- Господи Иисусе! - сказал Кендрик и, схватив Ахмата за руку, подошел к сходням. - Смотрите!
      - Куда?
      - Я вижу! - вмешалась Калейла. Она была в брюках, а волосы спрятала под шляпу, как у греческих рыбаков. - Боже, не верю своим глазам! Это он, не правда ли?
      - Кто? - раздраженно спросил молодой султан.
      - Хаменди! - пояснил Эван, показывая на мужчину в белом шелковом костюме, окруженного людьми в форме и белых арабских одеждах.
      Процессия шествовала по пирсу, идущие впереди солдаты расчищали ей путь.
      - На нем тот же самый белый костюм, в котором он на фотографиях, висевших в апартаментах Ванвландерена, - заметила Рашад.
      - У него их не меньше дюжины! - отозвался Кендрик. - Наверное, думает, что благодаря им он выглядит чистым и богоподобным... Я ему это скажу, он у меня получит сполна!
      - Зачем? - спросил Ахмат. - Он защищен, саудовцы не осмелились бы распалить этих безумцев так, чтобы они предприняли какие-нибудь действия. Кроме того, существуют вполне веские причины не ввязываться туда, где задействованы фанатики. Надо дать им утонуть в собственном болоте.
      - Дело не в этом.
      - А в чем же?
      - Вскоре все эти люди, особенно главари из долины Бекаа, обнаружат, что большая часть того, за что они заплатили, просто куча хлама. Хаменди назовут вором, укравшим пятьдесят миллионов. Он станет парией, арабом, предавшим арабов же за деньги.
      - Слухи распространяются со скоростью сокола на ветру, как сказали бы мои люди всего лишь двадцать лет назад, - согласился султан. - Из того, что я знаю о долине Бекаа, дюжины желающих убить его пошлют ударные команды, и не из-за денег, а просто потому, что он выставил их дураками.
      - Это самый лучший вариант, - заметил Кендрик. - Будем на него и надеяться, однако у Хаменди миллионы по всему миру и не менее тысячи мест, где он может спрятаться.
      - Что ты хочешь этим сказать, Эван? - спросила Калейла.
      - Может, мы можем несколько изменить план и с моей легкой руки обеспечить еще более простой вариант?
      - Говори по-английски, а не по-латыни, - настойчиво потребовала агент из Каира.
      - Что там за цирк внизу? Солдаты едва удерживают толпу. Все готово к тому, чтобы движение началось, люди орут в унисон, поют так, что их голоса скоро разнесут этот проклятый город... Farjunna!
      - Покажите нам! - перевел Ахмат.
      - Смотрите, открыли клети, расхватывают ружья... Вон нашли другое оружие, передают его из рук в руки...
      - И лунатики стреляют в небо, - завершила Калейла. - Вот только выстрелов никто не услышит.
      - Открывают другие упаковочные клети, - продолжил комментарий султан, подхватывая их общее воодушевление. - Снаряжение разрушено, спасательные лодки прорезаны, огнеметы шипят. А Хаменди как раз тут! А как мы можем спуститься туда?
      - Вы не можете, ни один из вас, - твердо заявил Кендрик и сделал знак человеку из команды "Масада". Тот подбежал к нему, и Эван быстро, не давая Калейле и Ахмату даже шанса вступить в разговор, спросил израильтянина: - Вы знаете, что я такой, не правда ли?
      - Предполагается, что я не должен этого знать, но, разумеется, знаю.
      - Меня считают лидером целого отряда, не так ли?
      - Да, но я благодарен, что есть и остальные...
      - Это сейчас неуместно! Я - лидер.
      - Ну хорошо, вы лидер.
      - Я хочу, чтобы этих двух людей, стоящих рядом со мной, немедленно арестовали.
      Возражения султана и Калейлы потонули в ответной реакции израильтянина.
      - Вы что, с ума сошли? Этот человек...
      - Мне не важно, даже если он сам Мохаммед, а она Клеопатра. Наденьте на них наручники! - И Эван побежал по сходням к беснующейся на пирсе толпе.
      Кендрик нашел одного из пятерых палестинских "корабельных грузчиков", вытянул его из группы солдат и визжащих в благоговении гражданских, окруживших китайские танки, быстро сказал ему что-то на ухо. В ответ араб кивнул и показал на своего компаньона в толпе, жестом давая понять, что расскажет и остальным.
      Вскоре все эти "грузчики" стали бегать по пирсу от одной группы беснующихся людей к другой и орать во все горло, повторяя свой призыв вновь и вновь, пока их возбужденные вопли не были восприняты как команды, на что и рассчитывал Кендрик. Постепенно тысячи отдельных голосов слились в единое требование.
      - Покажите! Покажите нам!..
      Толпы всей массой двинулись на грузовую территорию пирса, а небольшая высокопоставленная процессия, в центре которой двигался Абдель Хаменди, была буквально сметена в сторону, загнана в огромные двери находящегося неподалеку от конца пирса склада. У торговца оружием был такой вид, словно он попал в чуждую ему часть города и не мог дождаться, когда выберется отсюда. Если бы не награда, которую Хаменди ожидал получить за свое пребывание здесь, его тут давно не было бы.
      - Сюда! - раздался голос, который Эван слишком хорошо знал. Калейла! А рядом с ней Ахмат, они оба едва держались на ногах посреди беснующейся неистовой толпы.
      - Какого черта вы здесь делаете? - заревел Кендрик, хватая обоих за руки. Потом принялся расталкивать тела, чтобы вывести Калейлу и Ахмата из толпы.
      Казалось, в этой ситуации было не до разговоров. Однако султан Омана властно произнес:
      - Мистер конгрессмен, может, вы и лидер отряда, что, между прочим, легко оспорить, но кораблем командую я! Мои войска, черт побери, завладели им!
      - Вы понимаете, что случится, если она потеряет шляпу или рубашку и эти лунатики увидят женщину? Соображаете, какой прием вас ждет, если кто-то догадается, кто вы такой?
      - Может, вы оба прекратите?! - закричала Рашад. - Торопитесь! Каждую минуту солдаты могут потерять контроль, а нам надо убедиться, что все получится так, как мы задумали.
      - Как? - отозвался Эван.
      - Упаковочные клети! - пояснила Калейла. - Кипы слева с красной маркировкой. Иди впереди меня, я сама не проберусь. Буду держать тебя за руку.
      - Это уже уступка. Пошли!
      Втроем они стали пробивать себе дорогу через густую, находящуюся в постоянном движении, толкающуюся толпу, стараясь подобраться к двум рядам упаковочных клетей. Кордон из уже близких к панике солдат, которых было слишком мало, чтобы сдержать толпу, стоял, сцепившись руками, образуя кольцо вокруг смертельного товара. А толпа продолжала неистовствовать.
      - Покажите! Покажите нам! - орали фанатики, требуя, чтобы им продемонстрировали оружие, которое доказало бы им их важность.
      - Там оружие, и все об этом знают! - прокричал Кендрик в ухо Рашад. - Они сходят с ума!
      - Конечно, они знают и, конечно, сходят с ума. Посмотри на маркировку. Повсюду на деревянных клетях были нарисованы три красных круга - один внутри другого. - Глаз быка, традиционный символ мишени, - объяснила Калейла. - В данном случае бычий глаз означает оружие. Это была идея Голубого. Он решил, коли террористы живут благодаря оружию, то будут стаей держаться возле него.
      - Голубой знает свое новое дело.
      - А где другое оружие? - спросил Ахмат, вытаскивая из кармана два маленьких зубчатых инструмента.
      - Люди с Западного берега позаботятся о нем, - ответила Рашад, приседая от размахивавших вокруг нее рук. - Те клети не маркированы, но они знают, которые из них нужные, сломают их и откроют. Они ждут нас!
      - Тогда пошли! - закричал молодой султан, вручая Эвану один инструмент.
      - Что это?
      - Плоскогубцы! Нам надо отодрать как можно больше скоб. Чтобы клети развалились на части.
      - О! Они в любом случае развалятся, не беспокойтесь! Нам только надо направить эту банду маньяков вперед и прорвать оцепление. Калейла, встань позади нас, - приказал Кендрик агенту из Каира, отбиваясь от яростных кулаков, рук, коленей и ног, наносивших им удары со всех сторон. - Когда я кивну, продолжил он, обращаясь к султану, - ударьте в кольцо солдат так, словно с вами только что подписала контракт бейсбольная команда "Патриот"!
      - Нет, шейх! - закричал Ахмат. - Как будто меня только что, под огнем, включили в команду Омана, как это и должно быть. Это же враги моего народа!
      - Пошли! - заревел Кендрик. Вместе с молодым мускулистым правителем Омана они набросились на стоявших перед ними визжавших террористов и протолкнули их внутрь кольца солдат.
      Линия обороны была сметена! Доступ к двойному ряду упаковочных клетей был открыт.
      Эван и Ахмат с трудом протиснулись сквозь ноги, одетые в широкие штаны и молотящие руки добрались до деревянных ящиков и принялись неистово работать плоскогубцами, отгибая широкие металлические скобы. Как только они отлетали, клети разваливались, словно взорванные изнутри, а сотни неистовствующих тут же набрасывались на оружие. Подобно голодной саранче, налетающей на сладкие листья деревьев, террористы из Южного Йемена и из долины Бекаа вытаскивали оружие из пластиковых решеток и кидали его своим братьям. При этом они пронзительно кричали, сидя верхом на больших картонных коробках, напоминавших гротесковые гробы.
      Одновременно палестинская команда с Западного берега тоже вскрыла ящики, где в мягких упаковочных нишах лежали разные ружья, всех типов, всевозможных размеров, и принялась раздавать их толпе. Вскоре она оказалась, можно сказать, вооруженной. Многие не знали, какой заряд подходит к тому или иному виду оружия, однако это было известно людям из долины Бекаа, и они тут же принялась учить своих менее искушенных братьев из Южного Йемена.
      Однако первая же попытка триумфально запустить в небо автоматную очередь вызвала недоумение у нажавшего на спусковой крючок. Раздались лишь какие-то отрывистые щелчки. А вслед за ним и многие другие попытались стрелять. Но также тщетно.
      И тут же одна истерия сменила другую. Террористы стали в ужасе бросать оружие, в то время как другие руками и подручными средствами продолжали вскрывать немаркированные клети. А в них оказались инфракрасные бинокли с разбитыми линзами, веревочные лестницы с разрезанными ступеньками, крюки-кошки без наконечников, подводные кислородные резервуары с просверленными дырками в цилиндрах, огнеметы с разбитыми насадками, реактивные снаряды и гранатометы, без детонаторов... И как только все это было обнаружено, толпа одичала еще больше. Из-за предательства.
      В этом хаосе Эван пробрался к складу, расположенному в конце громадного пирса, и, отступив на три фута в сторону от массивных открытых дверей, прижался к стене. Ему было слышно, как внутри Хаменди кричал по-арабски, что все поставленное вооружение будет заменено, а его враги в Бахрейне, которые сделали это, все до единого будут убиты!
      Неожиданно из-за угла появился человек в темном консервативном костюме в мелкую полоску и быстро прошел в помещение склада. Кендрик застыл - он узнал Крейтона Гринелла. После того как первый шок прошел, Эван спросил себя, а собственно, почему он так потрясен и даже удивлен? Куда еще мог пойти Гринелл, кроме как в самую сердцевину международной сети торговцев оружием? Это ведь его единственный островок безопасности.
      Гринелл коротко переговорил о чем-то с Хаменди, и тот тут же перевел его слова на арабский, объясняя, что его поверенный уже связался с Бахрейном и узнал, что произошло.
      - Это евреи! - воскликнул он. - Израильские террористы напали на депо на острове, убили всех сторожевых и натворили столько страшных дел.
      - Как это может быть? - удивился коренастый мужчина в революционной форме, увешанной дюжиной медалей. - Все это вооружение было в оригинальных упаковках, даже ящики внутри картонных коробок не были сломаны. Как это может быть?
      - Евреи очень изобретательны! - прокричал Хаменди. - Вы это так же хорошо знаете, как я. Я сейчас же немедленно улетаю назад, заменю весь заказ и выясню всю подноготную!
      - А что в это время будем делать мы? - спросил явный лидер революционного режима Южного Йемена. - Что я скажу моим братьям в долине Бекаа? Мы же все опозорены!
      - Будьте уверены, вы отомстите, как только получите новое оружие, ответил Хаменди.
      Гринелл снова заговорил с торговцем оружием, и тот вновь перевел его слова:
      - Мой товарищ проинформировал меня, что наши радары могут действовать еще только три часа, и это, могу добавить, лишь благодаря моим огромным расходам. В связи с этим нам надо сейчас же уезжать.
      - Верни нам наше достоинство, друг араб, иначе мы найдем тебя, и ты расстанешься с жизнью!
      - Я вам гарантирую, что первое обязательно произойдет, а во втором отпадет необходимость. Мы уезжаем.
      "Этого нельзя допустить! - мгновенно решил Кендрик. - Будь что будет, но они не должны улететь от этой беснующейся толпы и продолжить свое безумное, непристойное "обычное" дело! Мне надо их остановить! Мне надо действовать!"
      Оба торговца оружием поспешно вышли из дверей склада и повернули налево к ближайшему углу здания. Эван, смешавшись с толпой и изображая из себя истеричного террориста, ринулся за ними. Когда между ними и Крейтоном Гринеллом осталось несколько дюймов, он выхватил из ножен у ремня кинжал с длинным клинком и согнутой в локте левой рукой обвил шею адвоката, вынуждая его развернуться, предстать перед ним лицом.
      - Ты! - завопил Гринелл.
      - Это за умирающего старика, за тысячи других, которых ты убил! - Кинжал вонзился в живот адвоката, и Кендрик вытер лезвие о его грудь.
      Гринелл упал на доски пирса. Мечущиеся вокруг одержимые паранойей террористы даже не заметили, что только что, можно сказать, на их глазах произошло убийство.
      Остался Хаменди! Эван побежал вперед, полный решимости не дать ему добраться до машины, а следовательно, и до самолета, которому радары обеспечат беспрепятственный перелет из Южного Йемена через враждебные границы. Хаменди не должен улететь!
      Эван буквально прорубал себе тропу в толпе носящихся по пирсу орущих людей. Впереди поднималась в гору широкая бетонная полоса, которая вела к грязной дороге. Там стоял русский лимузин "ЗИЛ". Его выхлопной дым говорил о том, что машина сразу же рванет с места, как только в нее сядет пассажир-беглец. А Хаменди в развевающемся белом пиджаке был всего в нескольких ярдах от нее!
      Кендрик мобилизовал все свои силы и побежал по бетонной полосе. Ноги у него подкашивались, и они на самом деле подкосились буквально в двадцати футах от "ЗИЛа", как раз когда Хаменди открывал дверцу. Эван наклонился, и из такого положения, едва удерживая оружие дрожащими руками, начал стрелять. Один раз, второй и еще, еще...
      Абдель Хаменди, король двора международных торговцев оружием, поднял руку к горлу и упал на землю.
      "Это пока не конец!" - прокричал голос в голове Кендрика. - Надо сделать что-нибудь еще!" Он отполз в сторону от бетонной полосы и достал из кармана карту, которой каждого снабдил кодовый Голубой на случай разделения или возможного побега. Оторвав от нее кусок, Эван вынул из другого кармана маленький тупой карандаш и написал по-арабски следующее:
      "Лжец Хаменди мертв. Скоро все торговцы умрут везде, где только начнется предательство, как вы сегодня сами видели. Повсюду, где им платил Израиль или Великий Сатана Америка, чтобы они продавали нам испорченное оружие. Найдите наших братьев повсюду и расскажите им то, что я вам сказал и чему вы сами сегодня были свидетелями. Отныне нельзя доверять ни одному оружию. Подписано молчаливым другом, который знает".
      Мучительно, словно к нему вернулись раны, полученные на острове в Мексике, Эван встал на ноги и побежал как можно быстрее к озлобленной, по-прежнему кричавшей толпе у дверей склада. Вознося истерические, притворные молитвы Аллаху об убиенном брате, он простерся ниц перед маленькой группой главарей, в которую теперь входили и те, что были из долины Бекаа в Ливане. К нему потянулись утешающие руки, а он вынул и отдал им листок бумаги, затем резко встал на ноги, стеная и крича, и выбежал из дверей склада, мгновенно растворившись в теперь уже скорбящей, рыдающей толпе.
      И тут Кендрик в панике услышал низкий свисток грузового судна - сигнал к отплытию! Работая локтями, он начал пробиваться к траулеру, у сходен которого стояли Калейла и Ахмат. Они что-то кричали людям на палубе и были, вероятно, еще в большей панике, чем он сам.
      - Где, черт побери, ты был? - закричала Рашад. В глазах ее бушевала ярость.
      - Они с помощью обмана попытались выбраться отсюда! - закричал Кендрик, а Ахмат тем временем подталкивал их обоих к сходням, которые по его сигналу начали подниматься на корабль.
      - Хаменди? - спросила Калейла.
      - И Гринелл.
      - Гринелл? - воскликнула агент из Каира, поднимаясь по сходням наверх. Ну конечно же Гринелл! Где же еще...
      - Вы идиот, черт бы вас побрал, конгрессмен! - зарычал молодой султан Омана, после того как отдал необходимые распоряжения команде корабля, уже отплывшего от пирса. - Еще тридцать секунд, и вы остались бы там. Каждую минуту эта толпа могла обернуться против нас, а я не стал бы рисковать жизнью этих людей!
      - О Боже, вы и вправду повзрослели.
      - Мы все совершаем положенное, когда приходит наша очередь... А что насчет Хаменди и этого, как его там?
      - Я их убил.
      - Именно так, - едва дыша, но спокойно отреагировал Ахмат.
      - Мы все совершаем положенное, когда приходит наша очередь, ваше величество.
      Джералд Брюс вошел в оборудованный компьютерами кабинет в своем доме в Джорджтауне и направился прямо к процессору. Он уселся перед ним и нажал на кнопку включения. Когда зажегся экран, Брюс напечатал кодированные слова. И тут же появились зеленые буквы.
      "Совершенно секретно.
      Перехват не засечен.
      Отправлено".
      Молодой, потрясающе красивый эксперт улыбнулся и продолжил печатать:
      "Я только что прочитал все совершенно секретные распечатки, направленные в ЦРУ и закодированные только для модема М. Дж. Пейтона. Доклад невероятен, и уже виден эффект операции. На сегодня, две недели спустя после событий в Южном Йемене, семь самых выдающихся торговцев оружием убиты, и уже установлено, что поток оружия на Средний Восток перерезан на шестьдесят процентов. Наш человек непобедим. Ближе к делу, однако, в сочетании с предыдущей информацией, которой мы обладаем. Белый дом должен, повторяю, должен выслушать нас, если мы заботимся о том, чтобы наш голос был услышан. Конечно, мы осуществим эту прерогативу с наивысшей осмотрительностью, но это тем не менее наша задача. Независимо от исхода, положительного или отрицательного, национальные и международные законы нарушены, администрация прямо или косвенно была связана с убийствами, терроризмом, коррупцией и на самом деле приблизилась к преступлению против человечества. Согласно нашему договору, это должна быть благосклонная бескорыстная власть над Белым домом, которая будет направлять его, а средства этой власти должны считаться глубочайшими секретами любой администрации. Мы продолжаем работать способом, о котором мечтали те, что приходили к власти перед нами. Если существует Бог, пусть он сделает так, чтобы наши последователи поверили нашим убеждениям.
      Напоследок замечу, что меня потрясает, как звучит название "Инвер Брасс", которое недалеко ушло от медицинского термина "внутривенный". Я думаю, оно вполне подходящее. И наконец, сообщаю, что я работаю над несколькими проектами и буду держать вас в курсе".
      В своей богатой каюте яхты "Бертрам", отплывающей от Блестящего кораллового рифа на Багамах, большой черный человек смотрел на экран компьютера и улыбался словам, которые только что прочел. "Инвер Брасс" в хороших руках, в молодых способных руках, у Брюса громадный интеллект в сочетании с порядочностью и жаждой добиться совершенства. Гидеон Логан, который потратил так много лет богатой взрослой жизни ради своего народа, почувствовал облегчение.
      Но годы обрушиваются на него, так же как на Маргрет Лоуэлл и старого Иакова Манделя. Ничего не поделаешь, со временем их заменят, и этот молодой человек, этот привлекательный достойный молодой гений тоже когда-нибудь подберет себе последователей. И нация, и мир при них будут лучше.
      Джералд Брюс отпил из стакана мадеру и вернулся к своему оборудованию. Он был на подъеме по нескольким причинам, и не последней среди них была та, что он возглавил "братство блистательных". Что было необыкновенно, так это обыденность происшедшего. Их братство предопределено, неизбежно, оно собрало вместе людей со схожими интересами и превосходным интеллектом. Пусть новый, возглавляемый им "Инвер Брасс" пока слабый, но его очертания уже прорезаются на горизонте. К тому же они не одни в этом мире. Брюс знал, что такие же люди есть в Лондоне, Стокгольме, Париже...
      Он снова набрал код, нажал клавишу, чтобы вызвать "Приложение", и прочитал возникшие на экране буквы.
      "Спутниковая передача. Мод-"Сахалхуддин". Бахрейн. Продолжено"
      Глава 47
      Эммануил Вайнграсс продолжал удивлять специалистов-медиков, особенно работающих в Центре контроля заболеваемости в Атланте. Не то чтобы он поправлялся, это было не так, вирусная инфекция по-прежнему оставалась непобежденной, и тем не менее казалось, что ему не становится хуже. Во всяком случае, это происходило гораздо медленнее, чем ожидали врачи. Патолог из Денвера по этому поводу высказался так: "Если представить себе его состояние по шкале, где минус десять окончательный и бесповоротный показатель, то старик колеблется возле минуса шести и вряд ли скатится ниже".
      - Однако вирус все же жив, - констатировал Кендрик, гуляя с доктором и Калейлой по дорожкам парка дома в Колорадо, где Мэнни не мог слышать их разговора.
      - Инфекция буйно разрослась, но пока не обессилила его...
      - Наверное, из-за сигарет и виски, которые он крадет время от времени, не удержалась заметить Рашад.
      - Этого он не делает! - убежденно возразил патолог, пораженный ее заявлением.
      Эван и Калейла одновременно закивали, как бы смиренно подтверждая, что больной строго соблюдает предписания врачей, а слова Калейлы всего лишь шутка.
      - У него необыкновенный запас прочности, я не встречал другого человека с такой же жаждой жизни, - сказал Эван. - Но мы, когда находимся рядом, следим за ним самым серьезным образом.
      - Пожалуйста, поймите меня правильно, конгрессмен, я не хочу вас обманывать. Ваш друг очень больной человек. Восемьдесят шесть лет - само по себе солидный возраст.
      - Ему восемьдесят шесть? - удивился Эван.
      - А вы разве не знали?
      - Нет. Он говорит, что ему восемьдесят один!
      - И думаю, сам в это, верит. Вайнграсс относится к такому сорту людей, которые в шестьдесят заново отмечают пятидесятипятилетие и навсегда забывают о почти уже прожитых годах. Кстати сказать, в этом нет ничего плохого. Чтобы иметь полное представление об истории его болезни, мы подняли из архива медицинскую карту тех лет, когда он жил в Нью-Йорке. Между прочим, вы знали, что к тридцати двум годам Мэнни уже трижды был женат?
      - И жены, уверен, до сих пор ждут, что он к ним вернется.
      - О нет! Они уже все ушли. В Атланте у него тоже были связи. Понимаете, нам пришлось этим поинтересоваться на предмет скрытых сексуальных осложнений...
      - А как насчет того, чтобы проверить Лос-Анджелес, Париж, Рим, Тель-Авив, Рияд и все Эмираты? - сухо перебила патолога Калейла.
      - Замечательно, - тихо, но внятно произнес патолог, вероятно обдумывая услышанное с медицинской точки зрения, а возможно, и просто завидуя. - Что ж, мне надо уезжать, к полудню необходимо вернуться в Денвер. Спасибо вам, конгрессмен, за ваш личный самолет. Это сэкономило мне кучу времени.
      - Я не мог поступить иначе, доктор. И ценю все, что вы сделали и делаете.
      Патолог немного помедлил, глядя на Эвана.
      - Я только что сказал "конгрессмен", мистер Кендрик. Но наверное, правильнее было бы называть вас "мистер вице-президент", поскольку я, как и вся страна, верю, что так оно и будет. Откровенно говоря, если бы вы не участвовали в избирательной гонке, я вообще не пошел бы голосовать. И знаю, так же поступили бы многие мои друзья и товарищи.
      - Это не жизнеспособная позиция, доктор. Кроме того, решение еще не принято... Пойдемте, я провожу вас до машины. Калейла, проверь нашего старца-сибарита и убедись, что он не принимает ванну из шотландского виски, хорошо?
      - Если он это делает, ты думаешь, я туда войду?.. Но конечно, проверю... Рашад пожала руку патологу из Денвера и сказала: - Спасибо вам за все.
      - А я и все будем вам благодарны, если вы убедите этого молодого человека стать следующим вице-президентом.
      - Повторяю, - с нажимом произнес Кендрик, провожая терапевта по лужайке к подъездной дорожке. - Решение еще не принято.
      - Это решение должно быть принято! - закричал Эммануил Вайнграсс. Он сидел в кресле-качалке на застекленной веранде напротив Эвана и Калейлы, устроившихся на своих обычных местах на диване, так чтобы хорошо видеть обоих. - Ты что думаешь, все закончено? Боллингер и его фашиствующие ворюги убрались, и некому занять их место? Неужели ты настолько глуп?
      - Выброси это из головы, Мэнни, - посоветовал Эван. - Мне с Лэнгфордом Дженнингсом расходимся во взглядах по очень многим позициям. По-моему, президенту не очень-то удобно иметь дело с человеком, который в чем-то с ним не согласен. Он просто не знает...
      - Лэнг все это знает! - рявкнул Вайнграсс.
      - Лэнг?
      Старый архитектор пожал плечами:
      - Ну ладно, придется сказать, все равно ты об этом узнаешь...
      - О чем я узнаю?
      - Дженнингс был настолько любезен, что пригласил себя сюда на ленч. Это произошло несколько недель назад, пока ты и моя милая дочурка утрясали дела в Вашингтоне... Так что же я должен был сделать? Сказать президенту Соединенных Штатов, что он не может ненадолго ко мне забежать?
      - О, черт! - пробормотал Кендрик.
      - Прими это, любимый, - вставила Калейла. - Я в восторге, просто зачарована. - Продолжайте, Мэнни!
      - Ну, мы обсудили множество вещей. Он не интеллектуал, скажу я вам, но умен, человек широких взглядов, это ты знаешь.
      - Ничего такого я не знаю. Но как ты только осмелился за меня ходатайствовать?
      - Потому что я твой отец, неблагодарный ты идиот. Единственный отец, которого ты когда-либо знал! Без меня ты до сих пор не построил бы ни одного здания вместе с саудовцами, не говоря уже о том, что никогда не покрыл бы своих расходов. И не спрашивай, как это я осмелился. Тебе просто повезло, что я отважился поговорить о твоих обязательствах по отношению к другим... - И, заметив, что Эван, в волнении закрыв глаза, откинулся на спинку дивана, Вайнграсс поспешно добавил: - Ну ладно, ладно, не обижайся, мы не смогли бы сделать ничего из того, что сделали, без твоих мозгов и твоей силы.
      Неожиданно Калейла заметила, что Вайнграсс незаметно подает ей какие-то знаки и безмолвно выразительно шевелит губами. Присмотревшись к старику внимательнее, она поняла, что он ей беззвучно говорит: "Так надо. Я знаю, что делаю". В ответ Калейла лишь пожала плечами.
      - Ну ладно, Мэнни, - произнес Эван, открыв глаза и уставившись в потолок. - Можешь выбросить это из головы. Я слушаю дальше.
      - Вот так-то лучше. - Вайнграсс подмигнул агенту из Каира и продолжил: Ты, конечно, можешь отойти в сторону, и никто не будет иметь права сказать или подумать о тебе плохо, потому что все должны тебе, а ты никому ничего не должен. Но я-то знаю тебя, мой друг. В тебе такой запас силы, что было бы просто обидно не использовать ее во благо. Скажу больше, этот паршивый мир все еще держится только потому, что в нем все-таки есть такие парни, как ты. Увы, людей другого типа гораздо больше... Они хоть и рвутся в правительство, но ничего не могут сделать для страны, нации. А собственно, почему к ним должны прислушиваться? Кто они такие? Какими делами себя зарекомендовали те, что просто дуют в свисток? Вот их никто и не принимает во внимание. Ты же - совсем иное дело. Ты можешь говорить с теми, кто внизу, и они с благоговением будут тебя слушать. А пост кардинала, если считать Лэнгфорда Дженнингса Папой, вполне подходящее место для такого человека, как ты. И нет никаких препятствий, которые помешали бы тебе прийти ко двору, если только не считать конгресс. Но Лэнг поможет преодолеть и его.
      - Опять Лэнг? - пробормотал Кендрик. |
      - Извини, это не мое изобретение! - возразил Вайнграсс, подняв кверху ладонь. - Сначала я называл его мистером президентом. Если не веришь, спроси медсестер, которые присутствовали при его появлении. А он, я тебе скажу, настоящий дьявол. После выпивки, которую, между прочим, он сам лично приготовил для меня и для себя у бара, когда девушки вышли, Лэнг сказал, что я его освежаю. И попросил называть его Лэнгом, забыв все эти формальности...
      - Мэнни, - вмешалась Калейла, - а что значит вы его "освежаете"? Почему президент так сказал?
      - Ну, в нашей короткой беседе я упомянул, что это новое здание, которое они возводят в Нью-Йорке, - я читал о нем в газете - не такое уж роскошное, и Лэнгу вовсе не следовало поздравлять по телевидению его кретина архитектора. И объяснил почему. В общем, сказал, что он совершенно напрасно сунулся в это дело...
      - О, черт! - повторил Эван, сдаваясь.
      - Но вернемся к тому, что я пытаюсь тебе растолковать. - Лицо Вайнграсса стало серьезным. Глядя на Кендрика, он несколько раз глубоко вздохнул и продолжил: - Понимаю, тебе, возможно, хочется отойти от дел и спокойно, счастливо пожить рядом с моей арабской дочкой. Ты уже заслужил уважение страны, и даже мира. И все-таки призываю тебя подумать. На посту вице-президента ты сможешь сделать такое, что не под силу большинству людей. С вершины горы откроются большие возможности для борьбы с коррупцией, со всеми этими людишками, которые ведут свою грязную игру. Подумай, Эван. Но пока все, о чем я прошу тебя, - это выслушать Дженнингса. Прислушайся к тому, что он хочет тебе сказать.
      Они внимательно посмотрели друг другу в глаза, отец и сын, знающие друг друга как самые близкие, родные люди.
      - Что ж, я позвоню ему и попрошу о встрече, хорошо?
      - В этом нет необходимости, - ответил Мэнни. - Все уже устроено.
      - Что?
      - Завтра Лэнг будет в Лос-Анджелесе в "Сенчури-Плаза". Там состоится обед в память покойного государственного секретаря. После этого он немного приведет себя в порядок, а к семи часам будет ждать тебя в отеле. И тебя тоже, моя дорогая. Лэнг на этом настаивает.