Кризи прошел по коридору, покрытому толстым ворсистым ковром. Примерно на половине пути он заглянул через раскрытую дверь в комнату. В ней было много мебели, но людей не было. Он направился по коридору дальше, до двери слева, которая вела на кухню.

Десять минут спустя он варил себе кофе. В ночном халате вошла Блонди. Ее иссиня-черные крашеные волосы были закручены на бигуди. Лицо шестидесятилетней женщины казалось непривычным без обычного толстого слоя грима. Она подозрительно озиралась. За ее спиной высилась внушительная фигура смуглокожего мужчины, правая рука которого скользнула под полу распахнутого пиджака. Его ничего не выражавшие глаза были похожи на черные пуговки.

Блонди перекрестилась и быстро-быстро пробормотала по-итальянски слова молитвы. Потом произнесла по-французски:

– А я слышала, что ты умер.

Кризи улыбнулся. Было видно, что он привязан к вошедшей женщине.

– Прости меня, Блонди, – сказал он. – Я никак не мог дать о себе весточку – это было просто невозможно.

Повернувшись, Блонди сказала через плечо стоявшему сзади охраннику:

– Теперь можешь идти. Все в порядке. Прикрой за собой дверь поплотнее.

Когда тот ушел, она подошла к Кризи, обняла его и долго так стояла. Потом дала ему сильную пощечину.

– Никогда больше так не делай, – прошипела она. – Я ходила в церковь и молилась о спасении твоей души, хотя и не уверена, что душа у тебя есть. Я за тебя свечи ставила… и много по тебе плакала.

Теперь она снова разрыдалась. Он прижал ее к груди и прошептал в бигуди:

– Прости меня, Блонди. Так было надо.

Она отстранилась, утерла рукавом слезы и сказала:

– Наверное, так оно и было… Что тебе сейчас нужно?

– Сначала – чашечку кофе, потом – что-нибудь поесть, а после этого – хорошенько выспаться.

– Сколько пробудешь у меня?

– Дня два, может быть, три.

Блонди сразу же стала хлопотать по хозяйству, словно мать для любимого ребенка.

– Иди в свою комнату. Я принесу тебе туда кофе и еду. Только не говори, что тебе приготовить, – я сама знаю.

Она обернулась и бросила в его сторону свирепый взгляд.

– Но прежде чем заснуть, ты все мне расскажешь… Ты должен сполна рассчитаться за все мои молитвы, свечи и слезы.

– Обязательно, – серьезно ответил Кризи.

Он вошел в бар без четверти десять. Некоторые лица ему были знакомы. Его не узнал никто. Блонди была большой мастерицей по гриму. Она целый час трудилась, чтобы изменить овал его лица, сгустить брови и прилепить густые усы.

Бар был просторным, стойка стояла у дальней от входа стены. Все здесь выглядело очень просто, каждая вещь имела свое назначение. По полу были разбросаны опилки.

Подойдя к стойке, он заказал пиво, отметив про себя, что бармен Венса мало изменился за несколько лет. Взяв кружку, Кризи сел за свободный столик, одиноко стоявший в углу. Завсегдатаи знали, что те, кому надо было переговорить конфиденциально, садились либо за этот столик, либо за тот, который стоял в другом углу зала.

Бар этот служил своего рода биржей для людей из мира, скрытого от глаз обывателей. Здесь продавали и покупали информацию, совершали сделки, заключали контракты.

Штопор пришел ровно в десять. По виду ему можно было дать шестьдесят с небольшим, однако Кризи знал, что на самом деле он был существенно старше. С ним вошел еще один мужчина, значительно моложе. Штопор внимательно осмотрел бар и остановил взгляд на Кризи. Одурачить Штопора не могло даже мастерство Блонди. Он сказал что-то своему спутнику, и тот покорно направился к стойке.

Пожилой мужчина приблизился к столику Кризи и сказал:

– Насколько я знаю, раньше такое случилось лишь однажды.

– Что именно? – спросил Кризи.

Губы Штопора растянулись в широкой, хитроватой улыбке. Свое прозвище он получил за то, что мог не только проникнуть куда угодно, но и выбраться откуда угодно целым и невредимым.

– Восстание из мертвых, – ответил он.

Выпить ему Кризи не предложил, зная, что Штопор пьет только воду, а в барах и от нее отказывался. Этот человек был немногословен.

– Зачем ты хотел меня видеть?

– Работенка есть, – ответил Кризи. – Деликатного свойства… Но платят за нее хорошо.

– Насколько хорошо?

– Триста тысяч.

Уточнять, в какой валюте, не было необходимости. Все сделки в этом баре оценивались только в швейцарских франках.

– Проходить операция будет в несколько этапов, – продолжил Кризи, – в течение ближайшего года или двух. При этом каждый месяц будет реально занято не больше четырех-пяти дней.

– Где?

– Мне нужны две конспиративные квартиры, совершенно безопасные – одна в Дамаске, вторая в Алжире. Хотелось бы, чтобы они были небольшие и находились в оживленных районах, недалеко от базаров. Каждый месяц там должен кто-нибудь появляться на несколько дней, чтобы казалось, что в них живут. Люди, которые будут туда наведываться, должны иметь четко отработанную легенду и все необходимые документы. Лучше всего, если они будут представляться коммерсантами. А еще мне нужно, чтобы ты переправил в Дамаск и в Алжир кое-что из оборудования и припрятал его для меня в тайниках на снятых квартирах.

– Тебе тяжелое оборудование понадобится? – спросил Штопор.

Кризи покачал головой.

– От среднего до легкого. Пару РПГ-7, пару автоматов – лучше всего «узи», пару тяжелых пистолетов – желательно «Кольты-1911». Кроме того, мне понадобятся две снайперские винтовки с ночными прицелами и глушителями. Ну и гранаты – пару дюжин, осколочные и фосфорные. Еще, естественно, боеприпасы. По четыре ракеты к каждой из установок РПГ-7, по восемь обойм к каждому «узи» и то же самое – для «кольтов». Все нужно доставить по двум адресам в течение двух месяцев, хотя не исключаю, что пользоваться всем этим мне придется ближайшие два года. Для каждой квартиры приобрети приличный набор медикаментов. Ты мне в этом поможешь?

Штопор покачал головой.

– Нет.

– Ты занят сейчас чем-то другим?

– Нет, – снова покачал головой Штопор. – Я ушел на пенсию. В прошлом году мне стукнуло семьдесят.

Кризи раздраженно вздохнул.

– Тогда какого черта ты здесь сидишь и позволяешь мне перед тобой задницу заголять? Почему ты мне сразу не сказал?

Штопор сделал жест в сторону бара. Его напарник отошел от стойки, подошел к ним и сел за столик. Ему было около сорока. Худ он был настолько, что походил на скелет. Волосы его уже сильно поредели, на носу сидели очки с толстыми линзами. Других запоминающихся примет он не имел. Вряд ли у кого-нибудь возникло бы сильное желание взглянуть на него второй раз.

– Это мой сын, – сказал Штопор. – Он может взяться за эту работу.

В голове Кризи сразу же возникла масса вопросов, но внезапно он решил не задавать их. Штопор никогда не стал бы представлять ему своего сына, если не был бы совершенно уверен в том, что с работой он справится. Должно быть, он обучил сына своему ремеслу, создав что-то вроде семейного бизнеса.

– Как тебя называют? – спросил он подсевшего к ним человека.

Ответ он получил немедленно – прямой и совершенно исчерпывающий:

– Штопор Два.

– Ты женат?

– Да. У меня два сына – Штопор Три и Штопор Четыре.

– Мне повторить ему вкратце суть дела? – спросил Кризи пожилого мужчину.

Штопор покачал головой.

– Нет. Я сам это сделаю. Хотел бы только задать тебе пару вопросов. Прежде всего: ты намерен эти квартиры снять или купить?

– Купить. Никакой роскоши мне не нужно, они должны соответствовать человеку, ведущему скромное дело.

– Как с финансовой стороной вопроса?

– У тебя еще не изменился банковский счет в Люксембурге?

– Нет.

– Сто тысяч ты получишь завтра к концу дня. На первое время этого хватит на расходы, квартиры и оборудование. Понадобится еще – дай мне знать. Триста тысяч за работу будут поступать в течение десяти месяцев, по тридцать тысяч в месяц. Если все кончится быстрее, чем я рассчитываю, остаток я выплачу сразу по завершении дела. – Из внутреннего кармана пиджака он вынул визитную карточку и протянул ее Штопору через стол. – Держи меня в курсе вот по этому адресу. Если что, связывайся со мной по этому телефону. Если меня там не окажется, передай свое сообщение Майклу Кризи.

Впервые за все время беседы на лице Штопора отразились какие-то эмоции.

– У тебя же нет ни братьев, ни сыновей, – сказал он, не спрашивая, а констатируя.

– У меня есть сын, – ответил Кризи. Не сводя глаз с лица Штопора, он указал на его наследника и партнера. – Как и ты, я решил продолжать семейный бизнес.

Кризи вернулся в «Паппагаль» вскоре после полуночи. Дверь ему открыла сама Блонди.

– У меня возникли проблемы, – нервно сказала она. – Рауль заболел, и мне пришлось отправить его домой. А охранник, которого я в таких случаях приглашаю на подмену, сейчас в отпуске.

– Не волнуйся, – ответил Кризи. – Думаю, с их функциями я вполне смогу справиться.

Он последовал за ней по коридору. Когда они проходили мимо распахнутой двери, расположенной по правую сторону, Кризи заметил, что в просторной комнате за стойкой бара сидят несколько мужчин в костюмах делового покроя. Девушки, выжидая, расположились в удобных креслах и на диванчиках. Все они были одеты очень элегантно, все были молоды и красивы. Публичный дом Блонди не зря считался заведением высшей категории. Однако иногда и здесь случались неприятности, особенно когда «Паппагаль» посещали дипломаты из стран «третьего мира». Нередко они вели себя чересчур самонадеянно, уповая на дипломатическую неприкосновенность.

Кризи и Блонди вошли на кухню. На столе лежала кобура, из которой торчала рукоять пистолета. Он снял пиджак и надел кобуру, потом вынул из нее «беретту» и проверил обойму. Она оказалась пустой. В стволе патрона тоже не было. Кризи сунул «беретту» обратно в кобуру. Все дело было в договоренности, достигнутой Блонди с полицией. В обход правил охраннику разрешалось иметь оружие, но только незаряженное. Убить из него распоясавшегося посетителя не убьешь, но напугать – можно.

Кризи надел пиджак и вышел из кухни.

– Я принесу тебе кофе, – бросила ему вслед Блонди.

Одиннадцать из двенадцати комнат заведения занимали работавшие здесь женщины, а одну – Рауль или охранник, который его подменял. Все комнаты женщин были богато обставлены, со множеством зеркал. По сравнению с ними помещение Рауля выглядело более чем скромно. Там стояли узкая кровать, стол, два стула и цветной телевизор, чтобы охранники могли развеять скуку долгих ночных часов.

Прямо над телевизором были укреплены одиннадцать лампочек с номерами. Если у кого-то из женщин возникали неприятности с клиентом, достаточно было нажать скрытую в изголовье кровати кнопку, и в комнате Рауля сразу же зажигалась соответствующая лампочка.

Кризи включил телевизор и нашел последние известия. Спустя пять минут в комнату деловито вошла Блонди с подносом, на котором стояли кофеварка с горячим кофе, чашка и рюмка с коньяком.

– Ты есть будешь?

– Я уже поужинал. Иди занимайся своим делом.

– Сегодня только с одним типом могут быть неприятности, – сказала Блонди. – Он обычно приходит около часа. Это военный атташе чилийского посольства. Настоящий мачо. Моим девочкам иногда сильно от него достается. Он договорился с Николь встретиться в час. Она в седьмой комнате.

Сообщив это, она вышла из комнаты.

Кризи выпил кофе, пригубил коньяку и погрузился в мир катастроф, смертей и увечий, о которых вещали с экрана телевизора. Бейрут, Западный берег Иордана, Кашмир, Эфиопия, Шри-Ланка. Со всех концов планеты эфир доносил скорбные вести.

В половине второго зажглась лампочка седьмой комнаты. Чтобы оказаться там, Кризи понадобилось шесть секунд. Распахнув дверь, он услышал приглушенный стон. Николь лежала на животе, уткнувшись лицом в подушку. Верхом на ней сидел мужчина.

Кризи закрыл за собой дверь и сказал:

– Хватит. Слезай.

Мужчина обернулся. Похоть на его лице сменилась выражением ярости. Мужчина был крупным и чрезвычайно волосатым. Черные густые волосы покрывали его спину, грудь, руки и ноги. Сунув руку под пиджак, Кризи спокойно стоял около двери.

– Слезай с нее, – сказал он, – одевайся и уходи.

Мужчина грязно выругался по-испански. Кризи ответил ему на том же языке:

– Я плевал на твою дипломатическую неприкосновенность.

Он вынул из кобуры «беретту».

Чилиец снова выругался и слез с женщины. Она перевернулась на спину – длинное тело, длинные ноги, длинные черные волосы. Когда она взглянула на чилийца, в глазах ее горела ненависть.

– Что произошло? – спросил Кризи.

– Он хотел мне заплатить дополнительно, – ответила Николь, – чтобы сделать мне больно. Тысячу франков. Я отказалась. Но он все равно сделал, что хотел. Завтра этот подонок уезжает и больше сюда не вернется. Он специально все рассчитал.

Мужчина одевался. Он клял Николь на все лады. Говорил он, путая французские и испанские слова. Разъяренная Николь стала подниматься с постели. Ее остановил голос Кризи.

– Не двигайся. Лежи как лежала.

Чилиец завязал галстук и надел пиджак. Сорока ему еще не исполнилось, был он физически крепким, судя по всему, очень следил за собой.

Подойдя к Кризи, он взглянул ему прямо в глаза и прорычал с ненавистью:

– Если бы не твоя пушка, ублюдок, я бы тебе руки быстро укоротил.

Кризи открыл дверь, бросил «беретту» на ковер в коридоре, спокойно захлопнул дверь и протянул обе руки вперед.

– Сделай одолжение.

Чилиец осклабился в ухмылке.

– На трусливую курицу ты не похож, – сказал он.

Кризи ухмыльнулся в ответ.

– Тебя бойцовым петухом тоже никак не назовешь.

Он спокойно смотрел, как взгляд чилийца, приблизившегося к нему почти вплотную, замутняется ненавистью. Когда дипломат снова заговорил, голос его звучал мягко, почти дружески.

– Ладно. Мне неприятности не нужны. Эта сучонка того не стоит. – Он улыбнулся и поднял руки раскрытыми ладонями вперед. – Мир, договорились?

– Как тебе будет угодно.

Кризи заметил, как чилиец внезапно сжал правую руку в кулак и развернулся для удара. Он отклонился чуть влево, и кулак чилийца рассек воздух в дюйме от его лица. В следующее мгновение дипломат получил сильнейший удар по корпусу и мешком свалился на пол. Кризи ударил его по лицу. Мужчина лежал на спине без сознания. Из носа и рта у него текла кровь. Кризи склонился, взял его левую руку и положил запястьем себе на правое колено. После этого резко ударил по запястью ребром ладони.

Николь услышала хруст кости. Через пять секунд, когда правая рука чилийца была сломана и в локте, хруст повторился.

Кризи поднял на нее глаза. Лицо ее было белым как мел. Она перекрестилась и пробормотала что-то неразборчивое.

– Сходи за Блонди, – сказал он. – Скажи ей, что надо вывезти «багаж».

Николь накинула на себя красный махровый халат. По дороге к двери она переступила через лежавшее на полу тело чилийца, потом склонилась и плюнула ему в лицо. После этого улыбнулась и сказала Кризи:

– Завтра ему домой вылететь не придется.

Кризи лег в три. В четверть четвертого раздался тихий стук в его дверь: Николь вошла в том же красном халате. Она села на край кровати и взглянула на него. В комнате было тепло, прикрывавшая его простыня оставляла грудь открытой. Николь провела по ней рукой, коснулась шрамов. Потом сбросила халат.

Посмотрев на него сверху вниз, она прошептала:

– Блонди сказала мне, чтобы я понапрасну не тратила время – со шлюхами ты любовью не занимаешься.

Он пристально на нее посмотрел, затем откинул простыню и легонько похлопал ладонью по постели рядом с собой. Когда она легла, он погасил свет. Через несколько минут Николь, перекинув руку через его грудь, уже спала. Ее голова покоилась на его плече. Хотя Блонди и оказалась права, заснула Николь умиротворенной: спать вместе и не заниматься любовью – не в этом ли проявляется высшая степень близости между мужчиной и женщиной?