Глава девятая

Наступили погожие дни. Стояла золотая польская осень; поля, леса и сады были богато украшены темной зеленью и багрянцем. Созревшие плоды падали с деревьев на застланную листьями землю. Птицы сбивались в стаи. Скворцы готовились к отлету и плотной тучей закрывали солнце. Над прудами звенели комары. На господских токах глухо били цепы, и эхо разносило их удары по холмам. Мельничные жернова со скрежетом перемалывали полновесное зерно, в мешки сыпались мука и крупа. Обмелевшие речки, журча по камням, лениво несли воды к Висле. Урожай был отличный. Ярмарки гудели от ругани, от криков купцов, от глухих хлопков по рукам при заключении сделок.

Брат Макарий не мог любоваться красотами осенней природы: он сидел, сгорбившись, в хлеву, со связанными руками и ногами, а голова его была втиснута между коленями. Он дрожал от холода, так как сырость пронизала его до костей. Рядом с ним стояла на коленях в бочке молодая женщина – ведьма, которая напускала порчу на скот и, намазавшись волшебной мазью, летала на метле на Лысую гору, где непристойно развлекалась с дьяволами. Она была причиной длительного ненастья: как только ее изловили, небо сразу прояснилось, что было очевидным свидетельством прекращения колдовства. Ее крепко связанные руки и ноги были просунуты в отверстия, проделанные в бочке. Она была молода, и ей не хотелось умирать. Вот так, на коленях, она стояла уже несколько дней и не переставая кричала во все горло. Сначала она горячо молилась, потом стала грозить и ругаться. Квестарь закрывал уши, чтобы не слышать ее богохульных речей. Когда же он пытался ободрить несчастную добрым словом, она начинала плевать в него. Ведьма на суде во всем призналась и теперь ожидала прибытия из Кракова палача, который должен был исполнить приговор: сжечь ее живой на костре. Сельский суд в составе судьи и семи присяжных при участии шляхтича, чьей крепостной была женщина, учинил ей допрос. Прежде всего ее пытали водой: опустили на веревке с моста в реку. Если бы она утонула, всем было бы очевидно, что ее постигла заслуженная кара за колдовство. Но она не утонула, юбки наполнились воздухом и удержали ее на поверхности воды. Тут всем стало ясно: не тонет – значит, ведьма! На суде она не пролила ни одной слезинки, поэтому выдвинутое против нее обвинение было признано правильным, а донос соседки, в религиозном пылу обвинившей ее перед паном в близости с дьяволом, – справедливым. Суд отказался от дальнейшего применения пыток: она призналась во всех своих богомерзских делах сразу же после того, как ей показали, как таких баб огнем побуждают рассказывать правду. До этого она пробовала упираться, но тогда палач переломил ей руку, а потом повел в кузницу, где она должна была взять голыми руками раскаленное железо и пронести по деревне, она подтвердила все, в чем ее подозревали, не дожидаясь ни забивания гвоздей под ногти, ни колесования. Доказательства были исчерпывающими. Ради сохранения скота и урожая ведьму надо было лишить жизни.

Квестарю трудно было молчать. Вначале он пошумел немного, но потом успокоился и стал расспрашивать соседку. Та рассказала ему про свою беду. Но когда брат Макарий захотел помочь ей добрым словом, она стала плевать в него и издеваться над монашеской рясой. Так в холоде и в темноте они провели несколько дней. Квестарь узнал от слуг, приносивших им по чашке теплой воды и куску сырой лепешки, что женщина эта якшалась с дьяволами: Змием, Оборотнем и Фарелем, то есть совершила преступление более тяжелое, чем мужеубийство, прелюбодеяние и кража.

Однажды утром слуги развязали брату Макарию ноги, чтобы он смог встать и потянуться, а затем голодного вытащили на улицу. Он с радостью вдыхал свежий воздух, наслаждаясь ветерком, колыхавшим вершины сосен и елей.

– Как прекрасна жизнь, когда, вздохнув, можно почувствовать утреннюю свежесть! Но вы, остолопы, ничего в этом не понимаете, вам ведь не приходилось сидеть в хлеву. Как приятен этот утренний холодок!

– Вот прижгут тебя огнем, тогда иначе заговоришь, – засмеялся слуга.

– Человек всегда говорит иначе, почтенный обормот, а то жизнь была бы очень скучной.

Его привели в волостную управу. На столе стояло распятие, украшенное зеленью. Суд – кшешовицкий войт и присяжные – был уже в сборе. Квестаря усадили на скамью перед столом. Комната была переполнена народом, так как желающих послушать дело о колдовстве было хоть отбавляй. Минуту спустя, опустив голову и держа в руках толстенную книгу, которая закрывала лицо, вошел с сосредоточенным видом королевский обвинитель. Квестарь с любопытством осмотрелся вокруг. На боковой скамье сидели отец Ипполит, пан Литера, Ясько, эконом и стражники из замка. Брат Макарий пытался было подмигнуть им, но они отвернулись, избегая его взгляда.

Войт приказал квестарю рассказать о себе. Брат Макарий был не очень многословен:

– Я бедный квестарь у отцов-кармелитов.

– Где ты родился?

– Там, где мать произвела меня на свет.

Войт и присяжные пошептались с обвинителем, после чего тот встал и, не переводя дыхание, прочел формулу обвинения в колдовстве и общении с нечистой силой.

– Признаешь ли ты себя виновным? – спросил по окончании чтения обвинитель, приложив руку к груди.

Квестарь усмехнулся:

– Никак не могу, я ведь не колдун.

– Как не колдун, когда все твои поступки доказаны.

– Те, кто обвинил меня, – глупые люди.

Палач – рука святого правосудия – важно приблизился к брату Макарию. За ним гуськом шествовали его подручные. Палач был одет по всем правилам: в красный кафтан и такой же колпак. Скрестив руки на груди, он мрачно смотрел на обвиняемого.

– Плачь, – надменно приказал он после минутного молчания, внимательно разглядывая свою жертву.

– Последний раз я плакал, когда покойный отец выпорол меня по заднице за то, что я не уследил за поплавком и упустил рыбу.

– Плачь!

Судьи наклонились над столом, рассматривая лицо квестаря. Не обнаружив на нем никаких признаков слез, они изрекли:

– Он, бесспорно, колдун.

– Теперь приступим ко второму испытанию, – приказал обвинитель. – Его следует бросить в воду.

– Тоже ничего не выйдет, – развел квестарь руками, – я с малых лет хорошо плаваю, так что не утону.

– Он, бесспорно, колдун, – подтвердил суд.

– Может, это тоже – знак дьявола? – спросил брат Макарий, похлопывая себя по животу. – У меня там такая музыка, словно орган во время вечерни играет.

Палач приложил ухо к животу квестаря, закрыл глаза и долго вслушивался.

– Есть музыка, – подтвердил он, обращаясь к судьям.

Те по очереди подходили к брату Макарию и прикладывали ухо. А у квестаря кишки были пусты и в них раздавалось громкое урчание.

– Является ли это признаком дьявольской силы? – задали судьи вопрос обвинителю.

– Безусловно! – ответил тот без колебания. Судьи покачали головами и опять уселись за стол. Войт, довольный тем, что суд проходит спокойно и

с точным соблюдением всех правил, обратился к обвинителю:

– Прикажи палачу поступить с ним по закону. Обвинитель громко закричал:

– Палач, поступи с виновным по закону! Испытание третье!

Заплечных дел мастер поклонился и спросил:

– Милостивые господа судьи, есть ли на то ваша воля или нет?

– Есть! – ответили все хором, как певчие во время костельной службы.

– Тогда я приступаю.

– Ты не огнем ли собираешься пытать? – спросил брат Макарий.

– Огнем, – важно ответил заплечных дел мастер.

– Не трудись понапрасну, – сказал квестарь. Я глотаю огонь запросто, и, наполнив им мой желудок, ты принесешь мне лишь облегчение, потому что кормили меня тут отвратительно.

Палач в нерешительности грыз палец, не зная, как действовать дальше.

– Он признался и в третий раз, – обрадовался обвинитель. – Вина его доказана.

– Высокие судьи, – обратился квестарь, – что вы еще хотите узнать обо мне?

– Расскажи, как ты с дьяволами общался, – что дурного делал.

– Что я делал дурного? Много.

– Говори, да только правду.

– Как на исповеди… Я умножал имущество отцов-кармелитов. А тому, кто не хотел облегчить свой кошелек, грозил божьими карами.

Отец Ипполит упал на колени.

– Господи! Отпусти грехи этому сыну дьявола, который так оскорбляет лик твой! Боже, пусть костер поглотит его ради славы имени твоего.

Все были потрясены молитвой кармелита. Судьи помогли ему встать с коленей.

– О, какой же ты страшный разбойник! – всплеснул руками обвинитель.

– Да, разбойник хоть куда.

– Замолчи! – заткнул уши войт, а за ним и присяжные. – Ничто не спасет тебя от смерти.

– Дьяволы погубили тебя, – заключил обвинитель.

– Не дьяволы, почтенный обвинитель, а вино.

– В вине дьявол сидит, – наставительно поднял указательный палец обвинитель.

– Лишнего я выпил, вот вы и схватили меня по желанию отца-настоятеля монастыря кармелитов.

– Ты страшный колдун! – воскликнул один из судей.

– Разбойник! – закричал другой.

– Окаянный!

Палач – рука святого правосудия – важно приблизился к брату Макарию. За ним гуськом шествовали его подручные. Палач был одет по всем правилам: в красный кафтан и такой же колпак. Скрестив руки на груди, он мрачно смотрел на обвиняемого.

– Плачь, – надменно приказал он после минутного молчания, внимательно разглядывая свою жертву.

– Последний раз я плакал, когда покойный отец выпорол меня по заднице за то, что я не уследил за поплавком и упустил рыбу.

– Плачь!

Судьи наклонились над столом, рассматривая лицо квестаря. Не обнаружив на нем никаких признаков слез, они изрекли:

– Он, бесспорно, колдун.

– Теперь приступим ко второму испытанию, – приказал обвинитель. – Его следует бросить в воду.

– Тоже ничего не выйдет, – развел квестарь руками, – я с малых лет хорошо плаваю, так что не утону.

– Он, бесспорно, колдун, – подтвердил суд.

– Может, это тоже – знак дьявола? – спросил брат Макарий, похлопывая себя по животу. – У меня там такая музыка, словно орган во время вечерни играет.

Палач приложил ухо к животу квестаря, закрыл глаза и долго вслушивался.

– Есть музыка, – подтвердил он, обращаясь к судьям.

Те по очереди подходили к брату Макарию и прикладывали ухо. А у квестаря кишки были пусты и в них раздавалось громкое урчание.

– Является ли это признаком дьявольской силы? – задали судьи вопрос обвинителю.

– Безусловно! – ответил тот без колебания. Судьи покачали головами и опять уселись за стол. Войт, довольный тем, что суд проходит спокойно и

с точным соблюдением всех правил, обратился к обвинителю:

– Прикажи палачу поступить с ним по закону. Обвинитель громко закричал:

– Палач, поступи с виновным по закону! Испытание третье!

Заплечных дел мастер поклонился и спросил:

– Милостивые господа судьи, есть ли на то ваша воля или нет?

– Есть! – ответили все хором, как певчие во время костельной службы.

– Тогда я приступаю.

– Ты не огнем ли собираешься пытать? – спросил брат Макарий.

– Огнем, – важно ответил заплечных дел мастер.

– Не трудись понапрасну, – сказал квестарь. Я глотаю огонь запросто, и, наполнив им мой желудок, ты принесешь мне лишь облегчение, потому что кормили меня тут отвратительно.

Палач в нерешительности грыз палец, не зная, как действовать дальше.

– Он признался и в третий раз, – обрадовался обвинитель. – Вина его доказана.

– Высокие судьи, – обратился квестарь, – что вы еще хотите узнать обо мне?

– Расскажи, как ты с дьяволами общался, – что дурного делал.

– Что я делал дурного? Много.

– Говори, да только правду.

– Как на исповеди… Я умножал имущество отцов-кармелитов. А тому, кто не хотел облегчить свой кошелек, грозил божьими карами.

Отец Ипполит упал на колени.

– Господи! Отпусти грехи этому сыну дьявола, который так оскорбляет лик твой! Боже, пусть костер поглотит его ради славы имени твоего.

Все были потрясены молитвой кармелита. Судьи помогли ему встать с коленей.

– О, какой же ты страшный разбойник! – всплеснул руками обвинитель.

– Да, разбойник хоть куда.

– Замолчи! – заткнул уши войт, а за ним и присяжные. – Ничто не спасет тебя от смерти.

– Дьяволы погубили тебя, – заключил обвинитель.

– Не дьяволы, почтенный обвинитель, а вино.

– В вине дьявол сидит, – наставительно поднял указательный палец обвинитель.

– Лишнего я выпил, вот вы и схватили меня по желанию отца-настоятеля монастыря кармелитов.

– Ты страшный колдун! – воскликнул один из судей.

– Разбойник! – закричал другой.

– Окаянный!

– Да, я был страшный разбойник. Для отцов-кармелитов я мог ограбить кого угодно.

– И слушать-то тебя грех! – взвыл отец Ипполит. – Заставьте его замолчать, в нем сидит дьявол. Он поносит имя славных отцов-кармелитов. На костер окаянного! На костер!

– На костер! – закричали все – и судьи, и набившиеся в избу зеваки.

– Суд праведный, да я раньше сам со стыда сгорю, – издевался брат Макарий.

– Дьявол, дьявол сидит в нем! – кричали судьи.

Палач засунул теперь в рот всю пятерню и в недоумении грыз пальцы. Он много лет занимался своим почтенным ремеслом, но никогда еще ничего подобного не видел. Ведьмы и другие преступники умели иной раз ловко ответить, но такого болтуна он еще не встречал.

Обвинитель не растерялся. Когда крики на мгновение стихли, он встал и приказал палачу:

– Поступай по закону.

Мастер пыток подтолкнул к квестарю своих подручных, они оттеснили слуг и, схватив брата Макария, как сноп соломы, понесли его к выходу через толпу зевак, собравшуюся в суде. За ними двинулись палач, обвинитель, судьи и свидетели. Пройдя через двор, все направились к месту казни. Квестарь, которого тащили помощники палача, перебирал в воздухе ногами и покрикивал:

– Вот как удобно, лучше, чем в карете!

Однако подручные, устав нести такую тяжесть, поставили брата Макария на ноги.

– Ах, какая жалость! А я думал, что ангелы напоследок смилуются надо мной и в награду за то, что я на своих ногах исходил по квестарской должности всю Речь Посполитую из края в край, доставят меня со всеми удобствами к месту казни.

– Не богохульствуй, – увещевал его обвинитель. – Опомнись и покорись!

– Покорность прекрасна, но богу она мила лишь тогда, когда исходит от чистого сердца.

– Что, уже помягче стал? – насмешливо спросил обвинитель.

– Ошибаешься, почтенный инквизитор. Господь бог отправился прогуляться подальше в небесах, чтобы не видеть того, что вы проделываете с несчастными, которых он любит больше всего.

– Ужас! – схватился за голову отец Ипполит и закрыл лицо капюшоном. – Ужас и мерзость безбожная!

– Делай свое дело, – приказал обвинитель палачу.

Теперь квестаря потащили на веревке. Он шел, гордо поглядывая по сторонам, на виду у зевак, привлеченных интересным зрелищем.

Вдруг какая-то женщина выскочила на дорогу и, раскинув руки, преградила путь процессии.

– Отче! – закричала она в ужасе. – Отче, что с тобой?

Квестарь остановился, хотя палачи тянули его дальше.

– Ягна! – обрадованно закричал он. – Пробил, значит, мой час. Я любил считать кости, теперь посчитают кости мне.

– Да как же это? – в порыве гнева закричала женщина.

– Меня почтенные люди обвинили в том, что я колдун и покумился с дьяволом.

– Люди! – закричала Ягна, протягивая руки к подручным. – Отпустите его! Что же вы делаете?

Она преградила дорогу обвинителю.

– Пан, отпусти его!

Тот грубо оттолкнул ее с дороги.

– Иди прочь, а то не миновать тебе страшных пыток.

– Люди! Совести у вас нет! Люди!

– Прогнать ее! – послышался приказ судьи.

Один из слуг сбил женщину с ног и хотел дать ей пинка.

Но Ягна увернулась и, прежде чем слуга успел нанести удар, она, вскочив на ноги, хватила его по лбу так, что тот взвыл от боли, и побежала к деревне.

– Люди, бога вы забыли! – кричала она, и ее голос еще долго доносился до процессии.

Наконец квестаря привели в здание, где совершалось правосудие. Это был сарай, издавна приспособленный для этой цели. Судьи встали вдоль стен, середина же помещения осталась свободной. На центральной балке у потолка был вбит железный крюк с зубчатой шестерней, через которую была пропущена цепь. Это была знаменитая дыба, наводящая ужас на всех воров и мошенников. Квестарь внимательно посмотрел на это приспособление и взглядом измерил расстояние от балки до пола.

– Здорово придумано, – покачал он с удивлением головой.

На небольшом столе в глубине сарая лежали орудия пытки. Палач взял в одну руку клещи, в другую щипцы и сунул их квестарю под нос.

– Посмотри-ка хорошенько, – сказал он надменно.

– Сделано неплохо, – улыбнулся брат Макарий.

– Рвут тело славно, – ответил палач и поднес железный обруч, предназначенный для сжимания головы. – Полюбуйся и на это.

– Ладная штука, – оценил брат Макарий, – видно, хороший мастер его отковал.

Палач показал квестарю еще и железный еж и цепи. Брат Макарий внимательно осмотрел эти орудия и похвалил мастеров, изготовивших их.

Обвинитель прервал демонстрацию. Он приблизился к квестарю и во имя всего святого на небе и на земле потребовал, чтобы тот признал свою вину, угрожая в противном случае приступить к законной процедуре.

– Никак не получается, – оправдывался брат Макарий, – видно, такой уж я грешник.

– Тогда ты подвергнешься таким пыткам, что небо с овчинку тебе покажется.

– А мне кажется, что и из этого ничего не выйдет.

Обвинитель подошел к судьям и долго с ними совещался. Они о чем-то спорили – было видно, как размахивали они руками и били себя в грудь. Палач ожидал распоряжений. Убедив судей, обвинитель кивнул головой. Мастер пыток взял в руки клещи, подручные сорвали с квестаря рясу, сняли холщовую рубаху, и брат Макарий предстал перед судом в чем мать родила, не прикрыв даже своего естества, так как руки у него были связаны. Залившись краской от стыда, он закричал судьям:

– Что же это вы еще одно орудие бесстыдно выставляете напоказ зевакам?

Мужики оттеснили женщин, а сами столпились в дверях сарая. Палач ухватил квестаря клещами за бок и сжал изо всех сил рукоятки. Брат Макарий скорчился от боли, но молчал. Потом палач прихватил его руку щипцами. Брата Макария прошиб пот, но рта он не раскрыл.

Палач несколько ослабил клещи и щипцы, брат Макарий тяжело вздохнул.

– Ну как, хватит? – заглядывая ему в глаза, спросил палач, пытаясь увидеть в них страх перед новыми пытками.

– Пусть мои страдания зачтутся отцу Розмарину, настоятелю монастыря кармелитов, мне легче на душе будет, – ответил брат Макарий.

– Продолжай, – приказал обвинитель.

Квестаря подвели под крюк и прикрепили его связанные за спиной руки к свисающим цепям. Отец Ипполит приблизился к нему медленной походкой, вперевалку, словно шел в какой-нибудь процессии.

– Послушай, ты, бродяга, я призываю тебя покориться. Скажи только слово, отрекись от своих дьявольских поступков и примири душу с небом. Адские муки, куда более страшные, ждут тебя в геенне огненной. Опомнись, червь, перед величием смерти. Oremus[42]. Заклинаю тебя, заблудшего, но отмеченного святым крестом, заклинаю богом живым, истинным, искупившим тебя своей кровью: да отступят от тебя сатанинский умысел, коварная злоба дьяволов и всякая нечистая сила перед именем того, кто грядет судить живых и мертвых и очистит мир огнем. Аминь.