Как быстро все произошло, думал Талейников, сидя в самолете и обжигаясь горячим чаем, который принесла стюардесса. Он вспоминал себя у постели умирающего Крупского, их разговор и потрясающие вещи, услышанные от уходившего из жизни старика. Оказывается, уже высланы убийцы, задача которых уничтожить цвет обеих наций, обеспечить конфронтацию и столкновение двух сверхдержав. И премьер и президент - оба на мушке, каждый шаг двух значительнейших государственных лиц контролируют неведомые силы? Что за люди породили это безумие в первом десятилетии века где-то на Корсике? Корсиканская чума... Матарезе - корсиканские призраки...
      Но похоже, это - реальность, они существуют и дают о себе знать. Живые или мертвые, они напоминают о себе, теперь это абсолютно ясно. Он упомянул о них в разговоре, назвал это имя - Матарезе - и немедленно ощутил, как возник заговор против него самого, как приведены в действие силы, ближайшая цель которых - его арест, и, разумеется, приговор будет вынесен незамедлительно. Он хорошо запомнил слова Крупского о том, что никакой помощи со стороны премьера не получит. Поэтому он разыскал четверых кремлевских лидеров, бывших некогда в силе, и с каждым из них попытался поговорить о странном феномене, называемом Матарезе. Но все четверо так или иначе ушли от ответа, и это означало, что никто из них не осмеливается касаться подобного предмета разговора. Один, очевидно, не знал ничего и был потрясен так же, как и Талейников. Двое других не сказали ни слова, но их выдали глаза и испуганные голоса - оба отказались обсуждать страшную тему. Ни тот ни другой не пожелали участвовать в этом умопомешательстве и указали Талейникову на дверь.
      Последний из четверых, грузин, был намного старше остальных, даже старше Крупского, и, несмотря на честность и прямоту, тоже не годился в сообщники, ибо у него оставалось уже слишком мало времени, чтобы присоединиться к расследованию Талейникова. Ему было девяносто шесть лет, он обладал живым умом, но его подводил склероз. При упоминании имени Матарезе его худые руки в выпуклых венах начали дрожать, и едва заметная судорога на секунду исказила древнее невыразительное лицо. Горло его внезапно пересохло, голос как-то надломился, и слова стали едва слышны.
      Это имя пришло из далекого прошлого, проговорил старый грузин, и никто не должен его слышать. Ему удалось выстоять в прежних чистках, выжить при безумном Сталине, коварном Берии, но никто не может спастись от Матарезе. И во имя всего святого, что есть в России, этот перепуганный старец умолял Талейникова не связываться с Матарезе.
      - Мы были глупцами. Но не только мы... Могущественнейшие люди во всем мире поддавались соблазнительной возможности устранения преград и истребления личных врагов. Гарантии выставлялись абсолютные: следы заказных убийств и преступлений никогда не приводили к инициаторам содеянного.
      Соглашения достигались не напрямую, а через цепочку самых разных людей, и не подозревавших, что и у кого они покупают. Крупский понял эту опасность. Он заклинал нас в сорок восьмом не вести дела и не устанавливать связей с этой организацией.
      - Почему же? Меня это интересует с профессиональной точки зрения, - перебил его Василий. - Ведь если тайна заказа гарантировалась полностью, что же могло не устраивать Крупского?
      - Матарезе поставили при этом одно дополнительное условие: Совет Матарезе требовал для себя права санкций. Так мне говорили.
      - Я полагаю, речь шла о прерогативе, об исключительном праве убийц по найму. Просто некоторые цели были неосуществимы.
      - Но такое требование об одобрении Советом никогда не выдвигалось в прошлом. Крупский не считал, что это связано с невыполнимостью задачи.
      - Так что же это было?
      - Возможность шантажа в отдаленном будущем.
      - Как осуществлялась связь с Советом?
      - Я никогда не знал этого. Не знал об этом и Алексей.
      - Но кто-то же должен знать? Кто-то устанавливал контакты...
      - Если они живы, они не будут говорить с вами. В этом Крупский был прав.
      - Он называл их корсиканскими безумцами, призраками. Он сказал, что ответ может быть найден на Корсике.
      - Вполне возможно. Ведь именно там это и началось, с появлением того маньяка, Гильома де Матарезе, - согласился старик.
      - У вас все еще сохранился авторитет среди партийных лидеров. Не могли бы вы помочь мне? Крупский говорил, что Матарезе должны...
      - Нет! - вскричал он. - Оставьте меня в покое! Я уже сказал больше, чем следовало, признался даже в том, на что не имел права. Но только для того, чтобы предостеречь и остановить вас! Матарезе ничего хорошего не могут сделать для России! Забудьте об этом навсегда!
      - Вы не поняли меня. Именно я и собираюсь остановить их... Этот Совет. Я дал слово Крупскому, что...
      - Но я ничего не слышал об этом! - закричал немощный старец. Он был в панике. - Я буду все отрицать! И то, что мы с вами вели разговор, и то, что вообще встречались. Я вас не знаю...
      Ошеломленный и растерянный Василий вернулся домой, намереваясь посвятить ночь раздумьям над загадкой Матарезе и решить, как быть дальше.
      Как обычно, он заглянул в почтовый ящик и автоматически двинулся уже было вверх по лестнице, как вдруг осознал, что в ящике что-то есть.
      Там оказалась закодированная записка от его агента в ВКР. Содержание вполне безобидное: приглашение на обед к одиннадцати тридцати и подпись - женское имя, - но за ним скрывалась очень важная информация: цифра "II" означала чрезвычайную опасность. Связаться следовало немедленно, его друг будет ждать в им обоим известном месте - пивной недалеко от МГУ.
      Там он и оказался. Друзья прошли в глубь зала, и пригласивший Талейникова без проволочек заговорил о деле:
      - Думай, как быть, Василий, ты у них в списке. Я не знаю, что это означает, но так было сказано.
      - Это из-за того еврея-писателя?
      - Да, но дело не в нем. Когда шла эта идиотская пресс-конференция в Нью-Йорке, мы хохотали. У нас назвали твой поступок "сюрприз Талейникова". Даже шеф "Девятки" признался, что он восхищен твоей проделкой. Ты, мол, проучил этих дубинноголовых. А вчера внезапно все переменилось, и то, что ты устроил, вдруг перестало быть шуткой. Теперь это квалифицируется как серьезное вмешательство, даже помеха их тактическим принципам.
      - Вчера? - переспросил Талейников.
      - Где-то к вечеру, после четырех. Эта сука директриса металась по кабинету, как горилла в течку. Она учуяла групповую травлю, а она обожает это. Она велела всем прибыть к пяти. Мы собрались и услышали нечто невероятное. Это выглядело так, словно ты несешь персональную ответственность за все наши промахи и задержки в течение последних двух лет. И эти маньяки из "Девятки" тоже присутствовали, но их шефа на заседании не было.
      - Сколько у меня времени?
      - Я думаю, три или четыре дня, но вне страны. Компромат на тебя составляется. Правда, в душе никто из наших ребят не хочет сообщать им что-либо.
      - Значит, вчера...
      - Что произошло, Василий? Это не вэкаэровцы, тут что-то другое...
      Да, это было другое, и Талейников знал, что именно. Как раз вчера он встречался с двумя бывшими партийными лидерами, и те отказались говорить с ним, указав на дверь. И то, о чем спрашивал его приятель, было связано с Матарезе.
      - Когда-нибудь я все тебе объясню, - ответил Василий. - Верь мне!
      - Конечно, верю. Ты лучший из нас, лучший из всех, кто был среди нас.
      - Теперь мне необходимо тридцать шесть или сорок восемь часов. Как ты думаешь, есть у меня это время?
      - Думаю, да. Им нужна твоя голова, но они будут очень осторожны. Они постараются зафиксировать каждый твой шаг, а на это нужно время.
      - Уверен, что так. Есть любители читать сопроводительные записки над телом убитого. Спасибо тебе. Ты услышишь обо мне.
      Василий решил не возвращаться домой. Он отправился в свой служебный кабинет и просидел там несколько часов в темноте, пока не пришел к необычному решению. Еще несколько часов назад об этом нельзя было и подумать, но не сейчас. Если Матарезе сумели коррумпировать верхние эшелоны КГБ, то, очевидно, то же самое они смогут проделать и в Вашингтоне. И если простое упоминание о них повлекло за собой смертный приговор для одного из крупнейших сотрудников разведслужб, человека его ранга, то, без сомнения, они сами и их власть невообразимо велики. Если же правда и то, что они ответственны за убийство Блэкборна в Америке и Юревича в России, тогда Крупский прав. Существует график. Матарезе подобрались совсем близко - и премьер или президент теперь у них на прицеле.
      Он должен добраться до человека, которого так ненавидел. Он непременно должен увидеться с Брэндоном Аланом Скофилдом, американским убийцей.
      Утром Талейников один за другим привел в движение несколько механизмов. Обладая по обыкновению свободой в принятии решений, он дал всем ясно понять, что направляется под прикрытием на оперативное совещание в Прибалтику. Затем просмотрел архивы данных по музыкантам и композиторам и нашел имя скрипача, который пять лет назад вышел на пенсию и уехал на Урал. Его документы вполне подходили. Наконец, Василий запросил компьютерную информационную сеть о возможном местонахождении Брэндона Скофилда. Американец исчез где-то в Марселе, но амстердамский инцидент наводил на мысль, что это дело рук искомого лица.
      Василий отправил шифровку одному агенту в Брюсселе, человеку, которому можно было доверять, так как адресат был обязан Талейникову жизнью - и не раз.
      "Выйди на Скофилда, белый статус. Амстердам. Обеспечь контакт. Императив. Оставайся при нем. Доложи о ситуации. Используй коды юго-западного сектора".
      Все произошло так стремительно! Василий был благодарен прошлой жизни, научившей его мгновенно принимать решения. Севастополь был менее чем в часе лета. В Севастополе он наконец проверит свои навыки, приобретенные за долгие годы тяжелой работы.
      Он занял номер в неприметной гостинице на Херсонском бульваре и позвонил в местное управление КГБ по номеру, который не должен был прослушиваться. Московские вэкаэровцы еще не хватились его, не забили тревогу, не объявили розыск. Теплый прием в КГБ ему обеспечен - старый друг вернулся. Это давало Василию широту полномочий и свободу действий.
      - Скажу откровенно, - обратился он к дежурному офицеру, своему прежнему помощнику, - у нас опять проблемы со службами ВКР. Они опять лезут не в свое дело. Вам может прийти запрос. Вам ничего не известно о моем местонахождении, понятно?
      - С этим будет все о'кей, пока вы не покажетесь здесь у нас. Этот телефон вполне надежен. Вы остаетесь под прикрытием?
      - Да. Я не хочу обременять вас знанием о моем местопребывании. Мы проводим зондирование, отлаживаем связи, которые тянутся в Одессу и далее на юг в горы. Это агентура ЦРУ.
      - Ну, это полегче, чем отлавливать лодки, идущие через Босфор. Кстати, Амстердам входит в ваши планы?
      Талейников был поражен. Так скоро он не ожидал вестей от своего человека.
      - Может так случиться. Вы что-то получили?
      - Это сообщение пришло два часа назад. Мы бились над ним долго. Наш шифровальщик, тот, которого вы привезли из Риги, узнал ваш старый код. Мы собирались отправить полученное в Москву с утренней почтой.
      - Не нужно этого делать. Прочтите мне текст.
      - Минутку, бумаг навалом. Ах да, вот оно: "Беовулф исчез из виду. Над Вашингтоном сгущаются тучи. Отслеживание будет продолжено до установления открытого контакта. Связь через столичный департамент". Звучит внушительно, Василий. Похоже, вы вышли на крупную рыбу. Желаю удачи. Это как-то связано с вашим зондированием?
      - Думаю, да. Но не надо распространяться на эту тему. Держите ВКР в неведении.
      - С удовольствием. Вы хотите, чтобы мы обеспечили вам связь с Амстердамом?
      - Нет, я могу это сделать сам - это проще простого. Позвоню сегодня вечером, скажем, в половине десятого. Я все успею к этому времени. Передайте привет моему приятелю из Риги. Но больше никому. И спасибо вам.
      - Когда закончите свои дела, мы могли бы пообедать вместе. Очень приятно видеть вас снова в Севастополе. Хорошо, что вы вернулись.
      - Возвращаться всегда приятно. Мы еще поболтаем... Талейников повесил трубку и задумался над сообщением из Амстердама. Скофилда отозвали в Вашингтон, но обстоятельства были необычные. Беовулф Агата "попал в сильный шторм", то есть в Госдепартаменте им недовольны. Одного этого факта самого по себе было достаточно, чтобы брюссельский агент рванул за океан, - его обязательства перед Талейниковым в данном случае отступали на второй план. Открытый контакт - это временное перемирие, передышка, означающая, что некто собирается предпринять решительный шаг. И уж коли существовала пусть отдаленная, но возможность того, что легендарный Скофилд станет перебежчиком, любой риск, любая игра стоили свеч. Человек, которому удастся сдать Медведицу Агату, положит к своим ногам всю советскую разведку.
      Но что касается Скофилда, его переход на сторону противника был невозможен... еще более невозможен, чем предательство Талейникова. Враг останется врагом, и так будет всегда.
      Василий снова взялся за телефон. В районе порта существовала вполне безопасная телефонная линия, которую использовали греческие и иранские бизнесмены для связи со своими конторами и фирмами. Назвав пароль, можно было получить приоритет для срочной связи, и в течение нескольких часов посланная информация достигала "столичного департамента", т. е. отеля на Небраска-авеню в Вашингтоне.
      Он должен встретиться со Скофилдом на нейтральной территории, где-нибудь в таком месте, чтобы ни у кого из двоих не было преимуществ. И обязательно там, где есть аэропорт и действуют жесткие, таможенные барьеры, например, в Западном Берлине, Тель-Авиве, где именно, не имеет значения, и расстояния не существенны. Но встретиться они обязаны, и Скофилд должен осознать необходимость этой встречи.
      Шифровка, которую он отправил в Вашингтон, должна была попасть к Скофилду через агента из Брюсселя.
      Мы использовали в личных целях смерть дорогих нам людей. Я - более чем вы, но вам, конечно, об этом неизвестно. А теперь появился третий, который использует нас обоих, чтобы переложить на наши плечи ответственность за международную бойню, размеры которой нам обоим трудно вообразить. Я действую самостоятельно и вне контроля властей. Мы должны обменяться мнениями и поменять убеждения, что отвратительно, но необходимо для нас обоих. Выберите любое нейтральное место в пределах территории аэропортов для гарантии большей безопасности. Предлагаю Тель-Авив или внутренние авиалинии Германии, Западный Берлин.
      Этот связной найдет, как дать мне знать.
      Мое имя вам известно.
      Талейников не спал почти трое суток, и когда наконец пришел сон, он был глубок и долог. Он лег, когда едва забрезжило на востоке, и проснулся час спустя после того, как солнце начало клониться к западу. Ему удалось заснуть только около четырех утра. Это было прекрасно: и ум и тело его нуждались в отдыхе, г. предстоял ночной переход в нужное место в районе Севастополя. Знакомый дежурный офицер еще не заступил на смену - оставалось три часа до связи. Василий ждал именно этого человека, других вовлекать было небезопасно. Чем меньше людей будет знать, тем лучше. Разумеется, и шифровальщик теперь в курсе, но он ничего не скажет. Талейников обучил и выдрессировал его, вытащив некогда из Риги и перебросив в Севастополь, где жизнь была вольготнее.
      Надо бы потратить время с толком и приятностью, думал Василий. Он перекусит, а затем можно будет заняться приготовлениями к рейсу на зафрахтованном греками судне, идущем в море и вдоль южного побережья, через Босфор, а далее в Дарданеллы. Если его и узнает кто-либо из греческих или иранских агентов ЦРУ, а то и САВАК , - что вполне возможно, - то он будет в полном порядке. Будучи руководителем операций, он "не обнаружил" это "окно" по личным соображениям. Однако, если скрипач Петр Рудаков через два дня после отъезда не свяжется по телефону с Севастополем, "окно" будет найдено и реакция КГБ последует мгновенно. Это будет позором: не исключено, что данным путем впоследствии захотят уйти и другие пользующиеся неприкосновенностью лица, менее способные и с менее важной информацией.
      Талейников надел неприметное тесноватое пальто и поношенную шляпу. Очки в металлической оправе и сутулившиеся плечи дополняли его новый облик. Он осмотрел себя перед зеркалом и остался доволен. Конечно же, он прихватил и скрипичный футляр - ведь ни один музыкант не забудет свой инструмент в номере незнакомой гостиницы. Затем вышел и спустился по лестнице - он никогда не пользовался лифтом.
      Оказавшись на улице, он двинулся в район порта, уверенный в себе: он знал, куда идет и что скажет.
      С моря шел туман, поглощая лучи прожекторов на пирсе. Повсюду на пристани кипела работа: шла погрузка в трюмы зафрахтованного судна. Кричали грузчики, на лапах гигантских кранов, качаясь, плыли огромные контейнеры, полные товаров, подаваемых на борт. Погрузку производила русская команда, надзирали греки. Солдаты и милиционеры кружили, прохаживались с винтовками на плече - вяло патрулировали, больше любопытства проявляя к технике, чем к каким-либо возможным нарушениям порядка. Если бы они захотели, наблюдательный Василий мог бы порассказать им, где следовало проявить бдительность. Сюрпризы таились в контейнерах, зависавших над корпусом судна: грузы паковали в расползавшиеся картонные ящики, все, что можно, торчало и вылезало, грозя вывалиться, все инструкции нарушались.
      Молоденький лейтенант, дежуривший у входа на территорию погрузочных работ, изнывал от скуки, на лице его было написано раздражение.
      - Что вам надо? Проход воспрещен, если нет пропуска! - Он указал на скрипичный футляр: - Что это?
      - Мое орудие труда и средство пропитания. Я из севастопольского симфонического...
      - Никто не поставил меня в известность о каких-либо концертах в доках.
      - Как ваше имя? - как бы между прочим поинтересовался Талейников.
      - Что? - не понял охранник. Талейников выпрямился - сутулость исчезла, он стоял чуть ли не по стойке смирно.
      - Я спрашиваю, как ваша фамилия, лейтенант?
      - Зачем это? - Неприязни у лейтенанта вроде поубавилось. По лицу скользнула растерянность.
      - Для объявления благодарности в приказе или для взыскания.
      - О чем вы, кто вы?
      - Сотрудник госбезопасности из управления города Севастополя. Я на службе. Мы инспектируем порт. Лейтенант стал вежливее - он был не дурак.
      - Боюсь, меня не информировали. Я вынужден просить вас предъявить документы...
      - И если бы вы это не сделали, вы получили бы первое нарекание! - Талейников полез в карман за служебным удостоверением. - А второе может последовать, если вы заикнетесь о моем появлении здесь сегодня. Ваша фамилия?..
      Лейтенант доложил по форме и полюбопытствовал:
      - А что, ваши люди ожидают здесь неприятностей? - Он взглянул на пластиковую карточку и вернул ее Василию.
      - Неприятностей?! - Талейников улыбнулся. Взгляд его был насмешлив, он подмигнул заговорщически: - Единственная неприятность состоит в том, что меня оторвали от приятной трапезы в компании прекрасной дамы. Похоже, начальство севастопольского управления хочет выслужиться. Вы здесь хорошо выполняете свои обязанности, и им это известно, но они не признают это.
      Лейтенант улыбнулся с облегчением.
      - Благодарю вас. Мы делаем все, что в наших силах на этой Неприметной работе.
      - Но не говорите ничего о моем пребывании здесь. На этот счет есть большие строгости. Двоих ваших офицеров предупредили на прошлой неделе. - Талейников опять улыбнулся: - Для начальства скрытность, умение держать в тайне ложь - основа безопасности. Таков метод их работы.
      Лейтенант усмехнулся.
      - Понимаю. У вас там оружие в этом футляре?
      - Нет. Честно, нет. Там очень хорошая скрипка. Я жалею, что не умею играть на ней.
      Они простились, и Талейников двинулся в глубь причала, в пасть к докерам и патрульным, в царство машин и механизмов. Он искал особого наблюдателя за погрузкой, по имени Зеимис, грека по происхождению, но гражданина США.
      Каррас Зеимис был агентом ЦРУ, ранее служил в командной должности на военно-морской базе в Салониках, а теперь тайно исполнял обязанности "провожатого", облегчая побег из страны. Василий знал, как выглядит этот человек, благодаря множеству фотографий, найденных в его деле. Он шел в тумане, вглядываясь в лица, и не мог идентифицировать нужного человека; пробрался к пакгаузам и вошел. Лампы под высоким потолком давали тусклое освещение, перекрещиваясь, скакали по бортам контейнеров лучи фонариков, - люди искали нужные номера. Василий задумался на мгновение о том, какую огромную информацию по технологии вывозят в этих ящиках из России. Но утечка информации происходила не только таким образом. Более серьезные данные добывала техническая и научная разведка.
      Сутулясь, поправляя ненужные очки, Василий пробирался среди грузов и, натолкнувшись на двоих споривших - грека и старшего мастера, русского, - извинился, побрел дальше к крайнему ряду ящиков, тележек, картонных коробок, составленных в ожидании погрузки. Он начал раздражаться. Времени оставалось не много, а грек как сквозь землю провалился. Статус Зеимиса никак не изменился, он оставался и курьером, и агентом ЦРУ - все последние донесения из Севастополя не содержали и намека на какие-либо изменения в условиях и сети агентов.
      Где же Зеимис?
      Внезапно Талейников ощутил боль - кто-то с ожесточением ткнул его дулом под правую почку, а потом мертвой хваткой вцепился в пальто так, что вместе с тканью ухватил и кожу. И зашептал:
      - Я не собираюсь объясняться с тобой ни по-гречески, ни по-русски. Мне сказали, английским ты владеешь, как любой в Вашингтоне.
      - Положим, получше многих... - прошипел Василий сквозь зубы. - Зеимис?
      - Никогда не слыхал о таком. Мы думали, ты покинул Севастополь.
      - Я и собираюсь. Где Зеимис, я должен поговорить с ним.
      Американец проигнорировал сказанное Василием.
      - Хрен ты получишь, скажу я тебе. Здесь на двадцать километров кругом нет никого из КГБ.
      - Ты уверен в этом?
      - Абсолютно. У нас там стая своих сов. Они видят во тьме. Они-то тебя и увидели. Бог ты мой! Футляр от скрипки...
      - А за морем они следят?
      - Это - дело чаек.
      - Вы все прекрасно организованы... все эти ваши птицы.
      - Зато ты оказался не таким смышленым, как тебя изображают. Что ты собирался тут делать? Небольшая личная рекогносцировочка, а?
      Василий ощутил, что хватка ослабла, а затем уловил характерный приглушенный звук - напавший вытащил из каучуковой коробочки ампулу. Сыворотка! Он собирается сделать инъекцию.
      - Нет! - сказал он твердо. - Не делай этого! С чего ты решил, что я здесь один? Я хочу уйти из страны.
      - Туда-то я тебя и отправлю. Полагаю, ты окажешься где-нибудь в Вирджинии в спецбольнице, где тебя и обследуют годика за три.
      - Нет. Ты не понял. Я должен выйти на контакт кое с кем, но не таким способом.
      - Расскажешь это хорошим докторам. Они выслушают тебя внимательнейшим образом.
      - У меня нет времени!
      Времени действительно не оставалось. Талейников почувствовал, как враг изменил положение тела. Вот сейчас игла проткнет одежду и войдет под кожу. Но этого не должно случиться. Он не может встретиться со Скофилдом официально.
      "Никто не осмелится заговорить. Последствия будут катастрофическими... для правительств всех стран. Матарезе".
      Если его могли убрать в Москве, то и американцы не станут с ним церемониться.
      Василий резко повел правым плечом - последовала немедленная реакция: ствол глубже вонзился ему под почку. Всего на секунду основное напряжение в руке, державшей оружие, переместилось с указательного пальца на ребро ладони. Этого было достаточно, чтобы Василий рванулся, не опасаясь, что будет нажат спуск. Левой рукой он схватил американца за локоть и завел ему руку на бедро - предплечье хрустнуло. Пальцами правой руки он вцепился в горло противнику и начал душить его. Тот выронил пистолет, и грохот, с которым опасная игрушка упала на пол, разнесся по всему пакгаузу. Американец, оглушенный болью, не крепко держал шприц, тот тоже выпал. Василий подобрал иглу и прижал потерявшего преимущество агента ЦРУ к контейнеру. Взор его тускнел, но Василий знал, что противник не потерял еще сознание.
      - Теперь ты слушай меня! - Талейников заговорил прямо в лицо Зеимису. - Мне известно об операции "Дарданеллы" уже семь месяцев. Ты всего лишь посредственный регулировщик и диспетчер. Ты ничего не значишь. Но я не убрал тебя ранее совсем не поэтому. Я думал, однажды ты сможешь пригодиться мне. Время пришло. Выбирай.
      - Талейников - перебежчик? - спросил Зеимис, держась за горло. - Не может быть. Двойной агент - это да, но не предатель.
      - Ты прав. Я не предатель. Но если бы эта безумная мысль пришла когда-нибудь мне в голову, я выбрал бы англичан или французских ребят скорее, чем тебя. Я же сказал, я хочу выбраться из России не затем, чтобы предавать.
      - Ты врешь. - Рука американца скользнула вниз по лацкану толстой куртки. - Ты сам можешь добраться, куда захочешь.
      - Боюсь, что не теперь. У меня сложности.
      - Что ты натворил? Оказываешь услуги капиталистам? Удираешь с парой пустых карманов?
      - Кончай, Зеимис! Ты отлично знаешь, у каждого из нас есть небольшой запасец. Зачастую законный. То, что вылетает в трубу, можно и отложить. Твои небось не в Риме и не в Афинах. Было бы не слишком надежно. Думаю, депозит в Берлине или в Лондоне. А у меня - совсем просто: "Чейз Манхэттен", Нью-Йорк-Сити.
      Выражение лица у Зеимиса было никакое - он оставался безучастен и только теребил большим пальцем лацкан куртки.
      - Итак, ты попался, - констатировал он вяло.
      - Мы теряем время! - взорвался Василий. - Доставь меня в Дарданеллы. Оттуда я выберусь сам. Если ты этого не сделаешь... короче, если они здесь, в Севастополе, не услышат ожидаемого звонка в нужный момент, ваша операция кончена. Вас...
      Рука Зеимиса метнулась ко рту. Василий успел схватить его за пальцы и вывернул ему ладонь. Выпала маленькая таблетка.
      - Ты, чертов кретин! Что ты собираешься сделать?
      - Уж лучше так, чем Лубянка.
      - Ты, жопа! Если кого и возьмет Лубянка, так меня. Потому что там тоже сидят маньяки вроде тебя. И козлы, которые предпочтут таблетку, лишь бы не слышать правды. Такие же козлы, как ты. Хочешь подохнуть - подыхай. Но только сначала проведи меня в Дарданеллы.
      Тяжело дыша, Зеимис уставился на Талейникова.
      - Ты что, серьезно? - спросил американец.
      - Да, поможешь мне?
      - Мне терять нечего, - сказал агент. - Ты пойдешь с нами по нашему коридору.
      - Запомни: сообщение обо мне из Дарданелл здесь должно быть получено. Если нет - вам конец! Зеимис помедлил, затем кивнул:
      - Идет, сделка состоялась.
      - Сделка состоялась, - подтвердил Василий. - Давай, мне надо позвонить.
      В котельной пакгаузов было два телефона, установленных русскими и наверняка защищенных электроникой ЦРУ или САВАК от перехвата. Связь определенно стерильная, подумал Василий, можно говорить спокойно. Когда он набрал номер, Зеимис приготовился слушать.
      - Это ты, мой старый приятель?
      Это был приятель, но не тот. Вместо прежнего дежурного офицера трубку снял шифровальщик, которого Талейников вызволил несколько лет назад из Риги. Говорил он тихо, явно чем-то обеспокоенный.
      - Наш общий друг вышел в шифровальную, а я сижу вместо него, ожидая твоего звонка. Мы так договорились. Где ты находишься? Я должен срочно тебя увидеть.
      Зеимис подскочил мгновенно. Ладонь его легла на микрофон трубки. Талейников покачал головой, давая понять, что не собирается открывать свое местонахождение. Несмотря на то, что он доверял шифровальщику, у него и в мыслях не было отвечать на вопрос.
      - Это не имеет отношения к делу. Лучше скажи, поступило ли что-нибудь из столицы?
      - Да, и более того... дружище.
      - Но ты получил это? - Василий сделал ударение на последнем слове.
      - Да, но код мне неизвестен. Мы никогда им не пользовались. Даже когда вместе работали в Риге.
      - Прочти это мне.
      - Тут кроме этого еще кое-что. - Шифровальщик говорил со значением. - Они преследуют тебя в открытую. Я запросил Москву по телетайпу, а оригинал сжег. Ответ придет менее чем через два часа... Я поверить не могу! Я не хочу в это верить!
      - Успокойся. Что это было?
      - Тревога. Тебя разыскивают повсюду. От Прибалтики до китайской границы.
      - ВКР? - Василий был взволнован, но сдержался. Он ожидал, что в "Девятке" его хватятся довольно скоро. Но что так скоро, он не предполагал.
      - Не только ВКР. КГБ и все разведслужбы; которые только существуют. И войсковые соединения также. Повсюду. И то, что они о тебе говорят, на тебя не похоже. Я не верю этому!
      - Так что же именно?
      - Что ты предал интересы государства, что тебя надо взять. Но никакого содержания под арестом, никакого дознания. Просто уничтожить немедленно.
      - Понятно, - сказал Василий.
      Ему действительно было понятно. Он ожидал этого. Это были не вэкаэровцы, а те властные структуры, которые слышали от него имя, не предназначавшееся для чьих-либо ушей: Матарезе.
      - Я никого не предал. Ты веришь мне?
      - Да, верю. Я знаю тебя.
      - Прочти мне шифровку.
      - Хорошо. Есть у тебя карандаш? Она бессмысленна.
      - Давай! - Василий достал из кармана ручку. На столе лежал листок бумаги. Он начал писать.
      - Я прямо как здесь, по порядку. "Приглашение Казимир". Дальше по-немецки, - добавил от себя шифровальщик. - "Schrankenwarten, пять це..." - Шифровальщик замолчал.
      Талейников услышал в трубке отдаленные голоса.
      - Я не могу продолжать. Сюда идут.
      - Но мне необходим весь текст целиком!
      - Через тридцать минут. Магазин "Омар". Я буду там... - В трубке послышались гудки.