— Я хочу, чтобы вы правильно меня поняли. Вы должны делать все точно так, как я вам скажу. Вы будете находиться справа от меня, и эта игрушка будет постоянно рассматривать вашу головку. И вы должны понять, что сейчас я спасаю свою жизнь и не намерен колебаться, если мне потребуется нажать для этого на спуск. Я хочу, чтобы вы это поняли.
      — Я все поняла, — ее ответ был подобен свисту. Она резко втянула воздух сквозь губы. Ее страх был неподдельным.
      Борн спрятал оружие. Он был удовлетворен. Удовлетворен и раздосадован одновременно.
      “Дайте свободу вашему воображению...”
      Спички! Что с ними связано? Но не сами спички были причиной беспокойства. Это ресторан — но не “Кронхалле”, но все-таки ресторан. “Низкий свет, свечи, черные... Треугольники снаружи... Белый камень и черные треугольники. Три? Три черных треугольника”.
      Кто-то должен быть там... В ресторане с тремя треугольными фигурами перед входом. Картина была настолько яркой, такой волнующей. Что это было? Существует ли на самом деле такое место?
      “Детали могут прийти к вам... Отдельные связи... Начнут функционировать”.
      Неужели это случилось сейчас? Бог мой, я не могу этого остановить!
      Он уже видел огни отеля в нескольких ярдах ниже дороги, но еще не знал, что будет делать в ближайшие минуты, учитывая два немаловажных обстоятельства. Первое заключалось в том, что убийцы вряд ли остались в отеле. С другой стороны, Борн не собирался попасть в ловушку, которую он как бы сам подготовил. Ведь он видел только двух убийц и не может опознать других, если бы они находились где-нибудь поблизости.
      Основная стоянка автомобилей находилась сзади подъездной дороги, которая представляла собой почти окружность, огибающую отель.
      — Сбавьте скорость! — приказал он. — Сворачивайте на первую же дорогу налево.
      — Но это же выезд! — возразила она и в ее голосе послышалось удивление. — Мы нарушаем правила!
      — Сейчас никто не выезжает. Езжайте вперед! Нужно проехать на стоянку в самый темный угол.
      События на крытой стоянке перед входом в отель объяснили им, почему никто не выезжал со стоянки и почему никто не обратил на них внимания. Там стояли четыре полицейские машины, образуя полукруг. Их верхние огни постоянно вращались, создавая атмосферу чрезвычайности. Борн мог видеть полицейских в форме, мелькавших в толпе любопытных гостей. Они задавали вопросы и проверяли имена тех, кто отъезжал на машинах.
      Мари Сен-Жак медленно ехала вдоль стоянки к свободному месту в правом углу, где было особенно темно. Она выключила двигатель и сидела подобно статуе, глядя перед собой.
      — Будьте крайне осторожны, — предупредил ее Борн, опуская стекло со своей стороны. — И потихоньку выходите. Теперь откройте дверь с моей стороны и помогите мне выйти. Запомните, что стекло опущено и револьвер у меня в руке, а вы от меня всего в двух футах. С такого расстояния я никогда не промахивался.
      Она все сделала так, как он сказал, автоматически и не раздумывая. Джейсон вышел на тротуар, опираясь на дверь. Потом он несколько раз переместил свой вес с одной стороны тела на другую. Сейчас он уже мог двигаться и даже идти. Не очень хорошо, с чужой помощью, но идти.
      — Что вы собираетесь делать? — осведомилась она, как бы боясь услышать ответ.
      — Ждать... Рано или поздно кто-нибудь приедет на машине и поставит ее поблизости. Не имеет значения, что происходит у входа в отель. Сейчас самое время для обеда и посетители наверняка будут. Ведь так или иначе, но кто-то заказал места. Столы накрыты и гостей ждут. Люди, суетящиеся у входа, не могут нарушить их планов. Обед состоится.
      — О, а когда автомобиль появится, вы возьмете его? — она помолчала и сама же ответила на свой вопрос: — Мой бог, вы собираетесь убить кого-то, кто приедет сюда?
      Борн схватил ее за руку. Ее испуганное лицо находилось в нескольких дюймах от него. Он должен управлять ею с помощью страха, но не до той степени, когда впадают в истерику.
      — Если это будет необходимо, я это сделаю. Но мне кажется, мы сможем обойтись и без крайних мер. Машины обычно паркуют служащие стоянки, а ключи они оставляют под ковриками. Все очень просто.
      Впереди показались огни подъезжающего автомобиля. Это было небольшое “купе”, которым управлял дежурный. Он приближался прямо к ним, сигналя Борну, чтобы тот посторонился.
      “Резервированные места для обеда... Ресторан...”
      Он принял решение.
      Дежурный вышел из машины и положил ключи под сидение. Когда он проходил мимо, он кивнул им. Борн заговорил с ним по-французски:
      — Молодой человек, может, вы нам поможете?
      — Сэр? — дежурный говорил прерывающимся голосом. События в отеле, видимо, все еще волновали его.
      — Я еще не успел протрезветь от вашего прекрасного швейцарского вина. — Такое часто случается, сэр, — улыбнулся дежурный.
      — Моя жена предложила мне прогуляться, прежде чем ехать в город.
      — Отличная мысль, сэр!
      — В отеле все еще суетятся? Я боюсь, что полицейский офицер не выпустит нас отсюда, если увидит, что я пугаюсь его мундира.
      — Да, там все еще плохо, сэр. Как в сумасшедшем доме... Полиция заполнила буквально все... И нам не разрешается это обсуждать.
      — Да, я понимаю, но у нас есть небольшая трудность. Мы договорились встретиться с нагим попутчиком по авиарейсу в ресторане, но я забыл его название. Я только помню, что перед входом были три странные фигуры... Что-то из современного дизайна, как мне кажется. Треугольники...
      — Это Альпенхауз, сэр... Три шале... Это со стороны Фолькенштрассе.
      — Да, точно, это то самое место. И попасть туда мы можем... — Борн тянул и путал слова, как человек, действительно нагрузившийся вином и пытающийся поймать ускользающую мысль.
      — Просто повернуть налево, выезжая со стоянки, сэр. Примерно шесть миль вы должны ехать прямо, пока не заметите большой пирс. От него поворачивайте направо и попадете на Фолькенштрассе. А там вы уже не проедете мимо нужного ресторана.
      — Благодарю вас. Вы еще будете здесь через несколько часов, когда мы вернемся?
      — Сегодня я дежурю до двух утра, сэр.
      — Очень хорошо. Я постараюсь увидеть вас и выразить вам признательность более определенно.
      — Благодарю вас, сэр! Не желаете ли, чтобы я вывел вашу машину?
      — Вы и так уже сделали достаточно. Спасибо. Мне еще необходимо немного пройтись.
      Дежурный раскланялся и направился прямо ко входу в отель. Джейсон подвел Мари прямо к “купе”.
      — Поторопитесь! Ключи под сидением.
      — А если нас остановят, то что вы будете делать? Ведь дежурный заметит, что автомобиль исчез. И он будет знать, что это сделали вы.
      — Сомневаюсь в этом. Ничего не случится, если мы немедленно уедем. Он наверняка задержится в этой толпе на несколько минут.
      — А если заметит?
      — Я надеюсь, что вы хороший водитель, — проговорил он, пропуская ее вперед. — Садитесь.
      Наконец, дежурный завернул за угол. Борн, используя револьвер в качестве рычага, открыл дверь со стороны пассажира.
      — Я же сказал, найдите ключи, черт побери!
      — Сейчас, сейчас...
      — Скорее!
      Мари почти сползла с сидения и вскоре вытащила ключи.
      — Запускайте двигатель, но стойте на месте, пока я не скажу.
      Борн подождал, пока на выезде не показались огоньки очередного автомобиля. Сейчас к нему должен был подойти дежурный, однако, его не было. Или пассажиры не выходили из машины, или причина заключалась в чем-то ином. Двое неизвестных людей на стоянке! Кто они?
      — Поезжайте вперед! Быстро. Я хочу поживее выбраться из этой западни! Через секунду они уже неслись к выезду на широкую дорогу, огибающую озеро. Борн, затаив дыхание, наблюдал в зеркало заднего вида за тем, что происходило у входа в отель. Ситуация под освещенным навесом объясняла отсутствие дежурного. Между группой гостей и полицией возник скандал и полицейские хотели записать фамилии каждого, прежде чем им разрешат покинуть отель. И все это, естественно, вызвало недовольство у гостей.
      — Поезжайте, — он вновь содрогнулся от острой боли, пронзившей его грудь. — Нас не видят.
      Это была сверхъестественная, почти жуткая картина. Три треугольные фигуры выглядели точно так, как он представлял себе в своем воображении. На белой поверхности камня был изображен темный тонкий лес. Три одинаковых треугольника представляли абстрактное изображение крыш трех сельских домов в горной швейцарской долине, полностью занесенных снегом так, что нижних этажей уже не было видно. Поверх этих трех фигур готическими буквами было выведено название ресторана: “Альпенхауз”. Немного ниже базовой линии, которая условно проходила через центры фигур, был расположен вход в виде двухстворчатой дубовой двери, похожей на арку собора. Каждая половинка двери была украшена массивными стальными кольцами, весьма распространенными в старинных альпийских замках.
      Все, что он увидел, напомнило ему Цюрих, но в какой-то другой, очень далекой жизни.
      — Мы приехали, — вздохнула женщина.
      — Знаю.
      — Скажите мне, что надо делать! — вскрикнула она. — Ведь мы проезжаем мимо.
      — Езжайте до следующего угла и сворачивайте направо. Объедете этот квартал и снова подъезжайте сюда.
      — Почему?
      — Хотел бы я это знать.
      — Что?
      — Потому что я так хочу.
      “Кто-то был там... В ресторане. Почему не появляются новые картинки в мозгу? Вот новое видение — чье-то лицо”.
      Они уже несколько раз проехали мимо ресторана. За это время туда вошли две отдельные парочки и группа из четырех человек. Из него же вышел лишь один человек, который пешком направился вдоль улицы. Судя по количеству припаркованных автомобилей, ресторан был заполнен только наполовину. Через пару часов число посетителей возрастет, так как большинство жителей Цюриха предпочитает вечернюю трапезу ближе к половине одиннадцатого. Не было смысла ждать еще чего-нибудь. В его воображении за это время не возникло ничего нового. Он мог только сидеть, ждать и надеяться, что что-то произойдет. Что-то... Маленькая пачка спичек вызвала целую цепочку ассоциаций, в конце которых появилась осязаемая реальность. Вполне очевидно, что внутри ее скрывалась правда, которую он хотел открыть.
      — Сверните направо и остановитесь перед последним автомобилем. Мы идем в ресторан.
      Тихо, без комментариев и протестов, она сделала все, что ей было приказано. Ее реакция была значительно спокойней по сравнению с первоначальным поведением. Борн понял, что она отлично усвоила урок. Невзирая на то, что может случиться внутри ресторана, он все же нуждался в ее помощи. Она должна помочь уехать ему из Цюриха.
      Колечко на ее пальце сверкнуло в свете фонаря, когда машина встала у тротуара.
      Женщина включила двигатель и стала вынимать ключи, ее движения были медленными, очень медленными. Борн наклонился и взял ее за запястье. Она почти не дыша уставилась на него.
      — Ключи возьму я, — заявил он.
      — Естественно! — воскликнула она. Ее левая рука неестественно держалась за обшивку двери.
      — Выходите и становитесь у капота, — продолжал Борн. — И не пытайтесь совершить глупость, это вам дорого обойдется.
      — Почему я должна ее совершать? Вы же убьете меня, если...
      — Ладно, ладно, — прервал он ее и открыл дверь с ее стороны.
      Послышался резкий шелест платья, движение воздуха было более упругим, чем следовало. Дверь распахнулась и женщина выскочила на улицу, но это не стало для него неожиданностью. Урок должен быть закреплен. Он резко схватил ее за волосы и втащил в машину. Она так согнулась, что ее лицо оказалось в нескольких дюймах от его лица.
      — Я никогда не буду этого делать! — закричала она. — Обещаю!
      Борн закрыл дверь и вновь взглянул на нее, пытаясь разобраться в мыслях. Полчаса назад, в другом автомобиле, он был готов прикончить ее, если бы она ослушалась. Тогда он считал ее реальным врагом.
      — Я не буду этого делать! — повторила она.
      — Вы попытаетесь, — возразил он. — Когда подвернется удобный случай, вы предпримите новую попытку. Поверьте мне, я не блефую, угрожая вам. Я буду вынужден убрать вас, хотя мне не хочется этого делать. Поэтому, прежде чем я выпущу вас, вы должны подчиняться моим указаниям.
      Он говорил ей правду, как он ее понимал. Простота принятия решения была для него удивительна, как и решение само по себе. Убийство было практическим делом, и больше ничем.
      — Вы обещали отпустить меня, — снова заговорила она. — Когда?
      — Когда я буду в полной безопасности. Когда ваши слова и поступки не будут иметь для меня никакого значения.
      — Когда это будет?
      — Через час или около того. Когда мы будем далеко от Цюриха, и я смогу отправиться туда, куда мне необходимо попасть.
      — Почему я вам должна верить?
      — Меня это не волнует, — он отпустил ее волосы. — Приведите себя в порядок. Вытрите глаза и поправьте волосы на голове. Мы идем в ресторан.
      — Зачем?
      — Хотел бы я знать, — задумчиво произнес он, глядя через заднее стекло на входную дверь ресторана.
      — Вы это уже говорили.
      Борн внимательно посмотрел на нее, в ее широко открытые карие глаза, которые непрерывно смотрели на него с ужасом и удивлением.
      — Я знаю. Поторопитесь.
      Узкие лучи света играли на высоком потолке. Столы и стулья были сделаны из тяжелого дерева, в глубоких кабинах стояли свечи. Среди посетителей медленно двигался человек с аккордеоном, извлекая из инструмента приглушенные звуки баварской музыки.
      Он уже раньше видел этот большой зал, потоки света на потолке и свечи отложились где-то в его памяти, объединяясь там со звуками музыки. Они стояли в просторном зале перед метрдотелем.
      — У вас заказано, мистер?
      — Если вы имеете в виду, зарезервирован ли у меня столик, то боюсь вас разочаровать. Нет, я не делал заказа, но мне рекомендовали именно ваш ресторан. Я надеюсь, что вы нас где-нибудь пристроите, желательно в кабине.
      — Непременно, сэр. Сейчас еще рано, поэтому у нас есть свободные места. Сюда, пожалуйста.
      Они прошли в кабину, освещенную мерцающей свечой.
      — Сядьте возле стены, — проговорил он, когда метрдотель удалился. — Запомните, что я не остановлюсь ни перед чем, если вы вздумаете шутить.
      — Я уже много раз говорила вам и повторяю снова: я не буду пытаться бежать!
      — Надеюсь на ваше благоразумие. Закажите только вино, у нас нет времени.
      — Я все равно не смогу кушать, — она сжала руки, чтобы унять дрожь. — Почему нет времени? Чего вы ждете?
      — Еще не знаю.
      — Почему вы все время твердите: “Я не знаю. Мне хотелось бы знать...” Почему мы пришли именно сюда?
      — Потому что я бывал тут раньше.
      — Это не совсем ясный ответ.
      — У меня нет причин вдаваться в детали.
      В это время появился официант. Мари заказала вино, а Борн — виски. Он медленно оглядывал ресторан, пытаясь сосредоточиться на всем и ни на чем конкретно. Губка... Он готов был впитывать в себя все, что хоть как-то продвигало его вперед. Но ничего не получалось. В его воображении не возникло никаких новых картин из прошлого, ассоциируемых с этим местом, никаких мыслей при виде окружающей обстановки. Ничего... Но тут он неожиданно заметил лицо в дальнем углу зала, пока только лицо. Оно было массивным и возвышалось над тучным и немного оплывшим телом. Полный человек находился в тени дальней кабины рядом с закрытой дверью. Его глаза были прикованы к Борну, его взгляд состоял из равных частей ужаса и растерянности. Этот человек был незнаком Борну, однако человек, по-видимому, узнал его. Он поднес свои дрожащие пальцы к губам и вытер уголки рта, после чего бегло осмотрелся по сторонам. Лишь после этого толстяк направился через зал к кабине, где находился неожиданный для него посетитель.
      — Сюда приближается человек, — предупредил он Мари через пламя свечи. — Толстый человек. Очень испуганный человек. Постарайтесь при нем ничего не говорить, что бы он не сказал. И не смотрите на него. Поднимите руку и обопритесь на нее лбом, отвернувшись к стене. Так будет лучше. Смотрите на стену, а не на него.
      Мари выполнила его приказание. Она была напугана, руки ее дрожали. На ее губах застыл невысказанный вопрос. Но Борн все же ответил на него интуитивно:
      — Для вашего же блага. Я не хочу, чтобы он вас запомнил.
      Толстяк, наконец, добрался до их кабины. Борн задул свечу и кабина погрузилась в полумрак. Мужчина после некоторой заминки заговорил удивленным и все время срывающимся голосом:
      — Мой бог! Почему вы здесь? Что заставило вас прийти сюда? В чем я виноват?
      — Я всегда был гурманом, и вы это знаете.
      — Неужели вы не имеете ни капли порядочности? У меня семья, жена и дети. Я делал только то, что мне говорили. Я же передал вам конверт. Клянусь! Я не заглядывал в него и ничего не знаю!
      — Но ведь вам за это платили? — инстинктивно спросил Борн.
      — Да, но я никому ничего не сказал. Мы никогда с вами не встречались, и я никогда о вас никому не говорил!
      — Тогда чего вы так испугались? Я обыкновенный посетитель, заказавший выпивку.
      — Прошу вас, уходите!
      — Я хочу знать, почему?
      Толстяк снова поднес руку к лицу и вытер испарину. Его пальцы непрерывно дрожали. Он чуть повернул голову, оглянувшись на дверь, и опять уставился на Борна.
      — Другие могут заговорить, другие могут знать, кто вы. Я уже имел дело с полицией.
      Мари потеряла над собой контроль. С ее губ сорвались резкие слова, обращенные к Борну:
      — Полиция! Так это была полиция?
      Борн злобно посмотрел на нее и повернулся к толстяку.
      — Вы хотите сказать, что полиция будет преследовать вашу жену и детей?
      — Конечно, не они сами, и вы это прекрасно знаете. Но интерес полиции к моей персоне даст возможность другим отыскать меня и мою семью. Сколько их, кто охотится за вами, мой господин? И что они сделают? Вам нет необходимости спрашивать об этом у меня. Они не остановятся ни перед чем смерть моей жены и детей для них ничто. Прошу вас... Ради моих детей... Я ничего не сказал. Уходите!
      — Вы сильно преувеличиваете, — Борн поднял бокал, выказывая к разговору полное безразличие.
      — Ради бога, прошу вас! — человек наклонился вперед, держась за край столика. — Вы хотите доказательств моего молчания? Я вам докажу. Информация была опубликована в газете. Любой, кто имел хоть какие-нибудь сведения, немедленно позвонил бы в полицию и все осталось бы в тайне. Газеты не врут в подобных случаях. Вознаграждение было достаточным. Полиция многих стран выделяла суммы вознаграждения через Интерпол. — Он стоял, вытирая пот с лица и его массивная фигура бесформенной чушкой возвышалась над поверхностью стола. — Человек моего уровня легко мог бы найти язык с полицией. Однако, я никуда не пошел. Несмотря на гарантии конфиденциальности, я ничего не предпринял!
      — А кто-нибудь другой? Пытался ли кто-нибудь еще сообщить в полицию? Скажите мне правду, я все равно все узнаю.
      — Я знаю лишь Чернака. Пожалуй, он единственный, с кем я разговаривал, и я вполне допускаю вероятность, что он, возможно, вас видел. Но это известно и вам, ведь конверт был передан мне через него. Правда, я уверен, что он тоже никогда никому ничего не говорил.
      — Где он сейчас?
      — Там, где всегда, в своей квартире на Лювенштрассе.
      — Я никогда там не был. Какой номер?
      — Никогда не были? — толстяк замолчал. Губы его сжались, в глазах появилась тревога. — Вы меня проверяете? — наконец спросил он.
      — Отвечайте на вопрос.
      — Номер 37. Вы знаете это так же хорошо, как и я.
      — Я действительно решил вас проверить. Скажите, а кто передал ему конверт?
      Толстяк замер. Его поведение изменилось.
      — Не имею ни малейшего понятия. Я никогда этим не интересовался.
      — Вы не любопытны?
      — Конечно, нет. Козлята никогда не заглядывают в волчью конуру по собственной воле.
      — Что было в конверте?
      — Я же сказал, что не открывал его.
      — Но вы догадываетесь, что в нем находилось?
      — Полагаю, что деньги.
      — Вы полагаете?
      — Да, именно деньги, большая сумма денег. И если возникло какое-нибудь недоразумение, то я здесь ни при чем. А теперь, прошу вас, уходите отсюда.
      — Последний вопрос.
      — Пожалуйста, только уходите.
      — С какой целью передавались эти деньги?
      Толстяк уставился на Борна, его дыхание чуть было не прервалось. На его жирной физиономии выступил пот.
      — Вы совсем замучили меня, мой господин, но я не буду уклоняться от ответа. Называйте это как угодно, хоть смелостью ненормального козленка, который хочет лишь одного — выжить. Каждый день я читаю газеты на трех языках. Шесть месяцев назад был убит один человек. О его смерти сообщалось на первых страницах каждой из них.

Глава 7