– Пойдем, собачий сын, посмотрим этого родственника. Да берегись, если обманул, я тебе палками прикажу кости переломать и выбросить на съеденье собакам.

Перепуганный солдат уныло плелся за ним. Управитель направился в покои пани Фирлеевой.

– Не хочу никого видеть, – пискнула вдова.

– Так ведь он говорит – ваш родственник, милостивая пани.

– Эти родственники ждут лишь одного – моей смерти, – запричитала вдова.

– In nomine patris, – с набожным видом перекрестился отец Розмарин.

– Прогони их, почтенный управитель, – приказала пани Фирлеева, – скажи, что я занята молитвами и для мирских дел у меня нет времени.

– Будет исполнено, милостивая пани!

Солдат, приблизившись, зашептал что-то управителю на ухо.

– Он говорит, что всадники одеты в цвета тенчинского герба.

– Тем хуже, – проговорила пани Фирлеева, – они моей смерти хотят.

– In nomine patris, – вновь перекрестился отец-настоятель.

– Что же мне делать? – спросил управитель.

– Прогони их, почтенный.

Управитель поклонился своей госпоже. Отец Розмарин жестом удержал его.

– Сходи-ка, ваша милость, за милым нашему сердцу квестарем. Он человек сообразительный и поможет тебе, а мы тут помолимся за вас.

Управитель склонил голову в знак повиновения.

Квестарь в это время видел сон, будто после долгих поисков он наконец поймал эконома с прекрасной Касей, отхлестал его как следует по заду своей веревкой и сам принялся спасать душу пухленькой девицы; тут брат Макарий вдруг почувствовал, что кто-то тормошит его и оттаскивает от Каси.

– Караул! – в отчаянии закричал он и так замахал руками, что будившие его управитель и солдат испуганно отскочили в сторону.

Квестарь, думая, что появился эконом, который опять хочет тайком снискать расположение Каси, вскочил со скамьи и, полусонный, налетел с кулаками на управителя.

– Отец мой! – кричал, оторопев, управитель. – Отец мой!

– Вот тебе, балбес! Вот тебе, негодяй! Вот тебе, чертов висельник! – Квестарь лупил так крепко, что управитель с солдатом выскочили из комнаты и спрятались за углом башни.

Брат Макарий очнулся лишь во дворе. Он сначала открыл один глаз, потом другой и, осмотрев стены и деревья, небо и землю, пришел наконец в себя. Подбоченясь, он громко расхохотался, а живот его под рясой подпрыгивал, как поросенок, стремившийся вырваться из мешка на волю.

Тут из-за стены вылез управитель.

– Наверное, отец мой, на тебя помрачение нашло, чего это ты на своих друзей бросаешься?

Квестарь умирал со смеху и хлопал от радости в ладоши.

– Хорошо, почтенный управитель, что ты не эконом. Радуйся и благодари создателя.

– Может быть, ты нездоров? – забеспокоился управитель. – Приложи-ка пиявки к головке, они вытянут худые мысли.

– Да ну тебя с пиявками! Мне сон приятный снился, а вы, бессовестные, прервали его.

– В таком случае прости, отец, и пойдем, помоги нам. Мне нужен твой совет.

– Никаких советов не будет. У меня в горле пересохло. Пойду лучше поищу, чем его промочить.

Управитель схватил квестаря за рукав и притянул к себе. Они стояли лицом к лицу и мерили друг друга взглядами. Наконец управитель, не выпуская квестаря, сказал:

– Важное дело, отец. Наша милостивая госпожа приказала…

Брат Макарий рванулся из рук управителя и посмотрел, цел ли рукав.

– Нет дела важнее заботы о здоровье, почтеннейший управитель. А меня мутит, понимаешь, уважаемый?

Взбешенный управитель топнул ногой и крикнул:

– Слышишь, поп, что тебе говорят? Сейчас же идем со мной!

– Не пойду! – брат Макарий тоже топнул ногой. – Я у тебя не служу.

– Собаками затравлю. Ты – трус изрядный, так псы тебе храбрости придадут.

– Не пойду: Давид и львов во рву усмирил.

– Почему не пойдешь?

– А я предпочитаю быть в согласии с брюхом.

– Милостивая госпожа приказала…

– Кланяйся ей, почтенный управитель.

– Отец-настоятель приказал тебе идти.

– Слишком много приказов сразу. Не пойду!

– Не пойдешь?

– Не пойду!

– Ну погоди же. Найдут на тебя управу в тюрьме, – пригрозил управитель.

– Эка! – квестарь погладил бороду. – Лучшие сыны нашей родины по милости шляхты были заключены в тюрьму.

– И головы потеряли! – добавил с угрозой управитель. – Так поглядывай за своей, что-то она у тебя не очень крепко на плечах держится.

– Я знаю одного милостивого пана, он меня в обиду не даст, – многозначительно прищурился квестарь.

– Что же это за пан, который сможет тебе помочь, не считаясь со мной?

– Есть такой!

– Хотел бы я с ним познакомиться, – управитель насмешливо надул щеки. – И он помог бы тебе?

– Помог бы!

– Здесь нет такого.

– Да ты его, ваша милость, знаешь.

– Знаю? – удивился управитель. – Может быть, пан Тенчинский, брат нашей милостивой госпожи, владелицы замка?

– Не угадал.

– Тогда, может быть, сам светлейший король?

– Милостиво царствующий у нас светлейший король Зыгмунт далеко отсюда: он ведет войну с немцами.

– Так кто же? – злобно крикнул управитель. – Ты какую-то чепуху несешь.

Квестарь указал пальцем на управителя,

– Ты, ваша милость!

– Я? – завопил управитель. – Да я тебя в тюрьму упрячу.

– Не разевай рот, почтенный, ты первый не позволил бы сделать мне ничего дурного.

– Да я бы тебе от себя еще кое-что добавил, – управитель поднес кулак к самому носу брата Макария. Но тот отстранил кулак.

– Ты это говоришь сгоряча. Но поскольку, к моему огорчению, жажда у меня прошла, я пойду с тобой. Вижу, что я тебе действительно нужен. Ничего-то вы в этом замке без меня не можете сделать. Надо за вас взяться, да поскорее.

– Ты, вероятно, не в своем уме, – покачал головой управитель. – А теперь пойдем, давно пора. У тех, что за воротами, наверное, колики случились и желчь разлилась, как пить дать.

Брат Макарий пошел за управителем. Пройдя мимо помещений для прислуги, расположенных вдоль стены, по которой прохаживалась стража, они через узкие дворики добрались до ворот. По пути квестарь не умолкал:

– Как же я могу быть глупым, если ты, ваша милость, так охотно проводишь время со мной?

– Потому что ты – шут!

– Самые умные люди в нашей стране забавляли тех, кто был глупее их.

– К тому же ты горький пьяница.

– В Польше каждый выпить не дурак.

– Замолчи! – рявкнул управитель. – Заткни свою глотку. Ты – неотесанный мужик, почтенный поп!

– Да, конечно, я не шляхетского рода.

Сбитый с толку, управитель лишь махнул рукой на болтовню квестаря. Они остановились в воротах одной из башен замка. Управитель стал прихорашиваться, поправил на себе суконную куртку и, плюнув на ладони, пригладил волосы.

– Что же за дело предстоит, почтеннейший, что ты так прихорашиваешься? Ведь мне еще ничего не известно. Может быть, тут замешана какая-нибудь прекрасная женщина?

Управитель сердито смерил его взглядом.

– Какая женщина! Там родственник нашей госпожи ждет.

– Ну и пусть себе ждет. Нам-то какое дело? – квестарь пожал плечами, собираясь вернуться.

– Постой! – закричал управитель. – Надо его отправить восвояси, да поумнее.

– Это меня не касается, – ответил брат Макарий. – Я думал, что кому-нибудь нужна духовная помощь. В святом писании сказано: «Голодного накорми, жаждущего напои», – и некоторые ошибочно полагают, что тут говорится о спасении души. Я думал, что и ты из таких же философов. А если дело обстоит так, как ты говоришь, то это меня не касается.

– Да я не сумею ничего поделать.

– Кишка тонка, почтеннейший? А одна дамочка из придворных, красивая и хорошо сложенная, рассказывала, будто ты уверял ее, что можешь силой с любым померяться.

– Тут нужна хитрость, понимаешь, поп?

– Да ведь я, по-твоему, глуп.

– Это я со зла сказал.

– Когда же тебе верить, почтеннейший управитель?

– Ну, хватит, хватит. От твоих разговоров у меня голова трещит. С тех пор как ты поп, здесь, я только и знаю, что болтаю да болтаю. А мне от этого худо делается. Ну, иди, приказываю тебе.

– Пойду, потому что имею в виду одну красивую и богатую…

– Ага, и тебе согрешить захотелось. Ох вы, монахи проклятые! Другому и подумать не позволите, а сами первые законы нарушаете.

– Да ты не знаешь, о чем я думаю.

– Голову даю на отсечение – о какой-нибудь красотке.

– Если бы мне нужна была твоя голова, она давно была бы у меня. Но мне и собственной хватит. Мне очень нравится одна бочка. У нее такие красивые клепки, что я ее с первого взгляда полюбил.

– Давно бы так сказал. Она будет твоей.

– Verbum nobile?

– Слово потомственного шляхтича.

– Тогда, милостивый управитель, я в твоем распоряжении.

– Ну, пошли. Но помни, на хитрость не скупись. Чем скорее мы отгоним от замка этого родича, тем ближе ты будешь к обещанной бочке. Я ее знаю, в ней прекрасное венгерское. На днище у нее красное клеймо, значит – для гостей.

– Вот о ней-то я и говорю.

– Раз сказал, будет сделано.

– Это придает мне силы и укрепляет дух.

Миновав стражу, они вышли на мост и остановились в конце его. К ним немедленно подскакал всадник в красивом убранстве, гордо выпрямившийся в седле, несмотря на объемистую фигуру.

– Милостивая пани Фирлеева здорова? – спросил он, внимательно разглядывая их.

Управитель поклонился всаднику и попросил прощения за то, что приезжим пришлось долго ждать ответа из замка.

– Я спрашиваю, здорова ли милостивая пани? – повторил всадник, не спуская с них проницательных глаз.

– Здорова-здоровехонька, слава богу, – ответил управитель.

– Мы хотим ее приветствовать и предложить свои услуги к большей славе рода Тенчинских.

Управитель молча опустил глаза и выжидал, надеясь, что квестарь избавит его от ответа.

– Может быть, у вас язык отнялся? – закричал всадник.

Брат Макарий посмотрел на него спокойно и вежливо ответил:

– Милостивая пани больна.

Перепуганный этими словами, управитель судорожно глотнул воздух, словно рыба, вытащенная из воды.

– Что такое? – всадник ударил шпорой коня, который не стоял на месте, стриг ушами и ронял пену. – Один говорит – здорова, другой – больна. Вот я вам покажу, как лгать!

– Ваша милость!… Ваша милость!… – запыхтел управитель, наливаясь кровью от гнева. – Помни, что говоришь.

Брат Макарий молитвенно сложил руки и прикрыл глаза.

– Что вы мне голову морочите? Я шкуру с вас спущу, если сейчас же не скажете мне правду, болваны вы этакие!

Управитель схватился за бок, но сабли там не оказалось, так как на нем была обычная одежда.

– Ты, ваша милость, разговариваешь со шляхтичем! – закричал он. – Возьми свои слова обратно!

Всадник замахнулся нагайкой. Управитель отскочил и рыча, как раненый тур, бросился через мост, расталкивая стражу, с любопытством наблюдавшую за происходящим.

– Говори ты! – придвинул всадник коня к брату Макарию.

Тот отвернулся, спокойно обошел коня и направился к всадникам, стоявшим поодаль.

– Так ведь это же наш поп! – обрадовался пан Тшаска. – Ясновельможный пан, это наш поп, право слово!

Вельможа ласково улыбнулся и, пришпорив коня, подъехал к приближавшемуся квестарю. Брат Макарий учтиво поклонился.

– Я вижу, ты свое слово сдержал, – сказал вельможа, останавливаясь перед квестарем. – Обещанную награду ты получишь.

– Справедливость восторжествовала, – ответил брат Макарий.

– И иезуиты убрались прочь, не так ли?

– Убрались, ваша милость. Обрадованный вельможа громко рассмеялся:

– Ты это сделал?

– Милостью святого Петра.

– Да ты, я вижу, со святыми запанибрата.

– Они меня очень любят.

В разговор вмешался толстый шляхтич:

– Этот поп говорил, что милостивая пани Фирлеева больна.

– Правда? – спросил вельможа брата Макария.

– Сущая правда.

– А почему тот бездельник говорил, что здорова? – не унимался шляхтич.

– Как же так? – удивился магнат.

– Не люблю, когда меня перебивают, – сказал брат Макарий. – Раз меня не слушают, я уйду в замок.

– Я бы его палкой проучил, – посоветовал шляхтич. – Это какое-то мошенничество.

– Успокойся, почтенный, – одернул вельможа своего приближенного. – А ты, отец, рассказывай, что там происходит.

– Да он смотрит на меня так, словно я его отца зарезал.

Вельможа знаком приказал шляхтичу удалиться. Тот пробурчал что-то про себя и, высокомерно задрав нос, отъехал в сторону, повернулся к ним спиной и опустил поводья.

– Рассказывай, отец, я сгораю от нетерпения.

– Начну с начала. Когда я явился во второй раз в этот замок, – квестарь показал на возвышавшиеся позади него толстые стены Тенчинского замка, – иезуиты…

– Ну, говори, что иезуиты?… – спросил возбужденно вельможа. – Ты их выгнал?

Квестарь кивнул печально головой, делая вид, что очень огорчен.

– Ох, выгнал.

– Вот и хорошо. Деревню тебе стоило бы дать за это, но, как я припоминаю, ты мирскими благами пренебрегаешь, значит, бог вознаградит тебя.

– Я тоже так думаю. Так вот, когда я выгнал иезуитов…

Терпение вельможи уже иссякло, ему хотелось скорее попасть в замок. Поэтому он прервал речь брата Макария:

– Доскажешь потом. А теперь веди меня к моей родственнице – пани Фирлеевой. У меня к ней спешное дело: надо одну новость сообщить. Весь Краков знает, что ее избавили от этих жадных монахов. Я сам пожертвовал большую сумму, чтобы отслужили благодарственный молебен, а ей хочу передать одно известие, касающееся семейных дел.

– Ты сможешь, ясновельможный пан, все ей рассказать.

– i Ах, – обрадовался вельможа, – ты, отец, свою награду заслужил. Жаль только, что ты излишне скромен.

– Не будем тратить времени. Госпожа с нетерпением ждала твоего приезда.

– Ты правду говоришь? – радостно воскликнул вельможа.

– Как на исповеди, – заверил квестарь.

Вельможа тронул коня. Брат Макарий пошел у стремени. За ними двигался пан Тшаска, а еще дальше – вспыльчивый шляхтич.

– А вотчины в порядке? – снова спросил вельможа.

– В полном порядке. Урожай богатый.

– А пани Фирлеева ничего иезуитам не отписала?

– Ни одной души.

– Знаешь, – придержал коня вельможа, – надо будет все-таки придумать тебе какую-нибудь награду, Ты молодец из молодцов. Как только я подумаю, что все это, – он показал рукой вокруг, – все эти богатства, прекрасный замок, огромные вотчины будут моими, у меня просто дух захватывает. Ты не понимаешь, отец, что значит – иметь. А я, признаюсь, уже потерял всякую надежду.

В это время послышался звук колотушки, и на мосту появилась траурная процессия. Впереди шел отец Лаврентий с деревянным крестом, за ним, надвинув капюшоны, отцы Поликарп и Ипполит, певшие замогильными голосами молитвы. Позади шли четыре работника, несшие окутанное саваном тело Мацека. Стража расступилась, и процессия, не обращая внимания на всадников и брата Макария, обошла их и направилась к слободе. Колотушка стучала в такт траурной мелодии. Фальшивое пение монахов разносилось по всей околице.

Кони задрожали в испуге. Потрясенный пан Тшаска перекрестился. Вельможа растерянно смотрел на квестаря.

– Что это такое? Похороны? – спросил он после того, как погребальная процессия скрылась за придорожными кустами.

– Да тут один умер.

Пан Тшаска сидел сгорбившись в седле и беспрестанно крестился,

– Плохая примета, ясновельможный пан, – прошептал он, с трудом раскрывая рот. – Ох, плохая примета.

– Э-э, глупости, – крикнул вельможа. – Кто-то умер, вот и все. Наверное, старик какой-нибудь.

– Молодой, еще двадцати лет не было, – объяснил брат Макарий.

– Кто-нибудь побил его. Видимо, непослушным слугой был.

– Его очень любили, – продолжал брат Макарий.

– Что же с ним случилось? – сердито спросил вельможа.

– Да отцы-иезуиты, уходя отсюда, страшное заклятие на замок наложили: что ни день, то кого-нибудь смерть уносит.

Пан Тшаска перекрестился и так рванул повод, что конь чуть не встал на дыбы. Вельможа судорожно глотнул слюну.

– Заклятье? Какое заклятье?

Брат Макарий благоговейно вздохнул:

– Да вот какое: кто не ходил на богомолье в Ченстохов и попадет в этот проклятый замок, тот скоро умрет.

Вельможа беззаботно рассмеялся:

– Ну, я-то в Ченстохове бывал.

– Это еще не все, – сказал отец Макарий. – Уцелеть может лишь тот, кто посещает пани Фирлееву с добрыми намерениями. А если задумает что-нибудь недоброе да скроет это, – обязательно умрет. Пани Фирлеева принимает всех. Нашлось несколько таких удальцов – их трупы и сейчас лежат в часовне, ожидая погребения. Ну, ваша милость, пойдем, а то милостивая пани ждет и, наверное, беспокоится.

– А это кто был? – спросил вельможа.

– Да человек один, хотел было обделать выгодное дельце, но не успел переехать мост, как его горячка хватила. Ну, полежал да и умер.

– Это правда? – побледнел вельможа.

– Правда. Ну, идем, идем, нам пора.

Однако вельможа потерял охоту въезжать на мост. Сняв шапку, словно ему вдруг стало жарко, он вздохнул.

Пан Тшаска, вытаращив глаза, со страхом поглядывал то на мост, что находился в нескольких шагах от него, то на кусты, за которыми скрылась процессия.

– Пошли, пошли, – настаивал брат Макарий. Наконец вельможа принял решение. С гордым видом

он вытянул руку.

– Пан Тшаска, поезжай вперед!

– Боже милостивый, – схватился за голову шляхтич, – за что ты караешь своего сына!

– Пан Тшаска, ты слышал, что я сказал?

– Ясновельможный пан, – захныкал шляхтич, – я никогда не был в Ченстохове.

– Ничего, – возразил магнат, – мы проверим, действует ли заклятье.

Пан Тшаска неловко соскочил с коня и оказался на коленях. Не пытаясь подняться, он ухватил вельможу за ногу:

– Пощади старика, сохрани мне жизнь! Я столько лет тебе верно служу! Столько лет!

Вельможа сердито оттолкнул его:

– Вижу теперь, как ты верно служишь мне.

– Ребенком на руках тебя носил. Учил саблей рубить, аркан бросать.

– Не ной, старик. Слышал мой приказ?

– Песенкам учил тебя, разным штукам… Вельможа выругался, лицо его исказилось от злости.

Сощурив глаза, он в бешенстве взглянул на шляхтича.

– Марш! – крикнул он так, что конь присел на задних ногах и испуганно фыркнул.

Пан Тшаска поднялся с коленей, вскочил на коня, ударил его шпорами, повернул на месте и, что-то выкрикивая, галопом пустился через кусты.

– Стой! – закричал вслед ему вельможа, но не успел и глазом моргнуть, как за паном Тшаской последовал другой шляхтич, не обращая никакого внимания на крики своего господина.

Брат Макарий с невинным видом почесывал бороду.

– Вот еретики! – покачивал он головой, делая вид, что очень огорчен.

– Подлые трусы, – заскрежетал зубами вельможа и поднял коня.

– А ваша милость не пойдет? – спросил квестарь, видя, что и вельможа собирается удирать.

– Прежде съезжу в Ченстохов, – закричал магнат и галопом последовал за своей свитой.

– Так ведь ясновельможный пан был там, – рванулся за ним квестарь.

Вельможа повернулся в седле и погрозил кулаком.

– Вернусь – рассчитаемся!

Квестарь засмеялся, с удовольствием наблюдая, как всадники выехали на дорогу и мчались друг за другом во весь опор, так что пыль поднялась столбом.

На мосту брат Макарий пошутил со стражей,

– Ну как, милые мои, в кости еще играете?

Стражники что-то неразборчиво буркнули ему в ответ. Квестарь, смеясь до слез, направился к воротам. Вдруг раздался конский топот, и к мосту подскакал управитель в доспехах, с саблей в руке. Поравнявшись с братом Макарием, он осадил коня.

– Где этот изменник? Вот я ему покажу!

– Поздно, ваша милость. Этот изменник бежал, как заяц.

– Я ему покажу, как бегать! Увидит, как со шляхтичем дело иметь. Где он?

– Вон где, – квестарь указал на дорогу, что вилась у подножья горы.

– Зачем ты это сделал? – воскликнул укоризненно управитель. – Я бы ему брюхо проткнул.

– Да он сам удрал, я его не трогал.

– Ну, попадись он мне, сто тысяч чертей, я его так обработаю, что родная мать не узнает.

И управитель ударил коня по крупу, который ринулся через кусты. Брат Макарий, приложив руку козырьком, проводил его взглядом, пока тот не исчез. Потом, еле волоча ноги, потихоньку побрел к замку. Ему было весело и легко. Он думал только о бочонке, который ему обещал управитель, и чувствовал непреодолимое желание незамедлительно изучить содержимое этого бочонка.

Проходя через нижний двор, он перебросился несколькими словами со стражей, улыбнулся молоденькой служанке, пошутил с дворовым парнем. Около главной башни брат Макарий свернул в сторону и через малинник добрался до винного погреба. Оттуда исходил аромат, как из райского сада. Он собрался было пролезть в небольшое отверстие, как это делал не раз, но вдруг кто-то потянул его сзади за рясу.

– Да воскреснет бог… – вскочил он, как ужаленный.

Позади стояла придворная дама, которую он обманул в спальне пани Фирлеевой. Квестарь в ужасе поднял руки вверх.

– Нехорошо так преследовать мужчин. Женщина, приложив палец к губам, велела ему молчать. Квестарь, наклонившись, тихонько спросил:

– Что тебе от меня нужно, почтенная?

Дама оглянулась, желая убедиться, что кругом нет никого, и, сложив руки, прошептала:

– Отец, беги! Беги!

Пожалуй, впервые в жизни квестарь был удивлен. Почесав лысину, он шепотом спросил:

– А что за беда такая?

– Отцы-кармелиты оклеветали тебя перед нашей госпожой, и теперь тебе грозит скорая смерть. Они сказали, что ты колдун, заришься на ее богатства, что у тебя в сердце нет веры, а лишь сатанинская хитрость. Ясько получил приказ заключить тебя в «Доротку», а потом предать суду. Беги, отец, мне от всей души жаль тебя.

– А ты не лжешь, не смеешься надо мной?

– Клянусь смертным часом, клянусь последним утешением, не лгу, – била себя в грудь дама. – Я сама слышала, как отец-настоятель наговаривал на тебя нашей госпоже.

– Ну, почтенный настоятель! – крикнул брат Макарий, но тут же закрыл рот рукой.

Женщина умоляюще смотрела на квестаря.

– Беги!

Брат Макарий, увидев у нее на глазах слезы, склонил голову набок и почти весело спросил:

– А по какой это причине ты оказываешь мне такую услугу?

Дама покраснела и, стыдливо опустив глаза, молча перебирала оборку платья.

Квестарь насмешливо свистнул:

– А я, красавица, не верю, чтобы меня отцы-кармелиты так очернили.

– Не веришь? Да они суду тебя предадут, закуют в колодки. Ну и не верь, отец мой. Мне-то какое дело. Я выполняю христианский долг и больше ничего. Не верь. Они говорили, что ты великий грешник.

Брат Макарий взял ее за руку и нежно спросил:

– А ты не боишься с великим грешником говорить?

– Нет, не боюсь.

– За что же такая милость мне?

– Вовсе не милость. То, что о тебе говорили, – неправда.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю – и все тут.

– Да ты умница.

– Отец, беги!

– Ладно, убегу, любопытно лишь, почему ты так за мою жизнь боишься?

Женщина снова покраснела и замолчала.

– Ну-ка, скажи, а то никуда не уйду.

Она умоляюще сложила руки и прошептала с горячей мольбой в голосе:

– Беги же.

– Скажи одно слово. Ну?

– Не могу…

– Ты меня спасаешь, отцов-кармелитов не боишься, а слово сказать стесняешься. Вот здорово!

– Да я…

– Смелей, дорогая, смелей!

– Да я тебя люблю… – и, прошептав это, она, как призрак, исчезла в кустах малины.

Квестарь крякнул, почесал бородавку, которая вдруг немилосердно начала зудеть, и тихо воскликнул со вздохом:

– О боже! Дивны пути твои!

Потом, раздвинув кусты, осмотрелся, не следит ли за ним кто-нибудь, и, успокоенный царящей вокруг тишиной, просунул голову в окно винного погреба, глубоко вдохнул доносившийся оттуда аромат и сказал:

– О проклятая судьба! О обманчивая дружба! Только что я собрался побрататься с тобой, чудесный бочонок, и вот должен уйти, не вкусив твоей любви! О бочка с красной печатью, предназначенная для самых важных гостей, как тяжело уходить, не обняв тебя! Прощай же, и если когда-нибудь к тебе приникнут уста человека справедливого, дай ему удовольствие, какое ты дала бы мне; если же это будет кармелит или какой-нибудь другой монах, наполни уста его горечью, какой наполнен я теперь. Прощай, венгерское! Ты мне будешь сниться по ночам, а днем, как только посмотрю на солнце, мне будет казаться, что я вижу тебя, о бочка, не выпитая до дна!

Осторожно раздвинув кусты малины, квестарь вышел к башне и, внимательно прислушиваясь, пробрался в свою комнату. Недолго думая, он сложил кое-как свое имущество в мешок и, вскинув его за спину, вышел из ворот к подъемному мосту.

Стражники поинтересовались, куда это он собрался на ночь глядя: было уже поздно, и они готовились поднимать мост.

– Иду по грибы, – ответил квестарь.

– Тьфу, – плюнул старый усатый стражник. – Грибы по ночам собирают только колдуны.

– Ты, ваша милость, глуп, – возразил брат Макарий, – собирать грибы при лунном свете лучше всего, они сами так и лезут из-под деревьев прямо в мешок.

– Тьфу, тьфу, тьфу! – трижды сплюнули стражники. – Да ты не утопленник ли, что не боишься дьяволов по ночам?

– А у меня против них заклятие есть, – потряс квестарь мешком. – Спите спокойно.

У моста брат Макарий встретил отца Поликарпа, возвращавшегося с прогулки в одну деревню, расположенную неподалеку от замка.

– Отец-привратник, – обратился он к монаху, – что-то воздух не по мне в этом замке.

Привратник испуганно оглянулся, но, убедившись, что его никто не подслушивает, шепнул:

– Удирай, брат, пока не поздно. Ты попал в немилость.

Брат Макарий почесал нос.

– По правде говоря, меня должны назначить управителем.

Монах скривил лицо, словно лягушку проглотил.

– Говорю тебе, они придумали штуку получше. Берегись, брат. Я тебя предупреждаю потому, что подружился с тобой.

Квестарь громко засмеялся:

– Трудно изловить вольную птицу.

– И птица попадает в ловко расставленные силки.

– Прощай, отец Поликарп. Тот не попадет в силки, кто сам умеет их расставлять.

Привратник кивнул головой, перекрестился и рысцой побежал к замку. Брат Макарий проводил его взглядом. Потом еще раз окинул весь замок, очертания которого красиво вырисовывались на фоне клубящихся туч, отвернулся и пошел вниз, по направлению к слободе, но, миновав окружавший ее вал, свернул в лес, чтобы не попасть в руки преследователей. Всю ночь он кружил по лесу, пока не проголодался, потом нашел развесистый дуб, улегся под ним на сухих листьях, подложив мешок под голову, и проспал до полудня. Проснувшись, он пошел дальше прямиком, обходя жилье и держа направление на восток. Перед заходом солнца, сам того не ожидая, он очутился около корчмы Матеуша и не мог удержаться от желания проглотить хотя бы ложку каши. Наперекор здравому смыслу он направился к корчме. Живот у него подвело, сухой язык жаждал влаги. Брат Макарий, не задумываясь, переступил порог корчмы. Матеуш почтительно принял его: он помнил, какую беседу с квестарем вел в его заведении магнат. Перед изголодавшимся братом Макарием появилась полная миска горячего кулеша и горьковатое пиво, а в это время на сковороде уже шипело жаркое. Но изумлению корчмаря не было предела, когда, поставив перед братом Макарием объемистый кувшин вина, только что принесенный из подвала и сверкавший капельками влаги, он увидел, что тот отодвинул кувшин и отказался пить.

– Отче! – всплеснул руками Матеуш. – Да ты ли это?

– Не пью, – сказал брат Макарий. Матеуш ущипнул себя:

– Глазам своим не верю!

– Не пью! – повторил квестарь, с жадностью расправляясь с остатками кулеша, – не пью с тех пор, как потерял друга, который ждал меня верно, а я его неожиданно покинул.

– Не горюй, отец мой, не ты первый. У меня тоже была одна женщина, молодуха ладная, но я вынужден был покинуть ее.

– Эх, – махнул рукой квестарь, – тут совсем другое дело.

– Не раз, и не два так случалось со мной. Люблю я женщин, да только иногда они так привяжутся, что никак не разделаешься.

– Не в том дело, брат. А Кася дома?

– Да где же ей еще быть? Э-э, Кася не такая. Я ее вырастил в скромности, на мужика она и не взглянет. Она прошла воспитание у преподобных отцов, и гляди, какая выросла умница. Свое дело знает. Э-э, Кася… Если бы у меня жена была такая, меня не прозвали бы Бабьим угодником, нет. Добродетельная девка и по книжке молиться умеет. Один францисканец говорил, что Кася с ее образованием могла бы стать настоятельницей женского монастыря. Ты знаешь Касю, отец мой?

– Знаю, знаю. Да, она, пожалуй, кое в чем разбирается.

– Утешение мое на старости лет.

– Красивая девка.

– Добрая!

– Стройная!

– Набожная!

– И умеет применять философские принципы.

– А как поет!

– Нас в бараний рог согнуть может.

– При ней я как дурак. Только я Касе не говорю про это, чтобы уважения ко мне не потеряла. Глазами поводит, как какой-нибудь ученый ксендз.

– Правильно делаешь, братец мой. Она образованнее любого ксендза.

Польщенный Матеуш подложил квестарю порядочный кусок жаркого и сел рядом, внимательно присматриваясь к нему.