Глава 38

Париж

Осенний ветерок ласково трепал листья каштанов, цепочка которых окаймляла заботливо ухоженные тротуары Вогезской площади. Время от времени он немного усиливался, и тогда порывы срывали водяную пыль со струек негромко журчавших фонтанов. Мельчайшие капельки воды уносились в сторону, оседая на тротуаре и пышной зеленой траве газонов, на которой блестели, словно утренняя роса.

Ветерок проказливо резвился и танцевал среди серых и бледно-розовых каменных фасадов, крытых галерей и аркад, окаймлявших площадь. В северо-западном углу он пытался сдернуть придавленные тяжелыми бокалами с водой скатерти с прекрасно отполированных столов «Брассьери ма Бургонь».

Джон Смит сидел один за столиком, стоявшим возле края галереи. Он расслабленно откинулся на спинку удобного ресторанного стула, обтянутого красной искусственной кожей, и смотрел, стараясь не выдавать своего напряженного внимания, на людей, которые прогуливались по тротуарам или сидели на скамейках и крошили хлеб воркующим голубям.

— Un cafe noir, m'sieur[26], — произнес у него над ухом мрачный голос.

Смит вскинул голову.

Один из официантов, серьезный, неулыбчивый пожилой человек при галстуке-бабочке и черном переднике, являвшемся фирменной униформой заведения «Ма Бургонь», поставил на стол перед ним чашечку черного кофе.

— Merci. — Смит вежливо кивнул и положил на стол несколько евро.

Недовольно ворча сквозь зубы, официант взял деньги, отвернулся и засеменил к другому столику, за которым сидели двое местных бизнесменов, устроивших себе нечто вроде очень раннего ленча. Смит отчетливо обонял аромат, распространявшийся вокруг тарелок, на которых были высокими горками навалены saucisson de Beaujolais и pommes frites[27]. Его рот наполнился слюной. Со времени завтрака в «Отель де шевалье» прошло уже немало времени, и крепкий черный кофе, две чашки которого он уже выпил, пока сидел здесь, заметно раздражали слизистую оболочку желудка.

На мгновение он задумался, не стоит ли ему снова подозвать официанта и заказать что-нибудь посущественнее, но решил этого не делать. По словам Клейна, это была первичная точка рандеву группы наблюдения ЦРУ. Если ему повезет, то очень уж долго скучать здесь не придется.

Смит возвратился к рассматриванию людей, проходивших через площадь и вдоль окружавших ее зданий. Даже поздним утром на Вогезской площади было полно учеников и учителей, вышедших на перемену из близлежащих школ, молодых матерей, водивших на ходунках своих младенцев, которые восторженно копались в песке и визжали в большой песочнице, установленной в тени конной статуи Людовика XIII. Тут и там расположились группки стариков; они размахивали руками, споря обо всем на свете, начиная от политики и кончая спортом и шансами на выигрыш в следующем тираже общенациональной лотереи.

До Французской революции, когда эта площадь еще называлась Королевской, здесь происходило бесчисленное множество дуэлей. На каждом квадратном дюйме этого прямоугольника, где теперь простые парижане гуляли, наслаждаясь теплом осеннего солнца, и выпускали своих избалованных собачек бегать без поводков, на протяжении веков сражались друг с другом и умирали молодые аристократы и дворяне — протыкали друг друга шпагами или всаживали друг в друга пистолетные пули с расстояния в несколько шагов — лишь для того, чтобы доказать свою храбрость или защитить задетую, по их мнению, честь. Хотя в настоящее время стало правилом хорошего тона высмеивать дуэли как элемент дикой и кровожадной эпохи, Смит все же спросил себя, а справедливо ли на самом деле такое отношение? Если уж на то пошло, то как будущие историки охарактеризуют так называемую современную эпоху, в ходе которой появилось так много желающих везде и всюду истреблять совершенно незнакомых людей, не сделавших им ничего плохого?

Некрасивая пухлая темноволосая молодая женщина в черном плаще до колен и синих джинсах прошла рядом с его столиком, заметила, что незнакомый мужчина смотрит на нее, ярко покраснела, опустила голову и прибавила шагу. Джон проводил ее взглядом, спрашивая себя, могла ли она быть тем самым человеком, которого он ждал?

— Это место? Оно занято, т'sieur? — проскрипел на ломаном английском голос, услышав который нельзя было усомниться в том, что его обладательница на протяжении нескольких десятилетий выкуривает по три-четыре пачки сигарет в день.

Смит поднял голову и увидел сухопарую, прямую как палка, пожилую парижанку, судя по темной одежде, вдову, глядевшую на него сверху вниз. Ему сразу же бросились в глаза безукоризненно уложенные в прическу густые седые волосы, изрезанное глубокими морщинами лицо, крючковатый нос, торчавший вперед, словно у ястреба, и суровый хищный взгляд. А ста руха вскинула аккуратную бровь, совершенно очевидно рассерженная его медлительностью и глупостью.

— Вы не говорите по-английски, m'sieur? Pardon. Sprechen Sie Deutsch?1[28]

Прежде чем он успел сообразить, как ей ответить, женщина уже отвернулась от него и обратилась к своей собаке, маленькому, такому же пожилому, как и его хозяйка, пуделю, который вдруг принялся с величайшим азартом грызть ножку соседнего стула.

— Уймись, Паскаль! Дай этой никчемной мебели самой развалиться от старости! — прикрикнула она на собаку. Ее французский язык был очень образным и выразительным:

Очевидно, удовлетворенная тем, что Смит или оглох, или онемел, или и то и другое вместе, старуха опустилась на стоявший напротив стул. При этом она негромко застонала от боли, вероятно, сопровождавшей всякое изменение положения ее изуродованных артритом костей. Смит, обеспокоенный совершенно не нужным ему появлением этого чучела, отвел взгляд в сторону.

— А теперь, Джон, объясни, пожалуйста, какого черта ты залез в мой огород? — вдруг услышал он очень знакомый и очень раздраженный тихий голос. — Только очень прошу, не пытайся рассказывать мне сказки о том, что ты, дескать, приехал сюда, чтобы полюбоваться красотами Парижа и плюнуть с Эйфелевой башни!

Смит с величайшим изумлением уставился на старуху. Как тут не опешить, когда выясняется, что под этими седыми волосами и морщинами скрывается прелестная белокурая женщина, офицер ЦРУ Рэнди Расселл. Он почувствовал, что краснеет. Рэнди, сестра умершей невесты Джона, была его очень хорошим другом. Они всегда старались как можно чаще обедать вместе или просто встречаться, чтобы немножко выпить, когда оказывались в Вашингтоне в одно и то же время. Невзирая на это и даже на то, что он знал, что его присутствие на ТР ее группы обязательно привлечет внимание Рэнди, ей все же удалось обвести его вокруг пальца.

Желая выиграть время, чтобы прийти в себя, он взял чашечку с кофе, сделал небольшой глоток и лишь после этого улыбнулся.

— Отличная маскировка, Рэнди. Теперь я знаю, как ты будешь выглядеть лет этак через сорок или пятьдесят. А собачонка — просто восхитительная деталь. Это твоя? Или она входит в стандартный комплект снаряжения ЦРУ?

— Паскаль принадлежит одному другу, коллеге из посольства, — ответила Рэнди и сердито поджала губы. — И этот пудель для меня почти такая же заноза в заднице, как и ты, Джон. Почти, но не совсем. А теперь хватит вилять. Отвечай на мой вопрос.

Он пожал плечами.

— Ладно. На самом деле все очень просто. Я приехал, чтобы проверить те донесения, которые поступили в Штаты от твоей группы за последние двадцать четыре часа.

— И это, по-твоему, очень просто? — недоверчиво возразила Рэнди. — Наши донесения — это же секретная внутренняя документация ЦРУ.

— Теперь уже не внутренняя, — ответил Смит. — В Лэнгли сейчас творится адская неразбериха из-за этой тайной войны против Движения Лазаря. Точно такое же положение и в ФБР. Может быть, ты слышала об этом.

Офицер ЦРУ кивнула с горестным видом.

— Да, слышала. Плохие новости расходятся очень быстро. — Она нахмурилась, глядя в стол. — Этот безмозглый сукин сын Берк подложил нам такую свинью, о какой никто и подумать не мог за все время существования Управления. — Ее взгляд снова сделался строгим. — Но это все же не объясняет, на кого ты сейчас работаешь. — Она помолчала и внушительно добавила: — Или, по крайней мере, на кого ты работаешь по твоим собственным словам.

Смит выругался про себя, проклиная необходимость хранить в строжайшей тайне существование «Прикрытия-1». Как и в случае с Питером Хауэллом, сотрудничество с Рэнди означало, что Смит должен был тщательно уходить от истины, скрывая правду о своей работе даже от своих ближайших друзей, от людей, которым он вверял свою жизнь. Ему уже приходилось работать вместе с Рэнди: в Ираке, в России, здесь, в Париже, и последний раз в Китае, но он всегда чувствовал себя неловко, уклоняясь от ответов на ее прямые вопросы.

— Это не такая уж большая тайна, Рэнди, — солгал он, испытывая ставшие уже привычными угрызения совести, но ловко скрывая их. — Ты же знаешь, что мне уже приходилось в прошлом выполнять кое-какие поручения армейской разведки. Вот Пентагон и предложил мне эту миссию. Кто-то развивает нанотехнологическое оружие, и Объединенному комитету начальников штабов это совершенно не нравится.

— Но почему именно ты? — продолжала настаивать она.

Смит посмотрел ей прямо в глаза.

— Потому что я работал в Теллеровском институте, — чуть слышно произнес он. — И поэтому доподлинно знаю, что это оружие может делать с людьми. Я видел это собственными глазами.

Выражение лица Рэнди смягчилось.

— Это, наверно, было ужасно, да, Джон?

Он кивнул, отгоняя непрошено возникшее перед мысленным взором омерзительное зрелище, которое с тех пор часто вторгалось в его сны.

— Да, ты права. — Он посмотрел через стол на свою давнюю приятельницу. — Но я предполагаю, что здесь, в Ла-Курнёв, было еще хуже.

— Погибло очень много народу и, похоже, уцелевших не осталось, — подтвердила Рэнди. — Судя по сообщениям в прессе, с этими несчастными людьми случилось что-то немыслимо ужасное.

— В таком случае ты должна понять, почему я хочу поближе взглянуть на тех людей, которые на твоих глазах монтировали там какое-то оборудование, эти то ли датчики, то ли еще что, накануне нападения, — сказал ей Смит.

— Ты думаешь, что эти два события связаны?

Он поднял бровь.

— А ты разве так не думаешь?

Рэнди неохотно кивнула.

— Конечно, думаю. — Она вздохнула. — Мы сумели проследить машины, которыми пользовались эти парни. — Она увидела в глазах Смита следующий вопрос и ответила на него, не дожидаясь, пока он что-нибудь скажет: — Ты совершенно прав. Они все привязаны к одному-единственному адресу. Здесь, в Париже.

— К тому самому адресу, который ты так старательно не указывала ни в одном из своих рапортов, — уточнил Смит.

— И у меня были для этого чертовски серьезные основания, — огрызнулась Рэнди и скорчила гримасу. — Знаешь, Джон, пусть это покажется глупостью, но я не могу сложить то, что мы узнали, хоть в какую-то разумную картину, и меня это нервирует до чрезвычайности.

— Что ж, возможно, мне удастся помочь тебе прояснить некоторые из темных мест.

Впервые за все время разговора Рэнди улыбнулась.

— Возможно. Ты, как любитель, обладаешь редкой способностью находить ответы на вопросы, над которыми ломают головы профессионалы. Конечно, по чистой случайности.

Смит усмехнулся.

— Конечно.

Сотрудница ЦРУ откинулась на спинку стула и окинула рассеянным взглядом пешеходов на тротуаре. И вдруг она напряглась, словно не могла поверить своим глазам.

— Иисусе, — взволнованно пробормотала она. — У нас здесь что, семейный совет?

Посмотрев туда же, куда уставилась его собеседни ца, Смит обнаружил неопрятного, хотя и чисто выбритого пожилого француза в берете и свитере, носившем следы неоднократных штопок. Засунув руки в карманы потрепанных рабочих брюк и непринужденно насвистывая, он приближался к ресторану. Присмотревшись более внимательно, Смит поспешил спрятать усмешку. Конечно же, это был Питер Хауэлл.

Между тем загорелый англичанин перешел проезд, отделявший ресторан от площади, подошел прямиком к их столику и жестом старомодного светского льва снял берет перед Рэнди.

— Рад видеть вас в столь добром здравии, madame, — провозгласил он, говоря, впрочем, достаточно тихо, чтобы не привлечь к группе внимания. Его бледно-голубые глаза искрились неподдельным весельем. — А это, конечно же, ваш молодой сын. Прекрасный здоровый парень.

— Привет, Питер, — устало проронила Рэнди. — Значит, и вы тоже решили поступить на армейскую службу?

— В американскую армию? — Питер выпучил глаза в притворном ужасе. — О небо, конечно же, нет, дорогая девочка! Всего лишь небольшое и совершенно неофициальное сотрудничество между старыми друзьями и союзниками, только и всего. Рука руку моет, ну, и так далее. Нет, мы с Джоном просто решили спросить, не захотите ли вы присоединиться к нашему маленькому дружескому альянсу?

— Замечательно! Я только этого и ждала! — Не выдержав напускной строгости, она покачала головой. — Ладно, сдаюсь. Я поделюсь с вами своей информацией, но это должно быть взаимно. Я хочу, чтобы вы тоже выложили карты на стол. Понятно?

Англичанин добродушно улыбнулся.

— Ясно, как бриллиант чистой воды. Ничего не бойтесь. Вы самым распрекрасным образом все узнаете, можете поверить дяде Питеру.

— Вот уж это стало бы последней глупостью, — фыркнула Рэнди. — Но, как бы там ни было, у меня, похоже, при этих обстоятельствах нет особого выбора. — Она медленно поднялась со стула, в мельчайших подробностях сохраняя образ пожилой женщины лет семидесяти, и неумолимо вытащила за поводок из-под стола маленького пуделя, который уже несколько ми-нут безуспешно пытался вонзить давно затупившиеся зубы в ботинок Смита. Потом она вновь переключилась на свой скрипучий и немного гнусавый французский: — Ну, Паскаль, пора идти. Мы не должны злоупотреблять терпением этих господ.

Затем она вновь понизила голос, чтобы никто, кроме собеседников, не мог слышать ее указаний:

— Ладно, теперь слушайте, как мы это сделаем. Когда я уйду, выждите минут пять и идите к дому номер шесть — это дом Виктора Гюго. Сделайте вид, что вы туристы, или литературные критики, или кто-нибудь еще. Подъедет белый «Ауди» с вмятиной на правой задней двери. Садитесь в него, не устраивая особой суеты. Понятно?

Джон и Питер покорно кивнули.

Все еще продолжая хмуриться, Рэнди повернулась и, волоча за собой не желавшего ускорять шаги пуделя, зашагала прочь к ближайшему углу Вогезской площади. Любому зрителю она должна была показаться одним из олицетворений Парижа — grande dame, совершающая, утренний моцион в обществе своего чрезмерно избалованного пуделя.

Через десять минут двое мужчин стояли перед домом Виктора Гюго и с любопытством разглядывали второй этаж, где великий писатель, автор «Отверженных» и «Собора Парижской Богоматери», провел шестнадцать лет своей долгой жизни.

— Своеобразный парень, — задумчиво заметил Питер Хауэлл. — Не знаю, известно ли вам, что на старости лет у него начались припадки безумия? Кто-то однажды застал его, когда он пытался собственными зубами вырезать, вернее, выгрызать резьбу на мебели.

— Вроде Паскаля? — вопросительно заметил Смит.

Питер даже опешил.

— Великого философа и математика?

— Нет, — усмехнулся в ответ Смит. — Собаки Рэнди.

— Вот это да! — преувеличенно восхитился Питер. — Чего только не узнаешь в Париже. — Он как бы случайно оглянулся. — Ага, вот и наша колесница.

Смит тоже обернулся и увидел остановившийся рядом с тротуаром белый «Ауди» с большой вмятиной на задней двери. Он, а за ним и Питер быстро нырнули на заднее сиденье. Автомобиль сразу же тронулся с места, обогнул Вогезскую площадь, свернул налево на улицу Тюренна и начал петлять, как будто бы случайно, одновременно забираясь все глубже в сердце лабиринта узких улиц с односторонним движением района Маре.

Джон несколько секунд рассматривал водителя, крупного мужчину с нездоровым землистым цветом лица под нахлобученной матерчатой кепкой, а потом обратился к нему:

— Привет, Макс.

— Доброе утро, полковник, — ответил тот, улыбнувшись в зеркальце заднего вида. — Рад снова встретиться с вами.

Смит кивнул. Когда-то им с Максом довелось провести довольно много времени — они выслеживали группу арабских террористов от Парижа до испанского побережья. Оперативника ЦРУ вряд ли можно было бы отнести к числу самых ярких звезд на небосклоне Управления, но он, несомненно, был очень компетентным полевым агентом.

— За нами может быть «хвост»? — спросил Смит, заметив, что водитель непрерывно смотрит вокруг, не упуская ничего происходящего на забитых машинами и людьми улицах, по которым они проезжали.

Макс уверенно мотнул головой.

— Нет. Это всего лишь перестраховка. Мы сейчас стараемся быть как можно осторожнее. Рэнди уже совсем извелась.

— А вы не могли бы объяснить, почему?

Агент ЦРУ хмыкнул.

— Скоро сами все узнаете, полковник. — «Ауди» нырнула в узкий проезд. По обе стороны вздымались кверху стены высоких каменных домов, почти полностью перекрывая доступ солнца и вид на небо. Макс остановил машину сразу за серым фургончиком «Рено», перегородившим переулок. — Конечная остановка, — объявил он.

Смит и Питер вышли.

Задняя дверь фургона открылась. Оказалось, что внутри машина набита телевизионным, аудио— и компьютерным оборудованием. Там же находились Рэнди Расселл, все еще загримированная под старуху, и мужчина, которого Джон не знал. Пуделя Паскаля в машине не оказалось.

Джон забрался в «Рено», по пятам сопровождаемый Питером. Они закрыли за собой дверь и теперь стояли, неловко сгорбившись в слишком низком и тесном для такого количества народа помещении.

— Очень рада вас здесь видеть, — сказала Рэнди. Она сверкнула быстрой улыбкой и указала рукой на оборудование, которым были битком забиты стеллажи, установленные вдоль трех стенок фургона. — Добро пожаловать в нашу скромную обитель, нервный центр и, не побоюсь этого слова, мозг нашей операции наблюдения. Мы используем не только наблюдателей-людей. Нам удалось также установить целую кучу скрытых камер в ключевых точках вокруг объекта.

Она кивнула мужчине, сидевшему на табурете перед компьютерным экраном и клавиатурой.

— Давайте, Хэнк, покажем им то, что у нас есть. Сначала включите камеру номер два. Я знаю, что наши гости умирают от нетерпения узнать, чем мы здесь занимаемся.

Ее подчиненный покорно забарабанил по клавиатуре. Монитор сразу же засветился, на нем появилось четкое изображение крутой голубовато-серой шиферной крыши, над которой торчало во все стороны множество антенн всех видов, размеров и форм.

Смит чуть слышно присвистнул.

— Да, — не дожидаясь каких-либо вопросов, кивнула Рэнди. — Эти парни могут посылать и получать сигналы едва ли не всех видов, какие только можно придумать. Радио, микроволновые, лазерные, спутниковые... Перечисляйте дальше, не ошибетесь.

— Так в чем же здесь проблема? — спросил Джон, все еще ничего не понимая. — Почему ты так перепугалась, что даже не сообщила всего в Лэнгли?

Рэнди иронически усмехнулась, наклонилась и положила руку оператору на плечо.

— Включите камеру номер один, Хэнк. — Она оглянулась на Смита и Питера. — Вот, пожалуйста, парадный вход в то же самое здание. Присмотритесь-ка повнимательнее.

На экране был виден пятиэтажный дом с потемневшим от грязи и выщербленным непогодой простым каменным фасадом, смотревшим на улицу множеством высоких узких окон. Верхний ряд состоял из мансардных окон, находившихся под самой крышей.

— А теперь измените масштаб изображения, — сказала Рэнди помощнику.

Изображение быстро увеличилось; большую часть экрана занимала небольшая бронзовая табличка, висевшая около парадной двери. Гравированная надпись на ней гласила:

18 Rue De Vigny Parti Lazare

— Дьявол и преисподняя, — пробормотал сквозь зубы Питер.

Рэнди кивнула с мрачным видом.

— Совершенно верно. Так уж, чисто случайно, оказалось, что этот дом — парижский штаб Движения Лазаря.

Глава 39

Часом позже Джон Смит стоял перед дверью своего номера в «Отель де шевалье». Присев на корточки, он проверил свою контрольную метку — черный волосок, который налепил на дверь и косяк на высоте примерно фута от застеленного ковром пола. Волосок находился на том же месте.

Убедившись в том, что посторонних в комнате не было, он пригласил Рэнди и Питера войти. Принадлежавший ЦРУ фургон с аппаратурой был слишком тесным для того, чтобы проводить в нем длительные совещания, а в находившихся поблизости кафе и ресторанах было слишком многолюдно. Им требовалось какое-нибудь более уединенное место для того, чтобы попытаться найти выход из затруднительного положения, в котором они внезапно оказались. На тот момент наиболее подходящим для конспиративной встречи местом являлся «Отель де шевалье».

Вернувшая себе свой настоящий облик Рэнди, одетая в черный спортивный костюм, беспокойно расхаживала по комнате. Благодаря длинным ногам, стройной фигуре, росту в пять футов девять дюймов и коротко подстриженным белокурым волосам ее часто принимали за балерину.