Вместо этого во всех статьях красной нитью прослеживалась одна общая тема: каждый араб заражен нечеловеческим зверством и терроризмом. Само слово «араб» — синоним жестокости и варварства; в арабах никаких следов порядочности, свойственной людям вообще. Чем больше Эван читал газеты, тем больше злился. Внезапно в приступе ярости он смел их все с кровати.
      Ну почему?
      Кто?
      Кендрик почувствовал ужасную глухую боль в груди. Ахмат! Боже, что они наделали?! Поймет ли молодой султан, сможет ли понять? Ведь таким образом американские средства массовой информации вынесли приговор всему Оману, всей стране, вдаваясь в коварные спекуляции на тему арабского бессилия перед лицом террористов или, хуже того, арабского соучастия в бессмысленном, диком убийстве американских граждан.
      Эван понял, что должен немедленно позвонить своему молодому другу и объяснить ему: в том, что произошло, нет его вины. Он сел на угол кровати, схватил телефон. Удерживая трубку подбородком, дотянулся до своих брюк, вытащил бумажник и извлек из него кредитную карточку. Так как Эван не помнил, какой код надо набрать, чтобы позвонить в Маскат, ему пришлось набрать "О" для связи через коммутатор. Внезапно гудок исчез; на мгновение он запаниковал, переводя взгляд широко раскрытых глаз с одного окна на другое.
      — Да-а, двадцать третий? — прозвучал наконец в трубке хриплый мужской голос.
      — Я пытался позвонить через коммутатор.
      — Можете звонить по автоматической связи, раз вы здесь остановились.
      — Я... мне надо сделать межконтинентальный звонок, — запинаясь, объяснил смущенный Кендрик.
      — Не по этому телефону.
      — По кредитной карточке! Как мне связаться с телефонисткой? Я сообщу ей номер моей кредитки.
      — Я буду подслушивать, пока не услышу, как вы скажете номер. Может, он поддельный. Понятно?
      Эван ничего не понимал. Это что, ловушка? За ним следили до захудалого мотеля в Вудбридже, штат Вирджиния?
      — Думаю, на самом деле это не подойдет, — пробормотал он запинаясь. — У меня конфиденциальное сообщение.
      — Подумать только! — насмешливо ответил голос. — Тогда найдите себе телефон-автомат. Есть там один у закусочной, миль пять по дороге вниз. Слышь, придурок, хватит с меня...
      — Да подождите минуту! Ладно, ладно, оставайтесь на линии. Но когда меня соединят, я хочу услышать, что вы отключились, идет?
      — Ну, на самом деле я собирался позвонить Луэлле Парсонс.
      — Кому?
      — Не важно, придурок. Соединяю. Все, кто тут остаются на целый день, извращенцы или под кайфом.
      Откуда-то издалека, из района Персидского залива, телефонистка, говорящая по-английски с арабским акцентом, сообщила, что в Маскате нет телефонной станции, начинающейся с цифр «555».
      — Наберите эти цифры, пожалуйста, — настаивал Эван, и еще раз, более жалобно: — Пожалуйста!
      Он насчитал восемь гудков, прежде чем услышал беспокойный голос Ахмата, произнесший по-арабски «Слушаю».
      — Это Эван, Ахмат, — сказал Кендрик по-английски. — Мне нужно с тобой поговорить.
      — Что, поговорить со мной? — взорвался молодой султан. — И у тебя, ублюдок, хватает наглости мне звонить?
      — Так ты знаешь? О... ну, то, что обо мне говорят.
      — Знаю ли я? Одна из самых приятных вещей заключается в том, что я богатый парень — у меня на крыше есть тарелки, и я узнаю все, что хочу, и отовсюду, откуда хочу! У меня даже есть преимущество перед тобой. Ты видел репортажи отсюда и со Среднего Востока? Из Бахрейна и Рияда, даже из Иерусалима и Тель-Авива?
      — Очевидно, нет. Я видел только эти...
      — Один и тот же мусор, хорошенькая куча, чтобы ты сидел на ней! Сиди себе в Вашингтоне, только не возвращайся сюда!
      — Но я как раз хочу вернуться. Я возвращаюсь!
      — Но не сюда. Мы умеем читать и слушать и смотрим телевизор. Надо же, ты все это сделал сам! Повесил это на арабов! Убирайся даже из моей памяти, сукин ты сын!
      — Ахмат!
      — Убирайся, Эван! Никогда такому о тебе не поверил бы. Ты что, приобрел в Вашингтоне больше влияния, называя нас животными и террористами? Это был единственный способ?
      — Я никогда не делал этого, никогда не говорил такого!
      — Твой мир сделал это! Они твердят это снова, и снова и становится чертовски очевидно, что ты нас всех хочешь заковать в кандалы! И самый последний распроклятый сценарий — твой!
      — Да нет же! — запротестовал Кендрик. — Не мой!
      — Почитай нашу прессу. Посмотри телевизор!
      — Это пресса, а не ты и не я!
      — Ты — это ты, самонадеянный ублюдок, живущий по вашим слепым, ханжеским иудео-христианским лицемерным понятиям, а я — это я, араб-исламист. И ты больше не будешь плевать на меня!
      — Но я бы никогда этого не сделал, не смог...
      — И на моих братьев, чьи земли должны быть у них отобраны по твоему распоряжению, а люди целыми деревнями покинуть свои дома, работу, мелкие ремесла — мелкие, но их, то, чем они занимались из поколения в поколение!
      — Ради Бога, Ахмат, ты говоришь, как один из них!
      — Опомнись! — В голосе молодого султана слышались злость и сарказм. — Полагаю, что под «ними» ты подразумеваешь парней из тысяч семей, которые под дулами ружей маршируют в лагеря, пригодные разве что для свиней. Свиней, а не людей! Боже милосердный, мистер Всезнайка, знаменитый своей честностью американец! Если я говорю, как один из них, черт побери, то сожалею об этом! И скажу тебе, о чем я еще сожалею: что дошел до этого так поздно. Сегодня я понимаю гораздо больше, чем вчера.
      — А это еще значит?
      — Повторяю. Читай свои газеты, смотри свое телевидение, слушай свое радио. Вы, тупые и самодовольные народы, готовитесь уничтожать ядерным оружием всех грязных арабов, чтобы больше не бороться с нами? Или собираетесь предоставить эту честь вашим закадычным дружкам в Израиле, которые так или иначе говорят вам, что делать? Просто дадите им бомбы?
      — Да перестань же, Ахмат! — воскликнул Кендрик. — Эти израильтяне спасли мне жизнь!
      — Ты чертовски прав, спасли, но ты подвернулся им случайно! Ты был всего лишь мостиком к тому, ради чего они сюда прилетели.
      — О чем ты говоришь?
      — Да ладно, скажу, потому что больше никто тебе не скажет и материал не опубликует. Им было совершенно наплевать на тебя, мистер Герой. То подразделение прибыло сюда, чтобы вытащить из посольства одного человека — агента Моссад, высокопоставленного стратега, изображавшего натурализированного американца, работающего по контракту с Госдепартаментом.
      — Господи, — прошептал Эван. — Вайнграсс знал?
      — Если и знал, то держал рот на замке. Он заставил их отправиться за тобой в Бахрейн. Вот как они спасли тебе жизнь! Это не было запланировано. Им наплевать на всех и вся, кроме них самих. Эти евреи! Совсем как ты, мистер Герой.
      — Да выслушай же меня, Ахмат! Я не несу ответственности за то, что случилось здесь, что напечатали в газетах, что передают по телевидению. Это самое последнее, что я бы...
      — Чушь собачья! — перебил молодой выпускник Гарварда и султан Омана. — Ни о чем таком не передали бы без тебя. Я узнал то, о чем не имел ни малейшего понятия. Да кто же они, эти агенты вашей разведки, наводнившие мою страну? Кто все эти связные, с которыми ты вступал в контакт?
      — Мустафа, например!
      — Он убит. Кто тайно ввез тебя в страну, не информируя об этом меня? Меня! Я управляю этим проклятым местом; так у кого же еще есть такое право? Я что, какая-нибудь дерьмовая пешка в игре?
      — Ахмат, Ахмат, я ничего не знаю об этом. Я знал только, что должен попасть туда.
      — А я что, случайно подвернулся? Мне нельзя было доверять?.. Конечно нет, ведь я — араб!
      — Теперь ты несешь чушь. Тебя охраняли.
      — От чего? От американо-израильского заговора?
      — Ох, ради Бога, остановись! Я ничего не знал об агенте Моссад в посольстве, пока ты сейчас не рассказал мне. Если бы знал, то сказал бы тебе! И раз уж об этом зашла речь, мой порывистый юный фанатик, я не имею никакого отношения к лагерям беженцев или семьям, марширующим туда под дулами ружей...
      — Все вы имеете к этому отношение! — закричал султан Омана. — Один геноцид за другим, но у нас-то нет ничего общего с этим! Прочь!
      Связь прервалась. Хороший человек и хороший друг, который способствовал спасению Кендрика, ушел из его жизни. Так же как улетучились теперь и его планы вернуться в ту часть мира, которую он нежно любил.
      Прежде чем показаться на публике, Эван должен был выяснить, что произошло, кто допустил это и почему! С чего-то нужно было начинать, и он решил, что этот «кто-то» Госдепартамент и человек по имени Фрэнк Свонн. Конечно, лобовая атака на Госдепартамент исключается. В момент, когда он назовет себя, сработают сигналы тревоги. Пока что, поскольку лицо Эвана все время, до тошноты часто, крутят по телевизору, и половина Вашингтона ищет Кендрика, каждое его движение должно быть тщательно продуманным. Первым делом: как связаться со Свонном так, чтобы ни он сам, ни его сотрудники об этом не знали? Его офис? Эван вспомнил. Год назад он вошел в приемную Свонна, разговаривал с его секретаршей, передав для ее шефа несколько слов по-арабски, чтобы сообщить о важности своего визита. Она тогда скрылась в другом кабинете, а спустя десять минут они со Свонном беседовали в подземном компьютерном комплексе. Та секретарша была не только квалифицированной, но, похоже, и очень надежной, как, очевидно, большинство секретарей в коварном Вашингтоне. И поскольку эта надежная секретарша очень хорошо осведомлена о некоем конгрессмене Кендрике, с которым она беседовала год назад, на нее вполне мог подействовать кто-то другой, также надежный по отношению к ее боссу. И все-таки стоит попытаться. Это единственное, что Кендрик сейчас смог придумать. Он поднял трубку и дождался ответа хриплого менеджера мотеля «Три медведя».
      — Консульская служба, приемная директора Свонна, — ответила наконец секретарша.
      — Привет, это Ральф из разведки, — начал Кендрик. — У меня есть кое-какие новости для Фрэнка.
      — Да кто это?
      — Все в порядке, я друг Фрэнка. Только хотел ему сказать, что во второй половине дня, возможно, состоится межведомственное совещание...
      — Как, еще одно? Ему оно не нужно.
      — Что у него с расписанием?
      — Перегружено! До четырех он на конференции.
      — Ну, если Фрэнк не хочет, чтобы его снова поджаривали на решетке, может, ему стоит взять короткий день, сесть в машину и рано поехать домой?
      — Он? В машине? Да мой шеф скорее прыгнет с парашютом в джунгли Никарагуа, но не рискнет принять участие в дорожном движении Вашингтона.
      — Знаете, что я имею в виду? Обстановка здесь довольно напряженная. Его могут насадить на вертел.
      — Он и так на нем вертится с шести утра.
      — Я только пытаюсь выручить приятеля.
      — На самом деле у него назначен визит к врачу, — сказала вдруг секретарша.
      — Правда?
      — Ну да, сейчас. Спасибо, Ральф.
      — Я никогда вам не звонил.
      — Конечно нет, дорогуша. Просто кто-то из Департамента разведки сверял расписания.

* * *

      Эван стоял в толпе людей, ждущих автобус на углу Двадцать первой, откуда был хорошо виден вход в здание Госдепартамента. После разговора с секретаршей Свонна он покинул мотель и быстро поехал в Вашингтон, ненадолго заскочив в торговый центр в Александрии, где купил темные очки, широкополую брезентовую рыбацкую шляпу и неяркую полотняную куртку. 3.48 пополудни. Если секретарша все так же надежна, то Фрэнк Свонн, заместитель директора Консульской службы, выйдет из огромных стеклянных дверей через десять — пятнадцать минут.
      Он так и сделал, в спешке повернув в 4.03 налево от автобусной остановки. Кендрик выбрался из толпы и бросился за человеком из Госдепартамента, держась в тридцати футах позади него и гадая, на какой вид транспорта сядет не водящий машину Свонн. Если собирается идти пешком, то Эван остановит его в каком-нибудь месте, где они смогут поговорить без помех.
      Свонн не собирался идти пешком. Кажется, намеревался сесть на автобус, идущий на восток по Вирджиния-авеню. Он присоединился к другим людям, неуклюже поспешающим вниз по улице к остановке. Кендрик заторопился, нельзя допустить, чтобы директор Консульской службы сел на этот автобус. Он подошел к Свонну и тронул его за плечо.
      — Привет, Фрэнк, — сказал почти весело, снимая тесные очки.
      — Как? Это ты? — вскричал пораженный Свонн, заставив вздрогнуть стоящих поблизости ожидающих.
      Двери автобуса в это время с шумом распахнулись. — Я, — признал Эван спокойно. — Думаю, нам лучше поговорить.
      — Боже милосердный! Вы, должно быть, с ума съехали! — Если и так, то это вы меня довели, хоть и не водите машину...
      На этом месте их краткий разговор был прерван странным голосом, казалось заполнившим всю улицу.
      — Это он! — завопил взъерошенный человек странного вида, с глазами навыкате и длинными спутанными волосами, спадающими ему на уши и лоб. — Глядите! Смотрите! Вот он! Коммандо Кендрик! Я целый день видел его по телевизору — у меня в квартире семь телевизоров! Знаю все, что происходит! Он это!
      Прежде чем Эван смог отреагировать, человек сдернул рыбацкую шляпу с его головы.
      — Эй! — закричал Кендрик.
      — Глядите! Это он!
      — Пойдем отсюда! — шепнул Свонн.
      Они рванули вверх по улице. Странный человек пустился за ними в погоню — его мешковатые брюки полоскались на ветру, в вытянутой вперед руке он держал шляпу Эвана.
      — Этот тип преследует нас! — сказал, оглянувшись, директор Консульской службы.
      — У него моя шляпа! — ответил Кендрик. В двух кварталах впереди из такси вылезала старушка с голубыми волосами, нетвердо держащаяся на ногах.
      — Туда! — заревел Свонн. — Такси!
      Увертываясь от машин, они помчались через широкий проспект. Эван открыл ближнюю дверцу и сел, в то время как человек из Госдепа обежал машину сзади, чтобы влезть в нее с другой стороны. Он помог престарелой пассажирке выйти и нечаянно толкнул ногой ее палку. Палка упала на мостовую, а за ней последовала и дама с голубыми волосами.
      — Извините, дорогая, — пробормотал Свонн, запрыгивая на заднее сиденье.
      — Поехали! — закричал Кендрик. — Скорее! Прочь отсюда!
      — Вы что, придурки, банк, что ли, ограбили? — спросил шофер, включая передачу.
      — Получишь больше, если поспешишь, — посулил Эван.
      — Спешу, спешу. Но у меня нет летных прав. Хочу на земле остаться, понимаете, о чем я?
      Как по команде, Кендрик и Свонн развернулись, чтобы посмотреть в заднее стекло. Стоя на углу, тот странный тип со спутанными волосами и в мешковатых брюках что-то записывал на газете; шляпа Эвана теперь была у него на голове.
      — Название компании и номер такси, — спокойно прокомментировал директор Консульской службы. — Куда бы мы ни поехали, придется сменить средство передвижения по крайней мере еще один раз через квартал отсюда. Причем не просто пересесть, а предварительно пройти еще квартал пешком.
      — Чтобы наш шофер не увидел, в какое такси мы сели.
      — Даже ваш голос звучит так, будто вы знаете, что делаете.
      — Надеюсь, что знаю. — Запыхавшийся Свонн вынул платок и вытер вспотевшее лицо.

* * *

      Через двадцать минут, отпустив второе такси, конгрессмен и человек из Госдепа уже шли по улице в захудалом районе Вашингтона. И получилось так, что оба одновременно взглянули на красную неоновую вывеску бара с тремя отсутствующими буквами. Бар был потрепанный, соответствующий своему окружению. Они кивнули друг другу и зашли внутрь, слегка обескураженные темнотой, царившей внутри, по контрасту с ярким октябрьским днем снаружи, на улице. Единственным ярким, вопящим источником света был телевизор, прикрепленный к стене над жалкой, потрепанной барной стойкой. Несколько сгорбленных, взъерошенных завсегдатаев с затуманенными глазами подтверждали статус заведения. Кендрик и Свонн, украдкой косясь на удаляющееся пятно света, двинулись в самый темный угол справа от стойки и проскользнули в обшарпанную кабинку, сев друг напротив друга.
      — Вы в самом деле настаиваете на том, чтобы мы поговорили? — Седовласый Свонн тяжело дышал, лицо его все еще пылало и было покрыто испариной.
      — Я настаиваю на том, чтобы назначить вас самым свежим кандидатом в морг.
      — Эй, слушайте, у меня черный пояс.
      — В каком виде борьбы?
      Свонн насупился:
      — Во всяком случае, этот прием срабатывает в кинофильмах, когда показывают каратистов. Мне необходимо выпить.
      — Позовите официанта сами, — отозвался Кендрик. — Я останусь в тени.
      — Тени? — удивился Свонн, подзывая поднятой рукой толстую черную официантку с огненно-рыжими волосами. — А где здесь свет?
      — Когда вы последний раз делали три отжимания подряд, мистер Малыш Каратэ?
      — Когда-то в шестидесятых. Думаю, давно.
      — В то время здесь поменяли лампочки... Теперь обо мне. Как вы посмели сделать это, лжец вы эдакий?
      — Да как вы могли подумать, что это я? — Человек из Госдепартамента внезапно замолчал — у столика, подбоченясь, стояла гротескного вида официантка.
      — Что будете пить? — поинтересовалась она у Эвана.
      — Ничего.
      — Здесь это не принято. И подозреваю, не полезно для здоровья. Два ржаных виски, двойных, спасибо. Канадского, если у вас есть.
      — Забудьте об этом, — сказала официантка.
      — Забыто, — согласился Свонн. Когда официантка отошла, он снова посмотрел на Кендрика. — Ну и шутник вы, мистер конгрессмен! Просто весельчак. Да Консульская служба за моей головой охотится! Госсекретарь издал директиву, в которой разъясняет, что он понятия не имеет, кто я такой, этот отвратный нерешительный теоретик! А уж израильтяне вопят! Думают, что репутация их драгоценного Моссад может быть скомпрометирована кем-то, кто ведет раскопки. И арабы, которых мы поддерживаем деньгами, скулят, потому что им нет никакого доверия! А сегодня в половине четвертого президент — черт бы его побрал! — распекал меня за «нарушение долга». И позвольте заметить, он пропел эту фразу так, будто на самом деле понимал, о чем говорит. Я, конечно, догадался, что там, на линии, было по крайней мере двое других людей... Говорите, вы в бегах? Да это я в бегах! Черт, почти тридцать лет в этом тупом бизнесе...
      — Я назвал бы это так же, — быстро и спокойно прервал его Эван. — Виноват.
      — Да уж, это точно. — Свонн не пропустил удара. — Потому что кто, кроме нас, ублюдков, будет разгребать это дерьмо тупее, чем система? Мы нужны тебе, Чарли, и не забывай этого. Проблема в том, что нам почти нечем гордиться. Я имею в виду, мне нет нужды мчаться домой, чтобы убедиться в том, что бассейн на заднем дворе очищен от водорослей... Главным образом потому, что у меня нет бассейна, а дом после развода достался моей жене. Ей надоело, что я выхожу за хлебом, а возвращаюсь через три месяца, и в ушах у меня все еще грязь Афганистана! О нет, мистер Секретный Конгрессмен, я не выдал вас! Наоборот, сделал все, что мог, чтобы остановить это. Мне немного осталось, но я хочу уйти чистым.
      — Вы пытались предотвратить шум? Каким образом?
      — Тихо и очень профессионально. Даже показал ему копию записки, отосланную мною начальству, в которой признавал вас непригодным для такого дела!
      — Ему?
      С несчастным выражением лица Свонн посмотрел на Кендрика. В это время официантка принесла напитки и стояла, постукивая пальцами по столешнице. Человек из Госдепа полез в карман, глянул в счет и оплатил его. Пожав плечами при виде чаевых, женщина удалилась.
      — Ему? — повторил Эван.
      — Давайте, — предложил Свонн уныло, отпивая большой глоток виски, — вонзайте еще один коготь, какая разница? Здесь осталось не так уж много крови.
      — Значит, вы не знаете, кто он такой. Кто этот «он»?
      — О, он сообщил мне свое имя, должность, даже предоставил первоклассную рекомендацию.
      — Ну и что же?
      — Его не существует.
      — Что-то?
      — Что слышали.
      — Не существует? — допытывался расстроенный Кендрик.
      — Ну, реально, конечно, существует, но представился мне совершенно другим человеком. — Свонн допил первую порцию виски.
      — Не верю, что это...
      — И Айви не поверила, это моя секретарша. Она в ужасе.
      — Да о чем это вы? — жалобно спросил Кендрик.
      — Из офиса сенатора Аллисона Айви позвонил парень, с которым она встречалась пару лет назад. Сейчас он — один из главных помощников сенатора. Этот парень попросил ее записать ко мне на прием их штатного сотрудника, выполняющего сейчас какую-то конфиденциальную работу для Аллисона. Так она и сделала. Ну а он оказался блондинистым шпионом. Говорил с акцентом, причем неподдельным, который я отнес бы к Средней Европе. Этот тип круто за вас взялся. Если у вас есть шрам, о котором знает только ваша мать, то у него есть изображение этого шрама крупным планом.
      — Безумие, — тихо произнес Эван. — Но все же интересно почему?
      — Мне тоже было интересно. Я имею в виду, что вопросы, которые он задавал, были загружены ПД...
      — Чем-чем?
      — Подробными данными. Он знал о вас почти столько же, сколько мог узнать от меня. Такой профессионал, что я без промедления готов был предложить ему работу в Европе.
      — Но почему именно я?
      — Говорю же, мне тоже стало интересно. Поэтому я попросил Айви перезвонить в офис Аллисона. Начать с того, почему у заштатного сенатора такой СШ...
      — Что?
      — Не то, что вы подумали. «Супершпион». По здравом размышлении я полагаю, что за ним кто-то стоит.
      — Пожалуйста, ближе к делу!
      — Конечно. — Свонн взял второй бокал. — Айви звонит своему старому дружку, а тот не понимает, о чем она спрашивает. Он не звонил ей и никогда не слыхал ни о каком сотруднике по имени... как бы его там ни звали.
      — Но, Бога ради, ваша секретарша должна была знать, с кем говорит! Его голос, манера разговаривать, какие-то словечки...
      — Ее старый обожатель говорит с сильным южным акцентом. А тот, кто звонил, сказал, как утверждает Айви, что у него ларингит. Но этот красавчик знал места, где они бывали вдвоем, вплоть до парочки мотелей в Мэриленде. Айви вряд ли хотела бы, чтобы об этом проведал ее муж.
      — Господи, да это же операция! — Кендрик нагнулся и взял бокал Свонна. — Но почему?
      — Эй, с чего это вы схватили мое виски? У меня нет бассейна, помните? И дома нет.
      Вдруг телевизор над стойкой взорвался звуками громко произнесенной фамилии: «Кендрик!»
      Оба собеседника резко повернулись к нему, не веря своим ушам.
      — Экстренное сообщение! Сенсация этого часа, возможно, сенсация десятилетия! — вопил тележурналист, стоящий в толпе людей, которые с вожделением всматривались в камеру. — Последние двенадцать часов весь Вашингтон тщетно пытается разыскать конгрессмена от Колорадо Эвана Кендрика, героя Омана. Больше всего, конечно, опасаются возможной мести со стороны арабов. Нам сообщили, что правительство приказало полиции, больницам и моргам быть наготове. Но всего нессколько минут назад его видели на этом самом углу. Конгрессмена опознал некий Казимир Бола... Боле... славски. Откуда вы родом, сэр?
      — Джерси-Сити, — ответил человек с диким взглядом и шляпе Кендрика, — но мои корни — в Варшаве! Святой Божьей Варшаве!
      — Значит, вы родились в Польше?
      — Не совсем. В Ньюарке.
      — Но вы видели конгрессмена Кендрика?
      — Безусловно. Он разговаривал с каким-то седовласым мужчиной в двух кварталах отсюда, у автобуса, потом, когда я закричал: «Коммандо Кендрик, это он!» — они побежали! Я знаю. У меня телевизоры в каждой комнате, включая туалет. Я никогда ничего не пропускаю!
      — Когда вы говорите «в двух кварталах отсюда», сэр, имеете ли вы в виду угол, находящийся на расстоянии двух с половиной улиц от здания Государственного департамента?
      — Точно!
      — Мы уверены, — доверительно глядя в камеру, добавил репортер, — что власти проверяют Госдеп на предмет того, мог ли какой-либо человек, подходящий под описание, данное нашим свидетелем, быть участником этого экстраординарного рандеву.
      — Я гнался за ними! — вопил свидетель в мешковатых штанах, снимая шляпу Эвана. — У меня его шляпа! Смотрите, собственная шляпа коммандо!
      — Но что вы слышали, мистер Болеславски? Там, у автобуса?
      — Говорю вам, не всегда все так, как хочется! Невозможно быть слишком предусмотрительным и успеть все заметить, услышать. Прежде чем они убежали, человек с седыми волосами отдал коммандо Кендрику какой-то приказ. Думаю, у него русский акцент, а может быть, еврейский! Ком-ми и евреям нельзя доверять, понимаете, о чем я? Они никогда не заходят в церковь! Они не знают, что такое святая месса...
      Передача неожиданно прервалась рекламой, превозносящей достоинства дезодоранта для подмышек.
      — Сдаюсь. — Свонн отобрал у Кендрика свой бокал и допил виски. — Теперь я — «крот». Русский еврей из КГБ, который не знает, что такое месса. Хотите сделать для меня что-нибудь еще?
      — Нет, потому что я вам верю. Но вы можете кое-что сделать для меня, и это в наших общих интересах. Мне надо выяснить, кто заварил всю эту кашу и почему.
      — А если вы и вправду узнаете, — перебил его Свонн, наклонившись к нему, — вы мне расскажете? Это единственное, что меня интересует. Хочу слезть с крючка и насадить на него кого-то другого.
      — Вы будете первым, кто об этом узнает.
      — Чего вы хотите?
      — Список всех, кто был в курсе, что я отправляюсь в Маскат.
      — Не список — ограниченный, узкий круг. — Свонн покачал головой, не возражая, но как бы пытаясь объяснить. — Все было бы по-другому, не скажи вы, что вам может понадобиться наша помощь, если вы столкнетесь с чем-то, с чем "е сможете справиться. Но мы не могли позволить себе признать вас из-за заложников.
      — Насколько узок этот круг?
      — Все только на словах, как вы понимаете.
      — Понимаю. Насколько узок?
      — Неоперативная часть ограничивается этим несгибаемым ничтожеством, Гербертом Деннисоном, занудой этаким, главой аппарата президента; затем — госсекретарь, министр обороны и председатель Объединенного комитета начальников штабов. Я координировал связь между всеми четырьмя. Всех их можете исключить. Эти люди слишком много теряют и ничего не приобретают от вашего разоблачения. — Свонн откинулся назад и нахмурился. — Оперативный участок формировался на базе строгой секретности. Лестер Кроуфорд из Лэнгли. Лес — аналитик ЦРУ по вопросам секретной деятельности в данном районе. На другом конце — начальник базы в Бахрейне, не кто иной, как Грэйсон, Джеймс Грэйсон то есть. Он устроил скандал насчет вашего с Вайнграссом вылета из того места; полагал, что компания совсем спятила... Поняли?
      — Не совсем.
      — Были еще четыре или пять тамошних арабов, лучшее, что есть у нас и у компании. У них всех была ваша фотография, но они не знали, кто вы такой. Арабы не могли рассказать то, чего не знали. И еще двое. Эти знали, кто вы. Один действовал на месте, другой — здесь, занимался компьютерами в «Огайо-4-0».
      — Компьютеры? — переспросил Кендрик. — Что, распечатки?
      — Вы были введены в программу только на его компьютере; из центрального процессора вас стерли. Его зовут Джералд Брюс, и если это он настучал на вас, то я сам сдамся ФБР как еврейский «крот» мистера Болеславски, работающий на Советы. Он смышлен, находчив и управляется с компьютерами, как настоящий волшебника лучше его не найти. Когда-нибудь Брюс возглавит Консульскую службу, если девушки оставят его в покое на некоторое время, чтобы он смог перевести дух.
      — Плейбой?
      — Да полно вам. Парню двадцать шесть, красив, как Аполлон, не женат и известен своими похождениями. Другие рассказывают о своих победах, он — никогда. Думаю, поэтому мне и нравится. В этом мире осталось не так много джентльменов.
      — Мне он уже тоже нравится. Кто же остается? Там, на месте, из знавших, кто я такой?
      Фрэнк Свонн наклонился вперед и забарабанил пальцами по своему пустому бокалу, уставившись на него; потом поднял взгляд на Кендрика:
      — Полагаю, это вы и сами сможете сообразить.
      — Что именно?
      — Адриенна Рашад.
      — Имя мне ничего не говорит.
      — Она работала под псевдонимом.
      — Адриенна? Женщина? — Эван нахмурился, но, увидев, что Свонн кивнул, внезапно широко раскрыл глаза и прошептал: — Неужели Калейла? Она что, одна из ваших?
      Человек из Госдепартамента снова кивнул:
      — Ну, не одна из моих людей, но одна из нас.
      — Господи, она же вытащила меня из аэропорта в Бахрейне! Тот здоровый сукин сын Макдоналд швырнул меня в эту давку... меня чуть не убили, я уже не ведал, на каком свете нахожусь. Эта женщина вытащила меня оттуда — уж не знаю, как ей это удалось!
      — Я знаю, — сказал Свонн. — Она угрожала снести головы нескольким бахрейнским полицейским, если они не сообщат куда следует ее псевдоним и не получат разрешение выпустить вас. Адриенна получила не только разрешение, но и машину из гаража султана.
      — Вы сказали, она одна из вас, но не из ваших людей. Что это значит?
      — Рашад из управления; особый агент, из касты неприкасаемых. У нее контакты повсюду в районе залива и Средиземноморья; ЦРУ никому не разрешает вмешиваться в ее дела.
      — Без нее моя «крыша» могла быть взорвана еще в аэропорту?
      — Без нее вы стали бы мишенью для любого террориста, разгуливающего по Бахрейну, включая солдат Махди.
      На короткое время Кендрик замолчал. С блуждающим взглядом, с приоткрытым ртом он вспоминал...
      — Она рассказала вам, где прятала меня?
      — Отказалась.
      — Она может так поступить?
      — Говорю вам, Рашад на особом положении.
      — Понятно, — тихо пробормотал Эван.
      — Думаю, я тоже понимаю, — опять кивнул Свонн.
      — Что вы имеете в виду?
      — Ничего. Она вытащила вас из аэропорта и только примерно через шесть часов вышла на связь.
      — Это необычно?
      — При данных обстоятельствах, можно сказать, экстраординарно. Ее задачей было наблюдать за вами и немедленно сообщать лично Кроуфорду в Лэнгли о любых предпринятых вами решительных действиях, а Кроуфорд после этого должен был связаться со мной для получения указании. Адриенна этого не сделала, и в ходе официального опроса о выполнении задания она совершенно выпустила те шесть часов.