Глава 36

Обращение Лазаря

Новая цифровая запись видеообращения Лазаря была распространена Движением точно так же, как его первое всемирное выступление, сделанное сразу же после трагедии в Теллеровском институте. В различные студии, разбросанные по земному шару, поступили из непрослеживаемых источников заархивированные файлы, каждый из которых содержал цифровое изображение и цифровой голос Лазаря, предназначенный для обращения к определенной аудитории.

— Невозможно и дальше закрывать глаза, пытаясь не увидеть правду, — печально заявил Лазарь. — Ужасы, очевидцами которых мы стали в последние дни, свидетельствуют о том, что против человечества применено новое оружие — оружие, сфабрикованное жестокой и противоестественной наукой. Человечество стоит на распутье. Одна из открывающихся перед ним дорог, та дорога, на которую указывает наше Движением, ведет к безопасному и спокойному миру. Путь по другой дороге, выбранный алчными негодяями, одержимыми стремлением к власти и погоней за прибылью, ведет к миру, разрушенному войнами и геноцидом, миру всеобщей вражды и катастроф.

Идеализированный образ Лазаря строго взглянул прямо в камеру.

— Мы обязаны сделать выбор, по которому из этих двух путей мы пойдем, — сказал он. — Лживые обещания, которыми нас манят нанотехнология, генная инженерия и клонирование, должны быть отвергнуты, прежде чем те, кто дает эти обещания, уничтожат нас всех. И потому Движение обращается ко всем правительствам и, в частности, к правительствам так называемых цивилизованных наций Запада и Соединенных Штатов с требованием немедленно запретить изучение, развитие и использование этих пагубных, немыслимо опасных для человеческих жизней технологий. — Лицо Лазаря сделалось еще строже. — В том случае, если какое-нибудь правительство откажется выполнить это требование, мы возьмем решение проблемы в свои руки. Мы должны действовать. Мы должны спасти самих себя, наши семьи, наши народы и планету Земля, которую мы все любим. Это борьба за будущее человечества, и ни у кого не осталось времени для дальнейшего промедления, ни у кого не осталось права на нейтралитет. В этом конфликте любой, кто не будет с нами, окажется против нас. Пусть же те, кто обладает разумом, учтут это предупреждение!

Берлин

По знаменитому центральному берлинскому бульвару Унтер-ден-Линден шла многотысячная демонстрация. С каждой минутой народу становилось больше и больше. В голове колонны, двигавшейся на восток от Бранденбургских ворот, с вершины которых, как и два века назад, смотрела богиня победы, управляющая четверкой лошадей, развевались знамена и пестрели лозунги Движения Лазаря. А за знаменами Лазаря двигалось множество других флагов, плакатов и эмблем. «Зеленые» и другие ведущие экологические и антиглобалистские организации Германии присоединились к Движению в этой впечатляющей демонстрации силы.

Они почти безостановочно скандировали, и этот громоподобный крик гулким эхом отдавался от каменных фасадов огромных общественных зданий, возвышавшихся по сторонам широкого проспекта: «НЕТ, НЕТ, НАНОТЕХ!», «БЕЗУМИЮ НЕТ!», «СЛОМАТЬ АМЕРИКАНСКУЮ ВОЕННУЮ МАШИНУ!», «ЛАЗАРЬ УКАЖЕТ ДОРОГУ!»

Группа Си-эн-эн, ведущая съемку демонстрации протеста, забралась на самый верх крутой лестницы Staatsoper, государственного оперного театра, выстроенного в девятнадцатом столетии и сохранившего былую элегантность здания с портиком, украшенным массивными колоннами. Это был прекрасный пункт для съемки, к тому же находившийся на некотором удалении от взволнованной толпы. Репортер, стройная, симпатичная брюнетка тридцати с небольшим лет, вынуждена была кричать в микрофон, чтобы ее голос был слышен сквозь рев тысяч глоток, разносившийся по центру столицы Германии.

— Такое впечатление, Джон, что для властей эта демонстрация явилась полной неожиданностью! То, что началось два часа назад, когда на улицу вышла небольшая группа демонстрантов, воодушевленных недавним видеообращением Лазаря, превратилось в одно из крупнейших политических выступлений, наблюдавшихся здесь со времени падения Берлинской стены! И, как нам только что стало известно, подобные массовые митинги против нанотехнологии и политики Соединенных Штатов Америки проходят в очень многих городах по всему миру — в Риме, Мадриде, Токио, Каире, Рио-де-Жанейро, Сан-Франциско и многих других. — Она высунулась из-за колонны и окинула взглядом море флагов и плакатов, текущее мимо театра. — Пока что толпа здесь, в Берлине, ведет себя относительно мирно, но представители властей опасаются того, что в любой момент в ряды демонстрантов могут проникнуть анархистские элементы, способные спровоцировать людей на разгром магазинов и представительств, принадлежащих различным американским корпорациям, которые, по словам Движения Лазаря, являются основой «смертоносной машинной культуры». Мы будем следить за развитием ситуации и передавать вам всю информацию в прямом эфире!

Окрестности Кейптауна, Южная Африка

В двадцати пяти километрах южнее Кейптауна над университетским городком, носившим название Парк бизнеса и технологий «Козерог», вздымались к красноватому закатному небу мощные столбы черного дыма. Огнем были охвачены больше десятка зданий, еще несколько часов назад весело сверкавших бесчисленными стеклами. Тысячи мятежников копошились на кольцевой дороге, огибавшей озеро, находившееся в центре парка. Они били стекла, переворачивали автомобили и поджигали все, что попадалось на их пути. Сначала разъяренная толпа целенаправленно обрушилась на американские биотехнологические лаборатории, но потом ярость опьяненных насилием людей перекинулась на все связанное с наукой, и они принялись со все возраставшей энергией громить находившиеся в технопарке строения, уничтожая оборудование, стоившее десятки миллионов долларов.

Полиция, оказавшаяся в безнадежном численном меньшинстве и совершенно не желавшая ввязываться в самоубийственную схватку с толпой погромщиков, отступила от «Козерога» и принимала лихорадочные меры по блокированию периметра, рассчитывая (без особой уверенности) на то, что таким образом удастся воспрепятствовать распространению погрома на близлежащие предместья. Над разрушенным технопарком поднималось все больше столбов дыма — это усиливавшийся ветер весело раздувал огонь во всех разграбленных зданиях.

Комментарий службы новостей Си-би-эс: «Американская тайная война»

Зрителям дневных телепрограмм Америки, желавшим смотреть свои любимые игровые шоу или «мыльные оперы», пришлось вместо этого удовольствоваться бюллетенями новостей, которые все главные телесети и кабельные каналы гнали без остановки, чтобы не отставать от событий, происходивших в мире.

Волна насилия стремительно распространялась по всем пяти континентам, и даже видавший виды старый ведущий Си-би-эс не мог преодолеть нараставшее волнение.

— Держите крепче ваши шляпы, друзья, — сказал он, по-южному растягивая слова (акцент, почти не замечавшийся у него на протяжении многих лет, сейчас с каждой минутой становился все сильнее), — потому что эта дикая скачка становится все более дикой. Французское телевидение только что взорвало бомбу: оно сообщило, что ЦРУ и ФБР с помощью британцев развернули секретную кампанию убийств и саботажа против Движения Лазаря. Репортеры в Париже утверждают, что ответственными за все смерти лидеров и активистов Движения Лазаря во всем мире, в том числе и здесь, в Соединенных Штатах, являются отставные американские и британские командос и разведчики. Они также утверждают, что эти убийства, возможно, были санкционированы, цитирую, «на очень высоких уровнях американского и британского правительств».

Комментатор говорил, устремив суровый взгляд прямо в камеру.

— Когда же наши репортеры обратились к должностным лицам в Вашингтоне и Лондоне с просьбой прокомментировать эту информацию, то получили начальственную выволочку. Все, от президента и премьер-министра до помощников референтов, отказались от каких-либо публичных высказываний по сути этого дела. Никто не знает, является ли это только обычным нежеланием комментировать действия разведывательных агентств или дело в том, что дыма без огня не бывает. Но одно совершенно несомненно. Разгневанные люди во всех странах земного шара, сжигающие американские флаги и громящие представительства американских фирм, не желают ждать, пока власти снизойдут до объяснений.

Оперативный зал Белого дома

— Послушайте, мистер Хансон. Я не намерен и дальше слушать пустую болтовню, отговорки и бюрократическую бессмыслицу. Я хочу узнать правду, причем сейчас же! — прорычал президент Сэм Кастилья, яростно глядя через длинный стол на необычно тихого директора ЦРУ.

Подтянутый и щеголеватый даже в самых сложных обстоятельствах, Дэвид Хансон теперь выглядел совершенной развалиной. Под глазами у него лежали глубокие тени, а помятый костюм выглядел так, будто он спал в нем. В пальцах правой руки он крепко стискивал авторучку, пытаясь этим бесполезным усилием скрыть тот факт, что его руки немного дрожат.

— Вынужден сказать вам, мистер президент, — осторожно начал он, — что мне известно очень немного. — Мы зарылись в наши файлы как могли глубоко, но пока что не нашли ничего такого, что даже отдаленно можно было бы связать с этой так называемой операцией «Набат». Если Хэл Берк был замешан во что-нибудь незаконное, то, я глубоко убежден, он занимался этим на свой страх и риск, не спрашивая санкции или содействия ни у кого в ЦРУ.

Эмили Пауэлл-Хилл подалась вперед.

— Вы что, Дэвид, считаете всех нас дураками? — не скрывая едкой горечи, спросила она. — Неужели вы думаете, что кто-то поверит, будто Берк и Пирсон финансировали операцию, стоившую многие миллионы, из собственного кармана — на личные сбережения и правительственное жалованье?

— Я понимаю ваши сомнения! — Хансон был настолько расстроен, что даже не огрызнулся. — Но мои люди и я сам занимаемся этим делом, прилагая все силы и не теряя ни одной лишней минуты. В данный момент моя служба безопасности изучает все донесения и другую информацию обо всех операциях, в которых когда-либо участвовал Берк, в поисках любых, хотя бы отдаленно подозрительных фактов. Плюс к тому мы проводим проверку на полиграфе всех офицеров и аналитиков в отделе, разрабатывавшем Движение Лазаря, который возглавлял Берк. Если хоть кто-нибудь еще в ЦРУ был причастен к этому, мы подцепим его, но на это все равно потребуется время. Он еще сильнее нахмурился.

— Я также отправил приказы во все резидентуры ЦРУ по всему миру немедленно свернуть любые операции, имеющие отношение к Движению. В настоящий момент на расстоянии человеческого голоса от любого здания, принадлежащего Лазарю, не должно быть ни одного оперативника или группы наблюдения.

— Всего этого мало, — не отставала от него Пауэлл-Хилл. — Ведь эта история просто-напросто прикончила нас — и здесь, в стране, и за границей.

Все, сидевшие за длинным столом в Оперативном зале, мрачно закивали. Шум в прессе по поводу незаконной тайной операции против Движения Лазаря, поднявшийся сразу же после устроенного при помощи нанофагов массового убийства в Ла-Курнёв, был, несомненно, рассчитан на то, чтобы нанести максимальный ущерб репутации США во всем мире. Сенсация подействовала на мировую общественность как горящая спичка, брошенная в помещение, полное бензиновых паров. А вот Движение находилось в идеальном положении для того, чтобы получить наибольший выигрыш от последовавшего взрыва гнева и насилия. То, что при иных обстоятельствах оказалось бы мелкой неприятностью для большинства правительств и организаций, теперь мгновенно превратилось в главное событие мировой политики. Все больше стран присоединялось к требованиям Движения немедленно запретить все исследования в области нанотехнологии.

— И теперь любого сумасшедшего, который заявит, что мы ведем испытания какого-нибудь нанотехнологического оружия для того, чтобы в ближайшем будущем устроить геноцид, все СМИ встретят с распростертыми объятиями — и Би-би-си, и другие европейские, и, конечно, «Аль-Джазира», и все остальные, — продолжала советник по национальной безопасности. — Французы уже отозвали своего посла для так называемых консультаций. Многие страны могут в ближайшие часы сделать то же самое. Чем дольше это продлится, тем сильнее пострадают наши союзы и тем меньше будет наша способность хоть как-то влиять на события.

Кастилья резко кивнул. Телефонный разговор, который состоялся у него с французским президентом, едва ли не весь состоял из кошмарных обвинений и был исполнен плохо скрываемого презрения.

— И почти такое же положение у нас на Капитолийском холме, — добавил начальник штаба Белого дома Чарльз Оури и тяжело вздохнул. — Я бы сказал, что все конгрессмены и сенаторы, которые вчера кричали на нас и топали ногами, требуя немедленно подавить Движение Лазаря, уже развернулись на 180 градусов. Теперь они дерутся за право попасть в комитет по расследованию, наподобие того, что был создан после уотергейтского скандала[22]. Наиболее оголтелые уже говорят о необходимости импичмента, а те, которые всегда считались нашими друзьями, затаились и пытаются понять, откуда и куда дуют политические ветры.

Кастилья скорчил гримасу. Слишком уж многие из мужчин и женщин, заседавших в Конгрессе, были политическими оппортунистами по своим привычкам, склонности характера и жизненному опыту. Когда президент был популярен, они толпились вокруг него, стремясь тоже оказаться в отблеске лучей его славы. Но при первых же признаках затруднений или слабости они, увы, поспешили присоединиться к банде, требовавшей его крови.

Белый дом

Эстель Пайк, много лет работавшая личной секретаршей президента, открыла дверь в Овальный кабинет.

— Пришел мистер Клейн, сэр, — язвительно объявила она. — Он не значится в списке приглашенных, но утверждает, что вы в любом случае согласитесь принять его.

Кастилья отвернулся от окна. На его утомленном лице как никогда резко выделялись морщины. За последние двадцать четыре часа он, казалось, постарел лет на десять.

— Он пришел, потому что я лично попросил его об этом, Эстель. Будьте любезны, пригласите его сюда.

Она фыркнула, явно не одобряя поведение своего босса, но повиновалась.

Клейн прошел мимо нее, пробормотав: «Спасибо», но женщина сделал вид, что не расслышала. Дождавшись, пока дверь за его спиной закроется, Клейн пожал плечами.

— Мне кажется, Сэм, что ваша миссис Пайк не очень-то любит меня.

Президент улыбнулся, что потребовало от него определенного усилия.

— Знаете, Фред, Эстель и впрямь не самый приветливый и обаятельный человек. Любой, кто попытается нарушить распорядок дня, вписанный в ее еженедельник, получит точно такой же прием. Так что не бойтесь, здесь нет ничего личного.

— В таком случае я спокоен, — сухо пошутил Клейн. — Судя по вашему страдальческому виду, заседание СНБ прошло не очень успешно, — добавил он, всмотревшись в лицо старого друга.

Кастилья фыркнул.

— Это было почти то же самое, что расспрашивать миссис Линкольн, как ей понравился спектакль[23].

— Настолько плохо?

Президент хмуро кивнул.

— Да, настолько плохо. — Он указал Клейну на одно из пары кресел, стоявших перед его любимым большим столом, который он привез с собой в Белый дом. — Руководители ЦРУ, ФБР, Агентства национальной безопасности и других агентств думают только о том, как не оказаться виноватыми в этом распроклятом «Набате» и его провале. Никто не знает, насколько глубоко уходит заговор, и потому никто никому не решается доверять. Все ходят вокруг да около и поглядывают друг на друга, дожидаясь, когда же наконец топор опустится на чью-нибудь шею.

Клейн спокойно кивнул. Его, похоже, такое положение нисколько не удивило. Даже в лучшие времена в закрытом мире американского разведывательного сообщества велись изнурительные войны за расширение своих сфер влияния. Именно застарелая вражда и междоусобные конфликты и были едва ли не основной причиной, по которой Кастилья попросил его организовать «Прикрытие-1». Теперь же, когда разразился скандал, виновниками которого оказались две крупнейшие спецслужбы, занимающиеся внешними и внутренними делами, напряженность в отношениях не могла не вырасти до запредельного уровня. В сложившейся ситуации никто из тех, кто рассчитывал спасти свою карьеру, не собирался высовываться с риском сломать себе шею.

— Полковник Смит отправился в Париж? — спросил Кастилья, прервав затянувшуюся паузу.

— Да, — подтвердил Клейн. — Я ожидаю, что он будет там сегодня поздно вечером по нашему времени.

— И вы серьезно полагаете, что у Смита есть шанс выяснить, с чем же на самом деле мы столкнулись?

— Шанс? — повторил Клейн. Он немного помолчал, прежде чем продолжить: — Я думаю, что есть. — Он нахмурился. — По крайней мере, я на это надеюсь.

— Но он действительно ваш лучший человек? — резко спросил Кастилья.

На сей раз Клейн колебался.

— Для этой миссии? Да, самый лучший. Джон Смит — самый подходящий человек для этого дела.

Президент раздраженно помотал головой.

— Но ведь это смешно, не так ли?

— Смешно?

— Вот я сижу в этом кресле, — объяснил Кастилья, — главнокомандующий самых мощных вооруженных сил, какие только знало человечество. Народ Соединенных Штатов рассчитывает на то, что я воспользуюсь этой мощью, чтобы сохранить его жизнь и покой. Но я не могу это сделать. В настоящее время не могу. Пока что не могу. — Его широкие плечи резко ссутулились. — Все бомбардировщики, ракеты, танки и автоматчики мира не будут стоить и цента, если я не смогу указать им цель. А как раз этого я не могу им дать.

Клейн окинул друга долгим взглядом. Он никогда не завидовал президенту и ни во что не ставил все льготы и привилегии, сопутствующие этому посту. И сейчас он чувствовал только жалость к утомленному мужчине с печальным взглядом, сидевшему перед ним.

— "Прикрытие-1" выполнит свои обязанности, — пообещал он. — Мы найдем для вас эту цель.

— Видит бог, я от всей души надеюсь, что вам это удастся, — негромко отозвался Кастилья. — Потому что времени и возможностей становится все меньше и меньше.

Глава 37

Понедельник, 18 октября

Париж

Джон Смит смотрел в окно такси, черного «Мерседеса», мчавшегося на юг по шоссе от международного аэропорта Шарль Де Голль в направлении спящего го рода. До рассвета оставалось еще несколько часов, и лишь полосы мутного света, протянувшиеся по обеим сторонам широченной автострады А1, говорили о том, что дорога пересекает пригороды, широко раскинувшиеся вокруг французской столицы. Само шоссе было почти пусто, и потому таксист, низкорослый парижанин с налитыми кровью глазами на недовольном лице, разогнал машину до разрешенного законом предела, а потом и далеко перевалил за него.

На скорости свыше 120 километров в час они промчались мимо нескольких более темных по сравнению с соседними кварталов, где взметались к ночному небу красные и оранжевые языки огня. Пылали ветхие жилые строения; на соседних домах угрожающе играли отблески. Близ этих кварталов съезды с автострады были перегорожены спиралями колючей проволоки и поспешно сооруженными барьерами из тяжелых бетонных блоков. Возле каждого из этих импровизированных блокпостов расположились вооруженные до зубов подразделения полиции и армии. В нескольких стратегически важных точках по маршруту Смит увидел бронированные автомобили с пусковыми установками для стрельбы гранатами со слезоточивым газом и тяжелыми пулеметами, бронетранспортеры и даже несколько 50-тонных танков «Леклерк».

— Les Arabes! — презрительно фыркнул водитель такси, погасив очередную сигарету в переполненной пепельнице, и пожал узкими плечами. — Бунтуют — протестуют против того, что случилось в Ла-Курнёв. Как обычно, жгут свои собственные дома и магазины. Это надо же — такое придумать!

Он умолк и закурил следующую вонючую сигарету без фильтра. Закуривал он обеими руками и придерживал руль тяжелой машины немецкого производства коленом.

— Вот ведь идиоты. Разве кому-нибудь есть дело до того, что творится в их крысиных гнездах! Но пусть они попробуют высунуть оттуда носы хотя бы на дюйм! Пфффф! Тогда заговорят автоматы, точно?

Смит молча кивнул. Ни для кого не являлось секретом, что эти перенаселенные беззаконные районы за пределами Парижа были продуманно организованы так, чтобы в случае серьезных волнений их можно было без особого труда и быстро изолировать.

«Мерседес» свернул с А1 на бульвар Периферик, шоссе, окружающее Париж и обозначающее границу старого города с его аллеями, улицами, проспектами и бульварами, и направился на юго-восток. При этом таксист, не умолкая, ворчал о глупости правительства, которое дерет с него налоги, а потом дарит его собственные денежки головорезам, ворам и les Arabes. Вскоре такси свернуло с Периферик на запад у Венсенских ворот, покружило в районе площади Нации, с ревом промчалось по улице Фобур-Сент-Антуан, обогнуло, громко визжа покрышками по асфальту, площадь Бастилии и затем нырнуло в лабиринт узких, с односторонним движением улочек квартала Маре в Третьем аррондисмане[24] города.

Эта часть Парижа, некогда, в глубокой древности, бывшая болотом, оказалась одним из немногих мест, не затронутых грандиозными разрушениями и перестройками, проводимыми в девятнадцатом веке бароном Хаусманном по приказу императора Наполеона III. Многие из зданий сохранились в неизменном облике со Средних веков. Прозябавший в забвении до середины двадцатого столетия, Маре сейчас переживал возрождение. Район превратился в одно из самых популярных среди туристов мест жительства и покупок. Изящные каменные особняки, музеи и библиотеки перемежались модными барами, антикварными лавками и салонами модной одежды.

Ловко вывернув руль рукой с коричневыми от табака пальцами, водитель резко затормозил и остановил машину перед парадной дверью «Отель де шевалье» — небольшой гостиницы, расположенной всего в квартале от древней, усаженной деревьями, чарующей своей элегантностью Вогезской площади.

— Приехали, мсье! — объявил он. — Причем в рекордно короткое время! — Он осклабился в неприятной усмешке. — Думаю, что мы должны поблагодарить за это мятежников, вам не кажется? А знаете, почему? Потому что флики, — он употребил жаргонное словечко, которым во Франции часто называют полицейских, — сейчас слишком заняты — они разбивают головы, и им не до того, чтобы раздавать штрафные квитанции честным людям вроде меня!