Он был без очков и постоянно щурил глаза, приспосабливаясь к новым условиям. Двое мужчин о чем-то совещались. Их глаза все время оглядывали улицу. Борн понимал их затруднения. Он ушел вместе с толпой любопытных и даже не пытался бежать, чтобы не привлекать к себе внимания. Никто не должен был бы поступать подобным образом, и человек возле “пежо” не мог себе представить, что все так просто. Поэтому он не смог опознать мишень, предназначенную для уничтожения еще в Марселе. Как только первый полицейский автомобиль появился перед банком, человек снял черное пальто и сунул его в открытое окно машины. Затем он кивнул водителю, и тот запустил двигатель. Убийца на глазах Борна совершил невероятный ход. Он снова снял свои очки и направился к входным дверям, присоединяясь к полицейским внутри.

Борн подождал, пока “пежо” покинет улицу и двинулся вниз по ней. Он должен как можно скорее добраться до отеля, содрать вещи и уехать из Цюриха и даже из Швейцарии в Париж. Почему в Париж? Почему он был убежден, что именно туда следует перевести деньги? Это даже не приходило ему в голову, когда он сидел в кабинете Вальтера Апфеля. Это произошло инстинктивно. Но узнать, почему он поступил именно так, было жизненно необходимо.

“Почему?”

И вновь ему не хватало времени на размышления... Он увидел, как из дверей банка вынесли носилки, покрытые чем-то белым, означавшим лишь одно — смерть. Заметив на углу свободное такси, он побежал к нему. Необходимо срочно покинуть Цюрих. Сообщение, что покойник оказался живым пришло из Марселя. Джейсон Борн жив! Убить! Немедленно убить! Убить человека по имени Дж. Ч. Борн! Но почему?

Борн надеялся увидеть за столом дежурного знакомого ему клерка, но того там не оказалось. Но потом он решил, что короткой записки для него, как его там зовут? Да, Штоссель... Для него хватит короткой записки. Объяснений его быстрому отъезду не требовалось, а пятьсот франков вполне оправдывали те несколько часов, которые он провел в отеле, а заодно и любезность герра Штосселя.

Он быстро собрал в номере чемодан, проверил оружие, отобранное у француза, и сел за стол, чтобы написать записку Штосселю, помощнику дежурного управляющего. Слова, которые он написал, пришли к нему легко до чрезвычайности.

“Я, видимо, очень скоро свяжусь с вами по поводу возможных сообщений для меня, которые я ожидаю. Надеюсь, что вам будет нетрудно сохранить их до моего возвращения”.

Если от Тредстоун 71 для него поступят какие-нибудь сообщения, то он хотел бы знать об этом. Ведь это был Цюрих.

Борн вложил банкноту в 500 франков между сложенными листочками и запечатал все это в конверт. Затем он взял чемодан и спустился вниз, к лифтам. Их было четыре. Борн нажал кнопку и осмотрелся по сторонам, помня о посещении банка. Сзади никого не было. Наконец, открылась дверь третьего лифта. Он должен как можно скорее попасть в аэропорт.

В лифте стояли трое: двое мужчин и между ними женщина с каштановыми волосами. Они прервали беседу, кивнули вновь вошедшему и, заметив его чемодан, расступились, после чего снова продолжили беседу после закрытия двери. Все они были в возрасте 30 — 35 лет, говорили очень мягко и по-французски.

— Вы собираетесь домой после завтрашнего заключительного заседания? спросил мужчина слева.

— Я не уверена, так как жду сообщения из Оттавы, — ответила женщина. — У меня есть родственники в Лионе, которых я хотела бы навестить.

— Это возможно, — заметил мужчина справа.

— Если мы сейчас пойдем на заседание, то давайте сядем в крайний от холла ряд. Мы уже все равно опаздываем, а Бертинелли всегда очень трудно выступать. Но мы не должны его беспокоить, — говорила женщина. — Я обратила внимание на его единственное положение, которое он везде использует при экономическом анализе: “Налогообложение — это вам не Пунические войны”, — рассмеялась женщина.

— Да, на боковых местечках мы смогли бы даже прикорнуть, — произнес второй мужчина. — Ведь он использует проектор для показа слайдов и, как правило, верхний свет бывает погашен.

— Вы меня не ждите, — обратилась женщина к спутникам. — Я встречусь с вами в холле. А сейчас мне нужно получить несколько телеграмм. Я никогда не доверяю телефонным операторам, которые могли бы передать их мне по телефону.

Двери лифта открылись и все вышли. Двое мужчин направились налево, а женщина стала продвигаться к столику дежурного. Борн шел за ней, рассеянно глядя на транспарант, находящийся от него в нескольких футах:

“ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ШЕСТУЮ КОНФЕРЕНЦИЮ ЭКОНОМИСТОВ!”

— Моя комната 507. Оператор сообщил, что для меня здесь имеется телеграмма.

Английская речь... Теперь женщина говорила по-английски. Борн вспомнил про Оттаву. Канада... Дежурный проверил бумаги на своем столе и протянул ей телеграмму.

— Доктор Сен-Жак? — уточнил он.

— Да, благодарю вас.

Она отошла в сторону, развернув телеграмму, а дежурный подошел к Борну.

— Да, сэр?

— Я хотел бы оставить записку герру Штосселю, — он положил фирменный конверт с названием отеля на бюро.

— Герр Штоссель будет тут что-то около шести утра. Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Нет, спасибо. Только будьте добры, проследите, чтобы он обязательно это получил, — тут борн вспомнил, что это Цюрих и добавил: — Это не срочно, но мне будет нужен ответ. Я встречусь с ним утром.

— Да, сэр.

Борн поднял чемодан и стал пробираться через холл к выходу, к ряду широких стеклянных дверей, которые вели на спускающееся к озеру пространство для стоянки машин. Он уже заметил несколько свободных такси, стоящих перед освещенным навесом. Солнце уже заходило: на Цюрих опускалась ночь.

На полдороге Борн остановился, его дыхание сбилось, точно его мышцы сковал приступ паралича. Его глаза отказывались верить тому, что он увидел через стеклянные двери. Коричневый “пежо” развернулся на крутом въезде и встал рядом с ближайшим такси. Дверца машины открылась и из нее выполз мужчина — убийца в черном пальто, носящий очки а золотой оправе. Дверца с другой стороны открылась, появился еще один человек. Он был одет в плащ, широкие карманы которого были заняты оружием. Это был человек, который сидел в комнате Конига, тот самый, который был вооружен автоматическим пистолетом 38-го калибра с глушителем. И из этого пистолета он выпустил две пули в кабину лифта.

Как? Как они могли его разыскать? Затем он кое-что вспомнил и ему стало не по себе. Это было так безобидно, так просто!

“Вы довольны своим пребыванием в Цюрихе?” — спросил Апфель.

“Вполне. Моя комната выходит на озеро. Прекрасный вид, очень спокойно и уютно”.

Кониг! Кониг слышал, как он говорил о своей комнате, выходящей к озеру. Сколько отелей имеют комнаты, выходящие к озеру? Особенно те, которые подходят человеку, имеющему номер счета с тремя нулями? Два или три? Из глубины затянутой дымкой памяти он смог насчитать только три. “Кариллон дю Лак” был среди них. Как легко их сосчитать! Как легко и преступно глупо для него было произносить эти необдуманные слова!

Времени уже не оставалось. Слишком поздно! Он заметил их через стекло входной двери. То же самое было доступно и для них. Второй человек тоже его заметил. Они стали обходить его с флангов, для чего в дверях они неожиданно разделились. Ловушка захлопнулась: выход из отеля был для него закрыт.

Думали ли они о том, как смогут, войдя в переполненный холл, убить человека? Просто убить? Конечно, они думали и могли сделать этот шаг. Несколько выстрелов из оружия с глушителем с короткого расстояния, могли решить дело.

Он не должен подпускать их близко к себе! Борн отступил назад в холл. Мысли вихрем проносились в его голове, нарушая всякие правила. Как они решились на это? Что заставляет их думать, что он не обратится за защитой и не будет звать полицию? Ответ был ясным и таким же простым, как и вопрос. Убийцы точно знали то, о чем он лишь мог догадываться. Он не мог использовать подобную защиту, не мог обратиться в полицию. Джейсон Борн должен избегать контакта с официальными службами... Почему? Где они его выследили?

“Бог мой, почему?”

Две свободные руки открыли стеклянные двери, две другие руки — в карманах плащей, и каждая сжимает сталь.

Борн повернулся, сзади находились лифты, двери и коридоры, крыши и подвалы и детали путей, как отсюда выбраться. Сколько же выходов имел отель? Сколько бы их ни было, одинокая фигура бегущего человека всегда будет отличной мишенью. Одинокий человек? Но предположим, что он будет не один? Предположим, что с ним будет кто-то еще? Двое — это уже не один. Второй человек будет хорошим прикрытием, особенно в толпе, особенно ночью, а сейчас уже наступила ночь. Профессиональные убийцы опасаются случайных убийств: при образующейся панике главная цель может ускользнуть.

Борн ощутил тяжесть оружия в кармане, но это не придало ему уверенности. Так же, как и в банке, он не сможет им воспользоваться, чтобы не привлечь к себе внимания. Он двинулся в центральную часть холла, заставляя себя не нервничать, потом свернул направо, где было более многолюдно. Это были предпоследние часы международной конференции, поэтому каждый из ее участников старался использовать это время для общения и будущих контактов. Около стены находилась мраморная стойка. Клерк принимал телеграммы. Там стояли двое. Тучный пожилой мужчина и женщина в темно-красном платье, Прекрасный цвет щелка дополнялся цветом ее длинных тициановских волос... Каштанового оттенка. Это была женщина, которую он встретил в лифте, и которая рассуждала о налогах и о Пунических войнах. Та самая женщина, которая стояла рядом с ним у бюро дежурного, интересуясь телеграммой.

Борн быстро оглянулся. Убийцы хорошо пользовались многолюдной обстановкой. Вежливо, но быстро пробираясь через толпу, они неумолимо приближались. Как только они его увидят, то все время будут держать его на прицеле, и заставят бежать без оглядки, без направления, бежать вслепую, не зная, какой из поворотов приведет к смерти. А затем будет то, чего он никак не хотел: приглушенные звуки выстрелов, в карманах плащей возникнут рваные отверстия и все будет кончено... Все время держать на прицеле?

“Крайний ряд... Мы сможем спать. Он пользуется проектором для показа слайдов, верхний свет будет выключен”.

Борн обернулся назад и еще раз посмотрел на женщину. Она закончила свои дела с отправкой корреспонденции у стойки клерка и уже благодарила служащего за помощь, убирая в сумочку затемненные очки в роговой оправе, которые она сняла перед этим. Женщина была не более чем в восьми футах от Борна. Времени на раздумья уже не оставалось — решение было принято инстинктивно. Он переложил чемодан в левую руку, быстро подошел к ней и осторожно тронул ее за плечо.

— Доктор?

— Простите, что вы сказали?

— Вы — доктор?

— Сен-Жак, — по-французски произнесла она. — Вы человек их лифта, так?

— Я не знал, что это вы, — сказал он. — Мне сказали, что вы знаете, где будет проходить лекция Бертинелли.

— Направо по коридору, комната семь.

— Боюсь, что я не знаю, где это. Не могли ли вы мне ее показать? Я опоздал, но мне хотелось бы его послушать, и может быть, даже сделать записи.

— Послушать Бертинелли? Зачем? Вы что, из марксистской газеты?

— Я от нейтрального объединения, — заявил он, удивляясь, откуда к нему пришли эти слова и фразы. — Я представляю несколько человек, правда, они не думают, что он представляет особую ценность.

— Возможно, и нет, но послушать его можно. В его словах есть доля жестокой правды. Я покажу вам комнату, но мне необходимо позвонить по телефону.

— Пожалуйста. Нам надо спешить!

— Что? — она посмотрела на него отнюдь не добродушно.

— Однако, вы грубиян, — холодно проронила она.

— Пожалуйста... — он с трудом сдерживал себя, чтобы не толкнуть ее с силой вперед, вырываясь прочь от движущейся мышеловки, которая вот-вот должна захлопнуться.

— Это сюда, — она направилась вдоль широкого коридора. Толпа здесь была реже, выступов попадалось меньше, чем в холле. Они подошли к подобию туннеля, покрытого красным плюшем. С каждой стороны находились двери: комната для конференции 1, комната для конференции 2. В конце располагались двойные двери, золотые буквы на которой указывали, что это проход в комнату 7.

— Мы пришли, — промолвила Мари Сен-Жак. — Будьте осторожны, когда будете входить. Вероятно, там будет темно. Бертинелли использует на лекциях слайды.

— Как в кино, — прокомментировал Борн, глядя назад в дальний конец коридора. Он был там, человек, носивший очки в золотой оправе. Его компаньон был справа от него.

— ...но при одной существенной разнице. Он сидит ниже кафедры и с важным видом читает лекцию, — женщина сказала что-то еще и собралась его покинуть.

— Что вы сказали? Кафедра?

— Ну, что-то похожее на поднятую платформу для наглядных экспонатов. — Они, вероятно, уже там?

— Что?

— Экспонаты. Здесь есть еще выход или другая дверь?

— Не знаю. Мне уже давно пора позвонить по телефону. Профессор доставит вам истинное удовольствие, — и она повернулась, чтобы уйти.

Он опустил чемодан и взял ее за руку. Женщина свирепо уставилась на него.

— Уберите свою руку, пожалуйста.

— Я не хочу вас пугать, но у меня нет иного выхода, — прошептал он. Его глаза следили через ее плечо за коридором. Убийцы замедлили шаг. Ловушка, скорее всего захлопнулась. — Вы должны пойти за мной.

— Перестаньте меня смешить!

Борн сжал ее руку стальными тисками, заставляя ее идти впереди него. Затем он выхватил пистолет, уверенный, что его преследователи не заметили этого движения. Они находились от него всего в тридцати футах.

— Я не хочу этого делать, не хочу причинять вам вреда, но я сделаю и то, и другое, если меня вынудят.

— Мой бог...

— Ведите себя спокойно. Просто делайте, что я скажу и все будет прекрасно. Я должен выбраться из этого отеля, а вы должны помочь мне в этом. Как только я выйду, я отпущу вас, но не раньше. Идите вперед. Мы идем на лекцию.

— Вы не смеете...

— Смею, — его оружие уперлось в ее бок. Она была напугана и готова покорится судьбе. — Идите.

Борн двигался слева от нее, его рука все еще сжимала ее запястье, а ствол пистолета все время напоминал об опасности. Ее глаза были прикованы к нему, губы дрожали, дыхание было учащенным. Борн открыл дверь и протолкнул женщину вперед.

Из глубины коридора он сумел расслышать только два слова:

— Быстрее! Быстрее!

Они оказались в темноте, но не совсем полной. Луч яркого света пробивался сквозь комнату над рядами стульев, освящая головы слушателей. Изображение рисунков проектировалось на экран с помощью диапроектора. Тяжелый, явственно с акцентом голос, усиленный через динамик, давал пояснения. При смене рисунков комната погружалась в абсолютную темноту. Такое чередование зависело от хода лекции.

— Пожалуйста, слайд № 12.

Борн толкнул женщину вперед. Он пытался оценить размеры лекционного зала, отыскивая глазами красную лампу, которая означала бы наличие выхода. Слабое красное свечение он заметил над кафедрой позади экрана. Он должен достичь этого места! Там наверняка имеется выход. Нужно пройти через кафедру, которая действительно напоминала платформу.

— Мари! Мы здесь! — донесся до них шепот из соседнего ряда.

Борн с силой прижал ствол револьвера к ребрам своей случайной жертвы. — Пожалуйста, оставьте нас в покое, — произнес он по-французски.

— Что это? Это и есть телеграмма, а, Мари? — послышался второй голос. — Старый друг, — прошептал в ответ Борн.

Вновь образовался шум, вызванный заминкой с установкой слайдов. Но луч света вновь вырвался из проектора, на экране появился новый рисунок и лекция продолжалась. Борн и захваченная им женщина приближались к кафедре, стараясь пригибаться как можно ниже, чтобы не попасть в луч света.

— Я буду кричать, — прошептала она.

— Тогда я должен буду выстрелить, — буркнул он и оглянулся. Оба убийцы были уже в зале. Их головы, как радары, вращались по сторонам, стараясь разыскать цель.

— Заключения, которые можно сделать на этой фазе, — продолжал лектор, — ужасны. Слайд № 14, пожалуйста.

Зал снова погрузился в темноту.

“Уже скоро”, — подумал Борн.

Он толкнул женщину по направлению к кафедре. Они находились от нее уже в трех футах.

— В чем дело? Слайд № 14, пожалуйста.

Наконец-то это случилось! Проектор опять заело! Над рядами сидящих слушателей воцарилась темнота.

— Поднимайтесь на кафедру и бегите к выходу! — шепнул Борн. — Я буду рядом с вами. Не вздумайте только кричать, я немедленно выстрелю.

— Ради бога, отпустите меня!

— Не сейчас. А теперь вперед.

Они взобрались на кафедру. Из проектора неожиданно вырвался луч света. Крики удивления от вида двух фигур превратились в сплошной гул. И вслед за этим последовали знакомые приглушенные звуки выстрелов. Он резко толкнул женщину вперед, туда, где была спасительная темнота, образовавшаяся выступающими краями кулис, оставшимся здесь от раздвинутой сцены, на месте которой была установлена кафедра.

Пули врезались в стену справа от них, но они могут достичь цели через несколько секунд. Борн резко ударил по перекладине, державшей дверь, и они кинулись наружу. Женщина сопротивлялась.

— Я не пойду с вами дальше! Там стреляют! Я поняла это. Вы меня обманули!

— Очень жаль, но вам придется пойти! — он ударил ее еще раз и потащил за собой.

Они очутились в новом туннеле, но теперь здесь уже не было ни ковров, ни мягкой отделки стен. Пол был цементный, и вокруг были свалены опоры для закрепления колес автомобилей, привозящих экспонаты.

Дверь! Он должен заблокировать дверь! Для этого можно использовать тормозные опоры. Он вбил их, как клинья, между полом и дверью, навалив сверху тяжелые металлические контейнеры, используемые для грязного белья. Женщина заплакала. За дверью послышался град ударов: убийцы пытались взломать дверь. Однако, поставленные опоры удерживали ее. Борн помог женщине встать с пола. Она снова пыталась убежать от него, но ему удалось удержать ее. Он с силой сжал ее локоть, и она вскрикнула от резкой боли. Дыхание ее стало еще более учащенным. Она находилась на грани истерики. Вскоре они добрались до бетонной лестницы, ведущей вниз к двум металлическим дверям, освещенным сверху электролампой, забранной металлической решеткой. Это был грузовой подвал, а за его дверями располагалась стоянка автомашин.

— Слушайте меня, — зловеще проговорил он, — вы хотите, чтобы я вас отпустил?

— О, боже мой, конечно хочу! Пожалуйста...

— Тогда делайте то, что я вам скажу. Сейчас мы спустимся вниз и выйдем через двери грузового подвала, как обыкновенные служащие после рабочего дня. Вы должны идти совершенно свободно, поддерживая меня под руку. Мы должны непринужденно разговаривать, чтобы со стороны было видно, что мы обсуждаем случившееся за день и не обращаем ни на кого внимания. Вы можете это сделать?

— Нет ничего приятнее этого из всех событий, происшедших со мной за последние пятнадцать минут, — ответила она с монотонной покорностью. — Моя рука... Мое плечо... Я боюсь, что оно сломано. Не могу им даже шевельнуть. — Обычный нервный стресс. Он скоро пройдет, и все будет великолепно. — Вы отвратительное животное!

— Я хочу жить, — признался Борн. — Пойдемте. Помните, что я вам сказал. Когда я открою дверь, вы должны улыбаться и смотреть на меня. Немного откиньте голову м смейтесь.

— Это будет самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать.

— Это легче, чем умереть... Она положила свою поврежденную руку на его руку и они пошли вниз, к выходной двери. Борн открыл ее, и они оказались на дороге, ведущей к выездному пути. Его рука сжимала револьвер, который он не вынимал из кармана.

Женщина в точности выполнила все его указания. Эффект был ужасный. Когда они спускались вниз, ее лицо было повернуто к нему, черты ее испуганного лица резко выделялись при свете фонарей, ее губы дрожали, а широко открытые глаза были как два неподвижных темных пятна, потерявших начальный блеск. Он видел ее лицо, сделанное из камня, маску, обрамленную красноватыми волосами, которые волнами рассыпались по плечам, отбрасываемые слегка назад ночным ветром, единственным живым существом среди этой ужасающей картины.

С ее губ слетал принужденный смех. Вены на ее шее были напряжены, она была на краю обморока.

Легкий стук донесся до его слуха. Металл о металл... Это послышалось справа, из одного из стоящих здесь автомобилей. Где? В каком ряду? Борн внимательно смотрел по сторонам, пытаясь разглядеть окна стоящих машин. Ничего... Что это? Это было очень слабым, едва заметным... Таким неожиданным и странным. Крошечный зеленый круг, бесконечно слабое зеленое свечение. Оно двигалось, отслеживая их движение. Зеленый... Слабый... “свет”? Внезапно, откуда-то из глубин забытого прошлого возникла картина, где отчетливо было видно перекрестье окуляра и яркая вспышка, слепящая глаза. Его “глаза” смотрели через пару тонких пересекающихся линий! Оптический прицел! Инфракрасный оптический прицел винтовки! Как они узнали? На этот вопрос имелись тысячи ответов. В банке была использована портативная радиостанция, ее могли использовать и сейчас.

Борн был одет в пальто, его компаньонка в одном шелковом платье, а ночь была прохладной. Никакая женщина не выйдет на улицу в таком виде! Он наклонился вперед, увлекая Мари Сен-Жак за собой, стараясь согнуть ее, заставить сделать резкие боковые движения. Приглушенные щелчки выстрелов превратились в бурное стаккато, асфальт и бетон фонтанчиками взлетали вокруг них.

Теперь он двинул вправо, стараясь держаться ближе к обочине, на бегу выхватывая револьвер из кармана пальто. Затем он прыгнул еще раз, теперь уже прямо вперед, при этом левой рукой он придерживал правую, сжимавшую оружие. На миг он задержался, чтобы высмотреть окно с выставленной винтовкой, после чего произвел три выстрела.

Из темного салона стоявшего неподалеку автомобиля раздался крик. Скорее это был вой, переходящий в крик, и на этом все закончилось. Борн лежал без движения, ожидая, прислушиваясь, готовясь стрелять снова и снова. Тишина... Он попробовал встать... И не смог. Что-то с ним случилось. Он едва мог двигаться. Затем боль пронзила его грудь с такой силой, что он долго лежал, обхватив голову руками, пытаясь остановить агонию. Все места его старых ран причиняли ему невыносимые страдания. Он хотел лишь встать, чтобы добраться до автомобиля, где был его потенциальный убийца, выбросить его и уехать как можно дальше от этого проклятого места.

Он бил себя по лицу и смотрел на Мари Сен-Жак. Она медленно поднималась, опираясь на стену, и вдруг побежала. Он не мог отпустить ее! Она поднимет панику в отеле, сюда придут люди, чтобы забрать его, и другие... Чтобы прикончить. Он должен ее остановить!

Борн стал перекатываться, пока не оказался у сетки возле стены в четырех футах от нее. Он поднял револьвер, целясь ей в голову.

— Помогите мне подняться, — слабым голосом произнес он.

— Что?

— Вы слышите меня! Помогите мне встать!

— Вы обещали мне, что я смогу уйти! Вы дали мне слово!

— Я вынужден взять его назад...

— Нет, пожалуйста, нет.

— Револьвер направлен прямо вам в голову. Вы подойдете сюда и поможете мне встать, или я размозжу вашу головку.

Он выбросил труп из машины и велел ей сесть за руль. Потом он открыл другую дверь и сел, стараясь быть незаметным для внимательного взгляда со стороны.

— Поехали, — сказал он. — Туда, куда я укажу.