Из Гонолулу они отправились в Центральную Америку, чтобы затем вдоль западного берега южного континента добраться до Чили и Огненной земли. Но в Буэнавентуре их ожидало роковое известие, которое перечеркнуло все их дальнейшие планы: скончался Роберт Кемпстер. Пароходство ожидало возвращения своего нового шефа.

Сразу затихла веселая суета на яхте. Фред Кемпстер нацепил на рукав черную траурную ленту. Марго и остальные ходили с серьезными лицами. В салоне состоялось срочное совещание. Был только один путь и одна цель — скорее вернуться в Англию. Так как в момент получения телеграммы Роберт Кемпстер был уже погребен, Фреду не имело смысла торопиться в Европу на пассажирском пароходе — те несколько дней, которые он мог выгадать, все равно ничего не дали бы. «Полуночная мечта» имела достаточно большую скорость, чтобы они могли и при теперешних обстоятельствах закончить путешествие на яхте.

Пополнив запасы горючего, они направились к Панаме и через канал, не задерживаясь, вышли в Атлантический океан. Самым прямым путем, на полную мощность машин, мчалась кучка путешественников на свою родину. Только Ако каждая пройденная миля отдаляла от родины: на небе снова показались чужие северные звезды и в лицо повеяло северной прохладой. Но ни у кого теперь не было времени думать об Ако.

Густою пеленою серых облаков, угрюмым рокотом клокочущих бурунов, промозглыми ветрами и холодным неприветливым дождем встретила путешественников ранняя северная весна. Южное солнце слишком долго баловало их. Резкая перемена климата довольно ощутительно сказалась на организме путешественников. В Атлантическом океане Эвелина Дорман схватила насморк. У Реджинальда Джибса заболели зубы, а остальные сделались настолько чувствительны к холоду, что сколько не надевали на себя, все не могли согреться. Грейс Джибс беспокоилась, удастся ли ей сохранить до возвращения домой тот особенный загар кожи, который можно приобрести только на юге. В самом деле, было бы досадно, если бы ей не удалось щегольнуть перед своими знакомыми красивым, ровным загаром именно теперь, когда зимние туманы и холодный воздух совершенно выбелили лица северян.

Последний этап пути был самым скучным. Большую часть времени наши путешественники проводили в каютах. Слишком долгое пребывание вместе сделало всех их несколько апатичными и равнодушными к другим людям. Все заманчивее казалась им привычная, спокойная обстановка на родине, жизнь дома с ее проверенным содержанием и заведенным течением событий. Словом, — чрезмерное обилие впечатлений от чужих краев утомило их, они были подобны перегруженному судну, где ни для каких новых ценностей больше не оставалось места. Нетерпеливо считали они дни и часы, расспрашивали капитана, сколько еще осталось плыть, и постепенно упаковывали свой багаж.

За время путешествия «Полуночная мечта» всего раза два перенесла настоящую бурю, но, по счастью, всякий раз ей удавалось заблаговременно укрыться в каком-нибудь порту или в спокойном заливе. Так и на этот раз они надеялись ускользнуть целыми и невредимыми; когда в северной части Атлантического океана начался сильный весенний шторм. Понадеявшись на мощные машины яхты, они рассчитывали достичь канала Святого Георгия до того, как ураган успеет разыграться во всю свою разрушительную мощь.

Какой маленькой и беспомощной стала теперь красивая яхта, оказавшись во власти грозной стихии! Какими ничтожными и бессильными казались уверенные в себе, гордые люди, которым принадлежали огромные богатства и право распоряжаться другими людьми, когда старый Нептун затрубил в рога своих бурь! Словно пьяные, пошатываясь, бродили они по коридорам и каютам, не притрагивались к еде, бледные, взволнованные, совершенно потерявшие чувство юмора.

Ако работал не покладая рук, прибирая пассажирские каюты. Мужчины были желчны, капризы женщин становились все более нелепыми, им казалось, что во всех неудобствах виноват Ако. Даже Марго — всегда приветливая и душевная Марго — стала неразговорчивой.

Днем с капитанского мостика можно было видеть большие, неуклюжие грузовые суда, которые отчаянно боролись с бурей. То здесь, то там с просторов океана доносились сигналы бедствий, крики о помощи. Но у яхты не было времени спешить на помощь, она сама находилась перед лицом серьезной опасности. И когда спустилась ночь, настал момент и для «Полуночной мечты» послать в эфир первый сигнал бедствия. Берег был недалеко — скалистая, пустынная местность с каменистыми островами и рыбачьими поселками. Ни одного подходящего залива, ни одного пригодного места, где можно стать на якорь. А водяные горы ежеминутно перекатывались через маленькую дорогую игрушку, на которой в страхе дрожало несколько десятков человек. Каждый вал что-нибудь уносил с собой. Капитанский мостик был уже разрушен, спасательные шлюпки снесены в море. Временами вода захлестывала трубу яхты, через вентиляторы попадала в машинное отделение и окатывала моряков ледяным душем. Сидящие в салоне путешественники в ту ночь не думали а сне.

— Мистер Кемпстер, нам грозит серьезная опасность? — наперебой приставали к владельцу яхты Грейс Джибс и Эвелина Дорман. — Скажите, «Полу» ночная мечта» выдержит? Не приготовить ли спасательные пояса? Помогут ли они хоть сколько-нибудь в такую погоду?

— Все будет хорошо, — уверял Фред, сам уже давно потерявший присутствие духа. Когда на трапе, соединяющем капитанский мостик с салоном, появлялся капитан, все лица обращались к нему, и во всех глазах моряк читал немой вопрос, страх и мольбу. Ах да, теперь эти люди умоляют, чтобы их спасли от гибели, чтобы им дали возможность продолжать беспечную, счастливую жизнь, до конца испытать все радости бытия. В этот час они, может быть, согласились бы пожертвовать значительной частью своих привилегий, своим высоким положением, своим богатством, своими перспективами на будущее.

— Все в порядке, капитан? — спросил Фред Кемпстер.

— Плохо, мистер Кемпстер. Хотя шторм начинает, постепенно стихать, да и берег не так уж далеко… Мистер Кемпстер, штурвал яхты не действует. Ветер и течение относят нас к берегу. Я хочу попросить пассажиров приготовиться ко всяким случайностям. Для особого беспокойства причин нет, так как мы только что с берега получили ответ на наши сигналы бедствия. Как только шторм немного утихнет, они выйдут на спасательной лодке. Разумеется, до рассвета ничего не удастся предпринять.

Как ни осторожно — казалось, даже беспечным тоном — сообщил эту весть капитан пассажирам, действие ее было ошеломляющим. Мужчины побледнели и стали нервно покусывать губы, женщины разразились истерическими причитаниями. Образованных, хорошо воспитанных леди и джентльменов охватила паника, слепой, животный страх. В один миг разлетелась хрупкая скорлупа цивилизации, слетел весь лоск культуры.

Эвелина Дорман в довольно непристойной форме упрекала мужа за то, что он втянул ее в эту чреватую опасностями авантюру. Грейс Джибс грубо оттолкнула брата, когда он, наперекор собственному страху, пытался ее успокоить. Но все единодушно сошлись на том, что главный виновник всего Фред Кемпстер.

— Ха-ха, тоже мне яхта! — нервно хихикал Вальтер Дорман. — Сколотил плавучий гроб и приглашает людей путешествовать! Но это. уж известный прием Кемпстеров — истратить пенс, а раздуть на гинею, ха-ха!

— Я никого насильно потянул с собой! — вспылил Фред. — Вы сами мне навязались!

— Грейс, ты слышишь! — вскричал Реджинальд Джибс. — Мы ему навязались, на коленях умоляли взять с собою!

Все острее становилась перепалка. Злобный блеск зажегся в глазах людей, лица скорчились в уродливые гримасы, желчь и яд кипели в каждом слове. Равнодушная, всеми забытая Марго наблюдала происходящее. И только когда мощный удар заставил вздрогнуть весь корпус маленького судна, эти разъяренные люди немного одумались, занялись каждый собой, стали искать спасательные пояса и ринулись на палубу.

— Еще ничего страшного, оставайтесь спокойно внизу, — преградил им дорогу капитан. — Яхта только вскользь коснулась какой-то подводной скалы.

В хмурый предрассветный час ветер бросил беспомощную яхту на какую-то другую подводную скалу. Шторм, правда, уже утих, но море еще бушевало по .инерции; с палубы можно было ясно различить мрачное, скалистое побережье. В воздух взвились ракеты, им ответили ракетами с берега.

Яхта тонула. Сбившись на палубе в кучу, пассажиры и моряки смотрели на белую моторную лодку, которая отделилась от берега и, борясь с волнами, пробивалась в их сторону. Успеет ли она прийти вовремя? Всем ли хватит места?

В утренних сумерках поблескивал огонь берегового маяка, и снова Марго, как когда-то в начале путешествия, влекомая непонятной силой, не отрывала взгляда от белой башни и ярких снопов света, которые широкими кругами расходились по волнующемуся морю.

Фред Кемпстёр смирился с тем, что ему придется потерять красивую, дорогую яхту, все остальные также примирились с. мыслью, что их имуществу и собранным в путешествии сувенирам суждено погибнуть. Но когда белая моторка, проделав половину пути от берега до яхты, внезапно изменила курс и стала удаляться на юго-запад, всеми овладело страшное смятение.

— Они не желают спасать нас, — завопила Эвелина Дорман. — Капитан, разве может быть, что они нас не видят?

— Да, что же это значит? — Фред Кемпстёр нервно нащупывал бинокль. — Или они увидели в море еще что-нибудь? Надо бы посигналить, чтобы поторопились. Долго ведь мы не продержимся.

— Может быть, полчаса, — тихо ответил капитан. Тонущая яхта медленно кренилась на бок.

— А потом? — Голос Вальтера Дормана дрожал, на палубе было очень свежо.

— А потом может случиться, что нам некоторое время придется вплавь держаться на воде, — сказал капитан. — Мне кажется, это будет не особенно трудно. Наши спасательные пояса вполне надежны.

— В этой холодной воде? — истерически взвизгнула Трейс Джибс. — Меня тотчас сведет судорога.

Ако неслышно вышел наверх и остановился подле Марго.

— Не бойтесь, госпожа, — шепнул он ей. — Я хороший пловец. Я буду возле вас и помогу вам добраться до берега.

В этот момент лодка вновь изменила курс, плавным поворотом обогнула яхту, затем против ветра стала приближаться к месту аварии. Вздох облегчения вырвался у всех из груди.

— Они знатоки своего дела, — сказал капитан. — Этот обход, видимо, был необходим из-за мели. Прямым курсом моторку не удалось бы подогнать к нам.

Те, кто больше всех дрожали, теперь пытались улыбаться и принять бодрый вид. Вальтер Дорман закурил сигарету, а Эвелина и Грейс открыли сумочки и, поглядевшись в маленькие зеркальца, проверили, как они выглядят.

— Все будет хорошо, дорогая… — вспомнил наконец о своей жене Фред Кемпстер. — Они успеют вовремя.

Марго безмолвно кивнула головой.

Когда моторная лодка подошла ближе, с яхты можно было рассмотреть двух мужчин в черных дождевиках и зюйдвестках. Один сидел у руля и наблюдал за мотором, другой стоял на носу лодки, приготовив причальный канат и держа багор. Метрах в двадцати от «Полуночной мечты» рулевой заглушил мотор и инерцией хода подогнал лодку к яхте с подветренной стороны. Матросы поймали причал и подтянули лодку бортом к борту яхты, другие поспешили спустить веревочный трап. И как только трап был привязан к поручням, Вальтер Дориан перелез через борт, решив, что так дело будет вернее, лишь бы поскорее убраться с тонущего корабля. Но не успел он еще ступить на следующую перекладину, как один из находившихся в лодке мужчин стукнул его багром по спине.

— Убавьте прыти, мистер! Пусть первыми спуска» ются женщины. Времени хватит.

И он ударил еще раз, но так как Вальтер Дорман все еще упрямился, двое яхтенных матросов сгребли его за плечи и втащили наверх.

— Тогда иди ты! — всердцах крикнул он Эвелине. — Чего ты ждешь, чего копаешься? Не видишь, что этот плавучий гроб сейчас пойдет ко дну!

Прошло несколько минут, пока все перебрались в моторную лодку. Наконец, на яхте остался один капитан, но он еще медлил, словно что-то забыв или чего-то ожидая.

— Брось ломаться, старина, спускайся вниз! — позвал рулевой с моторной лодки. — Эта безделка не стоит твоей жизни. Еще успеешь потонуть с каким— нибудь другим судном.

— Я смотрю, нет ли здесь… — пробормотал капитан.

— Нечего смотреть. Спускайся. Надо живей уходить.

Тогда командир «Полуночной мечты» перестал рисоваться и проворно перебрался на моторную лодку — яхта слишком угрожающе кренилась на бок. Заведя мотор, рулевой задним ходом отвел лодку от яхты, затем стремительным маневром развернул ее и направил к берегу. Едва они успели отойти метров .на тридцать, как «Полуночная мечта» покачнулась, будто в агонии стала переваливаться с боку на бок и затем исчезла в пучине. Глядя на водоворот, некоторое время еще клокотавший на месте крушения, спасенные люди содрогнулись от ужаса.

Моторная лодка неслась вперед, всплески волн хлестали через борт, обдавая брызгами одежду спасенных людей. Все взоры были прикованы к берегу, только Ако и Марго не спускали глаз с рулевого: спокойный, поглощенный своим делом, он, казалось, не замечал окружающих. Они узнали Эдуарда Харбингера, как только у яхты раздался его голос. И смущение объяло Ако, когда он присмотрелся к поведению своего друга: он бы на месте Харбингера радовался, что пробил великий час расплаты, что сейчас они по-мужски сведут счеты и Харбингер заставит Фреда Кемпстера своей жизнью заплатить за всю ту несправедливость, которую тот ему причинил. Ведь он мог оставить Фреда на яхте, сказать, что в лодке для всех «нет места. В этот час он мог потребовать у молодого Кемпстера возвратить то, что ему не принадлежало и что тот хитростью отнял у него. Но Харбингер ничего не сказал, даже пристальней не взглянул на своего врага — он спасал всех и всех доставлял на берег. Может быть, он замышлял что-нибудь иное?

Один раз Ако поймал взгляд друга, и теплая улыбка Харбингера подтвердила, что тот узнал его. Еще Ако заметил, как Мрго, сидевшая на корме моторной лодки, как бы невзначай слегка погладила руку Харбингера. Тот улыбнулся печально и горько, но не взглянул на Марго и ничего не сказал ей.

Так они прибыли на берег.

На узком скалистом мысе, глубоко врезавшемся в море, стоял Кренлирокский маяк. Метрах в сорока от стройной башни, в укрытии от свирепствовавших тут западных ветров, находилось жилое помещение его персонала. Ничто не украшало мрачного скалистого места. Несколько кустов, посаженных близ жилья, да пара цветочных клумб, правда, свидетельствовали, что человек все же пытался сделать свое окружение более привлекательным, но его старания оказались почти безуспешными.

Когда моторка общими усилиями была втащена в сарай, Харбингер повел спасенных людей в дом, а его помощник Девид Пэн направился на башню маяка погасить свет.

— Вы только вдвоем обслуживаете маяк? — спросил по дороге у Харбингера Вальтер Дорман, забыв, что этот самый человек недавно огрел его багром по спине.

— Да больше и не нужно, — отвечал Харбингер. — Но через каждые две недели нас сменяют двое других.

— И тогда вы отдыхаете в городе, не правда ли? — продолжал Дорман.

— Если есть желание, можно уехать в город, а если нет, можно оставаться тут.

— Этого, конечно, никто не делает? — вмешался в разговор Фред Кемпстер. — Кто же станет прозябать в этой пустыне, если имеет возможность пожить среди людей!

— Кто как, — промолвил Харбингср, — я не покидал этого места семнадцать месяцев.

— Серьезно? — изумленный Фред пожал плечами. — Как человек это может выдержать? Такая жизнь ничем не отличается от тюрьмы…

— Отчего же? Здесь довольно интересно. Разве моряк, вынужденный годы проводить на чужбине, находится в лучшем положении?

— Вы были моряком? — спросил Фред.

— Все служащие маяка — бывшие моряки.

— Да, конечно, они должны знать морскую жизнь и все, что связано с судоходством, сигналы, курсы.

— И должны быть привычны к одиночеству…

У дверей жилого дома Харбингер, что-то вспомнив, обратился к следовавшей за ним толпе:

— Вы меня извините. Сейчас я не могу вас впустить. Сами понимаете — мужское хозяйство… какой там может быть порядок.

Словно устыдившись, провожаемый добродушным смехом, он торопливо вошел в дом. Но если оставшиеся во двере полагали, что Харбингер теперь убирает свое жилье, застилает постель и собирает разбросанную одежду, они заблуждались. Там ничего не было раскидано, каждая вещь была на своем месте. Только в комнате Харбингера на столе находился предмет, которому там не следовало быть. Этот предмет — портрет молодой женщины — он запрятал в ящик стола под бумаги, потом немного выждал и пошел впустить оставшихся у входа.

Пассажиры сидели у пылающего камина, грелись и сушили одежду. Экипаж яхты разместился в другом помещении. Кок готовил кофе и жарил яичницу на завтрак — продукты ему дал Харбингер. Подкрепившись и обогревшись, женщины зашли в комнату Харбингера привести себя в порядок, а мужчины остались курить в дежурном помещении маяка. Харбингер связался по телефону с ближайшим портом и сообщил о гибели «Полуночной мечты*. Спасенные могли выбраться отсюда только по суше, так как зыбь еще была слишком велика, чтобы рискнуть на переполненной моторке, выйти в открытое море. Из города обещали» выслать в Кренлирокский поселок несколько автомобилей, но они могли прибыть только к вечеру, следовательно, спасенные должны были целый день провести на маяке.

Вальтер Дорман пошел сообщить об этом дамам. На минуту Фред Кемпстер .и Харбингер остались вдвоем, так как Реджинальд Джибс взобрался на башню маяка и фотографировал местность — свой фотоаппарат он все-таки спас.

Теперь, когда страх и волнения были позади, Фред Кемпстер стал внимательнее приглядываться к тому, что его окружало, к предметам и людям. Эдуард Харбингер снял дождевик и зюйдвестку. В темно-синей куртке, смуглолицый, со слегка растрепанными волосами, сидел он за столом и что-то записывал в маячный журнал. Повнимательней всмотревшись в это лицо, Кемпстер подумал, что он где-то видел его раньше. Ему показались знакомыми эти строгие, мужественные черты. Тщетно силясь припомнить, откуда ему знакомо это лицо, Фред заговорил:

— Скажите, не встречались ли мы раньше?

— Кажется да, мистер Кемпстер, — отвечал Харбингер, не подымая глаз от журнала и продолжая что-то записывать.

— Так вы меня знаете? — встрепенулся Фред и с напряженным интересом уставился на смотрителя маяка.

— Да, конечно. Но что же тут удивительного? Смотрители маяков знают всех наиболее видных деятелей судоходства своей страны. Раз в год мы даже получаем подарки от некоторых пароходств.

— Но я никогда не бывал здесь.

— Когда-то и меня здесь не было, — Харбингер впервые за время их разговора взглянул на Фреда.

— Мы были знакомы? — спросил Фред. — Извините, что я так спрашиваю… мне приходится иметь дело с таким множеством людей, что упомнить всех просто невозможно.

— Ясно. Особенно, если с кем-нибудь из них у вас было совсем пустячное, незначительное дело, — по лицу Харбингера проскользнула усмешка.

— Разрешите узнать ваше имя?

— Эдуард Харбингер.

— Харбингер…

Да, теперь Фред вспомнил все. Ему стало очень неловко. В замешательстве он чиркнул спичку и поднес огонь к уже дымившейся сигарете. Человек, который сидел за столом и, погрузившись в работу, казалось, не замечал его присутствия, не мог быть ему другом. И этот человек спас жизнь ему и его жене, доставил их на берег, и они вынуждены пользоваться его гостеприимством в этом мрачном месте, где птицы не вили гнезд и цветам некуда было пустить корни.

Фреду Кемпстеру стало не по себе. Он поднялся, вышел и долго бродил по побережью мыса. Над скалами с криком кружились чайки. В море не видно было ни одного корабля, ни одной рыбачьей лодки. Лишь черные скалы, бурлящее море да завывание ветра на просторе.

Как тут мог жить человек? Почему Харбингер поселился здесь? Чем больше Фред думал об этом, тем беспокойнее становилось у него на душе. Растерянный и усталый, присел он на какой-то камень и просидел до тех пор, пока не пришел Ако и не позвал его обедать.

После обеда Харбингер сменил своего помощника и заступил на вахту — наблюдал за морем и регистрировал проходившие мимо суда. Улучив минутку, он зашел в лодочный сарай и стал разбирать сети, которые они с Пэном приобрели весной, — в дни отпуска рыбная ловля была хорошим времяпрепровождением. Там в сарае его и нашел Ако.

— Можно войти? — спросил островитянин. На сумрачном лице Харбингера показалась улыбка.

— Входи, Ако, тебе можно. На, посмотри, знают у вас на острове вот этакие веши?

Ако осмотрел сети, перебрал мягкие льняные нити со свинцовыми грузилами у нижней веревки и пробно* выми поплавками у верхней,

— Нет, мистер Харбингер, у нас таких не было.

— Когда вернешься домой, научи свой народ рыбачить сетями, — сказал Харбингер.

— У нас достаточно рыбы ловится на крючки. Куда нам девать ее, если наловим больше, чем можно съесть?

— Это верно, Ако, куда вам девать… Почему ты не остался в Южном море, когда яхта была там?

— Мы не смогли найти Ригонду. Потом мистер Кемпстер получил сообщение о смерти отца и направился прямо домой. А что, лучше было бы остаться на американском берегу?

— Не знаю, друг. Для мистера Кемпстера наверняка было бы лучше, если бы он так не спешил. Тогда, быть может, он не попал бы в такой шторм, уберег свою яхту от гибели и… не встретился бы со мной.

— А он знал, что вы находитесь здесь?

— Видимо, нет.

— Но Марго… она ведь знала?

— Почему ты так думаешь?

— Она дала мне на сохранение ваше письмо. Оно и теперь у меня.

Харбингер пристально посмотрел в глаза Ако.

— Она велела тебе хранить моё письмо?

— Да. Она сказала, что уничтожить его не хочет, но не желает, чтобы мистер Кемпстер его увидел. Ему будет очень больно.

—. Вот как? — Харбингер тихо засмеялся. — Ему будет больно! Как она печется о самочувствии мистера Кемпстера.

И он опять засмеялся — отрывисто, презрительно.

Ако нерешительно переминался с ноги на ногу. Заметив его замешательство, Харбингер спросил:

— Ты хочешь что-нибудь сказать, Ако?

— Нет, ничего. Я только думаю — вам теперь будет лучше. Ваша жизнь станет счастливее, чем до сих пор, когда Марго останется здесь.

— Почему ты думаешь, что она останется здесь? -. Она была вашей подругой, когда вы уезжали.

Мистер Кемпстер только хитростью разлучил вас. Теперь он больше ничего не может сделать, и, если вы потребуете Марго обратно, он должен будет ее отдать.

— Ты думаешь — она согласится остаться со мной?

— Она ведь должна это сделать. Это ее долг. Кроме того… вы ей милее, чем Кемпстер.

— Почему ты так думаешь?

— Я это знаю, мистер Харбингер. Знаю потому, что она несколько раз брала у меня ваше письмо, когда мы были на юге. Прочитав, она всегда отдавала его обратно, но я видел, что с большим удовольствием она хранила бы его у себя. И, когда вы давеча подъехали к яхте… вам надо было видеть ее глаза. Мистер Харбингер, я никогда не видел, чтобы она так смотрела на Фреда Кемпстера, как она смотрела на вас.

— Ах, Ако… — застонал Харбингер. — Ты хороший парень, и я знаю, что ты желаешь мне добра, но этого тебе не следовало рассказывать.

— Почему?

— Лучше бы мне не знать этого. Ведь… Марго не может остаться здесь, и я не могу позвать ее к себе.

— Почему?

— Потому, что этого не позволяет моя гордость, мое человеческое достоинство. Никогда не надо просить милостыню и принимать любезность от человека, который когда-то плюнул на тебя, пренебрег тобой.

— Но вы ведь не оставите все так, как есть? Кемпстер ограбил вас, обманом удалил и отнял у вас Марго. Это был подлый поступок. Белые тоже за подлость наказывают своих. Теперь вы имеете возможность отплатить Кемпстеру.

— Да, Ако, возможность есть. И, может быть, я и воспользуюсь ею, но не так, как ты думаешь.

За дверью зашуршали шаги. Какой-то человек шел к лодочному сараю. Он остановился на пороге и сказал:

— Мне надо поговорить с вами, Харбингер.

— Заходите, Кемпстер, вредно стоять на сквозняке, — ответил Харбингер, не взглянув на пришедшего.

Ако понял, что сейчас должна произойти решительная битва, и его присутствие излишне. Но, когда он направился было к выходу, Харбингер знаком показал, чтобы он остался. Фред заметил этот кивок.

— Мистер Харбингер, нам было бы лучше поговорить с глазу на глаз. Ако это никоим образом не может интересовать.

— Ако молод, ему надо учиться, — ответил Харбингер. — Я хочу, чтобы он познакомился со всеми тонкостями взаимоотношений наших соплеменников, тогда он лучше поймет, что мы за птицы.

— Мне неудобно говорить о таких вещах в присутствии «чужого человека, — настаивал Фред.

— Чувство неудобства оставьте за дверьми, мистер Кемпстер. Не всегда же искать самого легкого и удобного пути.

— Вы хотите меня унизить?

— Не ждете же вы, чтобы я унижался перед вами? — Харбингер выпрямился.

— Ну хорошо, пусть Ако остается. Но он не смеет…

— Он смеет все, мистер Кемпстер. Не ставьте, условий.

— Но вы же не знаете, о чем я хочу говорить.

— Я знаю, Кемпстер. Вы хотите оправдываться.

— Нет смысла оправдываться за прошлое. Какое оно есть, таким и останется. Я не желаю себя обелять. Более того, я не сожалею о сделанном, потому что если бы я так не поступил, то многое потерял бы в жизни. Да,.Харбингер, Марго была мне необходима. Я за нее боролся и вышел победителем. И я очень доволен, что мне досталась Марго, потому что я люблю ее. С моей точки зрения, это очень хорошо, что мне удалось одолеть вас. Моя совесть в этом отношении абсолютно спокойна, так же спокойна, как у каждого мужчины, который в борьбе за любимую женщину осилил своего соперника. Смею вас уверить, что Марго счастлива и не сожалеет об исходе борьбы. Стало быть, что касается этого пункта, — здесь все в порядке.

Заинтересованный, Харбингер посмотрел на Фреда. Вызывающий тон Фреда больше пришелся ему по душе, чем если бы тот начал с жалобных вздохов и лицемерных причитаний.

— Продолжайте, Кемпстер.

— Хорошо. Как видите, Харбингер, у нас с Марго все в порядке. Мы довольны своей жизнью. А вот с вами что-то не в порядке.

— Моя дела предоставьте мне, мистер Кемпстер. Вы мне не опекун.

— Избави бог, не имею ни малейшего желания быть им. Будем говорить начистоту: мне не нравится, что вы изображаете из себя мученика. Если вы в одном деле потерпели крах, то это ведь не значит, что должна пойти прахом вся ваша жизнь. Кому вы досаждаете, живя в этой пустыне? Мне? На меня это не действует. Марго? Она неповинна в ваших причудах и странностях. Она знает, что я предоставил вам лучшие условия, она знает, что вы могли бы жить обеспеченно и с удобствами. Следовательно — поселение на Кренлирокском маяке всего лишь дело вкуса. Но делая это, вы, наверное, думали, что мы нанесли вам обиду, и своим поступком надеялись заставить нас мучиться угрызениями совести, чувствовать себя неловко и так далее. Харбингер, это удар мимо цели, поэтому будет разумнее, если вы положите конец этому шутовству. Уезжайте отсюда. Я вам предоставлю место капитана на «Тасмании», так как старый Фарман будет необходим в конторе пароходства.

— Вашим слугой я никогда не буду, мистер Кемпстер, — едва сдерживаясь, ответил Харбингер.

— Как.угодно. Если не желаете находиться в непосредственной зависимости от меня, я согласен иным путем обеспечить вам независимое положение. Я вам дам известную сумму денег…

— И что вы хотите взамен?

— То, что гораздо лучше и разумнее ненужной вражды, — вашу дружбу.

— Мне ваша дружба не нужна, мистер Кемпстер, а свою дружбу я не продаю за деньги. Даже за свои тридцать пароходов вы ее не купите.

— Не слишком ли высоко вы себя цените?

— Боюсь, что вы всех людей цените слишком низко. Мистер Кемпстер, вы вовсе не так богаты, как воображаете. Кое-что, хотя в ваших глазах оно имеет ничтожную ценность, вы все же не в состоянии купить. Понятно, это вас терзает и долго будет терзать, но меня это не трогает.

Фред Кемпстер сжал губы, немного помялся, потом заговорил другим тоном, приглушенным и просительным.

— Я не хотел оскорбить вас. Если вас не интересуют материальные ценности, мои благие намерения могли действительно показаться вам предосудительными, Харбингер, но если я обращаюсь к вам как человек, как виновный, которого вы имеете основания ненавидеть, как совершивший ошибку человек, который сознает свою вину и, сожалея о содеянном, протягивает руку для примирения, — разве вы и тогда не протянете своей?

— Слишком сентиментально и слишком лицемерно, мистер Кемпстер. Удовлетворение я уже получил — вы все-таки чувствуете себя виновным. Но я не хочу дать вам возможности откупиться чечевичной похлебкой. Поберегите деньги для своих наследников — они уж сумеют их растратить. И любите себя превыше всего на свете, тогда будете чувствовать себя спокойно. Выкиньте из головы только одну вашу прихоть — не надейтесь купить любовь и дружбу тех людей, которым вы наплевали в лицо. Нельзя быть таким ненасытным. .

Кемпстер круто повернулся и вышел.

— Ну, Ако, чему тебя научила эта история? — спросил Харбингер, когда Фред ушел.

— Тому, что человек не должен продавать свое достоинство и честь.

— Правильно, Ако. Никогда нельзя продавать себя, пресмыкаться и унижаться, ни за какие деньги не надо позволять садиться себе на шею. Перед лицом силы нам иногда приходится отступать, но перед коварством и ложью — не следует никогда.

Через час позвонили из Кренлирокского поселка, что пришли машины за спасенными с яхты людьми. До поселка нужно было идти пешком. Девис Пэн пошел провожать их. Когда он вернулся, уже стало смеркаться, и Харбингер ушел зажигать огни маяка. Спустившись вниз, он встретил своего помощника.

— Теперь поделим подарки, — сказал Пэн, показывая всякие дорогие вещицы — золотой портсигар, брошки с драгоценными камнями и пачку денег, которые спасенные господа и дамы при расставании передали ему.