Когда Скарлетт приказал шоферу ехать на запад, к границе Швейцарии с Германией, тот вяло запротестовал:
      – Майн герр! Это же целых четыреста километров! По этим ужасным дорогам минимум десять часов езды, если не больше!
      – Надо добраться туда к ужину. И помалкивай!
      – Майн герр, куда удобнее, да и проще было бы дозаправиться и лететь самолетом...
      – Я не летаю, если чувствую себя усталым. Не переживай, в Монбелье я подыщу тебе девочку: разнообразь свою диету, Кирхер. Это возбуждает аппетит.
      – Яволь, майн герр! – с ухмылкой отчеканил Кирхер, а про себя подумал: «Такой бравый „оберфюрер“ слов на ветер не бросает».
      Скарлетт мысленно подытожил: «Ничтожество! Когда-нибудь в один прекрасный день я отделаюсь от всех этих жалких людишек».

* * *

      Монбелье – в сущности, большая деревня, жители которой сбывали свою продукцию в Швейцарию и Германию. Здесь, как и во всех населенных пунктах близ границы, ходили на равном основании франки – французские и швейцарские – и немецкие марки.
      Скарлетт и его шофер добрались сюда чуть позже девяти вечера. За всю дорогу останавливались они всего несколько раз, чтобы дозаправиться, и только раз, чтобы позавтракать, все остальное время мчались вперед, не разговаривая друг с другом. Эта тишина убаюкивала Скарлетта, снимала тревогу и напряжение, и теперь он мог думать спокойно, хотя раздражение временами все еще накатывало на него. Водитель был прав, когда говорил, что проще и менее утомительно было бы лететь самолетом, но Скарлетт опасался, что его может подвести характер, не исключены вспышки ярости – поэтому он предпочел избежать риска.
      Сегодня вечером – час еще не был точно обозначен – ему предстояло встретиться с пруссаком, исключительно важной во всех отношениях персоной, наделенной широкими полномочиями. К моменту встречи необходимо быть в полной форме – чтобы каждая клеточка головного мозга функционировала отменно. Он не мог допустить, чтобы недавние проблемы помешали ему сосредоточиться. Встреча с пруссаком представляла собой кульминационную точку важнейшего и многолетнего этапа его жизни, начавшегося странной встречей с Грегором Штрассером и завершившегося переводом его миллионов в швейцарскую столицу. Он, Генрих Крюгер, обладает деньгами, в которых так сильно нуждаются национал-социалисты. Он сейчас представляет несомненный интерес для партии.
      Проблемы, проблемы... Но он разрешит их. Для начала он изолирует Говарда Торнтона, возможно, уберет. Этот американец из Сан-Франциско надул его. Если стокгольмская операция, не дай Бог, раскроется, след непременно выведет на Торнтона. Воспользовавшись шведскими связями, Торнтон, по-видимому, прибрал к рукам значительное количество акций по сниженной цене.
      Значит, о Торнтоне надо позаботиться. Как позаботились о французишке Жаке Бертольде. Торнтон и Бертольд! Оба неудачники! Жадные, глупые неудачники!
      Что произошло с Бутройдом? Очевидно, убит на «Кальпурнии». Но как? Кем? Впрочем, он заслужил смерть! Как и его дурак тесть. Приказ Роулинса убрать Элизабет Скарлатти был верхом глупости. Да и время этот идиот выбрал самое неподходящее: неужели Роулинс не понимал, что она оставит после себя письма, документы? Она куда более опасна мертвой, чем живой. По крайней мере, была опасной – теперь-то он добрался до нее, достаточно напугал свою драгоценную мамашу. Теперь она может умереть. И тогда – после ликвидации Бертольда, после ликвидации Роулинса, Торнтона и мадам – не останется никого, кто знал бы его настоящее имя. Никого! Он Генрих Крюгер, вождь нового порядка!
      Они подъехали к маленькой гостинице с ресторанчиком и номерами для путешественников, нуждающихся в отдыхе, или для тех, кто стремится к уединению по другим причинам. Это было условленное место встречи.
      – Отгони машину, – сказал он Кирхеру. – Я буду ужинать в своей комнате наверху. Позову тебя попозже... Я не забыл о своем обещании.
      Кирхер ухмыльнулся.
      Алстер Скарлетт вылез из машины и потянулся. Он чувствовал себя лучше, зуд поутих, предстоящая встреча наполнила его радостью. Именно такого рода деятельностью и надлежит ему заниматься! Решать вопросы, значимые по своим последствиям. Вопросы, связанные с властью. С неограниченной властью.
      Он подождал, пока машина отъехала достаточно далеко, чтобы шофер не мог наблюдать за ним в зеркало заднего вида, потом решительно зашагал в обратном направлении к садовой дорожке, вымощенной булыжником. Ничтожествам не следует знать ничего сверх того, что необходимо для выполнения их конкретной служебной функции.
      Он приблизился к темной двери и постучал.
      Дверь раскрылась, и в центре проема, точно преграждая вход, возник довольно высокий мужчина с густой черной шевелюрой и такими же бровями. На нем была серая, баварского типа шляпа и коричневые панталоны. Лицо смуглое, с правильными чертами, глаза большие, пронзительные. Звали его Рудольф Гесс.
      – Где вы пропадали? – Гесс жестом пригласил Скарлетта войти и закрыл за ним дверь. Комната была маленькая, скудно обставленная: стол, вокруг стулья, буфет и две настольные лампы. У окна стоял еще один мужчина, он, вероятно, узнал Скарлетта и кивнул ему. Это был щупленький, низенький человек с птичьими чертами лица.
      – Йозеф? – обратился Скарлетт к нему. – Не ожидал увидеть вас здесь.
      Йозеф Геббельс посмотрел на Гесса – он слабо знал английский. Гесс быстро перевел слова Скарлетта, и Геббельс пожал плечами.
      – Где вы пропадали?
      – У меня была посадка в Лизье. Не удалось достать другой самолет, поэтому пришлось ехать на машине. День выдался тяжкий, так что уж не усугубляйте его, пожалуйста.
      – Ах вот оно что! От Лизье неблизкий путь. Я велю принести вам что-нибудь перекусить, но постарайтесь не задерживаться. Рейнгардт давно ждет.
      Скарлетт сбросил с себя летную куртку.
      – Как он?
      Геббельс понял вопрос.
      – Рейнгардт?.. В нетерпении! – Он неправильно произнес английское слово, и Скарлетт улыбнулся. Совершенно омерзительное создание, подумал Геббельс. Впрочем, неприязнь была взаимной.
      – Обойдусь без еды. Рейнгардту и так пришлось ждать долго. Где он?
      – В своей комнате. Номер два, в конце коридора. Днем выходил на прогулку, но по-прежнему боится, что кто-нибудь может его опознать, так что через десять минут вернулся. Похоже, он расстроен.
      – Ведите его сюда... И прихватите с собой виски. -Скарлетт взглянул на Геббельса, ему было крайне неприятно присутствие этого низкорослого уродца, похожего на жалкого еврея-адвоката. Совсем ни к чему находиться ему здесь при их – его и Гесса – беседе с прусским аристократом.
      Но Скарлетт знал, что ничего изменить нельзя: Гитлер и Геббельс связаны неразрывно.
      Йозеф Геббельс, похоже, читал его мысли.
      – Я посижу здесь, пока вы будете беседовать, – сказал он по-немецки, подвинул стул к стене и сел.
      Спустя четыре минуты вернулся Гесс. За ним шел пожилой, обремененный избыточным весом немец, ростом чуть ниже Гесса, одетый в черный двубортные костюм. Его лицо лоснилось от жира, белокурые волосы были коротко подстрижены. Он стоял, расправив плечи и выпятив грудь, точно цирковой борец, и Скарлетту невольно подумалось; а сердцевина-то у него мягкая, не соответствует внушительному виду. Гесс плотно затворил дверь и запер ее на ключ.
      – Господа, генерал Рейнгардт!
      Геббельс поднялся со стула, кивнул и щелкнул каблуками.
      Рейнгардт посмотрел на него безо всякого выражения.
      Скарлетт заметил этот взгляд. Он приблизился к пожилому генералу и протянул руку.
      – Господин генерал!
      Рейнгардт перевел взгляд на Скарлетта и, хотя внешне это никак не проявилось, вид Скарлетта явно его смутил. Они пожали друг другу руки.
      – Пожалуйста, присаживайтесь, герр генерал! – Гесс не скрывал восторга перед столь высокопоставленными гостями. Рейнгардт сел во главе стола. Скарлетт огорчился: ему хотелось самому занять то место – командную позицию.
      Гесс осведомился, что предпочитает Рейнгардт – виски, джин или вино. Генерал решительным жестом руки отверг предложение.
      – Мне тоже ничего, – заявил Алстер Скарлетт, усаживаясь слева от Рейнгардта. Гесс даже не взглянул на поднос и тоже сел. Геббельс вернулся, прихрамывая, к стулу у стены.
      Скарлетт заговорил:
      – Я приношу свои извинения за опоздание. Непростительный факт, но, к сожалению, возникло безотлагательное дело с нашими союзниками в Лондоне.
      – Простите, как вас зовут? – перебил его Рейнгардт. Он говорил по-английски с сильным акцентом. Скарлетт быстро глянул на Гесса.
      – Крюгер, герр генерал. Генрих Крюгер. Рейнгардт не отводил взгляда от Скарлетта:
      – Не думаю, что это ваше настоящее имя, сэр. Вы ведь не немец.
      – У меня немецкая душа. Поэтому я выбрал себе немецкое имя.
      Гесс вмешался:
      – Вклад герра Крюгера в наше общее дело бесценен. Без него мы никогда не добились бы таких успехов.
      – Мне кажется, вы американец... Вы не говорите по-немецки?
      – Вскорости этот недостаток будет устранен, – сказал Скарлетт.
      В действительности он говорил по-немецки вполне сносно, но порой все-таки испытывал затруднения.
      – Я не американец, генерал... – Скарлетт также пристально посмотрел на Рейнгардта и резко отчеканил: – Я – гражданин нового мира!.. И я, как никто другой, вправе стать свидетелем установления нового порядка. Прошу вас иметь это в виду в ходе нашей беседы.
      Рейнгардт пожал плечами.
      – Разумеется, у меня нет никаких сомнений, что у вас, как и у меня, имеются основания для сегодняшней встречи.
      Скарлетт успокоился и чуть пододвинул стул.
      – Итак, господа, к делу. Я хотел бы покинуть Монбелье сегодня же ночью. – Рейнгардт сунул руку в карман пиджака и достал оттуда сложенный вдвое лист почтовой бумаги. – Ваша партия, конечно, добилась вполне определенных успехов в рейхстаге. С учетом мюнхенского фиаско можно даже сказать – весьма значительных успехов...
      Гесс с энтузиазмом воскликнул:
      – Это только начало! Германия очистится от позора бесславного поражения и поднимет голову! Мы будем хозяевами Европы!
      Рейнгардт внимательно наблюдал за Гессом. Затем спокойно произнес:
      – Нам было бы достаточно стать хозяевами хотя бы самой Германии. Быть способными защитить свою страну – это все, чего мы хотим.
      – Это лишь минимум того, что мы можем гарантировать, генерал. – Скарлетт старался говорить спокойно и сдержанно.
      – Этим минимумом гарантий мы и желали бы заручиться. Мы не сторонники тех крайностей, которые проповедует Адольф Гитлер.
      При упоминании имени Гитлера тщедушный Геббельс всем корпусом подался вперед: его раздражал сам факт устранения от участия в беседе.
      – Что такое с Гитлером? Что вы о нем говорите? – спросил он по-немецки. – Гитлер – это путеводная звезда! Гитлер – надежда Германии!
      – Для вас, может быть, – по-немецки же возразил Рейнгардт.
      Алстер Скарлетт взглянул на Геббельса и заметил в его глазах ненависть. Да, подумал он, когда-нибудь Рейнгардт поплатится за эти слова. Между тем, разворачивая лист бумаги, генерал продолжал:
      – Времена, переживаемые нашей нацией, требуют необычных союзников... Я беседовал с фон Шнитцлером и Киндорфом. Крупп не намерен вступать в переговоры, как, вероятно, вы уже знаете... Германская промышленность не в лучшем состоянии, чем армия: и та и другая – заложницы Союзной контрольной комиссии. Версальский договор устанавливает массу ограничений. Мы живем как на качелях, никакой стабильности. И нам не на кого рассчитывать, кроме себя. У нас у всех как кость в горле Версальский договор.
      – Это лишь одно из препятствий. Есть и другие, – самодовольно заметил Скарлетт.
      – Я приехал в Монбелье ради одной-единственной цели! Для возрождения германской промышленности и для экспорта ее продукции должны быть созданы определенные условия. Равно как и для возрождения армии. Ограничение численности войск до ста тысяч человек при необходимости охраны границы общей протяженностью более чем в тысячу шестьсот миль! Да это просто смехотворно... Нам сначала обещают, обещают, а потом следуют угрозы. Никакого понимания. Никаких материальных средств для необходимого роста.
      – Нас предали! Нас предали самым бесстыдным образом в девятьсот восемнадцатом, и это предательство продолжается! И в самой Германии предателей по-прежнему полно! – воскликнул Гесс. Больше всего на свете он желал оказаться в числе друзей Рейнгардта. Рейнгардт почувствовал это и восторга не испытал.
      – Да. Людендорф все еще придерживается этой теории. Мез-Аргонн... по-видимому, с этим трудно смириться.
      Алстер Скарлетт расплылся в улыбке.
      – Как и некоторым из нас, генерал Рейнгардт. Генерал взглянул на него:
      – Я не стану обсуждать это с вами.
      – Но однажды вам придется это сделать. Именно поэтому я здесь. Отчасти.
      – Повторяю, герр Крюгер. У вас свои резоны, у меня – свои. Ваши меня не интересуют. Но вам с моими придется считаться.
      Рейнгардт взглянул на Гесса, а потом – через стол – на притаившегося у стены Геббельса.
      – Буду откровенен, господа, хотя никакого секрета для вас, вероятно, и не открою... На территории большевиков вдоль польской границы находятся сейчас тысячи оказавшихся там офицеров. На них нет спроса в своей собственной стране. Они обучают русских полевых командиров! Они внедряют дисциплину в крестьянской Красной Армии... Почему? Иные – чтобы просто прокормиться. Другие оправдываются тем, что русские заводы поставляют нам артиллерийские орудия и некоторые виды вооружения, запрещенные Союзной комиссией... Мне не по душе такое положение дел, господа. Я не доверяю русским... Веймарская республика пала. Эберт оказался несостоятельным. Гинденбург и того хуже. Нам необходимы новые политики, способные добиться отмены Версальского договора. Мы должны преобразовать страну изнутри.
      Рудольф Гесс решительно положил руки на стол ладонями вниз.
      – От имени Адольфа Гитлера и нашего собственного мы, присутствующие здесь, заверяем, что во главу угла своей политической платформы Национал-социалистическая рабочая партия Германии ставит безусловную отмену Версальского договора и его ограничений!
      – Я учту это. Мне важно знать, способны ли вы реально объединить различные политические группы рейхстага. Я не стану отрицать, что вы имеете влияние. Куда большее влияние, чем другие... Но нас и наших соратников в деловом мире интересует ваша стабильность. Способны ли вы выстоять? Мы не можем делать ставку на политическую комету, которая сгорит без следа.
      Алстер Скарлетт поднялся и с высоты своего роста посмотрел на пожилого немецкого генерала:
      – А как вы отнесетесь к тому, что мы располагаем такими финансовыми возможностями, о которых даже и помышлять не смеет ни одна политическая организация в Европе? А может, и во всем западном полушарии?
      – Я бы сказал, что вы преувеличиваете.
      – А если я сообщу, что мы обладаем достаточно обширной территорией, где можно обучать тысячи и тысячи отборных войск вне бдительного ока версальских инспекционных групп?
      – Вам придется привести соответствующие доказательства.
      – Я могу сделать это без промедления. Рейнгардт также встал и, неотрывно глядя на Генриха Крюгера, произнес:
      – Если вы говорите правду... вам обеспечена поддержка высшего генералитета германской армии.

Глава 36

Глава 37