Глава 5

Вашингтон, округ Колумбия

Было раннее утро. Весенний ветерок доносил аромат цветущих вишен через Приливный бассейн в распахнутые балконные двери Овального кабинета. Впрочем, президент Сэмюэль Адамс Кастилья был слишком встревожен и расстроен, чтобы обращать на него внимание. Он окинул мрачным взглядом троих ближайших соратников, терпеливо ожидавших продолжения по другую сторону массивной сосновой столешницы. Начинался второй год второго срока Кастильи на президентском посту, и менее всего ему сейчас нужен был военный кризис. Сейчас следовало бы упрочить достигнутое, пробить сквозь расколотый конгресс те программы, что не были приняты прежде, и вообще создавать свой образ для истории.

— Ситуация такова, — пророкотал он. — Покуда у нас недостаточно данных, чтобы судить, создан ли уже молекулярный компьютер, и если да, то в чьих руках он находится. Знаем мы только одно — у нас его, черт побери, нет! — Президент был крупным мужчиной, с широкими плечами и талией, расползшейся до самого Альбукерке, и, как большинство толстяков, добродушным, но сейчас он с трудом сдерживал раздражение и злобно посверкивал глазами из-за рутиловых очковых линз. — ВВС и наши эксперты-программисты утверждают, что иначе объяснить инцидент на Диего-Гарсия они не в силах. Мой советник по науке заявляет, что консультировался с крупнейшими специалистами в этой области, и те утверждают, что причин для обрыва связи можно найти миллион, начиная с каких-нибудь атмосферных аномалий. Надеюсь, что правы учёные.

— Присоединяюсь, — согласился адмирал Стивенс Броуз.

— Как и все мы, — поддержала его Эмили Пауэлл-Хилл, советник по национальной безопасности.

— Аминь, — подытожил глава президентской администрации Чарльз Орей, подпиравший стену рядом с камином.

Адмирал Броуз и советник Пауэлл-Хилл сидели напротив президента в кожаных креслах, привезённых из Санта-Фе. Кастилья, как и все президенты до него, подбирал обстановку Белого дома по своему вкусу, и теперь она отражала эволюцию вкусов провинциала с Юго-Запада под давлением культуры и утончённости, обрушившихся на него за пять лет пребывания на высочайшем посту федерального правительства. К собственному изумлению, Кастилья обнаружил, что не против тех перемен, которые вызвали в его привычках официальные поездки по всему миру. После посещения музеев и банкетов в разных концах планеты скромная меблировка из губернаторского особняка в Нью-Мексико была разбавлена изящными французскими столиками и уютным британским креслом-качалкой у камина. Ало-жёлтые занавеси навахо, индейские плетёнки и короны из перьев теперь перемежались сенегальскими масками, нигерийскими отпечатками в глине и зулусскими щитами.

Не в силах усидеть на месте, президент вскочил, обошёл стол кругом и присел снова — прямо на край столешницы.

— Всем нам известно, — продолжил он, сложив руки на груди, — что террористы, как правило, ставят себе целью привлечь внимание к своей борьбе и обличить то, что считают злом. Но в нынешней ситуации есть по меньшей мере две странности: взрыв не был направлен против символической мишени, как обычно, — посольства, правительственного здания, военной базы или исторического памятника. И это не был одинокий бомбист-камикадзе, подрывающий себя в переполненном автобусе или на дискотеке. Вместо этого взорвана лаборатория в институте. Место, где учёные трудятся на благо человечества. Но конкретно — место, где создавался молекулярный компьютер.

Эмили Пауэлл-Хилл вздёрнула тонкие брови. Несмотря на то, что ей было уже под шестьдесят, бывший бригадный генерал армии США сохранила и стройность, и длинные ноги, а главное — острейший ум.

— При всем моем уважении, господин президент, информация о том, что ДНК-компьютер уже создан, относится в большой степени к области спекуляций, экстраполяции из недостаточных данных и откровенного вымысла. В основе всего — слухи, порождённые тем, что с равным успехом может оказаться случайным взрывом, в котором пострадали случайные люди. Возможно ли, чтобы указанный катастрофический сценарий был порождён обычной паранойей? — После паузы она продолжила. — Попытаюсь выразиться деликатнее… Всем известно, что контрразведка имеет привычку дёргаться от малейшего шороха. Это, мне кажется, один из таких случаев.

Президент вздохнул:

— Подозреваю, это не все, что вы хотели сказать.

— Признаться, да, господин президент. Мои эксперты уверяют, что технология ДНК-компьютеров находится в начальной стадии разработки. Действующий образец не появится ещё, как минимум, десять лет. Может быть, двадцать. Это ещё одна причина, заставляющая с подозрением отнестись к тревогам, которые могут быть и необоснованны.

— Возможно, вы правы, — проговорил президент. — Но, подозреваю, те же эксперты согласятся — если кто-то и мог совершить подобный скачок, то в первую очередь Шамбор.

Чарльз Орей, глава президентской администрации, нахмурился.

— Может кто-нибудь объяснить старому боевому коню, что в этой… дээнковине такого особенного и почему все её боятся?

Президент кивнул Эмили Пауэлл-Хилл, и та обернулась к Орею:

— Это означает, что мы переходим от кремния, основы нынешних микросхем, к углеродам, основе всего живого, — пояснила она. — Машины действуют быстро и с рабской покорностью, в то время как жизнь хитра и переменчива. ДНК-компьютеры объединят сильные стороны обоих миров, и эта технология обладает куда большим потенциалом, чем кто-либо в наши дни может представить. И произойдёт это потому, что мы сумеем использовать вместо микросхем молекулы ДНК.

Орей сморщился:

— Срастить живое вещество с компьютером? Это, знаете, похоже на выдумку из дурацкого комикса.

— Очень может быть, — легко согласился президент. — Многое из того, что мы теперь принимаем как данность, было придумано вначале писателями-фантастами и авторами комиксов. Но наши учёные уже не первый год пытаются выяснить, как воспользоваться естественной способностью ДНК быстро рекомбинироваться сложным и предсказуемым образом.

— Господин президент, я уже запутался, — сознался Орей.

Кастилья кивнул:

— Извини, Чак. Представь, что тебе надо подстричь траву на лужайке — ну, скажем, в Молле. — Он махнул рукой в направлении окна. — Компьютерное решение — это использовать несколько огромных газонокосилок, и каждая из них будет срезать в секунду тысячи травинок. Так действуют суперкомпьютеры. Метод ДНК — запустить миллиарды крошечных косилок, и каждая срежет только одну травинку. Фокус в том, что они сделают это одновременно. Это и есть «могучий параллелизм природы». Поверь, молекулярный компьютер оставит далеко позади лучшие современные вычислители.

— Притом он практически не потребляет энергии и обойдётся куда дешевле, — добавила Пауэлл-Хилл. — Когда его удастся создать. Если удастся.

— Здорово, — пробурчал адмирал Броуз, председатель Объединённого комитета начальников штабов, до сих пор внимательно прислушивавшийся к разговору из глубин мягкого кожаного кресла. Видно было, что сидеть ему неудобно. На его лице самоуверенность боролась с тревогой.

— Если эта дээнковина действительно существует, — продолжил он, упрямо выпятив подбородок, — и находится в руках наших противников, или, скажем мягче, соперников, а это добрая половина планеты, в наше-то время… не хочется даже думать, к чему это приведёт. Наши вооружённые силы живут и дышат электроникой. Командные шифры, шифры связи… черт, компьютеры сейчас занимаются всем, даже выпивку для вечеринок в штабе заказывают. Как мне кажется, исход Гражданской войны решили железные дороги, Второй мировой — самолёты, а в будущих сражениях ключом окажутся — господи, спаси! — защищённые от взлома компьютерные системы.

— Оборона — на твоей ответственности, Стивенс, — проронил президент. — Понятно, что ты в первую очередь думаешь о ней. А мне приходится принимать во внимание и дела гражданские.

— Например? — поинтересовался Чак Орей.

— Меня заверяли, что ДНК-компьютер может дистанционно перекрыть нефте— и газопроводы. Мы останемся без топлива. Может заглушить передачи всех авиадиспетчерских континента, от Нью-Йорка через Чикаго до Лос-Анджелеса. Число ожидаемых жертв не поддаётся описанию. Само собой, он может взломать компьютерную сеть Федерального Резервного банка, и наша казна опустеет в мгновение ока. В конце концов, он может открыть шлюзовые створы на плотине Гувера, и потоп сметёт несколько сотен тысяч человек ниже по течению Колорадо.

Орей побледнел:

— Ты шутишь. Скажи, что это шутка! Даже шлюзы на плотине Гувера?

— Да, — отрезал президент. — Створы управляются компьютером, а тот подключён к объединённой сети «Вестерн ютилитиз».

В Овальном кабинете повисло ошеломлённое молчание.

Президент поёрзал на краешке стола, обводя по очереди серьёзным взглядом своих советников.

— Конечно, как заметила Эмили, мы даже не уверены, что действующий ДНК-компьютер вообще существует. Давайте не будем торопиться, Чак, выясним, что нам скажут ЦРУ и АНБ. Свяжись с британцами — может, они что-нибудь знают. Эмили и Стивенс — потрясите своих людей. Встретимся ближе к вечеру.

Стоило двери затвориться за спинами директора АНБ, председателя Объединённого комитета начальников штабов и главы президентской администрации, как открылась другая — та, что вела в президентский кабинет. На пороге стоял Фред Клейн — в помятом сером костюме и с нераскуреной трубкой в зубах.

— Мне показалось, прошло неплохо, — объявил он, прекратив на секунду жевать мундштук.

Президент Кастилья со вздохом опустился в кресло.

— Могло быть хуже. Садись, Фред. У тебя есть какие-нибудь доказательства, кроме инцидента на Диего-Гарсия и твоей интуиции?

Клейн уселся на место адмирала Броуза.

— Почти нет, — признался он, приглаживая ладонью редеющие волосы. — Но будут.

— Джон Смит пока ничего не обнаружил?

Клейну пришлось рассказать, как Джон сорвал покушение на Мартина Зеллербаха.

— После нашего разговора, — закончил он, — Джон собирался навестить одного знакомого в Пастеровском. А потом — к генералу Хенце.

Президент поджал губы.

— Этот Смит, конечно, неплох. Но команда сработала бы лучше. Ты же знаешь — я завизирую любые расходы.

Клейн покачал головой:

— Ячейки террористических организаций всегда невелики и мобильны. Они засекут любую масштабную угрозу. Если ЦРУ или МИ-6 поднимут пыль, как это им свойственно, толку не будет. «Прикрытие-1» как раз и создано для подобных хирургических ударов. Дадим Смиту шанс побыть мошкой на стене, незаметной деталью пейзажа. А я тем временем направлю остальных оперативников по другим следам. Если Смиту понадобится помощь — я свяжусь с вами и затребую её.

— Нам скоро потребуются результаты от него… или от кого-нибудь ещё, черт побери! — Президент тревожно нахмурился. — Прежде чем прозвенит не звонок, как на Диего-Гарсия, а колокол.

Париж, Франция

Оставаясь организацией неправительственной и бесприбыльной, Пастеровский институт тем не менее принадлежал к ведущим научным центрам мира, и двадцать его отделений раскинулись по всем пяти континентам.

Правда, в штаб-квартиру института в Париже Джон Смит не заглядывал уже лет пять — с тех пор, как принимал участие в конференции ВОЗ по молекулярной биологии, одной из главных областей исследований института. Останавливая такси у дома номер 28 по улице Доктора Ру (названной именем одного из соратников самого Пастера), Джон как раз вспоминал об этом. Прикидывая, насколько мог измениться институт за эти годы, он расплатился с шофёром и двинулся к будке у ворот придела.

Расположенный на востоке пятнадцатого округа столицы, Пастеровский институт не умещался в одном квартале — его территорию пересекала оживлённая улица, причём квартал к востоку от неё называли просто «институтом» или «старой площадкой», а квартал к западу, хотя и более обширный, так и остался «приделом» этого почтённого учреждения. Сквозь густую листву деревьев по обе стороны улицы Джон различал очертания институтских корпусов — от вычурных фасадов девятнадцатого столетия до стекла и металла начала двадцать первого века. А ещё солдат, патрулирующих улицы вокруг института и дорожки на самой территории, — зрелище необычное, но ставшее, без сомнения, следствием недавнего теракта.

Джон показал своё удостоверение личности охраннику в будке. За спиной охранника стоял часовой с автоматом «ФАМАС» калибра 5,6 мм на изготовку.

— Это там была лаборатория доктора Шамбора? — поинтересовался Джон у охранника по-французски, пряча удостоверение в карман и кивая в сторону поднимающегося над крышами бледного столба дыма.

— Oui. Там почти ничего не осталось — только стены да печали. — Охранник театрально понурился.

Джон только рад был возможности пройтись — привести в порядок мысли, но воспоминания о Марти не давали сосредоточиться, и, словно в ответ, дневной свет померк. Он поднял взгляд — на солнце наползла туча, стирая краски.

Он остановился, пропуская въезжающую на территорию машину, и двинулся по дорожке в сторону дымного столба — первого увиденного им материального следа катастрофы. Вскоре он увидел и второй — присыпавшую листья и асфальт сажу и сизый пепел. Ноздри тревожил запах гари. На лужайках валялись неубранные тельца пичуг — воробьёв, соек, пустельг, — сметённых с небес взрывной волной или погибших от жара.

Чем дальше заходил Джон, тем толще становился полог праха, накрывавший саваном здания, деревья, траву и указатели… все вокруг. Ничто не осталось неоскверненным. И наконец, завернув за угол, Джон увидел сами руины — груды почерневших от сажи кирпичей и обломков. Три из четырех стен остались стоять, хотя и покосились, и теперь зловеще чернели на фоне серого неба. Агент невольно сунул руки в карманы, хотя было не холодно.

Приостановившись, он оглядел место взрыва. Лабораторный корпус был велик — с ангар размером. В кольце оцепления мрачные пожарники и спасатели вели раскопки. Служебные собаки вынюхивали выживших. У поребрика стояли два остова автомашин; указатель рядом сплавило в стальную фигу. Рядом ждала машина «Скорой помощи» — скорее на случай, если один из спасателей поранится сам, чем если найдётся кто-то живой под руинами. Джон с тяжёлым сердцем наблюдал за этой картиной.

Опасливый солдатик, не подходя близко, потребовал предъявить документы.

— Доктора Шамбора пока не нашли? — поинтересовался Джон, демонстрируя свою карточку.

— Не могу говорить, сударь.

Агент кивнул. Что же, у него есть и другие источники сведений. Теперь, увидев руины, он окончательно убедился, что здесь ничего не узнает. Только по счастливой случайности кто-то вообще уцелел при взрыве. Например, Марти. Он подумал о том, какие чудовища могли сотворить такое. И гнев вновь вспыхнул в его груди.

Вернувшись на улицу Доктора Ру, он перешёл её и направился к воротам «старой площадки». Там ему пришлось показать документы в третий раз — очередному институтскому охраннику и вооружённому часовому за его спиной. Убедившись, что Джон тот, за кого себя выдаёт, охранник объяснил, как пройти в лабораторию его коллеги и старого друга Майка Кирнса.

Проходя мимо старинного здания, где жил, работал, а теперь и покоился Луи Пастер, Джон поймал себя на мысли, что, невзирая на обстоятельства, ему приятно вернуться вновь в эту колыбель академической науки. В конце концов, именно здесь Пастер ещё в девятнадцатом столетии провёл свои блистательные эксперименты по определению природы брожения, приведшие его не только к первым бактериологическим опытам, но и к открытию стерилизации, переменившему взгляд мира на микроорганизмы и спасшему бессчётные миллионы жизней.

Шедшие по стопам Пастера исследователи совершали открытие за открытием, избавляя планету от таких напастей, как дифтерия, чума, полиомиелит, столбняк, туберкулёз и даже жёлтая лихорадка. Неудивительно, что из стен Пастеровского института вышло больше нобелевских лауреатов, чем из большинства стран мира. В сотне лабораторий и исследовательских комплексов трудились пять сотен постоянных сотрудников и ещё около шестисот приехавших со всех концов света, работающих временно над конкретными проектами. К последним относился и доктор Майк Кирнс.

Кабинет Майка располагался в корпусе имени Жака Моно[5], где помещалось отделение молекулярной биологии. Дверь была открыта, и Джон с порога увидел заваленный листами вычислений стол, за которым сидел его рослый, плотно сложенный товарищ.

— Джон! — вскрикнул Майк, завидев гостя. — Господи, надо же! Что ты тут делаешь?!

Он вскочил так резко, что полы белого халата затрепыхались у него за спиной, и, двигаясь с ловкостью бывшего игрока «Айова Хокай», поспешно обогнул стол, чтобы энергично потрясти протянутую ладонь Джона.

— Черт, Джон, сколько лет, сколько зим!

— Пять лет, — напомнил ему Джон с улыбкой. — Как продвигается работа?

— Продвигается хорошо, да больно её много, — рассмеялся Кирнс. — Как всегда. А тебя каким ветром занесло в Париж? Охотишься за вирусами для ВМИИЗ?

Джон помотал головой, воспользовавшись поводом перевести разговор в нужное русло.

— Нет. Я из-за моего друга, Марти Зеллербаха. Он пострадал при взрыве.

— Это тот Зеллербах, что, как говорят, работал с Шамбором? Никогда не встречался… Сочувствую, Джон. Как он?

— В коме.

— Черт. Прогноз?

— Одни надежды. У него серьёзная черепно-мозговая травма, и в сознание он не приходил. Хотя есть признаки того, что он выйдет из комы. — Джон снова мрачно помотал головой. — О Шамборе никаких новостей? Тело не нашли?

— Все ещё ищут. После взрыва там одни обломки. Чтобы все разобрать, уйдёт не один день. Нашли… части тел, теперь пытаются опознать. Невесело все это.