечатлений. Но потом я начала понимать, что он совсем меня не любит. Он даже не мог находиться со мной в одной комнате! Я была для него всего лишь необходимым атрибутом – необходимым, но раздражающим. Господи! Не спрашивайте меня, почему так получилось!
      Элизабет вспомнила слова сына: «Мне пора жениться... Из нее получится хорошая жена». Почему он произнес эти слова? Почему это было для него так важно?
      – Он был верен вам?
      Молодая женщина откинулась в кресле и горько рассмеялась.
      – А вы знаете, что это такое – делить мужа с... неизвестно с кем?
      – Все эти новомодные психологи утверждают: мужчины ведут себя так, чтобы компенсировать что-то, чего им недостает в браке. Чтобы убедить себя, что они... соответствуют требованиям.
      – Вы снова ошибаетесь, мадам Скарлатти. – Джанет произнесла «мадам Скарлатти» с легким сарказмом. – Ваш сын «соответствовал», очень даже «соответствовал». Полагаю, мне не стоит об этом говорить, но все же скажу: поначалу мы занимались любовью довольно интенсивно. Когда, где – это для Алстера не имело значения. Как не имело значения и то, хочу я этого или нет. Мои желания в расчет не принимались. Да, вот это главное: мои желания для него ничего не значили.
      – Тогда почему вы с этим мирились? Вот этого я никогда не смогу понять.
      Джанет Скарлетт достала из сумочки сигареты и нервно закурила.
      – Я и так многое, слишком многое вам рассказала. Что ж, скажу все до конца... Я боялась.
      – Чего же?
      – Не знаю. Я никогда не углублялась в раздумья на эту тему. Давайте скажем так: мне страшно становилось при одной мысли о том, как все будет выглядеть со стороны.
      – Позволю заметить, что подобный взгляд кажется мне весьма глупым.
      – Вы забываете, что я стала женой самого Алстера Стюарта Скарлетта и, как говорится, его «подцепила». И признаться себе и окружающим, что я не сумела его удержать, очень тяжело.
      – Понимаю... Мы обе знаем, что развод на основании предполагаемого нарушения супружеского долга был бы для вас тогда наилучшим исходом, но что верно, то верно – вы стали бы притчей во языцех. Правила хорошего тона такого не позволяют.
      – Я решила подождать до истечения годичного срока и тогда подать на развод. Год – достаточный срок. Если Алстер за это время не появится, меня не станут осуждать.
      – Не уверена, что это было бы разумным выходом.
      – Почему?
      – В этом случае вы отделили бы полностью себя, а частично и вашего сына от семейства Скарлатти. Буду с вами откровенна: в данных обстоятельствах я не стала бы доверять Чанселлору.
      – Не понимаю...
      – Как только вы предпримете первый шаг, он использует все законные средства, чтобы признать вас саму «не отвечающей требованиям».
      – Что?!
       –Чанселлор добьется того, чтобы и воспитание ребенка, и наследство находились под его контролем. К счастью...
      – Вы сошли с ума!
      – ...К счастью, – продолжала Элизабет, пропустив мимо ушей реплику Джанет, – Чанселлор – весьма чопорный господин, его страсть к приличиям доходит порой до смешного, поэтому он не станет предпринимать подобных действий. Но если его спровоцируют... Нет, Джанет, развод – это не выход.
      – Да вы понимаете, что вы говорите?
      – Уверяю вас, да... И если бы я была уверена, что и через год буду жива, я бы сама благословила вас на этот шаг. Но я старая женщина. А если некому будет остановить Чанселлора, он может повести себя как настоящий дикарь.
      – Но Чанселлор ничего, понимаете, ничего не сможет сделать! Ни со мной, ни с моим сыном!
      – Успокойтесь, дорогая. Я отнюдь не моралистка. Но ваше поведение было все же далеко не безупречным.
      – Я не обязана все это выслушивать! – Джанет встала с дивана и достала из сумочки перчатки.
      – Я никого не осуждаю. Вы умная девочка. И я знаю, что вашему поведению есть разумное объяснение. Если вас это успокоит, то я готова признаться: я понимаю, что вы год провели в аду.
      – Да. Год в аду. – Джанет стала натягивать перчатки.
      Элизабет перешла к своему столу у окна. Она заговорила быстро, стараясь удержать Джанет:
      – Будем откровенны. Если бы Алстер находился здесь, то развод можно было бы оформить быстро и без лишних хлопот. В конце концов, все не безупречны. Однако одна из сторон отсутствует, возможно, ваш муж умер, но смерть его не подтверждена официально. И есть ребенок, единственный ребенок. Этот ребенок – наследник Алстера. И проблема, Джанет, заключается именно в этом.
      Интересно, начала Джанет хоть что-нибудь соображать? Беда с этими молодыми богачами, подумала Элизабет. Они полагают, что доставшиеся им деньги ценны сами по себе, а на самом деле деньги лишь побочный продукт. Но они – основа всякой власти и именно потому таят в себе опасность.
      – Стоит вам сделать первый шаг, как стервятники из обоих лагерей встрепенутся и заклюют вас. Кончится тем, что имя Скарлатти начнут трепать по барам, пусть и фешенебельным, и по спортивным клубам. Вот этого я не потерплю!
      Элизабет вынула из ящика письменного стола несколько папок, выбрала одну, остальные положила обратно. Она сидела за столом и в упор разглядывала молодую женщину.
      – Вы понимаете, о чем я говорю?
      – Кажется, понимаю, – медленно произнесла Джанет, опустив взгляд на свои руки в перчатках. – Вы хотите как можно пристойнее убрать меня куда-нибудь подальше, чтобы ничто не смущало покой ваших дорогих Скарлеттов. – Она вскинула голову и встретилась глазами со свекровью. – А я в какой-то момент подумала, что вы печетесь обо мне, – с горечью добавила Джанет.
      – Речь же идет не о какой-то благотворительной акции!
      – Нет, конечно. Но коль скоро пожертвования меня не интересуют, это не имеет значения. Повторяю: мне просто на миг показалось что вы, хоть и на свой лад, беспокоитесь обо мне.
      – Значит, вы сделаете так, как я вас прошу? – Элизабет взяла папку, чтобы положить ее в стол.
      – Нет, – твердо заявила Джанет Саксон Скарлетт. – Я буду делать то, что считаю нужным, и, думаю, мне не грозит стать посмешищем для наших светских доброхотов.
      – Не будьте такой самоуверенной! – Элизабет снова взяла папку и с силой швырнула ее на стол.
      – Как только минет год с момента исчезновения Алстера, я начну действовать. Мой отец знает, как полагается поступать в подобных случаях, и я буду следовать его указаниям.
      – Ваш отец – бизнесмен, вся его деятельность связана с риском, а в вашем деле риск недопустим.
      – Но он все-таки мой отец!
      – Дорогая моя, я это прекрасно понимаю. Вы не поверите, до какой степени хорошо я это понимаю. И потому, прежде чем мы расстанемся, позвольте мне задать вам несколько вопросов.
      Элизабет встала, подошла к двери и повернула начищенную медную ручку – теперь в библиотеку не мог войти никто.
      Джанет наблюдала за свекровью с любопытством и не без страха. Элизабет была не из тех, кто боялся нежданных посетителей: она просто выставляла их за порог.
      – Говорить нам больше не о чем. Я ухожу.
      – Согласна: вам больше нечего сказать. – Элизабет вернулась к столу. – Вам ведь понравилось в Европе, дорогая? Париж, Марсель, Рим... После этого Нью-Йорк должен был показаться довольно скучным местечком, не так ли? Да, жизнь за океаном предлагает куда больше развлечений.
      – Что вы имеете в виду?
      – А вот что. Мне показалось, что вы наслаждались той жизнью несколько... неумеренно. Мой сын нашел себе в вашем лице отличную партнершу. Однако, должна отметить, как правило, он действовал более осторожно.
      – Не понимаю!
      Элизабет открыла папку и вынула из нее несколько страниц.
      – Так, поглядим... В Париже был некий цветной трубач, джазмен...
      – Что?! О чем вы говорите?
      – Он доставил вас в гостиницу – в ту самую гостиницу, где вы жили вместе с Алстером, – в восемь утра. Совершенно очевидно, что ночь вы провели где-то на стороне.
      Джанет, не веря своим ушам, смотрела на свекровь.
      – Да, – торопливо произнесла она. – Да, в Париже я провела эту ночь с ним. Но вовсе не так, как вы предполагаете. Мы всю ночь... – тут голос ее осекся, – мы всю ночь разыскивали Алстера. Этот человек мне помогал.
      – Сей факт в донесении не отражен. А зафиксировано лишь то, что вы явились в отель в восемь утра в сопровождении чернокожего трубача. Кстати, он поддерживал вас под руку.
      – Я валилась с ног от усталости.
      – Здесь использовано другое выражение: вы были пьяны.
      – Это ложь!
      Старая дама перевернула несколько страниц.
      – А как насчет той недели на юге Франции? Вы помните, где вы провели уик-энд?
      – Нет, – неуверенно сказала Джанет. – А что там такое было?
      Элизабет встала, держа папку в руках, чтобы невестка не могла видеть ее содержимого.
      – Тот уик-энд вы провели у мадам Ариоль. Как называется ее милый особняк? Ах да, «Силуэты». Довольно претенциозное название, вы не находите?
      – Но мадам Ариоль – старый друг Алстера.
      – И конечно же вы понятия не имели, какая слава ходит об этих «Силуэтах» по всему югу Франции?
      – Неужели вы думаете, что я имею ко всему этому хоть какое-то отношение?
      – Так что говорят на юге Франции о мадам Ариоль и ее «Силуэтах»? – Нет, нет!
      – Что происходило в «Силуэтах»? – Элизабет повысила голос.
      – Я... я не знаю. Я не знаю!
      – Что именно?
      – Я не стану вам отвечать!
      – Весьма героично, но, боюсь, этот номер не пройдет. Все знают, чем славен дом мадам Ариоль – опиумом, гашишем, марихуаной, героином... Прекрасное меню для наркоманов всех мастей.
      – Я ничего об этом не знала!
      – Вы не знали! Да вы там провели три дня! И ничего не поняли? А ведь у мадам как раз был разгар сезона.
      – Нет!.. Да, я поняла, и я сбежала оттуда. Как только увидела, чем они там занимаются.
      – Оргии, наркотические оргии, вот чем там занимались. Прекрасный шанс для любого извращенца-вуайера. Дамы и господа, накачавшиеся наркотиками, сбросившие всякий стыд. А невинная миссис Скарлетт ничего не понимает!
      – Но я клянусь вам, что я действительно сначала ничего не поняла!
      Элизабет сбавила тон, но голос ее приобрел еще большую твердость.
      – Я вам верю, дорогая моя, но вряд ли вам кто-либо еще поверит. – Она выдержала паузу. – Здесь, в досье, много интересных страниц. – Она снова села и продолжала спокойно листать страницы. – Берлин, Вена, Рим. Самое интересное – в Каире.
      Джанет подбежала к столу и с ужасом уставилась в лицо сидевшей напротив Элизабет.
      – Алстер бросил меня там на две недели! Я не знала, где он. Я не знала, что делать!
      – Вас видели в весьма странных местах, моя дорогуша. Более того, вы совершили преступление, наказуемое по всем международным законам. Вы купили человека! Рабыню!
      – Нет! Нет! Это было не так!
      – О, именно так все и было. На тайном черном рынке, где торгуют проститутками, вы купили тринадцатилетнюю арабскую девочку. Вы – американская гражданка, а в нашей стране есть особые законы...
      – Это ложь! – закричала Джанет. – Мне сказали, что если я заплачу, эта девочка скажет, где Алстер! Вот почему я заплатила!
      – Вы приобрели эту девочку в подарок своему мужу. Маленькую тринадцатилетнюю девочку. И вы это прекрасно знаете. А о судьбе этой несчастной девочки вы не задумались ни на секунду.
      – Я только хотела найти Алстера! Мне было ужасно Плохо, когда я об этом узнала. Я не понимала! Я не понимала, о чем они все говорят, что они имеют в виду!
      Я хотела только разыскать Алстера и выбраться из этого ужасного места.
      – Я не собираюсь оспаривать ваши утверждения. Но другие будут.
      – Кто? – Джанет дрожала, как лист на ветру.
      – Например, суд. Или газеты. – Элизабет разглядывала трясущуюся от страха женщину. – Мои друзья... Даже ваши друзья.
      – И вы... И вы позволите использовать против меня всю эту грязную ложь?
      Элизабет пожала плечами.
      – И против вашего внука?
      – А я сомневаюсь, что он будет считаться вашим сыном. Я имею в виду, по закону. Убеждена, что суд назначит на время разбирательства какого-нибудь опекуна, а потом официально передаст его под опеку Чанселлора.
      Джанет медленно опустилась на краешек стула. По лицу ее текли слезы.
      – Успокойтесь, Джанет. Я не требую, чтобы вы превратились в монахиню. Более того, я даже не прошу вас ограничивать нормальные потребности, свойственные женщинам вашего возраста, и аппетиты. Вы ничем не ограничивали себя в последние месяцы, и я не думаю, что вы станете сдерживать себя в будущем. Единственное, о чем я вас прошу: соблюдайте приличия и будьте осторожнее. Если же вы забудете об этой моей просьбе, уверяю, меры последуют незамедлительно.
      Джанет Саксон Скарлетт отвернулась, зажмурив глаза.
      – Вы – чудовище, – прошептала она.
      – Да, сейчас вы и должны считать меня чудовищем. Но надеюсь, когда-нибудь вы поймете, что это не так. Джанет вскочила.
      – Выпустите меня отсюда!
      – Бога ради, успокойтесь. Скоро прибудут Чанселлор и Аллисон. Вы мне нужны, дорогая моя.
      – Выпустите меня! – Джанет подскочила к двери и принялась ее дергать, совершенно забыв, что она заперта. – Что вы еще от меня хотите?
      Элизабет знала, что победа – за ней.

      Мэтью Кэнфилд стоял, прислонясь к стене дома на пересечении Пятой авеню и Шестьдесят третьей улицы, неотрывно следя за парадным подъездом резиденции Скарлетта. Он поплотнее запахнул плащ – лил холодный осенний дождь – и взглянул на часы: без десяти шесть. Он торчал здесь уже больше часа. Молодая женщина вошла в этот дом без четверти пять: неужто она пробудет там до ночи или, не дай Господь, до утра? Он отвел на ожидание два часа, если, конечно, раньше ничего особого не случится. Оснований полагать, что в эти два часа что-то произойдет, не было, но интуиция подсказывала ему: жди! Он уже пять недель занимался этим объектом. Кое-что знал наверняка, кое-что позволял себе домысливать. Послезавтра старая леди отправляется в путь. Одна, без сопровождающих. Весь мир знал, как она скорбит о сыне – дня не проходило, чтобы в газетах не писали об этом. Однако старая дама умело скрывала скорбь и продолжала заниматься делами.
      Что же касается жены Скарлетта, то тут все выглядело как-то странно. Судя по ее поведению, не очень-то она оплакивала своего исчезнувшего супруга. Более того, создавалось впечатление, что она не верит в смерть Алстера Скарлетта. Что это там она говорила в «Кантри клубе» на Ойстер-Бей? Хоть она тогда уже и основательно набралась, речь ее звучала вполне внятно.
      – Моя дорогая свекровь считает его таким замечательным! Надеюсь, корабль затонет. Найдет она своего сыночка!
      Сегодня вечером у нее явно состоялась серьезная встреча со свекровью, и Мэтью Кэнфилд очень хотел бы знать, о чем у них шла речь.
      Холод пробирал до костей. Кэнфилд решил перейти через улицу, на ту сторону, где начинался Центральный парк. Достал из кармана газету, расстелил на скамье у ограды и сел.
      Вскоре он заметил направлявшуюся к дому Скарлатти пару – мужчину и женщину. Было уже довольно темно, и Кэнфилд не мог различить их лиц. Женщина что-то оживленно говорила, мужчина, похоже, ее не слушал. Он достал из кармана часы и посмотрел, который час. Кэнфилд глянул на свои часы: без двух минут шесть. Медленно встал и спокойно вернулся на прежнее место, в то время как мужчина, сопровождаемый чересчур говорливой женщиной, приблизился к уличному фонарю и еще раз взглянул на часы.
      Кэнфилд не удивился, узнав в незнакомце Чанселлора Дрю Скарлетта с женой Аллисон.
      Кэнфилд сделал вид, что направляется к Шестьдесят третьей улице, а Чанселлор Дрю взял жену под руку и повел вверх по ступенькам. Когда они собирались уже было войти в дом Элизабет Скарлатти, дверь широко распахнулась и из нее выскочила Джанет.
      Она мчалась по ступенькам, почти в самом низу поскользнулась, быстро поднялась на ноги и ринулась дальше по улице. Кэнфилд бросился за ней – она, видно, ушиблась, подвернулся случай помочь.
      Он находился уже ярдах в тридцати от нее, когда из-за угла вдруг выехал двухместный с открытым верхом роскошный черный автомобиль «пирс-эрроу».
      Кэнфилд замедлил шаг. Сидевший за рулем человек, нагнувшись вперед, вглядывался в бегущую женщину. В свете уличного фонаря Кэнфилд увидел сидевшего за рулем господина лет пятидесяти приятной наружности с тщательно ухоженными усами – явно из того круга, в котором вращалась Джанет. Кэнфилд подумал, что этот человек оказался там не случайно.
      Машина резко затормозила, человек распахнул дверцу, быстро обошел автомобиль и направился к Джанет.
      – Это вы, миссис Скарлетт? Садитесь. Джанет, наклонившись, терла разбитое колено. Кэнфилд притаился в тени поблизости.
      – Что? Это же не такси... Нет! Я вас не знаю...
      – Садитесь! Я отвезу вас домой. Ну, быстренько! – Человек говорил тревожным, но властным тоном. Он взял Джанет Скарлетт за локоть.
      – Нет! Нет! Я не хочу! – Она начала вырываться. Кэнфилд выступил из тени.
      – Привет, миссис Скарлетт! Я узнал вас. Чем могу быть полезен?
      Господин с ухоженными усами настороженно взглянул на Кэнфилда. Он был раздосадован и зол. Не говоря ни слова, он поспешил к машине и вскочил на сиденье.
      – Эй, минутку, мистер! – Кэнфилд подбежал к автомобилю и схватился за ручку дверцы. – Подвезите нас, пожалуйста!
      Автомобиль рванул с места, и Кэнфилд, не удержавшись на ногах, с размаху упал. Только по счастливой случайности ему удалось избежать серьезной травмы.
      Корчась от боли, он все-таки поднялся.
      – Ваш приятель как-то странно себя ведет! – обратился он к Джанет.
      Она смотрела на него с благодарностью.
      – А я никогда его раньше не видела... По крайней мере, не могу вспомнить... Простите, но я и вашего имени не помню.
      – Не стоит извиняться. Мы встречались только раз. Пару недель назад в клубе на Ойстер-Бей.
      – О! – похоже, молодая женщина не хотела вспоминать тот вечер.
      – Нас познакомил Крис Ньюленд. Меня зовут Кэнфилд.
      – О да...
      – Мэтью Кэнфилд. Я из Чикаго. – Ах да, теперь я вспомнила.
      – Пойдемте возьмем такси.
      – У вас рука в крови.
      – А у вас колено.
      – Ну, у меня только ссадина.
      – И у меня тоже. Это только на вид страшно.
      – Может, лучше все-таки обратиться к врачу?
      – Все, что мне надо – носовой платок да немного льда. Платок на руку, а лед в виски. – Они дошли до угла, и Кэнфилд взял такси. – Вот и все лечение, миссис Скарлетт.
      Джанет Скарлетт неуверенно улыбнулась.
      – Кажется, эти лекарства и я могу предоставить.

* * *

      Холл в особняке Алстера Скарлетта был именно таким, каким ему и положено быть: высокие потолки, массивная входная дверь, прямо против двери лестница, ведущая на второй и третий этажи. В простенках – зеркала в золоченых рамах. По обе стороны холла – двухстворчатые стеклянные двери. Левая дверь была открыта, за ней виднелась парадная столовая. Правая, закрытая, дверь явно вела в гостиную. Дорогие восточные ковры на натертом паркете... Да, таким и должен быть холл в доме Алстера Стюарта Скарлетта. Но что поразило скромного следователя – так это нелепое, на его взгляд, сочетание цветов. Обои – цвета дамасской розы – ярко-алые, а на дверях – черные из тяжелого бархата портьеры. Это вульгарное сочетание красного и черного никак не вязалось с изящной французской мебелью.
      Джанет Скарлетт заметила недоумение Кэнфилда.
      – Режет глаз, не так ли?
      – Я не заметил, – вежливо ответил он.
      – Мой муж настаивал почему-то на красном, я подобрала портьеры в тон, так он заменил их на черные. А когда я попробовала возражать, закатил мне ужасную сцену. – Она открыла двери, прошла вперед и зажгла настольную лампу.
      Кэнфилд последовал за ней в причудливо обставленную огромную гостиную – площадью она была в пять теннисных кортов. И всюду кресла, кушетки, канапе. Силуэты бесчисленных ламп на бесконечных маленьких столиках. Все это было как-то беспорядочно разбросано по огромному пространству, лишь напротив гигантского камина вырисовывался четкий полукруг диванов. Привыкнув к полумраку, Кэнфилд разглядел над камином множество фотографий в черных рамках. Они расходились веером от висевшего в центре какого-то документа в золотой рамке.
      Джанет заметила взгляд Кэнфилда, но предпочла ничего не объяснять.
      – Здесь напитки и лед, – сказала она, указывая на бар. – Налейте себе сами. Я отлучусь на минутку? Переодену чулки. – И она исчезла в холле.
      Кэнфилд подошел к стеклянному столику на колесах и налил два небольших бокала виски. Достал из кармана чистый носовой платок, окунул в ледяную воду и перевязал руку. Потом зажег еще одну лампу, поближе к камину, и стал разглядывать фотографии. И буквально остолбенел.
      Фотографии тщательно документировали военную карьеру Алстера Стюарта Скарлетта. От офицерской школы до посадки на корабль, от прибытия во Францию до боевых окопов. Здесь же висели расцвеченные красными и синими линиями карты сражений. И на всех фотографиях Алстер Скарлетт был в центре событий.
      Ему и прежде доводилось видеть фотографии Скарлетта, но то были в основном моментальные снимки, сделанные на различных светских раутах или спортивных соревнованиях по теннису, поло или плаванию. На тех снимках он выглядел настоящим денди – магазин «Брукс бразерс» мог гордиться таким клиентом. Здесь же он был запечатлен среди солдат, и, что ужасно раздражало Кэнфилда, всегда оказывался на полголовы выше самых рослых своих соратников – военных всех рангов и званий. Неуклюжие ополченцы, предъявляющие оружие для осмотра, усталые сержанты перед строем таких же усталых солдат, опытные полевые командиры, серьезно чему-то внимающие, – и все они служили лишь статистами, фоном для энергичного, стройного лейтенанта. Все они – антураж, удачное обрамление для того, кто дарит их своим общением. На иных фотографиях высокий лейтенант представал в кругу робко улыбающихся офицеров: положив руки им на плечи, он словно уверял их: ничего, старые добрые денечки еще вернутся!
      Судя по выражению лиц тех, кого он стремился утешить, они не очень-то верили в возвращение доброго старого времени. Однако сам он излучал бесконечный оптимизм. Холодный, самоуверенный тип, подумал Кэнфилд. В центре в золотой рамке красовался наградной лист. Серебряная звезда за доблесть, проявленную при Мез-Аргонне. Судя по этой экспозиции, Алстер
      Скарлетт был прирожденным героем, которому крупно повезло: на его век выпала большая война. Тревожило другое – сам факт сей экспозиции. Она была бы более уместна в тихом кабинете отставного генерала, увенчанного полувековой славой, а не здесь, на Пятьдесят четвертой улице, в роскошной гостиной человека, озабоченного исключительно поисками удовольствий.
      – Интересное зрелище, не так ли? – Джанет вернулась в гостиную.
      – Впечатляющее, если не сказать больше. Да, Алстер Скарлетт – незаурядный человек.
      – С этим трудно спорить. А если кто-нибудь и забывал об этом, достаточно было пригласить забывчивого в гостиную.
      – Полагаю... Полагаю, эта замечательная экспозиция на тему выигранной войны – не ваша идея? – Он протянул Джанет бокал и заметил, как поспешно она его схватила и как жадно поднесла к губам.
      – Естественно, не моя. – Она выпила неразбавленный скотч одним глотком. – Присядьте. Кэнфилд быстро глотнул виски.
      – Позвольте повторить? – Он указал на бокал. Она села на один из диванов возле камина, а он направился к бару.
      – Никогда не думал, что ваш муж до такой степени подвержен... военному похмелью. – Он кивнул в сторону камина.
      – Очень точное определение: похмелье после большого праздника. А вы философ.
      – Вот уж не считал себя таковым. Но я не предполагал, что ваш муж принадлежит к такому типу людей. – Он подал ей бокал и остался стоять.
      – А вы разве не читали его военных воспоминаний? По-моему, газеты сделали все, чтобы развеять последние сомнения в том, кто именно победил кайзера. – Она выпила.
      – О, газетчики! Они напишут что угодно, лишь бы платили. Я никогда не относился к их сообщениям всерьез. Да и ваш муж тоже.
      – Вы говорите так, будто были знакомы с моим мужем.
      Кэнфилд изобразил удивление и даже отставил поднесенный было ко рту бокал.
      – А вы разве не знаете?
      – Что?
      – Конечно же мы были с ним знакомы. Я знал его достаточно хорошо. Мне казалось, что вам о нашем знакомстве известно. Извините.
      Джанет свое удивление скрыла.
      – Что вы, незачем извиняться. У Алстера было много знакомых. Возможно, я знаю далеко не всех. Вы что, познакомились с ним в Нью-Йорке? Не помню, чтобы он когда-либо называл ваше имя.
      – О нет, мы встречались лишь время от времени, когда мне случалось бывать на востоке.
      – Ах да, вы ведь из Чикаго?
      – Совершенно верно. Но, откровенно говоря, по характеру моей профессии мне приходится много ездить. – Что правда, то правда: Кэнфилду действительно приходилось ездить по всей стране.
      – А чем вы занимаетесь? Кэнфилд пригубил виски и сел.
      – Если убрать все словесные украшения, я, считайте, разъездной торговец. Но словесные украшения убирать как-то не принято.
      – А чем вы торгуете? Я знаю множество людей, которые занимаются торговлей, и они как-то не беспокоятся по поводу словесных украшений.
      – Ну, они же продают ценные бумаги, акции или недвижимость, даже мосты. Я же торгую теннисными площадками.
      Джанет рассмеялась – у нее был приятный смех.
      – Вы шутите!
      – Нет, серьезно. Я продаю теннисные корты. Он поставил стакан и сделал вид, что роется в карманах.
      – Дайте-ка поглядеть, сдается мне, я тут один с собой прихватил... Нет, я продаю отличные корты. Уимблдонский стандарт, правда, за исключением газона. Так наша компания и называется: «Уимблдон». Говорю вам как на духу: у нас отличные корты. Вы наверняка играли на дюжине наших кортов, только не знаете, кому обязаны этим удовольствием.
      – Потрясающе! А почему люди покупают ваши корты? Неужели они не могут построить собственные?
      – Могут, конечно. Но мы убеждаем их, что их корты ни к черту не годятся. И вот мы сносим выстроенный ими самими корт и на его месте делаем новый.
      – Вы надо мной издеваетесь! Теннисный корт – это всего лишь теннисный корт.
      – А газон? Разве это не существенно? Обычно трава весной еще слишком короткая, а осенью желтеет. Наши же корты вечнозеленые.
      Она снова засмеялась.
      – На самом деле все просто. Наша компания разработала асфальтовое покрытие, от которого мяч отскакивает, как от газона. Это покрытие не плавится под солнцем и не трескается от мороза. Хотите купить такое? Через три дня мы подошлем грузовики, они завезут первый слой гравия. У нас здесь есть отделение. Вы и оглянуться не успеете, как у вас будет лучший теннисный корт на всей Пятьдесят четвертой улице.
      Теперь рассмеялись они оба.
      – Наверное, вы и сами играете, как чемпион.
      – Вот уж нет. Я играю, но не очень хорошо. Да и не очень-то люблю теннис. Мы платим нескольким игрокам международного класса за то, что они рекламируют наши корты. Когда заканчиваем укладку, проводим показательные матчи – вам я организую такой бесплатно. Можете пригласить всех своих друзей, устроите вечеринку. На наших кортах прошло множество замечательных вечеринок – они, как видите, выдерживают и коктейли. А для нас это выгодно: на вечеринках мы получаем новые заказы.