Сорок восемь часов! Почему через сорок восемь часов? Почему не через двадцать четыре, или через двенадцать, или немедленно! И вдруг он понял и, не выходя из будки, расхохотался. Он стоял один в половине шестого утра в телефонной будке на пустынном участке шоссе возле Маунт-Холли, штат Коннектикут, и громко хохотал.
      Это практичные люди, и они дают ему время чего-то добиться. А если он не сможет и что-то случится, то они ни при чем. У них записано: наркоман, неустойчивая психика, расистские настроения, связи с известными преступниками. Они его предупреждали. А поскольку с такими сумасшедшими необходима особая осторожность, они соответствующим образом рассчитали время, дабы свести возможную опасность к минимуму. О Боже, ну и мошенники!
      В шесть сорок пять он доехал до ресторана на Скофилд-авеню и плотно позавтракал, считая, что пища заменит ему сон и придаст энергии. Он то и дело смотрел на часы, чтобы не опоздать к семи тридцати на автомобильную стоянку.
      Интересно, каков он, этот Абонент три-ноль.
      Это оказался огромный детина с худым умным лицом и широкой улыбкой.
      — Не вылезайте из машины, мистер Мэтлок. — Клифф пригнулся и пожал Мэтлоку руку. — Вот бумага, в конверте. Кстати, могу вас обрадовать: вчера вечером нам удалось рассмешить мисс Бэллентайн. Ей гораздо лучше. Энцефалограмма спокойная, метаболизм возвращается в норму, зрачки сужаются.
      — По-моему, все идет на лад.
      — Да. Мы подружились с ее врачом. Он на уровне.
      — А как больница относится к вашей охране?
      — Мистер Блэкстоун эти вопросы решает заранее. У нас палаты справа и слева от той, где лежит наша подопечная.
      — За что мне, конечно, пришлют отдельный счет.
      — Вы же знаете мистера Блэкстоуна.
      — Постепенно узнаю. Он все делает по первому классу.
      — И клиенты у него тоже первый класс. Ну, рад был познакомиться. — И, быстро отойдя от машины Мэтлока, он сел за руль старого, ничем не примечательного автомобиля.
      Мэтлоку пора было ехать в Нью-Хейвен.
      Никакого определенного плана у него не было, никаких встреч он не намечал. Информация, которой он располагал, была, мягко говоря, скудной. Впрочем, кому-то, наверное, и такой достаточно — если этот «кто-то» хорошо знает, что творится в университете и в студенческом городке.
      Однако Йельский университет в пять раз больше Карлайлского; здания его разбросаны по значительной части Нью-Хейвена, а не стоят отдельно, как в Карлайле. Есть, правда. Бюро по делам студентов, но Мэтлок никого там не знал. А прийти туда с улицы и объявить, что студентки занимаются — или их вынуждают заниматься — организованной проституцией, которая, насколько он мог установить, охватывает штаты Коннектикут, Массачусетс и Нью-Хэмпшир, — значит, если его сообщение будет принято всерьез, всех перепугать. Если же оно не будет принято всерьез — что более вероятно, — тогда он ничего не узнает.
      Была еще одна возможность — обратиться в приемную комиссию. Конечно, это не то, что Бюро по делам студентов, но там тоже в курсе университетских дел. В приемной комиссии Йельского университета у него был знакомый по имени Питер Дэниелс. Они с Дэниелсом читали когда-то лекции для поступающих. Дэниелсу можно выложить все как есть: он не усомнится ни в одном слове и при этом не запаникует. Тем не менее лучше ограничиться рассказом о девушке.
      Он остановился на углу улиц Чэпнел и Йорк. На одной стороне площади была арка, ведущая в расположенные наподобие гирлянды учебные корпуса, на другой — обширный газон, пересеченный бетонированными дорожками, ведущими к административному зданию. Офис Дэниелса находился на втором этаже. Мэтлок вылез из машины, запер ее и направился к старому кирпичному зданию с американским флагом, развевавшимся рядом с флажком Йельского университета.
      — Это же абсурд! В век Водолея за секс не платят, им свободно обмениваются.
      — Я знаю лишь то, что видел, и то, что рассказала мне девушка, а она не врала.
      — Повторяю: вы не можете быть до конца уверены.
      — Это связано с очень многим другим, что я тоже видел.
      — Но вот какой напрашивается вопрос: почему вы не обратились в полицию?
      — Ответ тоже напрашивается. В университетах уже достаточно было всяких неприятностей. А я располагаю лишь разрозненными фактами. Мне нужно больше информации. Я не хочу называть имена без разбора и пугать людей. Это ни к чему.
      — Хорошо, согласен. Но я не могу вам помочь.
      — Дайте мне несколько имен. Студентов или преподавателей. Людей, которые, как вы знаете... точно знаете... попали в трудное положение. Клянусь, эти люди никогда не узнают, кто мне их назвал.
      — Трудное положение — это слишком расплывчато. — Дэниелс встал с кресла и закурил трубку. — В академическом плане, в политическом? Наркотики, алкоголь? Давайте конкретнее.
      — Стойте-ка. — Слушая Дэниелса, Мэтлок вдруг вспомнил Охотничий клуб Рокко Айелло и высокого молодого официанта, который принес Айелло счет на подпись. Ветеран Вьетнама и Дананга. Студент Йела, который устанавливает контакты, вьет себе гнездышко... своего рода администратор. — Я знаю, кого я хочу видеть.
      — Как его зовут?
      — Понятия не имею. Он демобилизованный, служил в Индокитае, лет двадцати двух — двадцати четырех, довольно высокий, светлый шатен, изучает управленческое дело.
      — Под это описание подойдет человек пятьсот. Нам придется просмотреть все их документы.
      — А фотографии на заявлениях о приеме?
      — Их теперь отменили, вы же знаете.
      Мэтлок глядел в окно, сдвинув брови, и думал. Потом снова взглянул на Дэниелса.
      — Пит, сейчас ведь май. Через месяц выпуск. Есть же фотографии старшекурсников. Портреты для ежегодника. Дэниелс вытащил изо рта трубку и направился к двери.
      — Пойдемте.

* * *

      Его звали Алан Пэйс. Он жил не в университетском городке, а снимал квартиру в пригороде на Чёрч-стрит. Согласно личному делу, Алан Пэйс прекрасно успевал по всем предметам и мог рассчитывать на стипендию в Максуэлловском институте политических наук. Он провел в армии два года и четыре месяца — на четыре месяца больше, чем положено. Как и другие демобилизованные, он занимался только тем, что входило в программу.
      В армии Пэйс был интендантом. Он добровольно остался еще на четыре месяца в Сайгоне, что было подчеркнуто в его повторном заявлении. Алан Пэйс отдал родине дополнительно четыре месяца своей жизни. В наше циничное время Алан Пэйс был человеком явно достойным...
      Он из тех, кто привык побеждать, подумал Мэтлок.
      Поездка по Чёрч-стрит дала ему шанс собраться с мыслями. Он должен заниматься только одной вещью зараз и, только покончив с ней, переходить к следующей. Нельзя, дав волю воображению, интерпретировать разрозненные факты так, как хочется ему, вопреки тому, чем они являются на самом деле. Он не должен подгонять слагаемые вкривь и вкось и получить в результате неверный итог.
      Весьма возможно, размышлял Мэтлок, что этот Алан Пэйс работает в одиночку. Ни с кем не связан, никакими обязательствами не обременен.
      Но логики в этом не было.
      Квартира Пэйса помещалась в неказистом кирпичном доме, какие часто встречаются в пригородах. Когда-то, сорок — пятьдесят лет назад, это здание было гордым символом набиравшего тогда силу среднего класса, который начинал выбиваться из бетонных домов на природу, но еще не решался совсем покинуть город. Дом этот был не то чтобы запущен, он просто требовал косметического ремонта. Однако Мэтлоку прежде всего бросилось в глаза, что для студенческого жилья это не самое подходящее место.
      Но именно здесь жил Пэйс. Питер Дэниелс выяснил это.
      Пэйс не хотел открывать. Только после того как Мэтлок заверил, что он не из полиции, и упомянул имя Рокко Айелло, студент впустил его.
      — Что вам угодно? Мне некогда разговаривать. Завтра у меня экзамен.
      — Могу я присесть?
      — Зачем? Я же вам сказал, что занят. — И высокий шатен направился обратно к своему письменному столу, заваленному книгами и бумагами. Квартира, довольно большая, была аккуратно прибрана — только на столе царил беспорядок. Здесь было много дверей и коридорчиков, которые вели к другим дверям. В таких квартирах обычно живут четверо или пятеро студентов. Но Алан Пэйс жил один.
      — Я все же присяду. Уж на это-то — в память Рокко — вы должны согласиться.
      — Что вы хотите этим сказать?
      — Только то, что Рокко был мой друг. Я был с ним в тот вечер, когда вы принесли ему на подпись счет. Помните? Он хорошо к вам относился... Он мертв.
      — Я знаю. Я об этом читал. Очень жаль. Но я ему ничего не должен.
      — Но вы же покупали у него.
      — Вы о чем?
      — Бросьте, Пэйс. Ни у вас, ни у меня нет времени. Вы не имеете никакого отношения к смерти Айелло — я это знаю. Но мне необходима информация, и вы мне ее дадите.
      — Вы обратились не по адресу. Я вас не знаю. Я ничего не знаю.
      — Зато я знаю вас. У меня есть о вас все сведения. Мы с Айелло намеревались вместе начать одно дело. Вас это, конечно, не касается, я понимаю, но мы с ним обменялись... кое-какой информацией. Я пришел к вам, откровенно говоря, потому, что Рокко нет, а у меня остались некоторые неясности. В общем-то, я прошу вас об одолжении и готов за это заплатить.
      — Я же вам сказал — вы обратились не по адресу. Я почти не знал Айелло. Подрабатывал у него официантом. Конечно, до меня доходили всякие слухи, но и только. Я не знаю, что вам надо, так что лучше обратитесь к кому-нибудь другому.
      Хитер этот Пэйс, подумал Мэтлок. Отмежевывается, но не утверждает по-глупому, что не знает абсолютно ничего. С другой стороны, возможно, он говорит правду. И есть только один способ это узнать.
      — Предприму еще одну попытку. Год и три месяца во Вьетнаме. Сайгон, Дананг, поездки в Гонконг, в Японию. Вы были интендантом — скучнейшая работа для молодого человека, способного прослушать нелегкий университетский курс и отлично сдать все экзамены.
      — Служить интендантом неплохо: в военных действиях не участвуешь, потеть особенно не приходится. А что до поездок, так все ездили... Можете проверить по путевым листам.
      — Затем, — продолжал Мэтлок, не обращая внимания на слова Пэйса, — добровольно продлив на четыре месяца свою службу в Сайгоне — удивляюсь, как вас на этом не поймали, — молодой офицер возвращается к гражданской жизни. Возвращается с приличным капиталом... естественно, речь идет не о его армейском жалованье... и вкладывает денежки в дело. Сейчас он один из самых крупных поставщиков в Нью-Хейвене. Продолжать?
      Пэйс, белый как мел, стоял у письменного стола и не отрываясь смотрел на Мэтлока. Наконец он заговорил голосом испуганного мальчишки:
      — Вы ничего не докажете. Я ничего не сделал. Мой послужной список в армии и здесь — оба в порядке. В полном порядке.
      — В наилучшем. Ни единого пятнышка. Такими характеристиками можно гордиться — я говорю это искренне. И я вовсе не хочу вам их испортить. Это я тоже говорю искренне.
      — А вы и не можете. Я абсолютно чист!
      — Ну нет! Вы в этом деле сидите по уши. Айелло мне все изложил. В письменном виде.
      — Вы лжете!
      — Какой же вы дурак! Вы думаете, Айелло стал бы вступать в дело с кем бы то ни было без проверки? Вы думаете, ему бы это позволили? Он вел очень подробные записи, Пэйс, теперь они у меня.
      — Таких записей нет, — еле слышно произнес Пэйс. — И никогда не было. Только города, места, коды. Никаких имен. Никогда никаких имен.
      — Тогда почему же я, по-вашему, приехал сюда?
      — Вы видели меня в Хартфорде и ищете связь.
      — Но вы-то знаете, что это не так. Не валяйте дурака.
      Быстрота реакции Мэтлока и град намеков сделали свое дело.
      — Почему же вы ко мне приехали? Я не настолько важная шишка. Вы говорите, что знаете обо мне, в таком случае вы знаете и то, что я человек маленький.
      — Я вам уже сказал. Мне нужна информация. Я не хочу идти к верховным жрецам, к тем, у кого власть. Не хочу быть в невыгодном положении. Потому-то я и готов заплатить вам и уничтожить все касающиеся вас материалы.
      Пэйс, думавший только о том, как бы высвободиться из мертвой хватки незнакомца, быстро сказал:
      — А что, если я не смогу ответить на ваши вопросы? Вы же подумаете, что я лгу.
      — Хуже вам от этого не будет. Попробуйте — сами увидите.
      — Ну давайте...
      — Я познакомился с девушкой... из университета неподалеку отсюда. Познакомился с ней при таких обстоятельствах, которые иначе как «профессиональная проституция» не назовешь. Профессиональная во всех смыслах слова. Незнакомые клиенты, четко установленная такса... Что вам об этом известно?
      — Что значит — что мне известно? — Пэйс сделал несколько шагов к Мэтлоку. — Мне известно, что это существует. А что тут еще может быть известно?
      — Насколько широко это распространено?
      — Повсюду. Это же не новость.
      — Для меня — новость.
      — Вы просто не знаете, что сейчас делается. Пройдитесь по университетским городкам...
      Мэтлок сглотнул. Неужели только он ничего не замечал?
      — Ну, знаете, предположим, я скажу вам, что хорошо знаком с... словом, бывал во многих студенческих городках?
      — Отвечу, что вы просто вращались в других кругах. Во всяком случае, я к этому не имею отношения. Что еще?
      — Давайте на минутку остановимся на этом... Зачем?
      — Зачем — что?
      — Зачем девушки этим занимаются?
      — Ради хлеба насущного, дружище. Каждый зарабатывает, как может!
      — Вы слишком умны, чтобы так думать... А это как-то организовано?
      — Наверное. Я же вам сказал, я к этому не имею отношения.
      — Поосторожней! У меня ведь достаточно на вас материала...
      — Ладно. Да, организовано. Все организовано. Иначе ничего бы и не было.
      — Где именно налажено дело?
      — Я же вам сказал! Всюду!
      — В самих университетах?
      — Нет, не в университетах. В окрестностях. Обычно милях в двух, если это в сельской местности. В старых домах, подальше от пригородов. Если же университет в городе, дело налаживают в отеле, в частном клубе или просто в доме. Но не в этом.
      — Вы говорите... о Колумбийском университете, Гарварде, Рэдклиффе, Смите, Холиоке? И о южных?
      — Почему-то все забывают Принстон, — криво улыбнулся Пэйс. — А там ведь много уютных старых поместий на неезженых дорогах... Да, я говорю именно о них.
      — Вот уже никогда бы не поверил... — сказал Мэтлок, обращаясь больше к себе, чем к Пэйсу. — Но зачем? Только не говорите мне о «хлебе насущном»...
      — Хлеб насущный — это свобода, дружище. Для них — это свобода. Мы кое-чему научились. Заработаешь денег, приятель, и ты в фаворе у порядочных людей... К тому же — не знаю, заметили вы это или нет, — деньги теперь не так легко зарабатывать, как раньше. А молодежи деньги нужны.
      — Вот эта девушка, о которой я говорил, — у меня такое впечатление, что ее заставили этим заниматься.
      — О Господи! Никто никого не заставляет! Это все чепуха.
      — Она мне кое-что рассказала... У тех, кто ее заставил, в руках такие рычаги, как суды, врачи, даже работа...
      — Впервые слышу.
      — И впоследствии. Угроза войти в контакт потом... возможно, спустя несколько лет. Эдакий простенький, старомодный шантаж. Типа того, который я сейчас использую против вас.
      — Тогда она во что-то влипла прежде, эта девушка. Возможно, спуталась с кем-то или кому-то задолжала деньги.
      — Кто такой Нимрод? — Мэтлок спросил это тихо, без нажима, но молодей человек тотчас отошел в дальний угол комнаты.
      — Не знаю. Таких сведений у меня нет.
      Мэтлок поднялся со стула и выпрямился во весь рост.
      — Я еще раз задам вам этот вопрос; если я не получу на него ответа, я уйду отсюда, но вам конец. Весь благополучный ход вашей жизни изменится... если вообще вас оставят в живых... Кто такой Нимрод?
      Молодой человек резко повернулся, и Мэтлок увидел страх в его глазах. Страх, который он видел на лице Лукаса Херрона, в глазах Лукаса Херрона.
      — Будь что будет, но я не могу ответить.
      — Не можете или не хотите?
      — Не могу. Я не знаю.
      — А я думаю, что знаете. Но я сказал вам, что задам этот вопрос еще только раз. Я это уже сделал. — И, не взглянув на студента, Мэтлок направился к двери.
      — Нет!.. Я не знаю... Откуда мне знать? Вы не можете так поступить. — Пэйс бросился к Мэтлоку.
      — Как?
      — Так, как вы сказали... Я не знаю, кто они. У меня нет...
      — Они?
      Пэйс с удивлением посмотрел на Мэтлока.
      — Угу... По-моему, это «они»... Я не знаю. У меня нет никаких контактов. У других есть, а у меня нет. Они меня не трогали.
      — Но вы знаете об их существовании. — Это был не вопрос, а утверждение.
      — Знаю?.. Да, знаю. Но кто они — честно, клянусь Богом, не знаю.
      — Пойдем на компромисс. Пока что. Расскажите мне то, что знаете.
      Испуганный Пэйс стал рассказывать. По мере того как он говорил, страх передавался Джеймсу Мэтлоку.
      Нимрод был невидимый главный кукольник. Это был не «он» и не «они» — это, по словам Алана Пэйса, была сила, запустившая свои щупальца во все крупные университеты на северо-востоке страны, во все города и муниципалитеты, связанные с университетами, во все финансовые учреждения, за счет которых существует сложная система высшего образования в Новой Англии. А если верить слухам, и на юге — тоже.
      Наркотики были лишь одной из сфер «их» деятельности и непосредственной причиной майской встречи, пропуском на которую служила корсиканская бумага.
      Нимрод прибрал к рукам не только наркотики и прибыли от них — он хозяйничал в десятках университетов. Пэйс был убежден, что составление учебных программ, наем и увольнение преподавателей, присвоение степеней и назначение стипендий, — все это осуществлялось по указаниям организации Нимрода. Мэтлок мысленно перенесся в Карлайл. Вспомнил заместителя председателя приемной комиссии в Карлайле — человека Нимрода, как утверждал покойный Лоринг, Арчера Бисона, тренера университетской футбольной команды, дюжину других преподавателей и сотрудников, числившихся в списке Лоринга.
      Сколько же их еще! Насколько глубоко Нимрод проник в университеты?
      Зачем?
      И вдобавок — организованная проституция. Вербовкой занимались сами юные проститутки в своей среде; новеньким давали адреса, устанавливали таксу. Молодые существа, достаточно ловкие и привлекательные, могли найти путь к Нимроду и заключить с ним соглашение. Это давало им «свободу», «хлеб насущный».
      И никто от этого не погибал. Это было преступление без жертв.
      — Никакого преступления — просто свобода, дружище. Ни у кого не пухнет голова. Не нужно набирать очки, чтобы получить стипендию.
      Алан Пэйс видел немало хорошего в этой завуалированной деятельности практичного Нимрода. И не просто хорошего.
      — Вы думаете, это чем-то отличается от всего остального? Ошибаетесь, мистер. Это же мини-Америка — высокоорганизованная, набитая счетно-вычислительными машинами и самоуправляющаяся. Все сделано по единому американскому образцу, дружище, и работает так же, как большие компании. Это то же, что «Дженерал моторс», «Интернэшнл телефон энд телеграф» и старушка «Белл», — просто нашелся ловкач, прибравший к рукам академические сферы. И дело быстро растет. С этим не бороться надо, а присоединяться.
      — Так вы и собираетесь поступить? — спросил Мэтлок.
      — Это единственный путь, дружище. Во что же еще верить? Насколько я понимаю, вы тоже в этом увязли. Наверное, вы вербовщик. От вас ведь не спрячешься; я вас уже давно жду.
      — А если это не так?
      — В таком случае вы лишились рассудка. А скоро лишитесь и головы.

      Тот, кто обратил бы внимание на белый универсал, возвращавшийся в центр Нью-Хейвена, и его водителя, подумал бы: вот мчится дорогой автомобиль под стать богатому пригороду и за рулем сидит человек под стать автомобилю.
      Сторонний наблюдатель не знал бы, конечно, что водитель не замечает или почти не замечает потока машин, не в силах прийти в себя от того, что узнал в течение последнего часа. Это был измученный человек, который не спал двое суток; ему казалось, что он держится за тоненькую веревку, натянутую над бездонной пропастью, и в любое мгновение эта его связь с жизнью может оборваться и он рухнет вниз.
      Мэтлок пытался заставить себя ни о чем не думать. Он хорошо знал, что человеческий мозг, по крайней мере его мозг, не может нормально работать, если он устал и переполнен впечатлениями.
      А ему надо действовать.
      Он находился в неисследованных водах. В морях, где на крошечных островках обитали гротескные люди. Джулиан Дюнуа, Лукас Херрон, Бартолоцци, Айелло, Шарп, Стоктон и Пэйс. Отравленные и отравители.
      Нимрод?
      Неисследованные воды?
      Нет, они не неисследованные, подумал Мэтлок.
      Скорее, хорошо исследованные. Они нанесены на карты, и пользуются этими картами величайшие циники планеты.
      Мэтлок подъехал к отелю «Шератон» и снял номер.
      Он присел на кровать и позвонил Говарду Стоктону в Кармаунт. Стоктона не было.
      Сухо и официально он попросил телефонистку в Кармаунте передать Стоктону, чтобы тот позвонил ему (Мэтлок посмотрел на часы — было без десяти два) через четыре часа. В шесть. Мэтлок назвал свой номер в «Шератоне» и повесил трубку.
      Ему необходимо поспать хотя бы четыре часа. Неизвестно, когда теперь удастся прилечь.
      Он опять снял телефонную трубку и попросил разбудить его без четверти шесть.
      Как только голова утонула в подушке, он поднес руку к глазам. Даже через ткань рукава Мэтлок почувствовал, какая у него отросла щетина. Придется пойти в парикмахерскую, и еще он оставил свой чемодан в машине. Мэтлок настолько устал и был поглощен своими мыслями, что забыл захватить его в номер.

* * *

      Три коротких, резких телефонных звонка: служба «Шератона» выполнила его просьбу. Было ровно без четверти шесть. Через пятнадцать минут раздался еще один звонок — на сей раз более длинный, нормальный. Звонил Говард Стоктон.
      — Я буду краток, Мэтлок. С вами встретятся. Только не на самом Парусно-лыжном. Подъезжайте к восточному склону ущелья, откуда весной и летом туристам показывают окрестности, и поднимитесь наверх на подъемнике. Вы должны быть там в восемь тридцать сегодня вечером. Наверху вас встретит человек. Больше я вам ничего сказать не могу. Меня это не касается.
      Стоктон повесил трубку, раздались короткие гудки.
      Но он добился своего! Добился своего! Он установил контакт с Нимродом! С теми, кто будет на совещании.
      Мэтлок прошел по тропинке к лыжному подъемнику. На автомобильной стоянке Парусно-лыжного курорта он дал сторожу десять долларов, и тот сразу понял, что у этого приятного мужчины, приехавшего на универсале, свидание с какой-то дамочкой. Муж явится не скоро, жизнь есть жизнь. Сторож оказался очень услужливым человеком.
      Когда Мэтлок достиг восточного склона ущелья, начался дождь, который собирался весь день. В Коннектикуте апрельские ливни всегда оборачиваются майскими грозами, и Мэтлок выругал себя за то, что не купил плащ.
      Он окинул взглядом безлюдный сейчас подъемник, его туго натянутые высоко над головой две линии тросов, смутно вырисовывающиеся в усиливающемся дожде, похожие на тугие канаты от кораблей к причалам в гавани. В помещении, где находились машины, приводившие в движение подъемник, горел едва заметный свет. Мэтлок подошел к двери и постучал. Невысокий жилистый человек открыл дверь и уставился на него.
      — Это вы должны наверх подниматься?
      — Похоже, что да.
      — А зовут вас как?
      — Мэтлок.
      — Видать, вы и есть. Знаете, как держаться за штангу?
      — Я катаюсь на лыжах. Согнутой рукой надо обхватить штангу, сесть на скамейку, ноги положить на перекладину.
      — Помощь вам не потребуется. Я сейчас включу, а уж вы вскакивайте.
      — Прекрасно.
      — Промокнете вот только.
      — Что делать.
      Мэтлок встал справа от шахты подъемника и услышал, как заработали колеса. Канаты, поскрипывая, медленно поползли, задергались, и одновременно появилась штанга. Он вскочил в подъемник, уперся ногами в перекладину и закрыл планку, запиравшую его на уровне поясницы. Мэтлок ощутил, что канаты, раскачивая, отрывают его от земли.
      Он двигался вверх по восточному склону ущелья на встречу с человеком Нимрода. Дождь уже не раздражал его, а наоборот — возбуждал. Его путешествие, его гонка подходила к концу. Тот, кто ждет его там, наверху, будет в сильном замешательстве. Мэтлок на это и рассчитывал, из этого исходил в своих планах. Если то, что рассказывали ему убитый Лоринг, а потом Гринберг, правда, — иначе и быть не может. Абсолютная секретность встречи; делегаты, не знающие друг друга; омерта; настоятельное требование пользоваться кодами и контркодами — все это было правдой. Он это видел в действии. А такая сложная система — особенно если она вдруг нарушается — неизбежно рождает подозрительность, страх и в конечном счете замешательство. На это Мэтлок и рассчитывал.
      Лукас Херрон обвинял его в том, что он слишком дал волю воображению, возомнив всевозможные заговоры и контрзаговоры. Однако все это ему вовсе не мерещилось — он чувствовал, что они существуют на самом деле. В этом и была вся разница. Именно это внутреннее восприятие и привело Мэтлока к тому, что от Нимрода его отделяет один шаг.
      Дождь усилился, сопровождаемый пронизывающим ветром, который здесь, наверху, ощущался намного сильнее, чем на земле. Штанга Мэтлока раскачивалась и крутилась все больше всякий раз, как он преодолевал очередной пролет над склоном. Слабый свет в машинном отделении был уже едва различим в темноте и потоках дождя. Он решил, что находится уже на полпути к вершине.
      Неожиданный рывок: машина остановилась. Мэтлок вцепился в запорную планку и посмотрел вверх, пытаясь через Дождь рассмотреть, что могло попасть в шкив, чтобы воспрепятствовать подъему. Все вроде было нормально.
      Он неуклюже повернулся на узкой планке, служащей сиденьем, и, прищурив глаза, стал вглядываться вниз по склону, Туда, где находилось машинное отделение. Оттуда не пробивалось ни малейшего света, даже мерцания. Мэтлок поднес руку ко лбу, наподобие козырька, чтобы по возможности предохранить глаза от попадания дождевых капель. Должно быть, он ошибся, ливень исказил его зрительное восприятие, возможно, металлический прут заслонил от него слабый свет. Мэтлок наклонился вправо, потом влево. Все напрасно — никакого света у подножия горы не было.
      Возможно, перегорели предохранители? Если так, то они должны были захватить туда фонари. Ведь шел дождь, а управлять работой подъемника в такую погоду — дело нешуточное.
      Мэтлок глянул себе под ноги. Он был футах в пятнадцати над землей. Если он повиснет на руках, уцепившись за нижнюю перекладину, ему придется падать с высоты не более восьми или девяти футов. Ничего, как-нибудь. И тогда оставшийся путь он проделает пешком. Медлить нельзя. Ибо подъем по склону займет двадцать минут, а то и больше.