Его разбудил телефонный звонок.
      – Мэтью?
      – Да, Джэн? – Он так крепко сжимал трубку, что у него заныла от боли рука.
      – Я внизу, в холле. Элизабет я сказала, что иду за покупками.
      Кэнфилд глянул на часы: одиннадцать тридцать. Ему смертельно хотелось спать.
      – Что случилось?
      – С ней что-то происходит, Мэтью. Я никогда не видела ее такой. Она явно чего-то боится.
      – Странно... А она не упоминала о шеффилдской сделке?
      – Нет. Я сама ей напоминала. Но она отмахнулась и сказала, что изменилась ситуация.
      – И больше ничего?
      – Хотя нет, кое-что еще... Она сказала, что после обеда намерена побеседовать с тобой. Говорит, что в Нью-Йорке возникли проблемы, требующие ее присутствия. Похоже, она хочет сообщить тебе, что решила вернуться домой.
      – Но это невозможно! Вспомни точно, что именно она сказала!
      Она не вдавалась в подробности. Просто заявила, что Чанселлор – осел и что ей надоело бессмысленно тратить время.
      – Она говорит неправду.
      – Я тоже так думаю. К тому же ее объяснения звучали очень неубедительно. Но решение она приняла. Как ты намерен поступить?
      – Надеюсь ее удивить. Возвращайся никак не раньше, чем через два часа, хорошо?
      Они условились, что вместе пообедают, и попрощались. Спустя полчаса Кэнфилд отправился на первый этаж завтракать. Нужно было подкрепиться. Запастись энергией.
      Он захватил с собой досье Бертольда, решив прочитать его полностью или хотя бы большую часть во время завтрака. Он положил досье слева от прибора и приступил к чтению.
      Это было обычное досье, из тех, что составляются на весьма состоятельных людей. Исчерпывающие подробности о генеалогическом древе. Должности и титулы каждого из членов семьи на протяжении нескольких поколений – в бизнесе, правительстве, обществе – все выглядит внушительно и вместе с тем совершенно непонятно для непосвященного. Компании Бертольда мощные и почти все, как говорила мадам Скарлатти, в пределах британских территорий. Школа, воспитание, путь в мире бизнеса. Его клубы – все очень благопристойно. Хобби – автомобили, лошади, собаки. Увлекается спортом – поло, яхты, альпинизм. Восхождение на Маттерхорн и Юнгфрау – красноречивое свидетельство его мастерства. И наконец, характеристика личности, составленная по сведениям знакомых и друзей. Обращает на себя внимание характерная черта этих отзывов – странно, что не придают этому значения, – очевидная лесть, негативные отзывы принадлежат противникам или соперникам по конкурентной борьбе, стремящимся хоть чем-нибудь ему досадить.
      Кэнфилд поставил на полях две галочки. Первую на странице 18 против пункта 5. Собственно, особых причин не было, просто содержание этого пункта как-то выбивалось из общего ряда, кроме того, там упоминался город, где, как вспомнил Кэнфилд, побывал Алстер Скарлетт во время своего вояжа по Европе.
       «Семья Бертольда владела заводами в Рурской области. За несколько недель до убийства в Сараеве они были проданы министерству финансов Германии, а управленческие конторы Бертольда в Штутгарте и Тассинге закрыты. Французские деловые круги остро реагировали на это событие, а семья Бертольда подверглась осуждению парламента и прессы. Никаких обвинений в сговоре, однако, не выдвигалось, все выглядело пристойно: германское министерство финансов за ценой не постояло. По окончании войны заводы в Рурской области были откуплены у веймарского правительства, и конторы в Штутгарте и Тассинге открыты вновь».
      Вторую галочку он поставил на странице 23 против пункта 2, касавшегося одной из недавно созданных корпораций:
       «Партнерами маркиза де Бертольда в фирме по сбыту импорта являются мистер Сидней Мастерсон и мистер Гарольд Ликок...»
      Мастерсон и Ликок.
      Оба значились в цюрихском списке. Владельцы двух из четырнадцати знаменитых поместий в Швейцарии.
      Следовательно, они служили связующим звеном между Бертольдом и цюрихской группой.
      Ничего удивительного в этом нет. Но для профессионала приятно получить подтверждение, что ты на правильном пути.
      Кэнфилд уже допил кофе, когда к нему подошел молодой человек в форме служащего «Савоя».
      – Вам две депеши, сэр. Кэнфилд встревожился.
      – Вы могли бы послать за мной.
      – Оба отправителя просили не беспокоить вас, сэр.
      – Хорошо. Благодарю вас.
      Первая депеша была от Дерека: «Срочно свяжитесь со мной».
      Вторая – от Элизабет Скарлатти: «Прошу зайти ко мне в номер в два тридцать. Крайне важно. Раньше встретиться с вами не могу».
      Кэнфилд закурил свою обычную тонкую сигару и откинулся в кресле. Дерек может подождать. Он, вероятно, получил известие о новом соглашении Бенджамина Рейнольдса с британским правительством и не знает, что делать. Решено: Кэнфилд отложил встречу с Дереком на более поздний час.
      Скарлатти же, похоже, приняла решение. Если Джанет не ошиблась, то Элизабет укладывает сейчас вещи. Он, как ни силился, не мог объяснить себе, почему она вдруг кардинальным образом изменила свое отношение к Рейнольдсу, или к Гловеру, или вообще к «Группе 20». Значит, «Группа 20» зря истратила тысячи долларов, надеясь на сотрудничество с Элизабет.
      Кэнфилд думал о ночном визитере – четвертом маркизе Шателеро, покорителе Маттерхорна и Юнгфрау. Почему Жак Луи Бертольд проник в номер Скарлатти таким способом? Потому ли, что дверь была заперта на ключ, а он знал, что мадам Скарлатти ему не откроет? Или просто-напросто хотел запугать Элизабет? Или, может, искал что-то?
      Как искали они с Дереком в темном номере двумя этажами выше.
      Что же он мог сказать такого, что полностью парализовало ее волю? Что могло до такой степени напугать Элизабет Скарлатти?
      Может, он пригрозил убить ее сына, если тот, конечно, еще жив? Это могло подействовать... Впрочем, так ли? Ведь сын предал ее. Предал всю «империю Скарлатти». Кэнфилд не сомневался: Элизабет предпочтет видеть сына мертвым, нежели позволит ему обманывать ее и дальше.
      Но она отступила!
      И вновь Кэнфилда охватила тревога, которую он уже испытал тогда, на борту «Кальпурнии». Задание, полученное от Рейнольдса, поначалу казалось ему вполне выполнимым, но ситуация с каждым днем все более и более осложнялась, и у него возникло ощущение бессилия.
      Элизабет Скарлатти... Он был уверен, что она «не может его принять» раньше двух тридцати как раз потому, что занята подготовкой к отъезду.
      Что ж, у него тоже кое-что припасено. Ему известно, что ночью к ней явился незваный гость. К тому же у него в руках досье Бертольда.
      От досье, конечно, она может и отмахнуться. Зато альпинистская веревка станет неопровержимой уликой.
      – Я же предупредила, что не могу принять вас раньше двух тридцати! Извольте считаться с моим волеизъявлением.
      – Дело не терпит отлагательства. Впустите меня немедленно!
      Она с негодованием распахнула дверь и пошла, не взглянув на него, в комнату. Кэнфилд громко хлопнул задвижкой. И заговорил прежде, чем она успела повернуться к нему.
      – У меня с собой досье. Я знаю теперь, почему вашему гостю не пришлось открывать дверь.
      Его слова возымели эффект разорвавшегося прямо перед ней снаряда. Старая дама быстро повернулась и напружилась. Будь ей лет на тридцать меньше, она набросилась бы на него с кулаками.
      – Вы бесчестный, бессовестный мерзавец! Наглый лжец! Жулик! Вы лжец! Лжец! Я засажу вас на всю оставшуюся жизнь!
      – Что же, хорошо. Я не останусь в долгу. Прежде вам это удавалось, сейчас не получится. Со мной был Дерек. Мы нашли веревку – альпинистскую, по его определению, – на ней ваш ночной гость спустился по стене гостиницы.
      Старая дама накренилась вперед, ноги у нее подкосились, и она стала валиться на него.
      – Бога ради, успокойтесь! Я хочу вам помочь! – Он держал ее за плечи.
      – Вы должны его купить! О Боже! Вы должны его купить! Приведите его сюда!
      – Зачем купить? Кого?
      – Дерека! Как давно вы знаете, мистер Кэнфилд? Во имя всего святого, скажите, как давно вы узнали об этом?
      – Примерно в пять часов утра.
      – Он успел, успел! Успел кому-то рассказать! О Боже праведный, он рассказал другим! – Она была в отчаянии, и Кэнфилду стало страшно. – Да, он успел! – продолжала причитать Элизабет. – Теперь об этом знает его начальство, значит, это станет известно... Что теперь будет, как вы считаете?
      Элизабет попыталась совладать с собой:
      – Похоже, тем самым вы подписали смертный приговор всей моей семье, а если это действительно так, вас, Кэнфилд, тоже ждет неминуемая смерть!
      – О чем вы говорите? Лучше расскажите, в чем дело.
      – Я ничего вам не скажу, пока вы не соедините меня с Дереком.
      Кэнфилд прошел в другой конец комнаты, поднял телефонную трубку и назвал номер Дерека. Спокойно поговорил с ним несколько минут, потом повернулся к мадам Скарлатти:
      – У него через двадцать минут совещание. Он подготовил подробный отчет, и начальство намерено его выслушать.
      Старая дама стремительно подскочила к Кэнфилду:
      – Дайте мне трубку!
      – Мистер Дерек? Говорит Элизабет Скарлатти. Я не знаю, что у вас там за совещание, но ни в коем случае не ходите на него! Я не имею привычки умолять кого бы то ни было, но сейчас я заклинаю вас – не ходите! Пожалуйста, умоляю вас, никому, ни одной живой душе не говорите ни слова о сегодняшней ночи! Если вы оброните хоть намек, на вас ляжет ответственность за гибель нескольких безвинных людей! Пока я не могу сказать вам больше... Да, да, как вам угодно... Я приму вас, конечно. Через час. Благодарю вас. Благодарю вас!
      Она положила трубку на рычаг и, с облегчением взглянув на Кэнфилда, промолвила:
      – Слава Богу!
      Все это время Кэнфилд пристально молча наблюдал за ней, а теперь, приблизившись, заговорил:
      – Пресвятая матерь Божья! Я начинаю догадываться. Эта дурацкая веревка, акробатические трюки посреди ночи... Это было предпринято не просто для того, чтобы напугать вас до смерти! Замышлялось что-то более серьезное!
      – О чем вы говорите?
      – Поначалу я думал, что ночным визитером был Бертольд! Что это он проник к вам в номер таким странным образом, чтобы, черт возьми, напугать вас! Но какой в этом смысл? С таким же успехом он мог остановить вас в холле, в ресторане... Значит, это был некто, кто не мог себе позволить подобного. Некто, кто не мог встретиться с вами на людях...
      – Вы заговариваетесь! Вы сошли с ума!
      – Разумеется, вы хотите похоронить эту историю. Вы добились того, ради чего отправились в столь дальний путь! Вы нашли его! Вы нашли своего пропавшего сына, признайтесь!
      – Это ложь!
      – О нет, это так очевидно, что мне следовало догадаться еще ночью. Вся эта история выглядела столь необычно, что я пытался и объяснение найти необычное, решив, что вас хотели просто запугать. Но я ошибся! Это был наш прославленный герой войны, он вернулся из заоблачных высей на грешную землю! Алстер Стюарт Скарлетт. Да. Единственный, кто не смел подойти к вам вне стен этой комнаты. Единственный, кто не мог надеяться, что вы откроете ему дверь.
      – Дикий вымысел! Я отрицаю это!
      – Отрицать вы можете все, что угодно. Теперь я предлагаю вам сделать выбор. Дерек прибудет сюда в течение часа. Либо мы с вами разберемся до его прихода, либо я немедленно телеграфирую в свой офис, что как профессионал я ответственно заявляю: Алстер Скарлетт найден. Я вернусь в Нью-Йорк, и, между прочим, с Джанет!
      Элизабет вдруг понизила голос до шепота и, с трудом передвигая ноги, двинулась к нему:
      – Если в вас есть хоть капля чувства к Джанет, вы сделаете так, как я попрошу. Если же нет – она будет убита.
      Теперь настал черед Кэнфилда возмущаться. И это уже не был крик заядлого спорщика, это был громоподобный рык вышедшего из терпения мужчины.
      – Да плевать я хотел на ваши приговоры! Ни ваш сын, ни вы не запугаете меня! Вы можете купить мои услуги, но меня самого – никогда! Передайте ему: если он тронет Джанет, я убью его.
      Элизабет Скарлатти коснулась его руки. Он отстранился.
      Презрев собственную гордость, она молила его:
      – Я не угрожаю, поймите. Пожалуйста, выслушайте меня. Постарайтесь понять... Я беспомощна. И мне невозможно помочь!
      По морщинистым щекам Элизабет текли слезы. Лицо ее было мертвенно-бледным, под глазами чернели круги – следы этой страшной ночи. Господи, подумал Кэнфилд, Элизабет Скарлатти похожа на живой труп. Ярость отступила.
      – Не бывает, чтобы совсем нельзя было помочь. Не верьте тому, кто это вам говорит.
      – Вы любите ее?
      – Да. И поскольку я ее люблю, вам нечего бояться. Я преданно служу обществу. Но куда более преданно служу нашим с вами интересам.
      – Но это не способно изменить сложившуюся ситуацию.
      – Вы не вправе делать подобные выводы, вы обязаны рассказать мне, что в действительности произошло.
      – Вы не оставляете мне иного выбора?
      – Нет, не оставляю.
      – Тогда пусть простит вас Бог. Вы берете на себя огромную ответственность. Теперь вы ответственны за наши жизни.
      Она рассказала ему все как есть.
      Мэтью Кэнфилд понял, что надо делать: настала пора встретиться с маркизом де Бертольдом.

      В пятидесяти семи милях к юго-востоку от Лондона, на берегу моря находится морской курорт Рамсгит. Неподалеку от него, в стороне от шоссе, в поле стояла деревянная хижина примерно двадцать на двадцать футов. Сквозь маленькие ее оконца пробивался наружу тусклый в предутреннем тумане свет. Приблизительно ярдах в ста к северу от хижины виднелось солидное строение – некогда это был амбар. Теперь он служил ангаром для двух монопланов. Один из них как раз и выкатывали сейчас наружу трое мужчин в серых комбинезонах.
      В хижине, попивая черный кофе, сидел за столом наголо бритый мужчина. Красноватый рубец над правым глазом зудел, и мужчина то и дело почесывал его.
      Закончив читать лежавшее перед ним письмо, он поднял глаза на курьера в шоферском комбинезоне. Содержание письма явно взбесило бритоголового.
      – Маркиз зарвался! Мюнхен дал предельно ясные инструкции: Роулинсов нельзя было убивать в Штатах! Их следовало доставить в Цюрих и убить в Цюрихе!
      – Для беспокойства нет причин. Ликвидация была организована чисто, подозрения исключены. Маркиз хотел, чтобы вы знали это. Оба погибли в автомобильной катастрофе.
      – Кто же в это поверит? Черт вас подери, кто?! Ублюдки! Мюнхен не намерен рисковать, и в Цюрихе риск был бы исключен! – Алстер Скарлетт поднялся из-за стола, подошел к маленькому окошку, из которого открывался вид на поле. Самолет был почти готов к полету. Нет, так дело не пойдет. Надо успокоиться. Он не любил летать во взвинченном состоянии. В таком состоянии в воздухе можно совершить непоправимую ошибку. Он хорошо знал это по собственному опыту.
      Будь проклят этот Бертольд! Роулинсов конечно же необходимо было убрать. После того как Картрайт все узнал, Роулинс запаниковал и приказал своему зятю убить Элизабет Скарлатти. Чудовищная ошибка! Забавно, поймал он себя на мысли, а ведь уже давно он не воспринимает старую даму как собственную мать. Просто Элизабет Скарлатти... Да, убирать Роулинсов там, в Штатах, было сущим безумием! Как теперь узнать, какие и кто задавал им вопросы? И разве трудно теперь выйти на Бертольда?
      – Вопреки тому, что случилось... – начал было Лэбиш.
      – Что? – Скарлетт повернулся к нему. Он уже принял решение.
      – Маркиз хотел бы сообщить вам, что несмотря на то, что произошло с Бутройдом, все ведущие к нему нити похоронены вместе с Роулинсами.
      – Не совсем, Лэбиш. Не совсем. – Голос Скарлетта звучал жестко. – Маркиз де Бертольд получил приказ доставить Роулинсов в Швейцарию. Он не повиновался. Крайне прискорбный факт.
      – Извините, сэр?
      Скарлетт протянул руку к летной куртке, висевшей на спинке стула. И сказал спокойно и деловито:
      – Убейте его.
      – Сэр!
      – Убейте его! Убейте маркиза де Бертольда. Сегодня же!
      – Но послушайте! Я не верю своим ушам!
      – Ну уж нет – это вы меня слушайте! В Мюнхене меня должна ждать телеграмма, в которой вы сообщите, что этот идиот мертв!.. И, Лэбиш, сделайте так, чтобы не было сомнений, кто именно убил его. Его убили ьы! Нам не нужны сейчас никакие вопросы и расследования!.. Затем сразу же возвращайтесь сюда. Мы вывезем вас в другую страну.
      – Мсье. Я работаю у маркиза пятнадцать лет! Он был добр ко мне!.. Я не могу...
      – Чего вы не можете?
      – Мсье... – Француз опустился на колени. – Не просите меня...
      – Я не прошу. Я приказываю. Мюнхен приказывает!

* * *

      Холл на четвертом этаже фирмы «Бертольд и сыновья» был необычайно просторным. В стене напротив входа были огромные белые двери в стиле Людовика XIV – они вели в святая святых маркиза де Бертольда. С правой стороны в комнате стояли полукругом шесть обитых коричневой кожей кресел – словно в кабинете какого-нибудь состоятельного сельского сквайра – с приземистым, прямоугольной формы кофейным столиком перед ними. На столике лежала аккуратная стопка самых модных журналов. С левой стороны находился огромных размеров белый письменный стол с позолоченным бордюром. За столом восседала миловидная брюнетка с завитками волос, аккуратно выложенными на лбу. Но Кэнфилд поначалу не обратил особого внимания на красоту и благородство черт секретарши – он никак не мог оправиться от первого впечатления, точнее, шока, произведенного общей цветовой гаммой холла: пурпурные стены и портьеры на окнах из черного бархата от пола до потолка.
      Боже праведный, подумал Кэнфилд. Ведь это же точная копия холла в доме Алстера Скарлетта!
      В креслах сидели два джентльмена средних лет в костюмах от «Сэвил Роу». Они были погружены в чтение журналов. Чуть поодаль справа от них стоял мужчина в шоферской форме без головного убора, сцепив руки за спиной.
      Кэнфилд подошел к письменному столу. Секретарша с локончиками на лбу сразу же заметила его.
      – Мистер Кэнфилд?
      – Да.
      – Маркиз ждет вас, сэр. – Она сразу же поднялась с места и направилась к громадным белым дверям. Кэнфилд заметил, что один из джентльменов, сидевших слева, огорчился. Он тихо чертыхнулся и вновь погрузился в чтение.
      – Добрый день, мистер Кэнфилд. – Четвертый маркиз Шателеро стоял за огромным столом и протягивал ему руку. – Мы не встречались прежде, но посланник от Элизабет Скарлатти всегда желанный гость. Прошу вас, садитесь!
      Таким Кэнфилд и представлял себе маркиза – разве только чуть повыше ростом. Маркиз был прекрасно сложен, довольно приятной наружности, подтянутый, с приятным звучным голосом. Однако при всей его мужественности, мужественности покорителя Маттерхорна и Юнгфрау, было в нем нечто не вяжущееся с мужеством, изнеженность, что ли. А может, все дело в костюме? Он был слишком уж щегольской!
      – Рад нашей встрече, – улыбнулся Кэнфилд, пожимая руку французу. – Однако в затруднении. Как мне вас величать – мсье Бертольд или монсеньер маркиз?
      – Я бы мог добавить к этому ряду несколько отнюдь не лестных имен, данных мне вашими соотечественниками. – Маркиз рассмеялся. – А вы, пожалуйста, действуйте в русле французской традиции, столь презираемой чопорными британцами. Меня устраивает обыкновенное «Бертольд». Сегодня обращение «маркиз» не более чем дань давно вышедшей из моды традиции, романтическая красивость. – Француз улыбнулся и предложил Кэнфилду сесть в кресло напротив письменного стола. Жак Луи Омон де Бертольд, четвертый маркиз Шателеро, был чрезвычайно любезен, признал Кэнфилд.
      – Приношу искренние извинения за то, что невольно нарушил ваш распорядок дня.
      – Распорядки для того и составляются, чтобы их нарушать. В противном случае жизнь, согласитесь, превращается в рутину.
      – Не стану попусту занимать ваше время, сэр. Элизабет Скарлатти желает вступить с вами в переговоры.
      Жак Луи Бертольд откинулся в кресле и изобразил на своем лице изумление:
      – Переговоры?.. Боюсь, я не вполне понимаю... Переговоры о чем?
      – Это сообщит вам сама мадам Скарлатти при личной встрече.
      – Мне доставит удовольствие встретиться с мадам Скарлатти в любое удобное для нее время, но я не могу себе представить, о чем пойдет речь. Судя по всему, это не касается каких-то вопросов бизнеса.
      – Возможно, речь пойдет о ее сыне, Алстере Скарлетте.
      Бертольд пристально посмотрел на Кэнфилда.
      – Увы, в данном случае я вряд ли могу быть полезным, я не имел удовольствия... Как всякий человек, регулярно читающий газеты, я знаю, что он исчез несколько месяцев назад. Но не более того.
      – И вы ничего не знаете о Цюрихе?
      Жак Бертольд выпрямился в своем кресле.
      – О Цюрихе?
      – Нам все об этом известно.
      – Я плохо вас понимаю.
      – Странно. Речь идет о группе из четырнадцати человек. Но может появиться и пятнадцатый... Элизабет Скарлатти.
      Кэнфилд слышал, как прерывисто дышит Бертольд.
      – Из каких источников вы почерпнули эту информацию? И какое вы имеете к этому отношение?
      – Я знаю об этом от Алстера Скарлетта. Иначе как я мог оказаться здесь!
      – Я вам не верю. И не понимаю, о чем вы говорите. – Бертольд поднялся из-за стола.
      – О Боже! Мадам Скарлатти заинтересована... И дело не в ней! В вас! И других! У нее есть к вам деловое предложение, и, будь я на вашем месте, я бы его выслушал!
      – Но вы не на моем месте, сэр! Боюсь, вынужден просить вас покинуть кабинет. Между мадам Скарлатти и компаниями Бертольда не существует никаких деловых отношений.
      Кэнфилд не шелохнулся. Он продолжал сидеть и спокойно гнуть свою линию:
      – Тогда попытаюсь выразить свою мысль иначе. Я считаю, вам следует с ней встретиться. Побеседовать... Для вашего же блага. Для блага Цюриха.
      – Вы мне угрожаете?
      – Если вы не сделаете этого, она, мне кажется, сотворит нечто ужасное. Не мне вам объяснять, какая власть сосредоточена в руках этой женщины... Вы связаны с ее сыном... А она встречалась с ним сегодня ночью!
      Бертольд замер на месте. Кэнфилд не мог понять, чем объясняется растерянность француза, – фактом ли встречи Скарлетта с матерью или тем, что об этом знает Кэнфилд.
      Наконец Бертольд ответил:
      – Все, о чем вы говорите, не имеет ко мне никакого отношения.
      – Я нашел альпинистскую веревку! Альпинистскую! Я обнаружил ее на полу платяного шкафа в вашем конференц-зале в гостинице «Савой»!
      – Что-что?
      – Вы прекрасно слышали, что я сказал. Прекратим дурачить друг друга!
      – Вы проникли в помещение моей фирмы?
      – Да, проник! И это только первый шаг. Мы располагаем полным списком. Вам, вероятно, известны эти имена? Додэ и Д'Альмейда, ваши земляки, если не ошибаюсь... Олаффсен, Лэндор, Тиссен, фон Шнитцлер, Киндорф... Ваши нынешние партнеры – мистер Мастерсон и мистер Ликок! Еще несколько человек, но, я уверен, их имена вам известны куда лучше, чем мне!
      – Довольно! Довольно, мсье! – Маркиз де Бертольд медленно, как бы с опаской, опустился в кресло и уставился на Кэнфилда. – Мы продолжим разговор. Но люди ждут приема. Было бы крайне неловко отказать им. Я постараюсь быстро освободиться. Подождите меня пока в холле.
      Бертольд поднял телефонную трубку и обратился к секретарше:
      – Мсье Кэнфилд подождет, пока я закончу послеобеденный прием. Каждую встречу прерывайте по истечении пяти минут, если я сам к тому времени не выпровожу посетителя. Что? Лэбиш? Очень хорошо, пусть войдет. – Француз опустил руку в карман пиджака и достал связку ключей.
      Кэнфилд направился к огромной белой двустворчатой двери и не успел ее отворить, как одна из створок стремительно распахнулась, и в кабинет вошел человек в шоферском комбинезоне.
      – Простите, мсье, – произнес он с порога.

* * *

      Кэнфилд вышел и улыбнулся секретарше. Прошел к полукружью кресел, к ожидавшим приема джентльменам, сел поближе ко входу в кабинет Бертольда и взял с журнального столика «Лондон иллюстрейтед ньюс». Он заметил, что один из джентльменов ужасно нервничает. Ерзая в кресле, он совершенно машинально перелистывал страницы «Панча». Другой господин, напротив, был погружен в чтение какой-то статьи в «Куотерли ре вью».
      Вдруг внимание Кэнфилда привлек непримечательный в сущности жест крайне раздраженного господина: он резко выбросил левую руку, нагнулся и взглянул на часы. Желание взглянуть на часы в подобной ситуации вполне естественно. И не это поразило Кэнфилда. Его внимание привлекли запонки. Квадратные, с двумя диагональными полосками. Красной и черной. Это была точная копия запонки, по которой он опознал Чарльза Бутройда в каюте Элизабет Скарлатти. Цвета те же самые, что обои и шторы в приемных и маркиза, и Алстера Скарлетта.
      Нервный господин заметил на себе взгляд Кэнфилда и быстро опустил руку в карман пиджака.
      – Извините, я пытался разглядеть время на ваших часах. Мои спешат.
      – Двадцать минут пятого.
      – Благодарю.
      Теперь господин сложил руки на груди и откинулся на спинку кресла, но нервничать не перестал. Второй господин, обращаясь к нему, сказал:
      – Бэзил, если ты не успокоишься, тебя удар хватит!
      – Тебе хорошо говорить, Артур! А я опаздываю на встречу! Я объяснял Жаку, что сегодня тяжелый день, что у меня дел по горло, но он настоял, чтобы я пришел.
      – Кто-кто, а он умеет настоять на своем.
      – Да, и нагрубить при этом.
      Последующие пять минут прошли в полной тишине, если не считать шелеста бумаг на столе у секретарши.
      Огромная левая половина белых дверей раскрылась, и показался шофер. Он аккуратно закрыл за собой дверь, и Кэнфилд заметил, что тот даже слегка подергал ручку, желая убедиться, прочно ли она закрыта. Это выглядело странно.
      Мужчина в комбинезоне подошел к секретарше, наклонился и что-то доверительно пошептал ей на ухо. Это сообщение явно раздосадовало ее. Шофер передернул плечами и быстро двинулся к двери справа от лифта, ведущей на лестничную площадку.
      Секретарша вложила несколько листов бумаги в плотный конверт и, обращаясь к сидевшим в креслах джентльменам, сообщила:
      – Извините, господа, сегодня маркиз де Бертольд никого принять не сможет. Мы приносим свои извинения за доставленное вам беспокойство.
      – Но послушайте, ради Бога, мисс! – Нервный господин вскочил с кресла. – Это просто что-то невиданное! Я сижу здесь уже три четверти часа, и это при том, что маркиз сам настоятельно просил меня зайти!
      – Еще раз извините, сэр, я передам ваше неудовольствие.
      – Этого мало! Передайте маркизу де Бертольду, что я не уйду отсюда, пока он меня не примет!
      И он с торжественным видом сел.
      А тот, другой, по имени Артур, встал и направился к лифту.
      – Господи, разве тебе дано исправить французские манеры? Люди потратили на это века. Идем, Бэзил. Заглянем в «Дорчестер» и посидим там часок-другой.
      – Не могу, Артур. Не сойду с этого места, пока не добьюсь своего.
      – Как знаешь. Звони мне, не пропадай. Кэнфилд остался сидеть вместе с нервным Бэзилом. Он тоже твердо решил дождаться продолжения разговора.
      – Позвоните маркизу снова, прошу вас, мисс, – сказал Бэзил.
      Она позвонила даже несколько раз, но ответа не последовало.
      Кэнфилд встревожился. Он подошел к огромным двойным дверям и постучал. И снова ответа не последовало. Он попытался открыть дверь: сначала одну створку, потом другую – они были заперты.
      Бэзил вскочил с кресла. Секретарша инстинктивно схватилась за телефонную трубку и начала часто-часто нажимать на кнопку вызова, а под конец просто не отнимала пальца от кнопки.
      – Отоприте дверь, – приказал Кэнфилд.
      – О, я не знаю...
      – Я знаю! Дайте ключ!
      Девушка приоткрыла верхний ящик стола, потом подняла глаза на американца:
      – Может, все-таки подождать?
      – Черт побери! Дайте ключ!
      – Да, сэр! – Она выбрала из связки ключей один и протянула Кэнфилду. Он распахнул дверь настежь.