Мирек почувствовал, как они вошли в глаза вора. Раздался душераздирающий вопль. Вслед за этим Мирек сильно ударил юнца ногой в пах. Тот упал и стал кататься в разные стороны, извиваясь всем телом. Обе атаки заняли у Мирека не более пяти секунд. Он обвёл взглядом окруживших их прохожих. Те, шокированные всем увиденным, стояли, боясь пошевелиться. Раздался звук разбитого стекла: это такси врезалось в автобус, водитель которого внезапно затормозил, чтобы посмотреть, что происходит. Откуда-то издалека послышались свистки полицейских. Мотороллер лежал на тротуаре, его переднее колесо ещё продолжало вращаться. Портмоне Мирека валялось рядом. Он подобрал его и, не оглядываясь на ошеломлённых людей, быстро пошёл прочь от этого места, вспоминая слова своего инструктора:

Никогда не беги, если за тобой никто не гонится. Иди спокойно, опустив голову и не оглядываясь по сторонам. Навостри слух; он поможет тебе лучше, чем глаза. Ты всегда услышишь звуки погони.

На этот раз Мирек ничего не услышал.

Ужин был накрыт на три персоны. Мирек не представлял, кто должен был к ним присоединиться. Отец Хайсл разговаривал с кем-то по телефону в соседней комнате. Из кухни исходил аппетитный запах. Казалось, что в распоряжении Хайсла находится целая дивизия одетых в чёрное старушек, которые приглядывали за конспиративными квартирами в разных городах и странах, причём все они демонстрировали редкие кулинарные таланты. Мирек полагал, что это были либо монахини, либо члены религиозных организаций.

Он налил себе амаретто и стал потягивать его, наслаждаясь тонким ароматом. Мирек услышал звук положенной на рычаг трубки и обернулся навстречу входившему в комнату Хайслу. На лице священника застыло скорбное выражение. Мирек поднял бутылку, но Хайсл отрицательно покачал головой и сказал:

— У одного из них челюсть сломана в трёх местах. Предстоит сложная операция. Второй на всю жизнь останется с одним глазом. Врачи пытаются спасти его половые органы.

Он перевёл взгляд на блестящие носки новых туфель Мирека и добавил:

— Ты не считаешь, что немного перестарался?

Мирек осушил свой стакан и налил ещё немного:

— Но они же преступники. Что мне было делать? Погладить их по щёчкам и вежливо попросить вернуть мой кошелёк?

Хайсл вздохнул и пробормотал:

— Но им всего по восемнадцать… А ты уверен, что никто не видел, как ты сюда входил?

— Абсолютно уверен. Пройдя около километра, я поймал такси до Санта-Кроче. Там я опять прошёл минут десять пешком и поймал такси до вокзала, где снова сел в такси, отпустив машину в полукилометре отсюда. Потом я дважды обошёл вокруг квартала. Я уверен, что никто за мной не следил.

Хайсл удовлетворённо кивнул.

— Полиция, конечно, будет искать тебя, но, думаю, не очень прилежно. Однако тебе больше нельзя ходить пешком по этому маршруту. Некоторые торговцы могут узнать тебя, а доносы — едва ли не самый главный источник их доходов. Конечно, было бы лучше всего уехать отсюда, но ты не закончил подготовку. Я позабочусь, чтобы в следующие пять дней тебя забирали и отвозили обратно на машине.

Хайсл выглядел мрачным. Мирек допил свой амаретто и нарочито весело сказал:

— Во всяком случае, теперь вы можете быть уверены, что пятнадцать тысяч долларов были потрачены не зря.

Но и это замечание не приободрило Хайсла. Тогда Мирек указал на стол:

— А кто у нас сегодня в гостях?

Хайсл посмотрел на часы:

— Аня Крол. Она должна быть здесь с минуты на минуту. Её подготовка в Риме закончена. Теперь я буду заниматься с ней всё то время, пока ты не закончишь занятия с доктором Гамелли.

Мирек кивнул и ничего не сказал, хотя нетерпение в нём нарастало. После спора с Беконным Священником насчёт «жены» Миреку очень хотелось взглянуть на свою напарницу. У него не укладывалось в голове, как могла монахиня отрешиться от своих обетов и отправиться в поездку через всю Восточную Европу с незнакомым мужчиной. Хайсл, видимо, прочёл его мысли. Он жёстко проговорил:

— Мирек, ты должен помнить, что она ничего не знает о твоей главной цели. Она знает, что ты — секретный посланник церкви, направляющийся в Москву. Это всё.

— Она знает, что я неверующий?

— Да, она знает, что ты атеист… Кроме того, кардинал Менини сказал ей, что ты, с нашей точки зрения, плохой человек.

Он сел в кресло. Комната наполнилась громким хохотом Скибора.

Мирек выпил ещё один стакан, но Хайсл с удовлетворением отметил, что он больше не наливал. Слишком часто люди перед лицом опасности избирают своим другом алкоголь. В последние дни на столе в этом доме всегда было хорошее вино, но Мирек пил очень умеренно. Скибор сказал с глупой улыбкой на губах:

— Видимо, она очень ждёт того момента, когда мы отправимся в путешествие.

Хайсл резко ответил:

— Она готова выполнить свой долг перед Господом. Между прочим, она выражала озабоченность относительно своей физической безопасности рядом с тобой.

Мирек весь покраснел от злости:

— Я ведь не паршивый насильник. Вы что, решили, что раз я атеист, так я обязательно должен был насильником?! Ну конечно, это же сказал ваш могущественный придурок Менини. Да к вашему сведению, именно я иногда ловил ваших святош за подобными занятиями. В прошлом году я арестовал одного за то, что он совратил десятилетнюю девочку!

Его глаза так и горели яростью. Хайсл поднял руку.

— Мирек, успокойся. В наших рядах попадаются иногда слабые, опустившиеся люди, но их совсем немного. Ведь мы тоже люди и иногда не можем удержаться от грехов. Никто не обвинял тебя в том, что ты насильник. Да, с нашей точки зрения, ты далеко не святой человек, но я склонен считать, что у тебя есть собственный моральный кодекс.

Мирек немного успокоился. Он повернулся к окну и посмотрел на улицу. На углу остановилось такси. Из него вышла женщина с маленьким голубым чемоданом в руке. Она поставила его на тротуар и наклонилась к окошку, расплачиваясь с водителем. На ней был бежевый плащ, туго затянутый на талии поясом. Мирек автоматически отметил про себя, что у неё красивые ноги. Такси отъехало, женщина взяла свой чемоданчик и направилась к дому. Мирек не мог рассмотреть её лица, но он обратил внимание на иссиня-чёрные волосы, подстриженные в форме каре, и уверенную походку. Она остановилась, рассматривая номера домов. Мирек повернулся и сказал Хайслу:

— Вы правы, отец… но мой кодекс чести не остановит, меня, если женщина сама захочет близости со мной… даже монахиня.

Хайсл собрался что-то ответить, но его прервал звонок в дверь.

На ужин были спагетти и мясо по-флорентийски. Отец Хайсл сидел напротив Мирека и справа от Ани. Как и обычно, старушка прислуживала молча, едва различимым поклоном благодаря за комплименты в адрес её кулинарного искусства.

Ко времени, когда первое блюдо было закончено, Хайсл начал нервничать. Атмосфера за столом была очень натянутой. Каждое редкое слово отдавало холодом. Мирек вёл себя совершенно не так, как ожидал Хайсл. Поздоровавшись с Аней и будучи ей представлен, Мирек сразу стал жёстким и необщительным. Он почти не ел и только раз пригубил отличного кьянти. Его настроение передалось и Ане. Она неуверенно посматривала на Хайсла. Заметив, что тот тоже волнуется, она спросила:

— Всё в порядке, отец?

Но Мирек не дал немцу ответить. Он едко сказал:

— Нет, отец Хайсл очень огорчён тем, что я надавал сегодня тумаков двум паршивеньким карманникам.

Хайсл раздражённо ответил:

— Я не считаю, что Ане необходимо об этом знать.

Мирек ответил тоже достаточно раздражённо:

— А я думаю как раз наоборот.

Он повернулся к Ане:

— Они попытались украсть у меня кошелёк. Одному я сломал челюсть, притом очень серьёзно. Другой остался без глаза и, пардон, без причиндалов. Отец Хайсл думает, что я несколько погорячился, но я с ним совсем не согласен.

Потом Мирек немного наклонился к ней и указал рукой влево:

— Если что-нибудь подобное случится там, во время нашего путешествия, то я таких подонков убью. Убью их, чтобы они не смогли дать нашего описания. Ты меня понимаешь?

Она согласно кивнула:

— Я знаю, что наше путешествие опасно, но надеюсь, что тебе не придётся никого убивать.

Мирек добавил:

— Ещё один момент. Ты должна знать, что я был против того, чтобы ты со мной ехала. Я очень этого не хотел, но мне пришлось подчиниться.

— Спасибо, что сказал. Я постараюсь быть для тебя как можно более полезной в ходе этого путешествия.

Она говорила спокойно, глядя ему прямо в глаза:

— Я думаю, путешествующая супружеская чета не будет выглядеть особо подозрительной. Я смогу общаться с жителями стран, через которые мы едем, на их родном языке. Я здорова, неглупа и вполне подхожу для этой роли. Ещё до того, как мы доберёмся до Москвы, ты перестанешь жалеть о том, что я — твоя спутница.

Мирек скептически хмыкнул, но ответить не успел, потому что как раз в этот момент в комнату вошла старуха, неся поднос с мясом по-флорентийски. Она положила каждому по порции и ушла, а Мирек повернулся к Хайслу и сказал:

— Вы все, в том числе и Беконный Священник, должны помнить, что самое главное в этом деле — моя конечная цель.

Он указал на Аню:

— Если она мне помешает, я уничтожу её. Если за нами будут гнаться, а она отстанет, я брошу её. Если она будет ранена, я оставлю её.

Всё это было сказано резким тоном. Хайсл заёрзал на своём стуле, согласно кивая Миреку, а Аня сухо сказала:

— Это и так всем ясно, Мирек Скибор. Ладно, раз я твоя жена, я должна знать хоть что-нибудь о твоих привычках и вкусах… Ты любишь музыку?

Хайсл, посмотрев на Мирека, понял, что тот ошеломлён неожиданной сменой темы разговора. Скибор погладил свои теперь уже хорошо заметные усы, пожал плечами и сказал:

— В какой-то мере да.

— А что именно?

Он ответил, как бы защищаясь от её внезапного напора.

— Нашу музыку. Хорошую польскую музыку. Например, сонаты и мазурки Шопена.

Аня довольно улыбнулась:

— Я тоже. Мне нравятся его этюды. Больше всего я люблю «Бабочку». Ты когда-нибудь её слышал?

Мирек кивнул. Отец Хайсл впервые за всё время их беседы заметил, что Скибор немного оживился. В течение следующих двадцати минут до окончания ужина Мирек с Аней болтали о Шопене и вообще о польской музыке. Отец Хайсл, не будучи большим любителем музыки, почти не участвовал в их разговоре.

В конце ужина Мирек отказался от кофе, объявил всем, что ему завтра рано вставать, и покинул Хайсла и Аню. Отец Хайсл мягко сказал Ане:

— Твоя задача не из лёгких, дитя моё. С этим человеком будет трудно. Как бы там ни было, может, ты и будешь находиться в опасности рядом с ним, но, я уверен, опасность не будет исходить от него самого.

— Я думаю, вы правы, отец мой. Но если он сам так жаждет выполнить эту миссию, что готов убивать всех, кто встретится на его пути, значит, это нужно не только церкви, но в какой-то мере и ему самому? Могут ли его амбиции помочь церкви?

Наливая кофе в обе чашки, она вспомнила, что Хайсл обычно клал себе два кусочка сахара и добавлял немного молока.

— Да, Аня. Верь мне, это так. Но я не могу рассказать тебе о конечной цели операции.

— Из опасений, что меня могут схватить?

— Да.

— А не для спокойствия моего духа?

Отец Хайсл взял чашечку, обдумывая ответ. Эта девушка слишком умна для того, чтобы говорить ей всякие банальности. Он отхлебнул немного кофе и спокойно произнёс:

— Я даже этого не могу тебе сказать. Беконный Священник сообщил тебе всё, что ты должна знать. А спокойствие духа тебе принесут молитвы.

Она смиренно ответила:

— Да, отец мой.

Но Хайсл знал, что её ум будет подхлёстывать её любопытство. Он сказал:

— А хорошо ты с ним сегодня справилась! Тебе будет легче, когда он наконец осознает, что ты можешь помочь ему, и когда он привыкнет к тебе.

Аня улыбнулась:

— Не волнуйтесь, у меня с ним всё будет нормально. Я позабочусь о спокойствии своего духа, а вы берегите себя.

У себя в комнате, наверху, Мирек чувствовал себя обеспокоенным. Эта женщина вывела его из равновесия. Он не мог этого понять, ведь обычно именно он волновал женщин, а не они его. Мирек проанализировал свои впечатления и понял, что произошло. У большинства мужчин существуют фантазии насчёт монахинь, молодых, симпатичных и девственных. Он вспомнил случай из своей карьеры.

Однажды Миреку пришлось допрашивать двух монахинь в Кракове. Их подозревали в связи с диссидентами. Одной из них было лет сорок, она была ничем не привлекательной женщиной. Вторая была симпатичной девушкой. Мирек допрашивал их по отдельности. Допросы были длительными. Когда он допрашивал молоденькую, то почувствовал, что его взгляды, да и вообще просто то, что он — мужчина, производили на монашку определённое впечатление. Она была одета в длинные одеяния. Всё, что он видел, было её лицо. Но он мысленно раздел её, пытаясь представить её скрытое под монашеской одеждой мягкое обнажённое тело, и почувствовал возбуждение.

На этот раз, с Аней Крол, всё обстояло иначе. Она была не в монашеских одеяниях. Её платье из мягкой шерстяной ткани отнюдь не скрывало очертаний фигуры. Мирек отметил полную грудь, узкую талию и красивые ноги. Лицо было красивым, кожа нежного оливкового цвета, а густые волосы отливали иссиня-чёрным. Но в своём воображении он мог представить её только облачённой в монашеские одеяния и головной убор.

Комната Мирека была обставлена по-спартански. Односпальная кровать вдоль стены, шкаф для одежды и небольшой стол с единственным стулом.

Мирек подошёл к окну и остановился, разглядывая улицу. Пошёл мелкий дождь, и тротуары заблестели, отражая уличные огни. По тротуару медленно прошла парочка, при этом и мужчина, и женщина о чём-то спорили, активно жестикулируя. Мирек решил, что это супруги. Он и сам однажды был на пороге того, чтобы стать главой семейного очага. Избранницей Мирека была дочь одного полковника из их управления. Она была симпатичной, очень жизнерадостной и страстной в любви. Он видел, что у неё бурный характер, но не очень беспокоился, так как полагал, что она умеет держать себя в руках. Ему нравились женщины с характером. Умная и симпатичная жена — достояние перспективного офицера, каким себя считал он. Через несколько недель Мирек решил сделать ей предложение. Он был воспитан в соответствии с давними традициями, так что прежде, чем заговорить об этом с ней, попросился на приём к её отцу по личному вопросу. Встреча была назначена в кабинете полковника после окончания рабочего дня. Он постучал в дверь с некоторым волнением, так как полковника все побаивались: он был жёстким и требовательным начальником.

Видимо, полковник сразу почувствовал беспокойство Мирека. Он указал ему на кресло, достал из стола бутылку водки и два стакана. Затем снял фуражку и бросил её на стол между ними, давая понять Миреку, что их беседа носит неофициальный характер. Обжигающая жидкость немного успокоила Скибора. Он по-военному чётко сказал:

— Товарищ полковник, я прошу руки вашей дочери Ядвиги.

Слова Мирека произвели на полковника странное впечатление. Его глаза расширились от изумления, и он буквально впился в Мирека взглядом, как бы желая убедиться, не шутит ли тот. Удостоверившись, что Мирек говорит серьёзно, он проглотил весь стакан водки, энергично мотнул головой и воскликнул:

— Нет, и ещё раз нет! Даже и не думай об этом!

Мирек почувствовал унижение, а затем на смену ему пришло чувство озлобления:

— Полковник, я был воспитан в хорошей, порядочной семье. В нашем отделе я был самым молодым офицером, получившим капитанские погоны, и я надеюсь…

Полковник остановил Мирека движением руки.

— Сколько времени ты встречаешься с моей дочерью?

— Около пяти недель… но я особо и не тороплюсь со свадьбой, так что…

— Заткнись, Скибор, и послушай, что я тебе скажу.

Полковник подался вперёд. У него был красный нос алкоголика и маленькие поросячьи глазки. Он ткнул пальцем в грудь Миреку.

— Ты нравишься мне, Скибор. Ты умён и очень усерден. В ближайшее время ты получишь майора и в конце концов доберёшься до верхушки служебной лестницы.

— Что же тогда заставляет вас отказать мне?

— Замолчи и внимательно слушай. Я уже сказал, что ты мне нравишься. А моя дочь Ядвига — вторая шлюха во всём мире; первая — это её мать, моя жена. Так что я лучше приберегу эту Ядвигу для какой-нибудь сволочи, которого я ненавижу. Она-то уж похлопочет о том, чтобы превратить его жизнь в ад. Собственно говоря, то же самое сделала со мной её мать. Ты мне нравишься, так что уходи!

Мирек, спотыкаясь на каждом шагу, вышел из кабинета полковника. Он был поражён. Её собственный отец говорит о ней такие вещи!.. Но кому же знать её лучше, как не родному отцу? Он ещё раз пригласил Ядвигу в ресторан, чтобы взглянуть на неё более критически. Он заметил, что концы её красивых губ были опущены вниз, как у обидчивого и раздражительного человека, а тёмно-голубые глаза отрывались от Мирека всякий раз, как в ресторан входил мужчина без спутницы, и провожали его долгим заинтересованным взглядом. Она заказывала самые дорогие блюда, зная, что с финансами у Мирека было туго. В конце вечера он про себя поблагодарил «папу», решив, что с женитьбой можно подождать.

После этого случая Мирек к вопросу о женитьбе больше не возвращался, а ограничивался временными подружками. Они шли чередой, но с каждой он встречался максимум несколько недель.

Он повернулся, подошёл к столу и присел. На столе лежало несколько медицинских книг. Он взял одну и открыл её на странице, где была вложена закладка. В течение всего следующего часа он читал, делая иногда пометки в тетради. Вдруг он услышал, как стукнула входная дверь и кто-то стал подниматься по лестнице, которая была старой и потому поскрипывала. Он узнал мягкую поступь и понял, что это была она. Шаги миновали дверь его комнаты.

Потом Мирек услышал, как открылась и закрылась дверь в ванную комнату. Через некоторое время стало слышно плескание воды в ванне. Мирек представил себя, как Аня расстёгивает своё коричневое шерстяное платье. Интересно, какого цвета белье она носит? Что-нибудь лёгкое, прозрачное? Нет, наверное, большие бесформенные панталоны.

Мирек попытался отогнать от себя эти мысли и сосредоточиться на книге, но лишь с большим трудом смог переключить своё внимание на занятия. Скибор подумал, что почки — это самый неинтересный орган человеческого тела. Он удивлялся, как это Гамелли мог посвятить всю свою жизнь изучению этого органа. Но тут Мирек услышал, как Аня вышла из ванной, прошла по поскрипывающим половицам и вошла в соседнюю комнату. Стенки были тонкими, так что Мирек мог представлять себе всё, что происходит там. Он услышал вялый звук скрипнувших пружин кровати и представил себе, как она, сидя на кровати, сушит волосы — густые, чёрные, великолепные волосы, до последнего времени знавшие только монашеский головной убор. Интересно, она раздета? Мирек закрыл глаза и попытался вообразить себе эту картину. Она получилась очень смешной. Всё, что Мирек мог себе представить, так это лицо Ани, а её тело в его мыслях было облачено в чёрное с белым одеяние монашки.

Наконец Мирек закрыл книгу и отправился в кровать, заснув вскоре как убитый.

— Что это такое?

Профессор, читающий в институте цикл лекций, пустил по столу большую банку. Мирек взял её и внимательно изучил содержимое.

— Это часть почки.

— Вы что, так шутите?

— Нет, синьор.

Профессор вздохнул:

— Ладно. Что же произошло с этим органом?

Они сидели в одном из кабинетов института. Тут были профессор, Мирек напротив него и отец Гамелли, сидевший позади них около двери. Мирек уже закончил курс обучения и теперь проходил проверку своих знаний в области нефрологии. Он громко выдохнул воздух и повертел банку в руках. Часть деформированной почки повернулась в жидком формальдегиде. Мирек заметил скопление наростов, содержащих какую-то тёмную жидкость.

— Мы можем наблюдать прогрессирующее поражение множественными кистообразными образованиями.

Профессор кивнул и сделал какую-то пометку в блокноте.

— Ещё что-нибудь можете сказать?

Мирек решил идти напролом:

— Пациент умер не от старости.

Он заметил, как профессор метнул через плечо взгляд на Гамелли. Он подумал, что, наверное, сказал что-то очень глупое.

Профессор задал ещё один вопрос:

— А какое лечение предложили бы вы при жизни пациента?

Тут Мирек вспомнил то, что он читал за день до экзамена:

— Смертельный исход заболевания не мог быть предотвращён ничем, кроме трансплантации.

Профессор кивнул и опять что-то записал в своём блокноте.

Беседа продолжалась ещё около получаса. Мирек понимал, что на некоторые вопросы он ответил абсолютно неверно, но позже в кабинете у отца Гамелли священник сообщил Миреку, что в общем остался им доволен.

Улыбнувшись, он сказал:

— Профессор был в таком недоумении. На некоторые вопросы вы отвечали просто отлично, показывая хорошее знание дела, а на некоторые абсолютную ерунду. Но не волнуйтесь, в целом вы оставили хорошее впечатление.

Он протянул Миреку руку:

— Удачи вам в ваших сложных делах.

Мирек пожал руку врача и поблагодарил его:

— Отец мой, если у меня когда-нибудь будут проблемы с почками, я точно знаю, куда обратиться.

Священник покачал головой:

— У таких людей, как вы, не бывает подобных заболеваний.

По пути обратно на конспиративную квартиру Мирек пытался понять, что же имел в виду Гамелли.

Он сидел рядом с водителем, молодым рыжеволосым священником. За все пять дней, что тот возил Мирека в институт и обратно, он не вымолвил ни слова, как будто был немым. Мирек понял, что таково было распоряжение Хайсла. Они добрались до места к полудню. Мирек вылез из машины и подчёркнуто вежливо поблагодарил шофёра. Тот в ответ просто кивнул и уехал.

Дверь открыла Аня. На ней был её бежевый плащ. Она взяла его под руку и объявила:

— Ты поведёшь меня пообедать. Отец Хайсл по какой-то срочной надобности умчался в Рим два часа назад. Приедет только вечером, а синьора Беналли сегодня в отгуле.

Мирек не стал сопротивляться. Уже на улице он спросил её:

— Что же такое стряслось, что он так срочно должен быть в Риме?

— Я не знаю. Ему кто-то позвонил, и он тут же выехал. Мне показалось, что он был чем-то обеспокоен. Он предупредил, что мы должны быть готовы утром покинуть Флоренцию.

— Куда мы выезжаем?

— Он не сказал. У тебя достаточно денег?

— Для чего?

Аня посмотрела на него и улыбнулась.

— Для дорогого обеда. Что-нибудь вроде устриц. Синьора порекомендовала мне один отличный ресторанчик недалеко отсюда. А моему мужу нравятся устрицы?

Мирек посмотрел на неё. Её макушка была на одном уровне с его плечом. Несмотря на обеспокоенность по поводу внезапного отъезда Хайсла, он стал постепенно заражаться спокойным настроением женщины.

— Я и не знаю. Однажды я, правда, пробовал консервированные креветки. Заказ придётся делать тебе.

Тут Аня высвободила свою руку, но Мирек мягко взял её ладонь. Она повернулась и быстро взглянула на него. Он не отпустил её руки, весело заметив:

— Нет ничего необычного в том, что молодая супружеская чета идёт, взявшись за руки. Ты не должна забывать, какую роль мы обязаны играть для окружающих.

Аня послушно кивнула. Ладонь у неё была слегка влажной. Он сжал её, но Аня никак не отреагировала.

Они выбрали уютный столик в тихом уголке. Официант хотел было подвинуть стул Ане, но Мирек опередил его. Когда Аня села и стала расстёгивать свой плащ, Мирек нагнулся и поцеловал её в затылок. Он почувствовал, как она вся напряглась. Официант одобрительно смотрел на эту сцену. Мирек сказал, садясь на своё место:

— Дорогая, это напоминает мне то бистро в Таорминс.

Она посмотрела на него в недоумении. Мирек улыбнулся:

— Ты что, забыла, дорогая? Во время нашего медового месяца. По-моему, это было на третий день. Я помню, что был очень уставшим.

Мирек думал, что она покраснеет, но на этот раз ошибся.

— Ну конечно же! Помню, помню! По-моему, мы ели омаров. А ты был измучен всем этим купанием и загоранием. Да, ты тогда переусердствовал, дорогой.

Тут она повернулась к официанту и спросила:

— У вас есть омары?

Тот с сожалением покачал головой и протянул Ане меню:

— Но зато у нас есть свежие креветки, выловленные только утром.

Аня не стала совещаться с Миреком. Она заказала мидии в белом вине с чесноком, поджаренные на углях креветки с майонезом и салат. Она спросила официанта, какое вино он мог бы порекомендовать, и тот предложил «Soave». Мирек сидел, очарованный её манерами.

Он знал, что она находилась в лоне церкви чуть ли не с самого рождения. Хайсл говорил ему, что Аня живёт вне монастыря всего лишь около месяца. Но Мирек видел, что она ведёт себя как уверенная, опытная женщина. Она с улыбкой отдала официанту меню, а затем сбросила свой плащ. Сегодня она была в тёмной однотонной блузке и в кремовой юбке. Без сомнения, она выглядела изысканно. Тут Миреку пришла в голову одна идея, и он сказал:

— Твоя красота будет привлекать всеобщее внимание во время нашего путешествия.

— Не беспокойся. Это уже продумано. Я умею, когда надо, выглядеть самой непривлекательной женщиной в мире. Но… ведь после этого путешествия я опять отправлюсь в монастырь… так что я решила сегодня одеться так, как я хотела бы выглядеть, если бы не стала монахиней. Ты не против?

Мирек покачал головой. На её губах было нанесено чуть-чуть помады, и ресницы были лишь немного подкрашены. Когда он поцеловал её, то не почувствовал запаха духов, а только запах чистой женской кожи. Сейчас Аня напомнила Миреку его родную сестру, те времена, когда они в детстве вместе с ней играли. Раньше он гнал от себя эти мысли, а теперь они сладко бередили душу.

Принесли мидий. Мирек принялся было за еду, но вынужден был остановиться и подождать, пока Аня прочитала свою молитву. Мирек улыбнулся, и она, подняв голову, тоже улыбнулась ему. Тем временем официант открыл бутылку и налил немного вина Миреку в бокал. Но тот покачал головой:

— Пусть лучше моя жена попробует. Она в этом деле специалист.

Официант понимающе улыбнулся и поставил бокал перед Алей. Она взяла его, подняла на свет и немного взболтала вино. Затем поднесла бокал к лицу, вдыхая аромат. Наконец пригубила вино, подержала его во рту и проглотила. Аня с достоинством кивнула, и официант наполнил оба бокала. Когда он удалился, Аня засмеялась. Мирек спросил её:

— Тебя что, этому тоже специально обучали?

— Да нет, просто я видела по телевизору, как это делается.

Она подняла бокал на свет ещё раз и внимательно поглядела на вино:

— Очень красивый цвет… В первый раз в своей жизни я пью неосвященное вино.

— Оно тебе понравилось?

Она отхлебнула ещё немного и кивнула:

— Да, Мирек. Я думаю, потому что оно сухое, ведь наше святое вино очень сладкое.

Она улыбнулась:

— А может быть, ещё и потому, что это — запретный плод…

Мирек поддержал эту нить разговора:

— Наверное, в твоей жизни было достаточно таких запретных плодов.

Он заметил насторожённый блеск, появившийся в её глазах.

— Ты не хочешь испробовать других?

— Нет. Пара бокалов вина — и этого достаточно.

Она опять отхлебнула вина и задумчиво сказала:

— Я надеюсь, что ты не станешь заставлять меня вкушать от греховного древа.

Аня посмотрела Миреку прямо в глаза. Он тоже посмотрел на неё и просто улыбнулся. Подошёл официант с креветками.

До конца обеда Миреку удалось дотронуться до Ани ещё раз. Это было в момент, когда они соприкоснулись, погрузив пальцы в чашу для мытья рук. В эту секунду Мирек решил, что ещё до того, как они доберутся до Москвы, он познает её тело. Впервые в жизни он встретил женщину, которая, без сомнения, была девственницей. Эти мысли заставляли его сердце учащённо биться.

А Аня, казалось, и не подозревала об этом. Ей захотелось мороженого. Официант, который к этому моменту был окончательно покорён Аней, предложил «тартюфо». Мирек отказался.

На тарелке «тартюфо» выглядело не очень аппетитно: большой ком шоколада, сверху покрытый слоем чего-то не совсем понятного. Но когда Аня попробовала, послышался возглас одобрения. Она настаивала, чтобы Мирек попробовал мороженое, и поднесла полную ложечку к его губам. Мирек проглотил первую порцию, и ему тоже понравился вкус «тартюфо». Так что доедали они его вдвоём, угощая друг друга по очереди с ложечки.

За кофе Аня объявила, что хочет посетить галерею Уффици.

— Что это такое? — спросил Мирек.

— Это один из самых известных музеев в Италии. Мне говорили, что там много бесценных произведений искусства. Вряд ли я ещё когда-нибудь смогу получить возможность посетить его.

Они отправились в музей. Мирек не имел обширных познаний в искусстве и не относился к числу его ценителей, но энтузиазм Ани заразил даже его. Они примкнули к группе немецких туристов и внимательно слушали всё, что экскурсовод рассказывал о творениях Леонардо да Винчи и Караваджо… Когда они шли обратно на конспиративную квартиру, Мирек взял Аню за руку, и на этот раз она не стала её отдёргивать.

Вечером Аня нашла в холодильнике немного ветчины и салями и приготовила бутерброды и салат из овощей. Они уселись за столом на кухне, и Мирек открыл бутылку вина, но на этот раз Аня отказалась, не сделав даже единственного глотка. Она стала какой-то задумчивой, погрузилась целиком в свои собственные мысли. Мирек спросил её:

— Аня, ты поняла, что можно жить совершенно другой жизнью? Что стены монастыря — то же самое, что и стены тюрьмы?

Она встала, собрала грязные тарелки и поставила их в раковину. Когда она начала их мыть, Мирек подумал, что не услышит ответа на заданный вопрос, но она тихо ответила:

— Я никогда не ощущала себя пленницей, ведь я сознательно выбрала такую жизнь. И я была счастлива. Конечно, я знала, что светская жизнь сильно отличается от монастырской, но я не хотела жить такой жизнью. Да, мне интересно посмотреть, какова эта жизнь; для меня это то же самое, что отправиться на другую планету, в совершенно иной мир. Но вот что я тебе скажу: я буду рада снова очутиться в стенах моего монастыря, выполняя священные обеты.