Расчетное время полета от авиабазы Эндрюс  до базы ВВС США на Сицилии семь часов с небольшим. Прибытие намечалось на пять утра по римскому времени, в восемь — по оманскому, с поправкой плюс-минус три часа в зависимости от воздушных средиземноморских потоков и свободных коридоров.
      Они взлетели над Атлантикой в полной темноте на военном самолете F-106 «Дельта».
      За кабиной пилота располагался небольшой салон с парой кресел и откидными столиками. Подсветка с потолка позволяла направить луч света под необходимым углом и в нужном направлении. Кендрик сразу углубился в чтение распечатки файла «Огайо-4-0». Прочитав страницу, вернул ее молодому человеку слева от себя и получил следующую.
      На ознакомление с информацией, касающейся ситуации в Маскате, ушло два часа двенадцать минут. Кендрик был готов начать все сначала, когда его сосед слева, назвавшийся референтом Государственного департамента, произнес:
      — Сэр, а не заморить ли нам червячка?
      — Неплохая мысль! — Кендрик потянулся. — Откровенно говоря, здесь не очень удобно.
      — А я, к примеру, и не ожидал удобств, — заметил темноглазый, приятной наружности референт. Эван покосился на него:
      — Не хочу вас задеть, но для засекреченной операции Госдепа вы мне кажетесь слишком молодым. Вам, по-моему, еще и тридцати нет.
      — Во-первых, сэр, слишком молодым быть нельзя, можно быть только слишком старым, и, во-вторых, годы не деньги, чего их считать.
      — Один — ноль в вашу пользу, — улыбнулся Кендрик.
      — А в-третьих, сэр, — добавил референт без улыбки, — я отличный специалист.
      — В какой области?
      — Прошу прощения, сэр, не имею права раскрывать служебную тайну. Думаю, нам пора перекусить.
      — Перекусить — это прекрасно. А как насчет выпить?
      — Полный порядок! — Референт дал знак стюарду в форме капрала сухопутных войск и шлемофоне. Тот подошел.
      — Канадский виски со льдом, а мне бокал белого вина.
      — Канадский? — Кендрик наморщил лоб.
      — Да, а что? — улыбнулся референт. — Вы же канадский любите.
      — Похоже, вы не теряли времени!
      — Как обычно! — Референт кивнул стюарду, тот пошел к бару. — Еда у нас не экстракласс, в смысле — не деликатесы. Это по причине урезанного финансирования Пентагона. Однако в связи с лоббированием в интересах производителей аграрного сектора мы сейчас будем уплетать за обе щеки свиную вырезку и спаржу под голландским соусом.
      — Существенное урезание средств?
      — Все из-за лоббистов, сэр! — прыснул референт. — А на десерт «Печеная Аляска»!
      — А это что за фрукт?
      — А это, сэр, торт-безе с мороженым! Стюард принес на подносе напитки, а сам кинулся к пульту, где загорелась красная лампочка.
      — Ваше здоровье, сэр! — Референт поднял свой бокал.
      — Ваше здоровье! — сказал Кендрик. — А у вас есть имя?
      — Выбирайте любое, сэр.
      — Вот те раз! «Джо» годится?
      — Нормально, сэр.
      — Приятно познакомиться, Джо. Поскольку вам наверняка известно, кто я и что я, называйте меня по имени.
      — В другой раз, сэр. Не сейчас...
      — А сейчас я что, без имени?
      — Без имени, сэр. В соответствии с легендой, вы шифровальщик по фамилии Аксельрод и летите в Джидду, в наше посольство. Вообще-то фамилия Аксельрод — в основном для пилота. Если кто-то захочет к вам обратиться, должен сказать «сэр».
      — Доктор Аксельрод, пройдите в кабину пилота, — сказал стюард.
      Референт побледнел.
      — Хорошенькое дело! — хмыкнул Кендрик. — Я, оказывается, доктор.
      — Доктор наук, надо думать, сэр, — выпалил Джо на одном дыхании.
      — Обалдеть! — произнес Кендрик вполголоса. — Капрал, а в чем, собственно, дело? — обратился он к стюарду.
      — С вами хочет поговорить командир, сэр! Пожалуйста, следуйте за мной, сэр.
      — Вы оказались правы, юноша Джо, — сказал Кендрик, поднимаясь. — Стюард все-таки дважды назвал меня «сэр».
      — А мне это не понравилось, — отозвался референт. — Все контакты с вами во время полета только через меня!
      — Собираетесь учинить разнос?
      — Не собираюсь, сэр. Пилот, вероятно, желает познакомиться поближе со своим спецгрузом.
      — С чем, с чем?
      — Проехали, доктор Аксельрод! Уясните только, что никакие решения во время полета не должны приниматься без моего одобрения.
      — А вы, оказывается, крутой парень...
      — Самый крутой, конгр... доктор Аксельрод! Кроме того, я не юноша...
      — Мне передать ваши претензии командиру корабля?
      — Передайте, что я оторву ему оба крыла и яйца, если это повторится...
      — Я последним входил в самолет и не видел его, но полагаю, он в ранге бригадного генерала.
      — Для меня он в ранге дерьма.
      — Ничего себе! Разборка между службами на высоте двенадцати тысяч метров. Не скажу, что одобряю, но...
      — Сэр! — вмешался стюард.
      — Иду, капрал!
      На приборной доске самолета F-106 «Дельта» вспыхивали зеленые и красные огоньки, светились циферблаты и цифры на них. Первый и второй пилоты сидели впереди, штурман — справа. У него на левом ухе висел головной телефон, он не отводил взгляда от дисплея компьютера.
      Эвану пришлось пригнуться, чтобы одолеть пару метров в этом крохотном отсеке.
      — Генерал, вы хотели меня видеть?
      — Может, и хотел бы, доктор Аксельрод, да не могу! — бросил командир корабля, не отрывая глаз от приборов. — Тут для вас сообщение кое от кого на букву "С". Есть среди ваших знакомых кто-либо на букву "С"?
      — Есть, — ответил Кендрик, соображая, что это наверняка Свонн из Госдепа. — А в чем дело?
      — Дело в глубокой заднице, — гаркнул бригадный генерал, — а я там никогда не совершал посадку! Поди знай, какая у этих макаронников посадочная полоса.
      — Но ведь это наша авиабаза! — возразил Эван Кендрик.
      — База, маза, шмаза!.. — взорвался пилот. Второй пилот покачал головой.
      — Приказано садиться на Сардинии! Не Сицилия, а Сардиния... Определенно запорю двигатели! Да я и аэродром не найду...
      — Почему поменяли курс, хотел бы я знать? — спокойно спросил Кендрик. — Для этого должна быть веская причина.
      — Вот и объясните мне, если вы такой умный! Шпионы говенные...
      — Где сообщение?
      — Вот, пожалуйста! — Пилот стал читать: — «Изменение курса. Джидда исключается. ВОСы под наблюдением...»
      — Минуточку! — сказал Кендрик. — ВОСы под наблюдением... Это как понимать?
      — Как написано, так и надо понимать.
      — Мне непонятно! — Кендрик повысил голос.
      — Прошу прощения, забыл, что вы гражданский. Эта фраза означает, что военные самолеты, совершающие посадку на Сицилии, под наблюдением.
      — Почему Джидда исключается? Это ведь Саудовская Аравия!
      — Потому что эти ублюдки арабы навалили в портки с какого-то перепугу и отказываются нас сажать.
      — Генерал, не все арабы ублюдки, — возразил Кендрик.
      — Я читаю роман на досуге, и там именно так написано.
      — Значит, этот роман — дрянь! А вас я попрошу дочитать до конца телефонограмму.
      Генерал, не оборачиваясь, протянул руку с лоскутом бумаги и буркнул:
      — Читайте сами, поклонник арабов, только потом верните!
      Кендрик стал читать вслух:
      — "Изменение курса, Джидда исключается, ВОСы под наблюдением, до южного острова гражданскими средствами, через Кипр и Рияд к цели, меры приняты, прилет ко второму столпу Магреба, сожалею, С.".
      Помолчав, он вернул листок и сказал:
      — Думаю, «южный остров» — это Сардиния.
      — Правильно думаете, — отозвался бригадный генерал.
      — Значит, мне предстоит провести в воздухе еще примерно часов десять, считая с пересадками, — заметил Кендрик.
      — Вот что я вам скажу, покровитель арабов! — хмыкнул первый пилот. — Откровенно говоря, я рад, что не мне, а вам придется лететь на самолетах местной авиации. Даю совет. Место у выхода самое безопасное, а если средства позволяют, купите противогаз. Говорят, что арабы вонючки порядочные. А не скажете ли мне, что это за хреновина такая «второй столб»?
      — Не столб, а столп, — поправил его Кендрик.
      — Тем более!
      — Вы храм посещаете?
      — Когда бываю дома, заставляю даже и семью ходить. Раз в месяц обязательно.
      — А вот арабы, к вашему сведению, молятся не раз в месяц, а пять раз в день. Второй столп — это молитва на закате солнца. Представляете, образно говоря, гнут спину весь день практически за гроши, а вечером никаких коктейлей, только молитва, что сродни, на мой взгляд, старинным спиричуэлз  на плантациях.
      Генерал обернулся, и Эван Кендрик задержал дыхание. Командир корабля был чернокожий.
      — Неслабо вы меня! — сдержанно сказал он.
      — Прошу прощения, я не знал, — произнес Кендрик вполголоса. — Но с другой стороны, ведь не я, а вы начали...

* * *

      На закате видавший виды турбовинтовой самолет совершил посадку в Маскате. Его шасси сильно стукнулись о гудрон посадочной полосы. Некоторые пассажиры вскрикнули, а когда поняли, что приземлились и с ними все в порядке, тогда они громко возблагодарили Аллаха за его милости.
      Бизнесмены в европейских костюмах столпились у выхода. Сжимая ручки своих кейсов, они прижимали носовые платки к лицу, а в глазах у них читалось желание поскорее глотнуть свежего воздуха.
      Кендрик стоял в проходе последним, гадая, что имел в виду Свонн, вставив в телефонограмму странную фразу о том, что где-то приняты какие-то меры.
      — Доктор Аксельрод, пожалуйста, следуйте за мной! — сказал на хорошем английском араб, отделившийся от толпы встречающих, едва лишь Кендрик спустился с трапа самолета.
      — У меня в паспорте другая фамилия, — тихо сказал он в ответ.
      — Поэтому я встречаю вас прямо у трапа.
      — А как же оформление на въезд?
      — Держите свои документы при себе. Никто не собирается их проверять. И я в том числе.
      Из-за самолета вывернулся араб в комбинезоне механика, и Кендрик громко спросил:
      — Липаза?
      — Давайте свой багаж и, пожалуйста, не задавайте вопросов, — ответил связник через минуту. — Да, и держитесь от меня метрах в трех.
      Эван протянул ему небольшой саквояж и, поотстав, зашагал неторопливой походкой.
      Они повернули направо, миновали одноэтажное здание аэровокзала, повернули налево. Прямо перед ними оказалось проволочное заграждение, за которым виднелась площадь с тарахтевшими на стоянке частными такси, автобусами, грузовиками.
      Толпы арабов в развевающихся белых одеждах метались в поисках маршрутных такси. Гвалт стоял невообразимый: крики, возгласы, объявления по радио, автомобильные гудки... Над площадью висело сизое марево выхлопных газов.
      Кендрик со связником прошли еще метров пятьдесят вдоль ограждения, когда впереди Эван увидел металлическое строение. Это был товарный склад. Он его прекрасно помнил. Сколько времени они с Мэнни здесь провели, ожидая прибытия оборудования! А какая всегда выла нервотрепка... Таможенники, упрямые черти, никогда толком не знали, как правильно заполнять спецификации на дефектное оборудование, акты рекламации, если количество поступивших мест не соответствовало числу, указанному в отгрузочных документах.
      За распахнутыми складскими воротами виднелись грузовые контейнеры. Мимо них туда-сюда сновали вооруженные охранники с собаками на поводках. Искали контрабандное оружие и наркотики. Султан распорядился выставить крепкий заслон. Собаки обнюхивали багаж, выгружаемый из чрева самолетов, и время от времени поскуливали.
      Вдруг связник остановился. Эван тоже. Связник обернулся и незаметно кивнул в сторону калитки в проволочном ограждении. Над калиткой была прикреплена вывеска. Кендрик прочитал слова, написанные арабской вязью: «Стой! Только для служебного пользования. По нарушителям стреляем без предупреждения». Мило! Он скользнул взглядом по дверце. Металлическая пластина... Та-а-ак! Электронный замок. Кендрик огляделся. Кто его открывает? Наверняка дежурный, который в данный момент в складском помещении. Больше негде! Что дальше? Араб-связник кивнул раз, другой... Понятно! Нужно подойти к этой калитке. «Стреляем без предупреждения...» Маскат на осадном положении. Тут не станут долго раздумывать, стрелять или нет!.. Кендрик нахмурился, покосился на связника. Тот кивнул еще раз. Мол, все правильно. Затем повернулся лицом к контейнерам, сделал отмашку кистью правой руки.
      — Контрабандист вонючий! — заорал кто-то возле крайнего контейнера слева.
      — А ты гнус и сявка, а мать твоя потаскуха!
      — Заглохни, деловой!
      Завязалась драка. Залаяли собаки и стали рваться с поводков. Охранники кинулись к месту рукопашной битвы. Один из них с места не двинулся. Связник сделал знак Эвану. Оба побежали к калитке. Подоспел и охранник. Его собака стала обнюхивать Кендрика.
      — Порядок, сэр! — сказал охранник и нажал пару раз рукояткой пистолета на металлическую пластину. Замок зажужжал, калитка распахнулась.
      Кендрик со связником не торопясь вышли на площадь и зашагали к стоявшему в отдалении грузовику, обшарпанному, с засаленным брезентом над кузовом. То и дело чихал мотор, а выхлопная труба дребезжала и фыркала черным дымом.
      — Вот ваш «кадиллак», сэр! — улыбнулся связник.
      — Не развалится? — спросил Кендрик с сомнением в голосе.
      — Не думаю... Ну что ж, всего доброго!
      — Спасибо вам! — Кендрик взял свой саквояж и направился к кабине.
      Водитель покачал головой и, оттопырив большой палец на левой руке, показал на кузов, крытый брезентом. Грузовик тронулся, как только чьи-то руки втащили его внутрь.
      — Ассалауму галайкум!  — сказал смуглый араб и кивнул на узел с вещами на скамейке у левого борта.
      — Нахарука саги,  — ответил Кендрик, оглядываясь.
      — Переодевайтесь, сэр! — сказал араб уже по-английски. — Здесь все, что вы просили.
      Кендрик развязал узел. Голубая джелаба оказалась впору, широкие белые шаровары были чуть великоваты, бабуши пришлись по ноге.
      — А где готра? — спросил Кендрик. Араб кивнул на арабский головной убор, висевший на гвозде.
      — А крем-краска?
      Араб протянул тюбик красящего снадобья, предназначенного для придания цвету кожи европейца коричнево-бежевого оттенка, свойственного ближневосточным семитам.
      Красящий пигмент не терял свои свойства в продолжение десяти дней. Целая вечность!.. Для того самого монстра, назвавшего себя именем Махди, подумал Кендрик.
      В полуметре от металлического ограждения стояла элегантная брюнетка. На ней были белые брюки клеш, зауженная книзу зеленая шелковая блуза, белая шляпа-панама с зеленой лентой вокруг невысокой тульи. Продуманный, изысканный наряд и дорогие солнечные очки подчеркивали ее изящную привлекательность. Она то и дело поправляла перекинутый через плечо ремешок сумки и всем своим видом производила впечатление прибывшей из Европы туристки, неравнодушной к экзотике Востока.
      При ближайшем рассмотрении можно была заметить небольшое отклонение от этого стереотипа: кожа у очаровательной молодой женщины была оливкового оттенка, что говорило об одном — она родом из Северной Африки.
      Несколькими секундами раньше туристка, прижимая к ограждению миниатюрный фотоаппарат (не более пяти сантиметров в длину!) с небольшим вогнутым призматическим объективом для телескопической съемки, сделала несколько снимков. Когда допотопный грузовик зарычал, дернулся и уехал, она, убирая фотоаппарат в сумку, перекинула ремешок на другое плечо.
      — Калейла, Бога ради! Куда ты исчезла? — К ней мчался высоченный толстяк с пузцом, лысиной и парой чемоданов.
      Он был весь как купаный, несмотря на светло-серую рубашку из тончайшего крепдешина и шелковый костюм цвета антрацита.
      — Тони, остынь! Я умирала от скуки в этой противной очереди и решила пройтись.
      — Господи, Калейла, нельзя так делать! Как ты не можешь понять? Сейчас в этом Маскате сущий ад, — частил он, отдуваясь. — Я протянул документы тому идиоту из иммиграционной службы, оглянулся, а тебя и след простыл. Бросился на поиски, и тут меня останавливают три психа с автоматами и ведут в зал прилета... Обыскали наш багаж, представляешь?
      — Не заводись. Тони! Это в порядке вещей.
      — Но эти негодяи конфисковали бутылку виски...
      — Невысокая цена за удачливость. Не волнуйся, дорогой, я возмещу.
      Он окинул взглядом Калейлу с головы до ног:
      — Ну ладно! Что было, то прошло. Сейчас оформим регистрацию, и в отель. Я заказал шикарный номер люкс. Тебе, дорогая, понравится.
      — Один номер на двоих?
      — Ну да, конечно...
      — Нет, Тони! Так дело не пойдет.
      — Как? Но ведь ты говорила...
      — Я говорила? — оборвала его Калейла. — Что я говорила?
      — Ты намекнула, и довольно прозрачно, что, если я достану билеты на этот рейс, мы чудесно проведем время.
      — Я и сейчас не отказываюсь! Посидим в кафе с видом на залив, выпьем, потом можем смотаться на ипподром, на скачки, поужинаем в дорогом ресторане... Но один номер на двоих? Это пошло... И не дуйся на меня, как мышь на крупу. Впрочем, я могу попросить прощения за такое недопонимание, хотя моя старая преподавательница из Каирского университета, ближайшая подруга твоей жены, советовала заключить с тобой договор...
      — Старая говнючка! — взорвался весьма Процветающий английский бизнесмен.
      — Мэм фадлика агтини мирая!  — Кендрик постарался перекричать шум мотора, когда грузовик слегка сбавил ход.
      — В списке нужных вам вещей нет зеркала. Вы его не заказывали, — сказал араб на безупречном английском, правда, с сильным акцентом.
      Он сидел у заднего бортика кузова и наблюдал за дорогой.
      — Тогда снимите одно из зеркал бокового обзора.
      — Водитель меня не услышит, а останавливаться нельзя.
      — Черт побери! — Эван пересел ближе к арабу. — Тогда вы будете моими глазами. Смотрите, что я делаю, и говорите, где следует добавить краски, и, пожалуйста, приподнимите край брезента.
      Спустя минут десять араб протянул правую руку, дотронулся ладонью до щеки Эвана.
      — Нормально! — крикнул он. — Точь-в-точь цвет моей кожи.
      — Я рад! — Кендрик кивнул. Намазав кремом шею, запястья и кисти рук, сказал: — Помогите мне правильно надеть готру.
      — Подождите, пока краска-крем хорошенько впитается и подсохнет. Сэр, мы вас довезем до центра города и там высадим.
      — Спасибо, что проявили обо мне заботу, — сказал Эван.
      — Спасибо вам, что приехали! Однако не старайтесь разыскивать тех, кто помогал вам. Клянусь Аллахом, мы убьем вас раньше, чем наш враг подумает об этом. Мы не на виду, но мы повсюду.
      — Повсюду?
      — Да! Истинные правоверные, они повсюду...
      — Шокран,  — сказал Эван служащему отеля, протягивая ему щедрые чаевые за конфиденциальность, о которой они договорились заранее.
      В листке регистрации Кендрик указал вымышленные арабские имя и фамилию и, получив ключи от номера, отказался от услуг коридорного. Поднявшись на лифте до четвертого этажа, он вышел из кабины, постоял, убедился, что хвоста за ним нет, спустился по лестнице на свой третий этаж и зашагал по коридору к себе в номер.

* * *

      Время вечерней молитвы давно миновало. Стемнело. Крики и вопли у посольства разносились по всему Маскату. Эван поморщился. Поставив саквояж на письменный стол, он достал бумажник, вытащил из него сложенный вчетверо лист бумаги с номерами телефонов своих старых знакомых, с которыми не виделся лет пять. Через полчаса с небольшим Кендрик договорился о встрече с тремя из них. У него в списке было семь человек. Все весьма уважаемые люди, которых он помнил и ценил. Но оказалось, что двое уже отправились в мир иной, третий был в отъезде, а четвертый без обиняков заявил, мол, обстановка не способствует встрече оманца с американцем.
      Трое согласились встретиться с разной степенью желания.
      Договорились, что каждый прибудет по отдельности, поднимется прямо в номер, обращаться к администрации отеля — без надобности...
      Они должны были подъехать в течение часа. Прошло минут сорок. Кендрик успел за это время выпить чашечку кофе с кардамоном, который заказал в номер вместе с бутылкой шотландского виски с черной наклейкой.
      Запрет на употребление спиртного иногда не соблюдался на официальном уровне, поэтому у Кендрика в списке было помечено, какой напиток предпочитает каждый из его знакомых. Именно шотландским виски отдавали предпочтение трое, согласившиеся на встречу.
      Когда-то предусмотрительный Эммануил Вайнграсс учил его: «Весьма полезная смазка, сынок. Вспоминаешь имя жены гостя — ему приятно. Помнишь сорт виски, который он предпочитает, — это уже кое-что. Дальше — смотри сам!»
      Тихий стук в дверь прозвучал для Кендрика подобно раскату грома. Сделав пару глубоких вдохов, он распахнул дверь.
      — Эван, ты?
      — Входи, входи, Мустафа! Безумно рад тебя видеть.
      — Что с твоей кожей? — Мустафа вгляделся в лицо Кендрика. — Ты прямо как египтянин! И вообще, чем объясняется весь этот маскарад?
      — Маленькие хитрости. Сейчас все объясню! — Кендрик прикрыл дверь, жестом предлагая другу располагаться. — «Чивас Регал»... Любимая тобой марка виски. Выпьешь?
      — Ах, этот Мэнни Вайнграсс, этот старый плут! Он как будто с нами, — сказал Мустафа, опускаясь на оттоманку, накрытую ковром.
      — Будем снисходительны к нему, Мусти! — возразил Эван, доставая из холодильника лед. — Он никогда не плутовал, никого не обманывал.
      — Это правда! Ни он, ни ты, ни твои партнеры. Каково тебе теперь без них? Мы вас частенько вспоминаем.
      — Порой туговато, — честно признался Кендрик. — Но ничего не поделаешь. — Он подал Мустафе стакан с виски, сел напротив гостя и приподнял свой стакан. — За все хорошее, Мусти!
      — Эх, Эван, дружище ты мой дорогой, настали тяжелые времена, как писал англичанин Диккенс.
      — Будем надеяться, что все изменится.
      — Вряд ли! — Мустафа сделал глоток.
      — Почему такой скепсис?
      — Я теперь, как говорят на встречах в верхах, представляю вполне определенные интересы и кое-что наблюдаю. Кроме того, мне, единственному в кабинете министров султана, поручено выработать правительственный консенсус.
      — В отношении чего? Ты, как я посмотрю, развил кипучую деятельность.
      — Это ты, Эван, развил кипучую деятельность. Приехал и давай нас всех созывать. Ну ладно кого-то одного, допускаю — троих, но не семерых же! Это и для тебя убийственно, и для остальных опасно.
      — Но почему?
      — Ты меня удивляешь! — Мустафа покачал головой. — Трое легко узнаваемых влиятельных лиц, не говоря уж о семи, ни с того ни с сего заявляются в отель, с перерывом в несколько минут, для встречи с иностранцем, а администрация отеля не в курсе... По-моему, это нелепо.
      Перед тем как ответить, Кендрик задумался, а затем посмотрел на Мустафу:
      — В чем дело, Мусти? Что ты хочешь мне сказать? Кризис с заложниками не имеет никакого отношения как к бизнесу, так и к правительству Омана.
      — Ты, конечно, прав, но я пытаюсь дать тебе понять, что здесь у нас все изменилось. Многие не осознают, что происходит, что случилось.
      — Естественно! Вы же не террористы, в конце концов.
      — Не террористы. Но хочешь знать, что говорят те, кто так или иначе несут ответственность за происходящее?
      — Интересно было бы узнать...
      — "Все пройдет, — говорят они. — Не вмешивайтесь. Вмешательство лишь усугубит ситуацию".
      — Не вмешиваться? Хорошенькое дело! — возмутился Эван.
      — Эти ответственные лица советуют переложить решение проблемы на политических деятелей.
      — Но политики не способны ее решить.
      — Слушай дальше, Эван! «Для гнева есть определенная причина, — говорят эти лица. — Конечно, речь не идет об убийствах, но в контексте определенных событий...» И так далее и тому подобное. Вот что мне довелось услышать.
      — В контексте каких событий?
      — В контексте современной истории, дружище. «По отношению к арабам Соединенные Штаты осуществляют несправедливую политику на Среднем и Ближнем Востоке» — это их ключевая фраза, Эван. «Израильтяне получают все, а арабы ничего», — говорят эти люди. «Арабов сгоняют с насиженных мест, загоняют в лагеря беженцев, а в западных банках евреи на арабов плюют». И это я тоже слышал.
      — Враки все это! Бред собачий! — взорвался Кендрик. — Помимо этой карты, которую разыгрывают фанатики, есть и другая, тоже весьма существенная. Ведь все, что они говорят, не имеет никакого отношения к мучениям двухсот тридцати шести заложников и к смерти одиннадцати несчастных! Люди, доведенные до отчаяния юнцами-изуверами, вообще никакой политики не проводят. Эти ответственные лица, какое право они имеют говорить такое? Среди заложников нет ни членов президентского кабинета, ни ястребов из кнессета! Они всего лишь госслужащие, туристы и строители, работающие по контракту. Я повторяю, это просто беспардонное вранье!
      Мустафа выпрямился и, сверля Эвана взглядом, сказал:
      — Я это знаю, и ты это знаешь, и они тоже это знают, друг мой.
      — Тогда зачем они возводят напраслину?
      — Затем, что с ними никто не вступает в диалог, потому как никто из нас не хочет стать мишенью.
      — Что ты хочешь этим сказать?
      — Два человека, назову их Махмуд и Абдул, их настоящие имена тебе лучше не знать, пытались возразить. Дочь Махмуда изнасиловали и исполосовали бритвой лицо, сына Абдула нашли на причале с перерезанным горлом. «Преступники, насильники, убийцы», — причитала пресса. Но мы-то знаем, что именно Абдул и Махмуд сколачивали оппозицию, призывая с оружием в руках штурмовать посольство. Они говорили: «Не позволим превратить Маскат во второй Тегеран!» Но пострадали не они, а их близкие, самые дорогие. Это предупреждение всем, Эван! Прости, но, будь ты человек семейный, имей ты жену и детей, стал бы ты подвергать их такому риску? Думаю, нет. Настоящий герой превозможет страх и поставит свою жизнь на карту за свои убеждения. Но он никогда не пойдет на то, чтобы заплатить за свои убеждения жизнями своих любимых. Не так ли, дружище?
      — Так, все так! — сказал Эван тихо. — А я-то надеялся! Получается, и помочь мне некому.
      — Султан изъявил желание встретиться и выслушать тебя. Я связался с ним сразу, как только ты позвонил. Он намекнул, что встреча состоится в пустыне, где-то рядом с горами Джабаль-Шам.
      Кендрик помолчал, посмотрел на свой стакан. Помедлив, сказал:
      — Я не имею права входить в контакты с официальными лицами, поскольку я сам по себе и не выражаю мнения своего правительства. Это должно быть ясно.
      — Ты не хочешь с ним встречаться?
      — Напротив, очень хочу. Но я обязан внести ясность. Я — частное лицо и не имею ничего общего с разведкой, Государственным департаментом и менее всего с Белым домом.
      — Думаю, это понятно. Твое одеяние и цвет кожи подтверждают это.
      — Я кое-что подзабыл, — заметил Эван, делая глоток. — Отец нынешнего султана умер примерно спустя год после моего отъезда, так ведь? Я не очень-то следил за событиями здесь, что вполне естественно. Сам понимаешь...
      — Понимаю. Нынешний султан, по-моему, одного с тобой возраста, может, моложе. Среднее образование он получил в Англии, высшее — у вас в Америке. Точнее, в Дартмуте и Гарварде.
      — Кажется, его зовут Ахмат, — сказал Кендрик. — Пару раз я с ним виделся. Экономика и международные отношения, — добавил он.
      — В смысле?
      — Он защищал диплом по этим специальностям. А потом заканчивал аспирантуру.
      — Он образован, умен, но чувствуется отсутствие опыта для решения задач, стоящих перед ним.
      — Когда я смогу с ним увидеться?
      — Сегодня вечером, пока никто не пронюхал о твоем приезде. — Мустафа взглянул на часы. — Через полчаса выйдешь из отеля, иди на север. Пройдешь два квартала, увидишь военную машину. Водитель доставит тебя к месту встречи и привезет обратно.

* * *

      Поджарый араб в видавшей виды джелабе остановился у витрины магазина напротив отеля. Оглядевшись, он подошел к Калейле. Она была одета в черный костюм, излюбленный наряд тех деловых женщин, которые предпочитают не очень бросаться в глаза. Калейла уже минут пять присоединяла объектив к своему миниатюрному фотоаппарату, когда прозвучали два резких гудка автомобиля.
      — Давайте в темпе, — сказал араб. — Он уже вышел из номера. Спускается в холл.
      — Не говорите никогда под руку! — отрезала она. — Я мало что прошу у своих боссов, но доведите до их сведения, что исправная техника в работе основное. Ну вот, наконец-то!
      — Он уже выходит!
      Калейла прижала к груди фотоаппарат с телескопическим инфракрасным объективом для ночной съемки и быстро сделала три снимка Эвана Кендрика в арабском одеянии.
      — Интересно, сколько времени ему позволено оставаться в живых? — произнесла она задумчиво. — Ну хорошо! Мне надо позвонить.