Глава 27

В половине пятого вечера Джексон Пул сидел за столом в номере отеля «Шенандо Лодж», а на столе перед ним располагалось оборудование, присланное ЦРУ. По настоянию Джексона ему доставили два дополнительных устройства: одно для установления закрытой, минуя ЦРУ, линии связи с Хоторном, при попытке вторжения в которую посторонних абонентов на экране загоралась желтая отметка "X". Второе устройство представляло собой миниатюрный экран, на котором подвижная светящаяся точка отмечала передвижения ответчика, находящегося у Хоторна. Персонал Лэнгли был недоволен этим, считая подобные действия проявлением недоверия и вмешательством в их дела, однако Тай ясно дал понять директору ЦРУ, что среди его людей может оказаться еще один О'Райан.

— Ты слышишь меня, Тай? — спросил Пул, щелкая переключателем на небольшом пульте управления закрытой линии связи с Хоторном.

— Да, слышу, — раздался из динамика голос Тайрела, находящегося в данный момент в машине. — Нас никто не слушает?

— Никто, — ответил лейтенант. — Это совершенно четко видно на экране. Мы с тобой совсем одни, никаких посторонних подключений.

— Есть что-нибудь из больницы?

— Ничего нового. Говорят, что состояние Кэти стабильно, хотя это, черт побери, может означать что угодно.

— И все же это, наверное, лучше, чем какие-то изменения.

— Ты просто равнодушный сукин сын.

— Мне жаль, что ты так считаешь... Где я сейчас нахожусь, судя по сетке?

— Ребята из Лэнгли засекли тебя в юго-восточном направлении на шоссе 270, подъезжаешь к перекрестку с шоссе 301. Девушка, работающая с картой, сказала, что знает это место. Там слева от тебя какой-то захудалый парк, «чертово колесо» в нем не работает, а в местном тире невозможно заработать приз, потому что сбиты все мушки.

— Я только что проехал мимо него. Все идет хорошо. Раздался непрерывный звонок телефона.

— Подожди, Тай, телефон экстренной связи с Лэнгли просто разрывается. Поговорим позже.

Сидя за рулем машины с номерами госдепартамента, Хоторн следил за дорогой, но мысли его были заняты совсем другим. Чем мог быть вызван этот срочный звонок из штаб-квартиры ЦРУ? По идее, все срочные сообщения должны были бы поступать от него, а не из Лэнгли. До Чизпик-Бич и летнего дома О'Райана езды было еще минут сорок пять, и уж если суждено было случиться чему-то неожиданному, то это должно было произойти там. Тайрел нащупал в кармане рубашки пластмассовую зажигалку, которая посылала электрические импульсы вызова, когда он находился вне машины. Пул проверял ее, она работала, но слабо — возможно, даже слишком слабо. Может быть, в Лэнгли обнаружили, что она неисправна? Тогда понятен этот срочный звонок.

— Это ужасно! — раздался возбужденный голос Джексона. — Но все остается по-прежнему. Мы продолжаем действовать!

— Что случилось?

— Директор ЦРУ Джиллетт найден мертвым в своем кабинете. Сердце, у него давно проблемы в этом плане, держался только на лекарствах.

— Кто это говорит?

— Его врач, Тай, — ответил Пул. — Он сказал медикам из ЦРУ, что это было неизбежно, правда, не ожидал, что так скоро.

— Слушай меня, лейтенант, и слушай внимательно. Я требую, чтобы немедленно — ты слышишь, немедленно — независимые врачи произвели вскрытие, сосредоточив главное внимание на трахее, бронхах и желудке. Выполняй!

— Да что ты такое говоришь? — удивился Пул. — Я же передал тебе диагноз его врача.

— А я могу повторить тебе, что сказал мне Джиллетт всего три часа назад! Случайные совпадения в нашем деле бывают слишком редко, если вообще бывают. И смерть директора ЦРУ, полностью отвечающего за эту операцию, чертовски подозрительна. Пусть ищут следы дигиталиса. Такое же старое средство, как и скополамин, но очень эффективное. Даже небольшие дозы вызывают аритмию и нарушение сердечной деятельности. А кроме того, дигиталис быстро растворяется в крови.

— Откуда ты это знаешь?..

— Сукин ты сын, — выругался Хоторн, — знаю, и все! А теперь действуй. И пока не получишь официального заключения из лаборатории, что там все чисто, этой связью не пользуйся. И если все-таки получишь такое заключение, пошли мне пять сигналов, но отвечать тебе я все равно не буду, пусть даже это продлится всю ночь!

— Тай, ты не понял. Джиллетта нашли примерно два с половиной часа назад. «Скорая помощь» увезла его тело в «Уолтер Рид»...

— Правительственная больница! — взорвался Хоторн. — Все, прекращаем связь...

— Но это глупо, — вменился Пул. — Я знаю это оборудование, и в Лэнгли известно об этом. Нас никто не подслушивает, я сам проверял два раза, ив обоих случаях аппаратура тут же реагировала на постороннее вмешательство. Мы с тобой одни, больше никого.

— У меня уже большой список предателей из Вашингтона, Джексон, так что все может быть.

— Хорошо, предположим, ты прав, хотя это и невероятно, и в Лэнгли имеются еще предатели вроде О'Райана, которые следят за тобой. Тогда надо оборвать слежение по сеткам, но не связь.

— Я сниму ремень, в пряжке которого спрятан ответчик, и выброшу его в окно, — заявил Тайрел.

— Могу я предложить вам, сэр, развернуться, возвратиться в этот паршивый парк и оставить эту чертову штуку где-нибудь рядом с «комнатой смеха»? Или, может быть, на «чертовом колесе»?

— Пул, мозги у тебя действительно варят. Еду прямо к «комнате смеха». С радостью бы услышал сообщение о том, что группа тайных агентов ЦРУ атаковала «комнату смеха».

— А может быть, нам повезет еще больше и они застрянут на «чертовом колесе».

Вымощенная камнем дорожка привела ко входу с колоннами, украшавшему большой дом, который являлся точной копией домов крупных плантаторов времен войны Севера и Юга. Бажарат поднялась по ступенькам и подошла к массивным двойным дверям, на которых были вырезаны сцены, изображавшие путешествия Магомета в горах, во время которых проповедники объясняли ему учение Корана. «Какая чушь!» — прошептала про себя Бажарат. Не было ни величественных гор, ни Магомета, а проповедниками были просто невежественные пастухи, которые пасли коз. И Христа не было. Он всего лишь главный еврейский смутьян, возвеличенный полуграмотными ессеями, лишенными возможности работать на своей земле. Бога нет, но у каждого человека есть свой внутренний голое, диктующий, что он или она должны делать — бороться за справедливость, за всех угнетенных. Бажарат плюнула на каменный пол крыльца, но тут же взяла себя в руки и нажала на кнопку звонка.

Спустя несколько секунд дверь открыл араб в халате поверх рубахи, подол которой волочился по паркетному полу.

— Вас ждут, мадам, но вы опоздали.

— А если бы я еще задержалась, то вы вообще не впустили бы меня?

— Возможно...

— Да как вы смеете? — вспылила Бажарат. — Я немедленно ухожу...

Из глубины дома послышался женский голос:

— Пожалуйста, пропусти леди в дом, Ахмет Ашад, и убери оружие, это очень нелюбезно с твоей стороны.

— Как сказать, мадам, — отозвался слуга.

— А это замечание тем более неуместно. Впусти нашу гостью.

Что касается окон, занавесок и обоев, комната выглядела как обычная гостиная загородного дома, но на этом ее сходство с обычной гостиной кончалось. Кресел в комнате не было, только громадные подушки, разбросанные по полу, и перед каждой подушкой стоял миниатюрный столик. На одной из таких подушек, обтянутой ярко-красным сатином, восседала смуглая женщина необычайной красоты и неопределенного возраста, с классическими, мягкими чертами лица. Когда она улыбнулась, губы ее засверкали как опалы, на лице появилось выражение интереса и неподдельного радушия.

— Садитесь, Амайя Акуирре, — произнесла женщина мягким, мелодичным голосом, так хорошо сочетавшимся с ее изумрудно-зеленым шелковым брючным костюмом. — Вы видите, я знаю ваше имя, да и еще кое-что знаю о вас. Следуя арабской традиции, мы с вами будем сидеть на одном уровне... на полу, как бедуины на песке, чтобы ни один из собеседников хотя бы символически не возвышался над другим. Я нахожу это одной из самых привлекательных арабских традиций, мы даже с низшими по положению людьми разговариваем, глядя в глаза.

— Вы хотите сказать, что я ниже вас по положению?

— Нет, вовсе нет, но вы не арабка.

— Я сражаюсь за ваше дело... Мой муж погиб ради него!

— В ходе глупой операции, не нужной ни арабам, ни евреям.

— Эта операция проводилась с разрешения долины Бекаа, она благословила нас!

— В долине Бекаа согласились на эту операцию, потому что ваш муж был боевиком, героем в глазах людей, и его смерть, которая должна была неизбежно последовать в ходе высадки с моря, превратила его в символ, имя его стало боевым кличем. «Не забудем Ашкелон!» Думаю, вы слышали эту фразу. Но это просто чепуха, не что иное, как эмоциональный призыв.

— Что вы такое говорите? Моя жизнь, мой муж, мы все просто ничто? — Бажарат вскочила с подушки, и в этот момент в дверях возникла фигура Ахмета. — Я хочу отдать свою жизнь ради величайшего дела в истории человечества! Смерть всем поганым властям!

— Вот об этом нам и надо поговорить, Амайя... Оставь нас, Ахмет, у нее нет оружия... Ваше желание умереть не столь уж важно, моя дорогая. По всему миру полно мужчин и женщин, желающих отдать свою жизнь за то, во что они верят, но большинство из них так и пропадают в безвестности... Нет, я хочу большего для вас... для нас.

— Что вам нужно от меня? — спросила Бажарат и медленно опустилась на подушку, не в силах оторвать взгляд от прекрасной, стареющей, но еще не состарившейся женщины.

— Вы добились блестящих успехов, с определенной помощью, конечно, но главным образом в силу ваших необычайных талантов. В течение нескольких дней вы превратились во влиятельную личность, этакую закулисную силу, к которой обращаются даже могущественные люди, считающие, что вы можете помочь им. Никто из нас не сумел бы создать вам подобной репутации, но она родилась из придуманной вами идеи, которая просто великолепна. Молодой человек, представленный как сын барона, семья из Равелло с огромным состоянием... и даже эта юная актриса — великолепный ход. Вы вполне оправдываете репутацию Бажарат.

— Я делаю то, что делаю, а судить об этом другим. Но, честно говоря, их оценки не имеют для меня большого значения. Еще раз спрашиваю: что вам от меня нужно? Высший совет долины Бекаа приказал связаться с вами перед последними днями моего пребывания здесь. И вполне возможно, перед моими последними днями в этой жизни. Но как бы то ни было, они наступают.

— Вы должны понимать, что мы... что я не могу приказывать вам, это позволено только Высшему совету.

— Я это понимаю. Однако должна поблагодарить вас, так как считаю вас истинным другом и союзником в нашем деле, и выслушать... Я вас слушаю.

— Да, другом, Амайя, но союзником только в определенном смысле, моя дорогая. Мы не принадлежим к «Скорпионам» ван Ностранда, к этой тайной группе недовольных, единственной целью которых является служение «Покровителям» ради собственной выгоды. Они стремятся только к благополучию и власти. У меня... у нас вполне достаточно и того и другого.

— Так кто же вы тогда? Вы прекрасно обо всем осведомлены.

— Это наша работа — все знать.

— Но кто вы?

— У немцев во время второй мировой войны был точный термин: «Служба информации». Элитное разведывательное подразделение, о котором было очень мало известно даже верховному командованию третьего рейха. В него входило меньше десятка человек, главным образом прусских аристократов. Они были немцами до мозга костей, но действовали не за страх, не из любви к войне, они действовали исключительно в интересах своего фатерланда, понимая все недостатки того, что их нацию возглавляют Адольф Гитлер и его головорезы... Точно так же мы осознаем опасность того, что террористы убивают женщин и детей в Израиле. Это приводит, увы, к обратным результатам.

— Мне кажется, наш разговор зашел слишком далеко! — Бажарат поднялась с подушки. — Значит, вы с вашими аристократами согласились с тем, что целый народ выгнали с родной земли? А были вы когда-нибудь в лагерях беженцев? Вы видели, как израильские бульдозеры сносят дома? Вы забыли кровавую резню Сабры и Шатилы?

— Мы должны информировать вас, что ваша встреча с президентом США состоится завтра, примерно в восемь вечера, — спокойно сообщила женщина, откинувшись на сатиновые подушки.

— Значит, завтра? В восемь?

— Сначала встреча была назначена на три часа дня, но, учитывая характер визита графини в Америку, который касается иностранных инвестиций — в наши дни это очень деликатный вопрос для такой гордой страны, как Америка, — администрации Белого дома было предложено перенести встречу на более поздний час, а лучше всего — на вечер. В это время меньше шансов для прессы пронюхать о том, что президент оказал предпочтение амбициозной иностранной аристократке, пытающейся извлечь для себя выгоду из экономики этой страны.

— И как они отреагировали?.. — спросила Бажарат, все еще не веря услышанному.

— Глава администрации с большим энтузиазмом воспринял это предложение. Он не любит принимать всех этих сенаторов и конгрессменов, но президенту все-таки не хочется обижать политиков. У вас появится больше шансов скрыться... скрыться и продолжить свою борьбу... если вы нанесете свой удар в восемь часов. Охрана Белого дома к тому времени уже несколько расслабится, будет не столь бдительной. Вам будут помогать три человека. Один из них — шофер в форме. Под видом защиты от надоедливой прессы он проведет вас через задний выход к другому лимузину, где будут ждать наши люди. Они назовут пароль «Ашкелон», который, думаю, вам нравится.

— Я не понимаю, — сказала Бажарат. — Почему вы делаете это? Вы только что дали мне понять, что не одобряете...

— Ваши другие намерения, — повысила голос женщина, — Однако за спасение вашей жизни мы кое-что попросим от вас, более того — потребуем. Понимаете, у нас с вами нет принципиальных разногласий в вопросе убийства президента США. Его действия направляются политиканами, а не принципами, а это недопустимо. Люди чувствуют это, и его популярность падает. Ох, после этого убийства начнутся бесконечные расследования, но все это утихнет со временем. Вицепрезидент чрезвычайно популярен среди избирателей. Мы можем даже согласиться с убийством первых лиц Англии и Франции, если вы так настаиваете на этом, хотя и считаем это излишним театральным эффектом. Европейские правительства не создают идолов из своих политических лидеров, наоборот, они держат их чуть ли не в ежовых рукавицах — Откровенно говоря, мы могли бы, воспользовавшись хаосом и вакуумом власти, усилить наше влияние в США, но нам более важно предупредить этим актом будущих президентов и их правительства. Пусть у нас нет ни голосов избирателей, ни денег, как у евреев, но у нас есть кое-что другое, более ценное, чем прославленный Моссад. Мы не миф и не фантазия полоумных фанатиков. Мы реальность. Как мы говорили несколько минут назад, у нас есть мужчины и женщины, готовые умереть ради того, чтобы отрубить голову змеи. Это очевидно, дитя мое, и, как вы только что доказали своей блестящей стратегией, они никогда не будут знать, когда и откуда мы нанесем свой удар. Так что в тайных коридорах власти хорошенько задумаются, стоит ли продолжать идти на поводу у Израиля.

— А что вы просите, что требуете в обмен на мою жизнь, которая не так уж и важна?

— Не убивайте главу Израиля. Отзовите своих людей из Иерусалима и Тель-Авива.

— Как вы можете говорить такое? Ведь это наша месть за Ашкелон!

— Которая обернется смертью тысяч наших людей, Амайя. Израиль действует слишком прямолинейно, на самом деле его не интересует, что происходит за пределами его границ, пока это не угрожает безопасности страны. Но если вы убьете главу Израиля, то тучи израильских самолетов будут в течение недель день и ночь кружить над нашими лагерями и поселениями и бомбить их, пока не сотрут с лица земли. Вспомните недавние события: евреи освободили тысячу двести заключенных в обмен на шестерых израильских солдат, а позже депортировали свыше четырехсот палестинцев из-за смерти своего единственного солдата. А их лидер стоит десяти тысяч израильских солдат, потому что это не просто человек, а живой символ нации.

— Вы запросили с меня слишком высокую цену, — едва слышно прошептала Бажарат, — которую я не готова уплатить. Я ждала этого момента всю свою жизнь, этот величественный момент должен оправдать все мое существование на этой земле.

— Дитя мое... — начала женщина.

— Нет! Я не ваше дитя и вообще ничье дитя, — ледяным тоном возразила Бажарат. — Я никогда не была ребенком. Смерть всем властям!

— Я не понимаю вас...

— А вам и не надо понимать меня. Как вы сами сказали, вы не можете отдавать мне приказы.

— Конечно, нет, я согласна с этим. Я просто хочу образумить вас, защитить.

— Образумить? — прошептала Бажарат. — А как вы объясните это своему народу или моему? Ваш народ живет отвратительно, но он, по крайней мере, живет в лагерях, а за моим народом охотятся, как за дикими животными в горах, его казнят, отрубают головы... Смерть всем властям! Они все должны умереть!

— Прощу вас, дорогая, — встревожилась смуглая женщина, видя перед собой разъяренную Бажарат. — Прошу вас, я не враг вам, Амайя.

— Теперь я это вижу, — сказала Бажарат. — Вы пытаетесь остановить меня, не так ли? И у вас есть вооруженный слуга, который может запросто убить меня.

— Чтобы на нас обрушился гнев долины Бекаа? Они выбрали вас, вы их самая любимая дочь, жена погибшего героя Ашкелона, вас так уважают, что Высший совет прислушивается к вашим советам, он благословил вас. Насколько я знаю, это в долине Бекаа приказали вам прийти в этот дом.

— Нет! Я действую самостоятельно, и никто не вмешивается в мои дела!

— Я уверена, что вы именно так и думаете, но у меня другое мнение на этот счет, поэтому никто вам здесь не причинит вреда. Успокойтесь, вы слишком перенервничали. Я еще раз повторяю, что я не враг вам, а друг.

— Но вы уговариваете меня отменить акцию в Иерусалиме. Какой же вы друг?

— Я объяснила вам, какие у меня на это причины... и одной из главных причин является смерть миллиона палестинцев, которая последует за этим. И тогда уже не будет их борьбы за свое дело, потому что сердца этих людей будут вырваны.

— Они отняли наши земли, наших детей, наше будущее, но они не отнимут наши сердца!

— Слова, Амайя, глупая декларация...

— Они никогда не отнимут наши души!

— Еще более глупые слова. Души не могут сражаться без тел. Люди должны выжить, чтобы бороться, и вы, как великолепный стратег, обязаны понимать это.

— А вы? Кто вы такая, что живете здесь и читаете мне лекции? — Жестом руки Бажарат обвела роскошную гостиную.

— Ах, это, — ответила прекрасная незнакомка и мягко рассмеялась. — Образ благополучия и расточительства — подобное сочетание предполагает наличие власти и влияния. Это все показное. Ведь внешнее впечатление всегда имеет большое значение, не так ли? Мне не стоит говорить это вам, потому что вы чрезвычайно впечатлительны... Мы с вами мало чем отличаемся друг от друга, Амайя Акуирре. Вы организуете диверсии извне, пытаясь проникнуть внутрь, а я иду своим путем внутри, и, когда наступит подходящий момент, я разнесу все в клочья с помощью взрывчатки... И этой взрывчаткой, этим нитроглицерином являетесь вы, дитя мое... И не говорите мне, что вы не мое дитя, в этом святом деле вы теперь моя дочь.

— Я ничья дочь! Я возникла из смерти, наблюдая смерть!

— Вы моя. Что бы вы ни видели — это ничто по сравнению с тем, через что прошла я. Вы говорили о Шатиле и Сабре, но вы не были там. А я была! Вы желаете отомстить, мое неарабское дитя? Но я хочу этого гораздо сильнее, чем вы даже можете себе представить.

— Тогда почему вы хотите удержать меня от убийства главы Израиля?

— Потому что за этим последует тысяча воздушных атак на мой народ... на мой народ, не на ваш.

— Но я сражаюсь вместе с вами, и вы это знаете! Я доказала это! Я отдала вам своего мужа и теперь хочу отдать за вас свою жизнь!

— Совсем не трудно отдать то, что ни во что не ставишь, Амайя.

— А если я откажусь принять ваше условие?

— Тогда вы просто не попадете в Белый дом, а уж тем более в Овальный кабинет.

— Это просто смешно! Мой помощник гарантировал мне это! Человек, который устраивает мне встречу с президентом, очень заинтересован в миллионах ди Равелло, и он отнюдь не дурак.

— А этот человек, сенатор Несбит от штата Мичиган, что вы знаете о нем?

— Значит, вам известно, кто он? Женщина пожала плечами:

— Но ведь время встречи было перенесено, Амайя.

— Да, конечно... Он кажется мне обычным американским политиком, я много выяснила о нем. Он хочет быть выбранным на второй срок от своего штата, в котором сегодня значительная безработица, поэтому стремится доказать своим избирателям, что не зря занимает свое место. А что может служить лучшим доказательством этого, чем инвестиции в сотни миллионов и новые рабочие места?

— Да, вы хорошо поработали, дорогая, но что вы знаете о нем как о человеке? Вы можете сказать, что это порядочный, честный человек?

— Этого я не знаю, да меня это и не волнует. Мне сказали, что он адвокат или судья, если это имеет для вас какое-нибудь значение.

— Судьи бывают разные... А вы никогда не предполагали, что он может быть «Скорпионом»? А следовательно, устраивает вашу встречу с президентом только потому, что ему приказали?

— Нет, он никогда не давал мне понять, что...

— Но мы знаем, что среди сенаторов есть «Скорпион».

— Он бы тогда открылся мне. А почему бы и нет? Ведь ван Ностранд открылся и дал мне номер телефона для связи со «Скорпионами».

— Закрытая спутниковая связь. Мы все об этом знаем.

— Мне трудно в это поверить...

— Это заняло у нас почти три года, но мы все-таки отыскали и подкупили одного из «Скорпионов». Кстати, вы встречались с ней во Флориде. Это хозяйка имения в Палм-Бич. Прекрасное имение, не правда ли? Сильвия и ее муж не смогли бы приобрести такое имение без солидной финансовой поддержки. У мужа Сильвии оказался уникальный талант — он умудрился спустить наследство, составлявшее свыше семидесяти миллионов долларов, менее чем за тридцать лет. Сильвию раскопал ван Ностранд, и теперь она является представителем «Скорпионов» в высшем свете. Пользы от нее довольно много. Короче говоря, мы проследили ее через ван Ностранда, предложили денег больше, чем «Покровители», и завербовали.

— Это она познакомила меня с Несбитом... Они оба «Скорпионы»!

— Она да, но сенатор не имеет к «Скорпионам» никакого отношения. Это была моя идея отправить его в Палм-Бич по вполне законным политическим делам, как он искренне считал. Он понятия не имеет, кто вы на самом деле и для чего вы здесь. Он знает только графиню Кабрини, имеющую баснословно богатого брата в Равелло.

— Но ваши слова лишь подтверждают мое предположение. Вы не сможете остановить меня, иначе как убив, а вы сами очень точно описали, как долина Бекаа прореагирует на это. Думаю, наша встреча на этом закончена. Я выполнила обещание, данное Высшему совету, и выслушала вас.

— Так послушайте еще немного, Амайя. Вреда вам от этого не будет, но, может быть, вы кое-что проясните для себя. — Женщина медленно поднялась с подушек и внимательно посмотрела Бажарат прямо в глаза. Она была маленького роста, не более пяти футов, но ее элегантная, кукольная фигурка излучала необычайную властность. — Мы знаем, что вы работали со «Скорпионами», нашему агенту в Палм-Бич сообщили о вашем прибытии из иммиграционной службы аэропорта в Форт-Лодердейле. Поскольку мы знали о вашем намерении пробраться в Белый дом, я решила, что перед этим вы сначала должны появиться здесь...

— Вы знали, что я непременно приду сюда, — оборвала женщину Бажарат. — Наша встреча была запланирована несколько недель назад в долине Бекаа, я получила зашифрованную информацию: адрес, дату и время.

— Сейчас я в вас абсолютно уверена, но тогда я вас не знала, так что вы вполне можете понять мои опасения. Если бы вы не явились сюда сегодня к вечеру", то завтра рано утром мадам Бальзини была бы арестована в отеле «Карийон».

— Бальзини... «Карийон»? Вам все это было известно?

— Конечно, но не через «Скорпионов», — ответила женщина, направляясь через комнату к позолоченному селектору, вделанному в стену, — потому что они и сами ничего не знали, — продолжила она, поворачиваясь к Бажарат. — Наш друг из Палм-Бич позвонила нам и сказала, что даже она не может связаться со своими хозяевами по телефону «Скорпионов». Из страха быть разоблаченной она прекратила эти попытки.

— Да, у них там были некоторые проблемы, — ответила Бажарат, не вдаваясь в подробности.

— Очевидно... Однако, как вы видите, нам и не потребовались «Скорпионы». — Ухоженная рука нажала серебряную кнопку селектора. — Можно, "Ахмет, — сказала она, не отрывая взгляда от Бажарат. — Вам предстоит увидеть, дорогая Амайя, человека с двумя совершенно разными лицами, даже личностями, если хотите. И то его лицо, которое вы уже знаете, настолько же реально, как и то, которое вам предстоит увидеть. Первое лицо — это лицо преданного слуги общества, честного и порядочного человека, а другое — это лицо человека, испытавшего в жизни боль и страдание, несмотря на внешние атрибуты власти...

Изумленная Бажарат увидела, как по широкой лестнице в сопровождении Ахмета и эффектной белокурой женщины в прозрачном неглиже, не скрывавшем грудь и округлые бёдра, спускается человек, которого она с трудом узнала. Это был Несбит! Поддерживаемый Ахметом и женщиной, сенатор от штата Мичиган сошел вниз. Лицо его было почти смертельно бледным, глаза напоминали два неподвижных керамических шара, на лице застыло такое выражение, как будто он находился в трансе. Сенатор был босиком, в купальном халате из голубого бархата.