– Я не участвовал непосредственно в операциях на местах. Я имею дело с глобальной стратегией. Как и многие другие, я получаю телексы из банков в Цюрихе, проверяю списки депозитов и работаю с компаниями, в которых приобретается долевое участие. Вот вроде и все.

– Тогда вилла это не для вас.

– Да на кой дьявол мне она сдалась? Если бы я захотел, я смог бы купить себе не одну, а две. В Цюрихе у меня около ста миллионов долларов.

Борн с трудом смог заставить себя не выдать свое удивление и внимательно посмотрел на председателя комиссии.

– Я не в курсе, – сказал он.

– А кому я должен был рассказывать? Мамочке-трепунье?

– Кого еще вы знаете лично? – спросил Кобра.

– Из основной команды практически никого, но и они меня не знают. Черт, да никто никого не знал… И кстати, раз уж мы про это заговорили, то возьмем например вас. О вас я никогда не слышал. Как я понял, вы крутитесь наверху. Меня предупреждали, что вы подкатитесь ко мне, но сам я вас вижу впервые.

– Меня призвали для особого случая. Моя деятельность глубоко законспирирована.

– Так я и уверяю, вам не будет…

– А что Шестой Флот? – перебил его Борн, отводя разговор подальше от своей персоны.

– Иногда я встречаюсь кое с кем из них, но думаю, что мы не обменялись и дюжиной слов. Он военный, а я гражданский. Очень даже гражданский.

– Сейчас – да, но когда все это начиналось, вы тоже были в армии.

– Но черта с два я стал военным. Одна форма еще не из кого не делала военным, а из меня и подавно.

– А что вы скажите насчет парочки генералов, одного из Брюсселя, а другого из Пентагона?

– Они решили делать карьеру и поэтому остались в армии. Мне это было не нужно, и я не остался.

– Мы должны иметь в виду утечку информации, сплетни, – сказал Борн наудачу. В его глазах появился интерес. – Мы не можем себе позволить ни малейшего намека на военную направленность.

– Вы имеете в виду хунту?

– Вот именно. Ничего такого, – подтвердил Борн, внимательно наблюдая за реакцией Армбрустера. – Подобные вещи сродни горной лавине…

– Даже не думайте! – злобно зашептал председатель Федеральной Комиссии по торговле, перебив Борна. – Шестой Флот, как вы изволите называть его, делает дела только здесь, и то только потому, что это представляет определенные удобства. Он адмирал до мозга костей, он обожает свист снарядов, походы в кильватерных колоннах и прочую муру, но он завязан на Вашингтон, и все!

– Я знаю это, как и вы, – многозначительно сказал Джейсон, скрывая за интонацией свое удивление. – Но кто-то, находящийся в системе защиты в течение последних пятнадцати лет, соорудил свой собственный сценарий, и это уходит концами в Сайгон, в Штаб в Сайгоне.

– Это может исходить из Сайгона, но совершенно точно не могло зацепиться здесь. Наши солдатики ничего не смыслят в подобных делах, и мы все это знаем… Даже в Сайгоне они сами управиться не могли. Но мне понятна ваша мысль. Вы связываете нас с Пентагоном, и пресса и голубоглазые чистюли в Конгрессе имеют поживу на полгода. Дюжина подкомиссий обеспечена работой.

– Чего мы терпеть не собираемся, – вставил Борн.

– Согласен, – сказал Армбрустер. – Вопрос в том, можем ли мы подобраться к той сволочи, что составила сценарий?

– Подобраться можем, но не вплотную. Он имеет контакт в Лэнгли, но уровень контакта нам не известен.

– Лэнгли? Так Бог ты мой, у нас же есть там свой человек! Он может заняться этим и вычислить этого сукиного сына.

– ДеСоле? – как можно небрежней бросил Кобра.

– Точно. – Армбрустер наклонился вперед. – Вижу, вам много известно. Этот парень – наш большой секрет. И что ДеСоле сказал вам?

– Ничего. Мы его не трогали, – сказал Джейсон, усиленно подыскивая подходящий ответ. Он был Дэвидом Веббом слишком долго! Конклин прав, он уже не может соображать так же быстро, как раньше. Наконец подходящие слова пришли… В виде Правды, опасной ее части, но убедительной. Он не должен терять эту убедительность.

– Он предполагает, что за ним наблюдают, и поэтому просил нас держаться в стороне. Никаких контактов до тех пор, пока он сам не разберется в своих делах и тогда даст нам знать. Там еще ведь кое-что произошло.

– В чем дело? Говорите яснее? Кто-то вышел на него? – Председатель сжал свой стакан, и глаза его от ярости вылезли из орбит.

– Кто-то из начальства узнал, что Тигартен в Брюсселе имеет прямую факсимильную связь с кодом доступа, в обход обычной процедуры регистрации запросов и досмотра, которыми занимается ДеСоле.

– Чертовые чокнутые солдафоны! – взорвался Армбрустер. – Стоит дать им немного власти, а они начинают скакать как новобранцы и покупать все понравившиеся им игрушки! Факсы, прямые связи с кодами доступа! Господи, да наверно он попросту набрал наугад номер и вклинился прямехонько в ФБР.

– ДеСоле сказал, что у него готова устойчивая легенда, и он сможет управиться с этим сам, но времени для интересующего нас расследования у него нет. Если он узнает что-то, он выйдет на нас сам, нам соваться туда нечего.

– Неужели вы не понимаете, что из-за этого вшивого солдафона вы и угодили в это дерьмо? Если бы не этот болван со своими кодами доступа, у нас бы сейчас не было проблем. Разобрались бы со всем в пять минут.

– Но что сделано, то сделано. Проблемы и кризис нашей системы налицо, и никуда от этого не уйти, – ответил Борн. – Повторяю, мы должны защищать себя. Некоторые из наших людей должны уехать, исчезнуть, по крайней мере, ненадолго. Для пользы остальных.

Председатель Федеральной Комиссии снова отодвинулся вглубь кабинки, выражение его лица было ощутимо несогласным.

– Ага. Вот что я вам скажу, Симон, или как там вас. Вы взялись не за тех людей. Мы – бизнесмены и достаточно богаты или самолюбивы, чтобы работать на правительство за сравнительно небольшие деньги. Но самое главное – это то, что мы именно бизнесмены и имеем инвестиции в различных сферах промышленности. Кроме того, на наши места нас назначили, а не избрали, из чего следует, что от нас никто не ждет полного отчета о финансовых операциях. Чувствуете, куда я клоню?

– Не уверен, – ответил Джейсон, с ужасом понимая, что теряет контроль над ситуацией, не может больше быть угрозой для этого человека. «Я так долго был не у дел… а Альберт Армбрустер совсем не дурак. Первую панику он пережил и теперь собрался с мыслями и обдумал состояние дел». – И куда вы клоните?

– Займитесь-ка лучше нашими солдатиками. Покупайте им виллы или острова в Карибском море и удаляйте их за пределы достижимости, но не нас. Организуйте там для них придворных и королевства, и пусть играют в королей. Это как раз для них.

– И работать без них? – спокойно спросил Борн, стараясь ничем не выдать свое изумление.

– Вы сами сказали это, и мне остается только согласиться. Малейший прокол нашей военщины – и мы в заднице, потому как все это очень хорошо складывается в картинку под названием «военно-промышленный комплекс», от чего не так далеко до такого как, например, «военно-промышленный тайный сговор». – Армбрустер снова наклонился вперед. – Они нам больше не нужны! Избавьте нас от них.

– Но не обойдется без огласки.

– Может быть, и так. Но прищемить их чертовы солдафонские яйца не мешает.

– Я подумаю об этом.

– Не о чем думать. Через шесть месяцев мы будем контролировать ситуацию в Европе.

Джейсон Борн не сводил глаз с лица председателя Федеральной Комиссии по торговле. «Контроль?» – думал он про себя. «Но для чего? Над чем?»

– Я отвезу вас домой, – сказал он.

– Я разговаривал с Мари, – сказал Конклин. Джейсон позвонил ему в загородную резиденцию Управления в Виргинию из телефона-автомата от бензоколонки в пригороде Манассаса. – Она в гостинице, а не в вашем доме.

– Почему они переехали? – встревоженно спросил Джейсон.

– Она не смогла ничего объяснить. Кажется, было время кормления или пеленания, в общем, чего-то такого, когда мамаши не думают ни о чем кроме своего дитяти. Я слышал, как в трубке кричат твои ребятишки. А они горластые, приятель.

– Что еще она сказала, Алекс?

– Вроде как твой шурин решил перевезти их туда. Она не вдавалась в подробности. А так голос у нее был нормальный, только, как я говорил, немного нетерпеливый. Обычная Мари, к которой я привык и которую люблю. Она все спрашивала, как у тебя идут дела.

– Полагаю, ты сказал ей, что у меня все в порядке?

– Да, черт возьми. Я сказал ей, что ты залез в нору, и тебя стерегут, а ты копаешься в ворохе распечаток. Что-то вроде полуправды.

– Джонни собирался с ней поговорить. Видимо она рассказала ему, что произошло, и он перевез их в свой личный бункер.

– В личный что?

– Ты видел «Транквилити Инн» или нет? Откровенно говоря, я не помню, бывал ты там или нет?

– Четыре года назад Панов и я видели ее только в качестве стройплощадки. С тех пор мы там не были, по крайней мере я. Никто не приглашал.

– Я так полагал, что для тебя там двери всегда открыты, в любое время… В общем, понимаешь, гостиница стоит на берегу, и добраться до нее можно только по воде или по воздуху или по дерьмовой горной дороге, усыпанной такими валунами, что нормальная машина дважды ее не осилит. Все необходимое доставляется туда по воздуху или морем. С городом связи почти нет.

– А пляж наверно охраняется, – добавил Конклин. – Обычно Джонни ничего не упускает из виду.

– Именно поэтому я и послал их туда. Я позвоню ей позже.

– Так, а что насчет текущих дел? – спросил Алекс. – Как там поживает Армбрустер?

– Ну что сказать, – ответил Борн. Взгляд его задумчиво блуждал по белому пластику телефонного аппарата. – Например, из его слов я понял, что «Медуза», функционировавшая в районе Сайгона по заданию Штаба американских войск, на которой Армбрустер заработал около ста миллионов долларов, хранящихся у него в Цюрихе, желает теперь избавиться от военных, потому что они, видите ли, ей больше не нужны. Он прямо так мне и сказал.

– Поверить этому не могу, – негромко произнес отставник-разведчик, пребывая в сомнении. – Может быть, ты не так его понял?

– Нет, именно так. Он называл их солдафонами и, как мне показалось, не ставил ни во что их прошлые заслуги. Он разжаловал их до уровня желторотых новобранцев, таращащих глаза на каждую новую игрушку в витрине.

– Кое-кто из сенаторов в Комитете по обслуживанию Вооруженных Сил наверняка согласился бы с этой оценкой, – заметил Алекс.

– Но и это еще не все. Когда я пытался заговорить о том, что «Медуза» была создана в Штабе Сайгона, он возразил мне и весьма недвусмысленно. Он сказал, что когда-то могло быть так, но очень недолго, потому, что, цитирую: «Солдатики в Сайгоне сами управиться не смогли».

– Это вызов. А сказал он, почему они оказались такими слабосильными?

– Нет, и я его не спрашивал. Предполагалось, что я знаю ответ.

– Да, хорошо бы. Мне все меньше и меньше нравится картинка, разрастающаяся перед нами… А как всплыли эти сто миллионов?

– Я завел разговор о том, что «Медуза» могла бы приобрести ему виллу где-нибудь за пределами страны и вне достижимости спецслужб, если нам это покажется необходимым. Его это особенно не заинтересовало, и в заключение он сказал, что если захочет, то и сам может себе купить хоть две. После этого добавил, что в Цюрихе у него лежат сто миллионов баксов, о чем, насколько я понял, я тоже должен был знать.

– Вот так просто? Лишь сотня миллиончиков?

– Да. Он сказал мне, что, как правило, банк каждый месяц высылает ему телексы, в которых представлена вся бухгалтерия. Само собой разумеется, общая сумма постоянно растет.

– Большое, уродливое, а теперь еще и растущее, – подвел итог Конклин. – Есть что-нибудь еще? Не подумай, что я сгораю от любопытства, я и так напуган до смерти.

– Оставь немного места, для двух последних страшилок… Армбрустер сказал, что, наряду с проверкой депозитов, он работает с компаниями, в которых они покупают контрольные пакеты акций.

– Что за компании? О чем он говорит?.. Невероятно.

– Если бы я начал расспрашивать дальше, то моя жена и дети были бы сейчас на поминках, но без гроба, ввиду отсутствия моего тела.

– А еще что ты узнал? Давай рассказывай!

– Наш милейший председатель Федеральной Комиссии по торговле заявил, что пресловутые «Мы» должны избавится от военных в своих рядах, поскольку через шесть месяцев «Мы» сможем контролировать ситуацию в Европе… Какую ситуацию, Алекс? О чем он говорил? С чем мы связались?

На другом конце линии воцарило молчание. Борн не прерывал его, он ждал. Дэвиду Веббу, отстраненной персоне в дальнем уголке его сознания, испуганной и смущенной, хотелось кричать и задавать вопросы, но сейчас ему здесь не было места. Наконец, Конклин ответил.

– Думаю, нам не осилить то, с чем мы связались. – Его голос в трубке звучал мягко и очень тихо, еле слышно. – Эта ниточка идет в верха. Одним нам здесь делать больше нечего.

– Черт тебя дери, здесь нет Дэвида, Алекс. – Голос Борна был почти спокоен, без признаков охватившей его ярости, смысла фразы было достаточно. – Никуда больше это дело не пойдет, по крайней мере, пока я сам не скажу об этом, а я могу этого вообще не сказать. Ты понял меня, полевик. Я ничего никому не должен, в особенности заправилам этой страны. Они и так достаточно наигрались моей жизнью и жизнями моих близких, преследуя свои интересы. Я собираюсь использовать то, что узнаю, для одной и только одной цели. А именно: для того чтобы вычислить Шакала и устранить его, что позволит нам выбраться из того ада, в который были превращены наши жизни, и продолжить нормальное существование… Уверен, что единственный путь к этой цели – это тот, по которому сейчас двигаюсь я. Армбрустер крутой парень и умеет держаться, но все равно он напуган. Они все перепуганы, они в панике, это твои слова и ты прав. Достаточно свести их и Шакала, и они бросятся ему на грудь. Он покажется им единственным приемлемым выходом из положения. В свою очередь, такие богатые и могущественные клиенты, как наши ребята из «Медузы», для Шакала все равно что мед для пчелы. В их лице он получает долгожданное признание международных воротил, а не привычных для него фанатиков справа и слева… Так что не стой у меня на пути, Бога ради, не надо!

– Звучит как угроза, не так ли?

– Хватит, Алекс. Мне не нравится такой разговор.

– Но ты первый его начал. Возврат в Париж на тринадцать лет назад. Только теперь ты в итоге убиваешь меня, потому что я отказываюсь учитывать то, что они сделали с тобой и Мари, то, что они задолжали тебе.

– Речь идет о моей семье! И моей семьи нет здесь! – воскликнул Дэвид Вебб. Его голос дрожал, лоб был покрыт каплями пота, глаза наполнились слезами. – Они за тысячи миль отсюда, и они прячутся. И пока иначе нельзя, потому что я не могу позволить, чтобы им причинили вред. Их попросту могут убить, Алекс. Именно это сделает с ними Шакал, если найдет их. Сегодня они прячутся на островах, а где им скрываться через неделю? На сколько тысяч миль от дома? Куда им деваться? Куда нам деваться? Сейчас мы раскопали кое-что. Но этого крайне мало, чтобы остановить его. Этот гнусный психопат преследует меня, и чем больше мы узнаем про него, тем больше понимаем, что он желает только одного – убрать как можно больше людей. И в предполагаемом списке моя семья. Нет, полевик, не нужно взваливать на меня то, до чего мне и дела нет, мне и так должны слишком много. Я не хочу знать ни о чем, что никак не касается Мари и детей.

– Я понял тебя, – тихо ответил Конклин. – Хорошо, о Париже больше ни слова. Из вас двоих я выбираю Борна. Нужно работать. Каким будет твой следующий шаг? Где ты сейчас находишься, Джейсон?

– Где-то в шести-семи милях от дома генерала Свайна, – ответил Джейсон. Он глубоко дышал, пытаясь успокоить охватившее его волнение и вернуть хладнокровие. Но уже через несколько минут с ним снова все было в порядке. – Ты звонил ему?

– Два часа назад.

– Я по-прежнему Кобра?

– А что? Ведь это змея.

– Как раз так я и сказал Армбрустеру. По-моему, ему это не понравилось.

– Свайну тоже. Кроме того, в его словах я уловил нечто, объяснения чему я пока не нахожу.

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю, но мне кажется, что он лично – подотчетное лицо.

– Перед Пентагоном? Бартоном?

– Похоже на то, но я не уверен. Он еле ворочал языком и, судя по его высказываниям, представляет себя чем-то вроде зрителя, а не игрока. Пару раз он оскальзывался и отпускал такие вещи, типа: «Мы должны подумать на эту тему» и «Мы обсудим это». Обсудим с кем? Наша приватная беседа закончилась обычным предупреждением хранить молчание. После этого наш подопечный генерал пролепетал что-то опять-таки с «мы», на сей раз пытаясь торопливо и не очень удачно завуалировав это под свою персону в единственном числе. Я на это не купился.

– Согласен, – ответил Джейсон. – Сейчас я собираюсь переодеться. Одежда у меня в машине.

– Что?

Борн повернул голову и взглянул через плечо на здание бензоколонки. На углу здания он нашел то, что ему требовалось для процесса перевоплощения – мужскую туалетную комнату.

– Ты говорил, что Свайн живет на ферме к западу от Манассаса…

– Поправочка, – перебил его Алекс. – Фермой это называет он. Его соседи и таксисты описывают его хижину как поместье площадью акров в двадцать восемь. Неплохо для профессионального солдата из семьи среднего достатка из Небраски, взявшего тридцать лет назад в жены парикмахершу с Гавайев. Десять лет назад он купил себе домик, получив приличное наследство от неизвестного благодетеля, от некого неуловимого богатого дядюшки, которого я так и не смог вычислить. Это меня и насторожило. Свайн руководил отделом снабжения при Штабе. В Сайгоне он занимался поставками снаряжения для «Медузы»… Зачем же ты переодеваешься перед визитом к нему?

– Хочу провести экскурсию. Подъеду туда засветло, чтобы взглянуть на то, как все смотрится с дороги. А визит ему я нанесу под покровом темноты. Сделаю ему небольшой сюрприз.

– Возможно, в этом есть резон, но зачем тебе проводить экскурсию?

– Я люблю фермы. Они такие большие, и в них полно укромных уголков. Я теряюсь в догадках, зачем было профессиональному военному, знающему, что в любой момент он может быть переброшен на другой конец мира, обременять себя таким нетранспортабельным капиталовложением.

– Примерно то же самое интересует и меня. Только я смотрю на это с точки зрения «откуда?», а ты «зачем?» Возможно, твоя позиция будет более интересной.

– Посмотрим.

– Будь осторожен. У него может быть сигнализация, охрана, собаки и еще что похуже.

– Я подготовился к этому, – ответил Борн. – Прежде чем покинуть Джорджтаун, я сделал кое-какие покупки.

Для того чтобы летнее солнце, сияющий желтый шар, опускающийся за горы, не слепило его, ему пришлось притормозить машину и опустить переднюю шторку. Очень скоро солнце исчезнет совсем, уступая место сумеркам, предвестникам ночи. Ее-то и ждал Джейсон Борн. Она была его другом и союзником, под ее покровом он передвигался быстро и уверенно, находясь настороже и легко огибая любые встречные препятствия. Когда, много лет назад, он жил в джунглях, они приветствовали и принимали его, потому что он уважал их и становился их частью. Он не боялся их, знал и понимал их, и они помогали ему, везде и во всем, какой бы ни была его цель. С джунглями он был на «ты». Так же близко предстояло ему сойтись и с густым лесом, окружающим поместье генерала Нормана Свайна.

Основное здание поместья было расположено от дороги на расстоянии равном длине двух футбольных полей. Кирпичный забор разделял входные и выходные железные ворота и продолжался справа и слева от них. Ворота в виде вытянутой буквы U перекрывали подъездную дорогу, пересекающую внутреннюю часть владения генерала. Кирпичный забор имел естественное продолжение из зарослей деревьев и кустарника. Около входных и выходных ворот были видны небольшие домики для охраны.

Борн мысленно перенесся в Китай, в окрестности Бейджина, где на территории заповедника редких птиц Дзинь Шан он выслеживал убийцу, выступающего в роли Джейсона Борна, то есть его самого. Так же как и здесь, там ему запомнились домики охраны около ворот. Густой лес заповедника прочесывался вооруженными патрулями. Во главе засевшей в лесу армии убийц находился безумный кровожадный мясник, и именно он и был фальшивым Джейсоном Борном. Тогда, проникнув в это жуткое место, он первым делом пропорол покрышки всех автомашин на стоянке. Затем он начал углубляться внутрь заповедника, ликвидируя встречающиеся ему в лесу патрули, до тех пор, пока на освещенной факелами поляне он не обнаружил необходимого ему маньяка в окружении группы преданных фанатиков.

Медленно объезжая поместье Свайна в третий раз и впитывая глазами все, что он мог рассмотреть, Борн спрашивал себя, смог бы он совершить что-либо подобное сегодня. Теперь, когда после событий в Париже прошло уже тринадцать лет? Ему нужно было реально оценить свои силы. Он уже не был таким молодым мужчиной, каким он был в Париже, или зрелым мужем, каким был в Гонконге, Макао и Бейджине. Ему было пятьдесят, и он чувствовал груз каждого года прожитой жизни.

Достаточно! Он не должен особенно раздумывать на эту тему. Ему есть над чем ломать голову, над гораздо более насущным. В конце концов двадцать восемь акров земли Свайна вряд ли могут сравниться с девственным лесом Дзинь Шан, где правила только первобытная сила. Так же как и тогда, в Бейджине, он свернул с дороги и, сколько смог, проехал по поляне в сторону опушки леса, остановился среди высокой травы. Он вылез из машины и тщательно укрыл ее ветками и пучками травы. Быстро опускающиеся сумерки довершат маскировку, а с их наступлением он примется за работу. После разговора с Конклином он прошел в мужскую комнату при бензозаправке и переоделся. Сейчас на нем были черные брюки, черный пуловер в обтяжку и черные кожаные ботинки на толстой рифленой подошве. Таким был его рабочий костюм. Предметы, которые он разложил в порядке на земле, были его снаряжением. Большую их часть он приобрел перед тем как покинуть Джорджтаун. Он взял длинный и широкий охотничий нож в ножнах и повесил его на пояс. Затем укрепил под мышкой пластиковую кобуру с газовым пистолетом с усыпляющим и парализующим зарядом, предназначенный для обезвреживания сторожевых собак, например таких как питбули. Две особых вспышки могли быть использованы для ослепления водителей в приближающихся машинах. Вместе со вспышками, на специально приспособленном для этой цели поясе он укрепил цейсовский бинокль ночного видения, потайной фонарь, моток тонкого капронового шнура и небольшие кусачки, на случай проволочной изгороди. Экипировку завершил предоставленный Управлением автоматический пистолет. С наступлением темноты, Борн углубился в лес.

Белая широкая полоса прибоя около кораллового рифа казалась неподвижно висящей над темной голубизной Карибского моря. Был предзакатный час раннего вечера. Остров Транквилити купался в теплых цветах тропического вечера, насыщенного густыми разнообразными оттенками света и тени, непрерывно изменяющихся вслед за мало-помалу склоняющимся к горизонту, налитым оранжевым светом, солнцем. Длинная полоса пляжа, на котором были расположены здания «Транквилити Инн», была зажата между массивным естественным коралловым молом и отвесными прибрежными скалами.

Два ряда розовых коттеджей с балкончиками и ярко-красными терракотовыми крышами примыкали к центральному зданию гостиницы, цилиндрическому сооружению из тяжелого камня и толстого стекла. Весь комплекс нависал над морем, между коттеджами змеились белые бетонные тропинки с низко-подстриженными живыми изгородями и рядами фонариков по обочинам. Официанты в желтых форменных смокингах катили по дорожкам сервировочные столики, доставляя коктейли и закуски постояльцам «Транквилити Инн», большая часть из которых расположилась в шезлонгах на балкончиках коттеджей и наслаждалась прелестями тропического заката. После того как сумерки сгустятся, а тени почернеют и оформятся, на соседних пляжах и далеко выступающих в море волнорезах появятся неприметные фигуры людей. Они не относились ни к гостям, ни к обслуге гостиницы. Одетые в темно-коричневую тропическую униформу люди, вооруженные автоматами МАС-10, которые они старались не выставлять особенно на показ, были охраной. Почти все они имели при себе бинокли ночного видения и непрерывно исследовали с их помощью окружающие скалы и море. Владельцы «Транквилити Инн» всеми силами старались, чтобы атмосфера вокруг их владения тоже была по высшему классу.

На полукруглом балконе, за высоким окном гостиной ближайшего к центральному зданию коттеджа в кресле-каталке полулежала изнеможенная пожилая женщина. В руке она держала бокал Шато Карбоне 78 года и время от времени делала маленькие глотки, впитывая вместе с ними великолепие заката. Она то и дело нервно дотрагивалась до завитков своих не очень ловко выкрашенных волос, прислушиваясь к голосам, доносящимся изнутри дома. В гостиной ее муж разговаривал с их новой служанкой. Наконец их беседа закончилась, и женщина в кресле-каталке услышала легкие шаги мужа, выходящего к ней на балкон.

– Господи ты Боже мой, – сказала она по-французски, – наверное, я сойду с ума от этой красоты.

– А почему бы и нет? – ответил ей посланец Шакала. – Это место как нельзя лучше подходит для этой цели. Я до сих пор смотрю вокруг и не могу поверить своим глазам.

– Ты до сих пор не сказал мне, зачем монсеньер послал тебя, нас сюда?

– Я уже говорил тебе. Я привез известие от него, и ничего более.

– Я не верю тебе.

– Прошу тебя, поверь. То, что я сделал, было важно для него, но совсем не обременительно для нас. Наслаждайся, моя милая.

– Ты всегда называешь меня так, когда других объяснений у тебя нет.

– Тогда твой же собственный опыт должен подсказать тебе, что не стоит задавать вопросов, не правда ли?

– Но это не так, дорогой. Я умираю…

– Чтобы я больше не слышал ничего подобного!

– Так или иначе, это правда, и ты не можешь скрывать ее от меня. Моя печаль не обо мне, моя боль ушла. Я волнуюсь за тебя. Ты всегда был лучше своего окружения, Мишель… О, нет, ты Пьер Фонтейн, я не должна этого забывать… Понимаешь, я не могу не думать о тебе. Это место, эти необыкновенные покои, это внимание. Я думаю, тебе придется заплатить ужасную цену, дорогой.

– Почему ты так думаешь?

– Все окружающее нас столь величественно. Слишком величественно. Это ненормально.

– Ты слишком глубоко пытаешься вникнуть в ситуацию.

– Нет, это ты пытаешься лгать сам себе. Мой брат, Клод, всегда говорил, что ты слишком много делаешь для монсеньера. Однажды он предъявит тебе счет.

– Твой брат, Клод, старый мухомор с трухой в голове. Поэтому монсеньер дает ему самые простые и незначительные поручения. Его можно послать с бумагами в Монпарнас, а он приедет в Марсель и сам не будет знать, как там оказался, потому что…

Внезапно в комнате раздался телефонный звонок, оборвав человека Шакала на полуслове. Он обернулся на звук.

– Наш новый друг позаботится об этом, – сказал он.

– Она очень странная, – сказала женщина. – Я не доверяю ей.

– Она работает на монсеньера.

– Действительно?

– Я не говорил тебе об этом? Она должна передать мне инструкции от монсеньера.

В балконных дверях появилась служанка, одетая в черное платье, белый передник и белую наколку. Ее светло-каштановые волосы были собраны сзади в тугой узел.

– Мсье, это Париж, – сообщила она.

Напряжение в ее широко открытых, серых глазах подчеркивали важность звонка, скрываемую в тихом, невыразительном голосе.

– Спасибо.

Посланец Шакала в сопровождении служанки прошел в комнату к телефону. Она подняла трубку и подала ее старику.

– Это Жан-Пьер Фонтейн.

– Благость да снизойдет к тебе, сын Божий, – произнес голос человека, находящегося за тысячу миль, на другом континенте. – Вы хорошо устроились?

– Более чем, – ответил пожилой человек. – Все это… так величественно, мы не заслужили такого.

– Вы заработали это.

– Чем я могу служить вам?

– Ты должен следовать инструкциям, которые передаст тебе служанка. Следуй им неукоснительно и не отступай ни на шаг, понятно?

– Конечно.

– Благословляю тебя.

Раздался щелчок, и голос в трубке пропал. Фонтейн опустил трубку и повернулся к служанке, но ее уже не было рядом. Она находилась на противоположной стороне комнаты и отпирала ящик массивного письменного стола. Он подошел к ней и взглянул на содержимое ящика. Его взгляд замер, упав на ужасные предметы. В ящике находились пара хирургических перчаток, пистолет с цилиндрическим глушителем на стволе и опасная бритва со сложенным лезвием.

– Это ваши инструменты, – сказала служанка, одновременно передавая ему ключи. Ее серые, спокойные глаза пристально изучали его лицо. – Ваша цель – последний коттедж в этом ряду. Прежде всего, вы должны ознакомиться с местом. Для этой цели рекомендуются продолжительные прогулки по дорожкам мимо коттеджей, для моциона, что обычно в ходу у пожилых людей. Затем вы их убьете. Одев перед этим хирургические перчатки. Необходимо выпустить по пуле в каждую голову. Обязательно в голову. После этого вы всем им перережете горла…

– Мать Мария, и детям?

– Таков приказ.

– Но это варварство!

– Вы желаете, чтобы я сообщила о вашем мнении в Париж?

Фонтейн бросил взгляд на балкон, где в кресле-каталке находилась его женщина.

– Нет, нет, конечно нет.

– Я тоже думаю так… И наконец, последнее. Кровью из любого тела, все равно чьего, вы напишете на стене: «Джейсон Борн, брат Шакала».

– О, Боже мой… Меня схватят, без сомнения?

– Это зависит от вас. Поставьте меня в известность о сроке казни, и я присягну, что славный воин Франции в данное время находился в своем коттедже.

– Срок?.. Когда это нужно будет совершить?

– В течение последующих тридцати шести часов.

– А затем?

– Вы можете оставаться здесь до тех пор, пока ваша жена не умрет.

Глава 9

Сюрпризы преследовали Брендана Патрика Пьера Префонтейна. Он снова был крайне удивлен. Несмотря на то, что предварительного заказа у него не было, у стойки регистрации «Транквилити Инн» его приняли как долгожданную знаменитость, а как только он заикнулся о том, что желает снять коттедж, ему немедленно сообщили, что коттедж ему уже забронирован. После этого на удивление чуткий клерк поинтересовался: